355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Романюк » Переулки старой Москвы. История. Памятники архитектуры. Маршруты » Текст книги (страница 3)
Переулки старой Москвы. История. Памятники архитектуры. Маршруты
  • Текст добавлен: 26 октября 2016, 21:31

Текст книги "Переулки старой Москвы. История. Памятники архитектуры. Маршруты"


Автор книги: Сергей Романюк


Жанры:

   

Культурология

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 61 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]

Степан Степанович Апраксин славился в Москве своим гостеприимством. «Богат-пребогат, фамилия не только знатная, но и заслуженная, дом как полная чаша; своя музыка, свой театр, свои актеры, любит жить на большую ногу, приветлив и радушен – гуляй, Москва!» – писал современник. О таких говорил Фамусов в «Горе от ума»: «Он не то на серебре, на золоте едали; сто человек к услугам». Апраксины были соседями Яньковых, и Елизавета Петровна Янькова, чьи рассказы записал внук, рассказывала: «…не знаю, был ли дом, подобный их дому, до их переселения в Москву, но что после них не было подобного, это я могу сказать по всей справедливости. Степан Степанович. жил в Москве как совершенный вельможа; без лести он был у нас в Москве последним истинным вельможей по своему образу жизни. Состояние Апраксиных позволяло им жить по-барски, потому что имели они 13 или 14 тысяч душ крестьян. Самое любимое их место жительства было село Ольгово, которое они привели в цветущее положение; а дом их в Москве, на углу Знаменки, рядом с церковью через переулок, был в свое время совершенным дворцом и по обширности одним из самых больших домов в Москве. В этом доме бывали такие празднества, каких Москва уже не увидит. В 1818 г., когда двор был в Москве, Апраксины давали бал, и вся царская фамилия и какие-то принцы иностранные были на этом празднике, а званых гостей было, я думаю, 800, ежели не 1000 человек». Е.П. Янькова подробно рассказывала о семье Апраксиных и образе жизни богатых дворян: «Скажу без хвастовства и лести, что то, что нам пришлось видеть на нашем веку, мне и дочерям моим, того ни дети их, ни внуки, конечно, уже не увидят. Тогда было совсем другое время, и жизнь проводили иначе, чем теперь: кто имел средства, не скупился и не сидел на своем сундуке, а жил открыто, тешил других и сам чрез то тешился; а теперь только и думают о себе, самим бы лишь было хорошо да достаточно. Впрочем, надобно и то сказать, что теперь у всех средства далеко не такие, как тогда, и все несравненно дороже стало, и люди требовательнее, потому что больше во всем роскоши».

В 1812 г. в этом доме квартировал наполеоновский главный интендант граф Дарю, и тут останавливался его двоюродный брат Анри Бейль (известный позднее под псевдонимом Стендаль), отправившийся в Россию вместе с наполеоновской армией в предвкушении быстрых побед. Но вскоре он писал домой: «Я не слишком жажду оставаться здесь. Как человек меняется! Моя привычная жажда видеть новые неизвестные места оставила меня. В этом океане варварства не было ни звука, который находил бы отражение в моей душе», а из Смоленска при отступлении он рассказывает: «Однажды вечером я нашел несколько картофелин и съел их без соли с заплесневелым солдатским хлебом. Теперь вам понятно наше отчаянное состояние. Граф Дюма приказал мне отправиться с обозом из 1500 раненых. Каждый день мы непременно проводили два или три часа в грязной канаве в полнейшей беспомощности. Вот когда я проклинал свою глупую мысль поехать в Россию…»

В.А. Тропинин. Портрет Александра Сергеевича Пушкина. 1827 г.

После пожара 1812 г. апраксинский дворец быстро отстроили, но в ночь с 14 на 15 июля 1814 г. он опять горел – на этот раз от забытой свечи, но, несмотря на большие убытки, был отстроен заново, и в нем возобновилась прежняя роскошная жизнь – балы, приемы, ужины. Дочь владельца княгиня С.С. Щербатова рассказывала «об экспромтном бале, данном ея отцом Степ. Степанов. Апраксиным, Государю Александру I в один из приездов его в Москву. Император Александр I, при представлении ему С.С. Апраксина, выразил желание быть у него на вечере. Польщенный вниманием Государя, С.С. Апраксин пригласил на этот вечер, кроме свиты Государя, все московское дворянское общество в свой знаменитый дом на углу Арбатской площади и Пречистенскаго бульвара. Слабое развитие колониальной торговли в Москве в то время, бездорожье окрестностей и вообще невозможность добыть что-нибудь особо выдающееся в тогдашних магазинах поневоле вынудило графа обходиться собственными средствами и запасами. Немедленно были посланы нарочные в подмосковныя имения графа, откуда были доставлены померанцевыя, лимонныя, лавровыя и другия деревья, наполнявшия оранжереи, и ими украшены московския палаты графа. Всю провизию и фрукты тоже доставила вотчина С.С., и роскошный бал, осчастливленный присутствием Государя, состоялся при тысячной публике русскаго дворянства. Оркестр, прислуга – были свои, и провизия к ужину не покупная. Великолепный бал стоил графу всего пять тысяч ассигнациями. Конечно, там не было ничего сверхъестественного: ни мартовской земляники, ни январских вишен, ничего ненатуральнаго и противнаго природе и климату, а было то, что соответствовало времени и стране». Но не только ужинами угощал Апраксин – в его доме проходили и литературные вечера, чтения и концерты, известен был и манеж его, где обучались верховой езде и покупали лошадей. Он был большим любителем театра, и на небольшой сцене выступали не только его крепостные актеры, но и многие вельможные любители. И москвичи еще долгое время помнили постановки, в которых гремели настоящие охотничьи рога, за кулисами слышался лай гончих собак, а по сцене бегали живые олени. Четыре года (в 1814–1818 гг.) играла труппа московского императорского театра, и 4 ноября 1817 г. состоялся дебют знаменитого артиста Павла Мочалова в пьесе «Эдип в Афинах», в которой играли его отец и сестра. По воспоминаниям одного из зрителей, «Мочалов играл великолепно, рукоплескания не прерывались, триумф был полный…». В апраксинском театре долгое время выступала французская труппа и итальянская опера. А.С. Пушкин, вырвавшись из михайловской ссылки, был захвачен вихрем московских развлечений и конечно же театром. Узнав в Одессе, что в Петербург приезжает итальянские актеры во главе с самим Россини, он тут же написал Дельвигу: «Правда ли, что едет к вам Россини и итальянская опера? – Боже мой, это представление рая небесного. Умру с тоски и зависти». Известно, что он в феврале 1827 г. дважды побывал на спектаклях итальянской оперы, и конечно же он выбрал оперы Россини:

 
Но уж темнеет вечер синий,
Пора нам в Оперу скорей:
Там упоительный Россини,
Европы баловень – Орфей.
Он звуки льет – они кипят,
Они текут, они горят,
Как поцелуи молодые,
Все в неге, в пламени любви,
Как закипевшего Аи
Струи и брызги золотые…
 

В субботу 5 февраля, перед Масленицей, Пушкин был на премьере оперы Россини «Магомет», а через два дня, 7 февраля, – на представлении знаменитой оперы «Сорока-воровка». Его кишиневский знакомый Филипп Филиппович Вигель, приехавший в Москву на несколько дней, встретил в театре Пушкина и другого кишиневского приятеля – Н.С. Завалиевского: «Тут в креслах встретил я двух одесских знакомых, Пушкина и Завалиевского. Увидя первого, я чуть не вскрикнул от радости; при виде второго едва не зевнул. После ссылки в псковской деревне Москва должна была раем показаться Пушкину, который с малолетства в ней не бывал и на неопределенное время в ней остался. Я узнал от него о месте его жительства и на другой же день поехал его отыскивать. Это было почти накануне моего отъезда, и оттого не более двух раз мог я видеть его; сомневаюсь, однако, если б и продлилось мое пребывание, захотел ли бы я видеть его иначе, как у себя. Он весь еще исполнен был молодой живости и вновь попался на разгульную жизнь: общество его не могло быть моим. Особенно не понравился мне хозяин его квартиры, некто Соболевский».

Об этом театре вспоминал и Герцен, как он мальчиком посещал его: «Изредка отпускал он [отец] меня с Сенатором [так прозвали в доме его дядю] в французский театр; это было для меня высшее наслаждение».

В июне 1832 г. дворец был приобретен за 350 тысяч рублей (200 тысяч из них были пожертвованы П.П. Бекетовым) Александринским сиротским институтом (ему покровительствовала императрица Александра Федоровна), созданным «для призрения сирот чиновников, умерших от холеры в Москве» (его перевели из дома Разумовского на Гороховом поле), и здание значительно переделали. В 1850 г. институт преобразовали в Александринский сиротский кадетский корпус (его окончил известный историк русской литературы А.Н. Веселовский), а в 1863 г. – в Александровское военное училище, которым гордились москвичи. «Москва в число своих фаворитов неизменно включала и училище в белом доме на Знаменке, с его молодцеватостью и вежливостью, с его оркестром Крейнбринга и с превосходным строевым порядком на больших парадах и маневрах», – писал выпускник училища А.И. Куприн. Училище закончили генералы Н.Н. Юденич и Н.Н. Духонин, актер Б.В. Щукин, историк П.Н. Миллер, советские военные деятели С.С. Каменев и М.Н. Тухачевский, электротехник В.Н. Чиколев, там преподавали С.М. Соловьев, В.О. Ключевский, В.И. Герье, И.К. Бабст, А.И. Чупров, Н.И. Стороженко, И.А. Каблуков, Е.М. Пржевальский.

В октябре – ноябре 1917 г. училище стало основным очагом сопротивления отрядам большевиков. Впоследствии в здании находились Реввоенсовет, комиссариат и Министерство обороны. В 1944–1946 гг. здание полностью перестроили по проекту архитекторов М.В. Посохина и А.А. Мндоянца, пристроив к нему тяжелый 12-колонный портик, тимпан которого до отказа заполнен военными атрибутами.

Малый Знаменский переулок(в 1926–1993 гг. улица Маркса и Энгельса) почти точно повторяет изгибы Большого. Как и он, Малый Знаменский начинается от Волхонки. С его правой стороны – величественное здание Музея изящных искусств имени Александра III. В советское время – с 1932 г. – он стал называться Музеем изобразительных искусств, а с 1937 г. – имени А.С. Пушкина, хотя поэт никакого отношения ни к музею, ни к его коллекциям не имел, и давно пора называть его именем создателя И.В. Цветаева. Здание музея находится на территории старинного конюшенного (или колымажного) двора московских государей, который был показан на этом месте еще на первых планах-рисунках Москвы конца XVI в. Согласно описанию, сделанному в XVIII в., по всему периметру участка, занимавшего квартал между Волхонкой и переулками, стояли одноэтажные здания, где находились конюшни, манеж, «ложа для благородных зрителей» (со стороны Малого Знаменского переулка), несколько домов для солдат и служителей, «большой амбар, где стоит богатой старинной экипаж и конские старинные уборы лежат», а также «навес для просушки старинного богатого экипажа». В конце XVIII в. здесь открылся манеж для обучения верховой езде молодых московских дворян, который существовал почти до 1860-х гг., и здесь также размещались воинские команды.

Во время Крымской войны крепостные крестьяне понадеялись было на освобождение – их же призывали защищать Отечество, – шли в Москву, где их ловили и отправляли обратно, закованными в кандалы, а до этого держали в Колымажном дворе и в Манеже. В 1863 г. устроили пересыльную тюрьму, о которой вспоминали как о нечто ужасном: «Это была отвратительная тюрьма, и вряд ли в каком-нибудь государстве земного шара существовало нечто подобное». Очевидец рассказывал: «Площадь застроена была каретными сараями старинной постройки, обращенными в жилое помещение для пересыльных арестантов. Что это было за помещение, я описывать не буду – один ужас». В 1881–1882 гг. тюрьму – «эту клоаку в центре города» – уничтожили и сломали все строения, и в самом центре Москвы долгое время был обширный пустырь, на котором хотели выстроить реальное училище, но Московскому университету удалось получить эту землю для постройки учебного музея. Создание его неразрывно связано с профессором Иваном Владимировичем Цветаевым, который задумал создать при Московском университете учебный музей, в котором были бы собраны копии всех значительных произведений скульптуры мира. Был объявлен конкурс, на котором первую премию получил Г.Д. Гримм, вторую – Л.Я. Уралу, третью – П.С. Бойцов, но окончательный проект было решено передать Р.И. Клейну, создавшему шедевр, прославивший его имя. За этот проект Академия художеств присвоила Роману Ивановичу Клейну звание академика архитектуры. В 1898 г. в летний день 17 августа происходила закладка здания, а строительство его продолжалось с некоторыми перерывами почти 12 лет. Применялись лучшие строительные материалы не только из России, но и Финляндии, Швеции, Польши, Италии, Венгрии. Все проектные и строительные работы происходили под непосредственным наблюдением Цветаева, старавшегося добиться точного воспроизведения деталей греческой архитектуры. К отделке залов были привлечены многие известные художники – И.И. Невинский, К.П. Степанов, П.В. Жуковский и др. Только с помощью многочисленных жертвователей и московской администрации в лице великого князя Сергея Александровича мысль Цветаева удалось претворить в действительность, но, однако, без поддержки такого щедрого мецената, как Ю.С. Нечаев-Мальцев, музей не был бы построен. Как писал в дневнике о нем И.В. Цветаев: «Один такой покровитель Музея стоит мне целого десятка московских купцов и бар, сношения с которыми подчас так тяжелы, утомительны и бесплодны». Только на облицовку здания он пожертвовал 300 тысяч рублей, а всего Нечаев-Мальцев потратил на музей около двух с половиной миллионов. Музей был открыт 31 мая 1912 г., создатель его через год скончался от сердечного приступа, и по справедливости музею должно быть присвоено именно его имя – Ивана Владимировича Цветаева. Через сорок дней умер и главный даритель, без которого Москва не имела бы этого музея, – Юрий Степанович Нечаев-Мальцев. Музей сразу же стал одним из самых крупных культурных центров Москвы – недаром именно туда попала ценнейшая коллекция египетских древностей В.С. Голенищева, когда этот собиратель был вынужден продать ее. Само здание музея является учебным экспонатом: на наружном портике находится фриз, созданный петербургским скульптором Г.Р. Алеманом, «Олимпийские игры», за колоннадой – фриз «Панафинейская процессия», повторяющий фриз Парфенона, выполненный скульптором Л. Армбрустером. «Итальянский дворик», где стоит статуя Давида, скопирован (с изменением пропорций) с дворика палаццо Барджелло во Флоренции, в Белом зале воспроизведен фриз балюстрады храма Ники Аптерос в Афинах, а пол сделан по образцу пола церкви S. Paolo fuori le mura в Риме. В советское время музей многократно увеличил количество своих экспонатов и стал музеем мирового значения. Сейчас остро стоит вопрос о ремонте здания музея, о его техническом оснащении, о фондовом хранилище. Недавно был проведен конкурс на «Музейный городок», в котором победили архитекторы Сергей Ткаченко и Андрей Боков в соавторстве с именитым английским архитектором Норманом Фостером. По проекту реставрация, приспособления и новое строительство должны закончиться к 2018 г. Предусматриваются подземные сооружения, где поместятся концертный зал, библиотека вместе с ресторанами, кафе, магазинами, парковками и подземными переходами. Планируется реставрировать усадьбу Вяземских позади музея в Малом Знаменском переулке (№ 5), где будет картинная галерея, постройка фондохранилища, реконструкция стеклянного купола, перекрытие внутренних дворов и превращение всего района около музея в пешеходную зону. Как считает директор музея, Норман Фостер – это «тот архитектор, который умеет вести диалог с историческим наследием и его сверххайтековские проекты отличает высокая художественность», что вызывает серьезные сомнения – достаточно вспомнить его скандальный лондонский небоскреб в виде огромного огурца, беспардонно вылезающего отовсюду, или неудачное восстановление берлинского Рейхстага.

На углу Волхонки и Малого Знаменского переулка– здание (№ 1/14), занимаемое Музеем личных коллекций. Инициатором создания его был И.С. Зильберштейн, неутомимый исследователь истории русской культуры и один из крупнейших коллекционеров, собравший более 2300 произведений искусства Западной Европы и России. Для музейных экспозиций пришлось коренным образом перестроить здание, в котором перед передачей его музею находился «Автоэкспорт» (авторы реконструкции, проведенной в 1988–1993 гг., – Д.В. Буш, И.М. Виноградский). До советского времени это была гостиница «Княжий двор» (1892 г., архитектор В.Г. Залесский). Здесь останавливались В.И. Суриков, М. Горький, М.Н. Покровский, И.Е. Репин, А.Н. Скрябин, И.Г. Эренбург, Л.О. и Б. и А.Л. Пастернаки, А.И. Эртель, В.О. Массалитинова. В «Княжьем дворе» в 1913 г. собрались художники и литераторы, приветствовавшие И.Е. Репина, приехавшего в Москву после того, как он получил известие о том, что сумасшедший порезал его знаменитую картину «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года». На этом собрании выступил И.А. Бунин, выразивший от имени собравшихся сочувствие художнику. По трагической мощи эта картина превосходит все, что было создано до Репина в мировом искусстве. Крамской взволнованно говорил: «Вот она, вещь, в уровень таланту. Выражено и выпукло выдвинуто на первый план – нечаянность убийства!.. И как написано, боже, как написано!.в картине есть страшное, шумно выраженное отцовское горе, и его громкий крик, а в руках у него сын, сын, которого он убил, а он. вот уже не может повелевать зрачком, тяжело дышит, чувствуя горе отца, его ужас, крик и плач, он, как ребенок, хочет ему улыбнуться: „Ничего, дескать, папа, не бойся!” Ах, боже мой!» Картину реставрировали, но, если постараться встать сбоку так, чтобы свет падал под определенным углом, можно увидеть еле заметные слезы трех порезов. Любопытно, что в этом здании проводились художественные выставки: так, в 1908 г. здесь состоялась выставка Союза русских художников и посмертная экспозиция картин С.А. Коровина. В советское время тут находились полномочное представительство Литвы, общежитие Наркоминдела, гостиница «Европейская» и в последнее время – «Автоэкспорт». По плану реконструкции Музея изобразительных искусств за этим зданием будет построено фондохранилище площадью 14 тысяч квадратных метров.

До 1960 г. к торцу здания примыкал двухэтажный флигель усадьбы Голицыных, главное здание которой находится в Малом Знаменском переулке. Эта усадьба (№ 1/14) в XVII в. принадлежала боярину Борису Гавриловичу Юшкову, в 1738 г. ею владел генерал-адмирал князь М.М. Голицын. На плане усадьбы, снятом в 1759 г., обозначены каменные палаты на месте современного дома. Они перестраивались в 1761 г. Авторство этого дворца до недавнего времени приписывалось двум архитекторам: С.И. Чевакинскому и И.П. Жеребцову, однако новыми исследованиями было установлено, что проект переделки был выполнен одним С.И. Чевакинским, выдающимся архитектором, автором таких известных сооружений в стиле барокко в Петербурге, как Никольский морской собор и дворцы Шереметева и Шувалова. Естественно, ему, архитектору Адмиралтейств-коллегии, и приказал построить свой московский дворец президент коллегии князь Голицын. Жеребцов же участвовал лишь во внутренней отделке голицынского дворца, которая закончилась к 1766 г. К тому же времени относятся и прекрасной работы парадные ворота с ажурным вензелем – «PMG», что означает Prince Michail Golitzin, князя Михаила Голицына.

В 1774 г., во время празднования победы над Турцией, голицынский особняк был приспособлен для пребывания в нем Екатерины II и ее двора, так же как и соседние дома Долгорукова (Волхонка, 16) и Лопухина (Малый Знаменский, 3), а между ними, на том месте, которое сейчас занято бензоколонкой для правительственных автомобилей, построили по проекту М.Ф. Казакова обширный деревянный дворец с большим – площадью около 775 квадратных метров – двухсветным тронным залом. Писатель и ученый А.Т. Болотов вспоминал, что, «несмотря на всю стужу и зимнее тогдашнее время, производилось строение сие с великим поспешением, и тысячи рук занимались оным денно и ночно». Церковь при дворце освятили 16 декабря 1774 г. во имя св. Андрея Печерского, а 31 декабря 1774 г. (очевидно, был дан приказ закончить обязательно в этом году, прямо как в «благословенные» советские времена) начальник Кремлевской экспедиции М.М. Измайлов рапортовал об окончании строительства. Английский путешественник Уильям Кокс, побывавший в то время в Москве, отмечал, что «здание, сооруженное с быстротой молнии, оказалось столь красиво и удобно, что материал, из которого оно сооружено, был употреблен впоследствии на постройку императорского загородного дворца, стоящего на небольшой возвышенности в окрестностях города», – речь идет о дворце на Воробьевых горах. Однако Екатерина осталась недовольна казаковской постройкой – она писала барону Гримму: «Вы желаете иметь план дома, где я живу. Я вам его пришлю, но опознаться в этом лабиринте премудреная задача: прошло часа два, прежде чем я узнала дорогу к себе в кабинет, беспрестанно попадая не в ту дверь. Выходных дверей многое множество, я в жизнь мою столько не видала их. С полдюжины заделано по моему указанию, и все-таки их вдвое больше, чем нужно».

В начале XIX в. дом принадлежал князю С.М. Голицыну, в домовой церкви которого, освященной во имя Рождества Христова и помещавшейся в северной части здания, предполагал венчаться А.С. Пушкин. Но митрополит Филарет предписал устроить обряд венчания в приходской церкви невесты у Никитских ворот, чтобы не лишать заработка тамошний причт. Эта церковь, как и все домовые храмы, была закрыта при большевиках, но еще долгое время там сохранялся красивый иконостас. В 1925 г. член президиума Коммунистической академии В.П. Милютин настоятельно требовал убрать из помещения церкви иконостас, так как она была, как он сообщал, «…занята гистологическим отделом Института мозга, а поэтому иконостас крайне препятствует работе». С.М. Голицын в 1834 г. был назначен председателем следственной комиссии по делу «о лицах, певших пасквильные песни», как называлось сфабрикованное полицией дело, по которому были арестованы и приговорены к различным наказаниям Александр Герцен, Николай Огарев и их товарищи. Приговор осужденным был объявлен в этом доме 31 марта 1835 г. «Торжественный, дивный день, – писал Герцен. – Кто не испытывал этого, тот никогда не поймет. Там соединили 20 человек, которые должны прямо оттуда быть разбросаны, одни по казематам крепостей, другие по дальним городам». Дом князя был поставлен на широкую ногу, его обслуживало небывалое даже тогда количество дворовых, которыми заведовал некий персианин, которого все знали под именем Михаила Сергеевича, щеголявший «…по стогнам белокаменной, несмотря на трескучие морозы, в белых коленкоровых невыразимых и высокой барашковой шапке». После смерти князя все его состояние перешло к племяннику М.А. Голицыну, любителю искусств, библиофилу и коллекционеру. Он, будучи много лет на различных дипломатических постах за границей, собрал большую коллекцию книг, картин и различных редкостей – фарфора, бронзы, ювелирных изделий. После кончины собирателя эти коллекции составили так называемый Голицынский музей, открытый в январе 1865 г. В нем экспонировались картины известных европейских художников итальянской, французской, голландской школ: Чимы да Конельяно, Караваджо, Веронезе, Тициана, Каналетто, Рубенса, Пуссена и многих других. В собрании редкостей находились ценные предметы античной культуры – мраморные бюсты, вазы, бронзы, резные камни, фигурки животных, произведения ювелирного искусства, мебель, средневековая скульптура Европы и стран Востока. В библиотеке музея насчитывалось 12 тысяч томов, среди которых были инкунабулы и редкие образцы типографского искусства. Музей действовал около 20 лет и был популярен в Москве. В 1869 г. в нем проводились заседания первого в России археологического съезда. Однако со временем сын собирателя, князь С.М. Голицын, охладел к музею – он больше интересовался скачками. По воспоминаниям П.И. Щукина, хранитель коллекций музея К.М. Гюнцбург так отзывался о нем: «Unsere Furst ist keit Bucherfreund, sondern ein Pferdefreund» («Наш князь друг лошадей, а не книг»). В 1886 г. музей был продан Эрмитажу и Публичной библиотеке за 800 тысяч рублей, а дом стал сдаваться различным учреждениям и жильцам. В 1888–1892 гг. в нем помещалось частное училище И.М. Хайновского; в 1894–1898 гг. во время перестройки дома на Большой Никитской тут находились классы Московской консерватории. Известный композитор Р.М. Глиэр вспоминал: «Консерватория тогда временно помещалась в здании против Храма Спасителя, и мои первые воспоминания связаны с этим живописным местом, откуда виден был и Кремль, и Москва-река. Много маленьких переулочков было расположено вокруг тогдашней консерватории: и ученики ее селились поближе, чтобы не терять времени на ходьбу. Здесь, на Волхонке, я держал вступительный экзамен». Вместе с консерваторией в голицынском особняке находилось и Русское хоровое общество, концерты которого проходили в зале главного дома. В 1903 г. усадьба поменяла владельца – ее приобрело Московское художественное общество, при котором состояло и знаменитое училище живописи, ваяния и зодчества. Общество стало сдавать помещения здесь различным учреждениям – торговой школе, женской гимназии Л.Н. Громогласовой, университету имени Л.А. Шанявского (его физической лаборатории, а также лабораториям экспериментальной биологии и физической), Высшим женским сельскохозяйственным курсам и др. В советское время дом занимали Голицынские сельскохозяйственные курсы, после них – Лесной институт и техникум, Институт мозга, редакции нескольких журналов, с 1925 г. – Коммунистическая академия. Именно для нее и надстроили в 1928–1929 гг. старинное здание, грубо исказив его пропорции. В 1936 г. Коммунистическая академия была упразднена, и в этом доме осталось несколько научных институтов, работавших в системе Академии наук, – институты истории, славяноведения, истории материальной культуры, экономики, мирового хозяйства и мировой политики, истории искусств и др. На здании помещены мемориальные доски в честь историка Б.Д. Грекова и экономиста К.В. Островитянова. В правом флигеле усадьбы находилась редакция Большой советской энциклопедии. Сейчас в этом здании институты философии, управления и человека. Восстановленный правый флигель усадьбы занимают отделы Музея изобразительных искусств. В 1882 г. Б.И. Чичерин нанял на первом этаже голицынского дома восьмикомнатную квартиру и прожил там шесть зим (на лето он уезжал в свое тамбовское имение Караул). В 1881 г. Чичерин был избран московским городским головой, но через два года за весьма туманный намек на возможность конституционных свобод в царской России был уволен по распоряжению самого Александра III. В этом доме Чичерин работал над такими крупными сочинениями, как «Собственность и государство» и «История политических учений». Также на первом этаже в квартире, окна которой выходили на юго-восток, провел последние годы жизни великий русский драматург А.Н. Островский. Он переехал сюда 4 октября 1877 г. из Николоворобинского переулка, где не было, как он признавался, «покойного угла». Новая квартира в доме Голицына Островскому очень нравилась, и он беспокоился, чтобы успеть ее снять: «Так как смотритель дома говорил серьезно жене, что прежде, чем заключить условие, они соберут справки о нравственных качествах того лица, которому сдают квартиру, то можно сообщить ему некоторые из моих достоинств, не крупных (чтоб не поразить), например, что я не пьяница, не буян, не заведу азартной игры или танцкласса в квартире и прочее в этом роде». Вместо своего домика в Воробине Островский надеялся найти хорошую квартиру: «…если я увижу, что квартиру можно натопить до постоянной температуры +14° (по шкале Реомюра, что равно 17,5 °C. – Авт.),то я готов заключить контракт хоть на 10 лет. Отсутствие сырости и холода для меня самый важный вопрос – все остальное не стоит большого разговора». Квартиру сняли за 1000 рублей в год (что было довольно дешево для нее), и Островские прожили в ней 9 лет. Здесь у Островского бывали Л.Н. Толстой, П.И. Чайковский, И.С. Тургенев, Д.В. Григорович, многие актеры. В этом доме были написаны «Бесприданница», «Сердце не камень», «Таланты и поклонники» и другие пьесы – Островский работал много, на износ. В 1886 г. Островский был назначен начальником репертуара московских театров и должен был занять казенную квартиру. Пока она отделывалась, он переехал в гостиницу «Дрезден» на Тверской (в современном доме № 6 на углу с Тверской площадью сохранились остатки старого здания). Отсюда он, уже больной, уехал в свое имение Щелыково Костромской губернии, где умер 2 июня 1886 г. В том же 1886 г. голицынский дом покинули еще несколько квартирантов: умерли профессор Московского университета зоолог С.А. Усов и поэт, общественный деятель И.С. Аксаков. С.А. Усов вложил много труда в создание Московского зоосада, он был автором нескольких работ по зоологии, но не только: он серьезно интересовался историей и археологией – в частности, ему принадлежит работа по истории московского Успенского собора. Один из основоположников движения славянофилов И.С. Аксаков пользовался большой известностью как защитник угнетенных славянских народов, был одним из руководителей Московского славянского комитета; издавал несколько газет, которые, как правило, закрывались царским правительством за независимые суждения и критику. И.С. Аксаков поселился в доме Голицына в сентябре 1885 г. и прожил всего около полугода – он скончался в своем кабинете за редактированием очередного номера газеты «Русь» 27 января 1885 г.: в некрологе в журнале «Русский архив» было сказано, что «…на Волхонке, в скромном помещении, окнами против храма Христа Спасителя, на 63-м году жизни, скончался сего 27 января 1886 г. Иван Сергеевич Аксаков». В домах, стоявших в бывшей голицынской усадьбе, в разное время жили многие известные деятели культуры: историк М.Н. Покровский, музыкальный критик Н.Д. Кашкин, актриса В.О. Массалитинова и многие другие.

Рядом с бывшей голицынской усадьбой находится одно из самых старинных зданий (№ 3) в этих местах. Его фасад украшен портиком с шестью широко поставленными колоннами коринфского ордера, в тимпане фронтона – герб графов Протасовых. На заднем фасаде здания – декоративные детали, относящиеся к XVII в.: оконные наличники, пояс поребрика, колонки, восстановленное по аналогам крыльцо. Справа от дома – дворовая служебная постройка, средняя часть которой относится к второй половине XVIII в. Сам же главный дом возведен на подвалах и первом этаже, которые могут относится к 1689 г. Возможно, что усадьба была подарена Федору Авраамовичу Лопухину в связи с женитьбой Петра I на его дочери Евдокии. Тесть построил большие двухэтажные палаты, но в 1718 г. он их лишается: царь разводится с нелюбимой женой, расследуется дело царевича Алексея и все Лопухины попадают в немилость. В конфискованном дворе Абрама Лопухина находилось одно из отделений полотняной фабрики Ивана Тамеса, о которой иностранец, бывший в то время в Москве, писал в своем дневнике, что он «никак не ожидал, чтобы хозяин фабрики мог устроить здесь такое заведение и привести его в столь цветущее состояние. Оно имеет 150 ткацких станков, за которыми работают почти исключительно одни русские, и производят все, чего только можно требовать от полотняной фабрики». По словам того же иностранца, камер-юнкера Берхгольца, этот дом ранее служил жилищем для шведских генералов и офицеров Рейншильда, Пипера и др., тех самых, которых Петр I приветствовал после Полтавской битвы:


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю