Текст книги "Музыка нас связала... (СИ)"

Автор книги: Сергей Линник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

– Дядя Саша. Только давай договоримся: обо мне никому. И слушать – только здесь. Перезаписи не будет.

Он кивнул, как заговоренный.

Я бы, может, и поделился, но для этого нужен переходник на местный штекер, который даже не помню как выглядит... Да и ладно, так таинственнее будет: загадочный незнакомец с сокровищами в рюкзаке. Ничего не просит взамен, от денег отказывается. Сказка, да и только.

***

Настроение у меня моментально взлетело. Если этот Валера такой увлеченный, то зацепить его будет совсем не трудно. Главное, не перекормить, записи выдавать дозировано. По альбому в неделю, не чаще. А там…

Захотелось вдруг того самого бублика, горячего и свежего. И я пошел в булочную, купил, и съел, как говорится, не отходя от кассы. Подумал – и взял еще парочку. Принесу домой, чаю попью. А вторым теть Женю угощу. Мне покупку завернули в серую бумагу, нарезанную явно вручную. И даже закрепили черной резинкой. Они, кстати, производились на месте из велосипедных шин. Резал их обычно доверенный сотрудник, у которого не дрогнет рука и изделия получатся одинаковые и нужной толщины.

Бублики я убрал в рюкзак. Местные жители, кажется, не понимали, зачем взрослому мужику такая вещь. Здесь рюкзак – атрибут школьника или туриста, а у меня он походил ещё и на какую-то иномирную диковинку: слишком много молний, плотная ткань. Да и пусть. Я же из-за границы приехал – мне можно.

В приподнятом настроении я неожиданно поймал себя на том, что мурлычу: “Love me or leave me and let me be lonely…”. Конечно, у меня это получалось куда хуже, чем у великой Нины Симон, но я ведь никого слушать и не заставляю.

Я поймал тот самый ритм, и уже не просто напевал, а пел почти в голос. Мне нравился этот день, хоть и с не очень приятной погодой, радовало всё. Я шел по той самой больничной аллейке, дождевые капли дрожали от ветра на голых ветках, было вроде и неуютно, но я радовался. У меня получилось!

Но стоило мне дойти до слов: “Say, I want your love, don't wanna borrow”, то есть почти до конца песни, как я услышал сзади цокот каблучков. И оглядываться не надо, чтобы понять, кто. Напрасно я думал про Аллу, приманил, получается. Накаркал.

Но не будешь ведь бегать от нее? К тому же направление у меня осталось единственное: вон за тем кустиком метрах в десяти повернуть, обогнуть холмик, и упереться лбом в дверь подвала. А чужие там ходить не должны.

– Здравствуйте, Алла, – поприветствовал я ее. Довольно холодно.

– Саша, а я вас звала, а вы не отзывались…

– Не ожидал, что меня здесь кто-то будет окликать.

Она что, как царица у Пушкина, целый день из окна меня высматривала? Ну не может ведь такого быть, чтобы она всякий раз случайно замечала. Как вариант, на проходной кто-то сидит и сигналит. А что, пара шоколадок халявных, и бесплатный информатор совмещает приятное с полезным.

– Саша, я поступила неправильно. Приношу извинения за свое поведение.

– Принято, – ответил я и замолчал.

Ну давай, рожай! Твой же разговор, ты и рассказывай, за чем бежала по лужам в не совсем подходящей для этого обуви.

– Саша, у меня к вам вопрос: а вы кто?

Глава 7

Интересные вопросы дама задает. Я бы даже сказал, неожиданные.

– В каком смысле? Метафизическом? – спросил я, стараясь казаться невозмутимым. Первая отговорка, что пришла в голову, обычно помогает. – Человек.

– В приземленном, – парировала Алла, не давая мне шанса уйти от темы. – Сказали, что в гости приехали, но никто не видел, что вы идете к кому-то домой. Вас видят входящим на территорию больницы, а потом вы пропадаете где-то. И конфеты! Никто не видел таких, даже не слышал!

– А почему вы вдруг решили, что я должен отвечать на ваши вопросы?

– То есть не скажете?

– Ладно, – вздохнул я, будто сдаваясь. – Исключительно ради вашего душевного спокойствия. Где я в гостях – мне кажется, вопрос некорректный. Через больницу хожу, потому что там удобная дырка в заборе, дорогу срезаю. А конфеты купил в Стамбуле, на улице Истикляль.

Пауза. Алла удивлённо подняла брови, а я продолжил с нарочитой лёгкостью:

– От Таксима идёшь прямо, от памятника, где товарищ Ворошилов с Ататюрком красуются, в самом начале улицы справа кондитерская лавка. Там и купил. Для дам. Им всегда нравится. Две лиры пятьдесят курушей за килограмм. Можете проверить, если желание будет.

Естественно, даже при очень большом желании Алла еще как минимум лет пятнадцать не сможет прогуляться по Истикляль и посидеть у Немецкого фонтана на Султанахмет, так что врать на эту тему можно спокойно. Хотя такое количество подробностей, недоступных советскому человеку, сразит кого угодно. В том числе и заведующую терапевтическим отделением Новоторской городской больницей.

– Извините, – пробормотала она, явно растерянная. – Просто... Я думала много, и вот...

– И снова принято, – кивнул я, переходя в почти насмешливый тон. – Вы бы, Алла, плащ надели, или зонт взяли. А то дождь, прическу испортите.

– Да... конечно... извините... – её голос звучал всё тише, пока она, пятясь, уходила к зданию больницы.

– До свидания! – бросил я ей вслед. – Приятно было пообщаться.

Она ничего не ответила. То ли обиделась, то ли задумалась. Переживать буду... может, даже ночью уснуть не смогу.

Но дождь становился всё сильнее, и мне пора было двигаться дальше. Вот холодная капля за воротник попала, бр-р-р. Хоть и не люблю зонты, но сейчас я был бы не против.

***

Вылез из норы, включил фонарик, отряхнул одежду. Дождь меня капитально промочил, оказывается. Решил проверить рюкзак: как там внутри?

Расстегнул молнию и замер, будто участвовал в немой сцене из «Ревизора». Одинокий актёр, выражающий шок и отчаяние. Я смотрел в одну точку, медленно осознавая масштабы проблемы.

Коробка на месте. Внутри плёнка с пузырьками, телефон. Наушники лежат, со своим фальшивым проводом. Всё, как было. Но... где бублики?

Я точно помню, что положил их сверху, аккуратно завернул в пакет. Вот он – пакет. Только внутри какая-то пыль. Серая, как пепел, без запаха. Я вытащил всё из рюкзака, лихорадочно надеясь, что свёрток завалился куда-то в угол. Нет. Только эта субстанция, слабо напоминающая следы давно забытой еды.

Что это значит? Получается, я не могу ничего перенести оттуда сюда? Всё стареет на сорок лет? Разрушается по дороге? Фёдор был прав – вселенная действительно приводит всё к своему состоянию, восстанавливая баланс?

Но ведь раньше я носил. Вот же рюкзак. Фонарик. Продукты. Всё целое. Со мной тоже ничего такого, кроме... Да, пониженный сахар. Теперь и это объясняется. Наверное.

Если я думал устроить бизнес на спекуляции всякими дефицитами, то пора прощаться с этой идеей. Хотя эксперименты провести всё-таки стоит. Может, это только с едой так?

А как насчёт живого? Кошку притащить? Жалко, вдруг умрёт. А вот крысу – легко. Их я терпеть не могу. Или муху. Таракана!

Посадить в спичечный коробок и проверить, что станет. С металлом как? С золотом? Хотя, где я его возьму? Гвоздик с деревяшкой за глаза хватит.

В любом случае сначала нужно всё тщательно обдумать. У меня есть время: следующий раз я планировал не раньше, чем через неделю.

***

Ещё на лестнице я услышал крик. Он доносился, кажется, из нашей квартиры. Сердце ёкнуло. Остановился, прислушался. Теперь тишина. Ну что гадать? Сейчас зайду – всё узнаю.

Стоило открыть дверь, как на меня обрушился голос:

– Сашка! Быстрее! Скорую вызывай!

От неожиданности я подавился карамелькой, которую рассасывал на всякий случай от гипогликемии. Застряла в горле, но я кое-как проглотил.

– Что случилось?!

Я даже не стал развязывать шнурки, стащил кроссовки так, посмотрел на пол в поисках тапочек – одного ожидаемо нет, надо доставать из-под полки. Некогда. Помчался дальше в носках.

– Звони уже, у меня телефон под диван упал. Ой!!! Ох, твою ж... Лихо мне, Сашка! Грыжа ущемилась! О-о-о-о-о!!! – протяжно и громко взвыла она. – А ты ходишь хрен знает где!

– А номер-то какой? – растерялся я, хотя и знал ответ.

– Сто три! Совсем с головой плохо?! Быстрее!

Руки дрожали, пока я тыкал пальцем в клавиатуру телефона. Едва услышал ответ:

– Слушаю, скорая. Диспетчер Кругликова.

Сама карета прибыла минут через десять. Я только успел собрать вещи. Громко сказано: у тети Жени всё было заготовлено заранее – и сумочка с документами, и пакет с одеждой и обувью. А также посуда в отдельном свертке.

Медики, врач и фельдшерица, вошли с лаконичной строгостью. Доктор, мощный, как трактор, осмотрел живот, померил давление и температуру, кивнул:

– Ущемлённая грыжа. Молодцы, что сами вправлять не пытались.

– Носилки! – скомандовал он. Белый халат, казалось, сидел на нём неестественно, как на случайно завернувшем в город деревенском трактористе.

– Сашка, – простонала тётя Женя. – Сходи в пятую квартиру, Диму попроси помочь вынести меня. Ой, как будто гроб заказывать собираюсь... Тьфу ты! Он ведь на смене сегодня! И больше никого нет, одни старики да калеки вокруг.

Она поморщилась и добавила:

– Дай доктору пятьсот рублей. Он сам поможет. И укол сделает, уж не пожалеет.

Врач, казалось, выключился из реальности. Но когда я протянул ему купюру, мгновенно заграбастал ее, спрятав в карман так быстро, будто тренировал движение до автоматизма долгое время. Хотя почему «будто»?

Вместе с доктором мы аккуратно доставили щупленькую тётю Женю к машине скорой помощи. Уселись, и я задумался: что быстрее – поехать с ними или добежать пешком?

– Саша, иди сюда, – позвала тётя, развеяв мои сомнения.

Я уселся на приставное сиденье. Она тут же, тяжело дыша, начала:

– Слушай, деньги гробовые...

– Я помню, – перебил я. – С прошлого раза ничего не изменилось.

– Не умничай, – строго отрезала она. – Одежда в пакете, на второй полке. Синее платье...

Репетиции похорон у тёти Жени случались стабильно два раза в неделю. У меня уже был полный набор чётких инструкций: что где лежит, кому звонить, какой гроб заказать и меню поминального обеда. Всё в подробностях. Я даже завёл отдельный листочек, где записал её «ценные указания», надеясь однажды сократить этот ритуал, но тщетно. Каждый раз церемония соблюдалась безупречно. Сегодня, правда, ей не дали времени разгуляться: до больницы добрались быстрее, чем успели разобрать все нюансы.

Приёмный покой выглядел знакомым – будто и не прошло сорока лет. Хотя, пожалуй, нет. Раньше тут стояли деревянные скамейки, теперь – пластиковые. Персонал тоже изменился: хирургические костюмы вместо традиционных халатов, и те, что были, уже не завязывались сзади, как раньше.

Вскоре в отделении появился хирург. Невысокий, но плечистый, с кавалерийскими усами, которые явно компенсировали недостаток роста. Он вздохнул тяжело, будто ему пришлось прервать что-то важное, зашёл в смотровую, натянул перчатки, скрылся за ширмой.

Осмотр он произвел быстро. Когда вышел, его взгляд сразу наткнулся на меня:

– Родственник?

– Да.

– Кровь надо будет сдать. Два человека. Если своих нет, – он кивнул куда-то в сторону, – на станции переливания есть желающие. С утра подойдёте, пока не рассосались. Направление выпишут.

– Вы же её оперировать будете? – спросил я, дождавшись его кивка, и полез в карман. – Я вас попрошу...

– Потом, – буркнул он, не раскрывая рта, глядя куда-то мимо меня, над плечом. – Не здесь.

И ушёл. Я обернулся, пытаясь понять, что так привлекло его внимание, пока он изображал чревовещателя. И тут заметил: в углу потолка висела камера. Вот так, чуть не влип.

Представил: сижу у следователя, объясняю, что хотел не взятку дать, а показать фотографию с отдыха в Анапе. А деньги случайно приклеились к снимку. Из-за сырости.

***

Операция, как мне сказали, продлится часа полтора-два. А потом тетю Женю всё равно в реанимацию поместят, так что мне в больнице делать совершенно нечего. Хирург, которого я нашел в более интимной обстановке, без пристального взгляда старшего брата, назвался Евгением Александровичем, взял не очень большую мзду, записал номер телефона, и заверил, что сообщит результаты.

Я пошел домой, радовать двоюродную сестру. Она же меня сюда отправила. Мы постоянно созванивались, новости про тетю Женю сообщал ей регулярно. Так что первый звонок – ей.

– Привет, что случилось? – спросила Люба, показавшись на экране смартфона. – Ты обычно по субботам звонишь.

– Да, тетю Женю в больницу положили сегодня. Грыжа ущемилась. Сейчас оперируют уже, наверное. Я лечащего врача мотивировал, но он говорит, что надо понимать – в таком возрасте...

– Конечно, – закивала Люба. – Само собой. Смотри, если что, мы...

– Вот только ты не начинай. Сегодня в очередной раз про синее платье и гробовые деньги узнал.

– Тушеная картошка с мясом и пирожки с капустой, по одному на человека. Думаешь, ты один это слушал тысячу раз?

Я сел на диван и вдруг услышал какое-то бормотание из комнаты теты Жени. Будто телевизор за стенкой. Пошел посмотреть и увидел, что аудиокнига осталась невыключенной, и Пуаро продолжает кого-то разоблачать. Только динамик ноутбука оказался прикрыт подушкой, вот его и заглушило почти полностью. Ничего, вернется из больницы, послушает сначала.

Вдруг захотелось жареной картошки. Наверное, после разговора с Любой. Тете Жене такую пищу есть тяжеловато, да и сам я ее ем не очень часто. А тут вдруг слюнки потекли, когда я представил поджаренные ломтики и запах. А кто мне может помешать? Пойду и сделаю.

И тут зазвонил телефон. Евгений Александрович. А быстро они, всего полтора часа. Или?.. Какое-то предчувствие тревожное появилось.

– Да, доктор?

– Всё закончилось хорошо, – голос хирурга звучал спокойно, без намека на драму. – Пациентка стабильна, пока полежит в реанимации – возраст, сами понимаете. После наркоза в себя еще не пришла. Будут новости – я позвоню. А вы не забывайте про сдачу крови. Не затягивайте с этим. Всего доброго.

И сразу легче стало. Зашипел ломтик картофеля в разогретом масле, и с души будто камень сняли. Живи, тетя Женя, и выздоравливай.

***

Кровь я сдал утром. Свою. Говорят, это даже полезно делать время от времени, организм обновляется. Может, правда, а может, это придумали специалисты службы крови, которым надо выполнять план и заманивать людей. Есть даже звание «Почетный донор», за него энтузиасты кровопускания получают огромные льготы. Какие именно, я не дочитал, там шрифт на стенде мелкий, да и очередь моя подошла. Я сдал направление, с моей профессиональной точки зрения, являвшееся просто клочком бумаги, подтолкнул привлеченного специалиста по имени Толик, который под дверью станции переливания честно зарабатывал себе на опохмел, и пошел сдаваться. Осуждать алкоголика не буду – у каждого свой путь.

Процедура хоть довольно муторная, но времени много не занимает. Когда меня осматривал терапевт на предмет совсем уж жестоких противопоказаний, я поинтересовался, как же насчет качества продукта у всяких толиков, которых здесь довольно много. Врач, женщина лет пятидесяти с профессионально-спокойным лицом, меня заверила:

– У нас всё проверяется, причём неоднократно. Цельную кровь вообще редко переливают – её разделяют на компоненты. Так что опасаться нечего.

После процедуры голова чуть кружилась, о чем меня честно предупреждали. Заставили выпить стакан посредственного чая, даже с бутербродом, на который я смотрел с подозрением, но всё-таки съел. И я пошел домой, слегка отдохнуть. На выходе я позвонил вчерашнему хирургу, Евгению Александровичу.

– Пока всё идёт штатно, – сказал он спокойно. – Пациентку к обеду переведут в отделение, там уже можно будет навещать. Вот телефон, по которому уточнять. У меня дежурство закончилось, свою часть работы я сделал. Всего доброго вам и вашей тете.

Не то чтобы отфутболил, но аккуратно сориентировал на движение в нужном направлении. Обижаться было не на что. За те деньги, которые я ему отдал вчера, в Москве меня бы никто слушать не стал.

Сел на лавочку, позвонить Любе. Стоит, кстати, на том самом месте, где я ожидал, когда освободится Валера. Естественно, студии звукозаписи нет уже очень много лет. Мелькнула мысль узнать о судьбе моего знакомца, но я ее отогнал. Не надо привносить в это дело личные привязанности. Пусть остается как было: здесь одна жизнь, а там – совсем другая. И они никак не пересекаются.

Люба на отсутствие новостей отреагировала сдержанно.

– Ну, хоть всё по плану, – вздохнула она. – Ладно, я на связи.

Разговор оборвался, но через секунду она сама перезвонила.

– Забыла что-то важное? – улыбнулся я в экран.

– Может, приехать? Я бы взяла неделю в счет отпуска. Помогу тебе.

– Поможешь мне что? Прекращай глупости говорить. Приготовить поесть я себе в состоянии, стиральную машинку включать недавно научился. Уходя из дома, выключаю электроприборы и проверяю краны. Или тебе там скучно стало? Так я тебя разочарую – ничего здесь интересного не происходит. Надо будет, позову.

– Эх, Саня... – вздохнула сестра. Но продолжать не стала.

Она у меня очень тактичная, и ни разу в жизни ничем не попрекнула. И даже самый популярный вопрос про женитьбу ни разу не задавала. За что я ее и люблю. Но здесь ей делать нечего. Не дай бог, полезет за чем-нибудь в сарай. Просто посмотреть, по старинной женской привычке. Нет уж, будем любить друг друга на расстоянии.

***

Я даже задремал слегка дома. Немного непривычно было в тихой квартире, без стука по полу палки, на которую опиралась тетя, без бормотания радио и аудиокниг, с утра до вечера развлекавших хозяйку поиском безжалостных убийц в английской глубинке.

Проснулся, позвонил в отделение. Рано еще, сказали. После четырнадцати подходите.

Занялся обычной домашней рутиной: подмел пол, подумал, стоит ли затевать стирку, но отложил это дело на будущее – на полную загрузку стиралки грязной одежды еще не хватало. Решил поесть, но готовить было откровенно лень. И я взял остатки вчерашней картошки, две сосиски, три яйца, и приготовил блюдо под названием «Холостяк пирует». Так-то я готовить стараюсь более полезное, и желательно, чтобы можно растянуть на несколько дней. Но не сегодня.

Пока готовил, решил выбрать, чем поражу Валеру в следующий раз. Что тут выходило в восемьдесят четвертом? «Whitesnake»? За три месяца мог и добраться уже. Да и не очень он мне нравится, если честно. Да, Кавердейл собрал отличную команду, смог привлечь Джона Лорда, Кози Пауэлла, Джона Сайкса, но на выходе получилось очень уж гладко и слащаво. «Квины»? Да ладно, если «The Works» еще не привезли, то что тут вообще есть? А вот «Скорпов» даже сам захотел послушать. Великий альбом. И приторная «Still Loving You» его не смогла испортить. Надел наушники и включил. О, да! Я даже подпевать начал: «Here I am, rock you like a hurrricane!». Чуть не сжег свой обед.

В больницу пришел ровно к двум. Коль скоро сказали еду не носить, то я взял на всякий случай ночную рубашку. Да, в пакете всё было, но мало ли что.

В отделение пустили, заставив переодеться в халат, надеть бахилы и медицинскую маску. Хорошо, что всё это у меня было с собой – не пришлось покупать втридорога в киоске в вестибюле.

Медсестра на посту показала палату, и я уже даже шагнул в нужном направлении, когда как раз оттуда вышла... Алла. Секунда – и сердце ухнуло куда-то вниз. Не может быть. Алла? Если только она каким-то чудом прожила восемьдесят лет и умудрилась не постареть. Хотя... цвет волос другой. Но это же не показатель – у женщин он меняется чаще, чем времена года.

– Здравствуйте, – сказал я, когда мы сблизились до пары шагов.

Она бросила на меня быстрый взгляд, буркнула короткое «Здрасьте» и пошла дальше.

Не узнала? Или я обознался?

Глава 8

Тетя Женя лежала на больничной кровати как королева, и выражение лица соответствовало титулу. Ни крашеные болотной зеленью стены, ни постельное белье, которое явно пережило лучшее время, не могли испортить этого впечатления. Всё здесь выглядело... чистым, но обескураживающе простым.

Я поздоровался с соседками по палате – их было трое – и взял стул у двери, присев рядом с тетиным ложем.

– Привет. Как ты?

Она улыбнулась и махнула рукой, будто отмахивалась от моей заботы:

– А что мне сделается? Готова к труду и обороне!

– Больше не болит?

– Ноет, но терпимо, – пожала плечами она. – Уколы делают. Кусок, слава богу, не отрезали, так что швы снимут, и...

– А мне сказали, что три недели самое малое.

– Как бы не так! Буду я еще здесь валяться! – ответила она с таким возмущением, будто я предложил ей провести в больнице давно ожидаемый отпуск.

Наступила пауза. Ну, такая, как у людей, довольно долго живущих рядом. Они не чувствуют необходимости заполнять тишину словами немедленно. Им и без слов хорошо.

– Слушай, теть Жень, а вот эта женщина, которая передо мной из палаты вышла, она кто?

– Лечащий врач, Ирина Михайловна, – ответила она сухо.

Её голос чуть зашипел ядом – инстинктивно, на уровне привычки. Так она всегда отзывалась о людях, которые ей чем-то не нравились. Почтальонша, постоянно говорящая при выдаче пенсии, что мелочи нет, фельдшер, заподозренный в выманивании мзды... Тон был один и тот же.

. Но я решил дожать ситуацию до конца:

– Знаешь, в детстве я здесь, в больнице, видел женщину, на которую эта Ирина Михайловна очень похожа.

Тетя чуть заметно напряглась, губы её поджались.

– Не помню таких, – бросила она, глядя куда-то мимо меня.

Ставлю все свои деньги против одного рубля: неправда.

Она быстро перевела разговор:

– Ты мне воды принеси, без газа. Простой. Только не минералку, не люблю я ее. Лучше в литровой бутылке. А этот пакет забери, – она кивнула на что-то под кроватью. – Сегодня больше не приходи, я сама справлюсь. Всё, давай.

Тон её не оставлял места для возражений.

Я не в обиде на нее. Возраст плюс болезнь. Ну и весьма вероятное участие в ситуации покойного папаши, упоминание о котором у нас в семье было тем еще табу. Папа-которого-нельзя-называть. И Саша Базилевич в роли мальчика, который выжил. Ничего, я знаю, у кого спросить, и кто точно правду скажет. Ждать недолго осталось.

***

Дни потянулись совершенно одинаковые. Всё то же, что и раньше, но теперь добавились визиты в больницу дважды в день. Вот тут и оценишь удобство жизни, где всё рядом, в пределах короткой пешей прогулки. А всякие супчики и прочее – сущая ерунда. Забросил продукты в кастрюлю, довёл до ума, отнёс, почитал часок вслух, и дальше гуляй себе, не скучай.

Ирину Михайловну я после той странной встречи видел всего один раз, но разглядел как следует. День был ясный, солнце било прямо в окна больницы, освещая её лицо. Я поднимался по лестнице, а она спускалась мне навстречу. Молодая – от силы тридцать лет. Лет на десять младше той Аллы Викторовны, что я помнил из восемьдесят четвёртого. А лицо – один в один.

Если рассуждать логически, то родилась она в начале или середине девяностых, когда заведующей терапией уже полтинник стукнул. Нет, в новостях постоянно мелькают сюжеты о дамах, которые рожают в весьма преклонном возрасте, но это сенсации. Большинство в пятьдесят уже о таком и не думают. Значит, скорее всего – внучка.

Я специально подождал на день больше, чтобы уж точно Федор оказался на месте. Хочется мне про эту семейку Аллы Викторовны узнать подробности. Не то чтобы кушать совсем не мог, но желание не пропадало. Да и к Валере сходить пора уже. Ждет ведь парень. Непонятно, оно всегда пугает и манит. В выборе альбома я утвердился, но на всякий случай и запасные варианты никуда не дел.

В назначенный самому себе день я с утра сходил к тете Жене, посидел у нее гораздо дольше обычного, чтобы у нее точно не возникло никакого желания вызванивать меня. Потом – Люба, стандартный доклад. Пришел домой, попил чаю, и полез в подвал.

На той стороне снова всё, как и в прошлый раз. Ключ висит на гвоздике. Кстати, я ведь его к себе не таскал. И не буду, потому что до конца еще не выяснил, что с ним может случиться.

Произвел привычный уже ритуал акустической разведки – никого вроде. Хотя по прогнозу сегодня солнечно и плюс семнадцать при небольшом юго-восточном ветре. Вышел на улицу: красота! Всё зеленеет, и душа радуется. И в голове глупая ничем не подкрепленная уверенность, что всё получится.

Где могут сообщить о местонахождении Федора? Наверное, в приемном покое. И правда, знали и сказали. В подвале протечка случилась, и он там с каким-то Володей трубу латает. Уже легче. Где это находится, я с детства знаю.

Но стоило мне спуститься по ступенькам, как я уперся в тугую границу своего пребывания. Вот так нежданчик! Ведь сверху у меня полно свободного места! Я могу это здание вокруг обойти! Вселенная пытается оградить себя от попыток сделать подкоп? Или боится, что я стану шахтером?

Пришлось переходить к «плану Б» – голосовая разведка:

– Фёдор!!! – завопил я так, что эхо разнеслось по коридору.

Через пару секунд гулкие шаги отозвались эхом. На пороге появился Фёдор, вытирая руки о спецовку.

– О, Саня, привет, – ничуть не удивившись, сказал он. – Занят я сейчас, тут у нас... – махнул он рукой. – Час еще провозимся, не меньше. Если что, жди меня... ну там, да... я подойду.

– Хорошо, через час ждать буду.

***

По дороге в студию звукозаписи пришлось огибать очередь, не уместившуюся в гастрономе. Давали курицу. Синюю птицу счастья советской торговли. Те, кто стоял в конце, гадали, хватит ли на всех, а счастливчики выносили добычу, кто в полиэтиленовом пакете, кто просто завернутую в газету. Один такой покупатель чуть не впечатал в меня мёртвую лапу, торчащую из авоськи. Я вовремя увернулся.

Валера, увидев меня, оживился. Быстро принял заказ у каких-то гимназеров, и закрыл за ними дверь, вывесив наружу какую-то табличку. «Учет» или «Обед» – неважно, смысл тот же: готов к труду и обороне. Парень совсем ещё, эмоции подростковые, но горящие глаза выдают – сейчас будет праздник.

– Здравствуйте, дядя Саша! – протянул он руку.

– Привет. Ну что, послушаем свежачка?

– А что у вас?

– Даю тебе возможность выбора. Три позиции, твоя одна. Итак, первый – Whitesnake, «Slip It In». Ты же помнишь Кавердейла, который в Deep Purple после Гиллана пел? Его группа. Но альбом так себе вышел. Крепкий середнячок, не советую.

– Мне кажется, после второго состава у Пёплов всё хуже стало. Недаром от них Ричи ушел.

– Блэкмор ушел, потому что говнюк по жизни, – прервал я рассуждения о временах, когда трава была зеленее. – А «Burn» и вовсе отличный альбом. Но мы не об этом. Вторая позиция – Queen с альбомом «The Works».

– Слышал. Хороший, – кивнул Валера. – Исправились после кошмара с «Hot Space».

– Ну тогда мы сразу переходим к главной бомбе. Поверь, эту музыку и спустя лет сорок слушать будут с удовольствием. Scorpions, «Love at First Sting». Не слышал?

– Скорпов слышал, конечно. Blackout... Сильная вещь. Вокалист у них мощный.

– Мелкий, но голосистый, – улыбнулся я, вспомнив Клауса Майне. – Повыше Дио, конечно, но пониже большинства остальных мужчин. Ну что, включать?

– Да! – Валера схватил наушники, как ребёнок, которому впервые дали поиграть с дорогой игрушкой.

Я достал из рюкзака первый том Вересаева, старое издание в холщовом переплёте, и принялся читать «Записки врача». Странно, что книга вроде известная, но на первый план её не вытаскивают. Может, потому что, почитав, понимаешь: в жизни докторов мало что изменилось со времён проклятого царизма?

На Валеру стоило посмотреть. Он замер, чуть наклонившись вперёд, закрыл глаза и положил руки на колени, отбивая ритм по бедру. Вышел в астрал. Не тревожить.

Первый раз с чем-то познакомиться можно только единожды.

Спустя сорок минут он шумно выдохнул и разочарованно снял наушники, поняв, что кино кончилось.

– Дядя Саша, спасибо, – сказал он, вставая со стула. – Последняя вещь...

– Still Loving You. На сладкое купился, – усмехнулся я. – Номер один среди рок-баллад. Шенкер, конечно, молодец, спорить трудно.

– Да нет, весь альбом – просто праздник.

– То ли еще будет, – туманно намекнул я на следующие посещения. – Летом много свежака выйдет – Кокер, Джони Винтер, Тина Тернер, Металлика.

– А вы откуда знаете? – удивился Валера.

– Чудак-человек, звукозаписывающие компании анонсируют выход пластинок, чтобы магазины заказ могли сделать. Рекламщики не дремлют, нагнетают, мол, осталось две недели до выхода долгожданного диска. Надо дать время пионерам выцыганить денежку у родителей. Бизнес, чтоб его.

– А где можно это почитать?

– В школьной библиотеке, – засмеялся я. – Тебе остается Сева Новгородцев и «Голос Америки» по пятницам. Ладно, сейчас давай серьезно поговорим. Музыку я тебе буду давать слушать. И денег за это не возьму. Будет одна просьба потом. Нет, это не про крепкую мужскую дружбу, – успокоил я Валеру, который при словах о просьбе тревожно встрепенулся. – Выполнишь, только если согласишься. Родину продавать не придется, в женское платье переодеваться – тоже.

– Я сделаю, дядя Саша! А переписать можно? – спросил он таким тоном, будто у Деда Мороза подарок просил.

– Никогда не соглашайся на сделку, не уточнив условий, – покачал я головой. – Так можно остаться и без штанов, и без квартиры. Выполнишь просьбу – дам переписать что захочешь. Обещаю.

***

Федора я ждал еще минут двадцать. Наверное, труба никак не сдавалась. Но ничего страшного. Времени у меня – вагон и маленькая тележка. И это – до минимального уровня гипогликемии, когда проблему можно спокойно решить парой карамелек.

В подвале царила интимная полутьма, так что я продолжил читать с телефона. Ту же книгу. Пришлось немного полистать, вспоминая, где остановился в студии звукозаписи, но это не беда. Когда услышал, как в замке провернулся ключ, успел одолеть страниц десять.

– О, ты уже здесь, – удивился Федор. – А мы только закончили. Ну, спрашивай, что там у тебя за вопросы возникли.

– Первое. А расскажи-ка мне об Алле Викторовне. Очень уж она повышенный интерес ко мне проявляет.

Федор чертыхнулся, вытаскивая из пачки почти пустую «Приму».

– Неудивительно. Старая любовь, она не ржавеет... Вот же зараза, как можно выпускать такую дрянь? Зато моль не заведется – все карманы в табаке.

– Какая еще старая любовь? – вернул я разговор в нужное русло.

– Обычная, каком кверху. Стас, он же кобель тот еще был. Если какую бабу не оприходует, это для него как вызов было. А тут приехала врачиха молодая, симпатичная. Он к ней, она не против. Туда-сюда, с полгода они повстречались, и папаша срулил к твоей мамке. А Алка – беременная. Ходила, скандалила, да только толку с того? Такая история. Неинтересная.

Федор нашел наконец целую сигарету, закурил, и мы молчали, слушая потрескивание табака во время затяжки.

– А кого родила? – спросил я.

– Мишку. Он сейчас в институте учится.

– Значит, племянница, – протянул я.

– Ты о чем? – удивился Федор.

– Да вот, сейчас покажу.