Текст книги "Юлий Цезарь"

Автор книги: Сергей Утченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

Новый план был единодушно одобрен галльскими вождями. По приказу Верцингеторикса в один день запылало более двадцати поселений и городов битуригов. То же самое произошло и в соседних общинах. Всюду виднелись зарева пожаров. На общем собрании обсуждался вопрос о судьбе Аварика (Бурж): предать ли огню этот город, считавшийся чуть ли не самым красивым во всей Галлии, или же защищать его. Витуриги на коленях умоляли Верцингеторикса и всех остальных участников собрания пощадить их город, ссылаясь на его выгодное расположение. Верцингеторикс колебался, но в конце концов был вынужден уступить их просьбам.

Осада Аварика далась римлянам нелегко. Цезарь разбил лагерь у той части города, которая одна только и не была окружена рекой и болотами и где существовал единственный, но и то чрезвычайно узкий доступ к его стенам. Верцингеторикс, следовавший за Цезарем по пятам, расположился в самом неприступном месте и всячески вредил римлянам, нападая на их отряды, рассылаемые за продовольствием. Осадные работы для римлян были настолько тяжелы, перебои с продовольствием, особенно с хлебом, настолько чувствительны, что Цезарь счел необходимым обратиться к легионам и запросить их мнение относительно того, продолжать ли осаду или отказаться от нее. Однако солдаты и при личном опросе, и через своих командиров отвечали, что они считают отказ от незавершенной осады бесчестием и готовы вынести любые лишения, «лишь бы отомстить за своих собратьев, за римских граждан, погибших в Ценабе вследствие вероломства галлов» .

Тем не менее при осаде Аварика Цезарь держался крайне осторожно. Так, например, когда ему стало известно, что Верцингеторикс с отрядом конницы и легкой пехоты покинул свой лагерь, дабы устроить засаду римлянам, Цезарь сначала, как обычно, решил использовать благоприятный момент и ночью подступил к расположению врагов. Но когда он убедился, что неприятель не захвачен врасплох и занимает на высотах чрезвычайно выгодную позицию, то он, несмотря на желание солдат ринуться в атаку, не поддался этому соблазну и, заявив, что победа стоила бы слишком многих жертв, отвел свое войско обратно в лагерь.

Осадные работы тем временем продолжались, и уже к стенам города подводились башни, валы и крытые галереи. Но однажды ночью враги сделали попытку поджечь все эти осадные сооружения и одновременно предприняли отчаянную вылазку. Когда стало ясно, что она не удалась – хотя сражение длилось всю ночь, – осажденным оставался единственный выход: по возможности тайно покинуть город. Но из этой попытки тоже ничего не вышло, и положение осажденных с каждым днем становилось все более безнадежным.

Тогда наконец Цезарь решился на штурм. Город был взят, и римляне, озлобленные трудностью осадных работ, желавшие полностью рассчитаться за резню в Ценабе, не давали пощады ни старикам, ни женщинам, ни детям. Из общей массы жителей, доходившей до 40 тысяч человек, уцелело всего лишь около 500 человек. Город был взят, однако основной расчет Цезаря не оправдался: восстание вовсе не пошло на убыль. Частный военный успех не привел к политическому выигрышу и лишь подтвердил ранее высказанное Верцингеториксом убеждение, что Аварик и не следовало защищать. Более того, потеря Аварика, как это ни парадоксально, привела скорее к укреплению авторитета Верцингеторикса, что вынужден был признать даже сам Цезарь.

Неприятнее же всего было то обстоятельство, что старые союзники римлян – эдуи становились все менее и менее надежными. Вскоре после взятия Аварика к Цезарю явилось от них посольство с сообщением о том, что страна накануне гражданской войны. Такое положение сложилось потому, что за верховную власть в общине боролись два претендента, причем оба говорили о своем законном избрании на высшую должность и оба опирались на огромное число клиентов, родственников и просто сторонников.

Положение действительно было достаточно серьезным. Цезарь понимал, что если дело дойдет до кровавой бойни, то более слабая сторона неизбежно будет искать поддержки и помощи у Верцингеторикса. Поэтому он даже пошел на то, чтобы прервать успешно развивавшиеся военные действия, и отправился к эдуям. В Декетии он собрал «сенат» и вождей общины; приглашены были также и спорящие стороны. Разобрав дело. Цезарь решил спор в пользу Конвиктолитава, который был избран, по древнему обычаю, под руководством друидов. Он, конечно, в тот момент не мог предполагать, что в самое ближайшее время Конвиктолитав весьма своеобразно отблагодарит его за это покровительство.

Для продолжения военных действий Цезарь принял решение разделить свои силы. Четыре легиона во главе с Лабиеном он направил к сенонам и паризиям, чтобы окончательно подавить сопротивление этих племен, а сам повел шесть легионов в область арвернов к крепости Герговия. Цезарь двигался по течению реки Элавера, а Верцингеторикс, отдав приказ разрушить все мосты, следовал на виду у Цезаря по другому берегу. Его задача заключалась в том, чтобы не допустить переправы римлян. Однако Цезарю удалось его перехитрить и скрытно перевести все свое войско через реку на другой берег. После этого римляне беспрепятственно дошли до Герговии.

Ознакомившись с местоположением города. Цезарь сразу же отказался от мысли о штурме, ибо Герговия находилась на высоком холме и все подступы к ней были чрезвычайно круты и трудны. Следовало подготовиться к длительной осаде, тем более что Верцингеторикс, разбив свой лагерь под городом, расположил отряды отдельных общин таким образом, что занял все уступы и склоны холма.

Остановка Цезаря под Герговией на долгое время, бесспорно, оказала влияние на ход восстания в целом. Прежде всего был положен конец колебаниям и нерешительности эдуев. Они открыто изменяют своим союзникам и покровителям – римлянам и переходят на сторону восставших. Причем инициатором, вдохновителем этого решения был тот самый Конвиктолитав, в чью пользу Цезарь совсем недавно решил вопрос о верховной власти. Существовало даже подозрение, что он подкуплен арвернами.

Однако увлечь всю общину эдуев на путь восстания без достаточно серьезных причин было не таким простым делом. Поэтому восстание готовилось следующим образом. В войске Цезаря уже находилась затребованная им в свое время конница эдуев. Теперь по существовавшему условию предстояло направить к нему 10–тысячный отряд пехоты. Конвиктолитав назначил командующим этим отрядом молодого и знатного эдуя Литавикка, с которым он заключил тайное соглашение.

Получив командование, Литавикк выступил в поход, и, когда он находился на расстоянии примерно тридцати миль от Герговии и расположения Цезаря, он внезапно останавливает войско, собирает солдат и командиров и обращается к ним с речью. В этой заранее подготовленной речи он сообщает, что якобы вся конница эдуев, находящаяся в войске Цезаря, перебита римлянами, а командиры конницы – братья и родственники Литавикка – казнены Цезарем без всякого суда. Такая жестокая расправа произведена вследствие обвинения в связях с арвернами. Но если это так, то не лучше ли действительно перейти на их сторону и совместно с ними отомстить римлянам, этим беспощадным угнетателям и убийцам! Разжигая подобными речами ненависть к римлянам в своем войске, Литавикк одновременно рассылает гонцов по всей общине эдуев с такими же лживыми известиями.

Когда Цезарь узнал о действиях Литавикка, он, несмотря на огромный риск, не остановился перед тем, чтобы вывести из своего лагеря четыре легиона и всю конницу. Быстро настигнув колонну эдуев, он бросил против них своих всадников, причем тем знатным командирам конницы эдуев, которые находились у него и были Литавикком объявлены убитыми, он приказал скакать вместе с остальными всадниками, чтобы показаться своим соплеменникам и даже обратиться к ним с воззванием. Как только это было выполнено и эдуи убедились в обмане, они стали бросать оружие и просить пощады. Цезарь решил проявить снисходительность, что в данной ситуации, конечно, было наиболее целесообразным. Литавикк же со своими клиентами бежал в Герговию.

Однако попытка подавить движение эдуев в самом его зародыше не удалась. Когда Цезарь со своими легионами возвратился в лагерь, он прежде всего узнал, что враг, используя его отсутствие, совершил крайне опасное нападение. Затем к нему прибыли послы от эдуев с объяснениями и оправданиями. Уже абсолютно не доверяя бывшим союзникам. Цезарь тем не менее отвечал в таком духе: из–за безрассудства и легкомыслия «черни» он вовсе не собирается лишать общину в целом своего обычного расположения.

Подобная позиция Цезаря объяснялась стремлением избежать главной опасности – всеобщего восстания эдуев. Если бы это произошло, Цезарь оказался бы начисто отрезанным от Лабиена, в то время как последний тоже не мог похвастаться крупными успехами. Все это, вместе взятое, как утверждает автор «Записок о галльской войне», якобы уже в то время заставляло подумать об уходе из–под Герговии и о необходимости объединения всех сил в каком–то одном месте. Но этот уход никоим образом не должен был напоминать бегства. Все же страшное слово было произнесено, и уже одно это свидетельствует о том, что никогда, с самого начала войны, римская армия не оказывалась в столь угрожаемом положении.

Однако перед самым уходом была сделана попытка штурма города. Несмотря на во многих деталях и, видимо, намеренно неясное, или, если так выразиться, «камуфлирующее», описание этого штурма, бесспорно одно: он был и подготовлен и осуществлен неудачно. Если следовать изложению хотя бы в «Записках», то получается, что все шло хорошо, даже блестяще, пока передовые легионы, увлеченные наступательным порывом, не оторвались настолько, что не смогли услышать звуков трубы, т. е. сигнала к отступлению. Но не совсем ясно, почему последовал такой сигнал и почему Цезарь не поддержал атаку своим любимым 10–м легионом, хотя вопреки его утверждению никакого существенного результата еще не было достигнуто. Скорее всего Цезарь просто не рассчитывал встретить такое стойкое и мужественное сопротивление под стенами города.

По существу это была полная неудача, даже поражение. Римляне потеряли в бою около 700 солдат, 46 центурионов. На следующий день Цезарь созвал общевойсковую сходку. Его речь была, как всегда, искусно построена. Сначала он порицал солдат за излишний пыл и своеволие, хотя и отдавал должное их храбрости. Затем в конце речи он объяснил все неудачи проигранного сражения неудобством местности, чем и «ободрил солдат». После этого в ближайшие дни Цезарь дважды демонстративно выводил свое войско из лагеря, но так и не сумел заманить Верцингеторикса на равнину. Сочтя, однако, что принятые меры вполне достаточны «для принижения галльской хвастливости и для укрепления мужества своих солдат», Цезарь снял осаду Герговии и двинулся со всеми своими силами в область эдуев.

Но неудача под Герговией, конечно, не прошла бесследно. Прежде всего на нее реагировали именно эдуи, которые теперь открыто присоединились к восставшим. В городе Новиодун (на Луаре), где Цезарь разместил заложников, запасы хлеба, общевойсковую казну, багаж и закупленных им лошадей, эдуи, перебив стражу и находившихся в городе римских торговцев, разделили захваченную добычу между собой. Хлебных запасов оказалось столько, что часть их пришлось утопить в реке. Не надеясь, видимо, надолго удержать город, повстанцы предали его огню.

Ситуация становилась критической, ибо теперь против римлян поднялись даже самые испытанные их союзники, например царь атребатов Коммий. Более того, пришли в движение белловаки, что могло угрожать нападением на позиции Лабиена с тыла. А его положение по–прежнему было не блестящим. Попытка овладеть Лютецией не удалась, враги предпочли сжечь город, уничтожить мосты и благодаря этому заняли такую выгодную в тактическом отношении позицию, которая не давала возможности Лабиену переправиться через реку (Сену) и вместе с тем не позволяла ему вынудить противника к сражению.

На военном совете у Цезаря чуть ли не большинство присутствующих высказалось за то, чтобы перейти Севенны, отступить в Провинцию и тем самым уберечь от восстания хоть эти старинные римские владения. Но Цезарь отверг подобный план, считая его трусливым и бесславным; кроме того, его весьма беспокоила судьба Лабиена. Поэтому он принял решение соединиться с ним и, перейдя Луару, двинулся от эдуев в область сенонов. Лабиен же получил его приказ отвести свое войско к Агединку, куда теперь поспешил и сам Цезарь.

Но Лабиен не просто отступил к Агединку. Ему все же удалось обмануть бдительность врагов и переправиться на левый берег Сены. Здесь произошло крупное сражение, римляне одержали победу, и только после этого Лабиен двинулся навстречу Цезарю, в Агединк. Через несколько дней встреча состоялась. Таким образом, смелый и единственно правильный в тех условиях план Цезаря был реализован: соединение обеих частей его армии осуществилось, причем вполне благополучно и, видимо, без потерь.

Однако этот успех еще вовсе не означал общего перелома в ходе военных действий в пользу римлян. Наоборот, все преимущества – как военного, так и политического характера – до сих пор были на стороне восставших. В Вибракте, одном из наиболее крупных городов эдуев, состоялся общегалльский съезд – демонстрация еще небывалого антиримского единства. На съезде отсутствовали только ремы, лингоны и треверы, да и то если два первых племени сохраняли верность Риму, то треверы отсутствовали лишь потому, что были отвлечены очередными столкновениями с германцами.

На этом съезде снова было подтверждено верховное командование Верцингеторикса и принят намеченный им план дальнейшей борьбы. Верцингеторикс по–прежнему считал необходимым избегать генерального сражения, но, пользуясь численным перевесом конницы, всячески мешать римлянам добывать продовольствие и фураж. Для этого следует самим опустошить поля и поджигать усадьбы. В качестве опорного пункта был намечен теперь город племени мандубиев Алезия, где создавался укрепленный лагерь и куда свозились большие запасы продовольствия.

Верцингеторикс снова рассылал своих эмиссаров по различным галльским общинам. В частности, он сделал попытку привлечь к движению аллоброгов, которые совсем недавно враждовали с римлянами и были с большой жестокостью покорены. Но Цезарь имел здесь, среди местной знати, прочные позиции, и потому аллоброги не только сохранили верность Риму, но и организовали оборонительную линию вдоль Роны.

Тем не менее положение было серьезным. Отдельные отряды повстанцев переходили через Севенны; таким образом. Провинция все же была под угрозой, Теперь, когда произошло объединение всей римской армии. Цезарь мог позволить себе принять отвергаемое им прежде решение – направиться на помощь Провинции. Но так как он знал о превосходстве неприятельской конницы и так как теперь ему неоткуда было ждать подкреплений, то он послал своих уполномоченных за Рейн, к покоренным в предшествующие годы германским племенам с требованием выслать ему конницу и даже легкую пехоту.

Получив – быть может, даже сверх своих ожиданий – требуемое подкрепление. Цезарь двинулся во главе всей армии через земли секванов по направлению к Провинции. Тогда Верцингеторикс решил атаковать конницей растянувшуюся в походе колонну римских войск: римляне, мол, бегут в Провинцию, очищая Галлию, и что б они не посмели вернуться снова, нужно нанести им сейчас, когда они не готовы к бою, решительное поражение. Воодушевленные такой перспективой, галльские всадники дают совместную клятву: лишить возможности возвратиться домой и не допускать к детям, родителям и женам никого из тех, кто дважды не проскачет сквозь колонну врагов.

Галльская конница была разделена на три отряда, дабы угрожать римлянам с флангов и напасть на походную колонну с фронта. Но и Цезарь разделил своих всадников на три части и бросил их на врага. Сражение началось одновременно во всех пунктах. Пехота стояла на месте, но, как только Цезарь замечал, что где–то напор врагов особенно силен, он тотчас направлял туда несколько когорт. Исход боя был решен наново набранной германской конницей – германцы на правом фланге овладели гребнем возвышенности, ринувшись оттуда на врагов, потеснили их, а затем и обратили в бегство. Остальные галльские всадники, опасаясь окружения, стали спасаться бегством. Они бежали вплоть до реки, где стоял Верцингеторикс со своей пехотой. Кавалерийское сражение было блестяще выиграно римлянами.

После этого начинается последний акт кампании 52 г. Верцингеторикс отводит свои войска к Алезии» желая расположить их, как при Аварике и Герговии, укрепленным лагерем снаружи, под защитой крепостных стен. Прибыв сюда же буквально на следующий день и ознакомившись с положением дел на месте, Цезарь решительно меняет свой прежний план и немедленно приступает к осадным работам, решив окружить и город, и вражеское войско. Кстати, расположение Алезии – высота холма, окружающие город реки – было таково, что здесь можно было добиться успеха только планомерно организованной блокадой.

Римляне начали строить пояс укреплений вокруг города длиной в 17 километров. Верцингеторикс пытался помешать этим работам своей конницей. Завязался новый кавалерийский бой, как свидетельствует Цезарь, очень напряженный, и снова он был решен германскими всадниками. Тогда Верцингеторикс принял решение отослать свою конницу, с тем чтобы отдельные ее отряды, возвратившись в свои общины, собирали всех способных носить оружие. Он стремится внушить им, что ситуация резко изменилась, что делу восстания грозит смертельная опасность и что он со своим восьмидесятитысячным войском может выдержать, исходя из имеющихся запасов продовольствия, примерно месячную осаду. Отослав с таким поручением конницу, он все свои войска вводит теперь в стены города.

Цезарю, конечно, становится известно от перебежчиков и пленных об этих намерениях Верцингеторикса и о том, что на очередном общегалльском съезде принято решение направить к Алезии огромную армию, причем от каждой галльской общины затребован определенный контингент воинов. Всего таким путем набрано якобы до 250 тысяч пехотинцев и около 8 тысяч всадников.

Теперь необходимо линию укреплений, сооруженную вокруг города, дополнить новой и не менее мощной линией, обращенной уже наружу, против ожидаемого извне галльского ополчения. Работы идут днем и ночью. Цезарь лично следит за их ходом. Этот внешний пояс укреплений простирается по окончании работ почти на 20 километров. Кроме того, по распоряжению Цезаря внутри всех этих укрепленных линий сосредоточивается запас хлеба и фуража примерно на тридцать дней.

И действительно, осада затянулась более чем на месяц. Проходит и тот день, когда ожидалось прибытие галльского ополчения. В осажденном городе начался голод. В этой тревожной обстановке было созвано совещание руководителей обороны. Раздавались самые различные голоса, вплоть до предложений о капитуляции. Наибольшее впечатление произвела речь знатного арверна Критогната, который не только с негодованием отверг предложение сдаться на милость победителей, но и возражал против попытки совершить преждевременную вылазку. Он считал необходимым дождаться прихода ополчения, проявить характер и выдержку и не останавливаться даже перед тем, чтобы поддержать жизнь защитников города теми людьми, кто по возрасту уже не годен для ведения войны.

Однако было принято компромиссное решение. Всех, кто уже не мог быть полезен при обороне, решено было удалить, уменьшив тем самым число едоков. Таким образом, коренные жители, мандубии, предоставившие некогда свой город войскам, теперь сами из него изгонялись. С женами и детьми, дойдя до римских укреплений, они со слезами на глазах умоляли принять их в качестве рабов, лишь бы их накормили. Но Цезарь категорически запретил караулам пропускать беженцев через линию укреплений.

Наконец появилось долгожданное галльское ополчение. Во главе его стояло четыре командующих, в их числе атребат Коммий и двоюродный брат Верцингеторикса по имени Веркассивеллаун. Осажденные воспрянули духом, и все их силы снова были выведены из города. Дважды в течение ближайших дней римские укрепления были атакованы как войсками Верцингеторикса, так и прибывшим им на помощь ополчением. Но оба раза римляне стойко выдержали этот двойной штурм.

Третье сражение оказалось решающим. Оно было чрезвычайно упорным, ибо «для галлов, – как говорит Цезарь, – если они не прорвут укреплений, потеряна всякая надежда на спасение, римлян же, если они удержатся, ожидает конец всех их трудов». Особенно горячим участком боя оказался один холм, не включенный в пояс укреплений. Когда враги начали на этом участке теснить римлян, то Цезарь направил туда Лабиена с шестью когортами. Но этого оказалось недостаточно. Тогда Цезарь сам привел на помощь свежие резервы. Он взял с собой четыре когорты и отряд всадников. Конницу он разделил на две части: половина всадников следовала за ним, другую половину он послал в объезд укреплений, с тем чтобы они напали на врагов с тыла.

Его узнали по одежде, по пурпурному плащу полководца. Бой закипел с новой силой, дело дошло до рукопашной. В этот момент в тылу у неприятеля внезапно появляется римская конница. Подходят и новые когорты римлян. Враг сломлен, начинается повальное бегство. Как всегда, конница преследует и рубит бегущих, лишь очень немногие спасаются невредимыми в свой лагерь. Войско, выведенное из города на штурм римских укреплений, спешно отступает вновь за городские стены.

Римляне одержали полную победу. Цезарю принесли семьдесят четыре знамени. Многие вожди галльского ополчения или погибли в этом бою, или были взяты в плен. Но самым главным результатом победы следует считать то, что буквально в тот же день началось «повальное бегство из галльского лагеря», т. е. по существу развал всего ополчения. Цезарь даже уверяет в своих «Записках», что если бы его солдаты не были так утомлены изнурительным сражением, то неприятельские полчища могли бы быть уничтожены полностью» . Так ли это или не так, не столь уж важно, гораздо важнее другое: под Алезией была решена судьба восстания в целом.

На следующий день капитулировал Верцингеторикс. Цезарь потребовал его выдачи. Любитель эффектных подробностей Плутарх описывает сцену сдачи Верцингеторикса гораздо красочнее, чем сам Цезарь. Он рассказывает, что галльский главнокомандующий надел на себя лучшее оружие, богато украсил коня и, объехав вокруг возвышения, на котором сидел Цезарь, сорвал с себя все доспехи и молча сел у его ног . Он был взят под стражу, отвезен в Рим, заключен в тюрьму, где ему и пришлось шесть лет прождать триумфа Цезаря лишь для того, чтобы быть проведенным в процессии в качестве живого трофея, а вслед за тем подвергнуться казни, как и полагалось по римским обычаям, по давным–давно разработанному сценарию триумфов.

Решающей победой над Верцингеториксом и была завершена кампания 52 г. В Риме снова было объявлено двадцатидневное торжество. Однако это вовсе не означало, что была закончена война в целом. Военные действия в Галлии продолжались и в 51 и даже в 50 г. Правда, они уже носили несколько иной характер. Речь шла о подавлении последних и разрозненных очагов восстания.

Еще в конце 52 г. произошло окончательное замирение эдуев, а затем изъявили покорность и арверны. Более того, им было возвращено 20 тысяч пленных. Что касается эдуев, то за ними даже сохранился статус союзников, который кроме них имели лишь верные ремы и лингоны. Арверны, хотя и должны были выдать большое число заложников, тоже получили вполне терпимые условия мира, по которым признавалась их самостоятельность при решении внутренних вопросов. Теперь, когда опасность объединения Галлии была как будто устранена. Цезарю важно было найти опору хотя бы в этих двух наиболее значительных общинах.

Но есть ли основания считать, что опасность объединения полностью отпала? Действия Цезаря в кампании 51 – 50 гг. были направлены прежде всего и главным образом на то, чтобы подавить такие стремления в самом зародыше. Как всегда в подобных случаях, он действовал энергично и стремительно. Зимой 52/51 г. он неожиданно вторгся с двумя легионами в богатую область битуригов и быстро привел их к покорности. Затем наступила очередь карнутов. Однако карнуты при одном только известии о приближении римлян покинули свои города и села, скрываясь в лесах или даже на территории соседних общин. Так как зима оказалась довольно суровой, то Цезарь разбил зимний лагерь в Ценабе, городе карнутов, который уже не в первый раз видел римские войска. Но отсюда ему пришлось еще до конца зимы выступить в новый поход – против белловаков.

Белловаки имели славу воинственного племени. Когда по требованию Верцингеторикса формировалось общегалльское ополчение и каждая община выставляла определенный контингент воинов, белловаки отказались от этого, заявив, что они не желают подчиняться ничьей власти, но будут вести войну с римлянами самостоятельно. И действительно, из всех галльских общин, еще не принимавших прямого участия в восстании, белловаки оказались наиболее опасным противником.

Кроме самих белловаков в борьбе против римлян участвовали и другие племена белгов. Во главе ополчения стояли опытный военный руководитель белловак Коррей и заклятый ныне враг римлян атребат Коммий. Последнему удалось даже привлечь германскую конницу. Что касается Коррея, то он руководил военными действиями весьма умело, используя в значительной степени тактику Верцингеторикса.

Цезарь вначале располагал четырьмя легионами, затем ему пришлось вызвать еще два легиона. Тем не менее он долго не мог добиться решающего успеха, наоборот, испытал ряд чувствительных неудач, причем слух о них дошел даже до Рима. Наконец в одном из сражений, в котором он принял личное участие, белловаки потерпели решительное поражение, а Коррей был убит. В лагере неприятелей после этого было созвано собрание и решено направить к римлянам послов и заложников. Послы, прибывшие к Цезарю, просили его проявить милосердие и подчеркивали то обстоятельство, что Коррей, главный виновник и вдохновитель войны, погиб. Цезарь, как о том рассказывает автор восьмой книги «Записок о галльской войне» Авл Гиртий, отвечал, что ему хорошо известно, как удобно сваливать вину на умерших, но тем не менее он готов удовлетвориться тем наказанием, которое белловаки уже навлекли сами на себя.

Замирение племен белгов имело решающее значение. Пожар общегалльского восстания был окончательно потушен, оставались лишь разрозненные, едва тлеющие очаги. Сам Цезарь отправился в область эбуронов, и страна несчастного беглеца Амбиорикса была полностью выжжена и разграблена. Остальное поручалось легатам: Лабиену, Канинию, Фабию, которые оперировали в области Луары, а также в Бретани и Нормандии. Лабиен привел к покорности треверов, а Каниний и Фабий успешно действовали в области пиктонов, где уцелевшие отряды повстанцев осаждали город Лемон (Пуатье).

Последней крупной операцией была борьба вокруг города и крепости Укселлодун. Он был захвачен соратником Верцингеторикса Луктерием и неким Драппетом, который якобы еще в самом начале восстания привлек к себе изгнанников из всех общин, принимал даже «разбойников» и призвал к свободе рабов. К сожалению, кроме этой отрывочной и едва ли объективной характеристики Гиртия, о Драппете больше ничего не известно.

Осада Укселлодуна, великолепно укрепленного самой природой, продолжалась довольно долго. И хотя легат Цезаря Каниний действовал успешно и в одном из сражений разбил Драппета, когда тот вывел часть войск из города, но для взятия города у Каниния не хватало сил. Тогда Цезарь, который в это время объезжал галльские общины, творя суд и стараясь внести успокоение, внезапно появился под Укселлодуном. Он нашел нужным продолжить осаду, но жители оказывали отчаянное сопротивление, и город сдался лишь тогда, когда подкопами были перерезаны последние источники воды. И вот, как объясняет Гиртий, Цезарь, считая, что его мягкость всем известна, не имел уже теперь оснований опасаться, что какую–нибудь суровую меру, им проведенную, сочтут за проявление прирожденной жестокости, а потому всем жителям города, кто только держал в руках оружие, он приказал отрубить руки, но сохранить жизнь, дабы тем нагляднее было наказание за их преступления.

Вслед за этим устрашающим примером последовала целая серия миролюбивых актов. Цезарь лично посетил Аквитанию, область, в которой он еще не бывал, и добился здесь полного успокоения. Затем он направился в Нарбоннскую Галлию, а своим легатам поручил развести войска на зимние квартиры, распределив их с таким расчетом, чтобы ни одна часть Галлии не оставалась не занятой римскими частями. Сам он, пробыв несколько дней в Провинции и щедро наградив всех тех, кто оказал ему какие–либо услуги в годы трудных испытаний, не стал переправляться за Альпы, но вернулся к своим легионам в Бельгию, избрав в качестве главной квартиры город атребатов Неметокенну (Аррас).

В 50 г. в Галлии, по мнению Гиртия, уже не происходило никаких особенно важных событий, во всяком случае таких событий, описанию которых следовало бы посвятить особую книгу. Зимуя в Галлии, Цезарь был занят главным образом сохранением и укреплением дружественных отношений с общинами. Для этого он «обращался к общинам в лестных выражениях, их вождей осыпал наградами, не налагал тяжелых повинностей и вообще старался смягчить для истощенной столькими несчастливыми сражениями Галлии условия подчинения римской власти» . В конце зимы Цезарь объехал все районы Ближней Галлии, затем, вернувшись к своим войскам в Неметокенну, вызвал легионы с зимних квартир к границе треверов и там произвел торжественный смотр всей армии. Этим как бы ставилась последняя точка: война в Галлии отныне считалась законченной.

В течение этой же зимы 50 г. Цезарем были заложены основы этой новой организации Трансальпийской Галлии и урегулированы ее взаимоотношения с Римом. Эти отношения отнюдь не были единообразными и обезличенными. Три наиболее авторитетные галльские общины – эдуи, ремы и лингоны, как уже упоминалось, оказались в привилегированном положении, остальные должны были выплачивать твердо установленные суммы налога (трибут). Известно, что Трансальпийская Галлия (Gallia Comata) в целом выплачивала ежегодно до 40 миллионов сестерциев (10 миллионов денариев). Эта общая сумма не должна удивлять своей относительно малой величиной: страна была истощена и разграблена в ходе опустошительной войны. Конечно, военная добыча, попавшая в руки римлян в самых ее разнообразных формах, в десятки, если не в сотни раз превышала сравнительно скромную и посильную для страны цифру трибута.