355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Пушкарев » Россия в XIX веке (1801-1914) » Текст книги (страница 8)
Россия в XIX веке (1801-1914)
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 01:56

Текст книги "Россия в XIX веке (1801-1914)"


Автор книги: Сергей Пушкарев


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц)

В течение 30 лет Николаевского царствования многие декабристы умерли в Сибири, некоторые получили уже при Николае разрешение возвратиться в Россию. А все дожившие в Сибири до воцарения Александра II (всего в числе 32 человек) в 1856 г. получили разрешение возвратиться в Россию и были восстановлены в гражданских правах.

{131}

4. Духовные течения среди русской интеллигенции.

Славянофилы и западники.

Известно, что господствующим культурным влиянием в России в конце XVIII-го и в начале XIX-го века было влияние французское – французский язык, французская литература, французский театр, французские моды. Галломания, "вольтерьянство", космополитизм и религиозный индифферентизм господствуют в это время среди русской аристократии и зарождающейся разночинной интеллигенции (Даже будущий националист и консерватор H. M. Карамзин писал в "Письмах русского путешественника" (в 1791-92 г.), что "путь просвещения один для всех народов", что "всё народное ничто перед человеческим", и что "главное дело стать людьми, а не славянами".).

– Рядом с этим главным течением (отчасти соприкасаясь или переплетаясь с ним) с конца XVIII в. является в России масонство, которое, впрочем, в идеологическом и общественно-политическом отношении не представляло единого течения; общим именем "масонов" назывались весьма отличавшиеся одни от других организации и направления

(Идейным центром русского масонства в конце XVIII в. был кружок Новикова и Шварца, находившийся под влиянием немецких "розенкрейцеров" и ставивший основной целью своей деятельности нравственное самоусовершенствование. Это течение отрицательно относилось к рационализму и материализму французской "просветительной" философии, но другие масонские кружки или "ложи" принимали идеологию "эпохи просвещения". В царствование Александра I в России (преимущественно в столицах) образовалось множество масонских "лож" разных школ и систем; личный состав лож был многочисленным и чрезвычайно пестрым, включая и высших сановников Империи и будущих декабристов; столь же различны были и их направления: в отношении религиозном среди масонов были и мистики, и пиэтисты, и люди, индифферентные ко всякой религии; в одних ложах господствовала "обыкновенная масонская мораль братолюбия и благотворительности" (Пыпин), в других проявлялись политические тенденции либерализма и даже радикализма. В 1822г., в эпоху "аракчеевщины" и начинающейся церковно-православной реакции, велено было закрыть все масонские ложи и обязать подписками всех чиновников, "что они ни к каким (масонским) ложам или тайным обществам не принадлежат и впредь принадлежать не будут".). (см. Т.А. Бакунина "Русские Вольные Каменщики" ldn-knigi)

{132} В начале XIX в. в некоторой части русского общества возникает национально-консервативная реакция против господствующего французского влияния. Она усиливается политическими обстоятельствами того времени начинающейся борьбой против Наполеоновской Франции.

В 1802 г. Карамзин пишет "рассуждение" "о любви к отечеству и народной гордости", в котором он призывает русское общество к национальной самобытности и народному самосознанию, стремится пробудить в нем патриотизм, отвергает и порицает "рабское подражание" всему иноземному ("Хорошо и должно учиться, – писал Карамзин, – но горе человеку и народу, который будет всегдашним учеником". "Мы никогда не будем умны чужим умом и славны чужою славою". – Впоследствии, в 1811 г. в записке "О древней и новой России" Карамзин дает законченную систему национально-консервативной политической философии. Он нападает на Петра Великого, который "увидев Европу, захотел сделать Россию Голландиею", возражает против заимствования чужих правовых норм и против проектов ограничения самодержавия и отмены крепостного права.).

Противниками французского влияния в литературе и в жизни выступают также старый поэт Державин и адмирал Шишков (В "рассуждении о любви к отечеству" Шишков призывал бороться с идейным влиянием Запада, с теми "развратными нравами, которым новейшие философы обучили род человеческий и которых пагубные плоды, после толикого пролития крови, поныне еще во Франции гнездятся".). И. А. Крылов обличал французоманию в своих комедиях ("Модная лавка" и "Урок дочкам"). – Скоро в хор антифранцузских обличений ворвался резкий и крикливый голос гр. Ростопчина (будущего московского главнокомандующего), который в своем сочинении "Мысли вслух на Красном Крыльце" (1807 г.), написанном свойственным ему псевдонародным жаргоном и переполненном балаганными остротами, поносил французов и французоманию.

{133} В журналистике консервативное национально-патриотическое и антифранцузское направление было представлено журналами "Русский Вестник" и "Сын Отечества". "Русский Вестник" (основанный С. Н. Глинкой в 1808 г.) уделял большое внимание русской (идеализированной) старине, возвеличивал русскую мощь и русскую самобытность и боролся против французского воспитания и французского влияния вообще. "Сын Отечества", который в 1812 году (во время войны) начал издавать Н. И. Греч (с пособием от правительства) был боевым патриотически-шовинистическим органом и вел резкую агитацию против Наполеона, Франции и французской философии (XVIII век – утверждал журнал – "столь неправильно названный веком просвещения, покрыл вселенную мраком ложной философии". Наполеон, по мнению журнала, был "величайший убийца и зажигатель всемирной истории", "фабрикант мертвых тел".).

Однако французское влияние в России оказалось весьма живучим, и даже Отечественная война не смогла уничтожить его. Приехавший в Москву в 1814 году Вигель нашел всё общество – снова говорящим по-французски: "В городе, который нашествие французов недавно обратило в пепел, все говорили языком их". Нападки Чацкого в знаменитой комедии Грибоедова "Горе от ума" на французоманию показывают, что последняя была жива в московском обществе и в 20-х годах XIX века.

После неудачи декабрьского восстания и связанного с нею крушения надежд на политический переворот или преобразование "по французским образцам" верхушка русского интеллигентного общества подпадает влиянию немецкой идеалистической философии. Но между Отечественной войной и декабрем 1825 года лежала еще полоса мистически-религиозных увлечений части русского общества. Причина этого частью лежала в общей, так сказать, религиозно-покаянной атмосфере эпохи реставрации, частью это было подражание тому направлению, которое господствовало в то время в душе и при дворе Александра I.

{134} В 1812 г. в Петербурге было основано "Библейское общество", по образцу лондонского Библейского общества. Основной целью общества было печатание и распространение Библии в массе населения. Общество до начала 20-х годов пользовалось покровительством правительства и успешно развивало свою деятельность, открыв к 1824 г. 89 отделений в провинциальных городах. Общество имело христианский, но интерконфессиональный характер.

В это время в Петербурге находят приют и преуспевают в своей деятельности религиозные деятели и проповедники самых различных направлений: и мистики – баронесса Крюднер и г-жа Татаринова, – и глава скопческой секты Кондратий Селиванов, и члены ордена иезуитов, создавшие в Полоцке иезуитскую академию, а в Петербурге открывшие институт для обучения детей русской аристократии. Это религиозное "многогласие" в петербургском обществе вскоре вызывает против себя церковно-православную реакцию, во главе которой становится митрополит Серафим, а главным деятелем является пресловутый архимандрит Фотий. В 1820 г. последовал указ об изгнании иезуитов из России и об упразднении основанных ими школ – за пропаганду католицизма и совращение православных. В 1822 г. велено было закрыть масонские ложи. В 1824 г. митрополит Серафим подал Александру I записку о необходимости закрыть Библейское общество; деятельность его была прекращена Николаем I.

Неудача декабрьского восстания и суровая кара, постигшая его участников, произвели потрясающее впечатление на русское интеллигентное общество, цвет которого внезапно очутился в Сибири... Общество, подавленное, запуганное, поставленное под бдительный надзор "3-го отделения", погрузилось на некоторое время в духовную спячку, в личные дела или в светские "удовольствия" (Герцен пишет об этом времени: "Первые десять лет после 1825 года были страшны не только от открытого гонения всякой мысли, но от полнейшей пустоты, обличившейся в обществе; оно пало, оно было сбито с толку и запугано. Лучшие люди разглядывали, что прежние пути развития вряд ли возможны, новых не знали. Серое осеннее небо тяжело И безотрадно заволокло душу" (Былое и Думы, 291).).

{135} Мыслящая часть общества, потеряв надежду на политическое преобразование России и отвращая взоры от неприглядной действительности, погрузилась (или пыталась погрузиться) в глубину отвлеченной философии, изучая немецких философов-идеалистов – сначала Шеллинга, потом Фихте и Канта, наконец, – Гегеля. Впрочем интерес к немецкой идеалистической философии пробудился в России еще до декабрьской катастрофы: в 1824 г. был основан в Москве кн. В. Ф. Одоевским журнал "Мнемозина", интересовавшийся специально философскими вопросами, а в 1825 г. образовался в Москве кружок молодых русских "любомудров" (в него входили братья Киреевские, Веневитинов, кн. Одоевский, Шевырев, Кошелев и др.) (Кошелев вспоминает в своих "Записках": "Немецкая философия и особенно творения Шеллинга нас всех так к себе приковывали, что изучение всего остального шло у нас довольно небрежно, и всё наше время мы посвящали немецким любомудрам".).

С университетских кафедр в столицах "проповедывали" шеллингианство профессора Велланский, Галич, Павлов, Давыдов, Надеждин. – Центром умственной жизни и духовного горения с начала 30-х гг. становится Московский университет. Студенты образуют кружки, в которых живо обсуждаются морально-философские вопросы и проповедуется служение знаменитой идеалистической триаде: истина, добро и красота. Наибольшим успехом среди идеалистической университетской молодежи пользовался кружок Н. В. Станкевича, который имел огромное влияние на окружающих и оставил по себе светлую память в сердцах всех, знавших его (он умер в 1840 г., 27-ми лет). Но в те же 30-е годы другой кружок, во главе с Герценом и Огаревым, снова обращает свой интерес к общественно-политическим вопросам, изучает произведения французских писателей-социалистов (главным образом Сен-Симона) и развивает свое миросозерцание в направлении позитивизма и социализма.

Среди философствующей молодежи в 30-х гг. {136} влияние Шеллинга сменяется господством гегелевской философии – "Гегель полновластно царил над умами и делил свое господство только с представителями немецкой поэзии и искусства" (Сакулин) ("Бакунин и Белинский стояли во главе московских гегелианцев. К ним примыкали Аксаковы, Хомяков, Киреевские, В. Боткин и др." (Сакулин). Мы видим, что в 30-х гг. под знаменем немецкой идеалистической философии стояли и будущие "западники" и будущие "славянофилы", столь резко и далеко разошедшиеся в своих воззрениях в следующее десятилетие.).

В 1836 году произошло литературное событие, которое произвело огромное впечатление в обществе, поставило на очередь обсуждение основных вопросов русской истории и русской жизни и дало толчок к кристаллизации двух основных направлений русской общественной мысли середины XIX века. Это было "Философическое письмо" П. Я. Чаадаева, появившееся в 1836 году в журнале Надеждина "Телескоп".

Письмо это было, по выражению Герцена, "мрачным обвинительным актом против России". Автор письма не видит ничего светлого ни в прошедшем, ни в настоящем, ни в будущем России. "В западной Европе и именно в католицизме Чаадаев видел мощного и верного хранителя начал христианства и христианской цивилизации" (Корнилов). Между тем Россия, приняв христианство из упадочной Византии, отколовшейся от истинного, т. е. западного христианства, оказалась "отторгнутой от мирового братства" и не участвовала в "величественном шествии" всего христианского мира. "У нас совершенно нет внутреннего развития, естественного прогресса". "Мы живем... без прошедшего и будущего, среди мертвого застоя". Россия не сделала никакого взноса в общечеловеческую культуру и является каким-то "пробелом в нравственном миропорядке" (Письмо Чаадаева произвело переполох в официальных сферах, журнал "Телескоп" был закрыт, а Чаадаев объявлен сумасшедшим. Впоследствии Чаадаев значительно смягчил многие из своих мрачных "приговоров".).

Чаадаев остался одинокой, хоть и крупной фигурой в истории развития русской общественной мысли. {137} Настоящим "властителем дум" молодого поколения во второй половине 30-х гг. и в 40-х гг. стал его современник Виссарион Григорьевич Белинский (1811-1848), знаменитый критик и публицист, талантливый, бурный, порывистый – "неистовый Виссарион".

В своем идеологическом развитии Белинский прошел несколько стадий. В студенческие годы он написал трагедию, содержавшую резкий протест против крепостного права. Настоящим литературным дебютом Белинского была его статья "Литературные мечтания" (1834 г.), за которой следовал ряд других его статей в московских журналах. В эти годы Белинский является проповедником возвышенной личной морали, нравственного самоусовершенствования, самопожертвования "для блага ближнего, родины, для пользы человечества". – В 1837 году познакомившись с философией Гегеля (в одностороннем и неточном ее толковании), Белинский провозгласил примирение с "разумной действительностью", и в ряде статей (особенно характерна для этого периода его статья 1839 года о "Бородинской годовщине") защищал и оправдывал современную российскую действительность и, в частности, доказывал прогрессивность и благодетельность для России монархической власти.

В 1839 г. Белинский переехал из Москвы в Петербург и взял на себя ведение отдела критики и библиографии в "Отечественных Записках" (Краевского). В 1840 г. мировоззрение его совершает новый резкий поворот, он порывает с "философским колпаком" Гегеля, проклинает свое "гнусное стремление к примирению с гнусной действительностью", признает "идею либерализма" "в высшей степени разумной и христианской", ибо ее задача есть обеспечение прав и свободы личности и восстановление попранного человеческого достоинства, – и наконец усиленно призывает литературу к общественному служению ("В наше время, писал Белинский в 1847 г., искусство и литература больше, чем когда-либо прежде, сделались выражением общественных вопросов... Отнимать у искусства право служить общественным интересам – значит не возвышать, а унижать его, потому что это значит лишать его самой живой силы, т. е. мысли, делать его предметом какого-то сибаритского наслаждения, игрушкой праздных ленивцев". Временами Белинский склонялся к социализму, усматривая в нем наилучший способ обеспечения прав личности. Знаменитое письмо Белинского к Гоголю, написанное по поводу книги Гоголя "Выбранные места из переписки с друзьями", представляет резкий и страстный обвинительный акт против Николаевской России; его невозможно было, по цензурным условиям, напечатать, но в рукописях оно разошлось по всей России, производя всюду сильнейшее впечатление.).

{138} Как знаток и ценитель современной литературы, обладатель яркого литературного таланта, проповедник идей свободы, справедливости и гуманности, Белинский пользовался огромной популярностью, особенно у молодежи; не только в столицах, но и в глухих медвежьих углах молодая читающая публика с нетерпением ожидала очередной книжки журнала со статьей Белинского, жадно проглатывала его статьи и проникалась его идеями.

Вместе с знаменитым профессором-гуманистом Грановским, Белинский возглавлял то течение русской общественной мысли, которое принято называть "западниками". "Левый фланг" западников в течение 40-х гг. двигался в направлении социализма и позитивизма. Политическим проявлением этого движения был образовавшийся около 1845 г. кружок М. В. Буташевича-Петрашевского; довольно широкий круг "петрашевцев" собирался по пятницам у своего лидера, читал и обсуждал сочинения французских социалистов (преимущественно Фурье) и создавал планы социального и политического переустройства России.

Среди "петрашевцев" были Ф. М. Достоевский и поэт

А. Н. Плещеев, к их кружку примыкал также М. Е. Салтыков-Щедрин. Кружок не был, по существу, политической организацией и не имел определенного плана действий, это был только "заговор идей", однако, напуганное европейской революцией 1848 года, правительство Николая I усмотрело в "петрашевцах" опасных заговорщиков: в 1849 г. 20 членов кружка были арестованы, преданы суду и присуждены – к смертной казни, которая была затем заменена ссылкой в каторжные работы.

"Вынося за скобку" общие элементы в учении {139} "западников", можем сказать, что западники верили в единство человеческой цивилизации и утверждали, что Западная Европа идет во главе этой цивилизации, наиболее полно и успешно осуществляет принципы гуманности, свободы и прогресса, и указывает правильный путь всему остальному человечеству. Поэтому задача России, отсталой, невежественной, полуварварской страны, которая лишь со времени Петра Великого вступила на путь общечеловеческого культурного развития, как можно скорее изжить свою косность и азиатчину и, примкнув к европейскому Западу, слиться с ним в одну общечеловеческую культурную семью.

Против этой системы взглядов решительно выступила в 40-х и

50-х гг. группа талантливых и убежденных писателей и публицистов, получивших название "славянофилов". Это были А. С. Хомяков, И. В. и П. В. Киреевские, К. С. и И. С. Аксаковы, Ю. Ф. Самарин, А. И. Кошелев, кн. Черкасский и некоторые другие, полностью или частично примыкавшие к этому течению. Славянофилы утверждали, прежде всего, что единой общечеловеческой цивилизации и, следовательно, единого пути развития для всех народов, не существует. Каждый народ, или группа родственных народов, живет своей самостоятельною, "самобытною" жизнью, в основе которой лежит глубокое идейное начало, "народный дух", проникающий все стороны народной жизни.

(А. И. Кошелев утверждает, что отношение к славянам "вовсе не составляло главного, существенного отличия нашего кружка от противоположного кружка западников", – "называть нас следовало не славянофилами, а, в противоположность западникам, туземниками или самобытниками".). Культура каждого народа растет на своей почве и питается своими корнями, и ее нельзя пересадить на чужую почву. Между Россией и Западом существует, по мнению славянофилов, глубокое принципиальное различие.

Основным идейным началом жизни русского народа является православная христианская вера, которая определяет характер народа и проникает весь его быт ("Русский народ поставил христианскую веру главным основанием всего в жизни... Не даром Русь зовется святая Русь" (К. Аксаков). – "мы на учении Христовом, хранящемся в нашей православной церкви, основывали весь наш быт, всё наше любомудрие" (Кошелев).).

С православием, как религией {140} любви и соборности, тесно связаны принципы внутренней правды, духовной свободы и братского общения. Воплощением этих начал в русской жизни является община, крестьянский мир, "как добровольный союз взаимной помощи и поддержки" (Идеализируя историческую действительность, все славянофилы поют восторженные гимны русской общине, крестьянскому "миру": "Мир по существу своему есть самозаконное, верховное явление народа, вполне удовлетворяющее всем требованиям законности, общественной правды, общественного суда, одним словом, общественной воли" (К. Аксаков). – "Община представляет нравственный хор, и как в хоре не теряется голос, но, подчиняясь общему строю, слышится в согласии всех голосов: так и в общине не теряется личность, но, отказываясь от своей исключительности для согласия общего, она находит себя... в согласии равномерно самоотверженных личностей" (К. Аксаков). – "Русский дух утвердил навсегда мирскую общину, лучшую форму общежительности" (Хомяков).

– "Такого мирского устройства в других землях нет; у нас же, к счастью, оно есть, в нем наша сила в настоящем, и залог нашей крепости и нашего могущества в будущем" (Кошелев). – "Общинное начало составляет основу, грунт всей русской истории, прошедшей, настоящей и будущей, и корни всего великого, возносящегося на поверхности, глубоко зарыты в его плодотворной глубине" (Ю. Самарин).).

Ставя так высоко русскую общину, славянофилы, особенно

К. Аксаков, относятся отрицательно к государству в его западноевропейских формах. Аксаков усматривает на Западе "поклонение государству", торжество идеалов внешнего порядка, внешней стройности, "механического устройства", гарантированного государственными законами и, как результат этого, обеднение человека внутреннего.

В отличие от морально-религиозной основы русской жизни, западный или германо-романский мир строит свою жизнь на принципах формально-юридической справедливости и внешней организации, – и потому, ни западные принципы, ни западные организационные формы не нужны и неприемлемы для России. Дело государства есть лишь защита Земли от врагов, без вмешательства в ее внутреннюю жизнь; народу должна {141} принадлежать "полная свобода жизни и духа", свобода мысли и слова.

Правильное отношение между государством и "землей" существовало, по мнению К. Аксакова, в Московской Руси, но Петр Великий нарушил добровольный союз "земли" и государства, подчинил "землю" государственной власти и "захотел втолкнуть Россию на путь Запада, путь ложный и опасный". Однако, за ним пошли лишь люди государственные, люди служилые, тогда как "народ собственно, простой народ остается при прежних началах". К этому "простому народу" славянофилы относятся с живым интересом и глубокой симпатией (С этим связан их интерес к русскому фольклору, собирание народных былин, сказаний, песен и сказок.), тогда как отношение их к бюрократической петербургской монархии (построенной по европейским образцам) было совершенно отрицательным. Их политическим идеалом была патриархальная народная монархия, не ограниченная формальной конституцией, но опирающаяся на добровольную поддержку "земли", с которой царь совещается во всех важных случаях, созывая земские соборы, по примеру царей московских.

При всех идейных разногласиях славянофилы и западники близко сходились в практических вопросах русской жизни: оба течения отрицательно относились к крепостному праву и к современному бюрократически-полицейскому строю государственного управления, оба требовали свободы слова и печати, и значит, в глазах николаевского правительства, оба были одинаково "неблагонадежными".

Выдающийся публицист и политический деятель середины XIX века, А. И. Герцен, родоначальник русского социализма и политического радикализма, занимает особое место между славянофилами и западниками. Он отвергает религиозную философию славянофилов, их преданность "византийской церкви", их монархизм, национализм, их отрицательное отношение к демократическим политическим формам. Но он вполне разделяет их симпатии к простому народу и к "стихиям" русской народной жизни, их стремление к духовной свободе, их, {142} высокую оценку русской общины; он видит в общине зародыш будущего справедливого социального строя, который, однако, может развиться лишь в том случае, если будет оплодотворен "западной мыслью", т. е. западными теориями социализма, – разочаровавшись в западном "мещанстве", Герцен продолжал верить в западный социализм

(Герцен говорит о славянофилах: "Важность их воззрения, его истина и существенная часть вовсе не в православии и не в исключительной народности, а в тех стихиях русской жизни, которые они открыли..." "Артель и сельская община, раздел прибытка и раздел полей, мирская сходка и соединение сел в волости, управляющиеся сами собой – всё это краеугольные камни, на которых зиждется храмина нашего будущего свободно-общинного быта. Но эти краеугольные камни – всё же камни... и без западной мысли наш будущий собор остался бы при одном фундаменте". – "Разумное и свободное развитие русского народного быта совпадает со стремлениями западного социализма" ("Былое и Думы"). Предваряя надежды русских "народников" второй половины XIX в., Герцен надеялся, что Россия перейдет от общинного быта к социализму, минуя буржуазно-мещанскую стадию европейского развития.).

На крайнем левом фланге русского и европейского революционного движения стоял аристократ-революционер, романтик-анархист, неутомимый бунтарь М. А. Бакунин. Впрочем, он не стоял, а непрерывно метался по Европе, сражаясь на баррикадах то в Праге, то в Дрездене (во время революции 1848-49 гг.), произнося речи на всевозможных конгрессах и митингах, сочиняя зажигательные статьи и воззвания, словом, прилагая нечеловеческие усилия к тому, чтобы разжечь пожар мировой революции.

Сначала он проектировал образование революционным путем свободной всеславянской федерации, но впоследствии его планы расширились, и он проповедывал "разрушение всех государств и основание на их развалинах всемирной федерации свободных производственных ассоциаций всех стран". (см. о Михаиле Бакунине – ldn-knigi.narod.ru)

На крайнем правом фланге русской общественности 30-х и 40-х гг. стояли последователи и защитники так называемой "официальной идеологии", формулированной в 1833 г. графом Уваровым в известной триаде {143} "православие, самодержавие и народность". С 1841 г. начал выходить журнал "Москвитянин", под руководством двух консервативных профессоров московского университета, Погодина и Шевырева, принимавших, в общем, "официальную идеологию". – Среди журналистов, стремившихся писать в духе, желательном для начальства, действовала известная тройка Сенковского, Греча и Булгарина.

– За прочими журналистами и писателями этого времени внимательно следило недреманное око николаевской цензуры, стремившейся, как выражался цензурный устав 1826 года, дать произведениям печати "полезное, или, по крайней мере, безвредное для блага отечества направление".

Цензура при Николае I была изъята из ведения университетов и передана в руки правительственных чиновников (хотя цензоры часто назначались из профессоров).

{144}

5. Литература, наука, искусство.

Несмотря на бдительный цензурный и жандармский надзор, публицистика, критика и литература достигли в середине XIX в. значительной высоты развития. Мы видели богатство и разнообразие публицистических и философских течений, – изящная литература в это время обнаружила не меньшую жизненность и достигла не меньших успехов. "Николаевская эпоха, несмотря на все драконовские строгости полицейской опеки, чрезвычайно богата умственными и литературными течениями" (Сакулин).

На рубеже XVIII и XIX в. на русском поэтическом Олимпе возвышался, как общепризнанный "патриарх" русской поэзии, старый екатерининский вельможа-поэт Г. Р. Державин. Хорошо известен был своими комедиями и сатирическими журналами И. А. Крылов (1768-1844), который с 1806 г. начал писать и печатать свои басни, написанные прекрасным народным языком и заключающие в себе квинтэссенцию простой бесхитростной "народной мудрости" и здравого смысла; очень многие выражения из его басен превратились в пословицы и поговорки и вошли в разговорный язык.

Двумя восходящими звездами на русском литературном небе на рубеже двух столетий были H. M. Карамзин (1766-1826) и В. А. Жуковский (1783-1852). Карамзин, обративший на себя внимание "Письмами русского путешественника", дебютировал в художественной литературе в 1792 г. сентиментальной повестью "Бедная Лиза", которая имела огромный успех; публика, особенно барышни и молодые дамы, зачитывалась ею до слез. Потом Карамзин написал еще несколько сентиментальных повестей; в начале XIX века он занялся больше публицистикой, и с 1802 г. начал издавать журнал "Вестник Европы", а с 1803 г. приступил к подготовке своего знаменитого исторического труда "История Государства Российского".

Карамзину принадлежит большая заслуга, как реформатору русского литературного языка; оставив {145} тяжелый "славяно-российский" стиль Ломоносова и Державина, Карамзин приблизил литературный язык к разговорному и, кроме того, ввел в русский язык множество новых слов (неологизмов), или прямо заимствованных из других языков, или образованных от русских корней (Эпоха, катастрофа, момент, процесс, эстетический, моральный; влияние, обстоятельство, развитие, представитель, промышленность, будущность, потребность и др.)

Литературные "староверы", во главе с Шишковым и под покровительством Державина, выступили против новаторства Карамзина. Для защиты старого русского языка Шишков с друзьями основал в Петербурге в 1810 г. "Беседу любителей русского слова". В 1815г. литературные новаторы основали в противовес "Беседе" общество, под названием "Арзамас" (1815-1818), в которое входили Жуковский, Батюшков, кн. Вяземский и др., и в котором появился только что окончивший лицей А. С. Пушкин.

Жуковский (1783-1852) поэт-романтик, начавший свою литературную деятельность переводной элегией "Сельское кладбище" (1801), скоро сделался знаменит своими балладами, оригинальными и переводными, и занял одно из первых мест на русском поэтическом Олимпе. В конце своей жизни он совершил огромный труд – перевод на русский язык Одиссеи.

Из других писателей начала XIX-го века надлежит упомянуть Озерова, автора многочисленных трагедий, и кн. Шаховского, автора популярных в свое время (но скоро забытых) комедий.

Двадцатые годы XIX в. были временем появления множества поэтических талантов; на первом месте стоит, конечно, А. С. Пушкин (1799-1837); первое его стихотворение ("К другу стихотворцу") появилось в печати в 1814 г.; в 1820 г. – его поэма-сказка "Руслан и Людмила", в 1821 г. – "Кавказский пленник"; многие из его "вольнодумных" стихотворений этого времени ("К Чаадаеву", "Сказки", "Вольность", "Кинжал", "Деревня") не могли быть напечатаны по цензурным условиям, но ходили по рукам во множестве списков, а высылка его из Петербурга на юг только увеличила его популярность.

{146} Выдающимся среди многих талантов был А. С. Грибоедов (1795-1829), автор знаменитой комедии "Горе от ума", которая была окончена им в 1824 г. но, по цензурным условиям, не могла быть напечатана и так же, как стихотворения Пушкина, долгое время ходила по рукам в списках и заучивалась наизусть (она появилась в печати лишь в 1833 г.).

– Кроме того, 20-е годы дали много талантливых, но теперь в большинстве забытых (несправедливо) поэтов: Баратынский, Батюшков, Языков, кн. Одоевский, кн. Вяземский, Дельвиг, Веневитинов, Рылеев, А. Бестужев (К. Рылеев и А. Бестужев (будущие декабристы) в 1823-25 гг. издавали литературный альманах "Полярная Звезда", пользовавшийся большим успехом.); упомянем еще Гнедича, переводчика "Илиады".


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю