Текст книги "Люди с оружием. Рассказы"

Автор книги: Сергей Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Перед восходом

Рядовой Исхак Хаджибеков задумчиво сидел на обрывистом берегу, подобрав под себя скрещенные ноги. Внизу нешумно плескалось море, сбрасывая с гребней волн на рыжие камни белые тонкие кружева пены.

День угасал. Солнце опустилось на макушку дальней покатой горы и позолотило ее. От воды потянуло прохладой.

Море было ясным и приветливым, но Хаджибеков хмурился и закрывал узкие глаза. До берега доносились веселые крики солдат, игравших в волейбол на площадке перед большим трехэтажным кирпичным зданием, и Исхак встряхивал головой, словно хотел отогнать посторонний шум. Наконец ему это удалось: он уперся руками в колени, качнулся вперед-назад и затянул негромкую протяжную песню степняка.

Долго он пел о родных степях, потом тоскливо вздохнул и умолк, погруженный в воспоминания.

– Рядовой Хаджибеков! – внезапно раздалось позади солдата.

Хаджибеков вздрогнул, поднял голову и увидел командира взвода лейтенанта Куприянова. Растерявшись, Исхак продолжал сидеть, удивленно и испуганно поглядывая на офицера.

– Встать! – строго скомандовал командир.

Солдат бодливо тряхнул головой и встал. Одернув гимнастерку и надев пилотку, он повернулся лицом к офицеру и вытянулся.

Куприянов все так же строго и отрывисто бросил:

– Приведите себя в порядок!

Исхак еще раз одернул гимнастерку и вплотную прижал каблуки сапог.

– Застегните воротник!

Солдат поспешно схватился за воротник, смущенно покачивая головой, начал торопливо застегиваться. Пуговицы выскальзывали из рук, не пролезали в петли; Исхак бестолково теребил воротник. Лицо его потемнело, кожа на скулах натянулась.

– Не торопитесь! – не изменяя тона, сказал Куприянов.

Застегнув воротник, солдат опустил руки по швам. Мелкие капли пота заблестели на его гладком выпуклом лбу. Он тяжело перевел дыхание.

– Поверните пилотку звездочкой вперед, как положено!

Хаджибеков вспыхнул, сорвал пилотку и злобно посмотрел на нее.

– Сатана! – в сердцах промычал Исхак. – У-у!

Куприянов, словно не слыша этих слов, ждал. Хаджибеков надел пилотку, провел пальцем прямую линию от звездочки до кончика носа, подтянул ремень и щелкнул каблуками. Лейтенант молчал. Исхак оглядел себя еще раз, поспешно расправил и застегнул клапан нагрудного кармана и опять, уже более уверенно, щелкнул каблуками.

Командир шагнул к солдату, поправил на его плече выгнувшийся коромыслом погон, повернул медаль «За трудовое отличие» на лицевую сторону.

Исхак покосился на волосатую руку лейтенанта и, вскинув голову, дерзко, вызывающе посмотрел в глаза офицеру.

«Вредный, злой, мелочный человек!» – мысленно прокричал он, но, столкнувшись с прямым взглядом серых глаз лейтенанта, смешался. Командир смотрел спокойно, даже приветливо. Исхак скользнул взглядом по глубоким морщинкам, собравшимся узелками у глаз. На правом виске он заметил темно-розовый рубец, тщательно прикрытый густыми русыми волосами.

Хаджибеков опустил глаза.

– Рядовой Хаджибеков, вы опоздали в строй на пять минут. Приводили себя в порядок полторы минуты. Взвод построен на вечернюю поверку, а вы, – Куприянов сделал паузу, – отдыхаете, хотя сигнал слышен здесь хорошо.

Исхак протестующе вскинул голову, словно пытаясь оправдаться.

– Должны были слышать! – продолжал лейтенант, угадав намерение подчиненного. – Вы – военный человек. Идите в строй!

Исхак молча и вяло пошел к казарме. На широкой утрамбованной площадке перед зданием стоял взвод Куприянова. Исхак узнал его по фигуре помкомвзвода – старшего сержанта-сверхсрочника. Высокий, тонкий и прямой, старший сержант неподвижно стоял перед взводом. Его знаменитые на весь батальон традиционные «гвардейские» усы соломенного цвета, с коричневыми подпалинами внизу, воинственно торчат в стороны. Помкомвзвода зорко посматривает на солдат, с величайшим удовольствием командует:

– Рр-равняйсь! – и добавляет:

– Выше подбородочки! Животики подобрать! Грудь вперед! Корпус – на носочки! – сопровождая каждую фразу резкими движениями рук и головы. Солдаты охотно, даже с какой-то радостью подбирают «животики», поднимают «подбородочки», переносят тяжесть «корпуса» на «носочки» и выравниваются в безупречную прямую линию.

Подойдя к левому флангу строя, старший сержант, прищурив левый глаз, оглядывает ряды и вдруг оглушительно, раскатисто командует:

– Омир-р-рно!

Взвод вздрагивает и замирает. Помкомвзвода стремительно проходит вдоль строя в такой близости от солдат, что рукав его гимнастерки задевает за автоматы, и резко останавливается у правофлангового:

– Вольно!

Взвод одновременно припадает на одну ногу.

– Оч-чень р-рад! – произносит отрывисто и весело старший сержант и короткими взмахами левой руки подбрасывает вверх тыльной стороной ладони свои «гвардейские» усы.

Солдаты оживляются, подмигивают друг другу.

Исхак нерешительно, медленно спускался по тропке.

Лейтенант посмотрел вслед Хаджибекову, покачал головой и вздохнул. Но тотчас же, словно преодолев в себе какое-то жалостливое чувство, встряхнулся и неожиданно резко скомандовал:

– Рядовой Хаджибеков, ко мне?

Исхак остановился вполоборота, вопросительно посмотрел на Куприянова и медленно подошел. Глаза их вновь встретились, и лейтенант заметил, что в расширенных зрачках подчиненного заблестели гневные искорки, губы сжались и судорожно искривились, брови сошлись к переносице. Куприянова покоробило, но делать было нечего, отступать нельзя. «Ничего, – подумал Куприянов, сдерживая себя, – нужно довести начатое до конца».

– Вы неправильно отошли от командира, товарищ Хаджибеков, – вполголоса и не без замешательства проговорил Куприянов, но сейчас же оправился и, приложив руку к фуражке, твердо приказал:

– Идите в строй?

Хаджибеков дерзко и насмешливо сверкнул черными глазами. Явно паясничая, он неестественно вытянулся, подняв плечи до ушей, деревянно повернулся и, как гусак, зашагал прочь, поднимая высоко ноги и ударяя сапогами по земле с такой силой, что все его тело дрожало и перегибалось.

Командир побледнел и срывающимся голосом крикнул:

– Отставить! Бегом!

Хаджибеков побежал.

Куприянов облизал сухие губы и прошептал: «Посажу на гауптвахту – и дело с концом. Я из него вышибу это». Командир вытащил портсигар, закурил и посмотрел на быстро темнеющее небо. «Дождь будет», – предположил он и, глубоко затянувшись несколько раз, пошел к своему взводу.

«Невзлюбил меня командир, – подумал Хаджибеков. – Ну ладно, пусть взыскание. Подумаешь», – храбрился он. Но, став в строй, Хаджибеков сразу притих. Его испугала вдруг церемония наложения взыскания. Надо стоять перед строем под неодобрительными взглядами товарищей, выслушивать объявление, повторять, какое именно получено взыскание, и снова возвращаться в строй. Исхак почувствовал справа и слева локти товарищей, посмотрел на широкие плечи и стриженый затылок своего соседа по койке Петра Пирогова, прозванного солдатами «Стало быть», и вздохнул тяжело.

– Абрамов. Арамилев. Бобровников, – начал поверку старший сержант по списку, растягивая гласные звуки и отчеканивая окончания. Каждая фамилия в устах пом-комвзвода приобретала особенную важность, получала какую-то упругость, округленность и, как мячик, брошенный меткой рукой, попадала точно в цель и тут же отскакивала.

– Пи-иро-огов! – бросал старший сержант.

– Я, – откликался рядовой Пирогов.

Старший сержант, словно ловя ответ, вскидывал руку и делал пометку в журнале.

– Ха-аджи-ибеков!

Исхак, занятый своими мыслями, не ответил.

– Хаджибеков! – внушительнее и громче повторил помкомвзвода.

– Я, – едва слышно отозвался Исхак.

– Ась? – переспросил старший сержант, прикладывая руку к уху и хитровато щуря глаза.

Солдаты сдержанно засмеялись. Окончательно сбитый с толку, Исхак ответил еще тише:

– Я…

Помкомвзвода выпрямился, внимательно посмотрел через голову Пирогова на Хаджибекова и, сердито пошевелив усами, нехотя отметил.

Внезапно сильный порыв ветра рванул журнал из рук помкомвзвода, сорвал пилотки с некоторых солдат. Строй сломался– Все посмотрели вверх. Темные облака быстро заволакивали серое небо. Зашевелились, зашумели прибрежные кусты. Море сердито зашлепало ладонями волн по шершавым щекам камней. Полоснула молния, загрохотал гром. Крупные капли дождя гулко ударились о черствую землю и весело запрыгали.

Лейтенант подошел к строю и выслушал рапорт помощника.

– Разойдись! – повторил он прикатившуюся издалека команду, и прямоугольник строя мгновенно рассыпался.

Ребячески взвизгивая, хохоча и гогоча, солдаты побежали в казарму. В дверях здания образовалась «пробка». Исхак с минуту безучастно наблюдал за шутливой возней солдат, но, оглянувшись вокруг и убедившись, что никто не обращает на него внимания, подпрыгнул несколько раз, брыкнув ногами, пронзительно гикнул и бросился в барахтающуюся толпу.

Куприянов, со стороны наблюдавший за Хаджибековым, рассмеялся, покачал головой и направился в штаб батальона для уточнения некоторых деталей ночного учения.

Вскоре казарма затихла: солдаты легли спать. Дневальный погасил свет, оставив лишь дежурную лампочку, выкрашенную синими чернилами. Исхак долго лежал с открытыми глазами, прислушиваясь к шуму дождя за окном. И прихлынули к сердцу, поплыли перед глазами воспоминания о родном крае… Степи, степи… Серые, ровные… Ветер резвится на просторе, подняв в голубое небо хвост пыли… несет на теплых крыльях своих запахи горькой полыни, таволги, дыма пастушьих костров… ерошит розовые малахаи тамариска… морщинит таласские заводи. Телеграфные столбы, бредущие куда-то вдаль, гудят, гудят жалобно. Пронзительно и тонко свистят суслики, неумолчно стрекочут кузнечики. В густых карагайниках говорливые перепелиные семейства. Ватаги степных куропаток стремительно перепархивают серыми хлопьями с места на место.

Колышутся, шумят серебристо-шелковые разливы ковылей. Шушукаются камыши по берегам быстроводного Таласса. Издалека доносится громкое ржание; табун коней идет на водопой. Жеребята переплывают Таласс, катаются по траве, отряхиваются и, задиристо, согнув колесом лоснящиеся шеи, пускаются вперегонки. Призывно ржут айгыры – вожаки косяков, собирая свое семейство. И вот уже мчится табун… Гудит степь под копытами стройных рослых аргамаков. «Эгей-ей-ей!» – перекликаются пастухи. «Эгей-ей-ей!» – возбужденно кричит Исхак, прильнув к шее быстроногого аргамака. Вольный ветер подхватывает и разносит по сторонам оклики пастухов, ржание лошадей… Несутся серебристые кони по серебристой бескрайной казахстанской степи. Эх, степи, степи…

В степи уважали Исхака. Многие табунщики завидовали его мастерству. Собираясь в путь по бесконечным отгонным трассам, Хаджибеков не метался, как другие, по степи, сгоняя коней, а спокойно выезжал вперед и протяжным призывным криком оглашал степь; айгыры откликались на знакомый голос и послушно вели за табунщиком свои косяки. Табун его быстро увеличивался; жеребята росли крепкими и здоровыми. Правительство наградило молодого парня медалью.

В этот же год его призвали в армию. Здесь все не так, по-другому, непривычно строго. Иногда такая тоска нападет – убежал бы домой, не оглядываясь. Но нельзя: каждый батыр обязан отслужить свой срок. Что ж, он, Хаджибеков, готов служить честно и хорошо, но помкомвзвода и командир отделения не дают ему жизни. Особенно лейтенант: все ему не так – придирается на каждом шагу. Нехороший, совсем худой начальник!

Тут Исхак неожиданно вспомнил о рубце на виске Куприянова и открыл глаза. «Ранен или так? – подумал он. – Надо спросить у Пирогова, он служит уже два года, знает, наверное». Хаджибеков нетерпеливо дернул за руку соседа. Пирогов сразу прекратил посвистывать носом и открыл глаза.

– Ты что? – недовольно проворчал он.

– Слушай, Пирогов, – торопливо зашептал Исхак. – У лейтенанта рубец на виске. Ты не знаешь отчего?

– Ранен, стало быть, – сонно ответил Пирогов и закрыл глаза.

– Подожди, не спи маленько, – тормошил его Исхак. – Где ранен?

– Стало быть, на войне.

Исхак нахмурился, откинулся на подушку. Пирогов опять засвистел носом. «Как суслик!» – сравнил Исхак, Что-то припомнив, он снова дернул соседа за руку.

– Ну, что ты прилип как банный лист… Отвяжись… – пробормотал Петр.

– Скажи, Пирогов, а он рядовым был или сразу офицером стал, а?

– Был, – пробубнил Пирогов. – В нашем же взводе всю войну прослужил. Спи, стало быть.

Пирогов отвернулся.

– А почему он такой вредный, плохой? Придирается… – вслух высказал свои мысли Исхак.

Пирогов вдруг поднялся и сел в постели.

– Кто плохой? – переспросил громко он..

– Лейтенант.

– Сам ты плохой, лошадиный начальник. Служишь, стало быть, без году неделю, а туда же… в прокуроры, – презрительно проговорил Пирогов.

Солдаты подняли головы с подушек. Дневальный бросился к разговаривающим, зашипел и погрозил кулаком.

– Тьфу! Твоя голова набита бараньей шерстью, – огрызнулся Хаджибеков. Пирогов махнул рукой и натянул одеяло на голову.

«Лошадиный начальник», – негодующе возмущался Исхак про себя. – «Посадить бы тебя на дикого аргамака. Тьфу!».

Сосед мирно посвистывал носом, и это раздражало, злило Исхака. Он ворочался с боку на бок, перевертывал подушку. Сон не приходил.

В помещение вошел лейтенант. Хаджибеков увидел его и замер, даже не успев натянуть на обнаженные ноги сбившееся одеяло. Он прикрыл глаза и притворился спящим. Сквозь ресницы Исхак видел, как дневальный рванулся к командиру, намереваясь отдать рапорт, но Куприянов махнул рукой и приложил палец к губам. Он медленно прошел вдоль ряда коек и остановился у койки Хаджибекова. Исхак плотно смежил веки и почувствовал, что на его ноги легло что-то мягкое. Когда шаги командира удалились, Исхак осторожно приоткрыл глаза и удивился: ноги его были прикрыты одеялом. Тихонько повернувшись на грудь, Исхак спрятал горячее лицо в подушку. Чувство неприязни к командиру смешалось с каким-то другим, непонятным Исхаку чувством. Он старался разобраться в нем, но мысли спутались в голове. Солдат заснул.

Ночью объявили тревогу. Разом заскрипели койки. Потом несколько секунд слышалось только шуршание одежды: солдаты быстро одевались.

У столика дневального стоял командир и поглядывал на подчиненных. Хаджибеков заторопился. Пирогов уже успел надеть штаны и, натягивая сапоги, приговаривал: «Тревога, стало быть». Исхак старался не отставать. Кое-как одевшись, он побежал к оружейной пирамиде. Схватив автомат и противогаз, заспешил к ящику с боеприпасами, надевая на ходу противогаз. Но тяжелая сумка выскользнула из рук и запуталась лямкой в ногах. Исхак споткнулся и повалился прямо на сержанта, выдававшего боеприпас, чуть не сбив его с ног. Сержант начал громко отчитывать солдата. Хаджибеков, насупившись, понуро смотрел в пол, переминаясь с ноги на ногу.

– Отставить! Продолжать выдачу боеприпаса! – скомандовал Куприянов сержанту. – Рядовой Хаджибеков, ко мне!

«Опять», – мелькнуло в голове у Исхака. Он в смятении подбежал к командиру. Горькая обида, досада и злость отразились на его лице. Исхак не чувствовал за собой вины. Он хотел все сделать как можно лучше, но получалось наоборот. Просто ему не везет, и вообще… Взъерошенный, растерянный, стоял он перед командиром и, как затравленный, настороженно и недоверчиво поглядывал по сторонам, с тревогой ожидая насмешек солдат.

– Вы зря так спешите, товарищ Хаджибеков, – сказал командир. – Действовать нужно быстро, споро, не суетливо. Смотрите.

И, прежде чем Исхак успел что-либо сообразить, Куприянов подошел к пирамиде, ловко выхватил и одним движением руки надел через плечо противогаз, взял автомат. Затем подошел, на ходу оправляясь, к шкафу с боеприпасом. Несколько точных, быстрых движений – и командир уже стоял в полной боевой готовности.

– Споро, но те торопко, – еще раз повторил с улыбкой Куприянов. – В этом секрет. Ничего, еще научитесь…

Дождь хлестнул по лицам, застучал по плащ-палаткам. Разбушевавшееся море било тяжелыми волнами в обрывистый берег. Небо едва угадывалось над головой – черное, лохматое. Земля под ногами чавкала и пищала. Но непогода шла на убыль: тучи рассеивались, дождь редел, ветер захлебывался в волнах моря, запутывался в кустах и деревьях, стихал.

Взвод двинулся гуськом по скользкой прибрежной тропе, потом свернул в глубь берега и рассыпался в поблескивающих влагой кустах. Впереди, далеко за черными островерхими шапками гор, нехотя рождался рассвет.

Разведчики передвигались бесшумно и быстро. Командир спокойно и тихо подавал короткие распоряжения, делал замечания.

В тишине отчетливо звякнул металл.

– Ложись! – скомандовал Куприянов и опустился на землю рядом с Хаджибековым. Исхак виновато поглядел на командира.

– В чем дело, Хаджибеков? – тихо спросил лейтенант.

Исхак шумно вскочил на ноги, ударив автоматом о запасной диск и вытянулся.

– Ясно. Ложитесь. Вставать тоже не следовало бы. Мы в тылу у врага. Забыли?

– Так ведь условный враг, товарищ лейтенант, – возразил Исхак.

«Условный», – повторил про себя Куприянов, но ничего не сказал.

Бледное зарево уже охватило полнеба, когда взвод залег на опушке небольшой рощицы, расположенной у подножья горы. Между рощей и горой раскинулась малахитовая от густой сочной травы широкая поляна.

Командир разъяснил подчиненным задачу. Солдаты скатали плащ-палатки, приготовились. Куприянов взмахнул рукой.

Помкомвзвода ползком обогнул бугорок и скрылся в высокой траве. За ним поползли остальные разведчики. Исхак, стараясь изо всех сил, быстро заработал ногами и локтями и вскоре оказался впереди всех. Он остановился передохнуть и только теперь почувствовал, что вода, пропитав одежду, холодом охватила тело. Трава при малейшем движении обдавала потоком брызг, как из душа.

Исхак поежился и, приподнявшись, посмотрел назад. На опушке рощи среди деревьев стоял Куприянов. Он, казалось, смотрел прямо на него. Хаджибеков пригнулся и торопливо пополз дальше. Холодная струйка воды заскользила вдоль спинного хребта к поясу. «Сатана!» – выругался Исхак шепотом, передергивая плечами, и ткнул автоматом в изумрудную стенку травы. Стенка дрогнула и осыпала на голову солдата упругие бусинки воды.

Исхак замотал головой, отплевываясь и чертыхаясь. И сейчас же на него обрушился новый поток бусинок. Хаджибеков рассердился не на шутку. И опять ему показалась пустой и никому не нужной эта игра с воображаемым противником. Он не видел необходимости барахтаться в воде ради какой-то условной задачи. «Выдумывает», – с неприязнью подумал Исхак о лейтенанте. Он устал, промок насквозь. А для чего? Все больше и больше раздражаясь и ожесточаясь, солдат с шумом раздвигал траву и рывками передвигался вперед. «Ха, ползти! – ворчал он. – Зачем ползти в воде? Кто увидит? Когда надо будет, можно ползти хоть тысячу километров. А сейчас? Сам сидит в роще, а ты ползи. Неправильно! Зачем ползти, когда можно перебежать поляну!»

Он попробовал было встать на четвереньки, но тут же оказался прижатым к земле.

– Не подниматься! Ползти без шума! – услышал он у самого уха голос командира. Исхак прижался к земле и замер. Командир кивнул головой и отполз в сторону. Исхак зарылся в траву и почувствовал терпкий парной запах земли. Он несколько раз сильно потянул носом и пополз дальше. Через несколько метров он оглянулся по сторонам и не увидел никого. Прямо перед ним лежала неширокая темно-зеленая дорожка воды. Трава, казалось, опустилась в этом месте, прилегла. «Речка», – отметил про себя Исхак и стал ждать, оглядываясь и прислушиваясь. Рядом с ним раздвинулась трава и снова показался командир. Он осмотрелся, тихо свистнул и сполз в воду. Исхак поспешил вслед за командиром, стараясь, как и он, опускаться в воду боком, без всплесков и бульканья. К удивлению своему, Исхак не почувствовал холода, когда зеленая вода обняла его. Подняв над головой автомат, солдат двинулся к другому берегу, заросшему кустами.

Там сделали передышку, внимательно осматривая горбатую каменистую гору. Разведчики дышали тяжело; вода струйками сбегала с них в траву; от одежды шел пар.

– Теперь одним стремительным броском – до вершины, – тихо сказал командир.

Исхак, задрав голову, взволнованно посматривал на каменные беспорядочные нагромождения, прерывисто и часто дыша.

– Вперед! – властно скомандовал лейтенант.

Солдаты быстро полезли вверх, переваливаясь через камни, взбираясь на уступы, хватаясь за редкие кустики. Впереди всех бежал помощник командира взвода. Он ловко лавировал среди камней, прилипал всем телом к покатым чешуйчатым серым плитам и, как паук, пошевеливая раскинутыми по сторонам длинными руками и ногами, взбирался все выше и выше. Оглядываясь, он махал руками, указывая солдатам удобные места для подъема, подавал отстающим автомат, подтягивал их и снова бросался вперед.

Сжав зубы и шумно дыша через нос, Исхак упорно лез вверх, не отставая от товарищей. С каждым метром он чувствовал себя все увереннее; какая-то озорная отвага наполняла его грудь. Ловко перепрыгнув с камня на камень, он с ходу взбежал по скользкой наклонной плите, на секунду остановился и рассмеялся. Его так и подмывало гикнуть во все горло, заулюлюкать во всю мочь, чтобы эхо раскатилось по горам и долинам на все четыре стороны. Но Хаджибеков сдержал себя и, шумно выдохнув, бросился вперед. Сапог солдата со скрежетом скользнул вниз по камню, и Исхак остановился, качнулся, бестолково замахал руками, пытаясь сохранить равновесие. Он тихо вскрикнул и повалился назад, инстинктивно прикрыв ладонями затылок. Но в этот момент кто-то сильно толкнул его в спину. От толчка Хаджибеков подался вперед, шагнул два раза и ухватился за выступ. Бледный, дрожащий, посмотрел он назад и увидел своего командира. Куприянов привалился к камню, вытирая побледневшее лицо.

– Вперед! – крикнул лейтенант оторопевшему солдату и вытянул руку.

Хаджибеков рванулся вперед.

До вершины горы осталось несколько метров, когда разведчики увидели на ней своего лейтенанта. Он стоял и следил за действием подчиненных. Офицер четко вырисовывался на фоне посветлевшего неба.

Исхак одним из первых достиг вершины и, тяжело дыша, стал рядом с лейтенантом. Лицо солдата сияло радостным возбуждением. Он отер рукавом пот и, удовлетворенно вздохнув, осмотрелся вокруг. Молчаливые горы колоннами подходили к морю. Море ритмично колыхалось и облизывало серые камни ленивым языком волны. На западе чернела подковой бухта. По темной воде стиснутого горами пролива плыл пассажирский теплоход. Волны у борта его, пронизанные электрическим светом нижних круглых иллюминаторов, были похожи на языки пламени; они всплескивали и лизали золотистый бок теплохода. Казалось, что огненный корабль плывет по огненной дороге.

Военные и торговые корабли стояли на рейде и у причалов приморского города. Белели корпуса заводов и фабрик. Над портом качался жидкий голубоватый туман. Помигивали крупные, словно разбухшие от влаги, бледные уличные огни.

На мысе, у входа в бухту, выглядывали из густых зарослей серые стволы пушек береговой батареи. Высоко в небе бесшумно виражил, купаясь в лучах восходящего солнца, реактивный самолет. Он первым встречал солнце нового дня и приветствовал его покачиванием крыльев.

Исхак всем сердцем ощутил красоту лежащего у его ног мира и не мог оторвать взгляда от него.

У каждого из нас есть на памяти такие минуты. С годами жизнь потрет и помнет нас; будут разные дни – яркие и тусклые, но эта минута останется навсегда, на всю жизнь, самой светлой и самой святой.

Окружив плотным кольцом своего командира, солдаты молча стояли на вершине горы и смотрели по сторонам.

– Можно курить, – сказал Куприянов и, улыбнувшись, добавил: – У кого сохранился сухим табак.

Солдаты вытащили папиросы и кисеты. У всех табак оказался мокрым.

Командир достал кожаный портсигар, раскрыл.

– Закуривайте, товарищи. А табачок надо уметь сохранять. Разведчику лучше не курить совсем, но… это дело хозяйское.

– Я сохранил! – радостно крикнул Исхак. – Товарищ лейтенант, я сохранил!

Он потряс большим кожаным кисетом, подаренным дедом – старейшиной коневодов – перед уходом внука в армию.

– Закурите, товарищ лейтенант, – предложил Исхак и поспешно, боясь, что командир откажется, добавил – Хороший табачок, наш, казахстанский. Крепкий!

Куприянов взглянул на солдата и в доверчивом и вопрошающем взгляде подчиненного увидел что-то такое, что обрадовало и взволновало его. Лейтенант выбросил изо рта папиросу и неторопливо оторвал от поданной ему газеты аккуратный прямоугольничек.

– Попробуем вашего казахстанского.

Хаджибеков подцепил пальцами порядочную щепотку табаку и большой горкой насыпал на бумажку, подставленную командиром. Скрутив цигарку, Куприянов прикурил и, затянувшись, чуть не задохнулся. На глазах его выступили слезы. Табак оказался очень крепким, не по вкусу Куприянова. Хаджибеков, весь подавшись вперед, не шевелясь и не дыша, во все глаза смотрел на командира.

Лейтенант затянулся еще раз и, медленно выпустив дым изо рта, сказал:

– Хорош табачок. Крепчайший! Спасибо.

– Вот, – облегченно выдохнул Исхак и тепло, довольно улыбнулся.

Солнце наконец поднялось над вершиной далекой горы и мгновенно затопило потоком ослепительного света город, окрестности, море. И сразу же все зашевелилось, зашумело.

Кончилась ночь. Ожил, заговорил новый день.