Текст книги "Необитаемый Остров (СИ)"

Автор книги: Сергей Извольский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Глава 35. Вероника ​

Постепенно углубляясь в лес, осторожно ступая по коричневому ковру прелой листвы, Ника потеряла из виду скальной утес, скрытый непроглядными кронами – а через четверть часа и вовсе поняла, что идет не туда – визуальные картинки не вызывали чувства узнавания. Не впадая в панику, успокаивая себя тем, что с острова все равно никуда не деться, Ника повернула назад и вскоре вновь с облегчением увидела лазурное море, проглядывающее через деревья. Выйдя на пляж и осмотревшись, она поняла, что пока шла отклонилась левее – выбирая лучшую дорогу. Теперь, прежде чем углубиться в лес, она поднялась по склону, старательно избегая пучков сухой травы с мерзкими колючками. Осмотревшись, поняла, что ей надо было забирать правее – место, где жили ее мать с Женей, находилось именно в той стороне, за широким изгибом утеса.

Со второго раза в лес Ника зашла удачливее – сознательно забирая правее, она узнавала некоторые деревья, кроме того – увидела несколько меток на коре, указывающих путь. Минут двадцать неторопливой ходьбы, и она вышла на уютную полянку с хижиной. Заинтересованно осмотревшись по сторонам, Ника никого не обнаружила. Тихонько она подошла к очагу и наклонилась, протягивая над ним ладонь – холодно.

«Неужели спят еще?» – мелькнула у нее мысль, и она бросила взгляд на хижину. Приблизившись к двери мелкими шажками, она аккуратно постучала костяшками в бамбуковые стебли. Должного эффекта – сколь-нибудь громкого стука не случилось, и Ника постучалась еще раз.

– Тук-тук-тук! – сопроводила она словами действие и прислушалась, но в хижине не было слышно ни шевеления.

– Есть кто? – еще громче спросила Ника, потянув на себя панель двери, заглядывая внутрь. Подспудно она даже ожидала увидеть что-либо предосудительное – но хижина была пуста.

– Вау, – негромко прокомментировала вслух Ника свое удивление – внутри было достаточно уютно, комфортно и даже романтично – в углу стоял чемодан, висел на вешалке рюкзак, вместо кровати был расстеленный спальный мешок, прикрытый белым балдахином – удивленная Ника не сразу поняла, что это противомоскитный полог.

– Вау-вау-вау, – негромко повторила она, отходя от двери и осматриваясь вокруг. Проходя мимо шезлонга, она легко коснулась его рукой и подошла к столу, на котором стояли два пустые зеленые кокосы все с теми же трубочками – так возмутившими ее показательным благополучием места в прошлое посещение.

Неожиданно Ника навострилась – она услышала вскрик неподалеку. Он был похож на голос ее матери – и раздался со стороны пляжа, куда Ника и направилась. Миновав кусты, она осмотрела полосу песка, никого не увидев. Постояв немного, Ника кричать не стала, а направилась к тропинке, с которой легко сбежала и тут же остановилась как вкопанная, ошарашенная увиденным зрелищем – в центре миниатюрной лагуны в воде обнаженными стояли обнявшись Женя и ее мать. Причем она не касалась ногами дна – оплетя парня ногами и положив руки ему на плечи, висела на нем, выгибая спину в такт его движениям: Женя ритмично поднимал Анну, придерживая за ягодицы, которые то и дело появлялись из воды – он стоял на глубине примерно по пояс.

Вероника замерла, даже не дыша, – глядя на происходящее, – оторопев от шока. Нет, конечно, у нее догадки о том, что ее мать может спать с Женей, но мысли эти после утреннего происшествия с Георгием отошли на второй план – и увиденное сейчас оказалось совершенной неожиданностью.

Женя между тем, держа Анну на руках, медленно передвигался, приближаясь к одному из камней, огораживающих лагуну. Подойдя к нему, не прерывая ритма движений – Анна по-прежнему поднималась и опускалась на его руках, он остановился. Сейчас вода была ему уже примерно до середины бедер, и блеснула брызгами, когда Женя, подняв Анну выше, снял ее с себя, поставив на ноги. В этот момент Анна блаженно застонала – до этого ее рот был занят долгим поцелуем. И сразу же тихий стон прервался громким возгласом – быстро развернув ее мать, которая выгнулась кошкой, положив ладони на камень, Женя вошел в нее сзади и принялся двигаться гораздо резче и быстрее чем до этого. Хлесткие звуки хлопков тел друг об друга вывели Нику из ступора – и она вдруг поняла, что стоит на ровном месте совершенно не скрываясь, – любовники не заметили ее до сих пор только потому, что слишком увлечены своим делом.

Вероника осмотрелась и прыснула за один из густых кустов с небольшими мясистыми зелеными листьями, которые полностью скрыли от нее происходящее. Мать и ее Женю больше видно не было, но ритмичные стоны Ника слышала очень хорошо. Сначала у нее мелькнула мысль потихоньку убраться с пляжа и подождать у хижины, пока они закончат – но в груди появилось тянущее любопытство, и Ника, сидя на корточках, выглянула из-за куста, наблюдая за происходящем.

Глаза у девушки были широко раскрыты, а внутри всю ее переполнял жуткий коктейль чувств из любопытства, стыда, обиды, злости, интереса, и перчинкой – трепета легкого возбуждения. Все те несколько раз, когда Ника занималась сексом, разительно отличались от того, что показывали в фильмах и было изображено на глянце обработанных фотографий; Ника на своем опыте подспудно сравнивала реальность и картинку, и получалось далеко не в пользу первой – на экранах все было чисто, красиво, плавно – и не было неловкости, небрежности, грязи и неуклюжести, с которой Ника сталкивалась на протяжении всего своего, пусть и пока недолгого, опыта.

Реальность, знакомая Нике, отличалась от ожиданий так, как отличается неумелые любительские ню-фото от профессиональных – еще и обработанных в графическом редакторе. В жизни фотошопа не было – вот один из уроков, усвоенных Никой за последний год. Но сейчас….

Сейчас, кроме всего прочего, во взгляде Ники было много удивления – ведь ее мать, женщина за тридцать – настоящее вторсырье, по мнению пятнадцатилетней девушки, сейчас мало того, что занималась любовью с истово-развратной страстью, но и кроме этого, они в паре с Женей выглядели точь-в-точь как сошедшая с телеэкрана картинка: сплетенные бронзовые тела любовников двигались плавно и даже кинематографично, так что Ника просто не могла оторвать взгляд. И щеки девушки запылали еще сильнее, когда ее мать испустила из себя громкий крик, обмякнув. Женя тут же подхватил ее, обессиленную на руки и, развернувшись, понес ее по воде к пляжу. Анна, издав еще один длинный стон, положила ему голову на плечо, закидывая руки на шею.

Продолжения Ника не видела – она поспешно прянула назад, полностью скрывшись за кустом и тревожно вслушиваясь – готовясь переместиться, если Женя понесет ее мать вверх, к хижине. Но к дому они не пошли – судя по звукам, остались на пляже.

Ника, выждав немного, осторожно выглянула, стелясь по самой земле. Любовники лежали на полотенце – нагие – причем голова парня находилась на животе ее матери, и он легко, будто невзначай то и дело ласкал ей грудь. Вероника быстро спряталась и собралась было потихоньку скрыться, но осмотревшись, выругалась про себя: слева от нее заросли были такими густыми, что бесшумно пробраться по ним точно не получится, а склон позади был достаточно крутым, и открытым – как и тропинка справа. То есть незаметно ретироваться у нее вряд ли удастся.

Обдумав ситуацию, несколько секунд Ника боролась с желанием просто выйти и извиниться, что помешала – даже порывалась сделать первый шаг. Остановило в последний момент ее не осознание неловкости грядущего появления, а мысль о том, что мать узнает – Ника видела, как ей может быть хорошо. Девушке вовсе не хотелось этого – она сама себе не могла признаться, но главенствующими чувством по отношению к матери у нее до сих пор была обида на то, что та больше не выполняет все ее прихоти и желания, как прежде. И нынешние их отношения – холодные, отстраненные, по мнению Ники должны были приносить матери страдания – а она вместо того, чтобы пережевать, имеет наглость получать наслаждение от жизни! Да еще как!

Возмущенная Ника дернулась – непроизвольно сжав кулаки, так что костяшки пальцев хрустнули. Вздрогнув, она вновь выглянула из укрытия – Анна с Женей по-прежнему лежали на пляже, переговариваясь. От нечего делать Ника начала прислушиваться.

«Мне так хорошо с тобой», – глумливо передразнила она услышанные слова матери и скривилась: – «С-сука!» Нику даже встряхнуло от злости – но прислушиваться ей приходилось – все время выглядывать из укрытия было рискованно – вдруг заметят. Но и пропустить момент, когда любовники соберутся подняться и направиться к своему жилищу, пропустить нельзя – если они ее обнаружат здесь, скрюченной за кустом, это будет унизительно.

Эти двое между тем обсуждали какие-то глупые темы -судя по тону, понимая друг друга. Вот ведь браться по разуму – скривилась Ника. Прислушивалась она теперь, не вникая в смысл, погрузившись в свои мысли. Момент, когда голоса стихли, она уловила не сразу, а поняв, вздрогнула от неожиданной тишины. Ника напряглась – ведь если парочка просто замолчала – ничего страшного, но если они встали и направляются к тропинке наверх, это плохо – ведь у Ники, чтобы остаться незамеченной, был вариант только двигаться одновременно с ними – огибая куст и оставаясь вне поля зрения. Затаив дыхание, она снова приникла к земле и осторожно выглянула. И вновь замерла, не в силах оторваться – ее мать лежала, выгнувшись дугой – так что четко выделялась полоска ребер и тугие полушария груди. Вцепившись тонкими пальцами раскинутых рук в песок мать ритмично двигала тазом, а между бедер у нее виднелась голова Жени.

Вероника вновь довольно долго смотрела на происходящее со смешанными чувствами – и в этот раз происходящее не вызывало неловкости неуклюжестью зрелища – его не надо было скрывать темнотой или закрытыми глазами. Но когда Анна всхлипнула, и дернулась, заметавшись, то подаваясь ближе к ласкающему ее Жене, то сжимая ему ногами голову, Вероника отпрянула.

Несколько секунд подумав, девушка поднялась на ноги – и в полный рост направилась к тропинке. Разумнее, конечно, было бы пригнуться, но ей не позволила гордость – пусть так меньше вероятность, что ее заметят, но унижение гарантировано. А если ее заметят сейчас, когда она просто уходит, спокойно и не желая мешать, пусть смущаются они…

Не заметили – Ника спокойно поднялась по тропинке вверх, и уже устроившись наверху склона, досмотрела действо до конца. После, вернувшись на полянку с хижиной, она великодушно подождала пару минут.

– Эгей! Есть кто дома!? – сложив ладони рупором, выкрикнула она в сторону пляжа. И выждав пару секунд, наслаждаясь осознанием того, как дергаются и наверняка торопливо одеваются любовники, повторила крик: – Эге-гей! Есть кто?!

Анна с Женей появились через пару минут – взъерошенные, раскрасневшиеся и смущенные. Вероника сухо поздоровалась и быстро рассказала о произошедшем с Георгием. Анна после этого быстро и по-деловому собралась – переоделась, взяла с собой небольшую сумку с лекарствами и была готова выходить. Женя переодеваться не стал – остался в своих бело-голубых шортах, только кроссовки надел и пояс с ножом. Еще он взял с собой поесть – парень не завтракал и сейчас слегка проголодался.

Ника тоже не завтракала и с удовольствием перекусила на ходу прихваченными с собой Женей бананами – по пути они съели две связки, и парень расстроился, что не взял больше. Но в основном шли молча – причем Ника с неудовольствием заметила, что ее мать держится ближе к Жене, иногда перекидываясь с ним такими взглядами… не то чтобы с сексуальным подтекстом, нет, скорее… доверительными, открытыми – сформулировала про себя ощущения Ника. И вдруг почувствовала жгучую обиду – как ее мать может так смотреть на левого парня – пусть он хоть три раза ее трахает, а свою дочь воспринимать с полным безразличием? Злясь и возмущаясь, Ника даже не думала о том, что послужило причиной подобного отношения – совершенно не вспоминая, как отказалась сказать матери хоть пару ободряющих слов после ссоры той с Георгием, демонстративно отвернувшись.

Глава 36. Антон

Когда троица пришла в лагерь, в состоянии рыжего здоровяка улучшений заметно не было. Со слов Ольги – обрадовавшейся приходу Анны, на некоторое время ему становилось легче, но после того, как он около получала пролежал в полубеспамятстве, боли вернулись – и кроме них, сейчас Георгий то и дело жаловался на онемение в руках и ногах.

Женя сухо поздоровался с Георгием – на что тот ответил легким кивком, тут же застонав и закрыв глаза, под которыми уже были видны темные круги. После Женя, не видя в чем может быть полезен, чуть отошел и занялся сигнальным костром – сегодня была очередь местных его поддерживать – но происшествие наложило корректировки на их планы.

Анна с Ольгой негромко совещались около Георгия и наконец, решили дать ему еще обезболивающего. Приподняв пострадавшего, они вложили ему в рот таблетку и протянули воды запить, но стоило Георгию сделать первый глоток, как вдруг его правая щека будто зажила самостоятельной жизнью, конвульсивно задергавшись – а после судороги скрутили и плечи. Захрипев, Георгий плюнул водой. Анна с Ольгой, а также подоспевший Женя попытались его уложить и успокоить. Ника же наоборот попятилась назад – ее било дрожью от неприятного зрелища – как будто кто-то прикрепил невидимые ниточки под кожу Георгию и сейчас их с силой дергал, заставляя его лицо искривляться в уродливых гримасах судорог.

Через несколько минут конвульсии прекратились и страдающего Георгия, чей бок еще сильнее раздулся красной опухолью, уложили на спину – периодически он постанывал и дергался, не в силах убежать от приступов терзающей его боли.

Ника, стоящая в стороне, увидела, как Ольга отошла от пострадавшего, и вдруг из нее будто стержень вынули – она словно обмякла, плечи ее поникли, а на лице – доселе уверенном, появилась выражением растерянности. Ника не слышала, что говорит сейчас Ольга Анне, но представляла – и удивлялась тому, как та смогла все утро и минувшую половину дня сохранять спокойствие в такой ситуации.

– Мы пойдем отойдем на пару минут, – произнесла Анна, беря Ольгу за руку: – Хоть помоемся, умоемся. Ника, посмо…

«Ника не посмотрит» – мысленно ответила девушка еще до того, как мать произнесла фразу – она по выражению ее глаз уловила смысл собирающейся последовать просьбы.

– Я с вами, – вслух прервала мать Ника, изобразив на лице испуганное выражение. Впрочем, особо стараться для этого ей не пришлось.

Женя, который минутой ранее сообщил о том, что собрался за дровами и уже шагающей в сторону рощи, остановился неподалеку.

– Идите, идите, – произнес громко Антон, обращаясь и к девушкам, и остановившемуся было Жене: – Я посмотрю!

Ольга благодарно ему кивнула и быстро метнувшись к чемодану, схватила пару вещей, несколько флаконов и полотенце, а после направилась к пляжу в сопровождении Анны. Ника последовала за ними – то и дело рвано оглядываясь, а Женя, махнув рукой, углубился в заросли.

Антон уселся неподалеку от Георгия, обхватив руки коленями, наблюдая как тот страдает – лежа с закрытыми глазами и хрипла дыша полуоткрытым ртом. На отросшей рыжей щетине над верхней губой мерзко выделялись бородавки бисеринок пота.

– Антоха, братан, мне так херово, – просипел вдруг Георгий, а Антона после этого перекосило.

От ярости. От ненависти. И от напряжения.

Ему сложно было сохранять спокойствие последние пару дней. С того момента, как его сшиб с ног удар Георгия – который даже не придал значения своей вспышке ярости, почти сразу забыв случившимся, Антон затаил ненависть и желание отомстить.

Георгий забыл, а вот Антон ничего не забыл – каждый день ему приходилось сдерживаться, чтобы не выдать взглядом или жестом свои чувства – он едва ли не ежечасно обещал сгноить, наказать, уничтожить Георгия после прибытия в Россию. Путей наказать обидчика здесь Антон не видел – тот был сильнее, напористее, и тем больше стыда и страданий приносило ему течение событий. Ему, привыкшему руководить людьми, привыкшему к их вниманию и к тому, что окружающие постоянно заглядывают в рот. А теперь он вынужден подстраиваться под желания и указание неотесанного, хамоватого мужлана – чье единственное достоинство – грубая сила.

Решение проблемы пришло неожиданно – в очередной раз направившись за дровами, и подняв старое, сухое бревно, Антон увидел под ним черного скорпиона. Преодолев первый испуг – он слышал, что именно черные скорпионы могут быть смертельно опасны, Антон со всеми предосторожностями поймал насекомое, после чего спрятал его в кокосовой скорлупе. После этого некоторое время ему потребовалось на выработку плана, и вот сегодня ночью он аккуратно – за стебель, вытащил широкий лист, который закрывал скорпиона в небольшом отнорке, вырытым Антоном прямо под тем местом, где спал Георгий.

План удался на все сто процентов – и сейчас Антон наслаждался, видя результат своих действий. Правда, его несколько беспокоило то, что Георгий может умереть – но не слишком сильно – ведь причастность к этому Антона доказать будет невозможно.

– Антоха, дай руку, – просипел между тем Георгий, которого в очередной раз скрутило приступом боли. Антон невольно протянул руку, и больной сжал ее своей мерзкой потной клешней – причем настолько сильно, что Антон зашипел от боли. Георгий начал бессвязно материться, пытаясь хоть как-то потоком ругательств притупить терзающую его боль, а Антон испытал прилив ярости и ненависти – этот урод и сейчас, распластанный, умудрялся причинять ему боль!

Левая рука Антона, которую держал Георгий, даже не смотря на боль от сжатия, была спокойна, а вот правая неожиданно крупно задрожала. Он опустил глаза, недоумевая от этой нервной дрожи, пытаясь избавиться от нее, сжав кулак. Георгий продолжал что-то говорить, но тут у Антона потемнело перед глазами – вся та ненависть, злость, жажда мести и стыд, копившееся в нем долгое время, не смогли больше скрываться за маской спокойствия.

От удара в бок – прямо в центр красного пятна, Георгий взвыл, заскулил и дернулся так, как будто его пронзило электрическим разрядом. А Антон, не в силах удержаться, сорвавшись с цепи своего хладнокровия, принялся раз за разом наносить ему удары – с упоением слушая хрипы боли. Но вдруг Георгий, которому чудовищная боль придала сил, борясь с подступающим обмороком, перехватил руку Антона и потянул его на себя. При мысли о том, что Георгий даже сейчас окажется сильнее, и сможет его скрутить, Антона охватила дикая паника. Он попытался вырвать хоть одну руку – но Георгий держал крепко, и Антон сам не удержался – сдавленно взвизгнул от накатившей паники. Но страх придал ему сил – извернувшись, он ударил Георгия коленом в бок, – и тот от пронзившей боли ослабил захват. Антон вырвался, вскакивая на ноги, и с ужасом увидел, что Георгий поднимается.

Подвывая от испуга, Антон вскочил на ноги, и внутри у него будто ледяная глыба материализовалась – Георгий действительно поднимался! С перекошенным от боли лицом, но поднимался, притом достаточно бодро!

Ойкнув от неожиданности осознания, Антон заметался было, судорожно вертя головой по сторонам и не зная, что делать, но тут его взгляд упал на длинную палку, используемую для копчения. Решение пришло мгновенно – Антон метнулся к ней. Георгий попытался уклониться, но палка была длинной – метра полтора, и ему не хватило прыти – получив удар в бок, он от прострелившей тело боли согнулся, упав на колени. И тут же Антон, используя свой шанс, сильно размахнулся и ударил его сверху вниз, по голове.

Георгий рухнул ничком, а Антон – внутренне цепенея от своих действий, но продолжая двигаться – подскочил к упавшему и сев ему на спину, вжал его голову в песок. Вскоре Георгий дернулся – раз, другой, но вяло – от удара он потерял сознание, а сейчас, очнувшись, сил на сопротивление он найти уже не мог.

Антон, дождавшись того момента, как Георгий затих насовсем, вскочил на ноги, осматриваясь. Его заколотило крупной дрожью – такой, что лязгали зубы. Рядом никого пока не было – мысли о том, что кто-то сейчас может появиться, застав его на месте преступления, подстегнули даже больше, чем недавний испуг.

Времени рефлексировать не было – за оставшиеся минуты необходимо оттащить тело Георгия обратно на подстилку, затереть следы на песке, прибраться и привести в порядок сорванные жерди для копчения. И попробовать немного успокоиться. Впрочем, последнее необязательный пункт – вряд ли кто-то удивится волнению Антона, у которого в его присутствии только что скончался… кто?

– Друг! Товарищ по несчастью, мать твою… – проникновенно прохрипел Антон, подхватывая остывающее тело и напрягшись изо всех сил, волоча его к подстилке.

Он успел. Когда вернулись остальные, Антону не составило труда изобразить растерянность и потрясение от произошедшего – сбивчиво рассказывая о том, как у Георгия вдруг начались дыхательные судороги, после чего он дернулся и замолк навсегда.

Но сбивчиво рассказывая, даже периодически всхлипывая, внутренне Антон сохранял холодную трезвость мыслей. И постепенно его заполняло чувство глубоко удовлетворения – он доказал, что сильнее! Что он выше этого быдла, и теперь ничто не мешает ему занять лидерские позиции!

Его переполняло чувство власти, вседозволенности. Он уже представлял, как постепенно все вернется на круги своя – остальные должны, обязаны начать его слушаться, с замиранием сердца заглядывая ему в рот в ожидании!

И начать надо будет с Ольги.

Антон чувствовал сейчас себя подобно властелину мира.

– Пошли копать, – совершенно невежливо потрепал его по плечу Женя, вырывая из потока блаженных мыслей и перспектив.