Текст книги "Россия в XIX веке (1801-1914)"

Автор книги: Сергей Пушкарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)

Программа нового диктатора внесла новые элементы в царство правительственного застоя и растерянности. С одной стороны, она предусматривала подавление революционно-террористического движения суровыми репрессивными мерами, с другой – примирение и единение правительства с "благомыслящими" элементами общества. Для примирения правительства с общественным мнением Лорис-Меликов настоял на увольнении ненавистного обществу министра народного просвещения графа Толстого.

Применение административных репрессий было ограничено, печать получила большую свободу в обсуждении вопросов общественно-политического характера, правительство стало с большим вниманием относиться к ходатайствам и заявлениям земских собраний. Управление {282} Лорис-Меликова получило шутливое название "диктатуры сердца". В течение летних месяцев 1880 года крупных террористических выступлений не было, и правительство стало думать, что в стране наступило успокоение и что настало время возвращаться к нормальному порядку управления. Указом 6 августа 1880 года "верховная распорядительная комиссия" была закрыта, и Лорис-Меликов был назначен министром внутренних дел; пресловутое "3-е отделение собственной Е. И. В. канцелярии" было упразднено, как самостоятельное учреждение; вместо него, в составе министерства внутренних дел был учрежден "департамент государственной полиции"; заведывание корпусом жандармов было возложено на министра внутренних дел, ему же были подчинены генерал-губернаторы. Таким образом все нити административного управления были сосредоточены в руках Лорис-Меликова.

Имея в виду произвести реформы в устройстве местной администрации и органов местного самоуправления (крестьянского, земского и городского), Лорис-Меликов был намерен привлечь представителей общества, главным образом земств, к участию в обсуждении проектов необходимых преобразований.

(Стремление Лорис-Меликова к сближению с общественными кругами не оставалось без отклика. Тверское земское собрание (известное своим либеральным направлением) в своем адресе в дек. 1880 г. обращалось к Лорис-Меликову со следующими словами: "В короткое время Ваше сиятельство сумели оправдать и доверие государя и многие из надежд общества. Вы внесли прямоту и доброжелательность в отношения между властью и народом, вы мудро признали законные нужды и желания общества" (Корнилов, Курс, III, 233). В мае 1881 г., немедленно по увольнении Лорис-Меликова

Александром III от должности министра, Петербургская городская дума демонстративно постановила поднести ему звание почетного гражданина города С.-Петербурга.).

Согласно плану, который он представил государю, для обсуждения проектов реформ должно было образовать две подготовительных комиссии (административно-хозяйственную и финансовую); составленные этими комиссиями {283} законопроекты поступали бы на обсуждение "общей комиссии" в состав которой, кроме членов подготовительных комиссий, входили бы члены от земств и городов, по выбору земских собраний и городских дум; по рассмотрении в общей комиссии законопроекты поступали бы в Государственный Совет, в состав которого Лорис-Меликов предлагал включить от 10 до 15 представителей общественных организаций. Проект Лорис-Меликова, конечно, не был "конституцией", в смысле европейского парламентаризма; он предусматривал совещание правительства с опытными и знающими людьми из состава местных обществ. Проект был обсужден и одобрен в особом совещании, под председательством гр. Валуева, а затем (17-го февраля 1881 года) одобрен государем.

(Вопрос о привлечении представителей общества к участию в государственных делах не был новостью, не был изобретением Лорис-Меликова, – еще раньше подобные проекты представляли гр. Валуев и вел. князь Константин Николаевич. Ожесточенным противником всяких конституционных проектов выступал К. П. Победоносцев, ученый юрист, который с 1866 года преподавал юридические науки наследнику престола, цесаревичу Александру Александровичу, на которого он приобрел очень большое влияние и которому он, по-видимому, казался воплощением не только учености, но и государственной мудрости. По поводу Валуевского проекта, Победоносцев писал своему ученику (в апреле 1879 г.) что введение какого бы то ни было парламента послужило бы "на конечную гибель России" (Письма I, № 164), а в декабре того же года в письме к наследнику (Письма, I, 191) Победоносцев грозно предостерегал будущего государя: "В нынешнее смутное время у всех добрых русских людей душа в крайнем смущении, в болезни... Душа у них объята страхом, – боятся больше всего именно этого коренного зла, конституции, ...которой русская душа не принимает". – "...простые люди по деревням и по уездным городам... говорят об этом, – там уже знают, что такое конституция и опасаются этого больше всего на свете" (?!). Победоносцев, говорящий от имени "простого народа по деревням и по городам", несколько напоминает самое жестокое и деспотическое правительство наших дней, говорящее от имени "всего прогрессивного человечества"...).

Важную государственную меру – о привлечении представителей общественности к участию в законодательной работе – решено было обнародовать во всеобщее сведение. В воскресенье, 1-го марта 1881 года, в 12 часов дня Александр II одобрил составленный в этом смысле проект правительственного сообщения. Затем {284} государь поехал на развод караулов. На обратном пути он был убит бомбой, брошенной одним из "народовольцев" (Главный организатор подготовлявшегося покушения, А. Желябов, был случайно арестован полицией 27-го февраля; дело его продолжала Софья Перовская, которая 1-го марта расставила по пути следования государя четырех метальщиков с бомбами и, при приближении государя, подала им знак...).

Можно себе представить, в каком душевном состоянии вступал Александр III на окровавленный престол своего отца... Перед его взором стояла страшная картина растерзанного бомбой террористов Царя-Освободителя, а за ним неотвязной тенью следовал его ментор, Победоносцев, "черный ворон" всероссийской реакции, и настойчиво каркал ему в уши о погибельности либерального пути и о необходимости "твердой власти"...

Несколько первых дней прошло в колебании – что делать и куда идти: продолжать ли путь преобразований, начатый Александром II, или сворачивать вправо – и назад – по пути к "принципам" Николая I.

И здесь Победоносцев сказал свое решающее слово, 6-го марта он написал новому царю длинное письмо о необходимости "спасать Россию" и о гибельности путей, по которым шло правительство в предшествовавшее царствование. (Он предупреждает царя, что окружающие его "сирены" будут "петь" о том, что "надо продолжать в либеральном направлении, надобно уступить так называемому общественному мнению", и восклицает: "О, ради Бога, не верьте, ваше величество, не слушайте. Это будет гибель России и ваша: это ясно для меня как день". С революцией надо бороться "железом и кровью". – Чувствуя свое положение авторитетного учителя и первого советника, Победоносцев нахально распоряжается министерскими портфелями: "Не оставляйте графа Лорис-Меликова. Я ему не верю... Он приведет Вас и Россию к погибели". На его место Победоносцев рекомендует гр. Н. П. Игнатьева, ибо он "имеет русскую душу и пользуется доброй славой... между простыми людьми"... Сабуров (министр народного просвещения) "не может быть долее терпим на месте"... "из названных кандидатов всех серьезнее барон Николаи...". (Письма, 1, № 253). Вскоре гр. Игнатьев и бар. Николаи заняли указанные Победоносцевым министерские посты.)

8-го марта состоялось, под председательством нового государя, совещание высших государственных сановников для обсуждения вопроса о курсе будущей правительственной политики, в частности, о приведении в исполнение одобренного Александром II плана привлечения земских людей к участию в законодательной деятельности. Большинство министров высказалось за {285} осуществление проекта Лорис-Меликова; Победоносцев же в своей известной речи громил не только всякого рода конституционные проекты, не только предсказывал гибель России от всякой попытки их осуществления, но прямо поносил и хулил все реформы предшествовавшего царствования. Однако вопрос на этот раз остался нерешенным; Александр III, выслушав все мнения, решил еще раз пересмотреть вопрос в особом совещании...

Победоносцев продолжал усиленно "обрабатывать" своего ученика и убедил его издать манифест, текст которого сам составил, с провозглашением основных начал новой правительственной политики. Манифест этот был подписан царем (без совета с другими министрами) и опубликован 29-го апреля.

В этом манифесте новый царь провозглашал, что глас Божий повелевает ему "стать бодро на дело правления... с верою в силу и истину самодержавной власти, которую мы призваны утверждать и охранять для блага народного от всяких на нее поползновений".

В результате определившегося поворота внутренней политики все либеральные министры или сами ушли или были уволены: Лорис-Меликов (министр внутр. дел), Абаза (министр финансов), Милютин (военный министр), Сабуров (министр народного просвещения). Великий князь Константин Николаевич был уволен от всех своих правительственных должностей (из коих важнейшею было председательство в Государственном Совете).

(4-го мая Победоносцев писал Александру: "Время тяжкое. Я не успокоюсь, покуда здесь еще остаются и граф Лорис-Меликов, и Абаза, и великий князь Константин Николаевич. Дай Бог, чтобы все они ушли и разъехались как можно скорее" (Письма, I, № 269). Перед тем он ябедничает на военного министра: "Милютин раздражен до крайности и озлоблен"... "С 29 апреля люди эти – враги ваши", "верьте, ваше величество, эти люди могут быть только опасны для вас в настоящую минуту"...). {286} На их место пришли новые люди и запели новые песни – "под дудку" Победоносцева и Каткова...

Впрочем, новый курс во внутренней политике восторжествовал не сразу. Назначенный, по рекомендации Победоносцева, министром внутренних дел гр. Игнатьев созывал совещания "сведущих людей" из земских кругов для обсуждения некоторых текущих вопросов, а вскоре согрешил представлением царю проекта о созыве земского собора (в согласии с программой славянофилов). Победоносцев, узнав о проекте Игнатьева, конечно, пришел в ужас, и снова завопил, что этот "чудовищный" проект есть "верх государственной бессмыслицы", и что осуществление его означало бы "гибель правительства и гибель России" (Письма, I, №№ 299 и 300, 4 и 6 мая 1882 года).

Сановный поклонник славянофильских теорий немедленно вылетел из министерского кресла, а место его занял гр. Д. А. Толстой, пресловутый изобретатель классицизма и земских начальников. Теперь новый курс определился вполне.

{287}

5. Император Александр III (1881 – I894)

(Законодательство этого периода, касающееся крестьянского и рабочего вопросов, будет изложено в 8-ой главе.).

Победоносцев и гр. Толстой. Эпоха политической реакции и казенного национализма.

Александр III стал наследником престола случайно, по смерти своего старшего брата, цесаревича Николая Александровича, умершего молодым, от чахотки, в 1865 году. С 1866 года Победоносцев стал учителем нового наследника, а с 1881 года – главным советником нового государя.

(В изданном им "Московском Сборнике" Победоносцев излагает и обосновывает свою политическую идеологию: необходимость тесного союза церкви и государства и необходимость самодержавия для России. Парламентаризм для него есть "великая ложь нашего времени", ибо парламенты, по его утверждению, обслуживают не общенародные нужды и интересы, а только личные и групповые интересы и притязания политических вожаков, для которых народ является только голосующим "стадом" (стр. 31-52). – Литературными выразителями и проповедниками реакции были в 80-е годы Катков (в "Московских Ведомостях"), князь Мещерский (издатель "Гражданина") и

К.Н. Леонтьев, образованный и интересный писатель-публицист, но ярый враг либерально-эгалитарного прогресса и защитник "Византийского Православия" и "безграничного Самодержавия" ("Восток, Россия и Славянство", стр. 98 и след.).).

Новое правительство должно было, прежде всего, позаботиться о борьбе с крамолой, и вот 14-го августа 1881 года издается пресловутое "Положение о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия". Это "временное" положение в действительности оказалось весьма долговременным, дожив до конца императорского периода.

Сущность положения 14 августа состояла в следующем: в местностях, признанных неблагополучными по крамоле, вводилось "положение усиленной охраны" (более сильная степень – "положение чрезвычайной охраны"). В этих местностях генерал-губернаторы или {288} губернаторы могли издавать для населения "обязательные постановления", за нарушение которых могли подвергать виновных аресту до 3-х месяцев или штрафу до 500 руб.; могли "воспрещать всякие народные, общественные и даже частные собрания"; высылать из области неблагонадежных лиц; передавать на рассмотрение военных судов дела о нападениях на должностных лиц и целый ряд других преступных деяний; давать распоряжения о производстве обысков и арестов. "Особое совещание при министре внутренних дел" (при участии членов от министерства юстиции) могло подвергать административной высылке (на срок до 5 лет) лиц, признанных опасными для государственного порядка и общественного спокойствия.

Столицы, столичные губернии и целый ряд других губерний и городов были немедленно объявлены "в состоянии усиленной охраны", да так и не вышли потом из этого тягостного состояния...

Следующей задачей правительства было "обуздание" периодической печати. 27 августа 1882 года были опубликованы "временные меры относительно периодической печати", которые содержали целый ряд стеснительных для печати постановлений, а затем на печать дождем посыпались административные кары: предостережения, запрещения розничной продажи или печатания объявлений, приостановки на время, и наконец – полные запрещения (между прочим с января 1884 года был прекращен выход старого и наиболее влиятельного в 70-х и в начале 80-х гг. журнала "Отечественные Записки").

Затем надо было озаботиться вообще "приведением в порядок умов" (по выражению Щедрина), – для этого должна была служить университетская "реформа", проведенная в 1884 году министром народного просвещения Деляновым, послушным исполнителем желаний Победоносцева, Толстого и Каткова.

– Изданный 23 августа 1884 года "Общий устав императорских российских университетов" совершенно упразднил университетскую автономию. Университет, по тексту закона, "вверяется начальству попечителя местного учебного округа". Ректор отныне "избирается" министром народного просвещения из ординарных профессоров университета и назначается {289} высочайшим приказом на 4 года.

– Деканы "избираются" попечителем учебного округа из профессоров соответственного факультета и утверждаются в должности на 4 года министром народного просвещения. – При открывшейся вакансии профессора министр народного просвещения или замещает ее по собственному усмотрению лицом, имеющим соответственную квалификацию, или предоставляет университету избрать кандидата на вакантную профессорскую должность и представить его на утверждение, причем министр может не утвердить представленного кандидата

и назначить своего. – Программы университетского преподавания должны утверждаться министерством. Надзор за занятиями и поведением студентов (получивших снова форменную одежду, отмененную при Александре II) поручается "инспектору студентов" (который назначается министром) и его помощникам.

В области народного образования было признано желательным (согласно мнению и советам Победоносцева) увеличение числа церковно-приходских школ и усилен правительственный надзор над земскими школами. В средней школе по-прежнему процветал толстовский "классицизм".

В 1887 году последовал известный циркуляр министра народного просвещения Делянова об ограничении доступа в гимназии детям из простонародья (циркуляр о "кухаркиных детях", как его называли современники) и о повышении платы за учение до 40 рублей в год.

Одной из забот правительства Александра III было поддержать, возвысить и утешить российское дворянство, обиженное и униженное (по мнению правых публицистов) реформами предшествовавшего царствования. – В 1885 году, по случаю 100-летия Екатерининской жалованной грамоты дворянству, был дан "высочайший рескрипт благородному российскому дворянству", в котором царь заявлял: "Мы, для пользы государства, признаем за благо, чтобы российские дворяне и ныне, как и в прежнее время, сохраняли первенствующее место в предводительстве ратном, в делах местного управления и суда, в бескорыстном попечении о нуждах народа, в распространении примером своим правил веры и верности и здравых {290} начал народного образования".

Тот же рескрипт утешил дворян сообщением, что для поддержания дворянского поместного землевладения правительством учреждается государственный дворянский земельный банк.

"Первенствующее" положение дворянства "в делах местного управления и суда" было обеспечено законом 12 июля 1889 года, создавшим в деревне полновластие "земских начальников" (см. гл. 8-ую). Роль дворянского представительства в земском самоуправлении усилилась новым земским положением 1890 года (Гр. Толстой подготовил земскую "реформу", но умер до ее осуществления, в 1889 году.). Вместе с тем усиливался надзор администрации над земскими учреждениями. Согласно Положению 12 июня 1890 года, "губернатор имеет надзор за правильностью и законностью действий земских учреждений"; "губернатор останавливает исполнение постановления земского собрания в тех случаях, когда усмотрит, что оно а) несогласно с законом... или б) не соответствует общим государственным пользам и нуждам, либо явно нарушает интересы местного населения" (ст. 87). Таким образом не только об общегосударственной пользе, но и об интересах местного населения главным печальником является губернатор, а не представители этого населения. Постановления земских собраний, которые, по мнению губернатора, не подлежат приведению в исполнение, он вносит на рассмотрение "губернского по земским делам присутствия", состоящего из высших губернских чиновников, губ. предводителя дворянства, председателя губернской земской управы и одного члена, избираемого земским собранием. Если губернское присутствие признает постановление земского собрания подлежащим отмене, земство может принести жалобу в Сенат, которому принадлежит окончательное решение.

Избиратели-землевладельцы, по новому закону, разделяются на два избирательных собрания: в первом принимают участие дворяне, во втором "прочие лица", имеющие установленный ценз. При новом распределении гласных между различными разрядами избирателей {291} дворянству было предоставлено решительное преобладание в земских собраниях.

Соответственная "реформа" была в 1892 году проведена в городах. Согласно "городовому положению" 11-го июня 1892 года, губернатор (или градоначальник) "имеет надзор за правильностью и законностью действий городского общественного управления". Главнейшие постановления городской думы подлежат утверждению администрации.

Куриальная система избрания городских гласных, установленная Положением 1870 года, отменяется. В выборе гласных городской думы, по новому положению, принимают участие владельцы недвижимых имуществ, стоимостью по оценке от 300 руб. (в маленьких уездных городах) до 3000 руб. (в столицах), затем владельцы торгово-промышленных предприятий и купцы 1-й и 2-й гильдии (в результате этих перемен число избирателей в городах значительно сократилось).

Разного рода урезкам и ограничениям подвергалась при Александре III компетенция и независимость новых судов, но всё же суд присяжных уцелел, несмотря на яростные атаки реакционных публицистов на эту крепость правосудия. Только мировые судьи выпали из стройной системы судебных учреждений, созданной в 1864 году; в сельских местностях их заменили земские начальники, в городах – городские судьи (назначаемые правительством); выборный "мировой" сохранился только в столицах и еще в нескольких больших городах.

Помимо усиления правительственной власти, надзора и опеки внутри государства, правительство Александра III принимало ряд мер для руссификации окраин. В Прибалтийском крае правительство начало энергичную борьбу с германизацией, с социальным и культурным преобладанием немецкого дворянства. – В управлении Кавказским краем правительство также стремилось к "объединению с прочими частями Империи" – В Польше продолжалась политика руссификации, начатая после подавления восстания 1863-64 года.

Ряд ограничительных мер был принят против евреев: черта еврейской оседлости была сокращена и даже в пределах черты евреям было запрещено селиться вне {292} городов и местечек. В 1887 году была введена для еврейских детей процентная норма в правительственных средних учебных заведениях (в черте оседлости – 10%, в столицах – 3%, в остальных местностях – 5%).

В 1891 году велено было выслать из Москвы тысячи евреев механиков, мастеров и ремесленников, проживание которых в Москве было разрешено в 1865 году. Городовым положением 1892 года евреи были лишены права участвовать в органах городского самоуправления (Отношение правительства к евреям в течение ХIХ-го столетия колебалось соответственно общим колебаниям правительственной политики.

При Александре I отношение высшего правительства к евреям было совершенно доброжелательным. Изданное в 1804 г. "Положение об устройстве евреев" постановляло:

"Все евреи в России обитающие суть свободны и состоят под точным покровительством законов наравне со всеми другими российскими подданными"; земледельцы из евреев могут покупать земли и обрабатывать их наемными работниками.

Евреи могут обучаться во всех учебных заведениях Империи, или иметь свои школы; они имеют свое общественное самоуправление ("кагалы") под руководством избираемых раввинов (П С 3, т. XXVIII, № 21547).

При Александре I евреи были, кроме того, свободны от рекрутской повинности. Интересно, что вождь революционного крыла русских декабристов, Пестель, упрекает императорское правительство за то, что оно даровало евреям "много отличных прав и преимуществ", так что они "ныне в России пользуются большими правами, нежели сами христиане" и составляют "так сказать, свое особенное государство" ("Русская Правда", стр. 51-52).

– При Николае I положение евреев резко изменяется к худшему. Новое "Положение о евреях" (1835 г.) суживает черту еврейской оседлости; вне этой черты евреям дозволяется лишь временно пребывать для торговых дел и для получения образования; на государственную службу евреи могут быть принимаемы лишь с высочайшего разрешения.

Особенно тягостной для еврейского населения была введенная при Николае I рекрутская повинность, при чем был установлен такой жестокий порядок, что в зачет рекрутов забирали еврейских мальчиков, которые сдавались в школы "кантонистов", известные своим палочным режимом и скудным содержанием будущих солдат. {См. о кант. тут, на стр. 243, ldn-knigi}

– При Александре II снова наступает поворот: школы кантонистов закрываются, рекрутские наборы детей, конечно, прекращаются, издается ряд законов, расширяющих гражданские права евреев. По закону 1861 г. евреи с университетским образованием (а доступ в университеты в то время не был для евреев ограничен) "допускаются в службу по всем ведомствам" на всем пространстве Империи; "им разрешается также постоянное пребывание во всех губерниях и областях Империи для занятия торговлею и промышленностью"; кроме своих семейств они могут иметь при себе домашнего слугу и приказчика или конторщика "из своих единоверцев". – По закону 1865 г., дозволяется проживать повсеместно в Империи евреям "механикам, винокурам, пивоварам и вообще мастерам и ремесленникам", а также – молодым людям для обучения ремеслам. Доступ к образованию до времени Александра III был для евреев свободным. – С воцарением Александра III происходит снова поворот в сторону ограничений и стеснений.).

{293}

6. Оппозиционные и революционные течения на рубеже XIX и XX веков. Народничество (Михайловский). Марксизм "легальный" и революционный (Струве, Плеханов, Ленин). Р.С.Д.Р.П. ("большевики" и "меньшевики") и П.С.Р. (Чернов). Земское либеральное течение.

Интеллигенция и буржуазия.

Н. К. Михайловский, (1842-1904) критик, публицист и социолог, является наиболее популярным выразителем мыслей, чувств и стремлений радикально-народнической русской интеллигенции на протяжении почти сорока лет. Тесно примыкая к Лаврову и продолжая разработку того круга идей, который был выражен в "Исторических письмах", Михайловский, прежде всего защищает субъективный метод в социологии: в общественных науках цель наша не только познавать существующее (как при изучении природы), но и желать осуществления известных идеалов; мы производим оценку изучаемых явлений с точки зрения наших идеалов, и категория ценности является неотъемлемым элементом общественных наук ("Записки профана", соч., т. III).

С этим тесно связано знаменитое учение Михайловского о двуединой правде, о том, что целью нашей должно быть сочетание "правды-истины", правды объективной, и "правды-справедливости", правды субъективной".

{294} Целью нашей научной, как и общественной деятельности должны быть "борьба за индивидуальность", за всестороннее свободное развитие личности, ибо личность человеческая имеет верховную ценность и не должна служить лишь средством для достижения каких-либо, вне ее блага лежащих, целей. Поэтому "всякие общественные союзы... имеют только относительную цену. Они должны быть дороги для вас постольку, поскольку они способствуют развитию личности... Личность никогда не должна быть принесена в жертву; она свята и неприкосновенна"... ("Письма о правде и неправде", соч. IV, 451-2).

Всестороннее развитие личности несовместимо с тем разделением труда в обществе, при котором работник становится лишь как бы придатком к машине, и потому такого рода разделение труда вовсе не является желательным прогрессом, ибо – "прогресс есть постепенное приближение к целостности неделимых, к возможно полному и всестороннему разделению труда между органами и возможно меньшему разделению труда между людьми"... "Нравственно, справедливо, разумно и полезно только то, что уменьшает разнородность общества, усиливая тем самым разнородность его отдельных членов" (Соч. I, 166).

Для осуществления возможности всестороннего развития личности, стесняемого и подавляемого современным общественным строем, "надлежит приискать такой общественный элемент, служение которому наиболее приближало бы нас к намеченной цели. Такой общественный элемент есть. Это – народ. Народ в смысле не нации, а совокупности трудящегося люда. Труд единственный объединяющий признак этой группы людей – не несет с собой никакой привилегии, служа которой мы рискуем услужить какому-нибудь постороннему началу: в труде личность выражается наиболее ярко и полно" (Соч. V, 537).

Одной из существенных черт социологической теории Михайловского является его учение о "типах" и "степенях" развития; оно устанавливает возможность "высокой степени развития при пониженном типе" (Соч. I, 494), с другой стороны, известный тип развития может быть, по существу, выше другого, хотя он и стоит еще на {295} низкой степени развития. Это учение применялось Михайловским и его последователями к оценке русской поземельной общины; конечно, она примитивна, конечно, земледелие западной Европы далеко ушло вперед в техническом отношении, но тип общинной собственности на землю стоит выше системы частной земельной собственности, ведущей к обезземелению и пролетаризации земледельцев. О русской общине Михайловский говорит, что "благоразумные сторонники общины" "не делали из нее фетиша", но "видели в ней надежное убежище для крестьянской личности от грядущих бед капиталистического порядка" (Соч. IV, 452).

Радикалы-народники 80-х и 90-х гг., сохраняя старое знамя "Земли и воли", должны были, однако, внести в свою теорию и в свою практическую программу некоторые существенные изменения, которые вызывались, с одной стороны, распространением марксистских идей среди русской интеллигенции, а с другой – развитием капитализма и ростом крупной промышленности в России.

Революционеры-народники принимали, в значительной степени, экономическое учение Маркса; они признавали необходимость политической борьбы для завоевания власти и важную роль промышленного пролетариата в этой борьбе, но они указывали на некоторые существенные особенности в социально-экономическом развитии России, и в частности, утверждали, что общинно-трудовые традиции русского крестьянства, привыкшего к коллективному распоряжению "мирской" землей, делают его гораздо более восприимчивым к идее социализма, чем тот строй частной земельной собственности, который господствует в западной и средней Европе и который делает из европейского крестьянства мелкую буржуазию, недоступную для пропаганды социализма.

Принимая теорию классовой борьбы, народники значительно изменяют ее содержание: для них разделение проходит не по линии: пролетариат и буржуазия, а по линии – "трудящиеся" и люди живущие чужим трудом или "эксплуататорские классы". Примыкая к "испытанной формуле" Михайловского, писал в 1900 году будущий лидер с. р. В. Чернов, мы понимаем "интересы народа, как совокупности трудящихся классов, являющихся для {296} нас народом ровно постольку, поскольку они воплощают и представляют трудовое начало. Мы остаемся при этой формуле, потому что в ней больше и широкой теоретической истины, и конкретной жизненной правды и – человечности!" ("На славном посту", стр. 197). – "Мы провозглашали, – пишет Чернов в своих записках, – лозунг естественной солидарности городского пролетариата с самостоятельным тружеником земледельцем" (стр. 164), и ставили целью создание "неразрывного союза, при посредстве революционно-социалистической интеллигенции, пролетариата с трудовым крестьянством" (стр. 277). Народники решительно возражали против мнения, что к социализму Россия может прийти только пройдя стадию капиталистического развития, – мужика вовсе не нужно "вываривать в фабричном котле", чтобы он мог вступить в светлое царство социализма.

(на ldn-knigi – В. М. Чернов "Перед бурей", Воспоминания)

Со второй половины 80-х гг. среди русской интеллигенции широко распространяются экономические и историософские взгляды марксизма. Уже в начале 70-х годов "Капитал" Маркса был переведен на русский язык, а 90-е годы стали, по выражению Чернова, эпохою "марксистского поветрия" в молодом поколении. В это время значительная группа ученых экономистов и талантливых публицистов проповедывала идеи марксизма в легальной литературе.