Текст книги "Калейдоскоп"

Автор книги: Сергей Григоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Реннару показалось, что он теряет сознание.

– Когда решение по мне будет принято?

– Я думаю, недели через две. Но вам-то торопиться некуда – ваша рука заживет не скоро. – Левер подошел к Реннару и приобнял его. Боль мгновенно спряталась. – Я помогу вам дойти до лечебной части.

– Спасибо, я сам.

– Ну что вы смотрите на меня с такой ненавистью? Вы сами решили пройти испытание, а я пробовал отговорить, предупреждал, что будет больно. Кстати, в Школе прививают очень важное умение – способность сопереживать. Это наша вершина, наша специализация, наше главное отличие от всех других учебных заведений. Поверьте, я чувствовал вашу боль в той же степени, что и вы. Но обиды на вас тем не менее не держу. Пойдемте, тут недалеко. Вы должны дойти.

Официальное извещение о зачислении в Школу Гуро Реннар получил спустя месяц, когда его рука была полностью излечена. Память о том испытании, впрочем, осталась, и порой в промозглые вечера, что нередки на Ценодин, его ладонь ощущала ноющую боль.

Спустя многие годы почему-то возникло убеждение, что Реннар стал лучшим учеником со дня основания Школы. Вряд ли стоит доверять такой оценке. Действующая в тот период система обучения – абсолютная свобода планирования своей учебы, когда длительность изучения любого предмета определяется лишь потребным временем для полного усвоения предлагаемых материалов, и намеренный отказ от какого-либо количественного измерения качества приобретенных знаний и навыков – затрудняла выбор лучшего или худшего. Реннар провел в Школе долгих восемь лет и выделился, пожалуй, лишь одним – тем, что начал свое обучение с самого трудного – с постижения основ анагологии, учения о символах.

Неясно, что двигало им при этом – просто ли стремление как можно быстрее усовершенствоваться в языке или изначально присущее ему желание научиться управлять людьми.

Да, метафора придает языку цвет, но глубина и сила его проявляются в образности, использовании символики. Чтобы понимать чужую мысль во всем ее объеме и великолепии, необходимо знать значение употребляемых символов. Только воспринимая воду как образ надежды, а хлеб – незыблемой истины, можно понять божественность древнего изречения «отпускай хлеб свой по водам, потому что по прошествии многих дней опять найдешь его». С другой стороны, чтобы донести до собеседника свое Слово, убедить и разоружить, Достаточно лишь обыграть устойчивые ассоциации правильным использованием символов. Так, брошенное мимоходом шоанаровское «в твоем светильнике прогорклое масло» способно остановить даже не осознающего, что светильник символизирует разум, а масло – земную любовь.

Неожиданный побочный плод изучения анагологии – появление реннаровской программы создания универсальной грамматики, объединяющей и развивающей все известные до этого системы письма. Такой, что любой ее текст был понятен всякому искушенному в символике человеку, на каком бы языке он ни говорил.

Исходное положение Реннара отличалось простотой и очевидностью. Знания – это набор понятий и правила обращения с ними, однако письменность передает лишь слова и отдельные звуки. Слово – это одежда знания, и зачастую понимание текста сводится к попытке угадать по покрывалу спрятанную под ним фигуру. Нерационально. Проще сразу писать не слова, а образы-понятия. Самые первые письменные знаки как раз и передавали образы. Вода, надежда, жизнь – волнение. Солнце, причина, источник, движущая сила – расходящиеся лучи. Гора, достижение цели, итог – треугольник. Человек – круг с точкой в центре… Очень много знаков. Стали сокращать. Придумали иероглифы для обозначения ключевых слов. Расщепили слова и создали алфавит. Удобно для передачи простых сообщений, практично для организации хозяйственной деятельности, но… не для обмена знаниями.

Реннар, опубликовав после первого года обучения в Школе Гуро короткую – в несколько страниц – заметку, описал методы, позволяющие добиться иероглифической глубины и алфавитной простоты письма. Его идеи попали на благодатную почву – подобный способ кодирования информации являлся давней мечтой научных и околонаучных обществ, – и при полном молчании официальных институтов тысячи его последователей в течение нескольких недель создали новую письменность. Их труды начинались обычно словами «у Реннара есть предложение…», и это «у Реннара», постепенно переродившееся в «Уренара», дало ему новое имя. Впервые, вероятно, по-новому Реннара назвал Селнор, глава администрации Лонжерейной марки.

Случилось это в ходе одной из бесед Реннара с родителями. Ваннианская традиция требовала, чтобы каждое воскресенье все члены одной семьи собирались за обедом. Обычаи следовало исполнять неукоснительно, и их община шла на огромные траты, чтобы многие часы, отведенные на воскресную трапезу, поддерживать межзвездный канал связи. А то, что вследствие разницы ритмов жизнедеятельности Ценодин и Ваннии час обеда выпадал, как правило, на полночь для Реннара, вообще не считалось достойным какого-либо внимания.

– Уренар, – сказал Селнор, воспользовавшись первой же паузой в разговоре, – я хотел бы узнать ваше мнение относительно одной довольно щекотливой проблемы.

– Я готов выслушать вас, но не уверен, смогу ли оказаться полезным.

– Полагаю, что присутствующие здесь со всей ответственностью отнесутся к сохранению конфиденциальности данного разговора. – Родные Реннара с готовностью закивали. – Дело довольно щепетильное, затрагивает престиж многих уважаемых людей.

– Право, не знаю, смогу ли помочь.

– Думаю, что сможете. Такое же мнение высказал Надзирающий Совет.

– Я слушаю вас. – В любом случае Селнор выполнит рекомендации Совета.

– Как вы, наверное, знаете, в этом году в нашем округе введено в хозяйственное пользование около двенадцати тысяч гектаров земельных угодий, до этого относившихся к заповедным. В обосновании такого исключительного решения лежит стремление заложить свои плантации ривского рененя. Ванния просто не в состоянии производить закупку в необходимых количествах экстракта этого чудодейственного растения, избавляющего человека от старости. Вы слышали о свойствах рененя?

– Да-да, продолжайте.

– Удивительное во всех отношениях растение. На самой Риве его до сих пор не научились искусственно выращивать, и весь поступающий на галактический рынок ренень – естественного происхождения, продукт лесного промысла. Дико звучит в наше-то время, не так ли? Ванния затратила много сил и средств на создание технологий выращивания рененя, но до сих пор еще много неясного – об этом и будет речь впереди. Так вот, после раздела земель центральная их часть – где-то чуть более пяти тысяч гектаров – должна была отойти специализированной ферме. Одной, так как воссоздание условий, необходимых для успешного роста рененя, требует закладки огромных специальных лесных массивов. Естественно, встал вопрос: кому же отдать эту ферму, кому поручить столь важное производство?

Селнор горестно слизнул с вилки прилипший кусочек зелени.

– Вот здесь нас и подстерегла неприятность. Год назад мы рассчитывали, что сможем отдать предпочтение тому кандидату, чья технология окажется наилучшей. Собственно, имелись в виду всего две кандидатуры. Я не хотел бы называть имена. Поверьте, это весьма уважаемые люди, ученые с мировым именем, крупные руководители. Назовем их, скажем, Альфа и Бета. Вы догадываетесь, кого я имею в виду?

– Видите ли, я не совсем внимательно слежу за ваннианскими новостями…

– Тем лучше, тем лучше. Если вы затрудняетесь назвать их, то я бы сказал, что мы обеспечили высокую чистоту эксперимента. Перехожу к главному – к тому, что мы не смогли произвести правильный выбор.

– Как так?

– Да вот так. Первоначально победа в конкурсе была присуждена Альфе. Однако вскоре обнаружилось, что он… не совсем правильно интерпретировал отдельные результаты контрольных измерений.

– Другими словами, совершил подлог?

– Я бы не говорил так грубо. В ходе проверки пришли к выводу, что скорее всего он непроизвольно выдал желаемое за действительное. Все мы люди, все мы имеем право на ошибку. Вряд ли Альфе следует приписывать какой-то злой умысел.

– Хорошо. Что же вы предприняли дальше?

– Комиссия решила передать ферму Бете, однако выяснилось, что он, разочарованный предварительными результатами конкурса, проявил… некоторую халатность и перестал в надлежащей степени ухаживать за вверенными ему саженцами рененя. Одним словом, если сейчас ферму передать Бете, то заложить плантацию рененя по своей технологии он сможет только через два-три года.

– Больше никто в Ваннии не занимался выращиванием рененя?

– Ну почему никто? Я знаю по крайней мере еще с десяток любителей. Из них, несомненно, лучших результатов добился… а почему вы меня об этом спрашиваете?

– Потому что вижу, что ни Альфа, ни Бета не годятся для столь ответственной работы. – Впервые ощутив реальный уровень руководства своей родной общины, Реннар испытывал почти физическую боль.

– Объясните.

– Неверный в малом, неверен и в большом. Ученый обязан быть предельно честным и объективным.

Альфа, очевидно, не обладает этими качествами. И не важно, по злому умыслу или по недоразумению он исказил отчетность. Он принципиально не годится для работы, требующей многолетних скрупулезных наблюдений. – А Меташе… простите, Бета?

– Я расскажу вам одну историю. В стародавние времена к одному восточному владыке пришли две женщины с одним ребенком. Каждая из них настаивала, что это ее ребенок. Владыка, едва выслушав, лениво повелел разорвать ребенка пополам и дать каждой женщине по половине. Одна из женщин сразу отказалась от своей доли. Что сделал владыка?

– Право, какая-то неправдоподобная история.

– Он назвал матерью ту женщину, которая отказалась от ребенка ради его блага. Вам понятна соль этой истории? Бета не годится для выращивания рененя потому, что не считает эту работу делом всей своей жизни. Видимо, у него есть другие, более важные, по его мнению, интересы.

– Стало быть, земли нужно отдать третьему?

– Вас что-то беспокоит?

– Видите ли, под третьим я имел в виду Астала Валла. Он учился в одном классе с вами.

– Вы полагаете, что я предлагаю не вполне беспристрастное решение? Я помню Астала. Думаю, он справится с большой ответственностью. И поверьте, что до того, как вы произнесли его имя, я не знал о его кандидатуре. Вынужден вам признаться, что за прошедший год я очень отдалился от домашней жизни.

– Вы меня почти убедили…

Первое предприятие по промышленному выращиванию рененя было заложено в Ваннии и многие годы являлось достойным восхищения и подражания примером для тысяч и тысяч других плантаций на бесчисленных планетах Содружества. Велика ли в этом роль Реннара? И да, и нет, как и во многих других случаях, последовавших после той беседы с Селнором. Биографы Реннара приводят множество якобы абсолютно достоверных примеров его поистине нечеловеческой прозорливости. Так ли это в действительности, пусть останется на их совести. Проверить их сложно, ибо на протяжении почти всего периода обучения в Школе Гуро Реннар не покидал ее стен, а записи бесед за родительскими обедами, если таковые и проводились, недоступны широкой общественности.

На исходе восьмого года обучения, когда Реннар отметил свое тридцатилетие, а на педагогическом совете всерьез стали поговаривать о включении Реннара в преподавательский состав, он вдруг вышел за школьный порог. Очевидцы рассказывают, что был удивительно уютный осенний вечер, и ласковый ветерок лениво играл первыми упавшими желтыми листочками. У ворот Школы стояло, как обычно, много людей. Кто пришел за утешением, кто – продолжить жаркий диспут, а кто и просто поглазеть на знаменитостей. Реннара сразу узнали. Еще бы: его изображения как творца новой письменности заполонили все обитаемые миры, а его затворничество породило много легенд. Первым к нему обратился худенький подросток с непропорционально большой головой и длинными, отчаянно мешающими ему руками.

– Меня зовут Синин. Я с Квартара, как и вы, учитель. Уже неделю я пытаюсь добраться до вас, но не смог узнать даже ваш компьютерный адрес.

– Служители Школы умеют сберегать… уединение учеников.

– Как я рад нашей встрече! Я хочу попросить у вас, учитель, ваш Решатель, лучше – несколько экземпляров. Нам они крайне нужны для опытов.

– У меня остался всего один, с которым я сейчас работаю. Так что вынужден вас огорчить.

– Постройте еще несколько штук.

– Сейчас мне неинтересно делать машины. Есть вещи посерьезнее.

– Но как так?

– А чем же вы занимаетесь? – спросил оказавшийся рядом грузный мужчина с потухшим взглядом.

– Размышляю о благости мира.

– О благости?! Какая же может быть благость, справедливость! Вы слышали о Кирре? Там погибли все. Все! В их числе и мои родные. У меня был сын, моя надежда, мое будущее. Где он? У меня была прелестная дочь. Где она? У меня была любимая жена. Где она? О, если б я знал заранее, если б я мог вернуться назад… – Он замолчал, подавляя слезы. Потом спросил почти спокойно: – Я понимаю, что моему горю нельзя помочь. Но скажите мне: если мир благ, то откуда в нем страдания?

– Страдания подстерегают нас потому, что мы ищем радости.

– Не понял.

– Зла существует ровно столько, сколько Добра. Нет левого без правого, верхнего без нижнего. Одно не существует без другого, но все это – лишь наша иллюзия. Сейчас мы думаем, что это плохо, а завтра – что хорошо. Или так: одному что-то плохо, но другому это хорошо. Волчица должна зарезать ягненка, чтобы накормить своих щенят. Что плохо ягненку, хорошо волку.

– Но кому хорошо от того, что погибла моя семья?

– Я же сказал, что нет хорошего или плохого. Зло и Добро – две стороны одной сущности и являются только в паре. Представь себя ничтожной частицей огромного мира и ты избавишься от страданий.

– Но почему, почему именно моя семья?

– Я слышал, погибла вся планета. Многие тысячи людей.

– Да! И я спрашиваю – почему?

– Ты сам должен найти ответ. Быстрее всех всегда уходят лучшие.

– А что скажешь мне ты?

– Повторю: ищи ответ сам. Все случившееся есть следствие того, что мы недостаточно часто задавали себе этот простой вопрос – «почему?».

– Ты говоришь опасные вещи, – вмешался стоящий рядом старик. – Это экспромт, или у тебя есть система?

– «Система» звучит чересчур громко. Скажем так: сегодня я завершил первую книгу.

– Как до нее добраться?

– Я переправил ее в Информаторий. Она доступна каждому.

Синин схватился за компьютер.

– А, она написана на универсальном… Я только начал изучать эту нотацию.

– Дай я посмотрю, – попросил кирриец.

– Я обязательно почитаю на досуге твое произведение, – продолжил старик. – Только скажи мне сразу, Уренар, в нем раскрыта Истина?

– Истина разлита в знании, для умножения которого требуется преодолевать все новые и новые противоречия. Свершившийся факт есть мертвое знание, не дающее плодов. Однако из парадоксального, скажем, «все в мире относительно» можно вывести, что относительность абсолютна. В своей книге я говорю о том, как искать новые противоречия и парадоксы.

– Погодите, – вмешался кирриец, – я несколько лет в нашем университете преподавал универсальную грамматику, но здесь я почти ничего не понимаю.

– Видите ли, мое предложение о всеобъемлющем письме было искажено последователями. Я попытался исправить недочеты и использовал немного другую систему знаков.

– Это ж сколько времени надо на расшифровку! Внезапно обернувшись, Реннар чуть не толкнул

Шамона.

– Вынужден напомнить тебе, – сказал ректор, – что наши правила запрещают ученикам публичные выступления у ворот Школы. Посмотри, сколько людей слушает тебя. Непростительная оплошность с твоей стороны. А я как раз подал прошение об отставке и лучшей кандидатурой на место главы Школы назвал твою. Иди в свою комнату.

– Плохие правила надлежит вовремя менять.

– Даже так? Вижу, ты засиделся в учениках. Мое предложение остается в силе, и ты до завтрашнего утра должен принять решение – либо стать ректором Школы, либо покинуть ее стены. А сейчас уходи.

Утром следующего дня Реннар покинул Школу. У ворот его ждали его вчерашние собеседники и множество других людей.

– Я начал читать твою книгу, и у меня возникло много вопросов, – обратился к Реннару кирриец.

– Не думай получить на них мой ответ.

– И все же я задам один вопрос. Ты пишешь, что наш мир сотворил человек. Как это понимать?

– Ты недостаточно проницателен. Я написал лишь то, что сотворение нашего мира было предопределено изначально. Появление Начала – называй его как угодно – Первопричиной, Информзародышем, Упорядочением или Богом – роли никакой не играет – заставило Его осознать свое существование. А как можно понять, что ты существуешь? В древности сказано «я мыслю – значит существую». Но достаточно ли этого? Самое простое и убедительное – каким-либо образом отделить себя от остального мира, например, посмотреть в зеркало. Без этого отделения бессмысленно говорить о полноценном существовании, не так ли?

– Да, пожалуй, вы правы.

– Значит, видимый нами мир и мы сами – зеркало Бога, созданное Им для подтверждения Его существования. А сейчас представь, что ты для лучшего понимания себя создаешь, скажем, каракатицу. Но много ли ты узнаешь про себя, наблюдая за ней? Иные чувства, иной образ жизни – все не то. Недаром в священных книгах всех мировых религий написано, что «Бог создал человека по образу и подобию Своему». Однако если ты всемогущ, то что мешает тебе проделать идеальный эксперимент и создать точную копию самого себя? Ничего не мешает. Более того, любая ничтожно малая неточность, рано или поздно выявленная, делает бессмысленным все начинание. Следовательно, человек как существо разумное – точная копия Создателя мира. Остается лишь замкнуть временную ось, чтобы прийти к заключению, что Вселенная создана нами.

– Как я понимаю, она только будет создана…

– Да. Познавая мир, человек рано или поздно приобретет умение создавать новые миры, а затем – и тот мир, в котором находится сам. В этом я и вижу смысл познания. Отсюда и новое понимание благодетели и греха. Благо – это следование своему предназначению. Как эмбрион последовательно проходит все стадии развития вида – от клетки через насекомое, рыбу, амфибию, хвостатого уродца до человеческого детеныша – так человек, закалив душу в борьбе с чувственными соблазнами, должен стать на дорогу рационального познания окружающего мира. Грех – остаться в сети удовольствий тела и разума.

– Что… что он сказал?.. – послышались голоса. – Мы не слышали. Можно повторить?.. Не мешайте… Тише…

Реннар, поддавшись на уговоры, начал говорить. Речь его, позже названная миллионами его почитателей Надвратной проповедью, длилась не более получаса. Потом он ушел, и многие из собравшихся, провожая его, робко пытались прикоснуться к нему или хотя бы к его одежде.

На краю площади его ждала женщина. Легкое покрывало прятало ее лицо.

– Здравствуй, Вела.

– Узнал? Удивительно! Ну, здравствуй, Ренни. Ты ничуть не изменился за эти годы. Как был непонятным, оторванным от жизни чудаком, так им и остался.

– Зато ты изменилась, Вела. Почему ты выкрала мой Решатель? Тебе ведь стоило только попросить – я был бы рад оказаться хоть в чем-нибудь полезным.

– Ты еще не понял? Тогда скажи, откуда у тебя уверенность, что Решатель взяла именно я.

– У меня остался еще один. Я спросил у него.

– И?

– Он указал на тебя.

– С чего бы, а?

– Он набросал какие-то программки – я не стал разбираться. Словом, он вычислил твои действия.

– Вычислил, значит? Следовательно, я правильно сделала, позаботившись о том, чтобы и второй твой Решатель оказался у меня. Вот уже три минуты, как я обладаю им. Тебе эта техника все равно не нужна – ты ловец человеческих душ. Новый пророк. Не человек, а полубог. А я – простой полицейский, тупой до неприличия и озабоченный лишь малой раскрываемостью преступлений.

– К чему этот тон, Вела?

– Может, это и лишнее. Словом, извини уж, что пришлось тебя чуть подтолкнуть, чтобы получить немного реальной пользы. Твою технику мы решили использовать в сыскном деле. Следователь, опирающийся на логические машины с безграничными аналитическими возможностями, – это ли не предел мечтаний?!

– Вот уж не думал…

– А ты умеешь – думать-то? Иди, куда шел. От меня напоследок – искреннее «прощай». Всю свою жизнь никак не могу с тобой расстаться. Надеюсь, больше не увидимся никогда.

И Уренар ушел.

ИГРОК

Творчество не любит принуждения, все великое рождается в игре. Рон Шер был гениальным игроком. Это, однако, не спасало его от злой болезни – тихой меланхолии.

Скука выросла непереносимо вскоре после возвращения с Анги. Омоложенный, полный сил, он не знал, чем заняться, и придумал странный шаг – попробовать себя в работе, которую нельзя купить. Ни ограниченность средств, ни скупость здесь ни при чем. Рон Шер, был по-настоящему богатым-человеком. В его мире, где каждый сыт и одет, здоров и завален развлечениями, богатство пряталось в недрах компьютерных банков данных и означало количество живого труда, которое он был вправе потребовать от общества для удовлетворения какого-либо экстравагантного желания. Например, построить нечто уникальное – пирамиды ли, летающий город, галерею для своих портретов. Или, наконец, приспособить к жизни новую планету – только вот зачем ему, скажем, целая планета? Самым распространенным видом трат была покупка интересной работы.

Составленный им список работодателей, отказывающихся торговать рабочими местами, был невелик. Отбросив очевидно неподходящее, Рон Шер остановил свой выбор на конторе, открыто выставляющей лишь свою эмблему – неправильный треугольник. Заинтригованный, он поспешил нанести личный визит.

Рона Шера встретил уютный полумрак и ненавязчивая музыка запахов. В углу зала за маленькой конторкой сидел хозяин.

– Присаживайтесь. Полагаю, ваше появление здесь не случайно?

– Абсолютно справедливо. Я ищу работу.

– Кто ищет, тот найдет.

– Надеюсь. С кем имею честь разговаривать?

– Астаройт, младший служитель Третьей силы. Вашу карточку, пожалуйста.

Рон Шер протянул свою паспорт-карту. Астаройт? Недаром хозяин показался ему знакомым. Давным-давно, еще при Туроутире Агенарга, служили вместе. Правда, как говорят, в разных весовых категориях: Астаройт был вице-адмиралом, а он – матросом второй статьи. Не в лучшую сторону, однако, изменился вице-адмирал. На голове ни волосинки, даже бровей не осталось. Пергаментное лицо. Глаз не видно за набрякшими веками.

Проекционный аппарат был установлен таким образом, что Рон Шер не видел ничего из того, что с большим вниманием изучал Астаройт. Пауза меж тем затягивалась.

– Вы назвались служителем Третьей силы? Что это за сила такая?

Астаройт, видимо, чересчур увлекся исследованием его послужного списка.

– Если есть третья – значит существуют и первые две?

Кажется, достучался. Но какой же он медлительный!

– Одно из главных наших правил звучит: не жди готовых ответов. Вопрос – это движение, это жизнь. Ответ – остановка, потеря смысла.

– Смысла чего? – спросил Рон Шер, понимая уже, что зря.

Астаройт внимательно посмотрел на него и прокомментировал:

– Вы на правильном пути.

Длительная пауза. Наконец Астаройт, удовлетворившись, повернулся к Рону Шеру:

– Ради экономии времени в отношении соискателей наше правило не действует. Так что если вы хотите получить работу у нас, вам придется ответить на ряд вопросов.

– Спрашивайте, я готов.

– Вам скучно? – Да.

– Следовало бы чаще задумываться о движущих силах, – не удержался от ворчания Астаройт. – Так, из Флота ушли сами?

– Нет, выгнали.

– И из Комиссии по Слабым Контактам?

– Ушел сам. – Рон Шер улыбнулся воспоминаниям. То был славный период его жизни. Он ведал связями с Цивилизациями, с которыми не удавалось поддерживать постоянное общение. Когда ты не можешь придумать, чего хочешь от собрата по разуму, но не замечать его неудобно, остается одно – обмениваться головоломками. Впрочем, следует еще разобраться, что по-настоящему ценное, кроме новых игр, получило человечество и от тех звездных обитателей, с кем живет ныне душа в душу.

– Причина?

– Перестал понимать, в чем смысл.

– Хорошо… Участие в политических и иных обществах, религиозных сектах?

– Нет, не был, не участвовал. Единственно, около года числился в ДСИ – Движении за справедливость в искусстве. Настаивал на праве выставлять в Паналатре выдающиеся игры.

– Конфессия?

– Ленивый атеист. Снова пауза.

– Видимо, вы нам можете подойти. – Рон Шер, упершись в подлокотники кресла, внезапно почувствовал слабое покалывание в пальцах. Обшивка металлизирована. Очевидно, Астаройт за это время проглядел не только его внушительный список турнирных побед.

– Чтобы убедиться в этом, вы должны пройти испытание. Кстати, вы знаете, что на вас дикая Метка Марка?

– Не понимаю, о чем речь.

– Неужели вы, добившись стольких побед в игровом спорте, никогда не чувствовали, что вам определенным образом везет, что вы счастливчик от природы?

– Ну, было иногда. Грех жаловаться.

– После гибели Туроутира Агенарга маг Марк наложил Метку на некоторых военачальников. На меня, в частности. Носителям ее почти всегда улыбается счастливый случай. Вы же от рождения имеете такую Метку.

– Это плохо?

– Нет, это хорошо. Может, как раз поэтому вы нам и подойдете.

– Что за испытание я должен пройти?

– Оно имеет девиз: «Иди туда, не знаю куда. Сделай то, не знаю что».

– Не понимаю.

– Я, пожалуй, помогу вам с выбором. Вы должны прибыть, скажем, – Астаройт развернул проектор, чтобы Рону Шеру был виден мелькающий список, ткнул в него, зажмурившись, пальцем, останавливая, – на Теренс… Да, хорошая планетка. Одна из немногих, где действительно есть чем заняться. Там вы сделаете то, что нужно.

– Что нужно? Кому?

– Вам нужно, чтобы пройти первое испытание.

– Но что именно?

– Мой ответ лишит смысла все ваше начинание. Срок, отведенный вам, – стандартный год. И запомните: абсолютный запрет на любое насилие. Разумеется, кроме разумной самообороны.

Астаройт вернул карточку Рону Шеру, еще раз потрогал пульт управления.

– Если вы последуете моему совету и выберете Теренс, то считайте, что вам опять повезло. Звездолет на Теренс отправляется сегодня вечером. Спешите. У вас мало времени.

Рон Шер встал.

– Хорошо, я поеду. Возможно, поеду. Но, в порядке исключения, ответьте на один вопрос. Что такое Первая сила?

– Право, вы ставите меня в неловкое положение. Наш отказ от ответов не прихоть, а образ жизни.

– И все же?

– Поймите, я не знаю правильного и полного для вас ответа. Каждое явление неисчерпаемо. Объясняя, мы набрасываем на него одежду слов, лишь затрудняющих познание сути. Тем более что в одни и те же слова разными людьми, как правило, вкладывается различный смысл. Что я могу вам ответить? Первая сила – это то, что противостоит энтропии, что обеспечивает существование сложных систем. В частности – живых организмов. Это то, что поддерживает и вашу жизнь. Понятно? Не очень? Думайте. Напоследок один совет: всегда и везде думайте о движущих силах, чтобы вновь не впасть в… меланхолию.

Позже, бессонными ночами на Колле Рон Шер неоднократно задавался вопросом, почему он всетаки принял условия Астаройта. То ли упоминание Метки – как дверцы в нечто таинственное – оказало решающую роль. То ли вся ситуация была воспринята им как новая игра с необычными правилами. Вернувшись к себе, Рон Шер понял, что решение им принято.

Времени в самом деле оставалось немного: «Коллега», единственный звездолет Теренса, через несколько часов отправлялся в обратный полет, завершая очередной бартерный рейс. Предстояло навести порядок в делах, отправить множество писем-отказов на приглашения к участию в ближайших турнирах, расконсервировать Отмычку, попрощаться с друзьями.

Спешка не позволила Рону Шеру навести подробные справки о конторе Астаройта. Один из фундаментальных законов Содружества налагал запрет на искажение или засекречивание любой информации. Каждый имел право знать все, обо всем и из первых рук. Политические реалии несовместимы с подобной открытостью, в связи с чем появилось искусство запутывать поисковые каталоги, прятать информационные файлы. Рон Шер не располагал достаточным временем, чтобы пробиться через защитные преграды. По дороге в космопорт он узнал лишь, что организация Астаройта входит в так называемый Орден Третьей силы. Ни в одном черном списке не значится. Среди учредителей весьма достойные имена – Уренар, Гот, Корев… Совсем немного сведений – как раз столько, чтобы заинтриговать любого настоящего игрока.

* * *

Несомненно, кают-компания «Коллеги» знавала более многочисленные собрания. Рон Шер оказался всего четвертым пассажиром. Первые три были Теренсами, однофамильцами. Гуго Ван Теренс, социолог, весьма весомый и словоохотливый, и два студента-практиканта: Ян Теренс, от Института Психодинамики, и Ларри Теренс, будущий координатор, от школы Вэра Корева. Трое из четверых – однофамильцы. Это, конечно, случайность.

Жизнь научила Рона Шера не верить в случайное.

– Я социолог, – говорил Гуго Ван Теренс, – и выбрал для узкой специализации эту общину только благодаря ее названию. Планета называется Теренс – и я Теренс. Гуго Ван. Согласитесь, что это более чем достаточная причина…

– И я из тех же соображений выбрал место для практики, – вставил Ян Теренс.

Ларри Теренс промолчал. Он мало что и когда говорил. И непонятно было Рону Шеру, прислушивался ли будущий координатор к их разговорам. Ларри Теренс, как никто иной, умел отсутствовать рядом.

– Уже больше двадцати лет я изучаю Теренс и не жалею о своем выборе. Теренситы создают уникальное общество. Какие люди! А женщины – ах! Мужество, решительность и мудрость, которые они демонстрируют, проводя свой поистине исторический эксперимент, достойны глубокого восхищения.

Их лозунг – «Коллегиальность и Компетентность». Все общественные вопросы решают коллегиально, сообразно мнению большинства. Абсолютно все! Вы можете представить себе такое? Конечно, устанавливать, скажем, физические законы простым голосованием – занятие глупое. Поэтому-то рядом с коллегиальностью они подняли знамя компетентности. Наиболее последовательное претворение в жизнь главной идеи социоустройства гениального Уренара…

– Я слышал, что Уренар запретил связывать свое имя с теперешней политической структурой Теренса, – осмелился вставить Ян Теренс.

– Молодой человек, не передергивайте. Уренар критиковал лишь некоторые второстепенные детали теренсианского механизма установления общественной иерархии. Например, систему определения уровня компетентности. Но здесь он не прав. Ничего более естественного придумать просто нельзя. Основа ее покоится на очевидном: авторитет какого-либо человека в конкретной области тем больше, чем выше его активность в обсуждении соответствующих вопросов и чем чаще его личное мнение совпадало с мнением большинства… – далее следовало очередное хвалебное описание теренсианского образа жизни.