Текст книги "Повести"

Автор книги: Сергей Голицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 37 страниц)

Глава шестая
ОБ АНДРЕЕ БОГОЛЮБСКОМ

Еще Тычинка настоятельно советовал побывать в Боголюбове, где сохранилась часть великокняжеского дворца двенадцатого века, построенного Андреем Боголюбским, и находится замечательный памятник архитектуры того времени – церковь Покрова на Нерли. Не нападем ли мы там на следы березовых книг?

Ехали мы, ехали на автобусе по асфальтовому шоссе и все не могли выехать из Владимира. Кончался один завод, начинался другой. Из-за свежей зелени тополевых аллей виднелись то многоэтажные корпуса цехов с широкими, горевшими на солнце стеклами окон, то какие-то высокие металлические сооружения, то горы каменного угля…

Доброе село упоминается в летописях с тринадцатого века – там велись раскопки древнего городища. А какое же это было село – все тот же огромный и нарядный новый Владимир. Веселые и светлые высокие дома с яркими вывесками магазинов мелькали за окнами автобуса. А недавно возле последней троллейбусной остановки экскаватор неожиданно выкопал захоронение древнейшего во всей Владимирской области человека, жившего десятки тысяч лет назад.

Наконец приехали мы в Боголюбово, тоже современный город, и только там, на задворках монастыря, сзади белого здания школы, отыскали старину.

Какая-то бабушка вышла из-за угла Госбанка, отирая о фартук руки.

– Сторожем я при музее. Пойдемте за мной, покажу вам, – заговорила она с сильным ударением на «о».

Ребята засмеялись, услышав непривычное владимирское оканье, засмеялась и бабушка. Маленькие, живые глазки ее ласково оглядели нас.

– Откуда вы, граждане хорошие?

– Московские мы, московские, – нарочно так же на «о» ответил Николай Викторович.

– Вот дворец Ондрея Боголюбского, – показала сторожиха.

Я всегда считал: раз дворец – значит, это нечто огромное, со множеством окон, с массой вычурных украшений, с роскошными залами… А тут за палисадником запрятался небольшой, с узкими оконцами, белокаменный двухэтажный терем.

Украшений на нем почти не было; только поперек стен шел выпуклый поясок с маленькими полуколонками, свисавшими вниз. Оконца разместились как будто беспорядочно: то здесь одно, то там два вместе.

Бабушка тут же нам объяснила, что сам дворец давно был разрушен до основания, а от старины сохранились только сени дворца и башни перехода к собору; сам собор тоже давно погиб.

Вид очень портила колокольня, воздвигнутая над этими сенями вместо уничтоженной крыши. Впрочем, сразу можно было догадаться, где сохранилась истинная старина, а где в прошлом столетии надстроили безвкусицу.

Я припоминал свои знания по русской истории:когда-то отец Андрея – Юрий Долгорукий – убил боярина Степана Кучку, владевшего землями по Москве-реке. На месте усадьбы убитого боярина Юрий основал небольшую крепость Москву, а сыновей Кучковичей принял в свою дружину. Кучковичи, казалось бы, верно служили Юрию, а впоследствии сыну его – Андрею; но в сердцах своих они таили злобу и месть… Андрей, прозванный Боголюбским, основал на северо-востоке Руси сильное государство. Города Владимир, Суздаль, Ростов, Ярославль, Муром – все земли между Окой и Волгой были под его властью. Но Кучковичам и другим боярам не по нраву пришлась тяжелая рука Андрея…

Ребята между тем обступили бабушку, и она начала рассказывать:

– А они-то, братья Кучковичи, шурьями приходились Ондрею. Их сестра Улита была за ним замужем. Кучковичи и повели меж собой такой разговор: «Князь-то Ондрей приказал нашего братана

, тоже Кучковича, зарубить, значит, и до нас доберется». Анбал, ключник, с вечера пролез в княжьи покои и выкрал меч Ондреев. Ондрей этот меч завсегда на ночь возле своей постели клал. Их, злодеев, было человек, верно, двадцать. Подошли они к этой дверце…

Мы, юные туристы, пройдя под тяжелыми сводами перехода, с невольным трепетом так же подошли к этой самой, маленькой, вросшей в землю железной дверце. В величайшей спешке Лариса Примерная застрочила в своем дневнике.

– …Враги стали стучать. Ондрей изнутри спрашивает: «Кто там?» А какой-то из злодеев говорит: «Это я, Прокопий». А Прокопий был самый верный слуга князя, только злодей Анбал услал Прокопия в ту ночь во Владимир. Ондрей и открыл дверь…

Сторожиха огромным, размером с полено, ключом открыла эту самую, массивную железную дверь. Мы увидели узкую, крутую лестницу с поворотами, с узкими, крошечными оконцами, то справа, то слева. Каменные ступени, исчезавшие в полутьме, вели в верхние покои. Мы стали медленно подниматься по лестнице…

Бабушка продолжала рассказывать, как здесь, на этих ступеньках, и выше, в первой горнице, завязалось страшное побоище двадцати вооруженных против одного безоружного. В тесноте злодеи не могли наброситься на свою жертву все вместе. Андрею удалось выхватить меч у одного из убийц и тяжело его ранить.

Но враги перебили Андрею руку, перебили ногу, ударили мечом по голове. Он упал, потеряв сознание. Враги сочли его мертвым, спустились во двор. Андрей между тем очнулся, пополз вниз по лестнице и спрятался в небольшой нише стены…

Сторожиха показала нам эту историческую нишу. Мы увидели засохший березовый веник, прислоненный к задней стенке ниши.

– Никак не успеваю записывать, – простонала Лариса Примерная.

– И не записывай! – огрызнулся на нее Миша. – Только слушать мешаешь.

Враги, видимо желая ограбить, вторично поднялись по лестнице и, не найдя трупа Андрея, испугались. При свете факелов по кровавым следам обнаружили они в нише раненого, выволокли его во двор и там добили. Тело несчастного шесть дней пролежало в огороде, пока его не похоронили.

Владимирские горожане жестоко расправились с убийцами: они поймали их, связали, положили в просмоленные гробы и бросили в озеро, которое называется поэтому Плавучим. А княгиню Улиту, подозреваемую в соучастии, утопили в другом озере. И с тех пор то озеро называется Поганым.

Бабушка так картинно рассказывала, с такой уверенностью водила нас по всем тем закоулкам, где шел смертный бой, точно жуткое убийство произошло не в 1174 году, а совсем недавно, и она сама видела обезображенный труп Андрея и хоронила его.

Мы притихли, подавленные этим рассказом, и направились смотреть две низкие полутемные, холодные и такие неуютные горницы дворцовых сеней со сводчатыми расписными потолками, с толстыми, чуть ли не метровой толщины, такими же расписными стенами, увидели замурованную дверь, которая когда-то вела в исчезнувший дворец Андрея. Потом мы вновь спустились во двор. Хватит с нас этих ужасов!…

Бабушка нам показала, где несколько лет назад велись раскопки.

Возле древней стены увидели мы траншеи глубиной свыше двух метров. На дне траншеи различались каменные плиты – мостовая двенадцатого века.

Сейчас и сени и башня перехода как бы вросли в землю. Чтобы войти внутрь, мы спустились на две ступеньки вниз. А раньше какими они казались высокими! Тут, несомненно, стояло ныне не существующее крыльцо. Конечно, оно было резное, из того же белого камня, с острым чешуйчатым деревянным верхом… А равнодушные к старине монахи, когда крыльцо начало разрушаться от времени, не стали его подновлять, а безжалостно снесли, так же как снесли сам дворец…

Бабушка, видя, что мы ее внимательно слушаем, вошла во вкус и принялась рассказывать о раскопках.

– Тут копали студенты и нашли разные железки, бусины, черепки, монеты и костяное шило.

– Это не шило, это чтобы писать на бересте! – воскликнул Миша.

Спросили мы бабушку о березовых книгах и о берестяных свитках, скатанных в трубочки.

Наш вопрос нисколько ее не удивил. Она тут же начала рассказывать, что произошло на Руси после убийства Андрея Боголюбского. Два года во владимирской земле была великая смута. Рязанские князья, воспользовавшись беспорядками, напали на Владимир, забрали разные драгоценности, в том числе и книги, и увезли к себе. Но потом, когда великокняжеский престол занял младший брат Андрея – Всеволод Большое Гнездо, – он заставил рязанцев вернуть все эти драгоценности. Но какие там были книги, березовые или другие, – этого бабушка не запомнила.

– А то костяное шило где? – спросил Гриша.

Бабушка ответила, что шило взял начальник над раскопками, Аркадий Данилович Курганов. Он сейчас в Суздале живет, только вы от него все равно никакого толку не добьетесь. Он-то, Аркадий Данилович, ведь совсем глухой.

Бабушка призналась, откуда у нее такие богатейшие сведения из русской истории и откуда она знает такие подробности убийства Андрея Боголюбского: тот же Курганов много раз привозил сюда экскурсантов из Владимира, из Москвы и даже из Америки, и она всегда с большим интересом слушала его рассказы.

Лариса Примерная, потерявшая было надежду что-либо занести в свой дневник, тотчас же записала фамилию Курганова.

– Нашел! – раздался гулкий крик откуда-то снизу. Мы все бросились бежать. Я почувствовал, как у меня екнуло сердце.

Траншея раскопок заворачивала за угол. Там под башней виднелась черная дыра. Оттуда-то и вылезал сейчас Миша.

– Смотрите! – победно закричал он и протянул нам снизу большой, свернутый спиралью бараний рог.

Николай Викторович засмеялся:

– Ну вот, барана зарезали, из головы холодец сварили, а рог бросили.

– Я рог нашел на каменном полу двенадцатого века, значит… – не задумываясь, воскликнул Миша, – значит, э-э-э, это первый экспонат нашего музея!

– Так весь поход и потащишь? – усмехнулась Лариса Примерная. – Тебе никто помогать не будет.

– Так и потащу! – заупрямился Миша.

На этом мы распрощались со сторожихой. Она показала нам, как пройти к церкви Покрова на Нерли.

Глава седьмая
ДВЕ ЭПОХИ

Уже солнце клонилось к закату. Мы двигались цепочкой один за другим. Кроме одеяла, белья, чего-нибудь теплого и других личных вещей, мы несли за спиной трехдневный запас продуктов – консервные банки, крупу, сахар, компот, хлеб. В руках у нас были свернутые в чехлы восемь палаток да еще три громадных кастрюли, четыре ведра, сумка с медикаментами, топоры, саперные лопатки. За плечами я ощущал весьма и весьма солидную тяжесть.

И все-таки… И все-таки, несмотря на впивающиеся в плечи лямки рюкзака, до чего же мне было хорошо и легко на душе! О Москве не хотелось и думать.

Возле станции мы перешли рельсы и зашагали по маленькой тропинке через нескошенный луг. Слева виднелись два моста – один шоссейный, другой железнодорожный. Там текла невидимая Нерль, впадавшая где-то недалеко в Клязьму. Качались от ветра колокольчики, ромашки, розовые луговые васильки, желтые бубенчики. Бабочки летали с цветка на цветок.

Стрижи носились высоко в небе. Животворящий воздух, насыщенный запахами травы и цветов, свободно входил в легкие…

Мы двигались один за другим. У девочек на головах были шапочки и косынки, у мальчиков – панамки и бумажные колпаки. Никто из нас не говорил ни слова – все понимали важность этого часа: началось наше странствие пешком.

Нерли по-прежнему не было видно: она угадывалась налево, совсем недалеко, где росли ветлы на ее берегу.

Поперек речной поймы шли мачты линии высоковольтной передачи. Словно древний богатырь наставил на лугу вереницу огромных и воздушных кружевных башен. Эти башни появлялись со стороны Владимира, перешагивали через Нерль и исчезали за лесом, возле той дальней фабрики.

Вдруг впереди, в небольшой рощице, мелькнуло что-то ослепительно белое и ослепительно золотое.

Белокаменная, с большим золотым куполом над крышей церковь стояла окруженная группой столетних ветвистых вязов на берегу небольшого озерка и гляделась в его зеленые, покрытые ряской воды. Белые водяные лилии и золотые кувшинки заслоняли опрокинутое отражение белых стен, золотого купола и темных ветвей вязов.

Мы подошли ближе.

Справа от высокой узкой двери я увидел белую мраморную доску с надписью:

Церковь Покрова на Нерли, построена в 1158 – 1165 гг.

Всемирно известный памятник древнерусского зодчества.

Я обошел вокруг церкви. Все четыре стены ее были удивительно просты, почти без украшений, преобладали вертикальные линии с полукружиями под крышей. Длинные, очень узкие окна, маленькие выпуклые полуколонки-пояски – все было удлиненной формы, как бы устремлено вверх.

Сзади церкви стояла одна из мачт линии электропередачи. Ее железные, удивительно легкие очертания также устремлялись к небу.

Это соединение двух столь различных эпох нисколько не резало глаз, наоборот, оно было совершенно, было прекрасно…

Мы сбросили рюкзаки. Кто сел, кто остался стоять. Все молчали.

– А где мы будем ночевать? – неожиданно спросил Ленечка.

Да, вопрос был очень существенный. Ничего не поделаешь: пришлось нам спуститься на землю из царства сказок.

Рядом стояло два кирпичных дома, в одном жил сторож, а другой пустовал.

– Может, в палатках лучше? – нерешительно предложил Вова.

– Ну да, в палатках! – подхватил Вася.

– Погода совсем не жаркая, а Галя простужена, – твердо сказал я. – Она в палатке спать не может. А остальным совершенно все равно – в этом ли помещении или в палатках.

– Нет! – гневно ответила Лариса Примерная. – Мы Галю одну никуда не отпустим. Где она, там и остальные девочки.

Мальчики о чем-то оживленно зашептались. Миша горячо заспорил с Васей.

А бедная Галя, стоя в сторонке, наклонилась над своим рюкзаком. Конечно, ей были очень неприятны и очень обидны такие споры.

В конце концов солидарность с девочками победила. Мы великолепно переночуем в доме на полу. Все поместимся. Нарвем травы на подстилку, сверху разложим палатки, будет мягко и очень удобно.

За ночь погода сильно испортилась, подул сильный холодный ветер, с запада надвинулись низкие свинцовые облака, того и гляди, начнет накрапывать дождь.

Утром, после подъема, Николай Викторович заставил ребят скинуть куртки, шаровары, тапочки. Следом за ним вся команда помчалась вокруг церкви, мимо мачты, завернула к реке, закрутилась по мокрому лугу, подбежала к берегу. Николай Викторович скинул майку и прыгнул в воду. Только Вова и Миша решились последовать его примеру. Озябшие девочки встали рядком, как овечки. Наконец все бегом вернулись к костру и сели завтракать.

После завтрака Гриша созвал внеочередное заседание штаба. Он предложил утвердить Мишу в должности директора будущего школьного музея. Миша больше всех интересуется раскопками, бегает, ищет, старается; нашел, например, бараний рог.

Принимая новую должность, Миша мне подмигнул, и я понял: раз он согласился весь поход нести тяжелый и, по-моему, совершенно ненужный бараний рог, значит, он будет самым деятельным изыскателем березовых книг.

Вдруг за деревьями послышались чьи-то оживленные голоса.

Посланный на разведку Миша вскоре вернулся с широко открытыми глазами. Зелень травы испачкала спереди его майку и шаровары.

– Какие-то дяденьки на грузовике приехали, – задыхаясь от возбуждения, повторял он.

Ему удалось подползти совсем близко. Он увидел, что дяденьки выгружают…

– Да идемте, идемте скорее!

Мы тотчас же вскочили, плотной толпой двинулись следом за Мишей и увидели крытую грузовую машину. Несколько мужчин нагнулись над двумя таинственными приборами, напоминавшими соединенные между собой попарно «огнетушители».

Трое были одеты в синие комбинезоны, а четвертый, высокий, черноволосый, в одни только огненно-красные плавки. Мы подошли поближе, заметили в чемоданчиках еще какие-то приборы…

Что собирались тут делать эти приезжие? Главным начальником у них, несомненно, был тот, высокий, голый, с толстым животом: он разговаривал громче всех, жестикулировал, распоряжался.

– А вон еще двое, – указала Галя.

В стороне стоял сутулый пожилой человек, одетый в потертый серый костюм, и, прищурясь на церковь, с увлечением что-то объяснял худощавому юноше в ковбойке.

– Профессор, идите же, без вас мы не можем начинать съемку, – с раздражением позвал человек в плавках.

– Ага! – догадался Николай Викторович. – Это киносъемка, а люди в синем – кинооператоры.

Пожилой, которого назвали профессором, недовольно оглянулся и продолжал увлеченно рассказывать.

Человек в плавках пожал плечами, сел на траву, открыл один из чемоданчиков и всунул ноги в длинные темно-зеленые ласты, напоминавшие лапы гигантских лягушек. За спиной ему укрепили на манер рюкзака эти «огнетушители». Он надел на голову резиновую маску с круглым стеклянным окошком впереди, похожим на автомобильную фару. Две резиновые трубки шли от «огнетушителей» к маске и соединялись вместе с помощью пластмассового мундштука. Человек взял в рот мундштук…

Он сейчас полезет в озеро! – воскликнул Миша. В гости к русалкам, – добавила Галя.

– Тш-ш! – остановил их Николай Викторович.

Мы стояли затаив дыхание. Оказывается, и в наше время можно увидеть, правда, не русалку, но «русала» с широкими лягушиными ластами вместо рыбьего хвоста. Что он хочет искать?

Недавно я читал, как французские аквалангисты разыскали на дне Средиземного моря древнегреческий корабль, который две с половиной тысячи лет пролежал под водой.

Что же будет найдено в загадочной пучине этого озерка-старицы?

Профессор и его собеседник в ковбойке приблизились к берегу. «Русал» начал осторожно спускаться в воду – кинооператоры наставили на него свои аппараты и завертели их.

Погода была холодная, и сейчас любое купанье было подвигом, а лезть в глубину… Я посмотрел на «русала» с искренним уважением. Он зашел по грудь, нагнулся, раздвигая желтые кувшинки, и исчез под водой; только пузыри забулькали возле большого белого цветка водяной лилии. Тут же вновь показалась голова в маске. «Русал» торопливо вышел из воды, сорвал маску и дрожа стал обтираться мохнатым полотенцем

– На дне ключи нестерпимо холодной воды, – говорил он, натягивая штаны.

– Вдоль берега должна идти белокаменная отмостка, – сказал профессор.

– Ничего не заметил, – отмахивался полотенцем «русал», – полное отсутствие видимости, ил, грязь, муть, холод. Валера, полезай ты в своем водолазном костюме, – повернулся он к молодому человеку в ковбойке.

Пока доставали из кузова автомашины водолазный костюм, пока молодой человек с помощью кинооператоров одевался, пошел мелкий дождь.

Кинооператоры тотчас же объявили, что, к сожалению, продолжать съемку не могут, спрятали свои аппараты и залезли в кузов – под брезентовую крышу.

Бывший «русал» укрылся под вязом и оттуда время от времени отдавал распоряжения и бранил дождь. Профессор остался на берегу.

Мы все, не обращая внимания на непогоду, приблизились к водолазу и с интересом стали разглядывать его темно-зеленый прорезиненный костюм. Миша даже осмелился дотронуться до черного, похожего на старушечий ботик, резинового башмака.

Профессор считает, что покатое дно озерка возле берега должно быть замощено белым камнем со свинцовой подошвой. Николай Викторович помог водолазу надеть на спину баллоны-«огнетушители».

– Постарайтесь нащупать, до каких пор тянется по откосу каменная отмостка, – говорил профессор. – Даже если вы ничего, кроме отмостки, не найдете, и то я вам буду бесконечно благодарен.

Николай Викторович и двое мальчиков спустили водолаза на веревке.

Наступила напряженная тишина. Дождевые капли падали на траву, на воду; между кувшинок булькали и лопались пузыри; тихо пересмеивались между собой под защитой брезента кинооператоры; веревка то натягивалась, то вновь ослабевала…

Не знаю, сколько прошло времени: может, час, может, десять минут. Наконец трижды дернулась веревка. Николай Викторович, Миша и Вова потянули и выволокли водолаза.

Лицо молодого человека было бледно-зеленое, как у русалки, губы виновато улыбались. Николай Викторович помог ему снять костюм. Кинооператоры не выдержали, соскочили с кузова и заторопились к нам.

– Ил жидкий, как сметана, в этой мути ничего не видно, – рассказывал водолаз, тяжело дыша. – Я пополз на животе, ощупывая дно руками; отмостка прослеживается до глубины трех метров.

Профессор тщательно вымыл в озере находку – два белых камня – и стал рассматривать их в лупу. Наши мальчики окружили ученого и с разинутыми ртами глядели на него.

Камень побольше был вытесан в виде ровного, гладкого параллелепипеда, поперек одной из граней другого камня шла бороздка.

– Часть водосточного желобка, – говорил профессор. Его выразительные глаза блестели.

Мы узнали, что Клязьма текла раньше под самым Боголюбовом, оттуда заворачивала сюда, к церкви, и, огибая ее слева, соединялась с Нерлью. Уровень воды в реках тогда стоял значительно ниже, чем сейчас в этом озерке-старице. Холм, на котором высится церковь, искусственный – его воздвигли на самом мысе между обеими реками.

Церковь построили по воле Андрея Боголюбского в течение одного лета 1165 года в память его сына Изяслава, убитого во время похода. Позднее Нерль и Клязьма повернули свои русла, камни со склонов насыпанного холма были увезены.

– А скажите, – обратился профессор к молодому человеку, – вы под слоем ила еще ничего не нащупали?

– Какие-то мелкие предметы, кажется, просто камешки, – слабым голосом отвечал молодой человек. Он никак не мог прийти в себя.

– А маленькие трубочки из бересты вам не попадались? Все наши тотчас же насторожились. Но водолаз ответил отрицательно.

Я решил выбрать подходящий момент и обязательно спросить профессора о березовых книгах.

В разговор вмешался бывший «русал». Он сказал, что раз из-за ледяных ключей нырять в плавках нельзя, ил мешает передвигаться по дну в водолазном костюме, а кинооператоры из-за пасмурной погоды не могут заниматься съемкой, значит, подводные археологические изыскания придется прекратить.

– Очень жаль! – сухо заметил профессор.

– Нашим мальчикам водолазный костюм велик будет, – шепнул за моей спиной Миша.

Выступил вперед Николай Викторович:

– Дайте мне акваланг, я нырну.

Это было так неожиданно! Мальчишки одобрительно загудели. Глаза девчонок расширились от восторга и тревоги.

– А вы, собственно говоря, кто такой? – Бывший «русал» смерил Николая Викторовича не очень дружелюбным взглядом.

– Я начальник похода московских школьников, – с достоинством ответил Николай Викторович. – А подводным спортом занимаюсь несколько лет.

– Пусть попытается, – попросил профессор.

– Даю разрешение, – словно нехотя процедил бывший «рус ал».

– Мой водолазный костюм третьего роста, сорок восьмого размера, – предупредил молодой человек в ковбойке.

– А у меня пятый рост, пятьдесят второй размер, – конфузливо признался Николай Викторович. – Я нырну в одних плавках.

Он быстро разделся.

Мальчики, едва дыша от нетерпения, помогли ему закрепить на спине баллоны, на ногах ласты…

– Меня заинтересовали те небольшие предметы, – говорил профессор Николаю Викторовичу.

– Постараюсь найти, – ответил тот.

Он расправил свои могучие мускулы, надел маску, взял в рот мундштук, решительно шагнул в воду и исчез под круглыми, как тарелки, листьями кувшинок.

Снова забулькали пузыри. Затаив дыхание мы ждали, следя за пузырями, передвигающимися куда-то влево. Дождь к этому времени перестал.

Скоро ли, скоро ли?

Пузыри беспрерывно булькали, теперь они передвигались вправо. Раз пузыри, значит, все в порядке, значит, человек дышит, человек живет… И все-таки невольно сжималось сердце.

Как невыносимо долго!

Наконец показалась голова, туловище… Николай Викторович, скользя по крутому откосу, вышел, что-то прижимая к груди. Мальчики тотчас же подхватили найденные предметы. Николай Викторович сорвал маску…

– Уф! До чего же там мерзко и холодно! – вздохнул он полной грудью и энергичными движениями стал растираться.

Профессор и мальчики занялись полосканием находок в озере.

Из-за голов наших ребят «русал» никак не мог рассмотреть пять белых камешков, рядком положенных на траву.

– Что они тут мешаются, уведите их отсюда! – раздраженно накинулся он на меня.

Мальчики и девочки испуганно отскочили, уступая место «русалу» и кинооператорам.

Увы, Николай Викторович не нашел берестяных трубочек, а только белые камни. Четыре из них оказались просто обломками, а пятый, самый большой, был вытесан в виде полуцилиндрика с выпуклыми поперечными поясками поверху и понизу. Профессор поднял этот камень к самому лицу, тщательно осмотрел.

– Пойдемте, – сдерживая волнение, позвал он и повел нас к самой церкви.

По алтарной стене храма, по трем апсидам, (Апсида – полукруглая выступающая часть здания). от подошвы и до крыши тянулись восемь тонких полуколонок. Именно эти прямые, устремленные вверх линии вместе с узкими щелями – окнами – создавали иллюзию особенной воздушности здания. Каждая полуколонка стояла на резном основании, диаметром чуть пошире, чем найденный нами полуцилиндрик.

– Знаете, откуда этот девятый – лишний? – сказал профессор. – Когда-то храм опоясывала с трех сторон белокаменная галерея. Несколько лет назад под моим руководством здесь велись раскопки, и мы нашли остатки фундамента, нашли несколько резных камней с изображениями грифонов, барсов, поднявшихся в прыжке, и других чудищ. Ну, а найденный полуцилиндрик – лишнее доказательство существования этой галереи… – Профессор говорил все живее, все увлеченнее. – Я так ясно представляю себе на ярком солнце тот первоначальный белый храм, «измечтанный всею хитростию», как выразился летописец. Он возвышался, окруженный белокаменной галереей, на белом холме между Клязьмой и Нерлью, на фоне зеленых лугов и деревьев. Иноземные послы, заморские гости-купцы, когда приплывали сюда на ладьях на поклон к великому князю Андрею, поражались и восхищались немеркнущей красотой и великолепием русского зодчества…

– Нам пора ехать, – бесцеремонно вмешался бывший «русал».

Все наши изыскатели плотной стеной тотчас же окружили профессора.

О, мы понимали, мы чувствовали: он так много знает, он сможет нам помочь. Стараясь говорить короче, я рассказал ему о цели нашего похода.

Профессор, не обращая внимания на бывшего «русала», задал мне ряд наводящих вопросов, откинул голову, задумался немного, прищурил свои живые глаза и наконец заговорил:

– Да, пожалуй, я согласен с вашей теорией. Да, книги из бересты некогда существовали, хотя в летописях только однажды встречается упоминание о них. Да, кроме «Слова о полку Игореве», русские люди двенадцатого века, несомненно, создали иные, не дошедшие до нас поэмы и сказания. А вот сохранились ли в каких-нибудь укромных тайниках спрятанные березовые сокровища – это вопрос другой.

Бывший «русал» снова перебил профессора:

– Послушайте, скоро вы?

– Ну так поезжайте без меня, а я приеду на поезде, – резко ответил тот и снова с тем же увлечением продолжал нам рассказывать и давать советы. – Непременно разыщите в Суздале археолога Курганова. Редкой души человек, старый коммунист, крупнейший знаток древнерусской истории. Он наверняка вам поможет.

И, пожелав нам счастливого пути, профессор легко вскочил в кузов, за ним вскочили кинооператоры, молодой человек в ковбойке. «Русал» полез в кабину.

Машина поехала в сторону Боголюбова.

Пора было и нам двигаться в путь. Все стали в ряд. Гриша, как полагается, сбоку. Он провел перекличку, проверил имущество.

– У кого топоры, поднимите руки. У кого лопаты, поднимите руки. Покажите ведра и кастрюли. Покажите палатки…

Солнце раздвинуло облака, дождевые капли заблестели на каждой былинке. Оглянулись мы в последний раз на златокудрую царевну – белокаменную Покрова на Нерли – и пошли лугом по вчерашней тропинке.

Сегодня луга были иные – по всей Нерльской пойме начался сенокос. Народу было сравнительно немного. Тракторы на высоких колесах с веселым пыхтеньем тащили косилки, а высокая, как башня, машина захватывала охапки сена и навевала очередной стог.

Путь наш теперь лежал в город Суздаль. И сторожиха в Боголюбове и профессор – оба, не сговариваясь, назвали нам суздальского археолога Курганова. Нам обязательно нужно его отыскать.

Мы пересекли железную дорогу, пересекли шоссе и пошли отмахивать километры вдоль голубой тихоструйной Нерли.