Текст книги "De Conspiratione / О Заговоре"
Автор книги: Сергей Горяинов
Соавторы: Андрей Фурсов,Е. Пономарева,А. Рудаков,В. Карпенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 51 страниц)
17. Крымская война, или Финансисты и революционеры против России
Отсутствие стратегического плана сыграло с Россией злую шутку в период, предшествующий Крымской войне, и в самой войне. В 1848 г. в Европе началась революция, захватившая и следующий год. Эту «буржуазную» (в том смысле, что плоды ее присвоила буржуазия) революцию совершали, в смысле – умирали на баррикадах те, кто в реальности выступал против капитализма, против буржуазного прогресса – представители докапиталистического, доиндустриального мира, которых либеральная и «революционная» масонерия натравила на остатки Старого Порядка, хоть как-то защищавшего эти слои. Не случайно именно по поводу революции 1848 г. Маркс и Энгельс сказали, что теперь мы знаем, какую роль в революциях играет глупость и как подлецы умеют ее использовать. Революция 1848 г. – наглядное подтверждение тезиса Б. Мура о том, что революции рождаются не из победного крика восходящих классов, а из предсмертного рева тех классов, над которыми вот-вот сомкнутся волны прогресса[236] 236
Moore В. Social origins of dictatorship and democracy. Lord and peasant in the making of the modern world. L.: Penguin books, 1966. P. 505.
[Закрыть]. Эти волны буржуазомасонерия смогла направить против России, правда, не сразу, а через несколько лет после революции.
Характеризуя положение дел в 1848 г., Ф.И. Тютчев писал: «Февральское движение, по свойственной ему внутренней логике, должно бы привести к крестовому походу всего охваченного Революцией Запада против России… Но этого не произошло, что является доказательством отсутствия у Революции необходимой жизненной силы»[237] 237
Тютчев Ф.И. Россия и Запад // Полное собрание… Т. 3. С. 179.
[Закрыть]. Поэт оказался одновременно и прав, и не прав. Прав в том, что февральское движение, революция должны были привести к крестовому походу против России. Не прав в том, что в отсутствие революционного крестового похода посчитал, что опасность миновала. Крестовый поход состоялся, и подстегнула его революция, но сам поход был не революционным, а общезападным, классовым – капиталистическим и в этом смысле реакционным.
Крымская (она же Восточная – для объединенного Запада) война – странная, она с трудом поддается определению. С одной стороны, внешне это локальная война, главным театром которой стал Крым. С другой стороны, по сути – по составу участников (крупнейшие державы Европы) – это мировая война. Однако мировые войны характеризовались наличием двух противостоящих друг другу блоков. Крымская война с 1854 г. была противостоянием не блоков, а одной державы – России целому союзу, ядром которого были две наиболее развитые страны Запада – Великобритания и Франция и в который входили также Османская империя и Сардиния. На стороне союза были также враждебно-нейтральные по отношению к России Австрия, Пруссия и Швеция.
При этом действия именно Австрии и Пруссии – ультиматум императора Франца Иосифа в декабре 1855 г. (прямая угроза) и письмо короля Фридриха Вильгельма IV (скрытая угроза – «подарок» на новый, 1856, год), в котором тот писал, что его страна едва ли сможет сохранять нейтралитет по отношению к России, – стали двумя ударами в спину России, загнали Александра II в угол. Не самые сильные державы – Австрия и Пруссия – играли тем не менее важную роль в общеевропейском раскладе. В 1851 г. барон Штокмар, друг принца Альберта I (мужа королевы Виктории) заметил, что Россия представляет угрозу для «остальной» Европы, лишь имея союзников по флангам – этими союзниками могли быть только Австрия и Пруссия. Не случайно англичане приложили максимум усилий, чтобы настроить австрийцев и пруссаков против России, в чем и преуспели к концу 1855 г.
В марте 1836 г. лорд Палмерстон писал премьер-министру Великобритании виконту Мелбурну о том, что в результате Французской революции Европа разделилась по идеологическому принципу на два лагеря – западный (Великобритания и Франция) и восточный (Россия, Австрия и Пруссия). Он подчеркивал опасное единство восточного лагеря и считал необходимым привлечь на свою сторону Австрию и Пруссию, посулив им защиту от Франции[238] 238
Brown D. Palmerston. A biography. New Haven and L.: Yale Univ. press, 2010. P. 199–200.
[Закрыть]. К середине 1850-х годов дипломатические усилия британцев увенчались успехом, Россия оказалась лицом к лицу с объединенным Западом, и Александр II капитулировал. Правда, справедливости ради надо признать: не умри Николай I с его выдержкой и характером, Россия, скорее всего, не поддалась бы на австро-прусский шантаж и война могла бы закончиться вничью.
Австро-прусский «ход» тем более важен, что к весне 1855 г. военный пыл французов начал угасать, в Париже и Петербурге стали постепенно привыкать к вероятности ничейного исхода войны. На бульварах Парижа говорили, что Севастополь никогда не взять, и этих разговоров было столько, что властям для их пресечения пришлось прибегнуть к полицейским мерам. Англичанам пришлось активно поработать (и даже после взятия Севастополя), чтобы «убедить» Вену и Берлин.
Крымская война стоила России по разным оценкам от 300 до 500 тыс. жизней (Англии – 60 тыс., Франции – 100 тыс.), полмиллиона рублей и окончилась ее поражением. Более того, как заметил английский историк А.Дж. П. Тэйлор, эта война, подорвавшая не только реальную военную мощь России, но и посленаполеоновскую легенду о ней, была самым успешным военным вторжением Запада на русскую землю от Наполеона до Гитлера. После 1856 г. самодержавная Россия никогда больше не имела такого влияния в Европе, каким она пользовалась – по нарастающей – после 1721, 1763 и 1815 гг. В 1855 г. падением Севастополя кончилось почти сорокалетие страха Запада перед Россией, так же, как в 1989 г. окончилось такое же почти сорокалетие страха Запада перед СССР – sic transit gloria mundi. В XIX в. эта «глория» закончилась в Крымской войне, особенностью которой было то, что ее развязали в своих интересах государство Великобритания и международный интернационал финансистов.
Повторю: значение и роль Крымской войны в русской и европейской (мировой) истории недопонимается и недооценивается. Крымская война ни в коем случае не была локальной европейской войной, и главным в ней была вовсе не борьба России и Османской империи. То была первая общезападная война во главе с Великобританией против России. Разумеется, воюя с Наполеоном, Россия тоже воевала против Европы, но не против всей: у России были европейские союзники (Великобритания, Швеция), по сути это была борьба двух европейских коалиций, в составе одной из которых воевала Россия. Да и цели Наполеона в отношении России носили более ограниченный характер, чем те, что поставила объединенная британцами Европа.
Крымская война – иное. Союзников у России не было, в реальности она стала объектом крестового похода, цель которого была проста – загнать Россию в границы самого начала XVII в., выдавить из Центральной Европы и заставить ее забыть о Кавказе и Центральной Азии, подвергнуть полной ревизии результаты наполеоновских войн и одержать верх не только над Николаем I и Александром II, но также, фигурально выражаясь, над Александром I, Екатериной II и Петром I, во многом ликвидировав результаты их геополитических викторий. А организатором, вдохновителем и финансистом общезападной войны против России была Великобритания; ей активно помогали столь разные люди как Герцен, архиепископ Парижский, Маркс; естественно, не обошлось без финансов Ротшильдов – больших «друзей» России. Крымской войной британский правящий финансово-политический класс всерьез, «горячо» начал Большую Мировую Игру против континентального евразийского гиганта, который, как он считал, «жить мешает». Что важно, начало этой игры, ее идейная подготовка совпали с началом Большой Игры в Центральной Азии. Обе Игры будут неоднократно переплетаться и влиять друг на друга.
Несмотря на то, что Крымская война формально закончилась поражением России и Парижским миром, русские и британские власти не исключали военного столкновения между державами в Центральной Азии. Палмерстон стремился заблокировать возможное проникновение русских в Среднюю Азию, и в Петербурге опасались удара по двум направлениям – через Иран и через Афганистан. Александр II выразился по этому поводу недвусмысленно: «Нам нужно сериозно готовиться на борьбу с Англией в Азии». Одной из ответных – подчеркиваю: ответных – мер на действия британцев планировался поход в Индию, тем более что там бушевало сипайское восстание и индийские князья неоднократно обращались за помощью к царю. Поход в Индию не состоялся, как не состоялся он у Павла и не состоится у Ленина и Троцкого. Карты легли иначе.
В 1863 г. вспыхнуло польское восстание, значительную роль в разжигании которого сыграла британская и французская агентура. Русские войска подавили восстание, и тут же последовала бурная реакция Альбиона, полная угроз. Вот тогда-то в Петербурге и решили дать асимметричный ответ англосаксам вполне в духе англосаксонской «стратегии непрямых действий», как ее обозначил Дж. Лиддел-Гарт.
Асимметричные ответы британцам были даны сразу по двум направлениям – североамериканскому и среднеазиатскому.
В Крымской войне «триада» не достигла всех целей: да, Россию выбили из Центральной Европы и из Восточного Средиземноморья и заперли в Черном море; но Россию не удалось ни загнать в границы начала XVII в., ни поставить под полный контроль Запада и его капитала. В то же время, как и задумывалось, Россия оказалась в весьма затруднительном положении и вынуждена была прибегнуть к займам у европейских банкиров. (Кстати, именно для погашения займа Ротшильдам была продана Аляска.) С этого момента начинает осуществляться интеграция России в мировую капиталистическую систему в качестве зависимого элемента и поставщика сырья («модель Александра II»), которая привела страну к поражению в русско-японской войне, к странному союзу с традиционным не просто противником, а врагом – британцами с пристегнутыми к ним французами, а в конечном счете к крушению самодержавия и гибели династии Романовых. Но первый шаг был сделан мирным договором с Западом в Париже в 1856 г.
Крымская война была не единственной войной «длинных пятидесятых», которую развязали англо-французские агрессоры. Одновременно с войной против России они начали войну против Китая – Вторую «опиумную». Хроносовпадение двух войн не случайно.
Оформившись в XVI–XVII вв., североатлантическая мир-система была не единственной в мире. Кроме нее существовали русская (Россия была отдельной мир-системой), китайская, индоокеанская (аль-Хинд) и другие. В начале XIX в. в мире оставалось лишь три мир-системы: североатлантическая, русская и китайская; при этом даже в 1820-е годы ВВП Китая в два раза превышал таковой Западной Европы. Известный специалист по экономической истории А. Фейерверкер как-то заметил, что если бы история катастрофически прервалась в 1820 г., то через тысячелетия историки, изучающие прошлое, писали бы не о европейском экономическом чуде XVII–XVIII вв., а о китайском экономическом чуде этой эпохи. Однако в 1820-1840-е годы ситуация резко изменилась: британская индустриализация принесла свои плоды. Капитализм получил адекватную ему как способу производства производственную базу – индустриальную систему производительных сил, и это резко расширило возможности его экспансии. Североатлантическая мир-система стала превращаться в полноценную мировую систему капитализма с североатлантическим ядром. Это мир-систем может быть несколько. А мировая система должна быть одна. Поэтому по логике развития капитализма Россия и Китай должны были быть уничтожены как мир-системы и включены в мировую систему в качестве зависимых элементов. Отсюда совпадение по времени ударов по России и Китаю.
Разумеется, в каждом из этих случаев помимо общего замысла были дополнительные обстоятельства, причем очень важные. В случае с Россией это была геополитика; в китайском случае – интересы британской верхушки в получении сверхприбыли от торговли опиумом. Еще в 1787 г. казначей британского флота, а в будущем военный министр Г. Дандас разработал план распространения опиумного трафика на Китай. Став в 1793 г. председателем Совета по делам Индии (по сути контролером Ост-Индской Компании), он лично контролировал мировую торговлю опиумом, которую Ост-Индская Компания усилила после того, как от империи отложились североамериканские колонии. Торговля опиумом набирала обороты, финансировал ее Банк Бэрингов и он же получал дивиденды; в торговле прямо или косвенно участвовала британская верхушка и, как заметил А. Чайткин, богатство и респектабельность английских и американских (бостонская «знать» прежде всего) джентльменов прямо пропорциональны числу китайцев, умерших от опиума (а также убитых африканцев и умерших от голода индийцев, добавлю я).
Китайцы с их китаецентричным, «небополитическим» взглядом на мир довольно долго не воспринимали британскую угрозу. Показательно, что 14 сентября 1793 г. на праздновании 57-летия императора Цяньлуна представитель Великобритании в официальном списке приглашенных значился как посол «королевств западного океана, признающих сюзеренитет империи Цин»; сидел он рядом с послами Монголии и Бирмы[239] 239
Taylor P.J. The way the modern world works. World hegemony to world impasse. Chichester etc.: John Willey and sons, 1996. P. 13.
[Закрыть]. Но очень скоро все изменилось, и китайцы поняли, что имеют дело не только с «чужим», но и с «хищником». Если в середине XVIII в. в Китай ежегодно ввозилось 400 ящиков опиума, то к началу 1840-х годов – 40 тыс. ящиков и прибыль от торговли опиума превышала доходы от импорта чая и шелка[240] 240
История Китая. М.: МГУ, 1998. C. 301.
[Закрыть]. В 1835 г. доходы от опиума превысили в 10 раз годовую стоимость легального импорта англичан в Гуанчжоу, в 7 раз – годовую выручку от всего экспорта Китая, более чем в 2 раза – налоговые поступления в центральную казну в Пекине[241] 241
Непомнин O.E. История Китая. Эпоха Цин. М.: Восточная литература, 2005. С. 383.
[Закрыть]. Из Китая стремительно уходило серебро, что ослабляло центральную власть и становилось фактором дестабилизации общества.
Попытки китайцев поставить заслон на пути наркотрафика была пресечена британцами в ходе Первой «опиумной» войны, но этого показалось мало, и понадобилась Вторая «опиумная» война. Помимо прямого военного воздействия британцы активно занимались подрывной работой среди племен хакка (провинция Гуанси), ставших ударной силой восстания тайпинов, которое совпало по времени со Второй «опиумной» войной и ослабило Китай. Занимались этой работой пруссак на британской службе миссионер Карл Гуцлаф и его команда. Отвечал за эти акции сэр Джон Бауринг, президент Торговой секции Национальной ассоциации Великобритании, ранее – полномочный посол Великобритании в Китае, по сути – шеф региональной шпионской сети британцев в Китае[242] 242
Chaitkin А. Ук. соч. Р. 308–309.
[Закрыть].
Общая логика в синхронности Крымской и Второй «опиумной» войны очевидна: уничтожение России и Китая как мир-систем. И хотя в обоих случаях полностью достичь поставленных целей тогдашней мировой верхушке не удалось (Россию не удалось загнать в границы начала XVII в., Китай не удалось превратить в колонию), мир-системами и Россия и Китай быть перестали. Китай стал полуколониальной периферией мировой системы, а Россия, оставаясь одной из великих европейских держав (но уже не главной континентальной, как в 1815–1855 гг.), стала превращаться в сырьевой придаток Запада, попадая во все большую зависимость от его финансового капитала. Тютчев оказался провидцем: европейский февраль 1849 г. ударил по России, хотя и не так, как предполагал поэт.
В 1848–1849 гг. казалось, что удар – экономический – получит Запад, Великобритания: в 1847 г. начался мировой кризис. Это был первый кризис перепроизводства – из-за высоких цен на зерно упал спрос на промышленные товары и последний кризис, вызванный главным образом ситуацией с зерном, а не в сфере промышленности. Великобритании, однако, удалось вывернуться: в 1849 г. в Австралии было открыто золото, и это удержало британцев, остальная Европа расплачивалась революцией, хотя кризис 1847 г. – далеко не единственная причина европейской революции 1848–1849 гг. В 1851 г. нашли золото в Калифорнии, и Англосфера в целом не только прошла кризис, но и начала бурно развиваться: США начали строить дороги на запад через весь континент, вышли на тихоокеанское побережье, а оттуда «прыгнули» в Восточную Азию, насильственно открыв Японию. Великобритания, точнее, англо-французский комплекс начал превращаться в ядро мировой системы, а формирование этой последней в одних случаях вызвало, а в других сопровождалось бурными политическими событиями.
Революция 1848 г. завершила бурную революционную эпоху 1789–1848 гг. и открыла не менее бурную, но уже военную эпоху «длинных пятидесятых» – 1848–1867/73 гг. Как заметил Э. Хобсбаум, поколение после 1848 г. было поколением не революций, а войн[243] 243
Hobsbawm EJ. The age of capital, 1848–1875. L.: Weidenfeld and Nicolson, 1975. P. 74.
[Закрыть] – а также капитала и оптимизма.
Оптимизма хватило на четверть века, несмотря на бурные события – по плотности социальных бурь с «длинными пятидесятыми» XIX в. сравнятся разве что «длинные двадцатые» (1914–1933) XX века. О Крымской и Второй «опиумной» войнах уже сказано; если говорить о мировой окраине, то необходимо сказать о сипайском восстании в Индии (1857–1859 гг.), восстании тайпинов в Китае (1850–1864 гг.) и реставрация Мэйдзи в Японии (1867–1868 гг.), которую вульгарные марксисты притянули за уши к разряду «буржуазных революций». В США это была гражданская война (1861–1865 гг.). В Европе – появление путем объединение различных земель в новые государства Италию и Германию.
Капиталу была суждена намного более долгая жизнь, чем оптимизму. Здесь необходимо подчеркнуть: результатом эпохи 1789–1848 гг. было возникновение не просто «современного», «либерального» или какого-то еще общества, а общества капиталистического. Об этом хорошо сказал Э. Хобсбаум: «Великая революция 1789–1848 гг. была триумфом не “промышленности” как таковой, но капиталистической индустрии; не “свободы и равенства вообще”, но таковых общества среднего класса или буржуазного либерального общества; не “современной экономики” или “современного государства”, но экономик и государств определенного географического региона мира (часть Европы и части Северной Америки), чьим центром были соседи-соперники Великобритания и Франция»[244] 244
Hobsbawm E.J. The age of revolution, 1789–1848. N.Y. etc.: A mentor book, 1962. P. 17–18.
[Закрыть]. И КС были неотъемлемой частью капитализма – как его центра, так и периферии. Это со всей отчетливостью проявилось в истории Гражданской войны в США – одного из важнейших событий «длинных пятидесятых».
18. Гражданская война в США, или Британцы и конспироструктуры против Америки
Гражданская война в США – очень важный и интересный эпизод в рождении мировой системы. Этот международный по своей сути конфликт является первым серьезным случаем активной деятельности за пределами Европы тех сил, которые активно форматировали и переформатировали Европу в «эпоху революций» (1789–1848 гг.). Разумеется, эта деятельность легла на противоречия внутри самих США. Но, опять же, эти противоречия в значительной степени отражали интересы европейских (британских) сил, представленных в США некими местными группами.
Пробританский социально-политический комплекс существовал в Америке издавна, его представители сопротивлялись созданию США, а после их возникновения продолжали работать на британские интересы, совпадавшие с их собственными. Этот комплекс был представлен прежде всего частью банкиров восточного побережья, концентрировавшихся в Бостоне («бостонские брамины») и активно участвовавших в британской торговле опиумом в Азии. Речь идет о семьях Лоуэллов, Форбсов (эти две семьи, как и Буши, – потомки Вильгельма Завоевателя; нынешний госсекретарь США Дж. Керри – Форбс по матери), Кэботов, Хигинсонов, Пикерингов, Перкинсов и др. Особого внимания с точки зрения истории КС заслуживают американские семьи швейцарского происхождения Прево (Prévost), Мале (Mallet) и Прево-Мале. Среди членов этих семейств, сыгравших большую роль в становлении на основе британско-швейцарского синтеза современной британской SIS, – несколько поколений шпионов и агентов влияния, работавших на Великобританию, а с конца XIX в. – на наднациональные КС мирового управления и согласования; именно вглубь этих семейств уходят корни Даллесов и Гарриманов.
Джеймс Прево родился в Швейцарии; его семья входила в правящий «Совет 200». В 1750 г. вместе с двумя своими братьями он поступил на британскую службу, а затем отправился воевать в Америку. В Швейцарии и Англии Прево породнились с Мале – еще одной старинной и богатой швейцарской семьей. Маллеты упоминаются римскими историками I в. н. э. как небольшое племя. Уходящая корнями в это племя протестантская семья Мале в XVIII в. была очень влиятельна. Старейший парижский банк, сохранивший свое первоначальное имя «Братья Мале» («Mallet Frères»), был основан в 1713 г. представителями этой семьи. «Его представители были регентами (членами генерального совета) Банка Франции, в учреждении которого они участвовали непрерывно с 1800 по 1936 год. Этот же банк участвовал в капиталах железнодорожной компании PLM (президентом которой был Шарль Мале), Оттоманского Банка, Банка Сирии и Ливана, Франко-сербского банка, страховой компании Foenix и Национальной страховой компании, Гаврских доков, Лyарских мастерских, Тонкинских вольфрамовых рудников и Lesieur-Afrique»[245] 245
Зелдин Т. Франция, 1848–1945. Честолюбие, любовь и политика. Екатеринбург: Изд-во Уральского Университета, 2004. С. 70.
[Закрыть].
Один из представителей Мале, Жак Мале дю Пан, тоже перебрался в Великобританию в середине XVIII в. и поступил на службу в британскую разведку, где довольно быстро продвинулся, став руководителем ее сети «на континенте». Именно Мале дю Пана Питт-младший отправил уламывать Людовика XVI снять протекционистские барьеры против английских товаров.
В конце XVIII в. братья Мале-Прево оказываются в США, их сестра выходит замуж за пробритански настроенного Аарона Бэрра, и с этого момента семья, расширяясь, начинает играть значительную роль в американской политической жизни, работая на британцев. На семейном древе Прево-Мале мы встречаем имена Феа (Phea) и Птит (Petit) Даллесов – кузена и дяди братьев Даллесов[246] 246
Chaitkin А. Ук. соч. Р. 90.
[Закрыть], которые тоже связаны с этим швейцарско-британско-американским древом, развернутым в сторону интересов Альбиона. Наиболее важной пробританской политической фигурой в США на рубеже XVIII–XIX вв. был вице-президент Аарон Бэрр, родственник семейств Прево и Мале. Ему так и не удалось стать президентом, в отличие от двух его протеже – Джексона и Ван Бюрена, но вред США в интересах Великобритании он нанес изрядный. От Бэрра прочерчивается линия к тем силам, которые готовили пожар Гражданской войны в США.
«Американская гражданская война была крупнейшей войной в западном мире между битвой при Ватерлоо 18 июня 1815 г. и началом Первой мировой войны 1 августа 1914 г.»[247] 247
Steele Gordon J. An empire of wealth. The epic history of American economic power. N.Y.: Harper, 2004. P. 191.
[Закрыть], Эта война, несомненно, центральное событие истории США. Она представляет собой сложное и неоднозначное явление, которое нельзя свести к одномерным противостояниям «Север – Юг», «рабовладельцы – противники рабства», «индустриализм» – «аграрно-сырьевое (хлопок) развитие». Сложной и нетождественной самой себе была и позиция Великобритании, тех же Ротшильдов, которые первоначально не симпатизировали Северу, но с определенного момента начали поддерживать именно его – так оказалось прибыльнее; впрочем, верные себе Ротшильды поддерживали обе стороны: лондонский банк – северян, парижский – южан. Со времен Джефферсона британцы не оставляли мысли восстановить контроль над США, начав с установления контроля над американскими финансами[248] 248
Goodwin J. Greenback. Allmighty dollar and the invention of America. N.Y.: A John Macrae book, 2003. P. 262.
[Закрыть], что работало на достижение этой цели и определяло выбор в пользу поддержки Юга или Севера.
В принципе курс на отделение Юга от Севера имеет не только американские, но и британские корни. В свое время еще Т. Купер, ученик Бентама и Мальтуса, а по совместительству агент руководителя британской SIS Шелбурна, предложил отделить Юг от Севера. Ученик Купера, выходец из еврейской семьи Э. де Леон, масон Шотландского обряда и будущий агент разведки южан, выступил с предложением создать «Молодую Америку» – по аналогии с мадзиниевскими «Молодой Италией», «Молодой Швейцарией» и т. п. «Молодая Америка» была создана и вела активную пропаганду за отделение Юга. Весьма активно в этом направлении работали американские масоны Шотландского обряда, создавшие в северных штатах организацию «Рыцари золотого круга». Имея штаб-квартиру на севере, «рыцари» втайне создавали в южных штатах (Луизиана, Миссисипи, Алабама – в тех, что впоследствии заявили об отделении) военные организации. Впоследствии эти организации составили ядро конфедератов. С 1854 г. в южных штатах у «рыцарей» прошли подготовку 100 тыс. человек; в самом начале войны «рыцари» выставили 65 тыс. солдат (на стороне Юга, естественно)[249] 249
Chaitkin А. Ук. соч. Р. 225.
[Закрыть]. Южную милицию тоже подготовило это ответвление американского масонства Шотландского обряда, члены которого занимали важные административные должности в южных штатах и работали на сецессию.
Уже в наши дни симпатии различных представителей американского истеблишмента к различным традициям прошлого неожиданным образом проявятся в церемонии присяги президента США. Буш-младший будет присягать на Библии короля Якова (шотландская аристократическая традиция, связанная с масонами и иллюминатами), а Обама – на более демократичной Библии Линкольна. Но это к слову.
Непосредственно планы отделения разрабатывали сенатор Иуда (Иегуда) Бенджамен (британский подданный, родился в Вест-Индии, во время войны – начальник Секретной службы южан, после войны бежал в Америку)[250] 250
Чайткин А. // Шиллеровский институт науки и культуры. Бюллетень № 4 (6).
[Закрыть] и сатанист Альберт Пайк, лидер (Южно-)Шотландского обряда масонов. На Бенджамена Дж. Блейн (при президенте Гарфилде он станет госсекретарем) прямо указывал как на лицо, стремящееся превратить США в конфедерацию, которая обеспечит Британской империи возврат финансово-торговой власти над США. Собственно интерес Великобритании в гражданской войне в США и заключался в том, чтобы ослабить Америку и установить над ней контроль, прежде всего финансовый. Неудивительно, что флот конфедератов строился в Ливерпуле под руководством шефа Службы разведки южан в Европе Дж. Д. Буллока – дяди будущего президента США Т. Рузвельта[251] 251
Chaitkin А. Ук. соч. Р. 249–250.
[Закрыть].
Впрочем, далеко не все на Юге хотели отделяться, равно как на Севере было немало таких, кто выступал за «развод» с Югом. А. Чайткин пишет, что за раскол союза выступал ряд видных финансистов Уолл-стрит, некоторые рабовладельцы и так называемые «бостонские брамины» – американская аристократия, тесно связанная с британской и вплетенная в контролируемую британцами и королевским домом Великобритании международную торговлю опиумом.
В начале войны Франция поддержала Юг, к этому же склонялась и Великобритания, хотя с самого начала было ясно, что преимущество на стороне Севера – и ресурсное (почти все полезные ископаемые), и промышленное (92 % мануфактурного производства), и демографическое (22 млн против 9,5 млн, из которых 3,5 млн – черные рабы)[252] 252
Hicks J. The Federal Union. A history of the United States to 1865. Boston etc.: Houghton Mifflin, 1937. P. 620.
[Закрыть]. Юг жил патриархальной жизнью, описанной М. Митчелл в романе «Унесенные ветром». На вершине социально-экономической пирамиды находилась тысяча семей с общим доходом 50 млн долл. в год[253] 253
Kraus M. The United States to 1865. Ann Arbor: The Univ. of Michigan press, 1959. P. 401.
[Закрыть]. Этот слой, многие представители которого относились к «северной черни» более враждебно, чем греки к туркам[254] 254
Макферсон Дж. Боевой клич свободы. Гражданская война 1861–1865 (Оксфордская история США). Екатеринбург: Гонзо, 2012. С. 282.
[Закрыть], вызывал симпатии у многих в Европе.
Британцы планировали высадку в Канаде, что создавало угрозу нанесения королевским флотом ударов по северянам – по Нью-Йорку (Атлантика) и Сан-Франциско (Пацифика). Эту угрозу в значительной степени отвела Россия отправкой к американским берегам двух эскадр. В то же время этой акцией Россия решала сугубо свои военно-морские проблемы. Суть в следующем.
В 1862 г. британцы начали сколачивать антирусскую коалицию, в которую готовы были войти Франция, Австрия и Пруссия – «второе издание» антирусской коалиции времен Крымской войны, она должна была вернуть то, что недоделала Крымская война. На этот раз внешний удар предполагалось дополнить внутренним. В 1862 г. давние агенты британцев Мадзини, Эркарт и Герцен обратились к своим восточноевропейским «коллегам» с призывом взорвать Российскую империю изнутри – поднять восстания. На этот призыв, кстати, и откликнулась часть польской шляхты, раздраженная тем, что по реформе 1861 г. лишилась крепостных. В воздухе запахло порохом, и русские предприняли меру, решавшую три задачи: 1) создать во вполне британском духе непрямых действий угрозу Альбиону вне Европы; 2) ограничить британцев в достижении их геополитических целей на мировой шахматной доске, заодно продемонстрировав силу; 3) вывести часть Балтийского флота из Балтийского моря, где он в случае новой войны с европейской коалицией оказался бы заперт. Решением этой тройной задачи и стала отправка двух эскадр для прикрытия главных портов Америки от возможных ударов британцев.
В 1863–1864 гг. две русские эскадры почти год находились у берегов Северной Америки. Эскадра под командованием контр-адмирала С.С. Лесовского (три фрегата, два корвета, клипер) 24 сентября 1863 г. сосредоточилась в Нью-Йорке, прикрыв город от возможных ударов британского флота. Эскадра под командованием контр-адмирала A.A. Попова (четыре корвета, два клипера) вышла из Владивостока, пересекла Тихий океан и 27 сентября 1863 г. прикрыла Сан-Франциско. Весь личный состав эскадр был подобран исключительно холостой. Оба перехода – через Атлантику и Пацифику – были совершены в полной тайне, став своеобразной русской «тайной двух океанов».
Русские эскадры не только прикрыли американские города-порты и вышли на оперативный океанский простор, но и угрожали Великобритании и Франции с тыла. Это – не говоря уже о столь болезненной для менталитета «нации лавочников» (определение, данное британцам Наполеоном и повторенное Вильгельмом II) угрозе, как убытки торгового флота в случае действия русских эскадр. Обманув бдительность британцев, русский флот «занял в отношении их (Великобритании и Франции. – А.Ф.), и в особенности тыла Англии, такую командующую и трудно уязвимую позицию, что предположения о выгодах возможных действий у русских незащищенных берегов мгновенно потускнели перед возможностью тех колоссальных убытков, которые могли быть нанесены русскими морской торговле и колониям союзников»[255] 255
История российского флота. М.: Эксмо, 2007. С. 394.
[Закрыть].
Девятимесячная демонстрация силы русского флота у берегов Северной Америки не позволила состояться антирусской коалиции (Австрия «от чувств-с» даже вызвалась содействовать «усмирению польского мятежа», а британцы сбавили тон). После того, как польское восстание было подавлено, а победа северян в Америке стала очевидной, эскадры вернулись домой. Я оставляю здесь вопрос о том, не лучше ли было бы для России как тихоокеанской державы иметь две Америки – в тех условиях тактически верным был «просеверный» рейд. Другое дело, что тактические кратко– и среднесрочные выгоды и победы нередко оказываются стратегическим проигрышем в средне– и долгосрочной перспективе, но никому не дано знать будущее: «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется» (Ф. Тютчев).
