Текст книги "Ленинград-34 (СИ)"

Автор книги: Сергей Кротов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

    На родине у него остался сын Владимир, тоже учёный-химик, не принявший выбор отца. Тогда на выставке в день Радио, увидев меня в форме НКВД, он помрачнел и замкнулся, односложно отвечая на вопросы Лосева. Но потом перед отъездом в Америку, во время короткой поездки в Ленинград, выполняя поручение райкома комсомола, я выступил на комсомольском собрании института на Ватном острове и при личной встрече убедил Владимира написать отцу письмо. Именно из-за этого письма Ипатьев в итоге и согласился на встречу, в начале нашего телефонного разговора подвергнув меня пристрастному допросу.

    Со стороны набережной, прихрамывая и опираясь на толстую деревянную трость, показался старик в сером плаще, гордо посаженная голова которого и широко расправленные плечи выдавали в нём отставного военного. Непроизвольно, под властным взглядом голубых глаз, подскакиваю со скамейки и спешу ему навстречу.

   -... Здравствуйте, Владимир Николаевич,– запинаюсь я, не сумев в напрашивающемся более официальном обращении сделать выбор между господином и товарищем.– это я звонил вам, Алексей Чаганов.

   -Здравствуйте.– Отвечает Ипатьев, столкнувшись с той же проблемой, и покосился на мои швейцарские часы, выглянувшие из-под обшлага плаща.

   -Да вот, пожалуйста, письмо.– Торопливо лезу в карман под его нетерпеливым взглядом.

    Получив письмо и пересилив себя, академик неспеша подходит к ближайшей скамейке и с трудом садится, тяжело откидываясь на спинку. Деликатно отвожу глаза и бреду по дорожке вокруг бассейна.

    '1:0 в пользу генерала... построил меня как сержант новобранца. Ну и как мне с ним теперь разговаривать'?

    Ипатьев невидящим взглядом из-под нависших век смотрит в сторону озера, теребя в руках носовой платок, казалось, не замечая меня, присевшего рядом с ним.

   -Чего ваше ГПУ хочет от меня?– Не поворачивая ко мне головы немного срывающимся голосом спрашивает старик.– Только учтите, что я действовать против страны, давшей мне убежище, не стану.

   -Прежде чем я отвечу на ваш вопрос,– примирительно начинаю я.– давайте уточним формулировки. Убежище... вас кто-то преследовал? Я слышал, что вы совершенно свободно покинули СССР, да и за границей вас никто не преследовал, если не считать ваших бывших армейских сослуживцев и коллег по Временному правительству. Но, согласитесь, винить в этом НКВД несправедливо. Ну а если говорить об этой стране, то она совсем недавно также участвовала в интервенции на Дальнем Востоке против вашей настоящей родины.

   -Пусть так,– всем телом оборачивается генерал, буравя меня злыми глазами.– я устал жить в обстановке, когда большевики, силой захватившие власть, подавляют своих граждан: загоняют в колхозы, грабят состоятельных крестьян, подавляют свободу слова и мысли. И что в итоге? Продуктов не достать, в стране голод.

    Делаю небольшую паузу, даю Ипатьеву немного успокоиться.

    'Не дай бог кондратий хватит дедушку'.

   -Меня всегда удивляло,– продолжаю я своим эмоциольным как метроном голосом.– что успешые в какой-то области люди берутся, с той же безапелляционностью как и о своём предмете, судить о вещах о которых не имеют никакого понятия. Насчёт большевиков захвативших власть: позвольте вам напомнить, что первыми власть в стране силой оружия в феврале семнадцатого захватили ваши, временные. Продолжили чуждую России войну за колонии, принадлежащие другим странам, довели страну до голода и начали насильственно реквизировать продовольствие в деревне, в том числе и у состоятельных крестьян. И сделали это не большевики, заметьте, а ваши друзья– Керенский и компания. Набедокурили и как трусы сбежали, отдав власть без борьбы большевикам. Я всё правильно излагаю?

    Ипатьев потупил взгляд и замер, не реагируя на мой вопрос.

   -Теперь о крестьянах,– вижу по лицу академика, что мои доводы взвешиваются, а не отметаются с порога.– вы, Владимир Николаевич, специалист в промышленном производстве и должны понимать, что его механизация повышает производительность труда. То же самое и в сельском хозяйстве. Только крупное механизированное сельскохозяйственное производство сможет накормить село, которое у нас голодало в прошлом через два года на третий, и город. Сократить необходимое число работников на селе, а высвободившихся там работников направить в город на создающиеся в городах заводы и фабрики. Если мы хотим быстро создать современную промышленность и товарное сельское хозяйство, то другого пути как массовая коллективизация, привыкших к общинному управлению, мелких крестьянских хозяйств– нет. А ваши, так называемые, состоятельные крестьяне– кулаки, это в основной своей массе ростовщики и спекулянты, то есть такие же эксплутаторы как и помещики и капиталисты и отношение к ним соответствующее. А насчёт того, что продуктов не достать, так могу вас заверить как очевидец, что эти сведения у вас устаревшие: карточная система полностью отменена, все продукты в свободной продаже.

   -Может быть вы станете утверждать, что и свободы слова и мысли у вас довольно?– с усмешкой бросает Ипатьев.

   -Не стану,– начинаю как всегда терять выдержку, когда речь заходит об этом.– у каждого понятие о ней своё, но очень часто права такой свободной личности удовлетворяются за счёт прав и свобод общества.

    'Уж поверь, дедушка'...

   -Так вы что за духовное рабство?– Задыхается от возмущения академик. -Я? Нет,– беру себя в руки.– просто многие люди, говорящие с придыханием о свободе личности, имеют в виду свою личную свободу, ради которой готовы загнать в рабство и нищету других. Так вот, вы, наверное, слышали, что в СССР разрабатывается новая демократическая Конституция. Советую ознакомиться с ней, когда её проект будет опубликован для обсуждения, по части свобод ей не будет равных в мире.

    Мой собеседник с удивлением смотрит на меня.

    'Что-то я действительно загнул, выходит тогда что я участвую в разработке проекта Конституции... Не буду отрицать, пусть думает, что на встречу с ним пришёл не простой агент НКВД, а представитель власть имущих'.

   -Так всё же,– хмурится Ипатьев.– объяснитесь, чего вы требуете от меня?

   -Ничего,– добавляю металла в голос.– наоборот это я даю вам, Владимир Николаевич, возможность реализовать своё желание помочь родине подготовиться заранее к войне с Германией.

    'А не как в империалистическую: в войну вступили, а химическую промышленность начали создавать в её ходе'.

   -То есть вы не настаиваете на моём немедленном возвращении в Россию? Я вас правильно понимаю?– Взгляд академика светлеет.

    'С таким языком'?

   -Повторяю, Владимир Николаевич, никаких требований...– в моём голосе послышались бархатный нотки.– мы заинтересованы в результатах вашей работы по созданию установки для производства высокооктанового бензина. Чертежи и технологические режимы.

   -Но её ещё не существует!

   -Я это понимаю,– успокаиваю его.– когда будете готовы, вставьте в письме к сыну, я убедил его поддерживать переписку с вами, фразу– привет Сергею Трубину. И ещё, чертежи лучше перевести на фотоплёнку. Чтобы обезопасить вас от подозрений и предательства об этой миссии знает лишь три человека: мы с вами и товарищ Киров. Думайте, решайте... Ах да... вот фотография ваших родственников. До свидания!

    Ипатьев машинально пожимает мне руку и с улыбкой смотрит на фотографию, где сын с невесткой обнимают его семилетнюю внучку.

    Чикаго, Мичиган Авеню, кафе 'Таверна Билли Гоат'.

    Позднее.

   -Признаюсь, мистер Че,– Питер МакГи с удовольствием затянулся самодельной сигаретой, медленно выпустил через нос две струи ароматного сизого дыма и сделал маленький глоток кофе из чашки.– не ожидал получить от вас телефон колл.

    'Че? А что, мне нравится– хорошее имя. Обычное для американцев усечение труднопроизносимых для них фамилий по первой букве, заиграло для меня новыми красками... А насчёт моего звонка, то он может и не ожидал, но очень надеялся на него, судя по скорости, с которой прибыл на место встречи в небольшое новое кафе у моста через реку Чикаго, одно из множества, расплодившихся вокруг места проведения Всемирной выставки, так что я едва успел доесть свой бургер, по вкусу и запаху совершенно непохожий на своих малопочтенных потомков'.

   -Неужели?– поддерживаю решение коммерческого директора 'Сильвании' говорить по-русски.– Я расценил вашу пословицу о 'смазке' как приглашение к взаимовыгодному сотрудничеству.

   -Шурли,– крякнул от удовольствия Питер.– я– комерсант.

    Начинаю перечислять марки ламп по-английски (цифры для лучшего восприятия следует произносить на родном для слушающего языке) и вижу по немедленной реакции, что МакГи отлично владеет предметом: в основном, помнит цены, ориентировочно знает количества изделий на складе. В общем, кладезь информации и, бесспорно, человек– на своём месте. Тут же за столом на салфетке начинаем подбивать бабки: во-первых, на 'смазку' военных Питер просит две тысячи долларов кэшем (по двести долларов за каждый из десяти типов ламп, включая сдвоенный триод) и испытующе смотрит на меня. Соглашаюсь на наличные, но сумму 'компенсации' предлагаю уточнить позднее. Как только в расчёт пошли живые деньги, коммерческий директор начал фонтанировать нестандартными идеями: неожиданно выяснилось, что согласованные нами позавчера цены на лампы, не требующие военного лицензирования, могут быть легко уменьшены на двадцать процентов (вот пройдоха!), если половина из вырученной суммы будет возвращена ему кэшем. Предложил называть эту операцию словом 'откат' только если она является равнодоходной для сторон, не встретив возражений.

    Другой идеей МакГи стало предложение о посредничестве в договорах с другими компаниями, такими как 'Вестерн Электрик', 'Дженерал Электрик' и так далее, договоры с которыми были составлены, но ещё не подписаны, на основе отката. Заявил о согласии на это, при условии подписания такого рода договоров в течение следующей недели. На этом ударили по рукам, я заплатил ему две тысячи долларов за 'смазку' и пятьсот как задаток, получив расписку на той же салфетке. В общем-то, мне эта расписка и нафиг была не нужна, так как стороны явно выказывали желание не останавливаться на достигнутом, тем более окончательный расчёт договорились провести по получении товара на склады Амторга в нью-йоркском порту, но лишней тоже не будет.

    Обсуждая детали сделки, Питер походя пояснил мне правовой статус 'Амторг Трэйдинг'. Оказывается, это американская акционерная компания, акции которой принадлежат на паритетной основе советской и американской сторонам. Причём, с нашей стороны это Внешторгбанк и несколько граждан СССР (Боева в их числе нет), которых никто не знает. С американской стороны всё ещё запутаннее: очень сложное перекрёстное владение. Понятно лишь, что там присутствует банк Рокфеллера и компания Хаммера.

   -Откуда ты, Питер, об этом знаешь?– Не пытаюсь скрыть недоверия к его словам.

   -Да всё просто,– усмехается он.– любая компания, которая инкорпорайтед в штатах, может легально получить эту иформэйшин сделав запрос в налоговые органы для проверки кредитной истории контрагента. И ты получаешь всё. Что я и сделал, когда готовил договор со Светланой.

    Договариваемся встретиться через неделю в Нью-Йорке в Амторге и довольный МакГи, заплатив за выпитый кофе исчезает, а я неторопливо бреду по тротуару в отель вдоль запруженной автомобилями улицы, который также не отличается безлюдностью. 'Интересно, это же золотое дно для разведки... сиди себе и изучай отчёты. Никакого шпионажа, всё законно. Любой суд встанет на твою сторону. Ну, впрочем наверняка, об этом и без меня знают, а мне пора подумать о собственной шкуре, которая ближе к телу. За такие деньги, ведь, могут легко грохнуть, не заморачиваясь компроматом'.

    Ещё вчера вечером расплатился за гостиницу и под покровом ночи и ярким светом фонарей перешёл в другую, неподалёку от первой. Так, на всякий случай. 'Что предпримет Боев? По идее, конечно, ему лучше всего залечь на дно, смирившись с потерей крупной, но не смертельной суммы, в надежде, что высокие покровители в Москве прикроют. Троцкисты, правда, могут не простить, поэтому он, скорее всего пока ситуация не проясниться, постарается вернуться в Советский Союз. И может начать меня обвинять в краже денег, доказывай потом, что ты не верблюд. С другой стороны, деньги предназначались Троцкому, он же не самоубийца признаваться в этом'...

    Захожу в телефонную будку и снимаю трубку, внимательно наблюдая за пешеходами. Ничего подозрительного... Взгляд упирается в рекламу на обложку телефонного справочника, стоящего на полке рядом с телефонным аппаратом: 'Звонки в Нью-Йорк!'. Опускаю 'никель', набираю указанный номер и называю номер в Нью-Йорке, ответившей барышне.

   -Приёмная товарища Боева.– В трубке послышался глухой голос 'Курбского'.

   -Андрей, это– Чаганов.

   -О, Алексей,– обрадованно отвечает секретарь.– а тебя Иван Васильевич ищет с утра. Я звоню в твой отель, а там отвечают, что ты уже выехал.

   -Пришлось срочно мотнуться по делам в Детройт. Дела, дела... Кстати, что там у Гольдмана с матерью?

   -Хорошо, что ты нашёлся. Сёмы нигде нет, я сам звонил ему домой. Его мать ответила, что он ещё не приехал из командировки.

   -Ну ладно, я еду обратно в Чикаго. В Нью-Йорке буду в конце недели.

    Автомат, не получив монеты прерывает разговор.

    'Так даже лучше... больше от меня никаких подробностей не будет. А вот от Андрея я получил информации в достатке. С матерью Сёмы всё в порядке– значит, обманывая меня, на подставу шёл осознанно. Звонок Боева в отель говорит, что их действия были скординированы– просто надо было срочно выяснить мои планы в тот момент. И то, что куда-то делся Гольдман– вполне логично: надо переждать, выяснить обстановку. Мне, в общем-то, тоже не мешало бы уехать из Чикаго, тем более что коммерческий директор, переведённый на сдельную оплату и самовыпас, будет землю носом рыть. Хорошо... завербовал двух агентов с утра– весь день свободен. А пока (времени до вечернего поезда полно) не грех сходить на экскурсию, а если повезёт, то и на футбол. Здесь, не так далеко... стадион 'Стагг Филд' (в подтрибунном помещении этого стадиона был построен первый ядерный реактор 'Чикагская поленица')'...

    Детройт, железнодорожный вокзал.

   6 октября 1935 года, 07:00.

   -Здорово, Алексей,– в руках высокого плечистого Василия Грозного, подхватившего мой довольно увесистый чемодан, набитый технической литературой, кажется пушинкой.– как доехал? Хорошо? Ну, двинулись.

    Представитель ГАЗа как ледокол мощно рассекает рассекает плотно спрессованную суетящуюся толпу на перроне, создавая за собой разрежение, в котором плыву за ним я.

    'Хорошо, что вчера догадался позвонить Василию, чтобы он меня встретил на вокзале: поймать такси сейчас будет затруднительно. Заодно попросил создать себе алиби, что, мол, я в Детройте с утра субботы, если будут звонить из Амторга. Грозный пообещал. Понимает, что человек я непростой, дела могут быть и тайными'.

    Вчера во время футбольного матча двух студенческих команд заглянул в помещения под западной трибуной (дежурный у входа соблазнился зрелищем и бросил пост). Практически сразу за раздевалками наткнулся на двустворчатую дверь, на которой краской по трафарету был написан номер телефона. Сквозь ручки створок пропущена крупнозвенная цепь, замкнутая массивным навесным замком. Потянул за ручку и в образовавшуюся щель увидел большой зал с высоким потолком, забитый всяким хламом: обломками старых стендов и зрительских сидений, обрывками растяжек.

    'Похоже, что это помойка и станет колыбелью атомной бомбы... или не станет'....

    На вопрос с кем можно поговорить об аренде помещения, мелодичный голос в трубке, посоветовал обращаться лично в хозяйственный отдел Чикагского университета. То есть, нет никакой управляющей компании, хозяйственно-финансовую деятельность можно было бы мониторить законным образом через запрос. Финансы университетов обычно совершенно непрозрачны.

    'А здорово могло получиться: сидишь в Москве и ждёшь, когда в отчёте появится нужный договор аренды'.

    Пересекаем по прямой центральный зал вокзала. Цокот сотен подковок по гранитному полу, многократно отразившись под куполом высокого потолка, создаёт ощущение игры сотен ударных инструментов. Вся привокзальная площадь уставлена автомобилями.

    Также вчера в разговоре попросил Грозного найти мне ещё пару прицепов К-78, таких же что были доработаны для РЛС. Хочу использовать их для мощных радиостанций и моей будущей засекречивающей аппаратуры, тоже с кондиционером, креслами и монтажными шкафами. Решил использовать на это те самые четыре тысячи долларов, что обещал Боев.

    'А что, слово– не воробей'!

    Смотрю на улыбающегося Василия, полной грудью вдыхающего воздух, напоённый выхлопными газами, и начинаю переосмысливать свои гринписовские взгляды– сейчас время разбрасывать камни, время покорителей природы. Выбираемся на ровный как стол хайвэй и несёмся на юг в Дирборн, вотчину Форда.

   -Нашел я для тебя, не просто дил,– кричит Грозный мне, сидящему рядом, на секунду оторвавшись от дороги.– дилище. За три тысячи, два прицепа с кондиционерами, вентиляторами, монтажными шкафами и креслами. 'Нормально... даже отлично. Остаётся ещё тысяча... куплю осциллографы, тестеры, паяльники, наконец'.

   -Спасибо, Василий, что б я без тебя делал. Сейчас приедем буду звонить Боеву, он мне обещал подкинуть четыре тысячи долларов.

   -Что-то на него непохоже,– недоверчиво усмехается водитель.– у того прошлогодний снег не выпросишь. Звонил он мне сразу после тебя, спрашивал где ты. И ещё один интересовался, тот щуплый– переводчик твой Семён.

   -Тоже звонил, что ль?

   -Ну да... Сказал им, что ты уже поехал обратно в Чикаго.

   -Спасибо... ты мне лучше расскажи как тебе удалось прицепы-то найти.– Лью бальзам на душу другу.

    Василий расцветает и начинает с подробностями живописать процесс своей 'охоты'.

    'Странно всё это... вроде работали до этого сообща, а теперь Боев ищет Сёму и каждый по отдельности– меня'.

    Дорога поднимается на эстакаду и с её высоты перед нами открывается индустриальный пейзаж, нарисованный углём на сером холсте с частым использованием линейки. Между одинаковыми коричневыми кирпичными цехами снуют паровозы, звеня сигнальными колоколами, шипя выпускаемым паром и лязгая прицепленными вагонами, а прямо к самому большому цеху в центре завода, раскинувшемуся своим фасадом на сотни метров, по каналу шёл покуривая и посвистывая пароход.

    Пока Грозный, захватив мой паспорт побежал оформлять пропуск, оставив меня в информационном бюро, под завязку заставленном автомобилями, спешу к будке телефона– автомата у входа.

   -Приёмная товарища Боева.

   -Андрей привет, это– Чаганов. Что нового?

   -Алексей!– Чуть не закричал секретарь.– Тебя Боев ищет.

   -Соединяй, за тем и звоню.

   -Алексей?– Облегчённо вздыхает Боев.– У тебя всё в порядке? Ты где?

   -Пока в Детройте,– нащупываю в кармане очередной 'никель'.– пришлось задержаться. Товарищ Грозный устроил мне одну выгодную сделку, собствнно, за этим и звоню. Товарищ Боев, срочно нужны те деньги, четыре тысячи долларов, что вы мне пообещали.

   -Какие четыре тысячи?...– 'Неужели кинет'?– А да, конечно, получите... Я не об этом. Тут такое произошло, Семён Гольдман похитил крупную сумму и скрылся с ней. Вы с ним не виделись с вечера пятницы?

    'О-па-на! Это что, я парня подвёл под цугундер? Во истину благими намерениями выстлан путь в ад'.

   -Нет не видел.– Отвечаю упавшим голосом.

   -Хорошо,– прдолжает Боев скороговоркой.– он опаснейший человек, мне тут товарищи из консульства открыли на него глаза. Не доглядел! Он и вся его семья– троцкисты, возможно, он имеет задание на теракт против тебя. Будь бдителен!

    'А Сёма мне рассказывал, что ты друг их семьи... 'Товарищу из консульства', точно, врать резону нет, хотя и так понятно было кто есть ху и по чьему приглашению Седов оказался в Чикаго'.

   -Так что мне делать-то если его увижу? В полицию звонить?

   -Нет-нет, беги от него со всех ног и звони мне когда сможешь.– Поспешно возражает Боев.

    'Ну и что всё это значит? Сёма взбунтовался и хочет отомстить мне за Седова? Да, это возможно, как и то, что из Гольдмана делают козла отпущения... А Боев с 'товарищем' будут рапортовать о нейтрализации Седова и спасении Чаганова? Может быть'.

    Возвращается Грозный с двумя худыми рослыми мужчинами лет тридцати пяти советской наружности в одинаковых с моими пальто и шляпах.

   -Знакомься, Алексей,– Василий протягивает мне пропуск на шнурке.– наши писатели, путешествуют по Америке.

   -Илья Ильф,– слабое рукопожатие болезненно бледного человека. -Евгений Петров,– шутливо копирует напарника жизнерадостный бодрячок.– товарищ Чаганов, не хотите пойти с нами на встречу с Генри Фордом?

    Бросаю вопросительный взгляд на Василия.

   -Давай, иди,– даёт добро он.– до полудня я занят, а после засядем с тобой за чертёж.

   -Генри Форд– это голова.– Поднимаю указательный палец вверх, писатели весело смеются, польщённые моим знанием текста 'Золотого Телёнка'.

    Усаживаемся втроём на заднем сиденье Линкольна КВ, предоставленного администрацией завода почётным гостям, укрываем ноги медвежьей шкурой и через минуту прибываем к подъезду главного офиса. Оказывается у Форда в компании нет своего кабинета, он циркулирует по заводу, поэтому встеча проходит в кабинете его секретаря, где мы не раздеваясь с трудом размещаемся на спешно внесённых стульях.

    Генри Форд– худой сутулый старик лет семидесяти в сером отутюженном костюме, белоснежной сорочке и красном галстуке, живо откликнулся на вопрос Ильфа о мини-заводах.

   -Да, я вижу будущее за такими заводами в сельской местности,– его грубые рабочие ладони с припухшими суставами крепко сжимают металлический наболдашник трости.– на которых будут работать рабочие– акционеры предприятия: в дни кризисов рабочие смогут прокормиться на земле, а в период подъёма будут покупать продукты у соседей фермеров. Без всех этих банкиров с Уолл– Стрита, посредников-кровопийц, которые хотят иметь свою долю в нашем труде, сами ничего не делая.

    Старик с ненавистью посмотрел на нашего Ильфа, сидевшего напротив него, в рваном носке, выглянувшем из-под задравшейся брючины.

    'Тут ты, дедушка, попал пальцем в небо... не будет никаких пролетариев– совладельцев и вся твоя компания скоро станет принадлежать столь ненавидимым тобой банкирам. Капиталист, ты,– утопист'...

   -Господин Форд,– переключаю его внимание на себя.– ваши интересы, судя по вашим словам, лежат далеко за пределами области производства автомобилей. Вы изучаете философию? Религиозны?

    ''Расцвёл, смотрит на меня почти с любовью... Работает третье правило Глеба Жеглова. Религию отвергает... верит в реинкарнацию. Гений– это оказывается опыт, передавемый новому воплощению, а вовсе не парадоксов друг. И не поспоришь ведь, Чаганов– в какой-то степени моё воплощение в прошлом. Встретились два воплощения. Ильф и Петров аж заёрзали на своих стульях от удовольствия. Утёр нос специальным корреспондентам 'Правды''?

    Встреча затянулась. Даже подумалось, что дедушка на прощание от полученного удовольствия велит принести соболью шубу или, там, выкатить автомобиль, но обошлось... просто крепко пожал нам руки своей шершавой пятернёй. Писатели всё время встречи делали какие-то заметки, изредка поглядывая на меня.

    Дирборн, завод Форд Моторс.

    Позже.

    Сидим с Василием в его кабинете представителя ГАЗа в информационном центре Форда у центральной проходной и обсуждаем чертёж доработки прицепов.

   -Нет, простая дверь на петлях здесь не подойдёт,– Грозный подкручивает 'чапаевский' ус.– иначе для того чтобы её открыть, всё это место должно быть пустым. Тут нужна стена– гармошка на рельсе, р-раз и нет её...

    'Это хорошо, наверняка заказчики потребуют для оператора шифровальной аппаратуры 'секретную' комнату, отделённую от радиостанции'.

   -Давай ещё раз пройдем по списку комплектующих.– Василий достаёт приложение к договору и мы погружаемся в него.

    'Так, стоп. Шины 'GoodYear'! Вот оно то, что крутилось у меня в голове со вчерашнего дня'!

    Давняя история о том, как ФБР не смогло предотвратить утечку в прессу информацию об атомном проекте. Для 'Чикагской поленницы' в компании 'GoodYear', которая кроме шин занималась производством аэростатов, была заказана резиновая оболочка кубической формы. Закачивая в неё углекислый газ вместо воздуха, можно было сократить уровень поглощения нейтронов на случай быстрого затухания реакции. Слухи о секретных кубических аэростатах пошли гулять по бульварным изданиям.

    'Вот что надо мониторить– статьи в газетах о резинотехнических изделиях'!

   -Тебя.– Грозный суёт мне телефонную трубку.

   -Чаганов слушает.

   -Алексей,– послышался сдавленный голос Гольдмана. на фоне автомобильных гудков и шума.– наконец-то я тебя застал.

    'Блин, попался'...

   -Сёма, привет,– включаю режим приветливого пустобрёха.– как здоровье матушки?

   -Хорошо...

   -Отлично,– не даю ему взять контроль над разговором.– понимаешь, Василий тут нашёл для меня два прицепа... пришлось задержаться у него... сидим, вот, обсуждаем комплектацию. Извини, что не смог сам отнести конфеты твоей девушке, пришлось отправить их с посыльным из, ну ты помнишь, United... что-то там на P... Service рядом с нашим отелем. Дело у меня было срочное, могли увести прицепы-то. Надеюсь, она тебя простила...

    'Короче: 'ПавлА я не видал, но ты не надейся''...

   -...– Заскрипели мозги на той стороне и звонок прервался.

    'Теперь даже молодому троцкисту понятно что пора валить, только не ясно в Канаду или кого-то из нас с Боевым... а может быть обоих. И тут у меня преимущество преред директором Амторга: он вынужден каждый день приходить на работу, а я человек вольный. Да, что-то засиделся я на одном месте, пора выдвигаться в Нью-Йорк'.

    Прошу Грозного выслать договор по почте и вызываю такси: до нью-йоркского поезда осталось два часа.

    Нью Йорк, Центральный парк.

   12 октября 1935 года, 11:50.

    Сижу на деревянной скамейке на берегу пруда, на серой поверхности которого плавают жёлтые, бордовые и ярко красные листья, цвета нашего флага, что развевается над входом консульства, расположившегося в на углу Пятой авеню и 61-й Ист.

    'До встречи ещё десять минут... и зачем я понадобился Аренсу– новому консулу, всего неделю назад вступившему в должность. Более срочных дел у него нет'?

    Андрей, пожалуй, единственный человек в Амторге, которому я доверяю (хотя и он не знает где я сейчас живу), позвонил сегодня утром на связной телефон (заплатил пять долларов владельцу одной из аптек) и попросил срочно ему перезвонить. Выяснилось, что консул назначил мне встречу в полдень. На мой вопрос, кто он такой этот Аренс, Андрей, более десяти лет работавший за границей и знавший многих дипломатов, сообщил, что тот работал с самим Воровским и был ранен во время того покушения, затем находился в Англии и Канаде. Кроме того, припомнил, что Боев был очень недоволен этим назначением, называл Аренса бундовцем.

    'Слава богу, что я уже разделался со всеми договорами'.

    Вчера на встрече с МакГи получил их все до единого: по лампам (включая военные), по реле и другим компонетам. Экономия составила около тридцати тысяч (вот так они вздувают цены для советских представителей). Получив от меня пятнадцать тысяч долларов, Питер выразил удовлетворение нашим сотрудничеством и выразил надежду на его продолжение. Я поддержал его в этом и пообещал, что вскоре его посетит моё доверенное лицо, которое произнесёт магическое слово 'откат'.

    Наплевав на конспирацию, рванул в Амторг к Якову, финансовому директору, правда зайдя в здание через внутренний двор. Тот, пожевав губами, подписал и сообщил радостную весть о том, что получил гарантии оплаты на договор с 'Форд Моторс' (тот самый на четыре тысячи), который подвис из-за внезапного отъезда Боева на родину. Не дождавшись меня из Дирнборна и никого не предупредив о нашем уговоре, он отплыл на пароходе, как последний трус, а мне пришлось слать телеграммы в Москву с просьбами оплатить договор.

    'Испарилось моё преимущество перед Боевым... Ну ничего, продержусь, до отъезда осталось три дня. К тому же, с чего это я взял, что Гольдман охотится за мной, а не добежал уже до канадской границы. Впрочем, меры предосторожности лишними не бывают'.

    За три часа, что я здесь 'загораю' в здание зашло лишь два человека: это и понятно– суббота. У здания тоже, вроде, никто не слоняется, лишь иногда появляется полицейский, поигрывая на ходу дубинкой.

    'Обойду по дорожке пруд, время ещё есть. Не думаю, всё же, что ловушку мне будет устраивать сам консул'.

    Тяну на себя тяжёлую дубовую дверь и попадаю в фойе. Сбоку от входа со стула поднимается работник посольства и просит предъявить паспорт и бегло изучает его.

   -Прошу, товарищ Чаганов,– с улыбкой возвращает его мне.– Иван Львович ожидает вас. Второй этаж налево по коридору.

    Поднимаюсь по широкой мраморной лестнице с красной ковровой дорожкой, а сотрудник берётся за телефон.

    'Красивое здание, а это что? Понятно тут зал, какой большой'...

   -Сюда,– слева меня окликивает хорошо одетый невысокий лысоватый мужчина лет сорока пяти.– проходите в кабинет.

   -Сегодня утром в Париже убит товарищ Боев.– Без приветствий и преставлений взволнованным голосом выпаливает консул, как только сквозь пустую приёмную мы зашли в его кабинет.

    'Добегался один... теперь я на очереди. Жадность меня-фраера сгубила или неоправданный риск'?

   -Не простили видно троцкисты ему успешную операцию по нейтрализации Седова.– Из-за спины раздаётся высокий голос с польским акцентом.

    Оборачиваюсь на звук, в дверях, прислонившись к косяку, стоит невысокий мужчина в плохо сидящем на нём костюме и внимательно разглядывает меня с головы до ног светло-голубыми глазами с редкими белыми ресницами.

    'От оно, оказывается, как всё было,... быстро перестроились'.

   -Знакомьтесь, товарищ Чаганов,– на той же тревожной ноте продолжает Аренс.– Юзеф Витольдович Новак, наш новый вице-консул. Он расскажет вам о дополнительных мерах предосторожности в связи с этим подлым убийством.

   -Что такое? Какая нейтрализация?– Крепко пожимаю вялую руку 'коллеги', обходя расставленную ловушку.

   -Не слышали разве,– Недоверчиво усмехается Новак, глядя на моё недоумённое лицо.– что американцы сына Троцкого арестовали? Так Иван Васильевич обеспечил это дело. Пройдёмте-ка ко мне не будем мешать Ивану Львовичу.