Текст книги "Ленинград-34 (СИ)"

Автор книги: Сергей Кротов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

    'М-да, жалкая сцена... Чуть не плачет... Сидящие в зале стараются на него не смотреть, отводя глаза... На Сталина глядит не отрываясь... в общем, 'милый дедушка, Константин Макарович! Нету у меня ни отца, ни маменьки, только ты у меня один остался''...

    Поперхнувшись невидимой миру слезой, 'Ванька' закашлялся и был уведён в сторону подскочившей со стаканом воды симпатичной девушкой-референтом. Получившая следом свой орден Ленина улыбчивая Нина Камнева, пожелавшая всем присутствующим здоровья, начисто растворила неприятный осадок от выступления 'сироты'.

    Невысокий чуть полноватый Чкалов, получив в руки орден, хватает в охапку опешившего Калинина и крепко целует его в губы, в общем-то не вызывая никакой нездоровой реакции у народа. В отличии от своего шеф-пилота, жесты интеллигентного Николая Николаевича Поликарпова куда более скромны, но оба они произнесли только одно слово– спасибо.

    Доходит очередь и до меня, получаю из рук Михаила Ивановича красную коробочку с орденом и грамоту к нему, и, не утерпев, приоткрываю крышку.

    'Ура! Старого образца, со штыком снизу ствола и 'косолапым' красноармейцем'.

    -Обо всём забыл,– незлобиво подтрунивает Калинин под всеобщий смех аудитории, когда я, увлечённый разглядыванием звезды, отправляюсь на своё место.– даже спасибо не сказал.

    -Неблахадарный.– Голос пришедшего в себя Хрущёва прозвучал в наступившей внезапно тишине неожиданно громко.

    'Сказал бы я тебе, гад'... Перехватываю предостерегающий взгляд Кирова, но и сам вполне владею собой.

    -Прошу прощения,– в огромном зале наступает полная тишина.– у меня, конечно, нет такой хватки как у товарища Чкалова, но я от благодарности, например, вон той помощнице товарища Калинина, не отказываюсь.

    'Как только потолок не рухнул? Вроде и не сказал ничего такого... так, побалагурил слегка'.

    Женская аудитория: девушка-референт, подавальщицы в одинаковых платьях, выстроившиеся у накрытых столов, и парашютистки с бортпроводницами, судя по их раскрасневшимся лицам, сочла моё домогательство уместным и желательным.

    Четвёрка лыжников в форме НКВД завершала церемонию награждения и началась подготовка к фотографированию. Несколько рабочих споро вынесли три разновысокие скамейки, установили ряд стульев. В это время мужская часть награждённых, помогая друг другу прикручивала ордена, женская– за тем же удалилась из зала.

    -Товарищ Чаганов,– черноглазый кудрявый фотокорреспондент хватает меня за рукав.– я из журнала 'Смена' (журнал ЦК ВЛКСМ). Товарищ Косарев поручил мне сделать вашу фотографию. Нина! Скорей сюда!

    Быстро выбрав место, оценив освещение и подправив поворот голов, 'кудрявый' попытался исправить выражение наших лиц.

    -Да прекратите вы смотреть на стол, как с голодного края!– и тут же вспышка ослепила нас.

    'Молодец, ловко спровоцировал и подловил, профессионал'... Бежим к уже расставленным и рассевшимся награждённым и гостям встав скраю.

    'Ну с голодного– не с голодного, а сейчас не мешало бы подкрепиться. Итак, копчёная колбаска, говяжий язык, сырок, грибочки в сметане, само собой, красная и чёрная икра, мягкое жёлтое масло... Всё, можно не продолжать'.

    Чкалов инспектирует горючее и выбирает сорокоградусное белое столовое вино, наливает себе и Журову с Михеевым и молча чокнувшись с ними быстро выпивает.

    'Похоже, традиции обмывать ордена в прямом смысле этого слова ещё нет'.

    Наливаю девушкам, сгруппировавшимся за одним столом, шампанское в хрустальные бокалы.

    'За красоту'?

    -Чтоб не последний... орден, конечно.– Дужно сдвигаем зазвеневшие бокалы.

    -Сыром.– Подсказываю девушкам, застывшим в нерешительности с вилками в руках.

    Москва, Кремль.

    Позже, в тот же день.

    'Снова 'даём кругаля' с Сергеем Мироновичем по дорожке вдоль Кремлёвской стены от Спасской башни к Боровицкой. И снова после награждения. И снова на распутье. Наконец-то потеплело (столбик термометра едва перевалил за +20)... Едва дождался лета! Наверное, всё-таки, у меня сложилось не совсем правильное представление о климате, вынесенное из аномалий 90-х, нулевых и десятых. Сейчас подумал об этом и вспомнил своё детство и юность: начало 60-х-70-х. Морозы за минус тридцать– обычное явление, лето кончалось с последними днями августа'.

    -Говорили недавно о тебе с товарищем Сталиным...– Неспешно, в ритме нашей прогулки, начинает фразу мой собеседник.

    'Вот сейчас и решится моя судьба. Да, они– вершители судеб, не получившие это право по наследству или по стечению обстоятельств, а завоевавшие его в длительной борьбе с царизмом, 'временными', иностранными интервентами и своими бывшими соратниками. Когда твоя судьба определяется на таком высоком уровне, то это хорошо и плохо: хорошо, что она решается наиболее компетентными людьми в стране, а плохо, что это решение уже не оспоришь'.

    -Не разрешил он взять тебя ко мне в секретариат.– Продолжаем мерить дорожку поскрипывающими сапогами.

    'Да я двумя руками за, аппаратные интриги меня не очень привлекают. Хотя без овладения этим искусством, во власти, конечно, делать нечего, даже если занесёт тебя попутным ветром на вершину'.

    -Я смотрю, ты не слишком-то и расстроен,– смеется Сергей Миронович.– вот только рано радуешься. Короче, решили мы посмотреть на что ты годен как руководитель. Никаких там заместителей, помощников: на тебе полная ответственность за результат и за людей.

    'Нормально так, только я переходить дорогу Паше не хочу'.

    -Не волнуйся,– по своему истолковал сомнения, выразившиеся на моём лице, Киров.– дадим тебе время до осени закончить свои дела по 'Подсолнуху'. Съездите с Ощепковым в Америку, купите оборудование... будешь, конечно, помогать ему в свободное время, но это будет его планида.

    -А меня куда?

    -Есть у меня задумка,– Сергей Миронович подходит к лавочке и садится приглашая меня.– но хотелось бы послушать сначала тебя.

    'Так это что, мне дается карт-бланш? И кому, инженеру неделю назад получившему диплом? Ну положим, Павел дал мне хорошую характеристику на СтиО. Не думаю, однако, что руководители государства станут в своих решениях полагаться на мнение одного человека. Интересно, как далеко они зашли в своих проверках? Не думаю, что далеко. Автобиография моя умещается на половинке тетрадного листа. Весь на виду. В оппозиции не состоял, как впрочем и в партии...

    Ягоде топить меня нет никакого резона, себе дороже. О Ежове, что-то вообще в последнее время ничего не слышно: без ключевого поста секретаря ЦК он в этой истории лишь бледная тень того Ежова, а после скорого завершения партийной чистки в Комиссии Партийного Контроля станут разбирать лишь пьянку и аморалку.

    Отсюда следует что? А то, что ничего компрометирующего на меня не найдено, и совсем даже наоборот, попал я в кадровый резерв, и хотят испытать меня на серьёзном деле. Не сказать, что я совсем не задумывался над тем, что буду делать после сдачи 'Подсолнуха'. Для сопровождения, усовершенствования и внедрения радиоуловителей на земле, в авиации и на флоте наше ОКБ не годится, а нужен крупный институт, такой как НИИ-9, недавно созданный на базе ЛЭФИ, который и поглотит всех, занимающихся этой тематикой. Поэтому я уже стал подумывать как за год, оставшийся до сдачи радиоуловителя выделить тему кристаллического детектора из числа передаваемых и создать свою организацию, которая будет заниматься исключитерьно полупроводниками. Сейчас же получается, что надо спешить, так как времени остается только до осени.

    Но как предложить идею создания такого института... Резонный встречный вопрос– а что теперь для каждой детали из радиоуловителя будем создавать свой особый институт? Тут должно быть что-то такое, за что обеими руками ухватились бы и военные, и гражданские, и, конечно, органы внутренних дел. Шифровальная техника для проводной и беспроводной связи! Это, пожалуй, была последняя крупная тема, которую мы наметили с Олей для передачи и до которой пока не дошли руки. Понятно, конечно, что работы над этой важнейшей государственной темой ведутся повсюду давно, в том числе и в СССР, но результатов, удовлетворяющих правительство, пока нет. Что бы я мог 'нового' предложить в этой области? Вокодер с системой 'Сигсали' 1942 года, в которой голос человека препарируется по частотам и превращается в последовательность импульсов, а они уже в две тональные частоты (как в модеме) ноль и единицу. На приёмной стороне эти частоты преобразовываются в обратном порядке и из динамика звучит вполне различимый синтезированный голос человека. Чем хороша эта система? Да тем, что может быть использована как для проводной так и радиосвязи, легко поддаётся шифрованию, так как имеет дело с цифровым представлением звукового сигнала и слабо чувствительна к помехам (частотная модуляция). На строительный же кирпичик 'Сигсаля'– операционный усилитель я уже давно положил глаз.

    Лакомый кусок... Многие захотят взять такой (институт??), скажем скромнее, такое КБ к себе под крыло. А что выгодно мне? Куда идти? К военным, в Трест Слабых Токов или остаться в НКВД? Неминуемое столкновение Сталинской группы и 'оппозиции' уже на пороге... везде можно попасть под раздачу. Наркомат тяжёлой промышленности вскорости будет полностью расформирован, участь Тухачевского, даже если он и не решится на путч, незавидна: кто-то должен отвечать за безобразия с вооружением и растрату государственных средств. Ягода... может быть в этот раз на его место придёт кто-то другой, не Ежов, ведь его карьера забуксовала'.

    -Надо подумать.– Откидываюсь на спинку скамейки рядом с Кировым и бросаю взгляд на Москва-реку с высоты кремлёвского холма.

    За Большим каменным мостом сереет двенадцатиэтажная громадина 'Дома на набережной' по проекту Бориса Иофана, но Сергей Миронович смотрит не на неё, а напротив, на противоположный берег реки, на то место, где несколько лет назад стоял Храм Христа Спасителя, а сейчас несколько экскаваторов в облаке пыли начали выемку грунта под котлован фундамента Дворца Советов, грандиозного здания высотой более четырёхсот метров, того же архитектора.

    -Ну думай...– протянул Киров задумчиво и вдруг встряхнувшись продолжил.– Ты знаешь, когда мы на Первом Всесоюзном съезде предложили построить Дворец Советов, то совершенно не представляли себе насколько трудна эта задача. Мы поняли это только когда приступили к проектированию: небывалые нагрузки на грунт потребовали потребовали необычную конструкцию фундамента, железный каркас дворца– новых марок стали, огромные помещения– новое оборудование для освещения и вентилляции, высота здания– новые скоростные подъёмники. Дворец Советов станет сосредоточием всего нового и передового в науке и технике, школой для архитекторов, инженеров и строителей, это, кстати, тебе наука– не бойся ставить перед собой большие задачи, но не это главное– он станет зримым символом ума и силы советских народов, покажет нашим недругам что мы, 'полуазиаты', мы, на которых до сих пор продолжают смотреть сверху вниз, способны украшать землю такими памятниками, которые им и не снились.

    'Но некому оказалось подхватить красное знамя из слабеющих рук вождя, к власти пришли партийные чиновники, привыкшие мыслить другими категориями и на месте будущего Дворца Советов, в его фундаменте, построенном в тщательно 'битумизированном' грунте, и уже готовом принять на себя вес в полтора миллиона тонн, организовали открытый бассейн, утопив в нём будущее своей страны. А я всё думаю об очередной 'инновации'... но спасёт ли это страну... не уверен. Хотя, быть может, своё главное дело в жизни я уже сделал– спас Кирова, а это, по крайней мере, ещё лет десять-пятнадцать сталинского курса... есть время на выполнение решений девятнадцатого съезда... что ж, будем посмотреть, а пока надо ковать железо не отходя от кассы'.

    -Придумал,– предсказуемая реакция лёгкого на улыбку Кирова.– мы с ребятами во время работы над 'Подсолнухом' задумали одно устройство для шифрования голоса и последующей его дешифрации. Его можно будет подключать и к телефону и к рации, а тот, кто захочет подслушать этот разговор услышит только гудение.

    -Нужная вещь,– серьезнеет Киров.– выпускают такие у нас в Ленинграде. 'Такие, да не такие. Только ведь не скажешь, что эти устройства могут работать только на ВЧ-связи и требуют хорошей частотной характеристики канала при отсутствии помех. Это сейчас совершенно секретная информация, даже то, на каких заводах ('Красная Заря' и завод имени Кулакова) эти шифраторы выпускаются'.

    -Сергей Миронович,– пробую обходной манёвр.– я могу описать как будет устроен наш прибор, а компетентные товарищи дадут заключение стоит ли игра свеч. -Хорошо,– легко соглашается Киров.– я хоть и не картёжник, но что-то мне подсказывает, что заключение будет положительным... только включи в свою записку также примерный штат своей группы и примерные расходы на оборудование, чтобы не терять времени.

    -Завтра же будет готова.– Встаю вслед за поднявшимся собеседником.

    -Что и спать не будешь?– Двинулись в обратную сторону.

    -Бессоница.

    'Пока, вроде, бессонница особо не досаждает, достаточно ночью посидеть в кресле или полежать на диване в лаборатории несколько часов и чувствуешь прилив сил, как после хоршего сна, но кто его знает как будет дальше'.

    -Думал– это наша стариковская болезнь.

    'А ведь ему, всего лишь, чуть за пятьдесят... И уже– старик. Впрочем, если взять современную продолжительность жизни: около сорока лет, то да– старик'.

    -Так выходит, Алексей, что тебе совсем неинтересно знать как я вижу твоё будущее.– Киров останавливается, снимает фуражку, откидывает назад волосы и несколько разочарованно снизу вверх смотрит на меня.

    -Интересно, конечно, Сергей Миронович. Спросить не решался.

    -Читал твою автобиографию, ты пишешь, что разговариваешь по-узбекски?

    -Год в Ташкенте на рынке с беспризорниками обитали: что-то подтащить, посторожить... научились довольно бегло говорить.

    -Отлично, товарищ Хрущев ищет себе помощника со знанием языка и местных обычаев...– Киров заливисто смеётся, заметив мои вылезшие из орбит глаза.

    -А если серьёзно, то 'кадры, овладевшие техники'– это сейчас очень важно, но нельзя забывать о партийных и советских кадрах. Опасность 'мелкобуржуазной стихии, захлестнувшей партию', о которой предупреждал Ленин, никуда не делась. Если не принимать решительных мер, то вскоре мы окажемся в меньшинстве.

    'Так, по сути, и произошло в той жизни, убеждать меня не надо'...

    -Да, не вешай, ты, нос,– моему собеседнику не понравился тот эффект, который произвели на меня его слова.– нас не так-то просто одолеть, но и плыть по течению не станем. Ты хочешь вступить в партию?

    'Первый раз за обе моих жизни я слышу такое предложение. В прошлой жизни– даже мысли такой у членов партии, работавших со мной в одном коллективе (пару лет на рабочей должности), почему-то, не возникало. Не потому, что я был каким-то антисоветчиком, вовсе нет: как все ходил на демонстрации, субботники, не опаздывал и не прогуливал. Просто, наверное, не умел скрывать своей, даже не брезгливости, а, скорее, своего отсутсвия зависти, к большой части 'членов КПСС' вступивших в партию за тем, чтобы монетизировать свою лояльность в повышение по службе или бонусы из общественных фондов потребления. Такой отрицательный отбор в партию, в конечном итоге, и привёл к такому отчуждению между народом и партией, народом и руководством страны, что вместе с партией равнодушно выплеснули и государство'.

    -Хочу.– Не отвожу глаза под пристальным взглядом Сергея Мироновича. 'Нельзя больше отсиживаться в стороне'.

    -Хорошо.– Снова хрустит галька под нашими сапогами.– Одну рекомендацию я тебе дам, другую попроси у себя на службе.

    Москва, Докучаев переулок, квартира Ощепкова,

    23:00, тот же вечер.

    Тихо, стараясь не шуметь, открываю своими ключами входную дверь, нащупываю в темноте и поворачиваю выключатель света в прихожей... и обнаруживаю в ней Олю... в белой нательной рубашке Павла, настолько короткой, что она не даёт шанса разыграться моему воображению.

    -А ты откуда здесь взялась?– Стараюсь строго смотреть ей прямо в глаза.

    -Я в отпуске со вчерашнего дня, в том самом, что ты подписал мне перед отъездом.– Мстительно расправляет плечи моя подчинённая.

    -А, ну да, прости, вылетело из головы.– Сворачиваю на кухню, беру графин и начинаю набирать воду в него из крана.

    -Поздравляю с наградой,– продолжает искусительница.– ну что, говорил с Кировым.

    На кухне разговаривать можно, ещё в прошлый приезд Оля методично обследовала всю квартиру, не найдя микрофонов. Решили поостеречься говорить только в гостинной вблизи телефона.

    -Говорил,– сажусь за стол.– хотят попробовать меня в качестве руководителя... слушай может ты оденешься, а то холостым парням...

    -Я не понял, Ань, я тебя жду-жду...– на кухне появляется взлохмаченный Павел в майке-алкоголичке и синих до колен трусах.

    -Нервные все какие,– фыркает она.– за мной.

    'Скорей бы в Крым'.

    -Она и на службе себя так ведёт?– Ощепков достаёт из посудного шкафа стакан и усаживается за стол рядом со мной.– Как ты её терпишь?

    -Всё.– Наполняю водой из графина наши стаканы.– Теперь ты терпи, скоро переведут меня и, скрее всего, в Москву.

    'Странно, всё-таки. Сидят вдвоём за столом на кухне два мужика и пьют из стаканов воду. Хотя бы чай, что ли... Но тут есть проблема: надо дровами растапливать плиту, так газ на кухне ещё только начал появляться в домах новой постройки'.

    -Киров сказал? Когда?– Стакан с водой в руке у Павла замер на полпути.

    -Осенью, думаю, что до октябрьских всё решится.

    -А Аню куда?– Волнуется друг.

    -Тебе придётся думать, с собой её взять не смогу.

    -Понятно..., а что с Америкой, 'Подсолнухом'?

    -С Америкой– всё по прежнему, а с 'Подсолнухом'– буду помогать в любом случае.– Успокаиваю Павла как могу.

    Он решительно отставляет стакан и, порывшись во внутренностях шкафа, возвращается к столу с початой бутылкой армянского коньяка и двумя маленькими стеклянными рюмками на ножках. Разливает тягучую маслянистую янтарную жидкость и на секунду замирает, собираясь с мыслями. Боковым зрением замечаю Олю в том же наряде и немедленно выпиваю, не дождавшись пашиного тоста.

    -Врачи рекомендуют перед сном: успокаивает нервную систему, расширяет сосуды...– готовая взорваться подруга начинает истерически хохотать, переводя взгляд с меня на ничего не понимающего Ощепкова.

    Глава 13

    Крым, окрестности Ялты,

    3 июля 1935 года, 9:15.

    'Какие-то несчастные десять километров от моего санатория в Кореизе до Ялты едем уже больше получаса'...

    Удары довольно крупных камней в днище автомобиля, присланного из ялтинского горкома чтобы отвезти нас с Ниной Камневой в Артек, сливаются в непереносимый скрежет камня по металлу. Это звуковое сопровождение и изматывающие повороты горного серпантина на корню убили то радостное приподнятое настроение, которое только бывает у человека утром на курорте при виде спокойного синего моря. ГАЗ-АА, выбросив напоследок из-под колёс щедрую горсть мелких камней, въезжает на узкую улицу Ялты, которая неожиданно проваливается вниз на добрый десяток метров.

    'Ничего себе перепады, того и гляди встретишь орденосную парашютистку облёванным салоном'.

    Беру себя в руки, быстро-быстро дышу и справляюсь с приступом тошноты, тем более, что дорога выравнивается мягко спускаясь к морю. 'Мариино' написано над входом на углу здания на набережной, выполненного в виде апсида (полукруглого выступа, примыкающего к основным стенам здания), украшенного ложными арками и колоннами. Выхожу из машины и неуверенной походкой (укачало как на корабле), разминая ноги, иду по набережной вдоль моря, пахнувшего на меня йодной настойкой, пока шофёр идёт сообщить Нине о нашем приезде. Жгучее солнце слепит, заставляя щуриться.

    'Интересно, а как у нас в стране насчёт солнцезащитных очков? Судя по всему– глухо, ни разу ни у кого не видел'.

    Поворачиваюсь спиной к солнцу и вижу своё отражение в парадной белой форме в витрине кооператива 'Носорог', расположившегося на первом этаже здания гостиницы и торгующего изделиями из рогов и копыт.

    'Хм, а я думал Ильф и Петров шутили... Оправы, гребешки, пуговицы... Чего тут только нет. Оправы– то что надо'.

    -Здравствуйте, уважаемый,– обращаюсь я к пожилому продавцу-кавказцу, вынырнувшему из подсобки на звон колокольчика входной двери, потревоженного мною.– скажите, нет ли у вас очков с тёмными стёклами от солнца.

    -Как нет, пачему нет...– нарочито завозмущался он, несколько расслабившись сочтя, видимо, меня по своей шкале, где финиспектор стоит наверху, совсем не опасным.– обижаешь, дорогой, выбирай оправу, любой стекло поставим... синий, зелёный, бриллиантовый.

    За пять минут и двадцать пять рублей этот 'менеджер по продажам' подобрал мне стильную роговую оправу, ножницами по шаблону вырезал стёкла из синего целлулоида, успев заклеить их в рамки вонючим казеиновым клеем и поместил всю эту красоту в чёрный картонный футляр с симпатичным носорогом, предупредив выждать два часа перед использованием.

    'Ну и кому мешали эти кооперативы, принявшие на себя заботы по обеспечению населения всем необходимым, и платившие налогов в бюджет по более высокой ставке, когда в конце пятидесятых 'волюнтарист' одним махом превратил их в государственные, а кооператоров в потенциальных 'цеховиков''.

    -Товарищ Чаганов?– слышу из-за спины писклявый тонкий голосок с неприятными властными нотками.

    Поворачиваюсь на каблуках и вижу перед собой невысокую стройную женщину лет тридцати, натуральную блондинку с короткой стрижкой с белыми бровями и ресницами.

    -Я– Ольга Мишакова, инструктор Цекамола,– приветливая улыбка, показавшая множество мелких жёлтых зубов.– будем вместе представлять ЦК в Артеке.

    'Не понял... А где Нина? Начальник приказал... что б была Нина'.

    -Товарищ Камнева занята подготовкой воздушного праздника в Тушино.– Добавляет Мишакова ехидным тоном, видя моё замешательство.

    'Ясно, а тебе, видно, давно обещали бесплатную путёвку... Постой, постой, это какая Мишакова? Мишакова О.П.? Которая подвела в тридцать восьмом под монастырь всё руководство комсомола, включая Косарева? Если так, то та ещё гадюка'.

    После случая с МГ, когда слишком поздно узнал о грядущей катастрофе, я проштудировал все имеющиеся у меня в памяти (около ста) газеты вплоть до начала войны и в одной из них статью 'лучшей комсомолки СССР' с её разоблачениями 'затаившихся врагов'.

    -Очень приятно, товарищ Мишакова.– Делаю морду ящиком и крепко пожимаю её маленькую руку.

    Чихнув и выпустив струю чёрного дыма, заработал двигатель нашего автомобиля и наше зубодробительное, внутренности-выворачивающее путешествие продолжилось в новом составе. Всему, к счастью, приходит конец и наша 'антилопа' нырнула под арку, опирающуюся на две белые колонны, с надписью 'Артек', прокатилась по ставшей гладкой дорожке с тёмно-зелёными кипарисами по бокам, миновала гипсовую статую пионера-горниста и затормозила на небольшой площадке у одноэтажного дощатого сарайчика с надписью над дверью: 'Штаб Верхнего Лагеря'. Из окошка выглядывают несколько симпатичных девичьих головок, а из двери вылетает начинающий лысеть молодой рослый парень в белой рубашке с коротким рукавом, синих тренировочных штанах и с красным пионерским галстуком на шее. Мы с инструкторшей ЦК с облегчением покидаем раскалившуюся от солнца машину.

    -Здравствуйте, товарищи!– Приветливо здоровается парень, сжимая в руках белую панаму.– Рад приветствовать вас в Артеке. Я– старший вожатый Верхнего лагеря Иван Мамонт.

    -Инструктор ЦК Мишакова.– Строгим голосом моя спутница сразу показывает кто есть who в нашей делегации.

    -Не желаете перекусить? У нас сейчас второй завтрак.– Вожатый понимает расклад и просто пожимает мне руку.

    Мы с Мишаковой одновременно отрицательно мотаем головами.

    -Мы ожидаем приезда товарища Молотова к полудню,– внимательно всматривается в наши бледные лица Мамонт.– так, что у нас есть полтора часа свободного времени. Чем бы вы хотели заняться?

    -Соберите старших вожатых, товарищ Мамонт.

    -Да, конечно, сейчас дам команду.– Обречённо соглашается он.

    -А я бы хотел осмотреть лагерь, поговорить с пионерами.– Перспектива сидеть на этом собрании мне абсолютно не улыбается.

    -Сделаем, товарищ Чаганов.

    В сопровождении двух пионеров, ухвативших меня за руки и гордо поглядывающих по сторонам на менее везучих артековцев, спускаюсь по широкой деревянной леснице, ведущей к Нижнему лагерю. Перед нами открывается прекрасный вид на бухту, ограниченную горой Аю-Даг и Шаляпинской скалой. От узкого галечного пляжа одноэтажные длинные дощатые корпуса лагеря отделены широкой белого камня баллюстрадой с большими цветочными вазами и широкими клумбами, между которыми снуют группы пионеров в матросках и бескозырках (формы Верхнего и Нижнего лагерей отличались). Одна из них подлетает к нам.

    -Товарищ Чагаганов, вы к нам на праздник?

    -А товарищ Молотов приедет?

    -А вы надолго?

    -Пойдёмте мы покажем вам музей краеведения...

    -Лучше живой уголок! У нас там лисёнок Рыжик живёт.

    -Пошлите лучше на стрельбище или на техническую станцию...

    -Начнём с технической станции.– Стараюсь перекричать своих фанатов.

    -Ура-а...– мужская половина приходит в восторг.

    На каждую мою руку повисает еще по нескольку пионеров и этаким муравьиным роем несущим кузнечика движемся к цели.

    'Основательно... Деревообрабатывающий станок, тиски, слесарный и столярный инструмент, верстаки. Стенд для работы на ключе– 'Юный радист''.

    Меня усаживают на стул и надевают наушники. Мой визави, лет десяти с облупившимся носом и причёской 'под Котовского', начинает споро стучать ключом.

    'Ти-та-та-ти, ти-та-ти, ти-ти, ти-та-та, ти, та... Ну, меня этим не испугать. Я сам– юный радист во втором теле'.

    -Привет от пионеров Артека.– Перевожу с морзианского на русский. Моя рука уверенно выстукивает ответ.

    -Поздравляю артековцев с десятой годовщиной. Алексей Чаганов.– Зачитывает приём 'котовский'.

    Затем мне представляют мирового рекордсмена пионера Володю, изготовившего самый маленький электродвигатель весом десять грамм, со своими авиамоделями подходили Тимур Фрунзе и Степан Микоян, ребята из фотокружка организовали общий снимок.

    -Ребята мне пора.– На часах без десяти двенадцать.

    Прощаюсь с ребятами и пускаюсь в обратный путь, поднимаясь по лестнице. Впереди в десятке метров идут пионервожатая лет восемнадцати и девочка лет тринадцати одетая не по форме: в розовой кофточке и синих шортах до колен.

    -Лусик,– взволнованно частит пионервожатая.– ты разве не понимаешь, что купаться там опасно...

    -Меня зовут Елена,– неторопливый скрипучий 'старушечий' голос девочки показался чем-то знакомым.

    -Как Елена?– Ещё больше взволновалась вожатая.– Я ж сама читала в твоём личном деле: Лусик Алиханян.

    -А Королёвой можно себя называть Гулей?– Сварливо заскрипела 'старуха'.– Или это только артисткам разрешено.

    Одновременно с девушками завершаю затяжной лестничный подъём и оказываюсь на костровой площадке Верхнего лагеря. Из открывшихся дверей штаба лагеря, в соответствии с иерархией, навстречу нам движется группа вожатых. Впереди– Ольга Мишакова с чувством глубокого удовлетворения на лице, на полшага сзади– Иван Мамонт, обиженно сжавший губы, за ними остальные вожатые, уныло бредущие в странной тишине.

    -Почему не в форме? Где галстук? Кто вожатый?– С удовольствием вполоборота включается в борьбу с разгильдяйством инструктор Цекамола, вполглаза посматривая на меня, учись мол.

    -Я– вожатая, Мила Мамонт.– Залепетала девушка под беспощадным взглядом Мишаковой.

    'Не перевелись ещё мамонты на земле русской'.

    -Лусик, пионерка моего отряда, купалась одна в неположенном месте...

    -Как купалась?– Взвилась инструкторша, бросая уничтожающий взгляд на Ивана Мамонта.– Я исключаю её из лагеря, немедленно послать телеграмму родителям.

    -Не имеете права,– почти шипит девочка, выправляя пионерский галстук из под блузки.– это я сейчас позвоню папе и расскажу, что здесь творится.

    'Презрительно, так, обводит нас взглядом... типа, я– принцесса, а кто такие вы– это ваша проблема'.

    Мишакова круто поворачивается и, махнув Мамонту, устремляется обратно в штаб.

    -Вы бы лучше отвели девочку в отряд.– Советую опешевшей от последней сцены вожатой, судя по схожим чертам лица, сестре Ивана и следую за начальством, не в последнюю очередь из любопытства.

    -Отец– Алиханян Г.С., мать– Боннэр Р.Г., ну и что?– Растерянно говорит инструкторша.

    'Точно! Она! Как же это либеральные летописцы упустили такой замечательный факт– по сути, положивший начало правозащитной деятельности в стране в эпоху 'необоснованных репрессий''.

    -Вы что, товарищ Чаганов, знаете кто у неё отец?– Чутко подмечает Мишакова мою усмешку.

    'Газеты надо читать!... Впрочем не всех господь (точнее, некая компьютерная программа) наградил феноменальной памятью. Теперь всё прочитанное мною крепко отпечатывается в памяти'.

    -Не уверен, но недавно читал статью в 'Правде' о созыве Седьмого Конгресса Коминтерна, так вот, один из членов Исполкома Коминтерна– Геворк Алиханян.

    -Путёвку Лусик получила по запросу секретариата Коминтерна.– Жизнерадостно добавляет старший вожатый.

    -Я ещё ничего не решила!– прикрикивает инструкторша на зашушукавшихся вожатых, подтянувшихся в штаб.– Работайте!

    -Молотов приехал!– Хруст гравия под колёсами тяжёлой машины отринул тяжёлые мысли нашего лидера, она улыбнулась и поспешила на встречу с Председателем Совета Народных Комиссаров.

    Артек, костровая площадка Нижнего лагеря,

    позже, тот же день.

    -Товарищи и друзья, пионерки и пионеры, гости, присутствующие здесь в день десятилетия нашего славного Артека!– Начальник лагеря обводит взором большую, утоптанную сотнями ребячьих ног спортивную плошадку, на которой ровными рядами замерли дети.

    Мы стоим на небольшом пятачке наверху зрительной трибуны, сложенной из грубо отёсанных каменных блоков, возвышаясь над костровой на добрые пять метров. Высота позволяет нам заглянуть поверх молодых кипарисов, окаймляющих площадку со стороны моря, совершенно неподвижного сейчас, серо-голубого с темными синими пятнами, отраженных в нем облаков. Трибуна заполнена представителями местной власти и отдыхающими из санаториев Гурзуфа.