Текст книги "Волшебный локон Ампары"
Автор книги: Сергей Павлов
Соавторы: Надежда Шарова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 34 страниц)
– Может быть. Но давайте не обо мне, – задумчиво проговорил Ксюм Пикчу. – Здесь любопытно другое. До сего дня я не знал ни одного из непосвященных, кто мог бы использовать энергетическое благорасположение Урулока…
– Грагал был посвящен в тайны эзотерических знаний Калапы[5]5
Главный город легендарной Шамбалы (или Шаншунбу).
[Закрыть] настолько тайно, что это оказалось тайной даже для махариши, – не преминул обобщить левитатор.
– Или же способность нашего гостя к апроприации имеет иную природу, – рассудил региарх. – Ты как полагаешь, фундатор?
– Грагал, сам не ведая того, пользовался энергетическим благорасположением Ампары, – тихо сказал Агафон.
– Оптимист, – еще тише произнес Умар ибн Махмуд ал-Хорезми, и выражение усталости и недовольства на его лице сменилось выражением светлой печали.
И опять нависла над экседрой тягостная пауза.
– Мне трудно это все опровергнуть или подтвердить, – сказал Кир-Кор. – Многое из того, о чем вы говорите, мне непонятно. Я даже толком еще не усвоил, что такое Ампара…
– Решающего значения это сейчас не имеет, – сказал хальфе.
– Для вас. Но не для меня. Думаю, вы пытаетесь поставить мне какой-то скрытый пока от моего разумения философский диагноз, и естественно, я не могу относиться к этому равнодушно.
– Нет, грагал, не тебе мы ставим диагноз, – сказал Ледогоров. – Нам необходимо вникнуть в суть связанных с тобой и в то же время независимых от тебя обстоятельств. Или хотя бы приподнять покров над основополагающей тайной. Это важно, ибо многое уже свидетельствует о том, что мера событий приблизилась…
– И очень жаль, что наши усилия не вызвали в тебе ответного движения или хотя бы сочувствия, – добавил хальфе. – Быть может, тому виной присущая тебе строптивость. Но это было бы полбеды. Хуже, если на Планаре ты инициирован помимо своего сознания. Понимаешь? Помимо!..
Кир-Кор на секунду опешил.
– Чепуха!.. – проговорил он. – Мой мозг абсолютно свободен, эвархи, уверяю вас.
– Определенная часть мозга могла быть заблокирована специальным кодом запретительного характера, – отмахнулся хальфе.
– Хотите сказать, что в моем подсознании таится некая скрытая от меня самого информация?! Но зачем… кому понадобилось?..
– Тому, кто кодировал. И очень важно было бы определить сейчас настоящего автора этого действа…
– Урулок? Ампара?
– Икс? Игрек? Зет?.. – продолжил хальфе.
– Я вынужден прервать этот диспут из-за его очевиднейшей некорректности, – вмешался фундатор. – Успокойся, грагал, совершенно не обязательно инициировать себя нашими подсказками, которые, скорее всего, ровным счетом ничего не смогут тебе подсказать.
Кир-Кор обвел взглядом полукружье философов. Слабо улыбнулся в ответ на ободряющий кивок Драгана Данковича – старинного своего приятеля, эварха девидеры «Матица Световидов» Моравского экзархата. Всем своим видом этот худощавый, жилистый человек словно бы говорил: «Плохи дела, грагал, но держись. В любом случае можешь рассчитывать на мою поддержку».
– Уважаемый фундатор, уважаемые эвархи, – сказал Кир-Кор. – Ничего такого… особенного я в себе не чувствую. Разве что удручен вашим ко мне недоверием. Нет-нет, не надо возражать – прошу меня просто выслушать! Вашим недоверием я обязан Планару – действительно странному космофизическому объекту. Не скрою, этот объект сразу и сильно возбудил мое любопытство. И как теперь выясняется – не только мое. Когда вернусь восвояси, непременно займусь изучением его природных загадок. Природных, эвархи! Нек деус интерсит![6]6
Пусть Бог не вмешивается! (лат.)
[Закрыть] Именно в этом, если угодно, суть моей точки зрения на Планар и оценка, если хотите, моего теперешнего психофизического и физиологического самоощущения. И дабы не повредить объективности зреющей в ваших умах оценки искренности стоящего перед вами грагала, я готов прямо здесь, сейчас, настроиться на ретроспективную пиктургию и показать вам наиболее существенные фрагменты моего ознакомления с Планаром. Если вас устраивает такого рода контрдовод – скажите, и я начинаю. – Кир-Кор сложил на груди руки и застыл в ожидании.
– Ультима рацио регис,[7]7
Последний довод короля (лат.).
[Закрыть] – сказал левитатор.
– Ультима рацио либертатис,[8]8
Последний довод для освобождения (лат.).
[Закрыть] – ввел поправку Кир-Кор.
– Я ожидал от нашего гостя такого решения и боялся его, – сказал Ледогоров. – Конечно, посредством ретропиктургии можно устранить возникшую проблему, но… ценой огромного биоэнергетического напряжения. По сути дела, мы обрекаем грагала на исповедь методом спринтерских усилий на марафонской дистанции…
– Я опасаюсь того же! – с чувством произнес Джугаш-Улья Каганберья и даже подался вперед. – Тем более что этим путем можно устранить проблему, а можно и усугубить!..
– Ничего подобного, – сказал хальфе. – Путь трудный, но безусловно результативный.
– Лучший способ, – кивнув, поддержал коллегу эрил Гулиэвг. – В неторопливом словесном общении степень откровенности собеседника действительно не всегда поддается контролю. В ретроспективной пиктургии наоборот – все самые яркие, а значит, элитно-существенные впечатления скрыть невозможно.
– Все так, – проговорил региарх, – но метод безжалостен. Правильно дал понять нам фундатор, это потребует от грагала чрезмерных затрат психической энергии и биоэнергии вообще. Нас сейчас слишком много.
– Я готов, – повторил Кир-Кор.
– Нет! – громко сказал, почти выкрикнул, верховный пейсмейкер и решительно-быстрым движением вскинул ладонь. – Я против! Совесть не позволяет мне согласиться, чтобы ретропиктургическую исповедь грагала узурпировал нуклеус! О Планаре должны иметь полное представление все участники Большой Экседры!
– Затраты биоэнергии грагала возрастут, как минимум, втрое, – сказал Олег Владимирский-Люпусов. – Впрочем, здесь меня легко упрекнуть в преувеличенном оптимизме…
У Кир-Кора опустились руки. Он постоял, осмысливая новую ситуацию.
– Хорошо, – сказал он, – я согласен. Постараюсь показать Планар на Большой Экседре.
Заприметив реакцию Ледогорова (тот поморщился, провел ладонью по лицу), Кир-Кор понял, что совершил серьезную ошибку.
– Другое дело! – с удовлетворением сказал гроссмейстер, и сливоцветный глаз его омаслился. – Это совсем другое дело…
– Отговорите грагала, эвархи! – спохватившись, воскликнул философ, стоящий между снежнобородым ариархом и черным, как эбеновое дерево, унди-набой. Скрытый мешковиной торс философа венчала крупная, типично сократовская голова. Сократоголовый ткнул пальцем вверх и в гневном (это было заметно) порыве шагнул вперед, отшвырнув босой ступней мешавшую ему циновку.
«Какая экспрессия!» – восхитился Кир-Кор.
– Борисфед Лапцов, байкаларх девидеры Свидетелей Этимона, – резко заговорил философ. – В данном случае я – свидетель искривления Этимона! Прошу минуту вашего внимания, эвархи. Самые сильные интротомы Большой Экседры сейчас находятся здесь, и уж если проводить ретроспективную пиктургию вообще, то именно здесь и сейчас! Я понимаю, почему грагал взваливает на себя тяжкий груз пси-энергетического донорства, но не понимаю, для чего надо навешивать на грагала за это еще и несколько десятков неумелых, профессионально очень посредственных интротомов. Ведь даже белому коню нашего махариши ясно, что биоэнергетические затраты грагала в обстановке такого массового пси-вампиризма и в самом деле превзойдут оптимистичный прогноз региарха. Зачем же нам с вами провоцировать в условиях Большой Экседры эффект заведомо вампирической интротомии?!
– Угроза пси-вампиризма безобиднее откровенного пси-шовинизма, – поспешил с репликой Джугаш-Улья Каганберья.
Сократоголовый попытался согнать с лица гримасу брезгливости. Бросил через плечо:
– Я полагал, что приглашен сюда на пиршество интеллекта. Гроссмейстеру удалось существенно обезобразить мои впечатления.
– Разделяю недоумение байкаларха, – остановил Ледогоров готовую разгореться полемику. – Иллюзорные опасения, приготовленные гроссмейстером к неправому употреблению, пусть остаются ему же на память. А вот реалии Большой Экседры, которыми озаботился Борисфед, это наша с вами задача – нуклеусу ее решать. По-моему, будет полезно выслушать на сей счет мнение правоведа соборной коллегии. Прошу тебя, оста, по возможности прояснить ситуацию.
От полукружья философов мягко, как тень, отделился длинноволосый человек с продолговатым бесстрастным лицом скандинавского ярла. Это был единственный из эвархов, у кого подол ритуального рубища болтался значительно ниже колен (хотя длиной своего костяка правовед мог бы поспорить и с Ледогоровым); похоже, он выбрал себе самый длинный мешок Камчатского экзархата.
– Ватагар-оста девидеры Заветных Пехилей Юрмед Вертоградов, – проговорил он на одном выдохе. Голос у него был тихий, как шелест листвы. – Уважаемые коллеги, не ждите от меня никаких юридических откровений, поскольку в такой ситуации все зависит от доброй или недоброй воли грагала. Никто не принуждал его соглашаться, никто и ничто не Мешает ему отказаться. Еще не поздно…
«Поздно», – подумал Кир-Кор.
– Поздно, – сказал левитатор. – Если авторитетом нуклеуса мы отменим то, на что уже согласился грагал, гроссмейстер будет ходить на Большой Экседре в героях и объяснять всем отлученным от ретропиктургического спектакля, какие мы нехорошие.
– Мне просто не останется ничего иного, – подтвердил верховный пейсмейкер с достоинством.
Хальфе мелко затрясся, задребезжал, кивая. Очевидно, это был смех.
– Будь любезен, коллега, объясни нам причину твоего заразительного веселья, – попросил левитатор.
– Одним только предположением о пси-вампиризме коллег… здравым, кстати, предположением, мы прекрасно вооружили гроссмейстера.
– Это нас должно волновать? – усомнился Борисфед Лапцов.
– Кому хочется прослыть шовинистом? Тем более – с приставкой «пси».
– Я верю в коллективный разум Большой Экседры, – отверг пугающие умозаключения хальфе сократоголовый философ.
– Я тоже, – сказал фундатор. – Итак, если на то будет воля нуклеуса, Борисфед и я беремся изложить участникам Большой Экседры нашу позицию в этом щекотливом вопросе.
– Я не желаю утруждать нуклеус, фундатора и байкаларха, – сказал Кир-Кор. – В моральном плане мне будет легче все же выполнить на Большой Экседре свое обещание. Прошу одобрить мою готовность к публичной ретропиктургии.
Ледогоров пристально посмотрел на него. Кивнул:
– Быть по сему… Что тебе для этого нужно?
– Час-полтора полного одиночества перед началом.
– Относительно полного одиночества на этой планете возможны проблемы… – вслух подумал фундатор.
– Их придется решать. Перед началом мне нужно, как минимум, сосредоточиться.
– Я предпочел бы определиться сразу по максимуму. Впрочем, ладно, это успеется. Нуклеус выражает тебе свою благодарность.
– Аой! – вразноголосицу провозгласили эвархи.
Повинуясь знаку ватагара, Кир-Кор освободил место в фиолетовом круге. Освободил для фундатора.
Ледогоров плавно повел ладонью влево и вправо (таким движением протирают запотевшее стекло), торжественно произнес:
– Ваша приверженность Этимону, эвархи, обеспокоенность ваших неравнодушных сердец и строгая Совесть придали Экседре Зыбкой Безупречности Ума значимость, достойную имени нашей философской школы. Мы не стали торопиться с окончательным решением, хотя подготовили для него необходимый фундамент. О правомерности пребывания нашего новастринского гостя на планете Земля пусть выскажется философский синклит Большой Экседры.
– Аой! – подхватили философы с некоторым даже энтузиазмом.
В свою очередь фундатор уступил центр философского круга Юрмеду Вертоградову. Правовед зачем-то выставил указательный палец подушечкой наружу – словно предоставляя возможность присутствующим рассмотреть ее папиллярные линии – и чуть слышно сказал:
– Уважаемые коллеги! Начало шествия к зданию Большой Экседры от «Ампариума» в восемнадцать ноль-ноль. Согласно регламенту второго дня, представительская одежда эвархов – белые латиклавии. Представительская одежда грагала не регламентируется. Итак, до встречи на общей трапезе. Ваши реалеты готовы к старту в аппарелях второго яруса, прошу спуститься, выбрать себе места в кабинах. Доброго вам пути, вещее благоволение Ампары с вами!
Стеклянистый купол со звоном разомкнулся над головой, и временно отторгнутое пространство было стремительно возвращено речной долине с ее разнообразием звуков и удивительных запахов. Бархатный шум водопада, птичий гомон, порывы душистого ветерка…
Эвархи потянулись к люку, исчезая по одному на эскалаторном спуске. Кир-Кор ощутил резкий спад аурической реактивности махариши, обернулся и впервые в жизни стал свидетелем автоприации. Фигура Ксюма Пикчу быстро заколебалась (будто в потоке горячего воздуха над костром) и раздвоилась, теряя краски; призраки-двойники, высверкивая белыми искрами, неудержимо бледнели, пока не растаяли без следа… Все это произошло в три секунды. Кир-Кор встретился глазами с левитатором, тоже впервые, наверное, наблюдавшим акт эзотерического пси-кинезиса. Влас Щербас провел пальцами по щеке в попытке снять с лица несуществующую паутинку. Он так и ушел на эскалатор, напрасно пытаясь снять паутинку.
– Это всегда впечатляет, – негромко сказал Ледогоров.
– Н-да… – промямлил Кир-Кор. – Скажи, экзарх… а почему на фоне действительно впечатляющих способностей махариши мой скромный вклад в копилку апроприации вызвал вспышку общего интереса?
– Твой «скромный вклад» поразил самого махариши. Это было заметно.
– В силу принципа: что подобает Юпитеру, то не подобает быку?
– Махатмам неведомо чувство ревности.
– Прекрасно, я не желаю доставлять им никаких проблем. Но все-таки… почему мои дилетантские способности выглядят в глазах философов более актуально, чем запредельное мастерство махариши?
– За спиной махариши – тысячелетия тайн земной цивилизации, Кирилл. Домашних тайн. А за твоими плечами – новоприобретение. Тайна звезд…
– Значит, шанс у меня есть, но… но в отдаленном будущем.
– Если это шутка, я не уловил ее смысла.
– Через тысячу лет мое новоприобретение тоже не будет выглядеть актуальным, и я снова смогу рассчитывать на обычную продолжительность земного отпуска.
– На тебе, Кирилл, печать звездной тайны. Не надо с этим шутить.
«Не буду, – пообещал Кир-Кор сам себе. – Если фундатор старательно не замечает разницы между шуткой и отпуском – ему, видно, нечем меня ободрить». Вслух добавил:
– Хорошо, пусть это будет печатью Ампары, я согласен. И жаль, что из всего нуклеуса так думает только фундатор.
– Нет, – сказал Ледогоров, – не только я. К сожалению, так думает и Джугаш-Улья Каганберья…
Из-под закраины бетонной крышки островка в радиальных направлениях со свистом стали взмывать, в виражах доворачивая на восток, первые реалеты.
– Каганберья опасен, – напомнил фундатор и посмотрел в спину последнего из уходящих эвархов. – Под следствием – опасен вдвойне.
Последним из уходящих был ватагар. Юрмед Вертоградов остановился перед люком, оглянулся через плечо и лишь после этого ступил на ленту эскалатора.
Кир-Кор почувствовал какое-то особенное, непонятное ему напряжение Ледогорова. Спросил:
– Мы ждем чего-то?
– Подожди меня здесь, – рассеянно сказал экзарх. И уже на ходу: – Если шверцкаргер сядет, а я задержусь – найдешь во что переодеться в лобовом салоне.
«Я никуда не спешу», – подумал Кир-Кор и прихлопнул на голом плече какого-то прозрачнокрылого, настырно жаждущего крови обитателя этой прекрасной долины. Он уже осознал, что другого времени для интима с натурой может и не найтись…
3. ПРОРИЦАНИЕ ВАТАГАРА
Шверцкаргер вернулся без павильона – Кир-Кор увидел в синеве облачного разрыва силуэт «шляпы» без каких бы то ни было искажающих ее дополнений.
Серебристо-голубая аэромашина выпустила посадочные опоры и, агрессивно жужжа, села в центр островка. Жужжание смолкло. Ледогоров задерживался. Под днищем грузовика отвалилась квадратная челюсть бремсберга и выпустила наружу полосатый бело-черно-голубой трап. Ярко взблескивала, вращаясь на выдвижном штыре, небольшая сложно фигурная антенна, шипели сопла эжекторов вентиляции. Кир-Кору вдруг мучительно захотелось спрыгнуть в поток и добраться до водопада. «Финшельский рецидив», – подумал он. Ущипнул себя за ухо.
Нет, осознание того, что аэромашина не вписывалась в этот роскошный пейзаж, ничего, к сожалению, не меняло, и ничего иного не оставалось, как проявить законопослушание и толерантность. «К трапу!» – сам себе скомандовал Кир-Кор. «Слушаюсь, капитан!» – откликнулся внутренний голос.
Подвижные ступеньки трапа подхватили законопослушного пассажира и пронесли его сквозь пространство грузового трюма в тамбур спардека. Трюм наполовину был заполнен громоздкими тюками в светлой упаковке и белыми бочками, аккуратно прижатыми к стенам захватами грейферов. То, что на шверцфайтерах именуется гондеком, в интерьерах шверцкаргеров отсутствует, зато спардеки грузовика и боевой аэромашины одинаковы, как близнецы. Тот же коридор вокруг пилотской рубки, те же два пандуса – спуски в девятиместный сегменте – видный салон, который практически ничем не отличается от лобовой рубки. В том числе – низким потолком и теснотой. Свободно здесь можно было только сидеть и только в первом ряду (два кресла). Во втором ряду и в третьем кресел побольше, комфорта поменьше.
За полупрозрачной стенкой в тылу последнего ряда просвечивал довольно вместительный гардероб, и в нем что-то было. Не веря глазам, Кир-Кор снял со штатива костюм, очень похожий на тот, который он так легкомысленно погубил в прыжке с катаготия на баньян. Точная копия! Рубашка из превосходного тонкого шелка девственной свежести и белизны, расшитые серебром светлые брюки… Стараясь не задевать головой потолок, он быстро переоделся. Вошел, склонив голову, Ледогоров.
– Это я сохраню в качестве сувенира, – сказал Кир-Кор, запихивая набедренную повязку в карман. – Спасибо за свежий костюм.
Экзарх улыбнулся. В синем блузоне с белым воротником затейливой вязки и в черных бейнзаунах с серебристой искрой он напоминал утонченного вельможу-эстета эпохи раннего Ренессанса.
Сели в первом ряду. Шверцкаргер завел шмелиную песню, слегка покачнулся, начиная подъем. Округлая стена салонного сегмента вдруг будто лопнула посредине и раздвинулась в стороны – и стало очень светло и красиво: синь неба, ярко-белые быстрые облака… Грузовик набирал высоту совсем не в том направлении, куда ушли реалеты. Впереди проступали сквозь дымку громады гор, на левом траверзе сливалась с горизонтом ультрамариновая гладь Авачинского залива. Фундатор вглядывался в даль, молчал. Кир-Кор пошутил:
– Летим на Курилы?
– Нет. Сейчас сбросим груз и… домой. Это недолго.
– Я никуда не спешу.
Жужжа, как трудолюбивая пчелка, грузовик упрямо тянул и тянул в одном направлении. Перевалил через изборожденную складками выпуклость старого, давно погасшего вулкана с озерцом в полуразрушенной кальдере.
– Трудяга, – сказал Кир-Кор. – Снабжением занимается, ритуальные павильоны таскает.
– Представительский павильон, – уточнил Ледогоров. – Нуклеусу экзархата часто доводится посещать отдаленные районы полуострова.
– Летающий ареопаг?
– Ну… – Ледогоров в затруднении развел руками. – Жизнь не стоит на месте и, бывает, преподносит проблемы, которые тривиальными не назовешь. Их надо решать, и по возможности профессионально, быстро. Уж как-то так получилось, что в такого рода делах нуклеус нашего экзархата приобрел весомый авторитет. Тебе это кажется странным?
– Вовсе нет! Возможно, я еще легкомыслен, но не настолько, чтобы не замечать на этой планете очевидных вещей.
– Одобряешь, значит, нашу позицию?
– Сдается мне, в эпоху аксиологического нигилизма на Земле ваша позиция – самый действенный способ упорядочивания общественного бытия.
Кир-Кор поймал на себе изучающий взгляд фундатора.
Ледогоров сказал:
– Много значит сам факт бытийности киновий, девидер, экзархатов, суфиатов… Словом, важен фактор инфраструктуры.
– Кто-то из социологов утверждал, что психосоциум в здравомысленном обществе всегда структурирован, – вспомнил Кир-Кор. – Если нет – в здравомыслии общества следует усомниться.
– Это верно. Только в устойчивых инфраструктурах – малых, средних, больших – есть условия для неторопливой кристаллизации личности. И напротив – размывание «человеческой массы» в глобальную однородность способно создать на планете лишь океан сатанизма.
– Океан мараказма, – согласился Кир-Кор. – Как дважды два.
– Распад семьи и развал психосоциумных ячеек уже ставили нас на грань ментального кризиса. До полной катастрофы было рукой подать. Страшное время… – Ледогоров провел ладонью вдоль подлокотника. – Успевали, к счастью, опомниться.
– Главная задача эвархов – стараться успевать?
– Эвархи считают главным все, чем они занимаются. Но санкта санкторум[9]9
Святая святых (лат.).
[Закрыть] их, скажем так, интересов – институт парампары. Преемственность в деле воспитания Носителя Совести должна быть непрерывной, как человеческая история. Все эвархи – ректоры гимнасиев, академий, палестр… и все – деканы парампар. А кстати… знаешь ли ты, сколько учебных предметов предлагается воспитанникам гимнасиев нашего экзархата?
– Думаю, не меньше, чем в гимнасиях Новастры. Сорок три?
– Ошибся на сорок. Три учебных предмета.
– Три?! – переспросил Кир-Кор. – Образовательный тривиум?..
– Я удивил тебя?
– Более того. Ну и… что же в учебном каноне?
– Мировая история, история мировой культуры и гигиена, – перечислил фундатор. – Три луча знака Ампары.
– История и гигиена – это, конечно, прекрасно… Однако где география? Где все остальное? Я наслышан, что у вас в девидере есть математики, врачи, естествоиспытатели с мировыми именами, есть хорошо оборудованный научный центр. – Кир-Кор вопросительно смотрел на экзарха. – Неужто сотрудники Центра не аборигены?
Лицо экзарха выглядело усталым, и выражение мировой скорби в его глубоких серых глазах заметно усилилось. Ледогоров ответил:
– Все отрасли знаний закономерно группируются между собой и образуют три основных информационных потока. Все это – в трех нижних лучах белого знака Ампары. Ступай вдоль любого из них – найдешь искомое. И только от тебя самого зависит, что именно обретешь: знания дилетанта, гения или просто крупного специалиста в облюбованных тобой областях человеческих достижений.
Минуту Кир-Кор обдумывал странности системы камчатского просвещения.
– Ну хорошо, – проговорил он, – какая-то логика в этом имеется. Три нижних луча… Если достаточно углубленно… то действительно… гм… А что же луч верхний, четвертый?
– Зенитный луч – сакральный, – пояснил фундатор. – Луч воображения, надежды и одухотворенной мечты…
– Иными словами – фантомный?
– Наоборот! Зенитный луч – самый мощный и самый универсальный. То, что древние называли Светочем. Светоч Мира… Для тех… кому это хотя бы понятно.
– «Стремиться к небу должен гений, обязан истинный поэт для вдохновенных песнопений избрать возвышенный предмет»,[10]10
А. Пушкин, «Египетские ночи».
[Закрыть] – пробормотал Кир-Кор, чтобы скрыть неизвестно откуда возникшее чувство неловкости. И неизвестно почему это чувство не только не улеглось, но даже усилилось. Редко случалось (но все же случалось), когда он чувствовал себя на Земле стопроцентным инопланетянином. Сейчас был как раз такой случай.
Грузовик пошел на снижение. Накренился над заросшей березняком ложбиной в окружении сопок и четырежды вздрогнул на вираже, будто четырежды задел обо что-то днищем. У подножия пологого скалистого склона Кир-Кор увидел две бетонированные пирамиды, охваченные ротондой из решетчатых арок явно технического назначения, авиамодули монтажно-строительного крана горной модификации, ряд цистерн, цементные пушки, несколько реалетов и группку машущих руками человеческих фигурок в малиновых касках. Тень «шляпы» скользнула по синим крышам домиков полевого поселка и на мгновение затмила серебристое сияние полуцилиндра монтажного склада с ярко-красными буквами поселкового индекса, отлично видного с высоты: «БД-ЗАХАР-15-ТМ», Шверцкаргер сделал круг – пилотам надо было осмотреть место сброса. Над строительной площадкой плавно опускались четыре тюка в светлой упаковке – их бережно поддерживали в воздухе сиреневато-перламутровые, похожие на гигантских медуз баллоны аэролихтеров. Гайдропы свисали вниз, как свежесваренные спагетти, Ледогоров внезапно спросил:
– Скажи мне, Кирилл, откровенно… ты снова влюблен?
«Так… – подумал Кир-Кор, – про Винату ему уже все известно. Но откуда, маракас меня подери, он успел узнать про Марсану?»
– Доложили пилоты откомандированного на Финшелы звена?
Экзарх слабо улыбнулся. Даже усталая улыбка была очень к лицу этому человеку.
– Талисман на твоей груди блистает выразительнее любого доклада. «Спроси его. Зачем арапа своего младая любит Дездемона…»[11]11
А. Пушкин, «Египетские ночи».
[Закрыть]
– Ее зовут Марсана. – Кир-Кор ощупал кольцо.
– О, посвященная Марсу, богу войны!
– А знаешь… мне с ней уже довелось побывать под обстрелом.
– Без нее – тоже.
– Без нее – не тот эффект. «И каждый вечер в час назначенный… иль это только снится мне?..»
– «…Девичий стан, шелками схваченный, в туманном движется окне».[12]12
А. Блок.
[Закрыть]
– Нет, – сказал Кир-Кор, – я не оставляю надежды поймать тебя когда-нибудь на затруднениях памяти.
– Тогда смени репертуар, – посоветовал Ледогоров.
Кир-Кор посмеялся и с большим удовольствием сбросил с себя чрезмерно плотную «шубу». По земному обычаю протянул Ледогорову руку: – Ну… здравствуй, Агафон, я очень рад снова видеть тебя.
– Взаимно, Кирилл, совершенно взаимно!
Они обменялись крепким рукопожатием.
Шверцкаргер взял курс на север. Ледогоров сказал:
– Очень жаль, но гасить свою пси-защиту тебе не время.
Кир-Кор кивнул снизу вверх и назад – в сторону пилотской рубки:
– Чуткие интротомы?
Фундатор кивнул вперед – в сторону экзархата:
– Положение там… не очень простое.
– Но теперь я знаю, как себя вести.
Ледогоров взглянул на него:
– Кирилл… на сердце у меня будет спокойнее, если ты вернешься в свой апартамент и останешься там до моего вызова.
– Надолго?
Экзарх неопределенно шевельнул рукой.
– А что страшного? – проговорил он. – Великолепная библиотека. Мало? Видеом, олифектор, видеотектор, теленок, унимзор, майвижн.[13]13
Различные системы видеотехники.
[Закрыть] Кухня-автомат, еда… Скучать не придется.
– Страшного ничего, если у меня будет отпуск.
На реплику экзарх не ответил. Кир-Кор помрачнел.
– Мне казалось, нам есть о чем побеседовать.
– Еще как! – подхватил Ледогоров. – Но чуточку позже…
– О связи с Новастрой тоже «чуточку позже»?
– И о связи с Новастрой… Не удивляйся, Кирилл. Словами тут не… Это надо увидеть. Все это я покажу тебе. Ретропиктургическим способом. Но для подобного действа у меня должна быть ясная голова! Я ведь не грагал, которому достаточно выспаться раз в четверо суток.
– Ах да!.. – Кир-Кор вспомнил бурную ночь. – Прости, Агафон.
– Трех часов сна, я полагаю, мне будет довольно, – Ледогоров словно извинялся за свою слабость.
– Я понял. О связи с Новастрой пока скажи мне одно… там проблемы с напарником Сибура? Проблемы с Мираном?
– Да. И проблемы с Планаром. Сибур и Миран нашли доказательство того, что Планар – не природный космообъект. Отныне, Кирилл, мы вправе считать Планар артефактом. Возможно – ампартефактом… Если это не так – мне придется сложить с себя мантелету фундатора.
Кир-Кор посмотрел в бездонье синего неба. Сменил опасную тему:
– Кстати сказать, я ничего еще не знаю о судьбе моих боевых товарищей.
– Федор Шкворец – в реанимационном отделении нашего госпиталя. Сам понимаешь…
– Понимаю… Мне он понравился. Лихо вывел из строя двух тяжеловооруженных ландскнехтов. Помнишь, у Михаила Юрьевича? «Он был мужчина в тридцать лет; штаб-ротмистр, строен, как корнет; взор пылкий, ус довольно черный…»
– «…Короче, идеал девиц, одно из славных русских лиц».[14]14
М. Лермонтов.
[Закрыть] Я уже в курсе кое-каких подробностей ночного налета.
– Лирий? Ты с ним говорил?
– Лирий спит в кабинете психотерапевтической реабилитации. Под наблюдением медиков и родных. Скажется ли нервный шок на его способностях – вопрос вопросов…
– Жаль, стратиг опять ушел от правосудия…
– Ушел… да не совсем.
Ледогоров приподнял крышку на подлокотнике, покопался среди цветных огоньков внутренней клавиатуры. Что-то там пискнуло – и радужные с белыми искрами стенки видеококона отделили Кир-Кора от окружающего пространства. Он откинулся на спинку кресла и увидел перед собой, точнее, у себя под ногами нос судна, рассекающего темную поверхность утреннего (или вечернего?) моря. Видеосъемка производилась, очевидно, с капитанского мостика. Над горизонтом занималась (угасала?) заря. Справа по борту над мутной полосой тумана угадывались горы.
– Борт «Хаттусы», – прокомментировал экзарх. – Судно гидрологического мониторинга. Из Петропавловска вышло вчера. Момент видеосъемки – сегодня, раннее утро. Местонахождение – Тихий океан у берега южной оконечности Камчатского полуострова, примерно на широте вулкана Камбальная Сопка… Это – фрагменты судовой видеофиксации, принятые группой предварительного следствия в качестве видеодокумента.
Прямо по курсу Кир-Кор заметил пульсирующий алый огонек. Аварийный светосигнал на воде?..
Нос судового катерка. Подпрыгивает на волнах, вздрагивает, рассекая каскады брызг, – упорно приближается к алому огоньку. Теперь хорошо видно, что огонек пульсирует на конце какой-то вздыбленной над волнами штуковины, странно похожей на спинной плавник гигантской акулы.
– Вот оно что!.. – понял наконец Кир-Кор. Это была задранная кверху плоскость крыла притопленного руата – миниатюрной одноместной авиетки из комплекта шверцфайтера. И еще три фрагмента:
…Подъем руата на палубу «Хаттусы» при помощи кормового крана.
…Суета во время разъятия герметической капсулы-кабины, впустившей в себя тем не менее несколько декалитров океанской воды.
…Извлечение из кабины безвольно обвисшего мокрого тела пилота в облегающем черном костюме…
– Что скажешь? – спросил Ледогоров.
– Это – стратиг пиратской акции Шупар Ярара. Едва не убил меня на шверцфайтере. Значит, спастись ему было не суждено…
Руки судовых медиков сняли с утопленника эластичную маску.
– Пифо Морван, – узнал Кир-Кор лицо мертвеца. – Это он убил Олу Фада… Однажды Морван посетил Новастру под именем Гедеона Ковина.
– Сейчас важнее другое, – проговорил экзарх. – Погибший преступник имеет официальное отношение к ордену пейсмейкеров. Обрати внимание на его левое плечо – на арматюру в виде металлической перчатки.
– Она мне знакома. На борту шверцфайтера я слышал еще одно имя стратига – Эреб Лютер Мефра. Звание – рыцарь Стальной Перчатки, отмеченный Знаком Зверя.
– По нашим сведениям – Знаком Черного Попугая, – уточнил Агафон. – Я хотел тебя удивить, но ты уже многое знаешь… А Знаком Зверя отмечены пятеро неизвестных нам олигархов ордена.
– Что такое Черный Попугай в пейсмейкерском варианте?
– Знак того, что усопший бандит был в составе их «центрального комиссариата». То бишь – их нуклеуса. Философов школы нашего направления ожидает настоящий шок…
