Текст книги ""Чатос" идут в атаку"

Автор книги: Сергей Шингарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

– Как видите, настойчивость и решительность командира воздушных разведчиков сыграли здесь едва ли не решающую роль. Пленные и захваченные документы подтвердили, что восьмого марта по Французскому шоссе и другим дорогам двигались четыре дивизии итальянского корпуса: «Литторио», «Черное пламя», «Черные стрелы» и «Божья воля».

Евтихов наклонился к Степанову и шепнул:

– Одни названия чего стоят!

В этот момент дверь отворилась, и в кабинет вошел дежурный по управлению.

– Товарищ командарм, с борта АНТ-25, – протягивая розовый бланк, доложил он.

Движение прошло по рядам летчиков, находившихся в кабинете командарма. Вся страна уже знала, что в эти часы советский самолет АНТ-25, пилотируемый экипажем в составе Чкалова, Байдукова и Белякова, совершает немалый в истории беспосадочный перелет из Москвы в Америку через Северный полюс.

– Отличные вести! – сказал Алкснис. – Послушайте, что докладывает экипаж Чкалова: «10 часов 25 минут. Все в порядке. Высота четыре тысячи метров. Нахожусь приблизительно широта восемьдесят четыре градуса. Сто десять градусов западной долготы.

Москва, Кремль, Сталину.

Полюс позади. Идем над полюсом неприступности.

Полны желанием выполнить Ваше задание. Экипаж чувствует себя хорошо, Чкалов, Байдуков, Беляков».?

– Идем над полюсом неприступности, – повторил Алкснис, и в голосе его зазвучала нескрываемая гордость. Он шагнул к карте, на которой красной нитью был протянут маршрут АНТ-25. – Здесь не пролетал еще ни один самолет. Первыми над неизведанным белым пятном прошли наши, советские летчики.

Алкснис отошел от карты, взглянул на часы.

– Ну, что ж, товарищи, вам пора. И меня тоже ждут. Летчики встали. Они понимали: начальнику ВВС сегодня предстоит трудный день. Но Алкснис задержал их движением руки.

– Мне очень хочется напомнить вам перед отъездом еще одну вещь. – Он раскрыл лежавшую на столе книгу. – Это слова Владимира Ильича Ленина, которые а говорил солдатам Варшавского революционного полка отправлявшимся на фронт. Послушайте. «Теперь осуществляется союз революционеров различных наций… Вам выпала великая честь с оружием в руках защищать святые идеи и… на деле осуществлять интернациональное братство народов». До встречи, друзья.

Обманчивая тишина

Весь день на Центральном и Арагонском фронтах стояла удивительная тишина. Казалось, что противоборствующие стороны, затаив дыхание, прислушиваются к последним аккордам битвы за Бильбао. Но тишина эта была обманчива.

В то время как мятежники и интервенты спешили быстро овладеть севером и вновь ринуться на Мадрид, республиканцы накапливали силы и готовили удар на Центральном фронте, в районе Брунете. Этим они рассчитывали отвлечь силы противника от Астурии, помочь Северному фронту.

Два истребителя низко шли над Кастильским плоскогорьем. И-16 летели к Мадриду. Внизу расстилался серый однообразный ландшафт. Только слева поблескивала колея железной дороги Мадрид – Аликанте. Одну из машин вел комбриг Евгений Саввич Птухин, другую – СергейПлыгунов. Они возвращались с побережья Средиземного моря, где на тыловых аэродромах готовились к Брунетской операции истребительные эскадрильи советских летчиков-добровольцев.

Птухин был доволен. Побывав в эскадрильях Александра Минаева и Ивана Еременко, основу которых состовляли недавно прибывшие из Советского Союза летчики, он убедился, что времени те даром не теряли. Над аэордромами непрерывно шли учебные воздушные бои.

Перед самым отлетом с аэродрома Лос-Алькасарес Птухни стал свидетелем такого упорного воздушного поединка и невольно залюбовался мастерством высшего пилотажа, которое продемонстрировали «противники».

– Анатолий Серов и Леонид Рыбкин, оба командуют звеньями, – коротко доложил командир эскадрильи Иван Еременко.

В его голосе Птухин уловил довольные нотки. С Сергеем Евгений Саввич был знаком. В начале июня он направил только что прибывшего в Испанию летчика эскадрилью Еременко. А Рыбкина, невысокого, светловолосого крепыша, Птухин видел впервые.

Летчики Еременко Птухину вообще понравились. А вот с боевой работой этой эскадрильи получилась непредвиденная заминка.

После прибытия в Испанию, в начале июня, эскадрилья Еременко на истребителях И-16 несла боевое дежурство над Картахеной, Эльче и Аликанте, прикрывая республиканские боевые корабли и транспорты в Средиземном море. Но командованию республиканской авиации срочно потребовались истребители И-16 для переброски их на север, в Сантандер, где было всего труднее. На помощь северу летели специально отобранные, обстрелянные в боях летчики. Самолеты же пришлось взять у Еременко. Взамен эскадрилья получила истребители И-15 – «чатос». Вот и пришлось летчикам в спешном порядке осваивать новый для них самолет.

Иван Еременко, Леонид Рыбкин, Михаил Якушин, Сергей Шелыганов, Иван Карпов, Михаил Петров быстро овладевали И-15. Для Анатолия Серова это была знакомая машина. В эскадрилью влилось новое пополнение: югослав Божко Петрович, австрийцы Вальтер Короуз и Том Добиаш, испанцы Хозе Редонта и Луис Сардино, американец Альберт Баумлер. Из прежнего состава эскадрильи Птухин временно оставил заместителя комэскаВиктора Кузнецова и командира звена Владимира Сорокина – летчиков, имевших боевой опыт и хорошо знавших Мадридский участок фронта, где предстояло сражаться эскадрилье.

Сам Евгений Саввич Птухин прибыл в Испанию сравнительно недавно, в мае. Вместе со своим бывшим сослуживцем Сергеем Плыгуновым он ехал через столицу фашистской Германии Берлин. В ожидании отхода парижского экспресса они наблюдали из окна вагона, как в стоящий на соседнем пути поезд с громкими песнями и криками садились молодчики, одетые в форму немецкого «люфтваффе». Неожиданно дверь в купе, где ехали советские летчики, с шумом растворилась.

– Хайль! Документы! – рявкнул офицер-эсэсовец. Птухин не спеша повернулся. Вынув из бокового кармана бумажник, протянул эсэсовцу паспорт.

– Цель вашей поездки?

– Мы с коллегой едем по торговым делам в Париж, – кивнув на спокойно рассматривавшего газету Плыгунова, ответил Птухин.

На перроне опять раздались пьяные крики. Птухин слышал, как кто-то довольным голосом проговорил в коридоре:

– Наши едут в Испанию добивать красных.

– Из вагона не выходить! – резко проговорил офицер и с силой захлопнул дверь купе.

– Спокойно, Сережа, – мягко сказал Птухин Плыгунову.

Им предстояло еще немало подобных проверок: позади были советско-польская и польско-германская границы, впереди – франко-германская и испано-французская. Чем грозила осечка с документами на территории фашистской Германии, знали оба. Ведь они ехали не под своими именами. Но это был самый быстрый и короткий путь в Испанию. Там их ждали.

На третий день своего пребывания в Испании Птухи ушел в небо войны. В первый боевой вылет его повел командир истребительной авиагруппы Иван Копец, на смену которому прибыл Евгений Саввич.

За те недолгие дни, что они пробыли вместе, Птухив сумел по достоинству оценить замечательные человече ские и боевые качества Конца. Зная, что в ближайшие дни ему предстоит отъезд на Родину, Копец ни на минуту не расставался со своим латаным-перелатаным И-16.

Удивленный тем, что командир группы летает на такой и изношенной машине, Евгений Саввич спросил его об этом. Тот ответил: «Она счастливая, эта «моска», через все прошла. А потом учти, мы в Испании. Где здесь набрать новых истребителей? Тысячи глаз на тебя смотрят. Лучше новую машину молодому пилоту отдать. Увереннее чувствовать себя будет, больше фашистов наколотит».

Иван Копец прибыл под Мадрид еще осенью тридцать шестого года, начав летать на «гробах» – старых самолетах, сохранившихся в испанской авиации с двадцатых годов. Все горькое и страшное той поры пережил он вместе с испанским народом. Копец был одним из первых Героев Советского Союза, удостоенных этого высокого звания за бои с фашистами над Пиренейским полуостровом. С грустью говорил он Птухину:

– Мне уезжать скоро. А жалко. Не сполна рассчитался я с фашистами за тех, кому уже не доведется вернуться домой. За то, что они с Испанией делают…

– Ты свое отработал, – пытался успокоить его Птухин.

Копец в ответ качал головой:

– Понимаешь, полюбил я испанцев. Остался бы здесь рядовым летчиком.

Вскоре Иван Копец уехал, оставив Птухину свое испанское имя Хозе. Республиканское правительство Испании присвоило Птухину звание генерала.

… Истребители набрали высоту и, срезав Харамский выступ фронта, вышли к реке Мансанарес. Впереди лежал Мадрид. К западу остались занятые фашистами Вильяверде, Карабанчель, парк Каса-дель-Кампо, разрушенный Университетский городок. Обогнув Мадрид с севера, И-16 подошли к аэродрому Алькала-де-Энарес.

Подруливая к ангару, Птухин увидел несколько легковых машин и среди летчиков высокую, чуть сутуловатую фигуру командующего военно-воздушными силами республиканской Испании подполковника Игнасио ильго де Сиснероса.

Как и все, Птухин знал необычную историю этого человека. Выходец из знатной, аристократической семьи, внук вице-короля Аргентины, офицер королевской армии, Сиснейрос стал одним из первых летчиков в Испании. Перед ним открывалась блестящая карьера. Но в тяжелые, полные драматизма дни июля 1936 года Игнасио Сиснерос стал на сторону народа. Он нашел в себе силы порватьс той средой, где родился и вырос. После гибели командовавшего республиканской авиацией Нуньеса де Прадо, зверски замученного фашистами в Сарагосе, Сиснерос был назначен на его место. Осенью тридцать шестого года, когда фашисты стояли у стен Мадрида, Сиснерос вступил в ряды Коммунистической партии Испании, а затем стал членом ее Центрального комитета.

Едва Евгений Саввич вышел из кабины истребителе и расстегнул лямки парашюта, как обычно спокойный сдержанный Сиснерос быстро и взволнованно заговорил. Птухин развел руками – он не понимал по-испански. Подошла переводчица и стала переводить, с трудом поспевая за Сиснеросом:

– Мой генерал, я вас поздравляю. Сеньоры Чкалов, Байдуков и Беляков благополучно совершили посадку в Ванкувере. Америка должна быть счастлива, что увидит советских героев.

Сиснерос попросил перевести текст телеграммы, которую он посылает командарму Алкснису: «От имени подчиненных мне частей и от моего собственного горячо поздравляю вас с блестящим воздушным рейдом, толы что совершенным летчиками Чкаловым, Байдуковым, Бляковым. Я прошу передать им поздравления от республиканской авиации, которая борется в Испании за свободу и с волнением следит за все большими и большими достижениями героических товарищей в СССР».

Как только переводчица закончила читать, Птухина окружили испанские летчики. Евгений Саввич только и мог разобрать: камарада Чкалов, камарада Байдуков, камарада Беляков…

Когда улеглось волнение, Сиснерос отвел Птухина в сторону.

– Мой генерал! Хочу вам сообщить, что наши летчики, окончившие летную школу в Советском Союзе, при были в Испанию. После кратковременного отпуска они начинают съезжаться в Эль-Кармоли. Их нужно вводить в строй. Напоминаю: вы обещали дать хорошего инструктора.

Птухин согласно кивнул головой. Этот вопрос уже был им решен в Лос-Алькасаресе с Плыгуновым. Сначала Сергей не хотел уходить с боевой работы на тыловой аэродром. Но Птухин сумел убедить его, что подготовка молодых испанских летчиков, из которых будут сформированы республиканские эскадрильи, дело крайне важнои ответственное. Выбор Плыгунова для этой трудной работы был не случаен. Когда в начале тридцатых годов Птухин командовал авиабригадой, Сергей Плыгунов был там инспектором по технике пилотирования. Он свободно пилотировал самолеты самых разных типов и назначений, много прыгал с парашютом.

Сейчас на Алькале Птухин и представил Сергея Сиснеросу. Невдалеке от ангара они втроем обсуждали предстоящую работу Плыгунова в Эль-Кармоли.

– Внимание! – громко крикнул вдруг один из офицеров, сопровождавших Сиснероса.

На фоне освещенных солнцем гор к аэродрому, сильно дымя мотором, приближался Р-зет. Сразу было видно, что с самолетом что-то неладно. На развороте он резко скользнул вниз. Выровнялся. Раскачиваясь в стороны, стал круто снижаться. Казалось, катастрофа неминуема. Но в последний момент нос Р-зета как бы нехотя задрался вверх. Самолет с треском ударился о землю. Пробежав с десяток метров машина развернулась и, накренившись, остановилась.

Взвыв сиренами, к самолету рванулись санитарная и пожарная машины. Вслед за ними бросились летчики.

Вот что они увидели. Обхватив руками пулемет, накрай левого борта кабины навалился мертвый стрелок-бомбардир. В передней кабине, прижавшись лицом к приборной доске, неподвижно сидел летчик.

Подъехавший раньше всех на санитарной машине Кутюрье, стоя на крыле самолета, быстро расстегивал привязные ремни.

– Шмидт! Шмидт! – повторял он. Пилот медленно открыл глаза.

– Кутюрье, – с трудом произнес он. – Кутюрье! Колонна танков из Саламанки… Идут на север… Орудия… пехота… машины. Много машин. – Глаза летчика широко раскрылись. – Над Сеговией сильный огонь… зенитки… Сбили два «фиата»… Их было пять. Хуан…

Он сделал попытку повернуться к кабине стрелка-бомбардира, но силы оставили его. Голова летчика дернулась и медленно склонилась к плечу.

– А стрелок совсем еще мальчик, – сняв фуражку, тихо проговорил Сиснерос.

Над Алькалой по-прежнему стояла неподвижная тишина.

Вечером в номер мадридской гостиницы «Гайлорд», где жило большинство военных советников, к генералу Хозе зашел Кутюрье. Он положил на стол удостоверение на имя Курта Шмидта и любительскую фотографию, на которой был снят экипаж Р-зета.

– Стрелка звали Хуан Гонсалес. Ему еще семнадцати не было.

Птухин молча рассматривал фотографию. Потом встал, выключил свет и поднял маскировочную штору. В западной части Мадрида, у моста Фернандес и парка Каса-дель-Кампо, слышалась ружейно-пулеметная перестрелка. В фиолетовом небе, выхватывая из темноты контуры домов, вспыхивали ракеты.

– Тихо, – со вздохом проговорил Птухин. – Сейчас они все на север бросили. Спешат. Радио Бургоса передавало, что взятие Сантандера и Хихона – вопрос двух трех недель. Затем удар по Мадриду.

Евгений Саввич положил руку на плечо Кутюрье и сказал:

– Ты, Олег Владимирович, хорошо знал экипаж Р-зета?

– Пять месяцев, что называется, крыло к крылу летали. Ведь я в эскадрилье капитана Мигеля Алонсо советником был.

…Немец Курт Шмидт, в прошлом офицер кайзеровской армии, участвовал в восстании гамбургского пролетариата 23–25 октября 1923 года, которым руководил Эрнст Тельман. Шмидт был беспартийный, но с глубокой симпатией относился к коммунистам. Восстание было подавлено. Шмидта арестовали и приговорили к восьми годам тюрьмы. От более тяжелого наказания его спасли боевые награды.

Выйдя в 1931 году на свободу, летчик не нашел y себя на родине работы и уехал в Латинскую Америку. По найму летал пилотом в одной фирме. После прихода Гитлера к власти Шмидт перестал мечтать о возвращении в Германию.

Когда в Испании вспыхнул фашистский мятеж, Курт, расторгнув контракт с фирмой, приехал на Пиренейский полуостров – помогать испанскому народу защищать республику. В то время у республики было очень мало самолетов. Шмидту пришлось сначала работать механиком. Он обслуживал старые «ньюпоры», «фарманы», «потезы», состоявшие на вооружении республиканской авиацииi. После сформирования эскадрильи Р-зетов Шмидт стал в ней командиром звена.

Курту было за сорок, но семьи он не имел. Почти пять лет прожив в Латинской Америке, он хорошо говорил по-испански.

Случай свел его с шестнадцатилетним испанским мильчиком Хуаном, родители которого погибли при налете фашистской авиации на Аранхуэс. Курт помог Хуану похоронить мать и отца. А мальчика, оставшегося без семьи и крова, забрал к себе.

Хуан привязался к молчаливому, суровому немцу. Ежедневно провожал он Шмидта на аэродром и терпеливо ожидал его возвращения из боя. В эскадрилье привыкли к Хуану. В свободное время Курт объяснял ему устройство самолета, а летавший в экипаже Шмидта стрелок-бомбардир Висенте научил мальчика разбирать, чистить и собирать турельный пулемет.

6 февраля 1937 года мятежники и интервенты начали снос третье наступление на Мадрид, вошедшее в историю как сражение на реке Харама. Эскадрилья Р-зетов, которой командовал капитан Алонсо, наносила удары по противнику, подходившему к переправам через Хараму.

В одном из боев стрелок Шмидта Висенте был тяжело ранен, его увезли в госпиталь. Заменить стрелка-бомбардира было некем. Р-зет быстро подготовили к вылету, И Шмидт решил лететь один. Он не заметил, как во вторую кабину проскользнул Хуан. Не увидел его и механик, вытаскивавший из-под колес тормозные колодки. Самолет ушел в воздух.

Эскадрилья появилась над горой Эль-Пингаррон в момент, когда на нее ворвались итальянские танки и цепи марокканцев. Республиканская пехота с трудом сдерживала противника. Сбросив бомбы, Р-зеты снизились до бреющего полета и открыли по фашистам пулеметный огонь. И тут Шмидт услышал за своей спиной перестук пулемета. Он обернулся и увидел кудрявый затылок Хуана. Перегнувшись через правый борт кабины, испанец поливал фашистов огнем.

Р-зет произвел еще несколько атак. И все это время Курт слышал за своей спиной скороговорку турельного пулемета.

На подходе к аэродрому Шмидт еще раз обернулся. Обмотав голову шарфом, Хуан, как и положено стрелку-бомбардиру, сидел лицом к хвосту Р-зета. Ствол пулемета был направлен в зенит, прикрывая заднюю полусферу.

Едва самолет сел, летчики эскадрильи окружили его.

Подхватив на руки дрожавшего от холода и возбуждения Хуана, они с громкими криками начали подбрасывать мальчика вверх.

Один только Курт не разделял всеобщего восхищения. Когда восторги немного улеглись, он строго спросил Хуана:

– Кто тебе разрешил садиться в кабину боевого самолета? Неужели жить надоело?

Потупив голову, Хуан молчал.

– Ты что, в полете язык откусил?

– А вам жизнь не надоела? Почему вы без стрелка хотели лететь? – дрогнувшим голосом произнес Хуан.

– Война не детская забава, – нахмурился Курт. У испанца от обиды выступили слезы на глазах.

– Я не ребенок. Мне камарада Кутюрье рассказывал, что во время гражданской войны в России у них в полку воевали два разведчика – так им было по четырнадцати лет, а мне уже шестнадцать. – И, видя, что Шмидт по-прежнему угрюмо молчит, он добавил совсем тихо: – Я не хотел, чтобы вас фашисты убили. Поэтому и сел на место Висенте. Разве я не умею стрелять, командир? – впервые так обратился к Шмидту Хуан.

– Возьми его к себе стрелком, – вступил в разговор стоявший рядом командир эскадрильи капитан Алонсо. – Он храбрый мальчик. А что молод еще – это не страшно. Подрастет.

Так Хуан стал полноправным членом экипажа Р-зета. Немолодой, немногословный, много повидавший в своей жизни Курт держался со своим юным стрелком, как со взрослым, во всем равным ему человеком. Однажды в бою немецкие истребители сбили Р-зет из звена, которым командовал Шмидт. Самолет взорвался в воздухе, экипаж погиб. Когда Курт и Хуан вернулись на свой аэродром, испанец, потрясенный гибелью товарищей, и присущей ему прямотой и непосредственностью спросила Курта:

– Скажи, командир, когда ты видишь, как твои соотечественники жгут наши города и деревни, тебе не бывает стыдно, что ты немец?

Шмидт не обиделся.

– Стыдно, Хуан! Стыдно за тех немцев, кто летает и вашем небе на «юнкерсах» и «хейнкелях». Стыдно за тex, кто убивает ни в чем не повинных испанских детей и женщин. За таких немцев мне очень стыдно. Но ведь есть и другие немцы! И ты это прекрасно знаешь, мой мальчик. Хотя бы эти несколько тысяч, которые на вашей земле сражаются против фашизма. А разве можно тебя и твоих товарищей – испанцев поставить рядом с испанскими фашистами, льющими кровь своего народа?

Почти пять месяцев летали вместе, сражаясь за свободу Испании, немец Курт Шмидт и испанец Хуан Гонсалес. 20 июня 1937 года они ушли в свой последний боевой вылет…

Их похоронили в одной могиле на родине Хуана в Аранхуэсе. Вместо памятника на могильном холме установили пропеллер, на котором выбили их имена.

«Чатос» идут в атаку

В полдень 30 июня эскадрилья капитана Еременко прошла к Сото – аэродрому северо-восточнее Мадрида.

Вонзив в небо снежные вершины, на горизонте тем-игл и горы Сьерра-де-Гвадаррама. Окруженный деревьями, внизу лежал аэродром. С двухкилометровой высоты он казался совсем крошечным. Неужели придется садится на такой пятачок?

Но вот на земле закучерявился дымовой посадочный сигнал. Сомнений нет – эскадрилья над точкой.

Самолеты пошли на снижение. Одно за другим сели звенья Анатолия Серова, Леонида Рыбкина и Владимира Сорокина. Последним приземлились комэск Иван Еременко и Михаил Петров, прикрывавшие посадку эскадрильи.

– Самолеты замаскировать. Заправить горючим. Быть готовыми к вылету, – коротко распорядился Еременко, направляясь на командный пункт…

Аэродром Сото в недавнем прошлом был частным ипподромом, владелец которого, богатый испанский гранд, сбежал к мятежникам.

Летчики поселились в уютном старинном доме, стоявшим посреди запущенного парка. Аэродром не толькосверху казался крошечным, он действительно был невелик. Но его малые размеры компенсировались отличной маскировкой. Истребители, укрытые под густыми деревьями, были совершенно незаметны даже вблизи. Это было очень важно: совсем близко, за горами Сьерра-де-Гвадаррама, находились фашистские аэродромы Сеговии и Авилы…:

К исходу дня на Сото приехал комиссар советских летчиков-добровольцев Филипп Александрович Агальцов. Комиссару хотелось познакомиться с летчиками, которых с завтрашнего утра командование республиканской авиации решило ввести в бой в районе Мадрида. Ведь многие из них впервые встретятся с хитрым и опытным противником.

Комиссар знал, что предусмотрительный Птухин поставил первой задачей эскадрилье разведку района Толедо. «Пойдут всем составом. В случае встречи с противником легче будет».

Летчиков во главе с командиром Агальцов застал на стоянках, около истребителей, где кипела работа по подготовке к завтрашнему вылету. Вместе с Еременко и интендантом эскадрильи, полным, говорливым майором Альфонсо, Агальцов зашел в дом, где предстояло жить пилотам.

За ужином, когда все собрались в столовой, комиссар завел разговор о том, что не могло не волновать летчиков.

– Многие из вас завтра впервые пойдут в боевой вылет. Мне хотелось бы знать, как вы думаете: от чего в первую очередь зависит успех в воздушном бою?

Еременко напряженно ожидал, что ответят комиссару его летчики.

Несколько секунд все молчали.

– Ну, может быть, ты, Анатолий, скажешь, – обратился комэск к Серову.

– Полагаю, что успех в бою в первую очередь зависит от подготовки и мужества летчика. Конечно, и от того, на какой машине он ведет бой, – ответил Серов.

– Постой, но ведь в небе ты не один. Рядом с тобой будет сражаться вся эскадрилья. Противника тоже ее счета сбрасывать нельзя.

– Мне думается, что многое будет зависеть от взаимопонимания и взаимодействия, в бою, – добавил Якушин.

– И наверно, еще от личной инициативы каждого. – вставил Рыбкин.

– Очень хорошо, – поддержал Агальцов. – Я бы подчеркнул еще один важный фактор – глубокое сознание того, за что вы здесь сражаетесь. Ведь каждый сбитый нами самолет, каждый пригвожденный к земле враг – но не только ваш личный боевой счет. Это в первую очередь удар по фашизму… Эскадрилья ваша интернациональная, – продолжал он. – Смотрите, среди вас и испанцы, и русские, и украинцы, югослав, австрийцы, американец. Прямо не эскадрилья, а символ братства всех народов, – с улыбкой закончил комиссар.

Все сразу задвигались, заговорили. Молчал только американец, высокий рыжеволосый Альберт Баумлер. Он плохо понимал по-русски; поэтому он только одобрительно кивал головой, когда техник Александр Рыцарев, который уже почти год находился в Испании, переводил ему на испанский то, что говорили летчики и комиссар.

– Ну а вы, Баумлер, что об этом думаете? Ведь вы уже давно воюете с фашистами, – желая вовлечь американца в разговор, обратился к нему Агальцов. – В этой эскадрилье вы ветеран.

– Да, я тут с января. Меняется состав, а я остаюсь и остаюсь. Русские летчики – надежные партнеры в воздушном бою, в этом я не раз убеждался. В беде никогда не оставят. И потом, ваши ребята бескорыстны. Не спорят, кто сбил фашиста. Ведь нам, американцам, платят за вылеты и за сбитые. Как видите, к сожалению, я еще живу в капиталистическом мире, – Баумлер невесело улыбнулся.

– А как вы попали в Испанию? – заинтересовался Агпльцов.

– Это длинная история, коронель[12]12
  Полковник


[Закрыть].

– А все-таки?

Баумлер взял из коробки у рядом сидевшего Серова папирocy, помял ее в руках. Все замолчали, приготовившись, слушать. Мешая русские и испанские слова, то и дел прибегая к помощи Рыцарева, американец стал рассказывать:

– Нас было десять. Из Сан-Франциско мы отправились, в Европу, потому что знали: в Испании нужны летчики. Честно сказать, нам было все равно, на какой стороне летать. Решили так: где больше заплатят, там и будем работать. Баумлер опять усмехнулся:

– Вы возмущены? Я понимаю вас, камарадас. Вернее, понял позже, когда узнал Испанию, ее народ. Встретился с теми, кто пришел защищать испанцев от фашизма. А тогда я еще ничего не понимал. Так вот, приехали мы в Париж. Стали искать, где завербоваться. Так прошло три дня. На четвертый мы с Ричардом, моим другом, решили побродить по городу. Вечером вернулись в гостиницу, и тут портье с улыбкой сообщает: «Ваши приятели уехали». – «Куда?» – удивились мы. Портье развел руками: «Вот письмо». Оказалось, пока мы с Ричардом любовались Парижем, наших парней разыскал вербовщик от Франко. Они здесь же в гостинице подписали контракт и прямым путем улетели из Парижа в Бургос.

– А вас, значит, бросили?

– Как видите. Говорили, что фашистская печать шумно рекламировала их приезд.

– Ну, а вы с Ричардом?

– Мы? – переспросил Баумлер. – Мы, как видите, здесь. На стороне республики. Теперь, конечно, я по-другому на все смотрю и рассуждаю, не так, как полгода назад. За это время я хорошо понял, что такое фашизм и что он несет людям. К сожалению, у нас в Америке далеко не все разбираются в этом.

– Значит, встречаетесь в воздухе со своими земляками и стреляете друг в друга? – удивленно поднял брови Рыбкин.

Баумлер молчал и хмурился. Потом заговорил опять.

– Нас нужно понять, Бланке[13]13
  Белый. Так называли в Испании светловолосого Леонида Рыбкина.


[Закрыть]. Ты ведь не знаешь дома я работал летчиком-испытателем. Что это была за работа? Заключил с фирмой договор, провел полный цикл испытаний самолета, и больше не нужен. Снова ищи заработок. И это не все. Если испытания прошли благополучно – получи деньги. Ну а вдруг несчастье? Ведь у меня жена, двое детей, мать. Никто о них не позаботится. В договоре так и говорится: фирма никакой ответственности за последствия испытаний не несет. У нас все решают деньги. А заработать их очень трудно…

– Скажи, Альберт, как же ты попал в эту эскадрилью? – полюбопытствовал Серов. Американец улыбнулся:

– Видишь ли, Анатолий, когда мы с Ричардом прибыли под Мадрид, нас спросили, на чем мы хотим летать. Мне очень понравился «чато», а Ричарду – «моска». Тут мы и расстались. Меня направили к Пабло Паланкару. Он сказал: «Сейчас посмотрим, на что ты способен». Над Алькалой, почти над самой землей, я выполнил на «чато» пилотаж. Тогда Пабло пожал мне руку. А я, можете мне не поверить, поцеловал «чато». Так и остался в этой эскадрилье.

Агальцов поднялся.

– Ну что ж, я рад, что вы, Баумлер, многое поняли здесь, в Испании. Желаю удачных полетов и благополучного возвращения к семье.

– Благодарю, коронель, – пожимая руку комиссару, произнес американец.

Агальцов стал прощаться.

– Мне еще на Барахас добраться нужно: утром буду эскадрилью Минаева в бой провожать. Желаю удачи!

Завтракали рано. По столовой, подтянутый и надушенный, расхаживал майор Альфонсо.

– Камарадас! – восклицал он, подходя к каждому столу. – Кушайте, сколько вам угодно. Каманданте[14]14
  Майор.


[Закрыть] Альфонсо знает, как надо кормить русое пилотос.

– Но здесь не одни «русое пилотос», – напомнил Рыцарев.

– Какая разница? – удивился Альфонсо. – Все должны есть, как русо пилото Анатолио, – похлопал он по плечу не страдавшего отсутствием аппетита Серова. – Мне коронель Мартин[15]15
  Под таким именем находился в Испании комиссар советских летчиков-добровольцев полковой комиссар Ф. А. Агальцов.


[Закрыть], уезжая, приказал записывать всех, кто будет плохо есть перед вылетом, – и Альфонсо потряс в воздухе записной книжкой.

Летчики засмеялись. Кое-кто из них и вправду мог «попасть на карандаш» – не все из новоприбывших сразу привыкли к своеобразной испанской кухне….

В утреннем небе таяла розовая дымка. От гула прогреваемых двигателей дрожал воздух.

Невдалеке от стоянки, заложив руки за спину, медленно прохаживался Иван Еременко. Многое волновало командира эскадрильи в это утро. Ему сегодня предстояло не только самому подняться в небо войны, но и повести за собой людей. Как сложится этот первый вылет? Опытный летчик-истребитель, он хорошо понимал значение первого боя…

– По самолетам!

Взревели моторы. Простучали короткие очереди бортовых пулеметов – летчики пробовали оружие. Ракета. На взлет пошло ведущее звено. Вместе с Еременко в воздух ушли Виктор Кузнецов и Леонид Рыбкин. За ними поднялись остальные. На круге «чатос» звеньями подстроились к командиру. Набирая высоту, эскадрилья легла на курс к Толедо…

На подходе к Барахасу Еременко заметил едва различимые на сером фоне земли взлетающие с аэродрома И-16. «Саша Минаев своих к Мадриду повел», – догадался комэск.

Пройдя над железной дорогой Мадрид – Гвадалахара, летчики увидели курившийся дымами разрывов передний край. Это был северный фас Харамского выступа фронта. Справа угадывался Хетафе – фашистский аэродром, наиболее близко расположенный к линии боевого соприкосновения.

Еременко несколько раз качнул истребитель. Внимание!

Эскадрилья пересекла линию фронта. Под ними была территория, занятая мятежниками. «Чатос» летели над местами, где в октябре – ноябре тридцать шестого года шли упорные бои с фашистскими легионами, рвавшимися к Мадриду.

Вдруг перед машиной Еременко вспучились черные, с яркими всплесками, разрывы. Самолет швырнуло в сторону. Резко повернув вправо, пропали из виду Серов и его ведомые. Вверх рванулись Рыбкин и звено Сорокина. Только Виктор Кузнецов держался рядом с командиром.

Впереди, на высоком обрывистом холме, показался Толедо.

Над узкой лентой реки Тахо, опоясывавшей Толедо, разбросанные зенитным огнем «чатос» вновь подстроились к самолету командира эскадрильи. Маневрируя среди разрывов, они пронеслись над оружейным заводом, мрачным зданием тюрьмы и церковью Сан-Томе.

Зенитки продолжали неистовствовать. Но летчики, повторяя маневры командира, выдерживали строй.