Текст книги "Люди с оружием. Рассказы"

Автор книги: Сергей Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

4

Зимний день на Мурмане короток. Солнце, вынырнув из-за горизонта, перекатилось шаром по краю земли и скрылось за сопками. Снова наступила полярная ночь.

Мичман положил труп Потапа Петровича на койку и прикрыл флотской шинелью.

Фашистов мичман связал и, не в силах убрать в сторону, так и оставил на кухне. Саня все еще сидел на полу и безучастно смотрел на все, ч то делал моряк.

– Пойдем, Саня, сказал мичман. – Надо осмотреться. Мальчик тяжело поднялся.

– Пойдем. Ты теперь здесь хозяин. На тебя вся надежда.

Саня поднял голову, посмотрел на мичмана и шагнул к выходу.

– Пойдемте.

Вокруг было тихо: немцы не слышали автоматных выстрелов. Осторожно подойдя к краю площадки, Чернышев присел на камень и вытянул ноющую ногу.

– Рассказывай, Саня, где и что у них здесь расположено. Саня осмотрелся н начал тихо рассказывать, постепенно оживляясь.

– Так. Хорошо! – одобрял мичман. – Дадим им жару-пару.

Саня загорелся и начал торопливо показывать расположение немецких позиции, батарей, огневых точек, тех, что примечал на всякий случай по совету дедушки.

– А за той сопкой, в рыбацком становище, у них есть танки и много-много солдат. Дорога проходит вон за той грядой… Я смотрел один раз: машины идут, танки, пушки, солдаты…

– Молодец, Саня!

Вытащив карту из сумки, Чернышев что-то отметил на ней крестиками и кружочками. Потом они вернулись в дом. Мичман включил рацию, надел наушники. Издалека еле слышно, но настойчиво прозвучали в телефоне знакомые позывные. Сторожевой катер запрашивал по условной таблице о положении дел десантников.

– Есть, – вздохнул Чернышев и подмигнул Сане. Он включил передатчик и, прикрыв рукой раструб микрофона, прерывающимся голосом заговорил:

– Лютик. Лютик. Я Астра. Как меня слышите? Как меня слышите? Отвечайте. Прием. Прием.

«Лютик» ответил и сразу же запросил о готовности показать сигналом место высадки и вести корректировку огня.

Чернышев ответил, что все готово, сигнал будет дан на мысе «Гнездо баклана» в назначенное время. О том, что он ранен, а лейтенанта Дагаева, возможно, нет в живых, Чернышев умолчал. Сообщив предварительные данные о противнике, мичман включил радиостанцию и взглянул на часы.

– Так! Будем готовиться к бою, Саня.

5

Туманная мгла окутала берег и море непроницаемой пеленой. Чернышев подошел к груде камней, которыми было завалено отверстие в тайник. С помощью Сани он отвалил несколько камней и вынул из пещерки баллоны, детали и инструмент. Перетащив все это в башню маяка, Чернышев начал собирать устройство для подачи сигнала огнем. Саня молча помогал ему. Мальчик словно повзрослел за этот один день.

Закончив работу, Чернышев снова включил радиостанцию. Переговорив с кораблями, мичман сказал:

– Подходят… Скоро будут здесь.

– Дядя, разрешите, я зажгу маяк, – попросил Саня.

– А умеешь?

– Еще бы. Дедушка научил меня.

– Хорошо. Я скажу, когда зажигать. А сейчас рацию перетащим на площадку. Будем корректировать огонь.

Укрывшись на площадке у дороги за каменным барьером, так, чтобы хорошо просматривать и море и берег, Чернышев взглянул на часы. Светящиеся стрелки циферблата показывали 00.45.

– Пора!

Чернышев вызвал корабли:

– Лютик. Лютик. Я Астра. Даю данные. Ориентир – огонь маяка. Саня, зажигай!

Саня стремглав бросился к маяку, взобрался по винтообразному полуразрушенному трапу наверх и открыл вентиль баллона с газом. Чиркнув спичкой, он поднес ее к горелке, и она тотчас же окуталась слабым трепещущим пламенем. Саня вспомнил о дедушке: как ждал он дня, когда маяк снова, как прежде, пошлет снопы света навстречу советским кораблям. Не дождался, погиб.

Саня решительно открыл вентиль до отказа. Пламя увеличилось и побелело. Теперь его хорошо должны видеть со стороны моря. Мичман прокричал в микрофон несколько слов и цифр. В ответ ему на море тотчас же вспыхнуло и исчезло пятно света, словно далеко в темноте кто-то раскурил огромную папиросу. На берегу раздался взрыв. Чернышев снова закричал в микрофон, и опять далеко в море вспыхнули два оранжевых пятна, и на берегу прогромыхали два взрыва.

– Накрытие! – крикнул мичман. – Накрытие! Залпом из всех орудий. Огонь!

И сразу же над морем растянулась и засверкала длинная пунктирная цепочка оранжевых пятен: огненный вал обрушился на врага.

Немецкие позиции ожили. По небу забегали лучи прожекторов, затявкали наугад зенитки, застрочили пулеметы, прожекторы суматошно шарили по пустынному небу. Фашисты ждали удара с воздуха. А огненная метла корабельных пушек захватывала все новые и новые участки берега.

Немцы наконец опомнились. Прожекторы потухли, зенитки умолкли, и тотчас же ударили пушки крупных батарей. Фашисты открыли огонь по кораблям. Разгорелся артиллерийский бой.

Саня, прижав к груди автомат, испуганно, удивленно смотрел по сторонам. В неверном свете взрывов он увидел на дороге группу немецких солдат. Они бежали к маяку. Саня дернул мичмана за рукав. Чернышев спокойно кивнул головой и, не отрываясь от микрофона, открыл огонь по солдатам. Но немцы подбирались все ближе и ближе. Саня долго не решался стрелять, но, подбадриваемый Чернышевым, неожиданно нажал спусковой крючок и закрыл глаза. Автомат затрясся в его руках, как живой.

– Крепче, крепче прижимай к плечу! – крикнул ему мичман.

Саня изо всех сил прижал к плечу приклад и снова нажал крючок. На конце ствола перед самыми глазами его запрыгали огоньки. С минуту Саня удивленно следил за огоньками и вдруг испугался, что стреляет не туда, куда следует. Оживившись, оттого ли, что так весело прыгают огненные зайчики на стволе, оттого ли, что страх прошел и стрелять оказалось даже интересно, Саня навел ствол автомата на ряды ползущих немцев и застрочил.

В небо взвились ракеты, и тотчас же корабельные пушки перенесли огонь в глубину обороны немцев.

– Ура-а-а! – прокатилось по берегу. – Ура-а-а!

С катеров морских охотников, подходивших к берегу, спрыгивали моряки и разбегались по склонам сопок и скал.

– Ура-а-а!

За всю свою жизнь никогда не испытывал Саня такого подъема, такого сильного чувства, захватывающего дыхание. Он вскочил на ноги и тоже закричал: «Ура!»

На площадке появились моряки. Ряды фашистов дрогнули и попятились.

Уже в полдень, когда на востоке растаяла тьма и из-за горизонта выкатилось большое и холодное солнце, десант, выполнив боевое задание, покидал берег.

Освобожденный из плена раненый лейтенант Дагаев, мичман Чернышев, Саня и группа десантников собрались на площадке у маяка. Посредине стоял сколоченный из плавунов и досок гроб с телом Потапа Петровича. «Вырытая» в скале динамитом могила ждала старого моряка.

Саня не плакал. Он стоял в строю моряков, сжимая в руке автомат.

– Дорогой Потап Петрович! – сказал глухо мичман Чернышев, преклонив колено у гроба. – Мы клянемся тебе по-поморски, по-русски драться с врагами. Мы еще вернемся сюда. Мы зажжем твой маяк. Мы добьем последнего фашиста на нашей советской земле, на нашем студеном море. Клянемся!

– Клянемся! – повторили моряки и преклонили колени.

– Клянусь! – тихо сказал Саня.

Залп из автоматов скрепил боевую клятву моряков. В его прощальный гул влился и выстрел Сани Багрова, внука помора,

Сердце корабля

1

Старшина группы мотористов торпедного катера Абдулла Ахметов возвращался с друзьями из города на плавучую базу. По дороге моряки повстречали парнишку лет четырнадцати в изорванном пальтишке с куском хлеба в руках. На голове его ухарски сидела белая заячья шапка с длинными наушниками, из-под которой выбивались пряди черных волос. На ногах гремели подбитые железками огромные солдатские сапоги.

– Здорово, парнище! – шутливо окликнул его Ахметов.

– Ступай себе мимо, – серьезно ответил «парнище», отправляя в рот изрядный кусок хлеба.

– Какой ты грозный!

Моряки засмеялись.

– Я не грозный, – я обыкновенный.

– Батыр! Как тебе имя?

– Александр Владимирович Савин.

– Важный джигит! А куда ты идешь?

– В город.

– Домой?

– У меня дома нет. Разрушило бомбой, и маму убило. Один я, – сказал Саша и сразу опечалился. Петушиный задор его пропал, и он показался морякам совсем маленьким.

Моряки перестали улыбаться и окружили мальчика.

– Так. А отец? – продолжал расспрашивать Ахметов.

– Отец умер еще до войны.

– А родственники есть?

– Есть. Они далеко, в Ленинграде. А Ленинград в блокаде, там тоже фашисты напирают, – не доберешься.

– Ты куда ходил?

– Так просто, – неуверенно ответил Саша и, застеснявшись, спрятал за спину хлеб.

– Понятно, – Ахметов задумался. – Ты учишься?

– Нет, бросил. Уже два месяца не хожу в школу.

– Плохо. Совсем плохо, Александр. А хочешь учиться?

– Какое теперь учение: воевать надо с фрицами.

– А где ты воюешь?

– Я… – начал воодушевленно и громко Саша, но, посмотрев на ордена и медали Ахметова, смешался и тихо закончил: – Я зажигалки сбрасываю с домов. Как немецкие «горбыли» прилетят, я сразу на крышу. Конечно, этого мало. Вот если бы на корабль попасть да в бой ходить, – это да.

– Кто же тебя в бой пошлет, если ты не умеешь бороться с простыми трудностями?

– Я умею, – обиженно сказал Саша.

– Умеешь, а вот в школу не ходишь. Конечно, в школе надо учиться, готовить уроки, а это нелегко. Сила воли для этого нужна, мужество.

Саша широко раскрыл глаза и удивленно посмотрел на старшину.

– Шутите вы! Какое тут мужество: сиди и решай задачки, учи географию, зверей разных, растения. Терпение лопнет.

– Во! Терпение! Тропа – мать дороги, терпение – мать мужества. А терпения у тебя нет. Слабый ты, джигит, не выносливый, значит. Настоящий батыр – это такой человек: ему тяжело и холодно – он терпит; нет хлеба, воды нет – он терпит; рана в груди – он терпит, не падает духом; враг со всех сторон – он терпит, не отступает, а идет вперед, бросается на врага и уничтожает его, как шакала.

– А учеба? – неуверенно возразил Саша. – В бою разве нужны знания? Сильным надо быть…

– Хо! – воскликнул Ахметов. – Если враг умнее тебя – он страшен. Ему яснее обстановка, он видит все насквозь, в этом его сила и преимущество. Учись, поднимись выше врага, чтобы победить его. В бою соображать надо.

Саша опустил голову.

– Ну вот что: пойдем с нами, – просто, по-отцовски сказал Ахметов, – накормим тебя. Чай горячий, кирпичный попьешь – молодой, совсем молодой будешь. Выспишься, а завтра мы поговорим, хорошо поговорим.

Согласен?

Саша посмотрел на моряков и улыбнулся.

– Ну, вперед, – скомандовал Абдулла Ахметов и, положив на плечо Саши руку, зашагал по дороге.

Саша пошел рядом, изо всей силы стараясь шагать в ногу с моряками,

2

На следующий день Саша проснулся поздно. Он поднялся и огляделся. В небольшом кубрике стояло несколько коек, заправленных зелеными одеялами с белоснежными подушками в головах. Матрос с бело-синей повязкой на левом рукаве фланелевки смотрел на него и улыбался.

– Ох, и спишь ты! Все уже давно встали – видишь, никого нет. Скажи спасибо старшине Ахметову: он приказал не будить тебя.

Саша вскочил с койки и поискал глазами свою одежду. Матрос засмеялся:

– Твои «доспехи» за борт выбросили. Новое обмундирование получишь, матросское. Понимать надо: к гвардейцам попал. Во! – и матрос поиграл кончиками оранжево-черной ленточки своей бескозырки, но вдруг крикнул: – Марш умываться! За мной!

Саша побежал за матросом. Чистый, повеселевший, он возвратился в кубрик. Вскоре пришел старшина первой статьи Ахметов. Саша узнал его и обрадованно бросился навстречу. Абдулла был тронут.

– Батыр! На вот, одевайся, – Ахметов разложил перед Сашей черные брюки, фланелевку, синий матросский воротничок, полосатую тельняшку, флотский ремень с медной бляхой, бескозырку. Вещи были настоящие, добротные, и Саша замер от восхищения.

– Одевайся! Не тяни, к командиру пойдем: к гвардии капитану третьего ранга Остроухову. Приказал явиться.

Саша оделся. Бескозырка оказалась без ленточки, и это обстоятельство разочаровало его. Он пристально посмотрел на старшину, теребя край бескозырки.

– Салака! – сказал матрос насмешливо. – Не положено ленточки. Гвардейскую ленту заслужить надо.

– Да, да, – подтвердил Абдулла. – Гвардеец – это высокое звание воина. Заслужить его надо. Ну, пойдем, – сказал старшина, осмотрев Сашу со всех сторон.

Капитан третьего ранга расспросил Сашу о жизни, об учебе и разрешил Ахметову оставить его на плавучей базе, но устроить немедленно в школу.

– Учиться надо тебе, Александр. Вот ты пропустил два месяца – это плохо. Старайся наверстать упущенное. Я буду ходатайствовать перед командующим о зачислении тебя в отряд воспитанников. Смотри же, не подведи.

– Я буду стараться, сильно стараться, – ответил взволнованно Саша.

– Добро! Гвардейцы должны быть всегда во всем впереди, – и, обратившись к Ахметову, приказал: – Вам, старшина, поручаю заниматься воспитанником Савиным, учить его своей специальности без отрыва от школы, приучать к морскому делу. Но главное – школа. Это запомните. Ясно?

– Ясно. Есть, товарищ капитан третьего ранга! – ответил старшина.

Так Александр Савин был принят в семью гвардейцев отряда торпедных катеров. Абдулла Ахметов устроил его в школу, подарил полевую сумку, купил книги, тетради, и Саша начал учиться в шестом классе. В свободное время старшина знакомил Сашу с катером. Командир катера лейтенант Загребный и все члены немногочисленного экипажа встретили воспитанника приветливо.

– Торпедный катер – это не простой корабль, – рассказывал старшина, показывая Саше ходовую рубку, торпедные лотки, моторный отсек. – Он стремителен, смел и решителен, как беркут. Он идет на врага прямо и поражает его торпедой. У беркута есть сердце, у катера тоже есть сердце – машина. Сердце работает – катер летит на врага, он грозен и страшен. Сердце не работает – катер стоит, враг бросается на него и уничтожает. Поэтому, что бы ни случилось, какие бы раны катер ни получил, сердце его должно работать бесперебойно. Понял?

– Так точно, товарищ гвардии старшина первой статьи, – по-военному ответил Саша и зарделся от счастья.

– Молодец! Буду учить тебя на моториста.

– Есть! – ответил Александр.

3

Редко видел свой катер Саша. Катер уходил на выполнение боевых заданий, задерживался на маневренных базах и возвращался только для ремонта, отдыха и пополнения запасов. Приходил он потрепанный, с рваными дырами на серой рубке и палубе, но всегда своим ходом. Саша научился узнавать его по реву моторов и бежал встречать Ахметова.

Отремонтированный, катер снова уходил в море. Старшина перед уходом проверял тетради Саши: очень сердился, если обнаруживал кляксы, скупо хвалил за хорошие оценки. Прощаясь, он всегда обещал Саше взять его на катер, как только тот закончит шестой класс с отличными оценками.

В одном бою Ахметова ранило в руку, но он, немного подлечившись в санитарной части на плавучей базе, снова возвратился в строй.

– Товарищ гвардии старшина, вы бы отдохнули: рука-то не зажила еще. Бинты вон не сняли, – сказал ему Саша.

– Откуда ты знаешь, что не зажила?

– А я у доктора спрашивал. Он сердился на вас, обещал командиру пожаловаться.

– Да я же здоров, как верблюд, – и, обняв Сашу, тихо и серьезно добавил: – Хороший бой – лучшее лекарство. Лучше смерть, чем не отомщенная врагу рана.

Саша подружился со всеми моряками. Когда своего катера не было, шел на другие и просил мотористов рассказать об устройстве и работе моторов. Моряки охотно выполняли его просьбу. Саша так увлекся изучением моторов, что запустил учебу в школе и однажды получил по русскому языку двойку. Как назло в этот день вернулся катер Ахметова.

Старшина весь вечер провел с Сашей, рассказывал о том, как они потопили немецкий транспорт. С замиранием сердца ждал Саша минуты, когда старшина начнет проверять его тетради и дневник. Но в этот вечер старшина не спросил о школе, и Саша облегченно вздохнул. Утром он, спрятавшись в читальне, втайне от всех исправил чернилами двойку на пятерку и, пытаясь остаться незамеченным, украдкой проскользнул в кубрик. Там его ждал старшина.

– Где ты был? – спросил Абдулла.

Саша смешался, покраснел и потупил взор.

– Вот командир спрашивал, как дела у тебя с учебой. Я сказал, что хорошо. Доложил ему также о том, что ты, овладел специальностью моториста и можешь нести самостоятельную вахту. А ну-ка, покажи дневник.

Саша бледнея протянул Ахметову дневник. Старшина перелистал его, посмотрел оценки за последнюю неделю и молча положил на стол. Саша смотрел на Ахметова, пытаясь узнать, заметил или не заметил он подделки. Но старшина молчал. Потом он встал и сказал:

– Идем на палубу, Александр.

На баке они присели у обреза. Старшина раскурил трубку и широким жестом показал на море.

– Неправду говорят, что в море не видно следов кораблей. Неправда! – начал разговор Ахметов. – Вон, видишь, след? Это ушел катер Героя Советского Союза Петрова. След героя виден далеко и долго. Идут корабли, а за кормой остается след. Иногда он едва заметен, и только по пузырькам определишь его направление, иногда же он сверкает фосфорическим светом. Много дорог в море. Есть дорога лжи и обмана, дорога бесчестья. А есть дорога мужества и чести – дорога советских моряков. Ты какой бы хотел идти дорогой, Александр?

– Я бы хотел, – начал Саша и запнулся. Краска стыда заливала его лицо, но старшина был занят трубкой и, не замечая ничего, ждал ответа.

– Дорогой чести, – словно выдавил наконец из себя слова Саша.

– Так! Правильный ответ. Хорошо говоришь. Но иногда у некоторых слабых людей слова расходятся с делом. Такой человек хитрит, лукавит, как лиса, вертит хвостом: говорит одно, а делает другое. Что это за люди? Фальшивые люди, плохие, совсем плохие люди. С такими людьми нам не по пути. Как думаешь, Александр?

– Не по пути, – как эхо повторил Саша.

– Но в жизни бывают ошибки и у хорошего человека. Такой человек найдет в себе мужество признаться в ошибках. Он не обманет друзей и товарищей. Он осудит свой проступок и исправит его трудом, делом. Быть правдивым во всем, уметь сказать в глаза друзьям о своих недостатках и ошибках, открыто, смело бороться с ними, устранить их – вот закон настоящего советского человек ка. Подумай об этом, Александр.

Старшина поднялся и ушел на катер.

Долго сидел Саша у борта, пристыженный, глотая невольные слезы. Очнулся он только тогда, когда услышал знакомый шум моторов. С грустью смотрел он на уходящий вдаль маленький корабль. Вот катер рванулся и, разбросав по сторонам длинные белые усы буруна, помчался к мысу. «Мой старшина прибавил обороты мотора. Эх!» – подумал Саша и вздохнул. Он постоял еще немного, задумавшись, и решительно направился к командиру,

4

Неделю Саша ходил сам не свой. Командир объявил ему выговор за подделку отметки и, как узнал Саша, приказал писарю задержать приказ о присвоении воспитаннику Савину воинского звания. «И все это наделала проклятая двойка», – думал Саша и, вспомнив о проступке, краснел до самых ушей.

Шло время. Приближались экзамены. Саша старался учиться как можно лучше. Двойку по русскому языку он честно исправил на пятерку. Учитель похвалил его и обещал сообщить об этом командиру.

В тот день, когда Саша сдал последний экзамен, закончив учебный год на отлично, на корабле его ждала еще одна большая радость.

Вечером на плавучей базе перед строем моряков был зачитан приказ командира: «За отличные успехи в учении и примерную дисциплину воспитаннику отряда торпедных катеров Савину Александру присваиваю звание «гвардии юнга» и объявляю благодарность. Ранее наложенное взыскание «выговор» снимаю ввиду честного и открытого признания гвардии юнги Савина в совершенном проступке».

У Саши от радости перехватило дыхание.

– Служу Советскому Союзу! – прерывистым, но звонким голосом ответил он.

Тут же, перед строем, офицер вручил гвардии юнге Савину гвардейскую ленту и погончики.

Через несколько дней вернулся с маневренной базы торпедный катер лейтенанта Загребного. Весь в шрамах, с разбитой рубкой, с пробоиной в борту, катер шел, сильно накренившись, но моторы его, как всегда, гудели ровно и сильно. Саша бросился к причалу. Первым вышел на берег командир. Прихрамывая, он опирался на плечо боцмана. За ним вынесли тело убитого в бою моториста украинца Ивана Дробного. Наконец появился на палубе старшина Абдулла Ахметов. Ступив на трап, он покачнулся. Несколько матросов подхватили его и понесли. Саша бросился к старшине.

Почти месяц лежал в госпитале Ахметов. Его часто навещал Саша. За это время они о многом переговорили. Саша рассказал, как он подделал отметку в дневнике, как честно доложил об этом командиру после разговора со старшиной.

– Молодец, – сказал Абдулла.

Саша, счастливый и гордый, восхищенно смотрел на бледное лицо своего старшины.

Ахметов спросил о ходе ремонта катера.

– Скоро будет готов. Отремонтировали, как новенький стал. Гвардии лейтенант разрешил мне участвовать в ремонте вместо старшего матроса Дробного.

– Да, погиб Ваня. Вместе с ним воевали с первого дня войны. Герой! Моторы знал как свои пять пальцев. Нет друга… – Старшина тяжело задышал и смял руками одеяло.

– Ему орден посмертно дали, – сказал Саша.

Абдулла переспросил:

– Орден? – Ахметов помолчал и тихо, торжественно заговорил: – Бессмертие – вот награда тому, кто умирает смертью храбрых за Родину! У подвига нет старости, у подвига не бывает смерти. Жив Иван Дробный!.. Ты, Саша, должен заменить его. Будь достойным светлой памяти настоящего батыра.

Саша поднялся с табуретки и, вытянувшись, по-морскому коротко ответил:

– Есть!

Вскоре катер вступил в строй. Вернулся на корабль и Абдулла. Саша был назначен мотористом вместо Ивана Дробного в подчинение старшины Ахметова и уже участвовал в двух боевых операциях. Старшина одобрительно поглядывал на молодого моториста. Он с радостью отмечал, что у юнги была настоящая морская хватка – упрямая, твердая. Он, как равный, делил с экипажем все трудности матросской жизни, не жаловался на усталость.