Текст книги "Красная ниточка"

Автор книги: Сергей Жемайтис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

ХОРОШЕНЬКОЕ ДЕЛО

Обыкновенно утром во время завтрака Курбат успевал рассказать бабушке всё, что случилось за прошлый день, и она привыкла к этому так же, как к «последним известиям» и «пионерской зорьке», передаваемым по радио.

Курбат на этот раз сел за стол и начал молча уписывать жареную картошку. Бабушка стала между дверью и окном и приготовилась слушать внука. Но Курбат подозрительно молчал и как-то жалобно поглядывал на бабушку. Обещание никому не говорить о вчерашнем мучило его.

– Нашкодил? – спросила бабушка.

Курбат с полным ртом отрицательно замотал головой.

– По носу вижу: что-то неладно. Никак, заболел? – Она подошла, пощупала голову. – Холодная голова. Живот болит?

Курбат ещё сильней замотал головой. Бабушка прищурилась, давая понять, что её-то не провести, и полезла в шкаф.

– Вот честное-пречестное, ничего у меня не болит!

– Не от всякой болезни больно, – заметила бабушка, наливая из бутылки в стакан бурого настоя целебных трав. – Пей, не повредит. Крепче будешь.

Курбат выпил лекарство. То, что он сделал это безропотно, ещё больше убедило бабушку, что с внуком неладно. Правда, после лекарства Курбат попросил ещё картошки, чем немного успокоил её.

– Вот видишь, и аппетит появился, – сказала она, накладывая в тарелку картошки.

На правах больного Курбат не стал ничего делать по дому, а тут же отправился к Алеше, чтобы хоть с ним поговорить о вчерашнем.

Курбата догнала Лиза.

– Здравствуй, Курбатик! Поехали за губками? У нас нечем посуду чистить. Ты что такой хмурый? Опять попало?

– Мне? Попало? Да кто меня тронет! – Курбату нестерпимо хотелось рассказать ей о вчерашнем, но он сдержался.

Они зашли к Алёше.

– Он на море, – сказала его мать.

Курбат и Лиза пошли вдоль ручья, здороваясь с встречными. Женщины в нарядных платьях спешили в кооператив или уже возвращались с покупками. Сегодня был выходной день. В путину, когда дорога каждая минута, в колхозе не было выходных дней, но сегодня рыбаки сдавали улов на плавучий холодильник. В посёлке чувствовался настоящий праздник.

Лиза заглянула Курбату в лицо.

– Нет, ты какой-то необыкновенный сегодня. Что-нибудь случилось, Курбатик?

– Ничего пока…

– Когда же случится?

– Когда случится, тогда и случится…

– Секрет?

Курбат оглянулся во все стороны и прошептал:

– Тайна…

– Настоящая?

Курбат окинул её презрительным взглядом:

– Пустяками не занимаемся.

– А про кого тайна?

– Про белого бычка.

Лиза остановилась, подняла плечи, вздёрнула нос, показывая, что она обижена, и быстро пошла вперёд. Курбат догнал её:

– Лиза!

Девочка не ответила.

– Лизавета!

И сейчас она промолчала, но чуть замедлила шаг.

– Я бы сказал тебе, если бы слова не дал. Ведь теперь мы с Алёшкой общественная охрана. Понятно?

– Ну н ладно. Я тоже кое-что знаю. Хотела рассказать, а теперь Алёшке скажу, а тебе ни за что!

– Ты ведь слова не давала.

– Когда?

– Вчера.

– Где?

– В пещере!..

Лиза быстро сыпала вопрос за вопросом и будто клещами вытягивала из Курбата тайну.

– Всё? – спросила она.

– Хватит пока. Теперь ты рассказывай.

– Расскажу, а ты послушай. Мама сегодня встала кур выпустить, смотрит, кто-то по берегу бежит с мешком, пригляделась, а это ваш Санька.

– Нужен он нам, себе его возьми!

– Ты не перебивай, я ведь тебя не перебивала. Ну вот, подбежал к своей лодке, бросил в неё мешок. Секретарь прыг, и они подались вот так, вдоль бережка… Стой! Ты куда?

Курбат припустился к коптильне, но оттуда показался Алёша. Курбат остановился, махнул рукой.

– Алёшка, скорей! – и побежал в другую сторону, подныривая под вешала.

Лиза метнулась за ним. Алёша побежал следом. Курбат и Лиза далеко опередили его, вбежали по тропинке к пещере и скрылись под нависшей скалой.

Когда Алёша подбегал, из пещеры показался Курбат, сверкая чёрными глазами.

– Хорошенькое дело! – сказал оп. – Надо было на сопке закопать!

Из-за спины Курбата выскользнула Лиза и весело закричала:

– Чисто в пещере, только и есть, что ваш противный череп! Оставил вас Санька с носом!

ПИСЬМЕНА НА ПЕСКЕ

На рассвете Черняков вернулся в Тёплые ключи. Ломая голову над тем, куда могли деться сети, он решил, что в темноте бросил их мимо борта лодки на песок. Пристыжённый и злой, что даром потерял время, он вылез на берег. Сетей на песке не оказалось. Зато на нём, как на огромном листе бумаги, было «написано» всё, что здесь произошло ночью.

Вот отпечатки лап Секретаря и другой собаки. Взрытый песок. Черняков поднял клок серой шерсти.

– Урезова шерсть… Так, так… Натравили этого волчину на моего сторожа. Никак, опять Алешка! Вот и след. Он, вражий сын! Ну, погоди!.. Вот здесь вытянул сети и поволок их. Такие сети и по камням! Ну, а это кто? Курбат! Дружок Алёшкин!

Ругаясь, Черняков по следам зашёл за коптильню, постоял на поляне, где Алёша и Курбат прятались ночью, посмотрел на примятую траву, покрытую сизой росой.

– Прятались, пока я снаряжался, – догадался он, глядя на следы, и вернулся к лодке. – Ну, дела у тебя, паря, кому рассказать – не поверят.

Подойдя к лодке, он снял с неё подвесной мотор, вытащил лодку на берег, замкнул на замок цепь. За много десятилетий в Тёплых ключах не было ни одной кражи. Лодки колхозников стояли рядом на берегу, без замков. Но Черняков никому не верил и всё, что считал своим, прятал от людей, а если спрятать было нельзя, то закрывал на замки. Сегодня он особенно тщательно осмотрел цепь, а замок закрыл на два оборота.

Невесёлые мысли одолевали его. Он думал, что теперь не только в Тёплых ключах, а по всему побережью узнают, как его, Саньку Чернякова, знаменитого охотника, провели мальчишки. Он видел довольные лица рыбаков, слышал их насмешливые голоса. Не было с ним ещё такого позора. Да и сетей жалко. Новенькие, ни разу не опробованные, связанные из какой-то мудрёной нитки, которая не рвётся и не гниёт. Дорогие сети! Совсем по миру пустили! Он подошёл к мотору, чтобы взвалить его на плечо и идти домой, и вдруг за спиной услышал почёсывание и вздох. В пяти шагах от него сидел Секретарь, но в каком виде!

– Отделали тебя под орех! – сказал хозяин, рассматривая своего верного сторожа. – С ухом-то что? А морда-то, морда! Боже ты мой! Отполировал он тебя на совесть!

Секретарь, услышав в голосе хозяина сочувствие, радостно взвизгнул и заплясал на месте, прихрамывая на все четыре ноги.

– Ишь задёргался, будто поганку проглотил.

Секретарь умильно заглядывал ему в глаза. Как ни жестоко обращался с ним хозяин, пёс был предан ему до последней шерстинки.

– Шарь!

Секретарь заметался по берегу, ещё не понимая, кого он должен искать, но всем своим существом выражая готовность найти всё, что пожелает хозяин. Он наткнулся на следы мальчиков и так потянул носом, что вместе с воздухом ему в нос попала изрядная порция песка. Он стал чихать, с виноватым видом поглядывая на хозяина.

– Нашёл время чихать, шарь, тебе говорят!

Секретарь бросился к сопке, но хозяин вернул его и показал рукой вдоль берега.

– Там шарь!

Теперь Секретарь знал, что от него требуют, и побежал по следу, держа нос у самой земли и время от времени оглядываясь на хозяина.

– Давай, давай! – Черняков быстро шёл за Секретарём, воровски поглядывая на единственную улицу посёлка.

Посёлок ещё спал крепким сном. На другой стороне Байкала разгорелась заря. Показались первые чайки.

Необыкновенная красота утра совершенно не трогала Чернякова. Он думал только о своих сетях, стремясь поскорее разыскать их и спрятать, пока кто-нибудь не проснулся в посёлке. Только раз он взглянул на море, приложив ладонь козырьком к глазам; сделал он это по привычке, думая, не идёт ли катер рыбной охраны, – далеко от берега проходила рыбацкая посудина.

Секретарь привёл его к скалам и остановился возле тропинки, где ночью лежал Урез, поворчал и побежал вверх по тропе, Черняков повеселел, он знал эту пещеру: когда-то мальчишкой и он, замирая от любопытства и страха, заглядывал под её хмурые своды. Ходила легенда, что в этой пещере хоронился в тихую погоду ветер. Когда же ему надоедало сидеть в тесноте, он с воем вырывался на свободу и сломя голову носился по тайге и по морю. Устав, опять забирался сюда. Ходили и другие легенды. Поднимаясь по тропе. Черняков вспомнил страшный рассказ о старателе, который нашёл много золота и, возвращаясь в Иркутск, заболел и умер в этой пещере. Случилось это ещё до того, как здесь вырос посёлок. Суеверные люди утверждали, что душа этого несчастного человека навечно поселилась в пещере и сторожит золото, запрятанное где то поблизости. Но где, никто не знает. Многие искали этот клад, но не нашли.

Вот почему, прежде чем сунуть голову в проход, ведущий в пещеру, Черняков три раза перекрестился, чтобы обезвредить нечистую силу, которая, по его убеждению, находилась в пещере. Очутившись в темноте, он зажёг спичку и увидел свои сети. «Слава те господи! – обрадовался он. – Нет ли тут ещё чего?» – подумал он, зажёг другую спичку, поднял её над головой и тут же выронил из онемевших пальцев. Чёрными глазницами, оскалившись, на него смотрел череп, а рядом поблёскивали жуткие лиловые глаза Секретаря. Шепча проклятия и слова молитвы, браконьер, обливаясь холодным потом, бросился к выходу, волоча по камням сети.

ПОГОНЯ

Алёша и Курбат вставили вёсла в уключины, Лиза села за руль.

– Раз, два, взяли! – скомандовала Лиза, сосредоточенно поглядывая вперёд. В руках она держала рулевое весло и чувствовала себя капитаном этого маленького судёнышка. – Что весла-то мочите?

Легкая лодка помчалась, разрезая упругую звенящую воду. Из-под вёсел по воде летели вперегонки крутящиеся воронки. Волны от лодки смяли картину ясного дня, отражённую в воде, краски смешались, расплылись множеством разноцветных бликов.

Лиза подгребала рулевым веслом.

Лодка пронеслась мимо пещеры, миновала небольшой мысок.

– Суши вёсла! – скомандовала Лиза и круто повернула лодку.

Гребцы подняли вёсла над водой.

– Шабаш!

Алёша и Курбат поспешно вытащили вёсла из уключин и положили их на скамейки вдоль бортов.

Курбат недовольно поморщился.

– Нужны нам эти губки. Вот будет шторм, Байкал накидает целую гору. Пока мы здесь будем купаться, Санька сети снимет.

– Тебе хорошо, ты кастрюли не чистишь.

– Я, Лизавета, всё на свете могу делать.

– Можешь, да не делаешь.

– Времени нету.

Алёша сказал примирительно:

– Нырнём разок – и дальше! Санька сети не снимет, раз поставил. Он на сутки ставит.

– Ты можешь сидеть в лодке, Алёша один натаскает.

Курбат усмехнулся и стал расстёгивать пуговицы на рубашке.

Лодка шла по инерции, направляемая рулевым веслом, и наконец остановилась, слегка покачиваясь, в небольшой бухточке, окружённой обломками желтых и коричневых скал. Свесившись за борт, ребята стали разглядывать дно. Вода была так прозрачна, что на глубине пятнадцати метров было видно песчаное дно, заросшее зелёными водорослями и губками. Мальчики разделись. Урез, спавший в укромном уголке в носу лодки, открыл глаза, сел и с беспокойством следил за Алёшей.

– Нет, ребята, здесь глубоко, – сказала Лиза.

Курбат вскинул голову.

– Это разве глыбь!

Лиза стала торопливо подгребать к берегу.

– Вот тут и ныряйте, – сказала она, когда под дном лодки осталось не больше пяти метров. – Смотрите, здесь лес из губок.

Алёша несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, набрал полную грудь воздуха и прыгнул вниз головой за борт. Урез забегал по лодке, перескакивая через скамейки, наконец остановился, положив лапы на борт, стал глядеть в воду, повизгивая при этом и тряся головой. Не любил Урез, когда

Алеша плавал под водой, словно превращаясь в рыбу. Уреза в эти мгновения охватывала непонятная тревога.

Лиза и Курбат следили, как Алёша, покрытый серебряными пузырьками воздуха, плавно двигая руками и ногами, опускался на дно. Вот он ухватился одной рукой за камень, стал отламывать губки, росшие в окружении водорослей-В воде мелькнула голубоватая спинка хариуса. Рыба остановилась недалеко от Алёшиной головы и с любопытством разглядывала необыкновенного пришельца. Хариус не испугался, когда Алёша наконец стал подниматься с охапкой губок, рыба кружилась возле него. Когда Алёша вынырнул на поверхность, хариус молниеносно исчез в глубине.

Урез взвизгнул, бешено вертя хвостом.

– Холодная? – спросила Лиза.

Алёша перебросил добычу через борт в лодку.

– Совсем не холодная.

Лиза со страхом и восхищением следила за ним.

– Теперь я! – Курбат поддёрнул трусики. – Была не была, где наша не пропадала! – и, чуть не перевернув лодку, прыгнул вниз головой.

Алёша и Курбат по три раза ныряли за губками, приводя в смятение Уреза. Наконец, усталые и продрогшие, они уселись на скамейке и стали греться на жарком солнце.

Лиза спросила:

– Ребята, а вы бы согласились, чтобы вам приделали акульи жабры, как человеку-амфибии?

И Алёша и Курбат стали уверять её, что акульи жабры – их давнишняя мечта.

– Если бы у меня были жабры, – сказал Курбат, – то Санька и носа в море бы не показал.

– Мы бы его живо зацапали.

– А вот я, – сказала Лиза, – и не знаю, что бы делала с жабрами. Они такие противные.

– Это без привычки, – сказал Алёша.

Курбат стал её уговаривать обзавестись жабрами.

– Ты ничего не понимаешь, – горячился он, – а вот будут у тебя жабры, тогда поймёшь, что это за штука!

Лиза с сомнением покачала головой:

– Нет уж, как-нибудь обойдусь.

Мальчики взялись за вёсла, и лодка пошла вдоль берега. Над сопками показался вертолёт. Ребята проводили его взглядом.

– Жалко, они нас не видят, – сказал Курбат. – А не то спустились бы и взяли нас с собой.

– Вот кому браконьеров искать! – сказал Алёша. – Сверху-то всё видно.

– Верно, – согласился Курбат, – я ещё хотел нм тогда сказать про Саньку, да забыл.

– Ничего, сами справимся, – сказал Алёша. – Теперь ему не ловить колхозных омулей.

– Борьба не на жизнь, а на смерть у нас с Санькой. – Курбат посмотрел на Лизу. – Ты не боишься, Лизавета?

– С чего это я буду бояться?

– Мало ли что будет! Женщинам лучше не ввязываться в нашу смертельную схватку.

– Шевелите вёслами поживее! – прикрикнула Лиза. – А то совсем заленились, мужчины!

Более часа без отдыха гребли Алёша и Курбат.

– Раз-два, ещё раз! Раз-два, ещё раз! – командовала Лиза, направляя лодку к берегу.

Лодка зашуршала днищем по песку и чуть не до половины вылетела па берег. Урез проснулся от толчка, выпрыгнул из лодки и стал бегать по берегу, деловито обнюхивая плавник, водоросли, песок.

Лодка плотно стояла днищем на берегу, но мальчики взяли весло, вкопали его вальком в землю и привязали к нему лодку.

Погода по-прежнему стояла тихая, на небе ни облачка, вода и воздух застыли под горячими лучами солнца. Но ребята не верили обманчивой тишине п покою, царившим в природе, – они родились на Байкале и знали его коварный нрав.

– Ну вот, теперь можно идти, – сказал Алёша. – Заберёмся вон на ту сопку, оттуда всё устье видно, там и Санькины сети должны быть.

– Да он и сам ещё там, дрыхнет, наверное, в лодке, – сказал Курбат. – Нам только место заметить, а как уедет…

Ребята разулись и пошли по укатанному волнами плотному песку, то сворачивая в прохладную воду, то выбегая на тёплый песок. Песок на берегу лежал волнами, как застывшее море. При малейшем ветерке песчинки ручейками скатывались с холмиков, издавая мелодичные звуки – пели.

У подножия сопки бил родничок, ребята умылись, надели обувь и так напились, что, когда полезли в гору, в животах у них булькала вода.

Поднимались они долго, продираясь сквозь заросли рододендрона. Наконец ступили на каменистую вершину сопки. Отсюда, как с наблюдательной вышки, на много километров открывалась береговая линия Байкала.

Прищурившись от яркого солнца, ребята зорко просматривали небольшие заливчики, устья речек.

– Вон!.. Нет, это камень, – разочарованно сказал Курбат.

– За тальником лодка! – вскрикнула Лиза.

– Бревна от лодки не отличаешь! – засмеялся Курбат.

– Нет, это лодка! – сказал Алёша.

– Ну конечно, лодка, а не бревно! – обрадовалась Лиза.

Курбат крякнул и остался верен себе.

– Я, может, тоже заметил, только шума не поднимаю.

Из-за мыса выскочила лодка с высоко задранным носом.

Шла она в сторону Тёплых ключей. Лодка зашла под берег, скрылась из глаз и через несколько минут показалась уже против Поющих песков. Внезапно лодка вильнула, рулевой полетел в воду, а лодка, не сбавляя хода, стала описывать дугу.

– Человек за бортом! – крикнул Курбат,

Совсем недавно, когда возле пещеры обсуждались планы борьбы с браконьером, Алёша и Курбат желали ему самого худого на свете. А сейчас всё было забыто, кроме одного: «Человек за бортом!» Он тонет! Его надо спасти!

И ребята торопливо спешили на помощь, рискуя сорваться с кручи.

Алёша и Лиза уже были возле лодки. У Курбата подвернулась нога, он бежал прихрамывая и сильно отстал. Они не стали его ожидать, столкнули лодку и поспешили на помощь. Урез, положив лапы на борт, тревожно лаял.

Голова Чернякова уже несколько раз скрывалась под водой. Алёша перевалился через борт, схватил утопающего за волосы. Черняков, как клещами, вцепился в его руку и потянул из лодки. На помощь подоспела Лиза, схватила Алёшу за рубаху и потянула к себе так, что рубаха затрещала. Вдвоём они помогли Чернякову забраться в лодку. Он упал на днище и несколько минут лежал, тяжело дыша и глядя в небо.

Лиза робко окликнула его:

– Дядя Александр!

– И ты здесь, Лизка?

– Ага, дядя Александр!

Он приподнялся на локте, кивнул ей, посмотрел на Алёшу, будто решая, стоит ли благодарить его. Внезапно доброе выражение лица у него сменилось насторожённостью, он прислушался.

Лиза и Алёша увидели, что к ним приближается моторная лодка Чернякова. Из лодки доносился вой Секретаря. Лодка промчалась мимо и вылетела на берег, к ней ковыляя подбежал Курбат.

– Слава богу, лодка цела! – вздохнул Черняков. – И как это меня угораздило налететь на бревно? Ведь вон оно. Утоплое, а всё же видное. Ей-богу, ослеп! Кто это там ещё на берегу?

Курбат, – ответил Алёша.

– Всей компанией, стало быть, приехали? – Он подозрительно покосился: – За каким целом?

– Так… Надо было, – сказал Алёша.

– Наблюдали, значит?

– Да, наблюдали.

– Вас спасли, а вы ещё нападаете! – возмутилась Лиза.

– Спасители! – Черняков взялся рукой за голову. – Все волосья чуть не повыдрали! Просили вас? Я бы и сам доплыл.

– Да вы уже пузыри пускали!

– Ха! Как бы не так! Сапоги я в воде сбрасывал. Сбросил бы сапоги и доплыл. Не впервой мне пить байкальскую воду.

Выйдя на берег, он осмотрел лодку, пнул ногой Секретаря:

– Завыл, дьявол, обрадовался, что хозяин тонет! – Он завёл мотор и направил лодку назад, к тальникам.

Алёша и Лиза безмолвно стояли на берегу, подавленные чёрной неблагодарностью браконьера. Курбат сидел на песке, потирая больную ногу.

– Я знал, что так получится, – сказал он, – поэтому не очень-то спешил.

Однако, когда усаживались в лодку, Курбат заявил:

– За это нам медаль полагается.

Лиза покачала головой:

– За такого не дадут медали.

ЗАСАДА

Курбат дремал, чудом держась на толстом суку. Алёша сидел рядом. Чтобы не уснуть и не свалиться с дерева, он следил за Курбатом, то и дело подталкивая его в бок.

– Опять спишь? Смотри, свернёшь шею!

– Я-то? Сам не упади!

Они уже около часа сидели на сосне возле сруба над целебным источником и подстерегали Трёхпалого. Их ружья висели на коротких сучках, как на вешалке.

На другой день после спасения Чернякова Трёхпалый снова появился в долине Тёплых ключей, напугал колхозных коров и выгнал из тайги Кавалера. Курбат и Алёша оставили на время в покое браконьера и взялись проучить Трехпалого. Они тщательно исследовали местность вокруг серного источника. Сюда, через луг, Трёхпалый протоптал широкую тропу.

– Как на работу ходит! – сказал Курбат. – Смотри, он ничего не ест по дороге. Вот голубица почти поспела, вот дудник, а он мимо прошёл.

Только в одном месте, возле сопки, медведь рыл землю когтями. Здесь ещё в прошлом году тоже был горячий источник, да его завалило камнями.

Медвежья тропа вела к срубу над ванной. Трёхпалый истоптал всю землю вокруг домика, для чего-то заходил в него.

Мальчики встали на рассвете, ёжась от утренней свежести, пробрались к заранее облюбованному дереву. Сосна на опушке широко разбросала в стороны толстые сучья с густой хвоей. Они залезли на дерево. Показалось солнце. Засверкала роса на листьях и хвое. Запылали огнём краснокорые сосны, только луг лежал ещё в тени, мокрый и холодный. Ребят клонило ко сну. Курбат всхрапнул и стал сползать с ветки. Алёша схватил его за шиворот и сильно встряхнул. Курбат заворчал, протирая глаза.

Тут Алёша увидел Трёхпалого.

– Идёт! – толкнул он Курбата.

Медведь шёл совсем неслышно, переваливаясь с боку на бок, поводя огромной головой.

Не торопясь подошёл медведь к срубу, обошёл вокруг, постоял у дверей и протиснулся внутрь.

Послышались плеск и глубокий вздох.

Мальчики переглянулись. Они слышали, что звери, как и люди, лечатся травами и даже принимают ванны из целебной воды. Но никто из охотников в посёлке, даже самых старых, от которых мальчики слышали такие рассказы, не видал того, что сейчас открывалось перед их глазами.

Медведь забрался в ванну, Он лежал на спине, вода, вытесненная его огромным телом, струйками текла по земляному полу. Он кряхтел, отдувался. Трёхпалый лечился. У него давно уже болели суставы ног, ныла спина и особенно досаждала ему лапа, изуродованная капканом много лет назад, когда он был ещё совсем молодым и неопытным медведем. Во время острых приступов болезни Трёхпалый, подчиняясь внутреннему зову, отправлялся к озерным источникам. В прежние годы Трёхпалый проходил курс лечения в другом ключе, под сойкой, да этой весной камни обрушились с горы и завалили источник.

Полежав на спине, медведь перевернулся, вода попала ему в нос, он зафыркал, сел, опершись спиной о каменную кладку, и стал тереть нос.

Мальчики забыли про ружьё. Во всём облике медведя, в его движениях, выражении морды было что-то трогательное, почти человечье. Вот он стал силиться, чтобы достать копями спину, почесать её. Не достал. Начал чесаться об камни, кладка подалась, камни посыпались в воду.

Занятый своим делом, плескаясь в воде, Трёхпалый не услышал лёгких шагов деда Чернякова. Старик давно уже собирался подлечиться в Горячем ключе от застарелого ревматизма. И вот наконец выбрал время. У старика и у Трёхпалого, наверное, была одна болезнь.

Услышав, что в ванне кто-то плещется, дед остановился и спросил, отмахиваясь полотенцем от комаров:

– Ктой-то там, а?

Плеск в ванне стих.

– Чего молчишь-то? Сказывай, кто ты – мужик ли, баба? Не то раздеваться буду. – Посмеиваясь, он стянул рубаху, сбросил опорки, надетые на босу ногу, и заглянул в двери.

Старик закричал тонким голосом, стоял и кричал, ухватившись за косяк, не в силах оторвать взгляда от медвежьей пасти.

Трёхпалый испугался, наверное, не меньше старика. Несколько раз медведь пытался выбраться из ванны, но лапы его соскальзывали, и он падал навзничь. Наконец ему удалось выскочить из ванны, и он пулей вылетел в двери. К счастью, в эту опасную минуту старик спрятался за угол.

Медведь убегал по тропе, похожий на катящийся мохнатый шар. Дед Черняков всхлипнул и вприпрыжку помчался к дому, забыв рубаху, опорки и полотенце.

Курбат сорвал с сучка ружьё и стал целиться в Трёхпалого. Алёша схватился за ствол.

– Стой! В такого медведя нельзя стрелять.

– Пусти! Уйдёт. Почему ото нельзя?

– Ты что, слепой? Это же больной медведь. Он лечится! А ты стрелять?

– Нашёл больного! – Курбат долго смотрел, как мотались в стороны красные султаны кипрея да временами мелькала бурая спина Трёхпалого, и вздохнул: – Эх, упустили! Ведь вот перед самым носом полоскался. Только с тобой и ходить на охоту…

– Такого медведя бы приручить, вот было бы дело! – сказал Алёша.

Забрав, как трофеи, вещи, брошенные дедом Черняковым, Алёша и Курбат направились в посёлок. Возле Красного камня им встретился Санька Черняков. Он быстро шёл, почти бежал, в одной рубахе, без кепки, с ружьём. По его красному лицу и мутным глазам мальчики сразу определили: «Пьяный!»-и сошли с тропы. Пьяный Черняков был страшен и без ружья. Прокричав что-то невнятное и погрозив кулаком, он побежал к серному ключу. Мальчики посмотрели ему вслед.

– Не догонит, – сказал Алёша.

Ещё издалека они увидели деда Чернякова. Старик стоял возле своего дома без рубахи, босиком и рассказывал о своей встрече с Трёхпалым. Его слушали бабушка Дарима и сноха – жена сына.

– Облапил вот так! – выкрикивал старик. – Рубаху с меня снимает. Ну, думаю, конец Петру Мокеичу! Крышка с присыпочкой! Да тут меня, видно, сам господь бог надоумил. Будто кто шепчет: пощекоти его! Ну, я взял да руки ему под мышки, вот так, да вот так его, дьявола. Отпустил, сатана!

Бабушка Дарима усмехнулась. Не вынимая трубки изо рта, она заметила:

– Изошёлся, поди, смехом Трёхпалый…

– Ты что думала! Взревел!..

Курбат сказал с завистью:

– Вот врёт так врёт!

Дед заметил мальчиков, увидел свои вещи, озабоченно спросил:

– Постой-ка, никак, мои пожитки!

– Ну да, ваши. Трёхпалый просил передать.

Бабушка Дарима сказала без улыбки:

– Аккуратно он с тебя, сосед, рубаху стянул, ни дырочки.

Дед стал рассматривать рубаху, держа её перед собой.

– Кажись, это не моя. Мою в клочки подрал!

Сноха сказала:

– Бери, сгодится!

Старик побагровел, погрозил ребятам сухоньким кулачком.

– Ишь с ружьями прискакали, сунули нос да назад. А кому на его, сатану, идти? Нам с Санькой!.. Домна, давай ружьё! – Ругаясь, он надел рубаху, сунул ноги в опорки и спросил: – Костыль где?

– Трёхпалый взял, – сказал Курбат и отскочил от деда.

Бабушка Дарима вдруг рассердилась:

– Кто тебя учил над старшими смеяться? Ух и плачет по тебе отцовский ремень!

Но Курбат не испугался: он знал, что бабушка сама недолюбливает деда Чернякова.

– Иди-ка, парень, домой да берись за дело, – уже мягче сказала бабушка Дарима.

Показалась Лиза.

– Ребята! Вы медведя убили? – закричала сна подбегая.

– Хотели, – сказал Алеша, – да он совсем больной.

– Инвалид, – добавил Курбат. – Он лечится горячей водой. С него теперь вся шерсть слезет. Кому нужна такая шкура.

– Нет, вы мне всё по порядку расскажите, – настаивала Лиза. – Идёмте, я вас провожу.