Текст книги "Шок и трепет. Война в Ираке"

Автор книги: Сергей Лойко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Из дневника

8 марта

Возвращаемся в Багдад в абсолютной темноте. Джип GMC плывет по ровной прямой дороге. У меня перед глазами все время стоит лицо этой старухи, а в голове навязчиво крутится «за что аборигены съели Кука».

11 марта

Сегодня чуть не началась война. Раньше времени. Ооновцы начали использовать самолеты У-2 для осмотра интересующих их объектов с воздуха. Сегодня было два таких полета. По договоренности с иракской стороной УНМОВИК должен был оповестить иракцев заранее о полетах. Почему-то оповестили только о первом полете. А о втором забыли, как сами потом признались. Иракцы подняли в воздух свои истребители-перехватчики. Даже трудно себе представить, что бы было, если бы иракцы сегодня сбили ооновский самолет, тем более что самолет это американский и пилоты в нем американцы. Но в последний момент удалось этого избежать, а то никаких шансов не было бы остановить войну. Хотя в общем, и так нет никаких шансов. Журналисты сходятся во мнении, что война начнется на следующей неделе.

Количество сотрудников различных гуманитарных миссий в Ираке сократилось с 900 до 200 человек с начала года.

Количество инспекторов ООН уже снизилось со 110 до 71. Журналисты практически теряют интерес к их работе. Всем уже ясно, что они ничего не найдут. Американцы дают понять, что войдут в Ирак независимо от результатов инспекций.

Министерство информации потребовало, чтобы все журналисты, проживающие в маленьких отелях по всему городу, срочно переехали в три центральные гостиницы: «Эль-Рашид», «Эль-Мансур» и «Палестина».

Жить в первых двух во время бомбежек – это самоубийство. Вокруг них расположены основные объекты государственной власти. На всякий случай я бронирую номер в «Эль-Рашид» и «Палестине».

Заплатил залог. Они переписали мои паспортные данные. Гэбэшники будут думать, что я переехал. А я пока остаюсь во «Флауерз Лэнд».

В гостинице «Эль-Рашид» захожу в магазин серебряных и медных изделий и сувениров. Сразу же обращаю внимание на непонятно откуда взявшуюся конную статую Буденного размером с коккер-спаниэля. Литье. Апяписто и кичевато покрашена в бледные цвета.

Спрашиваю, кто такой, сколько стоит. Продавец смотрит в какую-то свою бухгалтерскую книгу и говорит, что это какой-то их древний полководец (при всем желании имени запомнить не смог, даже не пытался. Что-то вроде Хамурапи, только еще длиннее и страшнее) и стоит он 150 долларов.

Открываю ему глаза. Никакой это не ваш древний полководец, а наш, говорю, и не очень древний Семен Буденный. Смотри, говорю, вот шашка у него с одного боку и кобура с маузером с другого, а на груди бинокль. То есть не может он быть древним. Ладно, говорит продавец, не древний, но наш и показывает на усы. Хорошо, что Буденный подробно, хоть и уныло раскрашен. Я указываю на красную звезду на папахе. Ну тут он начал соглашаться. Ладно, наверное, ваш. Кую железо, говорю, что могу заплатить только 50 долларов. Он ни в какую. Говорит, спросит у хозяина. Я оставляю ему свою визитку и говорю, что приду завтра.

12 марта

Первым делом еду в «Эль-Рашид» и захожу в магазинчик. Там уже другой человек, постарше и посолиднее. Наверное, хозяин. Я показываю ему на Буденного и спрашиваю, мол, кто такой и сколько стоит. Тот надевает очки, смотрит в какую-то бумажку и говорит: «Это русский маршал Сталин! 250 долларов». Я объясняю ему про ошибку, но он и слушать ничего не хочет.

Ну что ж, придется подождать. Приду, когда начнут бомбить. Тогда легче будет договориться. Надо спасать перемещенные культурные ценности.

В городе начинают рыть окопы, иногда в самых непонятных местах. То есть роют там, где есть клочки земли. А где все заасфальтировано, устанавливают достаточно декоративные невысокие брустверы из мешков с песком или землей. Все это как-то неубедительно и халтурно, будто те, кто это делают, не совсем понимают, для чего это нужно, или не верят, что это может понадобиться или что до этого вообще дойдет. Все это как-то несерьезно.

Я готовлюсь более серьезно. За последние три дня купил генератор, заготовил десять десятилитровых канистр бензина к нему и пять канистр моторного масла, кучу проводов, переходников, стабилизатор, три машинных аккумулятора, кучу свечек, батареек. Тонны питьевой вода. Джон Данишевский, другой корреспондент «Лос-Анджелес Таймс», фотограф «Лос-Анджелес Таймс» Кэролин Коул, Юра Козырев и я ищем хороший особняк, где мы могли бы укрыться, если ситуация выйдет из-под контроля. Я нахожу один такой хороший дом в районе Карада, недалеко от гостиницы «Палестина». Все соглашаются, что это отличное место. Я нанимаю человека, чтобы он вырыл колодец и установил насос для подачи воды в дом. Ведь водоснабжение прекратится в первую очередь. Отключится вместе с электричеством. Так было в 91-м. Привожу в дом тонны бутилированной питьевой воды. Все надо сделать сейчас. Потом будет поздно. Стоит этот дом 5000 долларов в месяц. Хозяин уезжает за границу. Два этажа. Сад. Генератор. Шесть спален. Водонагреватель. Две ванны. Три туалета. Но все равно не ясно, где будет безопасней во время штурма – одним здесь или вместе с другими журналистами в гостинице. Договариваемся, что произведем оплату сразу за месяц, когда и если решим прятаться здесь. А колодец и запасы в доме не помешают и хозяину.

Главное правильно понять, где должна проходить грань между выживанием и работой. Просто выжить не очень трудно, даже во время уличных боев в Багдаде. Но вот совместить выживание с работой может быть нелегко. Придется чем-то жертвовать в разумных пределах. Но когда рядом с тобой такие бесстрашные отморозки, как Юра Козырев и Джон Данишевский, разумные пределы теряют свои отчетливые очертания.

13 марта

Стекла окон жилых домов, магазинов, учреждений и гостиниц заклеивают клейкой лентой. Широкий упаковочный скотч – самый ходовой товар в магазинах и на рынках. Но он не иссякает. Его можно купить в любом магазине. Иракцы очень хорошие торговцы и тонко чувствуют конъюнктуру. На улицах повсюду можно видеть выставленные огнетушители, водяные насосы.

Я купил три огнетушителя. Четыре пожарных топора разных размеров.

Сегодня правительство Ирака заявило, что подписано соглашение с Ираном об обмене последними пленными той ираноиракской войны. Иран отпускает из своих тюрем и лагерей 941 иракца в обмен на 349 иранцев, отпускаемых из иракских тюрем. Большинство из них военнопленные.

Ночью в центре города можно при желании увидеть длинную очередь в центральный отдел паспортов. Нет, их не выдают ночью. Люди таким образом держат очередь. Журналистам подходить туда, тем более снимать происходящее, строго запрещено. У иракцев нет внутренних паспортов. Их выдают только для выезда за границу. Такая же процедура, как в 70-годы в Советском Союзе.

До прошлого октября выездная пошлина для частного лица равнялась 200 долларов, что делало эту затею бессмысленной для абсолютного большинства населения, у них просто не было денег. В октябре эта мера была отменена в ряду других квазидемократических реформ (амнистия для якобы большинства заключенных, хотя тысячи тысяч семей не дождались своих родных; приглашение оппозиционерам вернуться и обещания разрешить многопартийность).

Теперь паспорта выдают бесплатно, но процедура эта включает бесконечные подписи, согласования, хождение по инстанциям и стояние в длиннющих очередях. На это может уйти от нескольких дней до трех-четырех месяцев. А война вот-вот начнется. В результате все опять кончается взяткой. Размеры от 200 до 300 долларов.

Люди продают машины, дома, чтобы быстро получить паспорта и уехать отсюда куда подальше. В основном едут в Сирию и оттуда уже растекаются по Ближнему Востоку и остальному миру.

Люди без особой паники покупают необходимые вещи в вот-вот закроющихся магазинах: рис, хлеб, керосин, свечи, консервы. В аптеках лекарства: дешевый валиум местного производства, йод, бинты, обезболивающие. В аптеках почти совсем нет импортных лекарств. Все отечественное или сирийское. Очень популярен дешевый сирийский ципрофлоксацин (антибиотик широкого спектра действия). Люди тратят накопления всей жизни, что-то продают.

Роют во дворах ямы, закапывают бочки с бензином и нафтом, обкладывают их сверху мешками с землей. Роют во дворах колодцы. До воды здесь неглубоко, от 5 до 10 метров. Конечно, вода не очень пригодна для питья даже после кипячения, но вода в бутылках очень дорога, и появляется много подделок. Подпольные цеха производят пластиковую посуду. Обычная вода кипятится, охлаждается и разливается в эти бутылки.

Али Абу Абдулла (32 года) зарабатывает тем, что бурит колодцы во дворах частных домов и устанавливает насосы за 35 долларов колодец плюс цена насоса. Очень доволен. Работы невпроворот. Расчитывает до начала войны успеть разбогатеть.

По всему городу роют траншеи. Копают даже ночью. Но как-то лениво и несерьезно. На каждом перекрестке заграждения из мешков с землей. И опять как-то бессмысленно, будто для галочки. Дали указание, вот они и притащили сюда мешки с землей. Плохая декорация для фильма про войну киностудии Довженко.

Очень много людей в военной форме с автоматами и пулеметами. Без погон. Это добровольцы партии Баас. Но они тоже лениво сидят на этих мешках с землей и пьют чай.

Мальчишки как ни в чем не бывало играют в футбол, самый популярный в Ираке вид спорта.

В стране даже есть олимпийский комитет. Руководит им старший сын Хусейна Удэй. Не могу припомнить, чтобы я слышал о какой-нибудь иракской команде или спортсмене, выступающих на международных соревнованиях.

15 марта

Багдад официально объявил о подготовке к войне и переводе страны на военное положение. Саддам своим решением разделил страну на четыре части. Центральная часть включает Багдад и Тикрит, родину Саддама (в 170 километрах к северу от столицы). Командующим центральным районом назначен Кусэй Саддам, младший сын Саддама и его же официальный преемник. Он также командует элитными частями – Специальной республиканской гвардией и просто Республиканской гвардией (это самые боеспособные и подготовленные части) и по крайней мере двумя службами безопасности (в Ираке их по меньшей мере восемь, часто они соперничают друг с другом).

Во главе остальных трех новых образований поставлены другие видные руководители партии и правительства. Все они напрямую подчиняются президенту, премьеру и председателю партии Саддаму Хусейну, который будет лично отдавать приказы об использовании авиации и ракет.

Хуссейн пригласил Бликса (Ханс Блике, глава УНМОВИК) и Эль-Барадея (глава МАГАТЭ срочно приехать в Багдад. В понедельник они оба должны сделать доклады на Совете Безопасности ООН.

В Тикрите, откуда родом Саддам, прошла многотысячная демонстрация в поддержку президента. В основном она состояла из студентов и школьников. Они прошли по главной улице города, выкрикивая обычные лозунги, среди которых выделялся один на английском языке: «Bush, Bush, listen well. We all love Saddam Hussein!» (Буш, Буш, слушай внимательно. Мы все любим Саддама Хуссейна!)

Школьник Вад Кадым (17 лет): «Американцы ничего не знают о нашей стране. Многие из них не любят и даже презирают своего собственного президента. И они не могут понять, как мы все любим нашего. В этом городе и во всей стране жизнь умрет, если прекратится жизнь Саддама Хуссейна».

Вад говорит, что они в школе изучают автомат Калашникова. Раз в неделю они ходят на стрельбы и все умеют стрелять. Когда начнется война, им обещали раздать оружие.

На крышах домов и на улицах через каждые пять метров зачем-то расставлены автоматчики с оружием на изготовку.

Один местный художник живописал мне, как он обвяжет своих маленьких детей взрывчаткой и будет швырять их в американцев.

На воротах дворца Саддама в Тикрите удивительная скульптурная композиция. Саддам мчится вдаль на колеснице, в которую запряжены какие-то пегасы. Вместо крыльев у них крылатые ракеты, прикрепленные к колесницам.

По дороге назад обогнал удивительную процессию, состоящую из четырех буддистских монахов в оранжевых халатах с тамбуринами в руках. Они, обливаясь потом (жара днем градусов 30), идут вдоль дороги в сторону Багдада и бьют в тамбурины. За ними медленно едет автобус, в нем около десятка иракцев из службы безопасности. Остановился поговорить. Пузатые усачи из автобуса в топорщащихся темных костюмах деловито проверили мои документы и одежду и потом подпустили к монахам.

Они идут из Самарры (не на Волге, а здесь, в 130 километрах к северу от Багдада) до Багдада. Очень жарко, поэтому проходят 5–6 км в день. Живут они в Багдаде, в гостинице «Палестина»! Каждый день автобус привозит их на то место, где они закончили дневной отрезок пути накануне, и вечером привозит их обратно в Багдад.

Сергей Коростелев (30 лет), буддистский монах с Украины, из Донецка: «Не знаю, что мы будем делать, когда начнется война. Не думаю, что мы останемся здесь. Наша цель – не допустить войны. Мы хотим завершить марш в день, когда истекает американский ультиматум, – 17 марта. Наши тамбурины должны услышать».

Им осталось еще километров тридцать вот так лупить в тамбурины и глотать пыль.

По обеим сторонам дороги из Тикрита в Багдад, через каждые 50 метров, можно видеть свежевырытые блиндажи, окопы, земляные доты и гнезда для орудий и пулеметов. Солдат не видно.

16 марта

Переселяюсь в гостиницу «Палестина». Типичный позднесовковый вонючий (именно вонючий, а не занюханный) интурист. Сервиса никакого. Кухня ужасная (сюда, видимо, в холодном виде доставляют то, что не доели вчера в ресторане на Арасате). Номер на 10-м этаже. Из окна прекрасный вид на реку Тигр, песчаные пляжи на том берегу с военными укреплениями, а за ними в финиковой роще громадный комплекс президентского Дворца Республики с куполом и четырьмя гигантскими головами Саддама по углам. На головы надеты шлемы Салладина, средневекового арабского военачальника, который отвоевал Иерусалим у крестоносцев.

Вся 17-этажная гостиница пропахла бензином. На балконах стоят генераторы и канистры с бензином и моторным маслом. Множество генераторов установлено во внутреннем садике, от них вверх на балконы тянутся лианы проводов. Электричество еще не отключили, но все проверяют готовность.

В гостинице живут в основном журналисты. Но есть и так называемые живые щиты. Это несколько десятков миротворцев, в основном из Европы. Они ночью спят на электростанции, нефтеперегонном заводе, очистных сооружениях и других объектах гражданской инфраструктуры. Они говорят, что Буш знает, что они здесь, и их смерть будет на его совести.

Еще в гостинице живут какие-то тихие иракцы средних лет со своими семьями. Похоже, что это какие-то чиновники среднего звена, которые перебрались сюда из своих опасных районов. Их дома могут быть рядом с резиденциями детей Саддама в Джадрии (один из центральных и респектабельных районов Багдада), которые точно станут мишенями в первые дни войны.

В гостинице поселились десятки гэбэшников из Министерства информации. Удивительно, как в последние дни возросло количество новых людей в пресс-центре. Они чувствуют себя хозяевами и дают всем указания. Я спросил у своего переводчика, кто они такие. Он многозначительно закатил глаза.

И последняя категория здешних постояльцев – это молодые бородачи с томиками Корана и четками в руках, которых я иногда встречаю в лифте и холле гостиницы. Некоторые мои коллеги считают, что это террористы – смертники, чьей задачей является взорвать гостиницу вместе с нами, когда американцы войдут в город.

Веселенькая компания. Какой-то прямо Норд-Ост в кубе. Надо будет разобраться с этими террористами. Если это действительно так, зачем они тогда шляются по отелю и своим радикальным видом пугают народ?

С живыми щитами произошла интересная история. Их неформальным руководителем был некий Кен О’Киф, бывший морской пехотинец США, переквалифицировавшийся по прошествии времени в заядлого борца за мир во всем мире. Так вот несколько дней назад иракцы вытурили Кена и еще нескольких, по их мнению неблагонадежных, щитов из страны. Ахмед, начальник русского отделения в протокольном отделе Министерства информации, у которого мазутом на лбу написано «ГБ», сказал мне по секрету, что Кен под видом миролюба изучал защиту жизненно важных объектов вокруг Багдада.

Живой щит англичанин Эрик Ливай (75 лет) сказал: «Эти люди (Кен и несколько других. – С.Л.)хотели быть живыми щитами в школах и больницах, но иракцы тактично им намекнули, что школы и больницы никто не будет бомбить и что надо быть живыми щитами в более важных местах. Ну они обиделись и уехали».

Короче, Кен исчез без следа на несколько дней и потом материализовался в Амане, Иордания. Миссия закончилась.

В городе в целом никакой паники нет. Вечерами на главных улицах толпы людей. Играет музыка. Кафе и курильни полны молодежи.

Глава 6
Титаник

Багдад. Вечер…

Улица Эль-Харфия в центре города в обычный будничный вечер играет и переливается огнями, как Тверская на Рождество. Молодежь, развалясь на уютных диванчиках одного из безалкогольных баров, смотрит MTV. Похоже, что им нет никакого дела до того, что завтра на город могут посыпаться американские бомбы и ракеты.

Повсюду толпы веселых и смеющихся людей. Оркестр и барабаны извещают о чьей-то свадьбе.

Это не Багдад накануне войны, это скорее «Титаник» накануне крушения. Но только все эти счастливые пассажиры уже посмотрели фильм и должны знать финал.

«Это выше моего понимания, – удивляется английский радиорепортер Ричард Энгл. – В любом европейском или американском городе в ситуации объявленной и надвигающейся катастрофы люди должны были бы носиться как очумелые, сметать все с полок магазинов, обивать пороги страховых компаний, продавать акции, дома, машины, рыть бомбоубежища, наспех составлять завещания, бежать из города куда глаза глядят, подхватив под мышки детей, кошек, собак…»

«Может быть, люди в Багдаде, привыкшие к бомбежкам и обстрелам за последние 12 лет, просто не представляют себе, что сейчас их ждет совершенно другая война? – задается вопросом покидающий Багдад европейский дипломат. – До сих пор они видели и слышали только бомбы и ракеты. Теперь им в скором времени предстоит увидеть американские танки и морскую пехоту на улицах их родного города. Они к этому не готовы. Они не могут в это поверить».

Нет, не могут. И багдадский «Титаник» плывет своим курсом. И американский «айсберг» примеряет песочного цвета камуфляж.

Багдад. Утро…

Утром мало что меняется. Аккуратно одетые мальчики и девочки спешат в свои раздельные школы. Потоки машин и автобусов развозят людей на работу. Одетые в черные чадры нищенки рассаживаются, обнимая летаргически спящих чад, у своих дежурных помоек.

Магазины открываются вовремя. В родильных домах пытаются перекричать друг друга новые роженицы и новые младенцы. Все на своих местах и при деле. И только журналисты носятся по городу в поисках паники, которую они с успехом сеют в своих собственным рядах.

Журналисты уже четыре месяца находятся в ожидании почти неизбежной войны, когда они наконец смогут, напялив бронежилеты и каски, выйти в прямой эфир на фоне горящего нефтеперегонного завода или разрушенной электростанции. А пока что они вынуждены обивать пороги Министерства информации, обмениваться слухами, высасывать из пальца сюжеты, следить за тем, в какой гостинице сегодня обосновалась CNN, дабы понять, где надо оказаться в нужный момент.

Им приходится довольствоваться однообразными пресс-конференциями официальных лиц, не менее унылыми ооновскими брифингами и хаотичной деятельностью разнообразных борцов за мир, начиная с движения живых щитов и заканчивая буддистскими монахами из российской и украинской глубинки, которые совершают марш мира по пустынным просторам Ирака.

Все это перемежается регулярными выступлениями местных женщин и представителей рабочего класса, сжигающих бесчисленное множество американских и израильских флагов под кричалки: «Саддам, мы отдадим свою кровь за тебя!»

Из подслушанного на пороге гостиницы разговора коллег. «Куда сейчас?» – «Да там возле ООН какие-то типа хиппи, или дети, или еще кто. Ну типа протест». – «Да ну их. Надоели». – «Ну а что еще делать – опять в номер, водку пить?»

Никто из нас, журналистов, не хочет этой войны, и в то же время мы ждем ее, как, может быть, еще ничего не ждали в своей жизни. Мы кажемся единственными, кто в этом городе серьезно готовится к ней.

Покупаем продукты, питьевую воду в гигантских количествах, а также фонарики, батарейки, консервы, сухари, генераторы, канистры с бензином. Сотни номеров во всех гостиницах завалены провизией и предметами выживания, словно мы готовимся к чему-то не менее страшному, чем ленинградская блокада.

Один из нас перекрасил хорошую, легкую и надежную, но опасно зеленую каску в черный цвет. Ему говорят: «В сумерках примут за темно-зеленую (армейскую), и тебе крышка». Он перекрасил ее в небесно-голубой цвет. Доволен страшно. Ему говорят: «Ты что! Иракцы ненавидят ооновцев. Тебя в ней точно пристрелят». Он не сдается – перекрашивает в белый, а для пущей гарантии сбоку пририсовывает вечным маркером красный крестик. Ему опять: «Где твоя журналистская этика? Кого-нибудь рядом ранят. На тебя надежда. А ты…» В общем, он плюнул. Бросил каску в угол и вернулся в стаю. Без каски.

И все же если при дневном свете вглядеться в «глаза» города и прислушаться к его «сердцу», можно заметить, что какие-то приготовления к войне все-таки идут не только в журналистской среде. На улицах в самых неожиданных местах появились П-образные брустверы из мешков с песком – то ли для того, чтобы прятаться от бомбежек, то ли чтобы отстреливаться.

На окраине рабочего района Хель Эль-Амель, на юго-западе Багдада, группа мужчин во главе с высоким седым партийцем в характерной военной форме без погон без особого рвения роют небольшой окоп и набивают сухой, жесткой земляной крошкой мешки из-под муки. Рядом около ста мальчишек на длинном-предлинном пустыре, между ровными рядами одноэтажных домов и дорогой, гоняют мяч на полуденной жаре. Завидев журналиста, партиец тоже берется за лопату, и труд вдруг приобретает темпы, близкие к ударным.

«Партия сказала нам выкопать здесь 10 таких окопов, на четыре человека каждый, через каждые двести метров, – отчитывается местный партийный активист Аббас Хамза. – И вот мы копаем. Будем копать день и ночь. Здесь жители будут защищать свой район от врага. Мы всем им выдадим автоматы и патроны, когда придет время».

Бывший известный профессиональный футболист, а теперь владелец лавки серебряной утвари на рынке «Сук Эль-Сарай» Халед Хади уверен, что это ужасное время придет в ближайшие дни. Он деловито укладывает в картонные коробки серебряные изделия: чаши, блюда, кубки, сервизы. «Я боюсь не столько бомбежек, сколько Али-Бабы. В 91-м я уже имел горький опыт. Оставил магазин на время бомбежки. Вернулся – все заалибабабили. Теперь отвезу все это домой. А сам пойду на войну».

Явно не собирается воевать бывший работник одного госучреждения. Его недавно уволили по подозрению в коррупции, и имя его не следует называть по известным причинам. Он уже отправил семью в Сирию по паспортам, которые, как он говорит, купил за 200 долларов каждый. Сейчас он ждет, когда ему тоже сделают паспорт, чтобы он успел выехать до войны. Боится, что не успеет.

«Если бесплатно, то можно месяцами ждать, когда тебе выпишут паспорт, – говорит он, кашляя и настороженно озираясь вокруг. – Это хорошо, что меня сейчас выгнали. После войны вернусь, еще лучше работу в новом правительстве получу».

Народ потихоньку выезжает в Сирию и Иорданию. Но пока это только единицы. Они говорят, что едут отдыхать или работать. Массового бегства не наблюдается.

Продавцы многочисленных, но ввиду санкций плохо укомплектованных аптек рассказывают, что народ активно скупает впрок самые дешевые лекарства, в основном антибиотики и антисептики. Но опять же особого паломничества в аптеки не наблюдается. В продовольственных магазинах тоже не видно наплыва покупателей. За хозяйственным мылом, как в сцене начала войны в знаменитом «Иване Чонкине», никто не давится. Во-первых, конечно, у народа туго с деньгами. Во-вторых, что очень важно, в Ираке, даже по признанию международных гуманитарных организаций, существует одна из самых эффективных в мире систем распределения продовольствия.

Каждая семья получила в прошлом месяце продпаек: рис, растительное масло, сахар, муку и т. д. – на четыре месяца вперед на случай войны.

На прошлой неделе начался первый месяц мусульманского календаря Муххарам, все готовятся к Ашуре – дню памяти мученика Хусейна, внука пророка Магомета. Тысячи мужчин и одетых в черное женщин с детьми на руках заполняют внутренний двор мечети Имам Эль-Кадум на севере Багдада. Герой Хусейн погиб сотни лет назад вместе со своими верными воинами в неравной битве с превосходящим их в тысячи раз противником.

Мужчины заходят внутрь мечети. Женщины сидят небольшими черными группками на каменной площади вокруг. Может быть, они уже скорбят по будущим безвинным жертвам… Неподвижные черные фигурки с сонными младенцами на руках. Никакой паники. Скорбь.

6 часов утра. Я бегу, нарезая скучные круги, пытаясь не задремать, по безлюдной, прохладной палубе спящего, но не прекращающего своего движения «Титаника». «Титаник» медленно выплывает из черной, как нефть, арабской ночи и устремляется к горизонту, где под холодным утренним солнцем покачивается на зыбучем песке безжалостный айсберг в маскхалате цвета хаки.

«Ах ты палуба – палуба, ты меня раскачай, и печаль мою, палуба, расколи о причал».