Текст книги "Красная ниточка"

Автор книги: Сергей Жемайтис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

ДВА СОКРОВИЩА

Ни у одной собаки в мире не было такого загадочного прошлого, как у Робинзона. Два года назад, во время летнего разлива Зеи, он плыл мимо Астрахановки на стоге сена. При желании он мог бы довольно легко добраться до берега, но это, видимо, не входило в его «расчёты». Что-то влекло его в неведомые края.

Хрусталёв заметил собаку и поехал за ней на лодке. Но собака не желала покидать стог. Кузнец хотел снять её силой, оступился и полетел в воду. Когда он вынырнул и стал, отплёвываясь, ругать неблагодарного пса, то заметил, что его уже нет на стоге. Пёс сидел в лодке и, свесив голову за борт, с любопытством глядел на своего спасителя. С трудом кузнец влез в лодку и стал грести к берегу, рассматривая собаку. В груди кузнеца потеплело. Он всю жизнь мечтал о такой собаке, и вот она сидела перед ним и смотрела на него умными золотистыми глазами и дружелюбно барабанила хвостом по днищу.

– Куда это ты собрался, а, Робинзон ты этакий? – спросил кузнец и засмеялся.

Целую неделю Хрусталёв ходил по знакомым хвастаться собакой.

– Ну, каков у меня Робинзон? – спрашивал он, вваливаясь в избу.

Собака чинно садилась у порога. По приказанию своего нового хозяина она ложилась, вставала, подавала лапу, «служила», стоя на задних лапах.

– Только не говорит! – с гордостью замечал Хрусталёв. – Редкого понятия тварь.

Всё в нём нравилось кузнецу, даже и то, что Робинзон при каждой удобном случае вступал в драку с встречными собаками и тянул в свою конуру или зарывал про запас всё, что попадалось ему на глаза и что он был в состоянии унести.

Теперь, что бы ни пропало на селе, все шли к кузнецу и требовали возмещения убытков.

Летом во время тренировок Робинзон показывал замечательную выучку. Он делал великолепные стойки над кустами картошки, где затаились куры, и при команде «пиль» бросался грудью вперёд. Вспугнув курицу, он не бежал за ней, а, как положено охотничьей собаке, ждал «выстрела».

– Образованный, шельмец, академик! – хвастался кузнец.

Пришла осень. Хрусталёв отправился с Робинзоном на первую охоту. Едва они вышли за околицу, как Робинзон вырвался вперёд, и никакие просьбы, угрозы не могли заставить его вернуться.

На охоте Робинзона покидало благоразумие. Запах дичи так кружил ему голову, что он, забыв о своём образовании, как сумасшедший гонялся за фазанами, вспугивал уток и гусей чуть ли не за километр от своего хозяина. Кузнец напился с горя, ходил по селу и, встретив знакомого, начинал оправдывать Робинзона:

– Это он переучился. Теория его заела. Ну, как нашего агронома. В теории собаку съел, а в поле – как в тёмном лесу. Ну, я его поставлю па ноги! Он у меня птицу на лету будет ловить. Правда, Робинзон?

Робинзон лаял в ответ.

Прошли две мучительные для кузнеца и для Робинзона недели.

Кончилось тем, что кузнец, собираясь на охоту, стал сажать Робинзона под замок.

– Хрусталёв опять на охоту собирается, – смеялись в селе, слыша, как надсадно воет в заточении обиженный Робинзон.

Робинзон очень скоро научился отгадывать намерения хозяина. Как только он замечал, что начинаются приготовления к охоте, или даже ловил взгляд кузнеца, брошенный на ружьё, то немедленно убегал за околицу и там терпеливо ждал своего хозяина.

Ружьё Хрусталёва было под стать Робинзону. Такого ружья не было во всей округе, а может быть, и в целом свете. Оно было сделано по заказу какого-то богача лет сорок назад в бельгийском городе оружейников, Льеже. Стволы этого ружья сверкали золотой насечкой, а ложа – инкрустациями из слоновой кости. В патрон ружья входило чуть ли не полстакана пороху и добрая пригоршня дроби, поэтому отдача у него была необыкновенная. И, хотя кузнец привязывал к ложе небольшую подушечку, во время охотничьего сезона его правая щека так опухала, будто он страдал флюсом.

У ружья был только один маленький изъян: что-то не ладилось со спусковым механизмом. То курки не действовали совсем, то разбивали капсюли у патронов в самое неподходящее время. Хрусталёв починял ружья для охотников целого района, а вот своё уже лет десять всё собирался исправить и никак не мог найти для этого времени. Из-за этого односельчане никогда не ходили вместе с кузнецом на охоту и даже избегали появляться в том районе, где раздавались пушечные выстрелы хрусталёвского ружья…

Вот об этом-то ружье и размечтались Коля с Васяткой. Робинзон занимал их гораздо меньше, потому что стоило только взять в руки это легендарное ружьё, как пёс, словно сивка-бурка, вырос бы перед ними как из-под земли.

После уроков гуси пошли над Зеей валом. И мечта о ружье повлекла Васятку с Колей прямо к кузнице. Они знали, что Хрусталёв ни за что на свете не даст им своего ружья, но им хотелось хоть одним глазком посмотреть на него.

Возле сельсовета их догнала Дуня Хрусталёва.

– Вы куда это? – спросила она подозрительно: Коля с Васяткой жили в другой стороне села.

– Пройтись, – ответил Коля. – Воздухом подышать.

– На кудыкину гору! – буркнул Васятка.

– Думаете, не знаю?

– А что знаешь? – насторожился Коля.

– Да всё, что вы задумали.

Коля и Васятка переглянулись, как заговорщики: их не поймаешь на этот наивный приём выпытывать тайну.

– Ну вот, всё теперь ясно! – Лукавые глаза Дуни радостно блеснули.

– Что ясно? – пожал плечами Коля.

– Да всё по глазам видно.

– Раз видно, что же спрашиваешь?

Мальчики свернули в переулок и пошли к кузнице.

Дуня вскинула белёсые брови.

– Подумаешь, задавалы! Чихала я на ваши секреты.

Она показала язык и побежала вприпрыжку домой. Настроение у неё было прекрасное: она получила пятёрку, и ей не терпелось скорее похвастаться дома. Через минуту сна уже забыла и о ребятах и об их секрете.

…Вот и кузница. Под телегой лежал Робинзон и, видно, чтобы убить время, грыз кость, отнятую у простодушного Бобки. Мальчики заглянули в двери кузницы. Хрусталёв с молотобойцем ковали костыли. Они работали так легко, так слаженно, что казалось, будто молоток с кувалдой сами бьют по раскалённому железу, а кузнецы лишь сдерживают непомерный их пыл. Молоток слегка коснулся наковальни, издав сухую трель, и тотчас же кувалда повисла в воздухе.

В клещах вместо раскалённого куска железа теперь тускло поблёскивал малиновый костыль. Кузнец, не взглянув, бросил его в кучу таких же костылей. Широкогрудый, краснолицый молотобоец опустил кувалду, движением головы стряхнул пот со лба и стал раздувать меха.

Хрусталёв вышел из кузницы, кивнул в ответ на приветствия мальчиков, а затем, приложив руку козырьком, стал смотреть в небо.

На лице кузнеца появилась тревога, он метнулся в кузницу и тотчас же выскочил оттуда с ружьём, быстро вскинул его, целясь в гусиную стаю, пролетавшую над головой.

Выбежал молотобоец.

– Не донесёт, – равнодушно заметил он, задрав голову.

Щёлкнули курки.

– Осечка, – подмигивая мальчикам, сказал молотобоец,

Кузнец опустил ружьё.

– Да, далековато, сажен двести, а то и поболе. Надо бы картечью зарядить. А ты под руку не говори, дурья башка! Ну, а вам что? – обратился он к ребятам.

– Нам? – Коля вопросительно посмотрел на Васятку, будто и сам не знал, что им действительно нужно здесь.

– Нам… ничего… так, – сказал Васятка. – Шли вот. и зашли…

– То-то что зашли. Шляетесь без дела вроде моего Робинзона.

Услышав своё имя, Робинзон навострил уши.

Молотобоец усмехнулся:

– Хитёр, вражина, знает, про кого говорят.

– А ты думал! Тебе бы у него ума подзанять не мешало, – ворчал Хрусталёв. – Смотри-ка, слушает, бандит. Сегодня ночью залез в погреб, съел мясо в кастрюле и крышкой её закрыл. Я только по следам догадался, чья это работа.

Помощник Хрусталёва хохотал, сверкая белыми зубами.

– Такие-то дела. – Хрусталёв, лукаво прищурившись, спросил у ребят: – Вы, часом, не на охоту ли собрались? Может, компанию составим?

Молотобоец снова захохотал. И смех этот долго звучал в ушах мальчиков, пока они шли по селу. Дорогой они не разговаривали. Коля поднял прут и хлестал прошлогодние стебли чертополоха, Васятка сосредоточенно рассматривал дорожную колею, ероша пятернёй косматую голову.

Васятка с Колей жили рядом. Они уселись на бревно возле плетня.

– На чёрта нам эго ружьё? – сказал Васятка. – Только всю дичь распугаешь. Пусть он сам из него пуляет.

– Да я бы и даром его не взял! – подхватил Коля.

Они ещё долго сидели на бревне, следили за стаями птиц

и печально вздыхали, мечтая о хрусталёвском ружье.

СУХАЯ ОХОТА

После обеда Коля сел было за уроки, но под окном залаял дворовый пёс Султан. Коля сердито постучал в окно. Султан повернул голову и, виляя хвостом, продолжал лаять с таким видом, будто хотел сказать: «Разве не видишь, что творится на селе?» Султану вторили Васяткина звонкоголосая Пальма и, видно, застудивший горло председательский Разгуляй. Коля вышел на крыльцо, прислушался. Лаяли все собаки на селе. Что-то произошло.

На несколько секунд собачий хор затих, и Коля ясно услышал плачущий голос Робинзона. Всё стало ясно! Хрусталёв собирается на вечернюю зорьку и посадил Робинзона под замок.

Когда Робинзон попадал в заточение и подавал свой голос, все собаки на селе выражали ему своё горячее сочувствие. Видно, в эти минуты они забывали обиды, нанесённые Робинзоном, и с жаром поддерживали попавшего в несчастье собрата.

Коля крикнул на Султана. Султан замолчал, виновато помахал хвостом и убежал со двора. Через минуту его зычный голос доносился уже с огорода.

Дома было тоскливо. Под окнами теперь ходила Королева – пёстрая курица и нудно квохтала, в соседней комнате однотонно стучала швейная машинка и слышался дребезжащий бабушкин голосок. Она пела знакомую, старую-престарую песенку про белы снеги.

– Бабушка! – не выдержал Коля.

Голос и стук машинки за стеной умолкли.

– Что тебе?

– Ведь весна уже!

– Не слепая… Хорошая песня всегда в пору.

Застучала швейная машинка, и она снова затянула про белы снеги. Коля натаскал в кадку воды из колодца, залез на сеновал, сбросил корове сено в ясли и снова сел за столик, у окна. Хотя Королева куда-то ушла, а бабушка теперь пела «Шумел-горел пожар московский», у него не хватало сил приняться за уроки. Собачьи голоса напоминали ему о гусиных стаях, о зейском просторе. Коля почувствовал себя обиженным, одиноким и совсем несчастным человеком.

Всё же он раскрыл было грамматику, но в окно постучал Васятка. Он подморгнул и кивнул головой.

Коля открыл окно и перемахнул через подоконник:

– Ты что?

– Ничего…

– Не учится?

– Задачи уже решил.

– Как это у тебя получается? – вздохнул Коля.

– Проще пареной репы. Сажусь, затыкаю уши, и всё…

– Ну и помогает?

– Не всегда.

– Надо попробовать… Ваши в поле?

– Ага. Ваши тоже?

Коля кивнул.

– Может, пойдём?

– С чем, с палками?

– Нет, так, всухую. Слышал, Робинзон воет?

– Ну и что?

– Как – что? Может, подранка добудем.

Коля просиял:

– Верно! Хрусталёв в утиную тучу бабахнет, они так и посыплются.

– Ещё бы!

– Идём!

– Ну вот, «идём, идём»… А русский кто за меня выучит?

– Завтра нас не спросят.

– Тебе хорошо, не попадает, наверное, а у моего бати солдатский ремень из слоновой кожи.

– Ну уж и слоновой! Вот у моего бати ремень так ремень!

Поспорив довольно вяло, у кого толще ремень, они разошлись, договорившись встретиться в семь часов.

Тем же путем – через окно – Коля вернулся к своему столу и принялся за грамматику…

Васятка зашёл около семи часов. Они прошли с ним через огород с прошлогодними оплывшими грядками, пересекли выгон и очутились у берёзовой рощи. На её опушке стояла высокая сосна. Васятка с Колей залезли на самую вершину дерева. Отсюда на многие километры вокруг открывались пойменные луга со множеством больших и малых озёр.

Солнце повисло над вершинами далёких холмов. С каждой минутой оно наливалось, краснело. Стаи птиц тревожно носились над Зеей. На выгоне показался Хрусталёв с ружьём под мышкой. Его тень мелькнула возле сосны и скачками помчалась к песчаному озеру. Над вершиной сосны пролетала стая чирков. Коля свистнул, и чирки взмыли в высоту.

– Курс на Хрусталёва! – кивнул Коля и ловко скатился с дерева на землю.

Мальчики стали красться за кузнецом, перебегая от одного куста орешника к другому. Вскоре пошли высокие кочки, похожие на головы, стриженные под бобрик. Кузнец прошёл меж кочек метров двести и скрылся в них, будто провалился.

– Ложись! – прошептал Васятка. – Ничего, что вода, высохнем.

– Холодная – жуть! – процедил сквозь зубы Коля, становясь на четвереньки.

– Это разве холод! – Васятка храбро шлёпнулся животом в траву и пополз, разбрызгивая ногами ледяную воду.

Впереди слышались странные звуки, и непонятно было: кузнец так тяжело, со всхлипом, дышит пли это урчит болото.

Совсем близко закрякал селезень. Над головой со свистом опускались утки и где-то рядом плюхались в воду.

Донёсся слабый треск. Васятка с Колей плотней прижались к земле: Хрусталёв взводил курки.

Со звоном щёлкнул курок, другой.

– Осечка! – выдохнул Васятка.

По воде захлопали крылья: утки «разбегались» для взлёта.

Хрусталёв, чертыхаясь, возился с курками.

Внезапно над кочками взметнулось пламя. Мальчикам больно ударило в уши. С песчаного и других соседних озёр тучей поднялись утки, цапли, колпицы и с криком закружили над лугами. Хрусталёв ругался, щёлкал курками, стучал по ним чем-то железным. Наконец кузнец успокоился и, согнувшись, побежал к шалашу у самой воды.

Снова стали опускаться на озеро утки. Садились и одиночки, и сразу целые стан. На воде становилось тесно от чирков, крякв, шилохвости. Недалеко от шалаша, часто махая крыльями и вытянув ноги, приземлялась стая цапель.

Щёлкнул курок, раз, другой – снова осечка. Утки метнулись от берега. Раздалось проклятие, и тут ружьё громыхнуло сразу из двух стволов.

Хрусталёв выскочил из шалаша, посмотрел на озеро, покрытое рябью, на небо, где метались стан птиц. В воду, кувыркаясь в воздухе, падала утка. Она шлёпнулась далеко от берега, подняв столб воды.

Кузнец выругался.

Васятка и Коля поднялись во весь рост и, не таясь, смотрели на птичий переполох в небе, ожидая, не упадёт ли ещё птица. Утки больше не падали. Кузнец вытащил дымящиеся гильзы, зарядил ружьё и оглянулся.

– Откуда вас принесла нелёгкая?

– Да так… решили пройтись… воздухом подышать, – ответил Коля срывающимся от волнения голосом.

Васятка похлопал по мокрым коленям.

– Изучаем природу… водоплавающих.

У Хрусталёва в усмешке дёрнулась щека.

– По штанам видно учёных людей.

Над головой просвистала утиная стая. Чиркнув по воде, утки снова взмыли в небо. Хрусталёв досадливо крякнул:

– Ну, что стали! Садись! Ложись! Давай в шалаш!

Ребята не ожидали такой милости. Они уселись в уголке дырявого шалаша, едва переводя дух. Хрусталёв занял всё

свободное место. От него пахло кузницей и пороховым дымом. Хрусталёв приложил палец к губам и зашептал:

– Видели, за полверсты достал крякву? В неё и бил. Не люблю стрелять в стаю.

– Она ещё дальше была! – польстил Коля.

– Глаз у вас точный, – поддакнул Васятка.

У мальчиков замирало сердце, когда кузнец начинал целиться. После выстрела кололо и звенело в ушах, озеро застилал синий дым. Раздавался плеск, и кузнец, постукивая кулаком по прикладу, говорил:

– Есть!

– Есть! – как эхо, повторяли мальчики.

Ружьё сегодня вело себя на редкость послушно. Только три раза оно дало осечку и два раза выстрелило самостоятельно. Кузнец сиял.

Над кочками забелел туман. Тускло поблёскивало озеро, отражая полоску угасающей зари. Кузнец разделся и. охая, полез за утками в воду. Мальчики принялись разыскивать подранков на берегу. Они наткнулись на чирка с перебитым крылом и стали его ловить.

– Ну-ка, кого поймали, чирка? – спросил кузнец, вылезая из воды. – Дайте-ка его сюда! – Он свернул чирку шею и отдал Коле: – Возьмите себе, да вот ещё шилохвость в придачу. Как-никак вместе охотились.

Остальных уток он прицепил к ремню и зашагал от озера. Мальчики едва поспевали за ним.

– Жалко, стемнело, – сказал кузнец, шлёпая по воде.

– Мы бы здесь полвоза насобирали, – поддакнул Коля.

– Наверно, три штуки всего и осталось, – возразил Васятка.

– Три? – Кузнец усмехнулся. – Математик! Приходи-ка завтра пораньше, посмотришь, сколько их к берегу прибьёт.

– Правда, что математик, – подхватил Коля. – Сегодня весь урок задачку решал – еле решил.

– Оно и видно, – поддакнул кузнец– Вы уж всё знаете! – огрызнулся Васятка.

В село пришли затемно. Их встретил истошный вой Робинзона и сочувствующий лай всех деревенских собак.

РУЖЬЕ

Гуси и утки всё летели и летели над Зеей. Васятка и Коля похудели, осунулись. После встречи с кузнецом они и во сне и наяву видели его ружьё. А тут ещё Дуня подливала масла в огонь. Каждое утро, встречаясь с ними в классе или по дороге в школу, она хвасталась:

– Папанька опять шестерых гусей принёс!

Или, показывая покрасневшие пальцы, говорила:

– Без рук осталась: вчера весь вечер уток щипала. Будь они неладны совсем!

Как-то Дуня сообщила, что отец уехал в город за железом.

– А ружьё? – спросил Васятка. – Взял?

Дуня насторожённо вскинула брови:

– Тебе-то что?

– Да ничего… так.

– Кого в городе стрелять-то? Ружьё в кузне. Когда охота, папанька всегда его в кузне держит. Мама боится, когда оно дома: раз бабахнуло!

– Это когда печку разворотило? – вспомнил Коля.

Об этом случае знал весь колхоз.

После уроков, не сговариваясь, мальчики задами прокрались к кузнице. На дверях висел огромный замок. Заглянули в щель. В кузнице стоял полумрак. Виднелась наковальня, груда железного лома.

– А может, Дунька соврала? – усомнился Коля.

– А чего ей врать-то? – возмутился Васятка. – Здесь оно и есть. Где же ему ещё быть, раз дома нету!

В кузницу они пробрались через небольшое отверстие в потолке, куда выходил дым из горна. Ружьё висело в чехле в тёмном углу, где стояли новые, ещё не окованные железом колёса. Дрожащими руками Васятка снял ружьё, вытащил из чехла, подошёл к наковальне, куда падали яркие лучи света из щелей между брёвен.

Мальчики не могли оторвать глаз от ружья. Они его нюхали, гладили отполированную холодную поверхность ложи, ощупывали перламутровые украшения, искусно вправленные в дерево, рассматривали стволы. На правом стволе изображалась охота на оленей. Охотники, олени, деревья – всё было золотое. На левом стволе лисица удирала от собак – и лисица и собаки тоже были золотые.

– Ну? – наконец произнёс Васятка, застёгивая чехол.

– Что – ну? – словно бы не понял Коля.

– Что дальше делать будем?

– Боязно как-то, – сказал Коля. – А вдруг приедет?

– Дуня говорила, что па неделю уехал, а мы только на денёчек… Никто и не узнает.

– А патроны где достанем?

– Знаю где: за колёсами в кожаном мешке. Да ты что, боишься?

– Я? – Коля едва справлялся с дрожью. – Что бояться-то? Мы же только постреляем и назад положим, Ведь верно?

Васятка уже шуровал в кожаном мешке, где лежали узкие мешочки с дробью и множество каких-то баночек и свёртков.

– Только две штуки, – сказал он, протягивая Коле пустые гильзы. – Патронташ, наверное, дома у него.

– Ну и ладно, – обрадовался Коля. – Сами зарядим. Это ещё лучше, что гильзы пустые, а то подумают, что мы чужим порохом и дробью пользуемся.

И они с величайшими предосторожностями тем же путём вылезли из кузницы, ползком прокрались к зеленеющему бурьяну и там до вечера спрятали ружьё.

СБОРЫ

На охоту можно было отправиться только в субботу вечером. Оставалось ещё целых два дня. Коля с Васяткой не находили себе места. На уроках они еле высиживали, на переменах ходили, как заговорщики, отвечали невпопад. После уроков первыми выскакивали из класса и мчались домой. На Васяткином сеновале хранились хрусталёвское ружьё и два патрона, заряженных гусиной дробью.

К охоте было всё подготовлено. Лодка проконопачена и просмолена. Дома они отпросились на рыбную ловлю с ночёвкой. Только что прошёл лёд, и был самый клёв налимов.

В субботу после уроков Коля и Васятка сидели на сеновале и последний раз чистили и смазывали ружьё.

От железной крыши несло теплом, приторно пахло прошлогоднее сено. Сюда долетал гул тракторов, воробьиный щебет, хлопанье крыльев и петушиный крик. Из множества весенних звуков они слышали только крики дикой птицы на воздушных дорогах. Они пропустили мимо ушей даже лай Робинзона во дворе и скрип лестничных перекладин и только тогда почувствовали опасность, когда в лестничном проёме показалась светловолосая головка Дуни Хрусталёвой.

Нижняя губа у девочки была закушена, глаза прищурены, всем своим видом она говорила: «Ага, попались!»

Появление Дуни было так неожиданно, что оба они совершенно растерялись и с убитым видом смотрели то на Дуню, то на ружьё.

– Вот вы где, голубчики! – сказала Дуня, присаживаясь на верхнюю ступеньку лестницы. – Что это вас совсем не видно стало? – Она вытащила из рукава платочек и стала им обмахиваться. – Ну и жара!.. Мамочка моя! Это же папанькино ружьё!

Мальчики, потупившись, молчали.

– Ведь оно в кузне было!

– За колёсами, – уточнил Коля.

– Ну вот, – сказала Дуня, – теперь вас в тюрьму посадят. Будете знать в другой раз!

– А нам твой тятька разрешил, – храбро соврал Коля. – Не насовсем, конечно, а на один денёк.

– «Разрешил»! «На денёк»! Врите больше. Вот зачем выспрашивали, где ружьё да взял ли его папанька, а сами вот что…

Васятка молчал, стиснув зубы. Коля, жалко улыбаясь, пытался уговорить Дуню не выдавать их.

– Вот дура! В тюрьму грозишься засадить? А ты знаешь, что твой папанька ещё нам спасибо скажет!

– За что это?

– Да ты посмотри, как мы его вычистили, горит всё. А ложа какая, стволы!

– Да что ты её уговариваешь! – глухо сказал Васятка. – Раз она такой предатель, пусть предаёт. У, шпионское отродье!

Дуня улыбнулась так, как будто услышала что-то необыкновенно приятное для себя.

– Як вам по-хорошему, а вы обзываете по-всякому. Ну что я вам, враг какой?

– Да ведь ты теперь всем расскажешь, – сказал Коля.

– Про что?

– Про ружьё.

– Ах, вы всё про это. Ну конечно, расскажу. Что же, я должна говорить, что ничего не знаю? Врать?

Васятка махнул рукой и сказал:

– Пропадай всё на свете!

Коля жалко улыбнулся:

– Дуняша, ну что тебе стоит? Потерпи хоть до вечера, не говори. Ну, Дуняша!

Дуня притворно вздохнула:

– За гусями собрались?

– Да-а, а то скоро перелёт кончится. Не скажешь? – упрашивал Коля.

Васятка, ожидая нового подвоха с её стороны, начал медленно подвигаться к лестнице.

Дуня заметила этот манёвр и опустилась на одну перекладину. Васятка бросился к ней, но Дуня скользнула вниз.

– Ты что? – испуганно спросил Коля Васятку.

– Да закрыли бы её здесь, а сами ходу.

– Она же крик поднимет на весь колхоз.

– Ещё как закричу! – послышался снизу голос Дуни.

– Васятка пошутил, – успокоил Коля.

– Ничего я не шутил. Ненавижу предателей!

– Ну, право слово, какие-то вы сумасшедшие, – миролюбиво пропела Дуня. – Взяли бы да и попросили у меня это ружьё.

– Хозяйка какая! – усмехнулся Васятка.

– Молчи, ты всё дело испортишь! – шепнул Коля.

– А вот и хозяйка! У меня даже ключ от кузни. Папанька уезжал, так сам сказал: «Остаёшься за хозяйку». Мама весь день на ферме.

– Видишь! – радостно шепнул Коля. – Она, брат, получше другого парня.

– Ну… тогда пусть даст нам… ружьё, – сказал Васятка вдруг охрипшим голосом.

Дуня снова поднялась и села на верхнюю перекладину.

– Хорошо, я вам разрешаю, но только на один день. До свиданья, – чинно сказала она, не трогаясь с места.

– До свиданья, – ответил Коля, не веря, что всё так легко обошлось.

Дуня вздохнула, по-бабьи сложила руки на животе и поплотней уселась на лестнице.

Васятка смерил её недовольным взглядом.

– «До свиданья, до свиданья», а сама сидишь как прибитая!

– А вы куда пойдёте на охоту?

– «Куда, куда»! Всё тебе знать надо!

– Мы, Дуня, наверное, на Зею, а может быть, на озёра, – вмешался Коля, стараясь смягчить Васяткину грубость.

– А кто вам будет еду варить? А если пуговица оторвется?

– Ты брось думать, всё равно не возьмём, – отреза:! Васятка.

– А может, возьмём? – робко спросил Коля, заметив взгляд Дуни, брошенный ею на ружьё. – Знаешь, мы на охоту, а она у костра. Пришли – обед готов. Ешь вовсю. Потом рыбалка, она за лесками будет смотреть.

Васятка презрительно ухмыльнулся:

– Если только у костра будет тихо сидеть.

– Очень-то надо мне у вашего костра коптиться!

Дуня спрыгнула с лестницы на упругое сено, подошла к

слуховому окну. Перед ней сверкала на солнце река, а за рекой до самого горизонта лежали луга, поля, ка высоком холме виднелась церковь.

Так хорошо бы сейчас же перебраться на другой берег и идти, идти до самого холма, узнать, что там за село, кто там живёт, потом спуститься за холм и снова идти всё дальше и дальше.

– Интересно, сколько дней надо ехать до Тихого океана? – спросила она.

Коля и Васятка принялись высчитывать: выходило, не меньше месяца, если плыть от зари до зари.

– Ну как? – спросил Коля Дуню.

– Что – как?

– Едешь? Или, может, не поедешь?

– Вот привязались! Ну что с вами поделаешь! Я сейчас, только домой сбегаю и сразу назад,

– Робинзона закрой, а то он всю охоту испортит, – сказал Васятка.

– Ладно. Я только кофточку захвачу и поесть что-нибудь.

– Да у нас еды хватит. – Коля показал на мешок, торчащий из сена.

– Вот ещё, буду я на ваш счёт кормиться!

– Постой, – остановил Васятка. – Ты никому не ра;-болтаешь?

– Кому?

– Мало ли кому. Кто встретится.

– Не бойтесь. Я огородами побегу, а дома у меня никого нет.

– Змея, как есть змея! – сказал Васятка, когда Дуня скрылась.