Текст книги "Подразделение 000"
Автор книги: Сергей Костин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)
– Мм, – едва забежав в кабину Герасим бросился к аптечке, где хранился неприкосновенный запас американца. За отсутствием кровоостанавливающего пластыря ему пришлось воспользоваться черствой маковой булочкой. – Мм!
– А я говорил, близко не подходи, – соврал я, разглядывая расквашенный нос третьего номера. – А нейтрализовать Директора, мы тоже не можем. Устав не позволяет на вышестоящее начальство руки поднимать.
– Мм.
Иногда Герасим говорит так тихо, что его невозможно понять. Хоть переспрашивай.
– Милашка, проверь частоты американца. Если отзовется, постарайся вернуть его в родной коллектив. Только пусть вдоль берега не идет. Лучше по лесу. Спрячешь его в грузовом отсеке до вечера. Может Директор к тому времени отойдет.
– Не отвечает он, командор, – вздохнули динамики. – Я так понимаю, что пора звенеть сигнал «человек за кабиной»? Да и клаксоны, что мы три дня назад на нефтяную вышку выменяли, пора опробовать.
Верно Милашка говорит. Поверка сигнальных клаксонов увлекательное и полезное для дела занятие. Проверим и посмотрим, не обманули ли нас при обмене. Тоже.
– Командир в кабине! Всей оставшейся команде сидеть в личных креслах! Спецмашине трубить сигнальными клаксонами «человек за кабиной»! И, пожалуйста, кто-нибудь уберет от меня этого пингвина? Достал со своей тухлой рыбой.
Впервые за долгие годы работы в подразделение 000 вверенная мне команда занималась спасением не отдельно взятого налогоплательщика, а сотрудника Службы. Тяжелый груз ответственности лег на плечи команды. Рядом с нами погибал наш друг, товарищ, и практически брат. И смерть его, не дай бог конечно, ляжет несмываемым пятном на обшивку спецмашины подразделения 000 за номером тринадцать. Могут и премий лишить.
Я, собственно, о Директоре говорю.
Непосредственное начальство с пеной на губах каталось по берегу. На короткие секунды он приходил в себя, бросался к перископу, смотрел на веселящийся вокруг американца массы, и вновь впадал в яростную кому. Правда, до того, как свалиться, он успевал верно указать направление очередной группе, желающей пожать руку «знаменитому спасателю Роберту Клинроузу».
Сигнальные клаксоны меня разочаровали. Их писк даже не разбудил успевшего заснуть Герасима. А комары, решившие оставить в покое «невкусную» Милашку, бросились на спецмашину, словно услышали брачный писк единственной в лесу самки. Успокаивало одно, та нефтяная вышка была на самом деле геодезической треногой, обменянной в свое время у геологов за три ящика полезных ископаемых в виде хлама из желтых самородков.
– Итак! – заложив руки за спину я принялся неторопливо расхаживать по кабине, все время спотыкаясь на спящего Герасима, который не успел добраться ни до своего креста, ни, тем более, до спального отделения. – Вопрос на сегодняшнюю минуту один. Как спасти Директора от полной депрессии?
Милашка, создав в кабине уютный полусумрак, внимательно слушала, помигивая глазками внутренних камер.
– Кажется, ответ на мой вопрос лежит на самой поверхности. Вернуть второй номер в родную среду и запретить впредь показываться на глаза налогоплательщиков. Отстань! Не надо мне твоей рыбы!
Пингвин обиженно шмыгнул клювом и ушел в грузовой отсек, волоча на веревке заснувшего от перидозировки кислородом карасика.
– Поэтому, как командир спецмашины подразделения 000 за номером тринадцать вижу лишь один выход из создавшегося положения. Милашка, срочно обеспечить мне связь с американским посольством.
Пока спецмашина работала, я выглянул в форточку, чтобы выяснить, на какой стадии психоза находится Директор.
Живописный берег реки превратился в перерытый участок строительства, который покинули строители. Выкорчеванные пеньки, разбросанная снасть, переломанные удочки, клочья пены на вытоптанной, выдерганной, выкусанной и свежевспаханной траве. И посередине этой свалки, Директор. В том же состоянии, что и во время дерзкого нападения на Герасима.
Совсем иная картина наблюдалась ниже по течению. Аккуратная пластиковая тропинка петляет между деревьями и выходит на площадь, где толпятся налогоплательщики. Лотошники раскладывают одноэтажные палатки. Торгуют жареной рыбой, вареной колбасой и ноутбуками для автографов. Посередине площади стоит раскладной столик из красного дерева, за которым сидит Боб и раздает автографы.
– Американское посольство на связи, командор. Просят вести переговоры за наш счет. Соглашаемся?
– Нищета. Соглашаемся. Переведи со счета Службы и оплати счета на год вперед. Потом спишем на Директора. Окажем американскому народу братскую помощь. А почему изображения нет? Стесняются?
– В Америке в этот час Каламбия Пикчерс наши боевики крутит. Вот канал и забит.
– Давно пора научиться свои фильмы снимать, – проворчал я, прекрасно понимая, что Америке до нашего уровня еще учиться и учиться. Чего только стоят такие русские фильмы, как «Полет над курятником», «Девять с половиной лет», «Уродка», «Терморегулятор». Американцы с их отсталой техникой сняли только один стоящий фильм, «Нью-йоркский бакалавр», да и тот, на наши деньги.
– Счет оплачен. Связь ровная.
– Мыша, – попросил я, усаживаясь в кресло водителя. – Ты переводи, ладно? А то я только английский знаю. Поехали. Скажи американцам, что русская служба просит оказать содействие по возвращению бывшего американского подданного Роберта Клинроцуза в кабину спецмашины подразделения 000.
Милашка погудела приемно-передающими микросхемами.
– Отвечают, командор, что согласны. Но выставляют ряд требований. Перечислять по порядку, или в порядке наглости?
– По порядку, – можно подумать кто-то думал, что даром помогут.
– Первое. Америка требует выдать им внеочередной кредит. И побольше.
– Скажи, сделаем. Побольше не обещаем, но половину точно.
– Второе. Требуют рафинировать старые долги.
– Чего сделать?
– Рафинировать. Именно так и сказали.
– Не знаю что это, но обещай рафинировать. Потом разберемся. Директора подключим и прорафинируем. Дальше.
– Хотят, чтобы мы отдали им из Эрмитажа какое-то платье. Утверждают, что это национальное богатство и гордость нации было похищено в древности русскими разведчиками.
– Разведчики дерьмо не крадут. Черт с ними. Передай, что отдадим и национальную гордость. Надеюсь, это все?
– Еще один пункт, командор. Даже не знаю, как сказать. Реле не поворачивается. Хотят, уж извините, командор, что бы мы снесли с брусчатой площади столицы музей восковой фигуры. А то американским самолетам садиться негде, до аэродромов топлива не хватает.
– Вот же…! Это не переводи. Может им еще и луну в вечное пользование? Надо же до такого додуматься? Музей, произведение неизвестных зодчих, на котором даже вывеска бронзовыми буквами сделана, и на слом? Не бывать этому! Милашка, дай-ка я сам им напрямую скажу.
Спецмашина, понимая мое возбужденное состояние, быстро переключила микрофоны. Я подвинулся поближе, ухватился вспотевшими от негодования руками за передатчик и высказал все, что думал:
– А мазе, фазе лав ю бразе не хотите?
На том конце испуганно затихли, понимая, что с запросами переборщили. Впредь наука. Хочешь получить малое, не требуй большого.
– Выключай их, – приказал я. – Все обещания аннулируются. Счета на связь считать ошибочными. «Нью-йоркского бакалавра» дальше предварительно просмотра на Крымский кинофестиваль не пропускать. Обойдемся без них. Россия еще на умы не оскудела.
Спецмашина подразделения 000 за номером тринадцать послушно разорвала связь-мост, дипломатично покашляла, но не сдержалась:
– Оскудеть-то может, и не оскудела, только что делать станем, командор? Директор долго не протянет. Да и второй номер с каждой минутой все больше к славе незаслуженной приобщается. Потеряем парня, как есть потеряем.
– Значит так! – рубанул я ладонью по рулю. – Слушай в очередной раз мою команду. В связи с безвыходностью ситуации приказываю личному составу вскрыть, ох, господи, помоги, секретный пакет чрезвычайных ситуаций.
– Командор, я, конечно, все понимаю. Нервы, начальство, выходной. Но секретный пакет чрезвычайных ситуаций!? Не слишком ли?
– Не слишком. Иного выхода у нас, к сожалению нет.
Пакет, о котором шла речь, шел в комплекте с остальной, технической и психологической документацией к спецмашине подразделения 000. Видные ученые науки и дальновидные начальники, создавшие как саму спецмашину, так и подразделение 000, знали, что рано или поздно возникнет сложнейшая ситуация, когда без надлежащего приказа нельзя будет выполнить задание. И, соответственно, позаботились о кривой выполнения.
– Где у нас сейф с секретной папкой? – дрожат руки, дрожат коленки. Но надо, майор Сергеев. Надо!
– Где и раньше, – динамики Милашки тоже звучали не слишком ровно. – Под бачком в ванной комнате.
– Как командир спецмашины приказываю доставить секретный пакет личико ко мне в руки.
– Без проблем, командор, – спецмашина заметно нервничала. – Но, как вы сами понимаете, я его доставить не могу. Третий номер, похоже, без памяти, вы его слегка запинали. Второй номер и Директор вне кабины. Я, конечно, могу позвать Директора…
– Не надо, сам схожу, – ходить за секретным пакетом не командирское дело, но…
Я даже не успел встать с водительского кресла. Передо мной стоял пингвин, без веревки, но с пакетом.
– Хвалю, Мыша! Хоть какая то польза от оболтуса.
– Он, простите командор, сам, – в динамиках то ли удивление, то ли еще больший испуг. – Выпустил рыбку в бачок, а пакет по дороге прихватил. Рыбка оклемалась даже.
Погладив довольного пингвина по голове, я отправил его присматривать за новым аквариумом, а сам, взобравшись на кресло, стал открывать самый секретный пакет подразделения 000.
Сдирая пальцы о чугунные печати, зубами надрывая стальной конверт, я даже не знал, какие тайны хранит в себе тонкий титановый листок. Может быть, приказ немедленно пустить пулю в висок, может наоборот, перестрелять всех к таким-то таким-то, не станем говорить к каким. И любое слово, содержащееся в пакете, я должен выполнить с точностью до запятой. Или до точки, как получится.
– Так! – надкусанный конверт звякнул о пол. – Инструкция на случай неадекватных ситуаций. Слышь, Мыша, у нас ситуация неадекватная?
– Так точно, командор. Не адекватнее просто не бывает.
– Тогда ищем пункт на букву «ны». «Невозвращенец»! Подходит ли американец к данному определению? Очень даже подходит. Тогда читаем. "Если один из членов экипажа не желает по доброй воле или по принуждению возвращаться в кабину, – прям все как у нас, да, Милашка? – Не возвращаться в кабину… Тогда командиру спецмашины следует выполнить приказ номер восемь гы, который предусматривает…
– Что, командор, что? – все тридцать внутренних камеры Милашки вытянулись на максимальную длину. – Не томи, командор!
Титановый листок с инструкцией о невозвращенцах упал мне колени, сделав пару синяков, но я этого не почувствовал. Закрыв глаза руками, дрожа всем телом, я шептал:
– Мы не может так поступить с ним! Не можем! Он же… Он же наш друг. Товарищ. Член команды! Зачем же так! Зачем!
Милашка искрилась от любопытства, пытаясь рассмотреть скупые строчки приказа. Но на ее беду листок упал текстом вниз. «Правило приказа». Грамотно написанный приказ всегда падает вниз текстом. Доказано многолетними наблюдениями.
– Спецмашина подразделения 000! Говорит твой командир, майор Сергеев. Вывести на проектную мощность все наружные громкоговорители! Установить коридор вещания в направлении второго номера! Уровень повышенный, частотность пониженная!
– Командор! Может не надо?! – спецмашина все поняла. Но даже ее железный мозг не мог понять, как такое можно сделать с живым человеком. – Будет много, очень много крови, командор!
– Потом за все ответим. Или мы, или американец, или всю жизнь Директора на анализы возить. Доложить о готовности!
Борьба между долгом и честью у спецмашины подразделения 000 всегда заканчивается победой здравого смысла:
– Готова по всем параметрам. Усилители выведены на повышенную мощность. Модули заблокированы, третий номер и пингвин изолированы. Директор Службы вне зоны потока. Начинаю отсчет. Три, два, раз! Есть!
Я поднес микрофон к трясущимся губам, и тихо, очень тихо прошептал:
– Боб! Пингвин сожрал продукты из твоего сейфа!
В кабину на полном ходу влетает Директор и, дико озираясь, орет благим матом:
– Уходим! Быстро! Он же нас всех… Сергеев – ты зверь!
По берегу, изрыгая из ноздрей пар, с жутко недружелюбной физиономией к заметавшейся спецмашине подразделения 000 несся тот самый знаменитый спасатель Роберт Клинроуз.
– Милашка! Командир на связи! Высылай пингвина на перехват.
Эпизод 13.
В связи с особым секретным статусом миссии данный эпизод не рекомендуется для ознакомления с ним аудитории честных налогоплательщиков.
Директор Службы 000 Подпись неразборчиво.
Дата залита квасом.
Эпизод 14.
– Лужу, паяю, ножи точу! Лужу, паяю, ножи точу!
Боб, он же второй номер спецмашины подразделения 000 за номером тринадцать, второй час вел скрытное наблюдение за проходной крупнейшего в столице колбасного завода. По непроверенным данным именно через эту проходную некоторые не слишком честные налогоплательщики выносили с завода некий ценный продукт.
Милиция, попросившая нашей помощи в этом весьма сложном и запутанном деле, утверждала, что вынос ценного продукта поставлен на широкую ногу. Конечно, они могли бы справиться и самостоятельно, но присутствие на месте подразделения 000 делало работу более эффективной.
– Лужу, паяю, ножи точу!
Сотрудники завода, пройдя через вооруженные заслоны и многочисленные мясоискатели, недоуменно посматривали на человека в оборванном смокинге, рядом с которым стояло цинковое ведро и чайник. Ведро по просьбе самого Боба мы продырявили в трех местах, а чайник позаимствовали в музее. Неподалеку от второго номера пыхтела доисторическая машина на четырех колесах с небольшой башней. Сотрудники музея, всучившие нам его, убеждали, что чайник и машина неразрывно связаны с друг с другом и представляют единую композицию.
– Лужу, паяю, ножи точу!
Недоуменные взгляды работников самого крупного в столице колбасного завода не смущали американца. Он считал, что его внешний вид и набор реквизита достаточно неприметен. Именно так, по его мнению, выглядели сотрудники секретных служб России. Бедняга, начитался в американских библиотеках низкопробной шпионской литературы середины– конца двадцатого, или рядом, века.
Я был полностью с ним не согласен. Антураж совершенно не привлекателен. Единственное, что я бы посоветовал убрать, так это картонную коробку у ног Боба. Честные налогоплательщики так и норовили кинуть в коробку брюлики. Янкель же орал на налогоплательщиков, насильно отдавал им банкноты с красными звездами и убеждал всех, что он работает на подразделение 000 не за деньги, а за славу.
В общем, вот такая секретная операция.
Мы с Герасимом осуществляли негласную поддержку янкеля, сидя в Милашке. Собственно, сидел один я. Третий номер набирался умных мыслей в спальном отсеке. Я бы тоже не отказался вздремнуть пару часиков, но, по мнению спецмашины, это, в отличие от третьего номера, не прибавило бы умных мыслей. А спать только для того, что бы спать, это нерациональная растрата рабочего времени. К тому же я играл с Милашкой в шашки. В поддавки. Глупая машина, играющая в нормальные шашки, все время проигрывала, хотя считала, что выигрывает. Счет был разгромный. Восемьдесят – ноль, в мою пользу. Соответственно спецмашина подразделения 000, как самая умная, считала, что в ее пользу. После каждой партии мы сначала радовались, потом обзывали друг друга, по-доброму, по-товарищески. А потом снова садились выяснять, кто умней.
– Шашка зы-а-константа-зет-восемь, на зы-а-константа-зет-четырнадцать! – сделав коварных ход и дожидаясь, пока Милашка «скушает» четырнадцать моих «бойцов» я взглянул в окошко на американца. – Глянь-ка, Мыша! Наш-то янкель совсем освоился. Чайник с железякой четырехколесный хочет народу спихнуть. А отвечать за растрату кому? Мне?
– Тебе, командор, – спецмашина погасила огоньки скушанных шашек и чуть маслом не сочилась от счастья. – Восемьдесят один – ноль в мою пользу, командор. Или вы снова придерживаетесь противоположного мнения?
– Дура ты, Мыша, – слово «дура» в Милашкином лексиконе не значилось, поэтому говорить его можно было без всякого опасения за свою жизнь. – Дурой и на свалку отправишься.
– Спасибо, командор, за признание моих умственных способностей, – спецмашина пробежалась разноцветными лампочками по кабине. – Право же, не стоит, командор! Одну минуту, командор! Свежий вызов из диспетчерской, командор! Соединить, или мы работаем под прикрытием?
– Соединяй, – я лениво потянулся, скрипнув несмазанными шарнирами водительского кресла. – Конец смены, как никак. Может, разрешат снять наблюдение. Все равно без толку. Нечестные налогоплательщики существовали, существуют, и будут существовать, независимо от того, кто с ними будет бороться.
– Точно, – согласилась спецмашина, выводя на восьмой в пятом ряду монитор данные о связь-канале. – Связь устойчивая. Говорите.
– Тринадцатая на связи. Отвечаем по обычному каналу. Передачу ведет командир спецмашины пока что майор Сергеев.
– Диспетчерская слышит тринадцатую хорошо. Для вас срочный вызов. Как поняли?
– Принять вызов не можем. Мы и так на вызове. Подстраховываем американца. Если помните, он…
– Все отменяется, тринадцатая. Приказ Директора Службы. Для вас особая миссия. Данные и координаты высланы.
– Требую подтверждения прямого приказа.
В динамиках послышались звуки топающих ног, и глухой голос Директора напомнил, что он всегда отдает прямые приказы:
– Пока что майор Сергеев! – тон, с которым Директор сказал эти слова, мне не понравился. – Подтверждаю прямой приказ и требую незамедлительного выезда вашей спецмашины на заявку. Конец сеанса, пока что майор Сергеев!
Динамики хрюкнули и выдавили аккорды «Майор, майор, улыбнитесь, ведь улыбка это знак спецмашины».
– Конец смены. Нервная работа. Куча вызовов. И ни минуты отдыха! Милашка! Что пялишься! Собирай команду.
Спецмашина подразделения 000 за номером тринадцать взвизгнула ревуном, сообщая второму номеру, что на сегодня наблюдение закончилось, и его ждут в кабине.
Американца мы оторвали от работы в самый неподходящий момент. Янкель взобрался с ногами на башню четырехколесной машины, и, размахивая чайником, что-то яростно доказывал столпившейся вокруг толпе честных налогоплательщиков. Услышав ревун Милашки, Боб поправил все время сползавший с головы связь-парик и, недовольно нахмурившись, соизволил ответить:
– Второй засекреченный номер вызов принял. Буду через минуту. Сейчас только закончу тезис.
Усиленный спецмашиной голос Боба возвестил на весь колбасный завод:
– Лучше, меньше колбасы, товарищи честные налогоплательщики, но качественней. Только через качество мы сможем достучаться до огрубевших сердец жителей нашей необъятной Родины и всего мира. В то время, когда коренные жители многострадальной Америки только мечтают о колбасных изделиях, некоторые нечистые на руку налогоплательщики, пользуясь служебным положением, подло подрывают финансовую независимость нашей страны. Не допустим этого! Все на борьбу с ворованной колбасой. Удачи вам, и успехов в вашем полезном и важном деле. До свидания товарищи.
Американца провожали всенародными овациями. Большинство из сотрудников завода, со слезами на глазах, вытаскивали из-за пазухи не обнаруженные мясоискателями круги и палки колбасы и складывали продукты у дырявого ведра. Особо честных тут же награждали повестками и бесплатными путевками в местное отделение милиции.
– Командир! – раскрасневшееся лицо Боба выражало полное удовлетворение от проделанной работы. – Как я справился с заданием? Стопроцентная раскрываемость.
– Медаль завтра выпишу, – проворчал я, не совсем удовлетворенный результатами расследования. – Ты зачем продукт на открытом пространстве оставил? Трудно было в Милашку загрузить? Герой, Америку твою через Атлантический океан!
Смущенный янкель плюхнулся на свое место и подозрительно заелозил. Можно подумать, я не вижу, как он складывает в свой сейф колбасные изделия, выуженные из-под оттопыренного смокинга. Килограммов двадцать, не меньше. Двухдневный запас.
– Командор! Команда в полном составе. Разрешите вывести на центральный монитор координаты и цель вызова?
По центральному монитору забегали скупые цифры и фразы.
– Так, чем под конец рабочего дня нас решил порадовать Директор? – одним глазом я наблюдал за монитором, вторым за наполнением сейфа второго номера. Двадцатью килограммами не пахнет. Не меньше сорока. – Двухсотый микрорайон, дом три тысячи с копейками бис, вызов поступил тридцать минут назад. Шустро диспетчерская работает. Не понял!?
Боб, наконец, затолкал ногами последнюю палку колбасы в сейф, тщательно запер дверь на ключ и, как ни в чем не бывало, честным голосом обратился начальнику. То есть, непосредственно ко мне:
– Что вы не поняли, командир? Слишком сложное задание?
– Хуже, Боб. Все гораздо хуже. Кажется, нас ждет веселенькая ночка.
– Вооруженное ограбление с отягчающими обстоятельствами? Разбой в особо крупных размерах? Организованная преступность?
– Запомни Боб, в России нет организованной преступности. Это, может, у вас там, в Америке, мафия связь-таксафоны потрошит. А у нас, родной, есть только редкие проявления несознательности. Но сейчас речь не о них. У нас особый случай. Плачущий ребенок. Милашка, полная система оповещения и вперед без остановок. Если взрослые налогоплательщики могут подождать, то дети никогда. Только заглянем на пару минут на стадион. Там бразильцы у наших чемпионский титул собираются отыгрывать.
– Сколько можно? – проворчали недовольно динамики. – Каждый год одно и тоже. Никак угомониться не могут.
Милашка, как и положено, завелась с двадцати двух с половиной оборотов. Деликатно бибикнув, спецмашина подразделения 000 дала задний ход, и выехала с места засады. Несколько подозрительного вида интеллигентов, облюбовавших спецмашину для задушевных разговоров, разбежались по сторонам.
– По библиотекам не сидится, – проворчал Боб, который только что заметил мои быстрые взгляды на разъезжающийся по швам титановый сейф. – Я говорю, по библиотекам им не сидится! Да, командир? А что за ребенок?
– Не знаю, – я отвернулся и стал смотреть в боковое окно на засыпающие дома. Везет людям. Отработали двадцать часов и отдыхают до утра. Чай дома пьют, с женами спорят, кому из столовых еду заказывать. А тут… Всю жизнь на колесах. – Боб, поймай что-нибудь по приемнику.
– Сделаем, – бодро ответил второй номер, прекратив обвязывать сейф цепями. – Вот эта подойдет?
Столичное связь-радио крутило песню о свихнувшейся стиральной машинке восьмого поколения: – «Я сошла с ума! Я сошла с ума».
– Боб, – смотреть на чужие окна надоело. – А у вас в Америке, какие песни популярны?
– У нас? – американский эмигрант только что закончил конопатить щели сейфа. – Когда уезжал из Америки, там была популярна песенка о любви к яичнице.
– Мда, – только и смог сказать я. Такая большая страна, а песни все о еде. Нет, чтобы сочинить песню о любви к родине. Что-нибудь типа «Америка, Америка, тарим-пам-пам-пам-пам».
– Подъезжаем, – объявила спецмашина подразделения 000. – Наблюдаю контейнеровоз скорой помощи. Скорее всего, они нас и вызвали. Чему их только в университетах учат?
– Клизмы ставить и пластыри лепить, – со знанием дел ответил я. Как никак два месяца в больнице провалялся с головной болью. – Пугни их для профилактики.
Милашка на полной скорости рванула к контейнеровозу, затормозив только перед самым носом испуганного водителя. Даже пошутила по этому поводу в том смысле, что кое-кому клизмы больше не нужны.
– Что у вас? – спустившись по эскалатору, я подошел к консилиуму врачей в белых комбинезонах.
Лысый череп со связь-стробоскопом на лысом черепе нервно помял пачку противоаппендицитных пластырей:
– Там ребенок. Плачет второй час подряд. Родители в шоке. Моя бригада… – череп оглянулся на консилиум. – Моя бригада тоже в шоке. В нашей практике подобного еще не встречалось. Мы прилепили валидольные пластыри, но результатов пока нет.
– Ребенку прилепили?
– Что вы? – возмутился череп. – Как можно? Нашей бригаде.
– Ясно, – сказал я, отбирая у черепа связь-стробоскоп. – Возраст ребенка?
– Пять.
– Ясно. Пять лет. Боб, прихвати с четвертого стеллажа связку ремней. Здесь ребенок от рук отбился.
– Пять месяцев, – поправился череп, бледнея.
– Так что ж ты…, – череп ловко отпрыгнул и скрылся в консилиуме. – Боб, отбой. Уточненная информация. Ребенку пять месяцев. Хватит и одного ремня. Милашка, разбуди Герасима. Кажется, без него нам сегодня не обойтись. Заодно свяжись с диспетчерской, пусть присылают подкрепление. Да и сам Директор не помешает.
В парадном люке появился третий номер с куклой. Кукла смешно разевала рот и растопыривала руки и ноги.
– Герасим, ребенку всего пять месяцев. Он в такие большие игрушки не играет.
Из грузовых ворот показался американец, накручивающий на руку резиновый ремень из-под роторной водокачки.
– Второй номер, оставьте эту штуку в покое. И вообще, оставьте все в покое и идите сюда. Оба. На мою голову. Становитесь вот здесь. Выровняйтесь. И стойте, пока не скажу что делать.
Герасим с вытаращенными от бессонницы глазами и Боб с вытаращенным от переедания животом замерли, привалившись к борту Милашки.
– А теперь слушай мою команду. Там, на верху, плачет ребенок. И мы, спасатели подразделения 000 обязаны ему помочь. Пока не прибыло подкрепление и сам Директор, будем работать самостоятельно. Знаю, что не легко. Знаю, что не этому вас учили. Но мы призваны родиной, и обязаны… обязаны… Милашка! Как там дальше по уставу?
– Обязаны перед выполнением задания обязательно продизенфецировать руки. Продеинфецировать, продизынф…, дизенсцинировать…
– Отставить проверку орфографии! – вечно у спецмашин проблемы с грамматикой. – Закончить предложение в упрощенной форме.
– Мойте руки перед едой и перед общением с плачущими детьми, – динамики облегченно вздохнули, что указывало на то, что Милашка чуть не спалила всю систему.
Спецмашина подразделения 000 выдвинула из спецнищи спецкраник с моющим средством. Тоже, кстати, специальным. Ученые разработали исключительно для подразделения 000. Если год назад одной заправки хватало на месяц, то после усовершенствования формулы мыльной водички – на год.
Просушив руки о штанины комбинезона, мы показали ладони Милашке на предмет качества. Контроль подтвердил, что все в порядке, значит, можно приступать к работе.
– Второму и третьему номеру приготовить необходимое оборудование. Брать только самое необходимое. Все остальное по списку перетащат медики. Милашка, помоги ребятам определиться. Да смотри, чтобы от работы не отлынивали, да не разбили ценные инструменты. Знаю я их. Кроме пластырей ничего тяжелее в руках не держали. Боб, это что?
Американец остановился, пыжась под весом коробки, обернутой в алюминиевую фольгу.
– Соски, командир. Милашка сказала, что это должно помочь.
– Милашка слишком много знает. Оставь в машине. Хотя нет, неси. Может, там стульев нет.
– Мм? – Герасим подкинул на плече тугой рулон без бирки.
– Этого мало, Гера. Прихвати еще один рулон. Я где-то читал, что на одного ребенка в день расходуется больше пеленок, чем на все Вооруженные силы за год. Так! Медики! Быстренько разбирайте оборудование и за нами. Милашка, поторопи подкрепление. Передай, что зашиваемся.
Загрузившись всей командой в скоростной лифт, мы поднялись на второй уровень. Медики с оборудованием решили идти пешком. Почему-то все сотрудники скорой помощи жутко боятся скоростных лифтов. Кажется, это называется мудреным словом лифтофобия.
Доступ в необходимую квартиру был заблокирован. Из-за тройных шлюзовых дверей на весь уровень слышались истошные крики ребенка. Боб недовольно поморщился и попробовал вышибить первый шлюз коробкой с сосками. Не получилось.
– Мм, – двинулся вперед третий номер, но я его вовремя остановил.
– Прежде чем взрывать, надо попробовать нажать на звонок. Второй номер, тыкни свободным пальцев вон в ту кнопочку.
Я всегда говорил, что ведущая роль командира определяется исключительно в экстремальных ситуациях. После тыканья второго номера по кнопкам распахнулись все пятьдесят четыре двери, расположенные на площадке, исключая ту, куда нам требовалось проникнуть.
Герасим быстренько, не дожидаясь приказа, растолкал всех любопытных налогоплательщиков обратно за двери, причем действовал исключительно уговорами по причине полной занятости рук. Иначе одной спасательной командой дело бы не закончилось. Гера очень горячий парень.
Я решил действовать нестандартно. Нам, спасателям подразделения 000 дано на это полное право.
Развернувшись спиной к дверям, нацепив на каблук правого ботинка специальную, разработанную учеными, насадку и, попросив всех по возможности заткнуть уши, я тихо лягнул молчаливую дверь.
После того как осела пыль, я отодвинул в сторону сорванную с петель шлюзовую дверь, и широким жестом пригласил команду пройти внутрь:
– Учитесь, ребята. И запомните раз и навсегда, прежде чем что-то делать, головой думать надо. Ноги-то вытирайте, не к себе домой ломитесь.
Судя по индикатору прибора звуковых колебаний, источник шума, предположительно плача, находился чуть в стороне от основного коридора. От входа метров триста. Видимость нулевая.
После того, как позади меня раздались несколько ударов чего-то твердого о различные выступы помещения, я приказал включить аварийные фонари, закрепленные на связь-касках. При включенном освещении оказалось, что бесследно пропал второй номер.
– Милашка! Командир на связи. Мы потеряли американца. Сообщи координаты расположения холодильного оборудования.
Командирская интуиция не подвела. Янкеля мы застукали у холодильного шкафа. Рядом с открытыми дверцами подозрительной кучкой возвышалась горка из сосок, а из коробки, которую тащил Боб, веяло духом съестных припасов.
Времени на то, чтобы разбираться с негативным поступком второго номера не было. Посоветовав янкелю сохранить коробку до прибытия в кабину спецмашины, мы привязали его страховочным тросом к Герасиму и, оставляя маркером отметки на стенах, двинулись дальше к источнику плача.
Миновав в спешном режиме коридор, оставив позади ванный бассейн и гостевой ресторан, мы, наконец, добрались до спальной комнаты.
Обозрев окрестности в квадронокль, я обнаружил одиноко стоящую кроватку, которая и являлась источником шума.
– Милашка. Даю координаты Объекта. Сто метров от западной стены, двести пять метров от шестого окна фасада. Как только прибудет подкрепление, посылай всех туда. И не забудь передать ориентировку медикам. Что-то я их давно не видел. И еще. Мне срочно нужно знать, сколько налогоплательщиков живут в этой квартире. Жду.
