Текст книги "Ленинград-34 (СИ)"

Автор книги: Сергей Кротов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

    'Похоже на отписку, а не на серьёзное расследование. Хитрый лис, этот Ягода... Какая-то мешанина кляуз, сплетен, злоупотреблений, кумовства и морального разложения. Пустил по этому пахучему следу простоватого Ежова, а тот и выкосил всех начисто. А что, формально всё правильно, пресечён опаснейший заговор: Енукидзе и Петерсон отстранены, библиотекарши арестованы, а по сути– издевательство'.

    -Ну, что скажете?– Сталин заканчивает возится со шнуром от шторы и возвращается к письменному столу.

    -Cui prodest (кому выгодно),– Молотов отрывается от чтения.– Ягоде не нравится когда некоторые сотрудники НКВД ему фактически не подчиняются. Петерсон вёл себя слишком независимо, какому начальнику понравится?

    -Возможно и это тоже,– добавляю я.– или просто выгораживает себя, обливая Авеля грязью. В конце-то концов без утверждения НКВД ни одного человека на работу в Кремль не брали, значит сам Ягода кругом виноват.

    -Коба, это что– статья из бульварного журнала?– взрывается Серго, чувствуя мою поддержку.– Так любого можно опорочить.

    Ворошилов с удивлением смотрит на лежащий перед ним экземпляр доклада. Сталин чиркает спичкой, прикуривает папиросу и делает глубокую затяжку.

    -Решать что делать с Авелем будет пленум ЦК,– продолжил он после минутной паузы.– мы же здесь не затем собрались. Допустим, я хотел бы свергнуть существующую власть в Москве, тогда бы мне без поддержки войск московского гарнизона не обойтись. Предлагаю на всякий случай сменить всю головку Московского Военного Округа, засиделись они на одном месте: шестой год как пошёл.

    -Давно пора,– оживляется Ворошилов.– а кем?

    -Семён Михайлович теперь у нас 'академик',– Сталин встаёт и начинает свою обычную прогулку по кабинету.– вот пусть и готовит войска по новому, а бывшего командующего, товарища Корка, назначим начальником академии имени Фрунзе.

    'Убирает на всякий случай с командной должности... и правильно, кто их там разберёт... а Ворошилов-то как рад'.

    -Товарищ Сталин,– вступаю в разговор.– сегодня на вокзале по приезде из Минска мне доложили, что вчера на Центральном аэродроме была авария при передаче армейцам агит-самолёта 'Максим Горький'. Пострадали пятнадцать человек, один из них лётчик ЦАГИ сегодня утром умер. Среди пассажиров на борту находился Алексей Чаганов.

    -Успел нажаловаться?– Раздражённо бросает Орджоникидзе.

    -Пожаловаться ему, допустим, было затруднительно,– стараюсь не устраивать свару среди своих.– так как он только недавно в сознание пришёл.

    Сталин останавливается и тяжелым взглядом смотрит на него. Серго не выдерживает и начинает рассказывать, изредко оглядываясь на меня.

    'Как-то подозрительно всё это... кругом виноват умерший Благин... оказывается разбит один самолёт, а у другого сгорели два двигателя'.

    Сталин поднимает трубку внутреннего телефона: 'Сначала Ягоду, затем Стецкого (зав. отделом пропаганды и агитации ЦК) и Мехлиса (главред 'Правды')'.

    'Понятно, сначала проверка фактов, затем борьба за умы и сердца людей... какой контраст с Серго, у того борьба за честь мундира и всё'...

    -Давай вместе поедем в больницу после заседания.– Примирительно толкаю Серго в бок...

    Москва, Докучаев переулок 12,

    Квартира Павла Ощепкова,

    21 мая 1935г. 9:00.

    Лиловый синяк спустился вниз, почти полностью прикрывая правый глаз.

    'Ну и харя! Хочется зарыться от взглядов людей под одеялом, особенно от таких 'деликатных' как у моего друга. С большим трудом удалось вчера выписаться из больницы, врачи отказывались верить, что я чувствую себя хорошо. Ещё не давно лежал без сознания, а тут вдруг неожиданно стал полностью здоровым. Судили-рядили, ощупывали-остукивали, но делать нечего– пришлось выпускать 'селебрити' на волю, только взяли обязательство приходить каждый день на перевязку. Теперь хожу по квартире, как тигр по клетке и ежеминутно осматриваю себя в осколок зеркала над раковиной в туалетной комнате'.

    Павел пошёл купить газету, что по теперешним временам совсем не просто. Газеты сейчас читают в основном у специальных застеклённых стендов или в красных уголках. Купить её не так просто, у газетных киосков выстраиваются длинные очереди. Вчера Павлу повезло и он купил 'Правду'. Точнее повезло мне: это был единственный источник информации, который я смаковал целый день до прихода Павла. Оля уже в Ленинграде. Информационная блокада о 'Максиме Горьком' была прорвана вчера после позавчерашнего визита Кирова и Орджоникидзе. Передовица была честно разделена пополам: левая часть была посвящена чудесному спасению 'Максима Горького', правая– развитию животноводства в Азово-Черноморском и Сталинградских краях на 1935 год. Имеется фотография агит-самолёта со стороны левого крыла. Отмечаются слаженные действия экипажа по спасению воздушного судна. Осуждается воздушное лихачество и недисциплинированность лётчика Благина, но как-то глухо, вскользь. На шестой странице воздушное происшествие в СССР было сбалансировано сообщениями из Польши и Китая, где потерпели крушения истребитель и 'летающая лодка' соответственно.

    -Чаганов слушает.– пронзительный звонок телефона поднимает настроение.

    -Здравствуйте, с вами говорит помощник секретаря НКВД Черток,– тембр хорошо поставленного голоса напоминает таковой диктора Левитана.– звоню вам по поручению товарища Ягоды. Как вы себя чувствуете? Есть ли в чём нужда?

    -Спасибо, товарищ Черток,– чувствую искреннюю благодарность за такую заботу.– чувствую себя неплохо, но пока не выхожу на улицу, так как разбито лицо да и гимнастёрка с галифе пришли в негодность после происшествия: подраны и перемазаны машинным маслом.

    -Понятно,– энергия помощника так и бьётся в телефонной трубке.– посылаю к вам врача САНО АХУ (Санитарный отдел административно-хозяйственного управления НКВД СССР) он осмотрит вас и оформит освобождение от службы, а с водителем я передам комплект формы . Уточняю ваш настоящий адрес: Докучаев переулок 12, квартира 5?

    -Всё точно.– Удивляюсь я осведомлённости Чертока.

    -Товарищ Ягода встретится с вами вскоре, до свидания.

    -До свидания.– Отвечаю я загудевшей трубке.

    -С собой стал разговаривать с тоски?– В дверях появляется нескладная фигура Павла в военной форме и протягивает мне 'Известия'.– Ничего, я тебе сейчас тоску-то разгоню.

    'Так... постановление ЦИК Союза ССР... за мужественную... работу по спасению, терпящего аварию агит-самолёта 'Максим Горький'... наградить пилотов Журова и Михеева... орденом Ленина. За мужество и слаженную работу... наградить экипаж и отличившихся при спасении... пассажиров... орденами Красной Звезды... Чаганов А.С.... Ну держись, Леонид Ильич'!

    'Ещё один звонок телефона, Павел хватает трубку, звонит Оля, видно, поздравить меня, ... нет, похоже, просто ежеутренние мурлыканья'.

    Теперь стук в парадную дверь металлической стучалкой, иду в просторную прихожую и с трудом справляюсь с задвижкой (наследием мрачных времён гражданской и нэпа).

    'Это ко мне: боец с мешком и седенький дедушка с акушерским саквояжем'...

    После традицонных дышите-недышите, постукиваний по целым конечностям и просьбы пошевелить пальчиками сломанной, получаю освобождение от службы на тридцать суток и рекомендацию в Санаторно-курортный отдел АХУ НКВД для последующего лечения.

    Глава 11

    Москва, Комсомольская площадь.

    27 мая 1935г. 8:45.

    Протягиваю три двадцатикопеечные монеты в деревянное окошко кассы станции Комсомольская, что находится в здании Казанского вокзала, и получаю небольшой картонный билет на одну поездку зелёного цвета, похожий на железнодорожные билеты моего детства, и гривенник сдачи. На билете стоит штамп с отметкой времени. Вахтёр на проходе к поездам в парадной железнодорожной форме прохаживается с важным видом вдоль касс, следя за порядком. Станция неглубокая, поэтому к поездам ведёт широкая гранитная лестница в два пролёта, разделённая на две части канатом, для спускающихся и поднимающихся потоков пассажиров. По пешеходной галерее над путями прохожу в центр станции, богато украшенной бронзовым декором на мраморных колоннах и балконных перилах, и спускаюсь по лестнице на перрон. Народ с восхищением глазеет вокруг как в музее не спеша заходить в подъехавший поезд.

    Десятиминутная поездка и я выхожу на Дзержинской. Станция радикально отличается от Комсомольской своим аскетизмом (утешительный приз проигравших рационалистов): никаких украшений, строгие формы серого гранита не дают никаких зацепок для взгляда. Длинный эскалатор выносит меня на площадь к началу Никольской.

    'Обжёгшись на молоке станешь дуть на воду... Вот приехал за час до срока... и не только из-за втыка, полученного от Оли ('... на место встречи надо приходить заранее, чтобы иметь время на изучение обстановки, путей отхода...'), но и потому, что хотелось просто побродить по округе, интересно ведь'.

    'Так, а где здание НКВД, центральное на площади Дзержинского'?

    На месте его семиэтажного протяжённого строгого фасада– два четырёхэтажных здания, щедро украшенных деталями, заимствованными из античности, эпохи Возрождения и барокко, и разделённых вполне себе проезжей улицей– Малой Лубянкой. Как завзятый турист начинаю исследовать это чудо. Смело направляюсь в логово 'кровавой гэбни' (скоро движение уже перекроют и эта часть улицы до Фуркасовского переулка станет внутренним двором комплекса зданий), где по правую руку во втором здании идёт крупное строительство... 'Хорошо гуляю, а сколько сейчас времени? Часики-то мои накрылись медным тазом, механизм вынесло начисто, и остался гравированный корпус и ремешок'. С трудом одной рукой открываю тяжеленную двухметровую парадную дверь главного здания НКВД СССР и показываю своё удостоверение дежурному.

    -Опаздываете, товарищ Чаганов.– недовольно хмурится он и поднимает трубку телефона.– Секретариат... Старший вахтёр Васечкин, прибыл Чаганов, вход номер один.

    'Горбатого могила исправит, всё равно опоздал, растяпа'.

    Оглядываю великолепный холл , начинающий терять свой гламурный лоск под напором новой жизни и новых хозяев. Дубовые двери боковых выходов на Большую и Малую Лубянку наглухо заколочены, огромные двухметровые окна по периметру здания изнутри до уровня человеческого роста заклеены белой бумагой, оставшаяся же прозрачная их часть достаточно велика для освещения помещения в солнечную погоду. Столик вахтёра на гнутых ножках с телефоном и журналом посещений преграждает путь на широкую лестницу отделанную белым мрамором и укрытую красной ковровой дорожкой, с правой стороны от которой расположена дверь лифта со стрелочным указателем текущего номера этажа наверху.

    -Товарищ Чаганов, я– Черток,– откуда-то появляется невысокий улыбающийся человек в форме НКВД с тремя шпалами в петлицах.– пройдёмте за мной.

    'Как чёрт из табакерки'.

    По лестнице легко взбегаем на третий этаж и идём направо по длинному гостиничному коридору с номерами в обе стороны, на дверях которых под номерами, оставшимися со старых времён, прибиты таблички с аббревиатурами: ОК, ГУРКМ, УСО. Не доходя до двустворчатой двери с закрашенной, но проступающей на стене надписью 'Люкс', заходим в соседнюю с табличкой 'Секретариат', проходим между двух письменных столов секретарей и через дверь в левой стене попадаем в другую комнату, где нам на встречу поднимаются два дюжих сотрудника.

    -Оружие есть?– вопрос, конечно, риторический, две пары внимательных глаз уже изучили мою фигуру вдоль и поперёк.

    -Нет.-произношу я свою часть пароля и передо мной открывается ещё одна дверь.

    Из-за массивного письменного стола в углу кабинета, на котором царил идеальный порядок, мне навстречу поднимается , знакомый по портретам в кабинетах моих начальников и газетным фотографиям, Генрих Ягода– нарком внутренних дел. Подходит и сердечно жмёт мне руку. Из-за моёй спины в кабинет просачивается Черток с фотокорреспондентом, судя по треноге с фотоаппаратом гармошкой. Действуя очень слаженно, они быстро подняли шторы по обеим сторонам стола и открыли раскошный вид на площадь Дзержинского и не очень хороший на Малую Лубянку, составили из нас с Ягодой выигрышную композицию на фоне портрета Сталина и попросили замереть. Фотокор изысканным плавным движением снял крышку объектива, а затем после секундной паузы артистично вернул её на место. Нахмурился, сменил фотопластинку, попросил меня быть серьёзнее и повторил манипуляции с объективом.

    'Надо отвыкать от улыбок при фотографировании, чай, не в Америке. А вообще– то опытная у него группа пиарщиков. Ну-да, довольно часто мелькают в газетах фото наркома с участниками лыжных пробегов, артистами и писателями'.

    Корреспондент с аппаратурой ретируется, на маленьком столике появляются два фарфоровых чайника и чашки на блюдцах, в розетках мёд и ложечки, всё из одного сервиза. Хозяин кабинета сам разливает чай по чашкам.

    'Сразу видно человек умеет ценить прекрасное, красивые вещи: приныкал буржуйский сервиз– сохранил для своих потомков. Куда там Кирову с его толстостенными стеклянными полустаканами-полукружками. А чай-то цейлонский, небось из Англии, не чета Сталину с его грузинским. Пытается вблизи разглядеть своего брата-рыбака? Возможно'.

    С удовольствием смакую душистый напиток с экологически чистым мёдом. Ягода интересуется моим самочувствием, отвечаю, что уже лучше.

    -А как память,– нарком аккуратно кладёт ложечку на блюдце.– полностью восстановилась?

    -В основном да,– внутренне мобилизуюсь.– но может быть не всё...

    -А ваши беседы с комиссаром Борисовым из охраны товарища Кирова припоминаете?– Ягода впивается в меня взглядом.

    'Отвечать что вспомнил? А у Борисова в плане-отчете ничего нет или есть замечание какое, типа, к оперативной работе не годен. Ягода тогда убедиться, что я– карьерист и врун и что меня можно вербовать'...

    -Что-то я не помню индивидуальной беседы с ним,– выбираю более осторожный ответ.– вот его инструктаж нас с Васей Щербаковым помню, а это– нет.

    'Отступил, перевёл разговор на санатории для поправки здоровья, что недавно в АХУ создан новый санитарно-курортный отдел. Сам, говорит я люблю отдыхать в в Сочи в санатории ?1 'Бочаров ручей', но многим нравится санаторий ?4 в Крыму в Кореизе'.

    -В парке Чаир распускаются розы, в парке Чаир сотни тысяч кустов...– поддакиваю я.

    -Да, в парке Чаир... Откуда вы знаете? Бывали там? Когда?– нарком снова перешёл в наступление.

    'Блин, и песню ещё, наверное, не написали. Как на минном поле'...

    -Бывал,– отвечаю без задержки.– не в санатории, конечно, в Крыму. А так с беспризорниками всю страну объездили в двадцатых, на зиму в Крым или на Кавказ, летом в Москву и Питер.

    'Не возьмёшь меня голыми руками. Переключается на беспризорников, не забывает упомянуть о своём большом вкладе, как ближайшего соратника Дзержинского, в преодолении'...

    -А сейчас из бывших малолетних преступников,– пафосно заканчивает Ягода.– вот такие герои выросли на смену нам старикам.

    'Лет сорок– сорок пять на вид... на пенсию собрался? Не смешите'...

    -Нам ещё расти и расти до смены-то.– нарком вяло улыбается.

    'Хотя и до пятидесяти ты вряд-ли доживёшь'.

    -Знаешь, Алексей,– в его искреннось можно поверить.– нужны нам молодые грамотные кадры, как ты, здесь– в центральном аппарате. Я слышал, что ты увлечён техникой, так у нас есть технический отдел, свои ОКБ. Есть, где приложить свои знания.

    -Спасибо, товарищ Ягода,– стараюсь не выглядеть конченным нахалом.– за доверие, но я обещал товарищу Кирова подумать над его предложением как закончу практику на производстве и получу диплом инженера.

    -А что за предложение?– насторожился собеседник.

    -Ещё ничего конкретного,– начинаю важничать.– но, мне кажется, место в его секретариате.

    Ягода не выглядит разочарованным, скорее задумался о чём-то. Начал расспрашивать о радиоуловителе, всего ли хватает для работы, есть ли уже какие-то результаты, но как-то машинально без интереса. Оживился и даже повеселел, когда я сказал, что для ускорения работ нужны иностранные комплектующие, но тему развивать не стал. Увидел у меня на правой руке рану оставленную часами, поинтересовался их печальной судьбой, с удовольствием крякнул и, легко поднявшись прошёл к своему письменному и с минуту копался в его ящиках что-то выбирая. Вернулся с наручными часами 'Longines' с белым циферблатом, почему– то смещённым по часовой стрелке градусов на тридцать и гравировкой 'От наркома внутренних дел Ягоды Г.Г.' прямо над 'Swiss made'.

    -Владей– сам застёгивает чёрный кожаный ремешок у меня на руке.– и помни, что чекист везде остаётся чекистом.

    -Спасибо.– также по-граждански отвечаю Ягоде.

    'Сегодня носишь 'Адидас', а завтра родину продашь'.

    Московская область, артполигон Софрино,

    14 июня 1935 года, 14:00

    Отзвучали последние артиллерийские выстрелы, вдали на широкой просеке взметнулись последние столбы орудийных разрывов и на полигоне установилась относительная тишина. Из блиндажа на пригорке в тылу пушечных позиций начали появляться военные и гражданские что-то горячо обсуждая. Невысокий холм с плоской вершиной, окружённый вековым сосновым бором, запружен военной техникой, особенно его западная часть, ощетинившаяся дюжиной пушек, вытянувшихся в струну через равные промежутки на пару сотен метров. Центр холма, который будет впоследствии полностью занят громадиной РЛС Дон-2Н противоракетной обороны Москвы, сейчас уставлен передками орудий, легковыми и грузовыми автомобилями, лошадьми, полевыми кухнями, окружёнными несколькими свежесрубленными казармами, коновязями под дощатыми крышами, уборными. Полигон сегодня принимает свои первые стрельбы.

    Наша восточная часть холма выглядит сейчас не столь населённой как вчера, когда прошли основные испытания трёх представленных на смотр радиоуловителей самолётов. Первый наш конкурент– горьковский ЦВИРЛ, а по сути, перемещённый из Ленинграда, отдел дециметровых волн ЦРЛ инженера Коровина, полностью провалил испытания своего радиоуловителя, который не сумел обнаружить самолёт Р-5 даже на дистанции в пять километров, за что и был вчера безжалостно отправлен домой представителем Главного Артиллерийского Управления.

    Установка ЛЭФИ, также под патронажем ГАУ, второй наш конкурент, показала себя лучше, обнаружив 'Разведчика' на пяти километрах, но также не дотянула до заявленных ГАУ требований в 11 км. Их станция инженера Шембеля непрерывного излучения на 29-и сантиметровом четырёх сегментном магнетроне выглядела совсем не плохо (внешне) по сравнению с нашей (мы легко обнаружили самолёт на требуемой дистанции) и поэтому волевым решением прошла в финальный тур, то есть на демонстрацию правительству.

    Вдали ездовые повели лошадей к пушкам: начинается испытание орудий возкой, а в нашу сторону по свежеотсыпанной мелким щебнем дорожке направилась группа военных и гражданских. Осматриваем с Павлом наше хозяйство: ЗИС-5, выделенный Управлением ПВО для испытаний, возимый генератор постоянного тока, армейская брезентовая палатка, разбитая впритык к установке с двумя двухметровыми параболическими антеннами на общей опоре (вариант с поворотным механизмом зенитного орудия не прошёл), которые могли вращаться и в вертикальной и в горизонтальной плоскостях. Эту установку нам передала ЦРЛ (Лосев дал наводку), которую раздёргали на части по разным институтам страны в начале года. Мы лишь заменили фанерные, обклеенные алюминиевой фольгой, зеркала на сварные из стального прутка, а вместо кабелей использовали двухдюймовые медные трубы в качестве волноводов и уже в последний момент перед выездом на полигон отключили одну из антенн (оставив её на месте для противовеса), смонтировав антенный переключатель у подножия опоры рядом с приёмником и передатчиком.

    От ликвидированного отдела ЦРЛ нам также достался громоздкий тяжеленный осциллограф с крохотным круглым экраном, помещённый в стальной с многочисленными отверстиями корпус с двумя ручками по бокам для переноски, который поместили внутри палатки на случай дождя и для лучшей видимости луча на экране.

    Группа проверяющих приблизилась к установке ЛЭФИ. Впереди подошедших в кожаном плаще и фуражке со звездой оказался Клим Ворошилов, несколько сзади Сталин в сером летнем пальто и сапогах, рядом с ним Киров в кожаной куртке и галифе защитного цвета, за ними Молотов в сером реглане и шляпе, сзади от него Орджоникидзе с Тухачевским в окружении неизвестных мне военных и штатских.

    Комдив Дроздов из ГАУ, приложив руку к козырьку, пошёл к высоким гостям.

    -Товарищ народный комиссар, материальная часть к осмотру подготовлена.– Комдив логично отнёс представленные установки к материальному миру.

    -Вольно.– Ворошилов, а за ним остальные окружили установку инженера Шембеля, который стал детально описывать её устройство.

    -Товарищ Шембель,– Ворошилова стало раздражать обилие непонятных терминов.– пожалуйста нельзя ли покороче?

    Мы с Павлом многозначительно переглянулись. Шембель сконфуженно умолк.

    -Зачем вы его сбиваете,– Сталин приходит на выручку инженеру.– продолжайте.

    Шембель сбивчиво, опасливо оглядываясь на наркома, продолжил рассказ.

    Наконец группа проверяющих подходит к нам, их встречает Ощепков.

    'Павел, конечно, в том, что касается методической части приподнесения материала, на голову выше Шембеля. Как он наглядно с понятными аналогиями и интересно поясняет принцип работы радиоуловителя. И Ворошилов, кажется, уже не хмурится'.

    Сегодня переменная облачность, нижняя кромка– тысяча метров, температура +12, небольшой северный ветер. Дроздов по радио даёт команду на взлёт самолёту, а гости потянулись к установке ЛЭФИ, ей предстоит сегодня работать первой. Кировым подмигивает мне, стоящему у входа в палатку. Они вместе со Сталиным слушают размахивающего руками Орджоникидзе. Тухачевский, перекинувшийся парой слов с Павлом, внимательно смотрит в мою сторону, затем подходит .

    -Алексей Чаганов,– представляюсь я.

    -Как же, наслышан,– улыбается замнаркома.– товарищ Ощепков вас очень хвалит. Говорит, что это на ваших идеях основана эта установка.

    -Мы у нас в лаборатории заслуги не делим,– с трудом скрываю своё раздражение щепетильностью Павла.– вместе работаем на конечный результат.

    В небе раздаёт шум двигателя скрытого облаком самолёта. Мой собеседник спешит присоединиться к группе, слушающей пояснения Шембеля.

    'Установка ЛЭФИ оснащена клоном нашей антенны (разработанной в ЦРЛ), но работает на длине волны втрое большей нашей. Значит, если у нас ширина луча пять градусов, то у них– пятнадцать. Расстояние до самолёта они не измеряют (слушают в наушниках биения прямой и доплеровской волны), то получается– только две координаты: азимут и угол места с невысокой точностью. Довольно грубый инструмент для зенитчика. У нас же по этим двум координатам точность втрое лучшая, плюс какое-никакое (на экране осциллографа), но всё же измерение дальности. Так что, они нам здесь не конкуренты'.

    -Да я своими ушами слышу без этой бандуры, что он где-то тут рядом!– раздаётся громкий возглас Ворошилова. Тухачевский с каменным лицом предлагает гостям пройти к нашей установке.

    'Да, трудновато будет найти самолёт... лучом шириной в пять градусов'?

     -Ваня, давай сектор от тридцати до шестидесяти, высота от трёх до десяти,– говорю я, стоящему ко мне спиной, технику Ивану Москвину, который начинает медленно крутить колеса горизонтальной и вертикальной настройки.

    Установка начинает плавное движение по горизонтали покачивая чашами антенн вверх-вниз. В такт качаниям антенн луч на экране осциллографа то начинает рисовать сплошной частокол, вызванных отражением от наземных препятствий, то вытягивается в тонкую нитку внизу, подпрыгнув лишь вначале от просочившегося на вход приёмника сигнала от передатчика.Подошедшие зритетели с интересом наблюдают за нашими манипуляциями.

    -Операторы радиоуловителя начинают поиск самолёта в небе.– Драматическим голосом завзятого экскурсовода Павел захватывает внимание публики, которая совершенно по-детски смотрит на него, ожидая чуда.

    'Честно говоря, мы уже неоднакратно репетировали эту сценку, да и начали мы поиск не со случайной точки, а считав азимут и угол места с лимбов антенны ЛЭФИ, но это лишь поможет нам скорее найти цель на небосводе'.

    -Стой,– кричу я Ване, заметив небольшой бугорок в углу экрана.– правее.

    Бугорок исчезает.

    -Левее помалу.– за спиной у меня повисает напряжённая тишина. Бугок на экране заметно подрос.

    Сдвигаю развертку и получаю предпологаемый сигнал в центр экрана, щелкаю переключателем усиления вертикальной развёртки. Я стою спиной к Москвину и не вижу его действий: конечно, проще для него если бы он мог видеть экран сам, но пока это невозможно.

    -Выше... Стой. Ниже помалу... Стой.

    Быстро подстроив высоту, следим за самолётом по азимуту. При скорости около двухсот километров в час самолёту нужно минимум двадцать секунд чтобы пересечь луч от края до края, так что мы пока справляемся, тем более сейчас он идёт по прямой от нас. Возвращаю развёртку в исходное состояние и считываю расстояние пользуясь вчерашней 'калибровкой' по самолёту.

    -Дистанция– двадцать семь километров. Увеличивается.

    Павел, не прекращая свой репортаж, считывает показания углов из-за спины Москвина, подходит к столику комдива Дроздова радиостанцией и несколько секунд колдует с картой.

    -Самолёт сейчас над Загорском.– торжественно объявляет он.

    – Седьмой, доложите ваше местоположение.– Комдив опускает микрофон и поправляет наушники и после небольшой паузы радостно добавляет.– Он сейчас пролетает над Лаврой!

    Раздаются одобрительные возгласы, начинается горячее обсуждение успешного испытания. Тухаческий демонстративно повернувшись спиной к наркому трясёт руку Ощепкову, Ворошилов поздравляет ошалевшего от счастья Москвина, Дроздов даёт отбой.

    'Вовремя, с экрана пропал импульс передатчика. Неужели отказал магнетрон? Ладно позже будем разбираться, сегодня– праздник'.

    Ко мне пружинистой походкой подходит Будённый, подкручивая раскошные усы.

    -Молодец,– покровительственно стучит меня по плечу.– я вот чего думаю: а как ты будете своих от чужих отличать?

    'Это ты молодец, Семён Михалыч! А вот замнаркому по вооружению невдомёк'.

    -Думаем, товарищ Будённый,– смотрю в хитрые его глаза.– каждому нашему самолёту дать особую радиометку, но вживую показать пока нечего.

    Заметив подходящих сбоку Сталина и Кирова, Будённый почтительно смещается в сторону к Ворошилову, от колоритного вида которого, стоящий рядом Ваня Москвин окончательно впадает в ступор.

    -Здравствуйте, товарищ Сталин!– первым приветствую вождя.

    -Здравствуйте, товарищ Чаганов,– глухой прокуренный голос и внимательный взгляд карих глаз заставили меня вздрогнуть.– вот не ожидал вас здесь встретить.

    -Я и сам в последнее время часто встречаю себя там где не ждал,– не ухожу от неявно выраженного вопроса.– смотрю на фото в газете и думаю, а я ли это?

    Сталин согласно кивает головой, как будто моё чувство ему также знакомо.

    -А ты, Алексей, спроси у меня коль не уверен,– Киров крепко пожимает мне руку.– вроде тот, только с новой зарубкой на лбу.

    Стоящие вокруг весело засмеялись.

    -Выполняю дипломную работу в ОКБ УПВО, товарищ Сталин,– машу рукой Павлу.– где начальником товарищ Ощепков.

    Сталин пожимает руку Павлу и поздравляет того с успешным испытанием.

    -Ты когда уезжаешь из Москвы?– Киров тянет меня за рукав в сторону.

    -Восемнадцатого, а семнадцатого– награждение.

    -Хорошо, Свешников тебя разыщет. Надо нам продолжить тот разговор, что начали в Ленинграде.

    -Товарищи, прошу внимания– звонкий мальчишеский голос прерывает многоголосый хор радостно– возбуждённых людей.– сейчас наши фотокорреспонденты сделают групповой снимок участников испытаний с членами правительства. Прошу организованно пройти к скамейкам.

    Организованный проход, впрочем, несколько затянулся, так как выяснилось, что неведомо откуда взявшиеся скамейки стоят таким образом, что в кадр попадают наши антенны. Посыпались предложения как решить эту проблему: в конце концов, как в старом польском сейме (кто громче кричит, тот и прав), решили передвинуть скамейки, а не антенны. Рассаживание правительства, расстаивание и разлёживание остальных прошло невпример быстрее, а трое фотографов из 'Правды', 'Известий' и 'Красной звезды' и вовсе справились со своей задачей за секунды.

    Гости двинулись по направлению к пушечным позициям, туда же, куда начали прибывать после испытания возкой пушки. Мы с Ваней пошли руководить погрузкой нашего оборудования в ЗИС-5.

    -Какой человек!– подбежавший Павел ухватился за мою больную руку.– Настоящий гений!

    -Кто?– на всякий случай освобождаюсь из его захвата.

    -Как кто?– искренне удивляется Ощепков.– Тухачевский, конечно!

    -Вдвоём, вдвоём берите.– Останавливаю я бойца, пытавшегося в одиночку поднять осциллогаф.

    Несколько разочарованный моей прохладной реакцией на его озарение, Паша продолжил всё с тем же подъёмом: 'Товарищ Тухачевский приглашает нас с тобой к себе в автомобиль, подвезти до Москвы'.

Позже, там же.

    -Что это за марка авто?– интересуется Ощепков. Мы стоим возле поблескивающего, на выглянувшем из-за туч солнце, автомобиля Тухачевского и ждём самого замнаркома, который невдалеке провожает высоких гостей. Шофёр, до этого без всякой необходимости, лишь ради демонстрации возможностей этого чуда техники, приподнявший клеёнчатую крышу кабриолета, степенно вытирает руки промасленной тряпкой.

    -Форд модель Б.– Сквозь его безразличный тон проступают горделивые нотки.

    В последнее время Павел начал интересоваться марками машин, видимо, червь потребительства уже проник в душу недавнего коммунара. Змей-искуситель американского автопрома притягивает наши взоры, поблескивая никелем от спиц ажурных колёс до распластавшейся в прыжке собаки на непривычно длинном капоте.

    -Что-то я не видел раньше у бэшки габаритных огней на крыльях передних колёс.– Мой друг поддерживает разговор, демонстрируя неплохое знание предмета.

    'Повезло... Очень эффектно представили правительству сляпаный наспех за полгода макет. Ну, да, кто не рикует'...

    Страна уже включилась в предвоенную гонку. Это было отчётливо видно сегодня по количеству и разнообразию новых пушек, представленных для показа, по тому, что всё высшее руководство страны собралось здесь чтобы своими глазами увидеть первые результаты работы по модернизации артиллерии. И это, конечно, большая удача, что ГАУ решило в то же самое время устроить смотр нашей техники, а вчерашние успешные её испытания, подтолкнули руководство вонным ведомством продемонстрировать радиоуловитель руководству.