Текст книги "Отец монстров"
Автор книги: Сергей Арно
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
– А сейчас вы счастливы в браке?
– Да, вполне.
– А вот Вудхауз сказал, что брак не продлевает жизнь любви, а только ее мумифицирует.
– Пелем Вудхауз – хороший писатель, но Свифт мне нравится больше, а он написал, что если на свете так мало счастливых браков, то только потому, что девушки уделяют больше внимания плетению капканов, чем строительству клеток. Понятно? – Я тронул указательным пальцем кончик ее носа. – А вообще истину в высказываниях великих людей найти невозможно – об одном и том же они могут говорить прямо противоположные вещи, они только соревнуются в остроумии.
– А в последних словах тоже остроумничают?
– Последних? Ты имеешь в виду, последних в жизни?
– Ну да.
– Ну здесь, я думаю, более серьезно относятся, хотя как можно серьезно относиться к тому, к чему не имеешь уже отношения. В предсмертном состоянии человек еще не имеет отношения к смерти, но уже не имеет и отношения к жизни. А почему тебя это интересует?
– Никому не скажете? – Марина придвинулась ко мне ближе, и глаза ее сделались загадочными и восторженными. – Я этого никому не говорю, это моя тайна. Только вам скажу.
– Век воли не видать, – заверил я ее.
Марину, как видно, удовлетворила моя клятва. Она бросилась к своему рюкзачку «Смерть попсе!» и достала из него толстую старую тетрадь, сильно потертую и помятую – засаленные уголки ее загибались. Марина положила перед собой тетрадь и, приблизив ко мне лицо, проговорила:
– Я собираю последние слова. – Она сделала паузу, давая мне время для осознания, а потом продолжала: – Вот в этой тетрадке собрано около тысячи последних слов умирающих. Этим занимался еще мой дед. Он прочитал у Льва Толстого, что «слова умирающего особенно значительны», и поставил эпиграфом к этой тетради. Когда-нибудь я соберу книгу и издам ее под названием «Последние слова». Представляете, как здорово!
– Да, интересная идея, – похвалил я. – А где ты их берешь?
– Ну, из книг разных. Но здесь не только последние слова великих, но и самых обычных людей. Они ведь тоже умирают.
– То, что умирают, я знаю. Ну и что говорят?
– Разное, по совести говоря умного мало. – Марина раскрыла тетрадь и стала ее перелистывать, вглядываясь в корявые письмена. – Ну это не очень… Ну вот, например, Бетховен, сказал: «Я снова буду слышать на небе», а последними словами американского актера Бинга Кросби были: «Это была отличная партия в гольф, ребята»… Почему в гольф, черт его знает. А вот кстати, Людовик IV сказал, умирая: «Почему вы плачете? Неужели вы думали, что я буду жить вечно?» Красиво, правда?
– Да, ничего, – сказал я, с интересом заглядывая в тетрадь. – А что еще?
– Но это последние слова великих людей, а здесь есть и простых. Вот, например, что мой дедушка записал за умирающим дядей Остапом: «Смотри, чтобы соседка Зинка табуретку вернула… сволочь такая».
Мы посмеялись.
– А вообще великих изречений мало. Сам мой дед, который эту тетрадь писал, умирая, сказал… – Марина торопливо пролистнула несколько страниц, найдя нужную страницу: – «Ох, ядрена вошь, тяжко! Ни хрена на ум не идет». Вы знаете, я даже хочу эти последние слова деда, начавшего собирать последние слова, сделать эпиграфом к книге. Как вы думаете?
– Я думаю, очень хороший эпиграф будет, прикольный.
– Значительных последних слов совсем мало, в основном бытовуха. Кстати, сам Лев Толстой, видно, тоже, как и мой дед, хотел изречь что-то великое, но у него получилось: «Истина… Я люблю много… как они…»
– И все? – спросил я.
– И все.
– Видно, он афоризм приготовил, но забыл. Слушай, Марина, это вообще замечательная у тебя тетрадь. А что если я у тебя попрошу ее на один вечер, для того чтобы выбрать эпиграфы для своего романа.
Марина смотрела мне в глаза, не моргая.
– Я никому бы не дала ее, кроме вас, но с одним условием.
Марина смотрела мне прямо в глаза.
– Проси все, что хочешь, – улыбнулся я.
– Я должна записать ваши последние слова.
– Вот это просьба! – воскликнул я, внутренне содрогаясь. – Но я согласен, должен же кто-нибудь их записать.
Она протянула мне тетрадь, я заглянул в нее и отложил на край стола.
– Но и вы мне тогда тоже скажите правду, дядя Сережа. – Голос ее сделался серьезным, и брови сдвинулись. Мне захотелось поцеловать ее в пухлые губки. – Ведь они, великие люди, знали то, чего не знают другие… Я пыталась найти это в их последних словах. Я думала всегда, что уж в конце-то жизни они скажут это. Ну я имею в виду Тайну. Ведь они владели Тайной. Самой главной Тайной…
– Я не понимаю, о какой тайне ты говоришь. – Хмель хотя уже и выветрился, но я находился в возбужденном и каком-то восторженном состоянии. Возможно, это было от близости этой девушки или ее тетради.
– Ну я не знаю, как объяснить. Но вот те катаклизмы, которые происходят в мире. Ведь вы знаете. Вы писатель, автор многих книг, вы занимаете значительный пост в Союзе писателей – вы наверняка знаете больше, чем я и все другие, вы ведь что-то не договариваете. Есть же этот главный вопрос.
– Теперь я понял, что ты имеешь в виду, – улыбнулся я. – Хоть я и писатель, хоть и председатель, будь я даже депутатом или губернатором, все равно я читаю те же газеты, что и другие люди, по телевизору смотрю те же дебильные программы. Когда я работал в Смольном в пресс-службе губернатора, к нам часто приходили журналисты за информацией о работе администрации. И когда мы им рассказывали официальную информацию, они этак хитренько улыбались и говорили: «Ну ты-то наверняка больше знаешь, просто говорить не хочешь». А мы ведь действительно все рассказывали – ничего не скрывали.
Марина смотрела на меня молча, не мигая.
– Я думаю, вы знаете Тайну. Просто говорить не хотите. Или я не знаю, как задать вопрос.
– Нет, Мариночка, я не знаю ни главного вопроса, ни тем более ответа на главный вопрос. На него знает ответ только Господь. – Я поднялся. – Ну а теперь я пойду, пора за работу. Спасибо за тетрадь.
Я направился к двери кабинета.
– Вы знаете, дядя Сережа… – Я, обернувшись, остановился. – Мне было очень хорошо с вами.
И снова душный приступ нежности подкатил к грудной клетке, кровь ударила в лицо, замерло дыхание.
– Мне тоже, – еле слышно проговорил я и с бьющимся сердцем пошел в кабинет.
Я еще долго не приступал к работе, сидя на диване и глядя в пространство. Что со мной?! Господи! Что за приступы? Может, давление подскочило?! Или опять магнитная буря… Главный вопрос. Ответ на этот главный вопрос! Знаю ли я его?! В голове все путалось. Какая женщина!.. Я тер ладонью лоб, щупал себе пульс. Прибор для измерения давления находился в комнате Марины, но я не хотел туда идти. Вернее, хотел, но не за прибором… Нет, надо провериться, срочно нужно к врачу – работаю по ночам. Может, холестерин в крови поднялся?! Что за главный вопрос?! Нет, скорее всего, давление, ведь кровь в голову ударила и пульс участился… Хватит кондрашка. Знаю ли я ответ на главный вопрос, иду ли к нему? Или давно бросил? В моем возрасте очень даже возможен инсульт. Нужно таблетки какие-нибудь принимать… Но ведь ей восемнадцать…
А мне сорок пять!! Нет, завтра же к врачу, самое главное застать болезнь вовремя, иначе потом долго придется лечиться.
Глава 6
ЛЕГЕНДА О ГОРОДЕ УРОДОВ
Последние слова:
– Я отправляюсь на поиски великого Может Быть.
Франсуа Рабле
Антон с Максимом осторожно с двух сторон выглядывали в окно. На улице уже было светло, солнечные блики сквозь листву падали на заросшую травой полянку перед домом. Во сне застонала и перевернулась Даша. Друзья посмотрели в ее сторону.
– Ну где мужик-то? – шепотом спросил Антон.
– Не знаю, – тоже шепотом ответил Максим, пожимая плечами. – Может, ушел.
Антон на цыпочках подкрался к входной двери, приложил к ней ухо. Дверь вчера вечером они закрыли, вставив полено в ручку и укрепив его за косяк. Запор был крепкий. Послушав минуту, Антон негромко сказал:
– Может, дверь откроем? Посмотрим, кто там ходит.
– А что этот? – Максим кивнул в сторону двери, за которой был повешенный.
– Да и фиг с ним. Мы-то при чем?
Антон махнул рукой, снова приложил ухо к двери, и тут в дверь раздался мощный удар. Антон отскочил в сторону, испуганно глядя на нее, вслед раздался еще один удар. Кто-то снаружи изо всех сил барабанил в дверь.
Даша села на диване и со страхом и недоумением, открыв рот, смотрела на Антона с Максимом.
– Открывай!!! – раздался с улицы грубый мужской бас. – Дверь сломаю. Всех замочу!
– Чего будем делать? – спросил Максим растерянно.
Антон поднял с пола полено.
– Дверь крепкая, решетки на окнах крепкие, – неуверенно проговорил он.
– Смотри! – воскликнул Антон, указывая рукой на окно.
В окно заглядывала косматая физиономия мужика. Волосы и борода его были растрепаны, он выпученными глазищами смотрел в окно, поворачивая голову то так, то этак, но, похоже, ничего не видел. Затем раздался грохот. Должно быть, он не удержался на небольшой приступочке, и голова исчезла.
– Кто это? Антоша, я боюсь… – плачущим голосом проговорила с дивана Даша, окончательно проснувшись.
Антон с Максимом подкрались к окну. Они увидели, как через лужайку, не оглядываясь, удаляется широкоплечий низкорослый мужичок в рабочей спецовке, в правой руке у него был топор.
– Ни хрена себе!.. – прошептал Антон. – Положение, похоже, безнадежно. Давайте-ка собираться и уматывать подобру-поздорову.
Друзья бросились лихорадочно собирать разбросанные по комнате вещи. Даша тоже стала им помогать.
– Вы хоть объясните, что случилось, – попросила она, старательно, как попало запихивая одеяло в рюкзак.
– Некогда, потом все расскажем, – проговорил Антон, озираясь по сторонам – не забыли ли чего. – Уходить нужно.
– А что с этим делать будем? – Даша мотнула головой в сторону другой комнаты. – Который повесился.
– С собой возьмем, – сказал Антон.
– Да, расчленим только и по рюкзакам распихаем, – уточнил Максим.
Дашу ответ удовлетворил.
– Прикольно будет домой руку висельника привезти, – улыбнулась она.
Они упаковали и завязали рюкзаки.
– Выгляни, не видно этого придурка, – попросил Антон.
– Да нет, вроде чисто, – поглядев в окно, сказал Максим.
На всякий случай взяв в руки по полену, они открыли дверь, и Антон выглянул наружу.
– Пошли быстро, пока нет никого, – скомандовал он.
Они распахнули дверь и поспешно вышли из дома. Но успели сделать только несколько шагов, как шедший впереди Антон вдруг остановился настолько резко, что на него наскочил Максим. Навстречу им из-за разросшегося куста сирени вышел мужчина, но это был не тот, который стучался в дом. Этот мужчина был лет сорока, высокого роста, в футболке и джинсах, на его крупном носу как-то неуместно примостились очечки в металлической оправе.
– Вы ночевали в этом доме? – спросил он, поблескивая стеклами.
– Да-а… – проговорил Антон, несколько растерявшись от его внезапного появления.
– Ночевали, – встряла в разговор Даша. – А что, нельзя? Нам хозяин разрешил, может быть…
За ночь она отдохнула и набралась своего обычного нахальства, но здесь поняла, что вроде палку перегнула. Сейчас пойдет спрашивать хозяина – разрешал он или нет, а хозяин… «Ничего Петров не отвечал, только тихо ботами качал», – припомнился Даше садистский стишок про электрика Петрова, который надел на шею провод, и ей стало смешно.
– Вообще-то я хозяин. А Виктор где?
Молодые люди сразу поняли, о ком идет речь. Значит, вот как зовут повешенного, но, не ожидая такого вопроса, и отвечать на него не знали как.
– Да там… – Антон мотнул головой в сторону дома.
Мужчина прошел мимо расступившихся молодых людей в дом. Тут, конечно, нужно было драпалять что есть мочи, но это они потом подумали, а сейчас буквально окаменели, увидев, что прямо на них через полянку идет лохматый низкорослый мужик с топором и как будто даже ускоряет шаг, и заносит топор…
– О господи!.. – вырвалось у Даши. – Он же нас всех порубит!
В дверь выглянул мужчина в очках.
– Заходите, заходите скорее!.. – позвал он встревоженным голосом.
Первой бросилась в дом Даша, а за ней и все остальные. Впустив их, мужчина захлопнул дверь и закрыл на полено. И сделал это вовремя, потому что как только он закрыл дверь, в нее раздались кулачные удары.
– Открывай!! – прокричал мужик. – Хуже будет!
Удары смолкли, но потом обрушились на дверь с новой силой. Мужик за дверью побушевал еще несколько минут, после чего все стихло.
– Ушел, – прислушиваясь, сказал мужчина. – Это Прокофий. Он уже два года по горам ходит. Как убежал из психбольницы, так топор где-то нашел и ходит.
– Как это ходит? – Даша посмотрела на мужчину. – А милиция?
– Какая милиция, их машина и на гору не въедет. А Виктор, стало быть, повесился? – совершенно спокойно сказал хозяин дома, как будто речь шла о каком-то заурядном, давно ожидаемом событии.
Молодые люди молча смотрели на мужчину, не зная, как реагировать.
– Он еще две недели назад собирался, – сказал он как ни в чем не бывало.
– Мы вообще-то вчера… заблудились… В темноте случайно в ваш дом попали… – почему-то начал объяснять Антон. – Видим, положение безнадежное…
– А тут Виктор висит, – закончил за него мужчина.
– Да, висит, – сказал Максим, все это время молчавший. – А мы думаем, не ночевать же на улице…
– Правильно, чего он, закусает, что ли, – закончил юмористически мужчина и улыбнулся. – Меня зовут Анатолий Михайлович.
Молодые люди тоже представились.
– А вы откуда?
– Из Петербурга, – сказала Даша. – Студенты.
– Понятно. Снять его поможете?
Антон с Максимом переглянулись.
– Ну что, поможете? Мне одному неудобно.
– Поможем? – спросил Антон у своего товарища.
– Ну давайте, – пожал плечами Максим.
Они поставили рюкзаки и вслед за Анатолием Михайловичем вошли в комнату. Отсюда, с горы, сквозь зарешеченное окно открывался изумительный вид на море. Сейчас в ярком дневном освещении повесившийся выглядел не так пугающе. На нем были надеты мятый костюм, рубашка с галстуком и дырявые носки. Рядом валялся стул, с которого он и сделал последний прыжок в своей жизни. Прямо под трупом лежали стоптанные ботинки, не удержавшиеся на мертвом.
– Ишь, принарядился, – сказал Анатолий Михайлович. – Думает, его уродство костюмом скроется.
Друзья обошли его кругом и заглянули в лицо.
– Ух ты-ы!.. – прошептал Антон в изумлении.
Его товарищ даже не нашел, что сказать. Он, задрав голову, с открытым ртом смотрел в его застывшее бледное лицо.
Перед ними висел вопиюще уродливый человек. Оказывается, ночью в слабом свете лучины уродство висельника им не примерещилось. Лицо его, действительно, с правой части как бы сползло вместе с ухом и обвисло на шею большим морщинистым оковалком. От этого перекосило нос и рот, а глаз оказался на щеке. Но и это было не все – на руках его было по два, зато больших, напоминавших клешни, пальца.
– А вы что, Виктора не видели? – заметив их удивление, спросил Анатолий Михайлович. – Он человек уникальной, редкой внешности.
– Да мы не приглядывались, – сказал Максим.
– Это безнадежно… – в задумчивости проговорил Антон. – А мне его лицо чем-то нравится.
– Ну принимайте тогда.
Анатолий Михайлович поднял стул и, взобравшись на него, перерезал веревку. Тело несчастного Виктора повалилось на молодых людей. Оно оказалось на удивление весомым, основная его тяжесть пришлась на Максима – Антон, не имея сил удерживать, выпустил его. Максим заохал и, не желая бросать урода, повалился под его весом на пол и забарахтался, спихивая с себя труп. Стоявшая в дверях Даша не смогла удержаться от смеха. Антон помог другу подняться. Максим был бледен, руки дрожали.
– Думал, умру, – сказал он, отдуваясь. – Как каменный.
Труп Виктора перевернули вверх лицом и еще раз полюбовались его внешностью. Даша подошла поближе и, прячась за спину Антона, выглядывала у него из-за плеча. Потом увидела какой-то листок бумаги, подняла его.
– Это он с детства такой? – спросил Максим.
– С самого рождения. Наследственное заболевание какое-нибудь, – ответил Анатолий Михайлович, с сожалением склоняясь и закрывая у трупа сначала один глаз, а потом уже второй, потому что из-за разницы положений одновременно закрыть их было невозможно. – Уродство по наследству передается, и удивительно, что потомки уродов никогда не теряют своих качеств. Если даже дети у монстра рождаются с виду нормальными, у них все равно что-то не то – то ли в душе, то ли в сознании. Это называется «синдром монстра». Он сюда прибрел полгода назад. Я ему раз в неделю из города еду приносил.
– Так это не родственник ваш? – спросил Антон почему-то с облегчением.
– Нет, он случайно ко мне в дом постучался – его же с таким лицом никуда не пускали. Я психиатр – я понимал, что человек на грани, но ничего не мог поделать.
– Это же предсмертная записка, – сказала Даша, показывая бумажку с крупными каракулями.
Анатолий Михайлович взял у нее записку и пробежал глазами.
– Да, ее Виктор написал. Вот он пишет: «Я не могу больше искать этот город. Я устал. Его нет на карте, может быть, его нет и на планете, может быть, это выдумка – мечта таких, как я. Должна же быть и у нас какая-нибудь мечта».
Он опустил записку и посмотрел на лежащего человека.
– Виктор разуверился в мечте, – сказал психиатр грустно. – А если человек разуверился в своей мечте, на этой земле его уже ничто не остановит. Когда у человека уходит мечта, уходит и жизнь, или он превращается в зомби. Таких зомби миллионы на нашей земле. Виктор бежал из больницы, три года скитался по горам в поисках своей мечты, жил в хлеву, а однажды набрел на мой дом и остался пожить.
– А что у него была за мечта? – с интересом глядя на лежащего человека, поинтересовалась Даша. – Неужели у такого может быть мечта?
Психиатр смотрел на нее с сожалением.
– У всякого может быть мечта. У Виктора мечтой был город уродов.
– Что за город такой? – поинтересовалась девушка.
– Вы никогда не слышали о городе уродов? – спросил Анатолий Михайлович. Он снял очки и, достав из кармана платок, протер стекла. – Я расскажу о нем, только пойдемте в другую комнату, пусть Виктор здесь полежит спокойно. Он искал этот город три года. – И, поглядев на труп, психиатр сказал: – А может быть, он его уже и нашел.
– О городе монстров говорят уже триста лет, – начал Анатолий Михайлович, когда молодые люди устроились на диване, сам он уселся верхом на стул, положив на спинку руки. – Как известно, во все века люди с уродливой внешностью служили на забаву окружающим, тем, у кого внешность была заурядная, обычная была внешность. Считалось высшим удовольствием издеваться над несчастными. Как мы знаем из истории, почти во всех странах мира уродливых новорожденных детей уничтожали. В древней Спарте их сбрасывали со скалы, в России, считая порождением дьявола, топили в проруби. При королевских дворах было модно держать уродов для забавы. Они выступали в цирках, их возили в клетках, показывая на потеху публике. Были уроды и выведенные искусственно: в Древнем Китае ребенка сажали в замысловатой формы сосуд, и он жил в этом сосуде. Тело его росло и заполняло пустые пространства. Когда человек вырастал, сосуд разбивали, и на свет появлялся человек, в точности копирующий форму сосуда.
Или взять средневековых компрачикосов, воровавших детей и уродовавших их для продажи в балаганы и богатые дома. В фашистской Германии людей с физическими отклонениями уничтожали или оскопляли, чтобы они не могли иметь потомства. Уроды страдали во все века, оттого что отличались от других, нигде не находя себе спокойного места. Да что говорить, это были самые гонимые и самые бесправные существа в мире. Они были разобщены и разбросаны по свету, возможно, поэтому родилась эта легенда о прекрасном городе уродов – городе, где их ждут, где им всегда рады. Говорят, что в городе этом им дается полная свобода, и они не нуждаются ни в жилье, ни в деньгах. В легенде говорится, что этот город удивительной красоты, с величественными дворцами и широкими каналами, с дивной красоты памятниками и парками, город, который строили лучшие архитекторы мира, в котором работали лучшие художники, который создан специально для счастливой беззаботной жизни монстров. Создан он для людей обиженных и отвергнутых, имеющих неизлечимые физические недостатки, и только они счастливы в этом городе. Только здесь они могут чувствовать себя полноценными. Город монстров. Город – мечта уродов всего мира. Мечту эту они несли всю жизнь, передавая ее из уст в уста в паноптикумах, на площадях, в цирках, демонстрирующих уродов, в больницах для инвалидов…
История о прекрасном городе уродов насчитывает триста лет и за это время обросла небывалыми подробностями, переводилась на многие языки мира, пересказывалась в разных импровизациях, пока не превратилась в прекрасную сказку, которую знает теперь каждый не такой как все – каждый урод и умственно отсталый. Три века мечта о прекрасном городе будоражила души, вселяя в сердца монстров надежду на исцеление. Три века люди с физическими недостатками мечтали поселиться в нем, чтобы никогда больше не чувствовать своей ущербности, ведь живя в одном городе, они уже не были бы отверженными, уже никто не назвал бы их уродами. Они были бы как все. А кто вообще сказал, что то, как выглядят большинство людей, есть правильный вид человека? Может быть, это и есть брак, который возомнил себя правильным. Но в городе уродов все будет не так, там все будут знать, что они нормальные, их не будет ничто удивлять, ведь у каждого своя индивидуальность.
– А где этот город? – ни с того ни с сего спросила Даша.
– Вот на этот вопрос не ответит не то что нормальный, даже ни один монстр. Они просто уверены, что он есть. Представьте, молодые люди, что за три века существования легенды она обросла множеством подробностей. Я рассказал ее только в общем. Мои пациенты могут рассказывать об этом городе часами. Теперь не представляется возможным отыскать первоначальный ее вариант, и даже трудно определить, в какой стране она родилась. Она может быть где угодно: в Прибалтике, в Европе, у вас в России…
Анатолий Михайлович пообещал сам похоронить Виктора и объяснил молодым людям, как спуститься с горы в поселок. В поселке нужно было сесть в автобус и доехать до железнодорожной станции.
– Будьте осторожны, здесь где-то по горам Прокофий блуждает, – сказал на прощание психиатр. – Если его встретите, не обижайте. Он безобидный, а топором только пугает. А вы делайте вид, что боитесь, иначе он огорчится.
Пока молодые люди спускались в поселок, они видели то там, то здесь блуждающего по горам Прокофия. Он шел быстро, не оглядываясь. Куда несли его безумные мысли? Почему он стучался в дома, пугая людей? На этот вопрос мог ответить только он сам, но у него спрашивать не стали.
