Текст книги "Подразделение 000"
Автор книги: Сергей Костин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)
Из Милашки, опасливо озираясь на вохровцев, вышел второй номер и сразу же встал за мою спину. Через минуту в люке показался Герасим, с мокрым полотенцем на шее. Практически свеженький и бодренький. Ему б еще побриться не мешало.
– Мм?! – недоуменно кивнул он на ребят в черных линзах.
– Руководят операцией они, – пояснил я. – И не какие они не эти. Просто каждый выполняет свою работу. Гера, прекрати на них пялиться. Ты же знаешь их дурной характер.
Герасим, смелая душа, демонстративно обошел человека в черных линзах, осматривая его с ног до головы, и только потом присоединился к нашей тесной компании.
– Значит так, команда, – я от желания поскорее приступить к работе даже пританцовывал. – Ваша задача проста и ясна. Карабкаетесь во-он на ту штуковину и снимаете во-он того товарища. Снаряжение и оборудование на втором стеллаже справа от входа. Я с земли координирую ваш подъем и отвечаю на звонки поклонников. Вопросы, жалобы, пожелания имеются?
И того, и другого и третьего было предостаточно. Начнем с того, что Боб заявил, что он, благодаря своему политическому прошлому, не достоин находиться даже рядом с Восточной башней, не говоря уже о самом Объекте.
Герасим же, в свойственной ему горячей манере общаться, выдал, что он с детства испытывал неприязнь к карабканью по вертикальным стенам.
Что касается предложений, то все они сводились к одному. Раз я такой умный, то непременно должен лезть сам. Объект, мол, от дураков помощь не примет. А от меня запросто.
Пришлось сбегать в Милашку за вырезками из газетных статей о трудовом законодательстве. Где цветным по не цветному было четко пропечатано, что должен, а что не должен делать командир подразделения 000.
Декламируя вслух параграфы законодательства, я подталкивал упирающуюся команду к задним воротам спецмашины:
– Позор! – стыдил я Боба и Герасима, сотрясая газетными вырезками. – И это команда спецмашины за номером тринадцать? Вам выпадает такой шанс, а вы? Или снова хотите дорожки в парке подметать.
Последний довод оказался удачнее всех. Томиться круглые сутки в парке и питаться одними батонами ни второму, ни третьему номеру не хотелось. Для одного рацион маловат. Для второго скамейки жестковаты.
Спустя пятнадцать минут уговоров, обещаний и недвусмысленных угроз, оба претендента безоговорочно согласились.
С тоской в сердце я наблюдал, как два самых лучших в стране специалиста облачаются в комбинезоны для высокогорных подъемов. Все специально разработано лучшими учеными страны исключительно для подразделения 000. Ботинки с липучками. Перчатки с липучками. Комбинезон с липучками. Недельный запас продовольствия без липучек, но обогащенный кислородом на случай перепада давления. Трехместная палатка с чугунной печкой-пролетаркой.
– А топить чем? – заглядывая в перепачканное сажей нутро, спросил американец.
– Дровами! Можно сухими ветками. В крайнем случае, слушайте зов предков.
– А зачем нам пляжный зонтик, – не унимался Боб.
Пришлось объяснить янкелю, что если в инструкции для подъема на большую высоту написано «зонтик», то я обязан проконтролировать комплектность экспедиции.
– А это лично от меня, – я протянул второму номеру коробку, обернутую фольгой. – Для себя берег. Эксклюзив. Бери, бери. Он тебе сейчас нужнее.
Американец вытащил из коробки связь-сомбреро и немедленно натянул его на голову.
– Здесь микрофон. Это камера повышенной обзорности. Здесь вентилятор, если жарко станет. А вот на красную кнопку не нажимай. Не для баловства. Герасим по дороге объяснит, для чего она нужна.
Третий номер, на удивление молчаливый, уже стоял рядом, полностью снаряженный в дальнюю дорогу.
– Ну, друзья, давайте прощаться.
Как и всё в подразделении 000, прощание прошло быстро и практически без скупых мужских слез. Команда привычно отправлялась на свою работу.
Человек в доставших уже всех черных контактных линзах выразительно пощелкал ногтем по часам. То ли завод кончился, то ли стрелки отставали.
По старой доброй традиции подразделения 000, второй и третий номера на минутку забежали за колесо Милашки и, не стесняясь многочисленных вохровцев, пожелали себе счастливого пути. Милашка, правда, глупо захихикала, но это было, скорее всего, от щекотки, а не от машинной глупости.
С трудом переставляя ноги в тяжелых горных ботинках, сгибаясь от рюкзаков, шли спасатели к Восточной башне. И в каждом шаге читалась решимость спасти, во что бы то ни стало, Объект, который болтался туда-сюда на холодном столичном небе. И даже непробиваемые вохровцы, повидавшие всяких храбрецов, отдавали им честь. Удачи вам, спасатели!
– Удачи вам, спасатели, – прошептал я вслед Бобу и Герасиму и поспешил к Милашке, где меня ждал теплый душ, крепкое кофе и непомерный объем работы.
Поплескавшись в солярии, я плотно поужинал и даже не высушив волосы, уселся в водительское кресло.
– Милашка! Командир за приборной доской. Как там наши скалолазы?
Спецмашина подсоединилась к камере, установленной на связь-сомбреро Боба и на весь мониторный экран показала панораму столицы.
– Красота-то, какая! – искренне позавидовал я друзьям. – Только ты, Мыша, весь экран не загораживай. Четверть на Боба, четверть на Герасима. Остальное раздели между Объектом и вохровцами.
На восьми мониторах тут же показались ноги Объекта, а на остальных, если не считать членов моей высоко-башенной группы, ребята из ВОХРа. Вохровцы бегали вокруг Милашки и прижимали ладони к уху. Переговаривались. Я тут же рассказал спецмашине занятную историю о том, что когда слуховые аппараты только-только изобрели, весь честной народ думал, что у охраны высокопоставленных особ постоянно болят уши.
– Смешно, правда?
Милашка долго хихикала, отчего панорама столицы дергалась, словно от землетрясения. Пришлось призвать присутствующих к порядку и напомнить, что мы на опасной и срочной работе.
До ужина оставалось всего семь минут.
– У второго и третьего номера что-то происходит! – взволнованно захрипели динамики, увеличивая профиль, фас и анфас Боба и Герасима. – Могу ли я включить звук?
А я то думал, что у нас немая картинка!
Донесенные до Милашки через многие метры слова, исковерканные естественными и искусственными помехами, заполнили все пространство перед Восточной башней:
– Мазе, фазе, лав ю бразе! – на всю страну выругался Боб и, не удержавшись на узком метровом карнизе, камнем полетел вниз.
Вохровцы в пятом и десятом мониторе вскрикнули от испуга. Некоторые даже приставили к вискам пистолеты. Но все обошлось, никто не рискнул испортить вмонтированный слуховой аппарат.
А Боб тем временем продолжал неудержимо падать вниз. Казалось, еще немного, еще чуть-чуть и безответственность некоторых товарищей безвозвратно испортит тщательно разработанную операцию.
Но в это время на пути следования американского эмигранта, решившего самостоятельно оставить рабочее место, встал обычный российский спасатель Герасим. Пока Боб, набравший уже порядочную скорость, пролетал мимо, третий номер успел намотать на его пояс страховочный трос и закрепить его вокруг Восточной башни. Как раз на уровне круглой нашлепки, некогда, опять таки по слухам, служившей налогоплательщикам рюмочной под названием «Седьмой уровень».
Я бы назвал картину задержания американца «Прерванный полет». Но не назову. Я всегда уважительно отношусь как к успехам, так и к неудачам друзей.
Страховочный трос натянулся, сократился и резким рывком вернул Боба на ранее покинутый карниз. Но на этом работа троса, изготовленного лучшими прядильщицами страны, не закончилась. Продолжая сокращаться, трос подхватил Герасима, успевшего развязать узлы, и также закинул его на карниз.
Все, в том числе и Милашка, облегченно вздохнули. А Боб и Герасим разбили промежуточный лагерь и развели костер. Чайку попить, комбинезоны некоторым просушить.
До ужина оставалось чуть больше трех минут.
Почистив на ночь зубы, и прочитав две главы из «Настольной книги спасателя» я вернулся к мониторам. И вовремя. Группа башнелазов как раз свернула лагерь, затолкала в стыки стен мусор и возобновила подъем. Поднявшись метров на тридцать, Герасим, очевидно, вспомнил, что они забыли потушить костер, и вернулся.
Костер, к счастью, уже потух сам. На мониторах было видно, как Герасим незаметно спихивает остатки костра вниз. Я всегда учил своих людей в любой ситуации сохранять трезвый рассудок и чистые карнизы.
Над парадным люком зазвенел колокольчик. Главному вохровцу видать не терпелось поделиться со мной радостными восклицаниями относительно работы моей команды. Пришлось спускаться вниз. По существующим стандартам и правилам нахождение на спецмашине посторонних хоть и не запрещалось, но мною не одобрялось.
– Вы по существу, или просто поболтать?
Вохровец застучал кулаком по часам. Пришлось обратить на часы самое пристальное внимание.
– Хорошие часики, – одобрил я выбор человека с черными контактными линзами.
– Осталась всего одна минута! – не выдержал вохровец, очевидно не слишком удовлетворенный похвалой.
Пришлось возмутиться:
– Что вы все мечетесь? Что вы все деревянные столбы в колеса спецмашине вставляете? Мои ребята специалисты. Спасатели! И они вашего товарища… – над головой на сверхзвуковой пролетела инопланетная тарелка, – …вытащим. Сколько там осталось на ваших старинных?
До ужина оставалось тридцать секунд.
– Смотрите, и учитесь! – я вытянул указательный палец к макушке Восточной башни. – Сейчас мои ребята доставят ваш Объект на землю. Живым, или мертвым. Мы, спасатели, слов на ветер не бросаем. Сами запомните, и подчиненным своим передайте. Лучше нам поперек дороги больше не становиться. Иначе…
Лицо вохровца даже в вечернем воздухе стало покрываться пепельным цветом. Я не большой знаток человеческих душ, а тем более цвета человеческой кожи, но селезенкой почувствовал, случилось нечто страшное.
– Милашка! Кто, кто?! Я это! Срочно разверни проекцию!
В небе вспыхнул походный экран.
На фоне огромной восходящей луны, на самой макушке Восточной башни, у основания шпиля, сидели три силуэта.
Болтали ногами над всей землей. Над всем миром. И о чем-то, никуда не торопясь, говорили.
О чем? Кто знает, о чем могут говорить простой российский товарищ… какая разница, как его фамилия, …рядовой спасатель Герасим и обыкновенный американский парень Роберт Клинроуз?
– Главное, что бы во всем мире был мир, – сказал я, понимая, что любые слова сейчас, только слова.
– Извините, товарищ спасатель, – вохровец осторожно дотронулся до плеча. – Бог с ним, со скандалом. Переживется. Нам только непонятно, как они спустятся вниз?
– Эх, вы! – повернулся я к переминающемуся с ноги на ногу вохровцу. – Все очень просто. На связь-сомбреро есть красная кнопка. При ее нажатии раскрывается автономный трехместный дельтаплан. Штука такая летающая с моторчиком. Так что никуда ваш и наш Объект не денется. Поговорят о жизни и прилетят.
Я улыбнулся восходящей луне и Восточной башне, на которой встретились таких три совершенно разных человека, и повторил:
– Обязательно прилетят. Если бензин не забыли в бачок залить…
Эпизод 9.
– Тринадцатая машина! Диспетчерская вызывает тринадцатую машину!
– Боб, ответь.
Американец, не глядя, снял с панели микрофон:
– Здесь тринадцатая.
– Чем занимаетесь, тринадцатая?
– Производим стопроцентную дезинфекцию спецмашины.
Я одобрительно похлопал янкеля по плечу. Американец рос в профессиональном плане прямо на глазах. Если раньше Боб на провокационные вопросы диспетчерской выдумывал глупые и заведомо обреченные на провал отговорки, то сейчас полет фантазии американского эмигранта в первом поколении был выше всяких похвал.
Естественно, Боб говорил неправду. Попросту, лгал. Но я, как командир самого лучшего экипажа среди всех экипажей подразделения 000, не видел повода, чтобы осадить завравшегося американца. Потому, что принимал непосредственное участие в поводе для неправды.
Команда спецмашины за номером тринадцать подразделения 000 делила медали.
Коробку с наградами прислал сам Директор по личной просьбе спасенного накануне товарища, фамилию которого мы так и не захотели запоминать. Здоровая такая коробка со всеми степенями упаковочной защиты. Пенопласт, чтобы не билась. Противовес, чтобы не переворачивалась. Пленка, чтобы не стиралась в химических средах. И даже отсутствие захватов, чтобы не кантовалась.
Затолкав коробку в грузовой отсек, мы, предварительно разбудив Герасима, развязали узелки на ленточках и вывалили содержимое на стационарные весы спецмашины.
– Как команда намерена делить спец груз? По честному, поровну, или в зависимости от стажа?
Команда без предварительного обсуждения вопроса решила, что, по честному – как-то честней. А по поровну – как-то ровней. А в зависимости от стажа сплошная несправедливость. На том и сошлись.
– Сто килограмм ровно, – констатировал Боб точный вес медалек, орденов и почетных нагрудных знаков. Способность определять вес по весам, американец получил еще в Америке, где ему часто приходилось взвешивать тушки рождественских индюшек. – По тридцать три целых тридцать три в периоде килограмма на каждого члена экипажа.
В грузовом отсеке не запланировано отключилось освещение.
– Какие проблемы, Милашка? – Боб включил аварийный фонарь и, привстав на цыпочках, заглянул в линзу внутренней камеры спецмашины.
Нет, рано еще доверять янкелю самостоятельный фронт работ. Ему еще учиться и учиться.
– Боб! – я дождался, когда второй номер обратит на меня внимание, и показал ему четыре растопыренных пальца.
Янкель, не сходя с места, и даже не воспользовавшись карманным компьютером, в уме разделил полученный вес на четыре, и скоординировал результаты:
– По двадцать пять килограмм, – лампочки внутреннего помещения чуть не лопнули от перенапряжения. – Остается еще коробка. Командир, можно мы ее подарим спецмашине?
Корпус Милашки мелко задрожал от радости.
– Подарим, – махнул я рукой, хотя имел свои виды на красивую упаковку. Чего не сделаешь ради любимой команды? А пластиковые бутылки из-под кока-кваса мы будем, как и прежде, выкидывать в окно.
– Право почетного делителя предоставляется мне, как командиру спецмашины, – опередил я янкеля, который уже тянул загребущие американские ручки к наградам российского производства. – Делить станем с учетом личных пожеланий. Боб, ты какие медальки любишь?
Последующим общественным опросом, проведенным лично мною, выяснилось, что у каждого члена команды, включая и спецмашину, свои пристрастия, вкусы и пожелания.
Например, американцу нравились маленькие, круглые и обязательно с изображением животных. Очевидно, сказывались долгие годы, проведенные на ферме.
Герасим предпочитал ордена иностранного производства. С красными камушками и позолотой. Он намеревался развесить их в спальном отсеке, утверждая, что это делает сон глубоким и без кошмаров.
Что касается спецмашины подразделения 000. Милашка заявляла свои права на каждую медаль и на каждый орден, гудя по внутренним динамикам одно единственное слово: – «Мое!». Мы Милашку не обижали. Щедрой рукой отгребали в сторону разноцветные медали и ордена. Правда лично мне было непонятно, в какое место запихает железо глупая машина.
Я же целенаправленно отбирал исключительно квадратные медали одного, серебряного цвета. Если их разместить в правильном порядке на парадном мундире, то образуется цельный серебряный фон, который весьма приятно сочетается с цветом моих карих глаз.
К истечению пятого часа распределения наград заснул, не выдержав нагрузок, Герасим. Свалился прямо в грузовом отсеке, прикрыв свою кучу наград собственным телом.
Милашка уже не хапала все подряд, а придирчиво обследовала каждый экземпляр на предмет содержания в нем полезных и благородных металлов. Специально для этого пришлось доставать из дальнего пыльного угла склада лабораторный комплекс. Все отобранные медали личный представитель Милашки пингвин, которого пока не успели отдать Директору, складывал в мешок. К мешку прилагалась опись содержимого, составленная самим пингвином.
Меня тоже коснулась зараза Герасима, и я клевал подбородком, самоотверженно борясь с приступами сна. Оставлять американца одного с остатками посылки не хотелось. Боб то и дело посматривал на меня и, дождавшись очередного кивка, с завистью смотрел на чужие кучи.
Именно от этого увлекательного занятия нас и оторвала диспетчерская.
– С вами желает переговорить Директор Службы. Вы готовы к сеансу связи?
Общаться с Директором в полусонном состоянии не хотелось. Но с другой стороны, в настоящий момент мы были как бы на работе, и, по правилам, должны были по первому приказу отправиться в любое место для оказания помощи честным налогоплательщикам.
– Ну, давай, – нехотя согласился я на сеанс, мотая головой в надежде отогнать Герасимову заразу.
Динамики Милашки прокашлялись кашлем Директора, и знакомый с первого дня Службы в подразделении 000 голос поинтересовался:
– Майор Сергеев? – странно, что меня еще не повысили в звании. После безукоризненного спасения Объекта с Восточной башни могли б и подкинуть пару-другую шевронов. – Это Директор.
– Узнали, узнали, товарищ Директор, – я попытался изобразить в эфире счастливую улыбку, но получилось, по-моему, не слишком похоже. – Мы вам всегда рады.
– Знаю, – подобрел в динамиках голос Директора. – Собственно, я связался с вами по делу. Есть два вопроса, хороший и просто хороший, но связанный с работой. С какого начинать?
Мы с Бобом кинули на пальцах и единогласно решили, что лучше всего день начать с хорошей новости.
– Ту посылку, что я вам утром отправил, вы доставили по месту назначения?
В эфире на некоторое время осталась одна тишина, нарушаемая лишь вздохом-выдохом Директора.
Стараясь не звенеть уже прицепленными на мундир медалями, второй номер перевернул крышку коробки и ткнул пальцем в крошечную бирку с адресом отправителя и получателя. После чего стал не менее осторожно отстегивать медали и складывать их обратно в общую кучу.
– Мы как раз собирались, – одной рукой я держал микрофон, а второй показывал второму номеру, что делают с не выполнившими поручение вышестоящего начальства спасателями.
– Поторопитесь, майор Сергеев. Это весьма ценный и важный груз.
– А второй хороший вопрос? – похоже, настроение на сегодняшний день испорчено окончательно.
– Вы готовы выполнить одну небольшую, но личную просьбу?
– Для вас, товарищ Директор, все, что угодно.
– Это даже не просьба. Так, пустячок. Если вы согласитесь, я освобожу вас на сегодняшний день от всех вызовов.
Кто ж отказывается от лишнего выходного дня?
– Мы уже засучили рукава. В чем суть пустячка?
Герасим даже в сонном состоянии не хотел отдавать выделенный ему комплект медалей. Цепкость рук третьего номера могла соперничать с Малашкиными захватами. На моих глазах Боб, пытаясь вырвать синенький орден из рук Герасима, погнул два ручных домкрата.
– Только что позвонил мой старый друг, – излагал Директор суть второго хорошего вопроса. – Ныне министр образования. Он просил выделить на два часа в его распоряжение трех сообразительных ребят.
– Ну, не такие уж мы… – засмущался я.
– Не о твоей команде разговор, майор Сергеев, – а стоило ли вообще смущаться? – Но кроме вас в радиусе тысячи километров никого нет. Первая машина подразделения на Канарских островах. Обеспечивает безопасность конкурса «Мисс Вселенная». Вторая в Приморье откачивает излишки энергии. Выходит, кроме вас, никого нет. Что молчишь, майор Сергеев?
Вот так всегда. Как на Канары, так первый экипаж. Как в Приморье баклуши бить, второй. А как работать, сразу вспоминают о нас. Правильно в народе говорят, работа спасателей любит. Особенно таких, как спасатели экипажа спецмашины за номером тринадцать.
Но с другой стороны, два часа поработать на министра образования и остаток дня отдыхать, такой шанс упускать нельзя.
– Куда ехать?
– Кремлевский район. Первый сектор. Второй уровень. Общеобразовательная специальная школа. Министр будет ждать у входа. Он и объяснит задачу. Надеюсь, вы не подкачаете старого Директора и не опозорите комбинезон подразделения 000.
– Спасать всегда, спасать везде, до дней столичных донца. Спасать, и никаких ЧП, вот лозунг мой и подразделения 000! – выкрикнул я в микрофон слова официального лозунга Службы. Говорят, что эту нескладуху сочинил сам Директор.
– Молодцы, майор Сергеев. Желаю удачи.
Щелчок в динамиках сообщил, что Директор отключился. Это послужило сигналом к физическому выяснению вопроса, кто виноват в том, что ценнейший груз чуть не был разграблен членами экипажа. В основном вопрос выясняли мы с Бобом. Герасим лишь дрыгал во сне ногами, пытаясь достать то меня, то американца. А Милашка, которая так до конца и не поверила в то, что ее лишили честно отвоеванных наград, нервно визжала наружными сиренами и стреляла в нас слабыми разрядами электрического тока.
Долго спорить нам не позволила также Милашка, которая, долбанув нас более сильным зарядом, напомнила, что мы должны стоять перед Министром образования через семь минут.
Помня обещания, которое мы дали Директору, мы согласились на перемирие и, быстро замотав коробку с медальками обратно в цветные бумажки, расселись на свои места в кабине. Герасима, естественно, переложили в спальный сектор. Судя по нервному тику, пробегавшему по его небритому, почти детскому лицу, третий номер очень переживал потерю орденов.
– Милашка! Командир на связи! – я поправил микрофон на связь-бинтовой повязке. – Направление известно. Скорость рассчитаешь сама. Осторожней на поворотах. У второго номера, возможно, сотрясение мозга.
Янкель, морщась, наклеивал на виски противомозгные пластыри.
По дороге мы случайно завернули в лесной массив, разделяющий Кремлевский район от остальных столичных районов и, совершенно случайно, закопали под одним из деревьев небольшую жестяную коробку. Милашка на время проведения земляных работ отключила на профилактику все восемь черных ящиков и отпугивала случайных грибников холостыми очередями из правой пулеметной башни. На дереве Боб вырезал стрелку, указывающую строго вниз и прибил табличку со словом «клад».
Мы вернемся сюда месяца через три, когда утихнет шум вокруг таинственной истории о странном исчезновении нескольких килограммов груза из срочной посылки, отправленной Директором Службы.
– Мировая практика предусматривает на каждую посылку два процента естественных потерь, – объяснял я американцу прописные истины. – Утряска, усушка, протирка. А у русских эта цифра может достигать порой четырех тире десяти процентов. Это от нашего сурового климата, обильной влажности и непостоянного атмосферного давления. Кстати, Боб! Зря ты фанерку к дереву прибил. Запросто какой-нибудь любитель природы ее на костер пустит. Надо было стальной щит поставить и краской написать, чтоб дождем не смыло.
– Подъезжаем, командор!
– Буди Герасима, Милашка. Всей команде выходить строиться. Форма одежды парадная.
Министром оказалась сухопарая тетка с коконом волос на затылке и с титановой указкой в руках, которой она подгоняла опаздывающих на уроки учеников.
– Так вот вы какие, спасатели?! – постукивая указкой по ладошке, разглядывала нас Министр образования. – Надеюсь, Директор был прав, обещая, что вы сможете продержаться два часа. Не переглядываться, стоять смирно, коленками не трясти!
От крика Министра в юбке взмыли в небо испуганные вороны. А мне, почему-то захотелось посмотреть в глаза Директора.
– Значит так, спасатели, – продолжила Министр. – Довожу до вашего сведения задачу. У нас сложилась катастрофическая ситуация. Сразу три педагога данной школы отпросились домой по личным причинам. Вам, спасателям, надлежит через две минуты заменить их в учебном процессе. Всего два часа уроков и вы на свободе.
– Извините, но такие задачи не в нашей компетенции, – замахал я руками и вышел из строя. Следом за мной потянулся американец. За ним окончательно проснувшийся Герасим. – Мы думали у вас беда, а у вас неудовлетворительная работа обучающего персонала.
– Стоять! – рявкнула Министр. Вороны от греха подальше отлетели к соседней церкви с красной звездочкой на макушке. – Мною получены чрезвычайные полномочия. В течение двух часов я могу делать с вами все, что мне заблагорассудится. Скажу, прыгайте, будете прыгать. Скажу умереть, умрете. Скажу наизнанку вывернуться… Ну-ка, вот вы, товарищ с наглой небритой физиономией, продолжите!
– Мм, – наблюдая за плавным движение указки, пробасил Герасим.
– Правильно. Вывернетесь не только наизнанку, но и наоборот. Теперь слушайте сюда и не говорите, что не получали прямого приказа!
Хорош Директор. Кинул нас в самое пекло. А ведь как хитро уговорил? Пустячок, безделушка. Два часа отдыха! Воспоминания на всю жизнь! Нельзя верить Директорам. Ни в коем случае.
– Не корчите рожи, товарищ с шевронами на плече. Ваше лицо и без рож достаточно колоритно. Итак, прямой приказ. Ваша команда замещает отсутствующих учителей.
Из стоящей за нашими спинами спецмашины подразделения 000 послышались сдавленные смешки.
– А ваша ущербная машина… – смешки мгновенно смолкли. – Два часа поработает школьным автобусом. И деткам забавно и вам спокойней. Разбитые стекла и испорченное оборудование за наш счет.
– Но позвольте… – возмутился Боб, у которого в кабине остались незапертыми дверцы сейфа с продуктами.
– Не позволю, – испуганная стая ворон благоразумно решила найти новое, более тихое место для гнездования. – До начал урока меньше минуты. Ступайте в учительскую, берите классные ноутбуки и шагом марш по классам. У вас, товарищ с типично рязанской физиономией, урок русского языка.
Я новым взглядом посмотрел на Боба, у которого, по мнению Министра, было что-то рязанское . Но ничего такого не заметил. Может только нос картошкой, да уши лопушком.
Американец обречено махнул рукой, и, с опаской поглядывая на указку, побрел к школе.
– А вы… – продолжила распределять обязанности Министр. – Да, да! Вы! С недельной щетиной!
– Мм! – вздрогнул Герасим.
– Это ваше личное дело, товарищ спасатель, – закатила глаза Министр. – Мне не хочется травмировать детей вашей излишней болтливостью, поэтому немедленно следуйте в бассейн. Сейчас там начнется урок плавания. Надеюсь, вы сами-то понимаете толк в плавании?
– Мм! – лицо третьего номера непонятно оживилось и он, неожиданно даже для меня, радостно понесся к бассейну.
– Сразу видно, человек любит детей, – впервые за нашу встречу улыбнулась Министр. Впрочем, улыбка сохранялась на ее лице не долго. – А вы чему улыбаетесь?
Я прикусил губу и подавил естественный процесс радости.
– А меня куда?
– Вас? – Министр тщательно изучила мой, слегка не глаженый комбинезон с масляными пятнами и следами прошлогодней грязи. – А вас, товарищ спасатель, мы пошлем на самый легкий фронт работ. В младшие классы. Судя по вашему одухотворенному лицу, общение с детками пойдет вам на пользу.
Младшие классы! Могли бы найти работу более опасную. Например, научить старшеклассников делать искусственное дыхание. Или водить по горному серпантину спецмашину подразделения 000.
Я с грустью посмотрел на Милашку, по которой ползали расторопные рабочие. На лобовом фонаре Милашки уже красовалась табличка, указывающая, что данный транспорт перевозит детей. Борта Милашки были покрыты цветными рисунками в виде цветочков, кузнечиков и лопоухих монстров, держащих в клешнях зеленых крокодилов в связь-шляпах.
– Повторите, что я сказала! – Министр выпучила глаза и недвусмысленно вертела перед моим носом указкой.
– Детей руками не бить. Голос не повышать. Не забыть одеть бронежилет, – повторил я последние наставления Министра и, не дожидаясь официального приказа, направился в сторону школы.
Мимо меня, к Милашке просвистел Герасим, успевший на ходу весело подмигнуть и сообщить, что уроки плавания являются его самыми любимыми уроками. Третий номер скрылся в Милашке, но через секунду появился вновь, волоча за собой контейнер со свинцовыми болванками, которыми мы подпирали колеса спецмашины на крутых спусках, и бухту супер прочных веревок, которыми Милашка привязывалась в случае сильного ветра.
Министр, наблюдавшая сборы Герасима, только успела поинтересоваться, для чего все это надо? Герасим на ходу ответил, что у него собственная технология учебного процесса и пообещал, что через пару занятий ученики будут чувствовать себя в воде, как собаки. После чего скрылся в здании бассейна.
Спасательская работа требует от человека собранности воли и мысли. Нас готовили к тому, что мы обязаны в любой ситуации оставаться на высоте. Спокойствие человека, вот основная задача спасателей подразделения 000. И не важно, вызваны мы для тушения пожара, подметания улиц, либо как сегодня, для воспитания подрастающего поколения. У людей случилась беда, и мы, спасатели, обязаны сделать все, чтобы исправить ошибки судьбы.
Предавшись умным размышлениям о важности своей профессии, я даже не заметил, как оказался на нужном этаже-классе. Предъявив удостоверение охране, и миновав две металлические шлюзовые двери, я ступил в святую святых детства.
Многое изменилось с тех пор, когда я в последний раз посещал школу. В мое время не было коридора из бронированного стекла, отделяющего учителя от учеников. На полу не было надписей, предупреждающих о возможных неприятностях в случае схода с дорожки. И ученики не сидели за решетками.
Всего их было четверо. Три мальчика и одна девочка. Глазки злые, бровки нахмурены, носики насуплены. Недовольные тем, что нашлась замена учителю.
– Садитесь дети! – сказал я первое, что пришло на ум. Никто, правда и не думал вставать при моем появлении, но звук собственного голоса вселил в душу некоторую уверенность.
Бочком протиснувшись мимо двух механических охранников, внимательно наблюдающих за детьми, я взобрался на высокое учительское кресло и открыл классный ноутбук.
– Произведем перекличку, – именно так, по моему мнению, должны были начинаться все нормальные уроки в первом классе. – Бродский?
Мальчик с ушами вундеркинда, но с глазами недоучившегося спасателя скинул ноги со стола и встал:
– Ученик первого класса, чтоб его, Мишка Бродский, на ваши вопросы отвечать не намерен. Позовите моего папу. Я требую смены обучающего персонала.
– Садись, два, – в школе спасателей нас учили, отказ от дачи показаний приравнивается к повторному преступлению. Наказание за это должно быть быстрое и по возможности жестокое.
Нажав на клавишу с фамилией Мишки Бродского, я понял, что не ошибся в составе преступления. Круглый двоечник. Тридцать восемь двоек и пятнадцать единиц. А ведь только второе сентября.
Следующим по списку значился Ваня Иванов. Отъевшийся маленький проказник, пытающийся выбраться из класса при помощи автономного резака. Но решетки на учебном месте, слава богу, были ему не под силу.
