Текст книги "Статьи 1998-1999 г."

Автор книги: Сергей Кара-Мурза

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Устранит их Россия, восстановит справедливый строй – и исчезнет терроризм, как исчезло басмачество в Средней Азии. Хотя войны с терроризмом прекращать нельзя, как не прекращали войны против басмачей. Но в этой войне победы нет, есть только сдерживание. Победа – в политике, в Москве. Россия изначально, с Киевской Руси, вбирала в себя народы. Никакого «кордона» против своих внутренних болезней она создать не может. Болезни надо лечить, отсечь больные внутренние органы невозможно.

Сегодня Россия опять поставлена в точку неустойчивого равновесия. Ее легко толкнуть под уклон по такому пути, на котором она рассыпется или сожрет себя изнутри. Это можно сделать одним пальцем – если нет хотя бы пассивного сопротивления русских. И пойдут насмарку многовековые усилия народа, царей, воинов. Рассыпется Россия – растает и русский народ. А всего-то и требуется сегодня – задуматься и усомниться.

Одна надежда, что и военные, и чиновники, и масса простых людей поддакивают и козыряют политикам, а сами без шума делают свое дело с умом и сердцем. И этим ограничивают терроризм.

1999

Несовместимость с жизнью

Часто приходится слышать, что «Россия попала в стратегический капкан». Как это понимать? Так, что действия политического режима парализовали страну, и она стремительно выпадает из цивилизации. При том, что у нее есть все необходимое для здорового развития – земля и образованные люди, сырье и промышленность. Руки-ноги целы, но не двигаются.

Положение настолько необычно, что никого не поразил небывалый в истории факт: президент обвинен в геноциде собственного народа. Это чудовищное обвинение обсуждается совершенно серьезно, за него голосует большинство парламента, в него, если говорить начистоту, верят практически все граждане. То, что для отрешения от власти не хватило голосов – формальность.

Утешением, что «зато уничтожили империю зла», никого уже не убедишь, даже немногочисленных искренних врагов советского строя. Разговорами о «демократии» и «правах человека» и ребенка не соблазнить – после всего того, что мы повидали за десять лет. Нелепо уже звучат и ученые разговоры насчет того, что советский строй был, дескать, «неправильным» – нарушали какие-то там законы политэкономии. Что за чушь! Жизнеустройство оценивается не по книжкам, которых можно наплодить миллион и в которых мнение меняется каждые пять лет. Главное – получают ли дети достаточно молока, тепло ли в доме и боятся ли люди выходить вечером на улицу. По всем главным, жизненно важным показателям существование нормального человека в России резко ухудшилось. И не видно никаких признаков улучшения. Да, есть привыкание, но привыкают и к жизни в концлагере.

Как же нам понять, что за режим установился в России и куда нам двигаться? Прежде всего, надо бы отказаться от простых и привычных, но ошибочных понятий, которыми мы определяем этот режим. Ведь, дав ему неверное имя, мы выбираем для себя и неверную линию поведения. Этот режим не имеет ничего общего с либерализмом – ни в каком смысле этого слова, но Чубайса и Кириенко упорно называют «либералами».

Нет у этого режима и главных признаков капитализма. Ну какие это капиталисты, если они обкрадывают собственные фабрики и наворованное вывозят за рубеж! Нет у них ни цикла воспроизводства, ни купли рабочей силы. Капиталовложений не делают, а рабочим не платят. Капитализм – это превращение денег в капитал. У нас же прямо противоположное: капитал обращается в деньги, и они исчезают. Какой смысл присваивать этому режиму звание капитализма – высокое, хотя бы для многих и неприятное звание? Никак он на это звание не тянет.

Режим Ельцина пока что представляет собой необычный, в учебниках политэкономии не описанный полупреступный уклад. Дело не в конкретных личностях, а именно в укладе, который, будучи создан, уже подчиняет себе отдельных людей. При нормальном жизнеустройстве, хоть капитализме, хоть социализме, воровать опасно, а трудиться или вести дело честно – выгодно. И при таком нормальном укладе Гусинский был бы скромным сереньким искусствоведом, а Чубайс – таким же сереньким доцентом. Хоть у нас, хоть на Западе. На вершину богатства и власти их вынесла волна разрушения, и именно в бедствии и хаосе у них проявился талант, не нужный в благополучной стране. Сейчас – их время.

В привычные нам экономические формации этот уклад не вписывается, в нем есть что-то от капитализма, что-то от социализма, феодализма и даже рабства. Но все эти частные «что-то» не выражают его сущности, это – особое больное явление российской цивилизации. Такой режим не может стать производительным капитализмом западного типа, но не дает восстановить производительное хозяйство и советского типа, он паразитирует на хаосе – в этом наша трагедия.

Складываться этот уклад стал в начале века, с ним не могло сладить ни царское, ни Временное правительство. Царское хоть пыталось, а Временное просто махнуло рукой. Этот уклад был задушен сталинизмом (может, слишком жестоко), но с 60-х годов начал оживать, а потом и поднимать голову. К концу 80-х годов он изнутри сожрал советский строй и утвердил свой политический режим.

Сегодня, несмотря на тяжелые лишения и угрозу гибели, Россия переживает момент, который должен надолго решить ее судьбу. Именно когда нарыв вскрылся и этот уклад встал во весь рост, отбросил всякие маски, мы можем дать ему бой и вогнать ему в грудь осиновый кол. Раньше, когда он был переплетен с советским строем, бороться с ним было очень трудно, почти невозможно. Так корни пырея оплетают корни яблони – попробуй вырви. Горбачев в сознании людей был растерт, как плевок, только после того, как перестал быть советским руководителем.

Как же нам не упустить этот момент? Одно из условий – понять ответственность момента. Не имея массовой поддержки, режим балансирует на грани катастрофы и целенаправленно создает зоны нестабильности, шантажируя общество. Мол, тронете – будет хуже. Однако при этом режим вынужден соблюдать некоторые правила. Не потому, что привержен демократии, а чтобы не сплотить своих противников, которых пока что успешно удается стравливать. Значит, надо до последней возможности использовать эти правила. Прежде всего, это выборы пусть бесправной, но законной Государственной думы. Это представительный орган, и в момент острого кризиса ее законность может внезапно придать ей силу, чтобы резко оздоровить власть без тяжелых столкновений.

Сегодня спасение каждого, каждой трудовой семьи – в смене уклада, а не в свержении отдельных постылых правителей. И выбирать в Думу надо людей, которые видят корень бед. Таких, которые будут думать о стране, а не выторговывать лишнюю миску чечевичной похлебки. Нас довели до голода, чтобы мы только и думали об этой миске, и ею власть манипулирует: то одной области подкинет, то другой, то у шахтеров вырвет, чтобы дать учителям, то у учителей, чтобы дать офицерам. На этом пути нас всех ждет угасание.

Только если мы снова станем народом, а не «населением регионов», только если по городам и селам России выберут честных и стойких людей, они смогут правовым путем пересилить прикормленную обслугу тех, кто уселся нам на шею. Только тогда можно будет восстановить уклад жизни, а не подконтрольного вымирания.

1999

Чем нас повязали

Государство держится на силе и согласии. Только когда большинство граждан уважают верховную власть, она легитимна. Это – более важно, чем «законность».

Легитимность – это уверенность граждан в том, что установленный порядок непреложен как выражение высших ценностей, что он обеспечивает благо и спасение страны и людей. И обретение легитимности, и ее утрата происходят в общественном сознании. Для признания государства праведным или несправедливым важен не абсолютный уровень потребления, привилегий или репрессий, а его восприятие людьми.

Это – теория. До сих пор она отвечала нашему опыту: утрата легитимности самодержавием привела в 1917 г. к его краху, оно рухнуло, как карточный домик (не стало согласия – и иссякла сила). Таким же был крах СССР: граждане даже не стали антисоветскими, просто их согласие перестало быть активным. Они равнодушно наблюдали, как ничтожное меньшинство (около 1% населения Москвы) уничтожало государство. Так что и теория, и опыт говорили: режим, который не завоевал (или потерял) авторитет и уважение большинства граждан, неустойчив и утрачивает власть.

Однако мы уже восемь лет наблюдаем странное явление: в России возник режим, не обладающий авторитетом и уважением ни в какой социальной группе, но он устойчив. Ельцинизм – режим, не обладающий легитимностью, он разлагает все вокруг, сеет порок и гибель, явно ведет страну к катастрофе, но не обнаруживает признаков собственной гибели. Как раковая опухоль, пожирающая организм. Режим не падает – что бы там ни говорили вожди оппозиции, исходя из теории и здравого смысла.

То, что режим Ельцина не обладает благодатью и не заслужил ничьего уважения, факт очевидный. Достаточно послушать его же телевидение и почитать его же прессу. Пресса Запада, который из циничных соображений поддерживает режим Ельцина, исполнена к нему омерзения.

Что же происходит? Мы входим в новый период истории. Возникают режимы, которые держатся на каких-то еще не вполне изученных подпорках. Они отвергают обычные, вековые нормы права и приличия и демонстративно отказываются от уважения граждан. Их силу поэтому нельзя подорвать путем разоблачения грехов и преступлений – они их и не скрывают. Они сплачивают своих сторонников не идеалами, а круговой порукой безобразий и пороков. Есть много признаков того, что это – процесс мировой.

Нам надо понять образ действий режима, иначе он, как раковая опухоль, действительно всех нас уморит. По оценкам Международного экономического форума в Давосе, Россия сегодня – самая нестабильная страна. Почему же это не превращается в действия тех, кто отвергает этот режим? Как он, поставив страну на грань катастрофы, ухитряется удерживать равновесие? Затрону здесь три самых грубых «технологии».

Первым средством парализовать волю народа было быстрое и резкое обеднение – с обогащением меньшинства. Меньшинство оказалось повязано неправедностью своего богатства, а большинство просто не имеет сил, чтобы заниматься чем-либо кроме поиска хлеба. В отличие от крестьян, городской человек лишен автономного жизнеобеспечения, и бедность (особенно угроза голода) – мощное средство контроля за его поведением. Средний класс – база демократии, а демократия для режима Ельцина – смерть.

Конечно, это положение нестабильно. Режим уже не пытается получить одобрение народа, он озабочен лишь тем, чтобы у людей не высвободились силы, чтобы релизовать свое возмущение. Он не может допустить улучшения жизни народа. Примаков, который успокоил людей и самими простыми и разумными мерами снизил напряженность, именно поэтому был неприемлем. Если так, то надо отбросить всякие надежды на то, что при нынешнем укладе может быть преодолен кризис. Режим Ельцина не может позволить России встать на ноги. Шумные кампании по улучшению смехотворно малых бюджетов, дебаты по мелочам налоговой системы – прикрытие политики режима.

Вторая технология – утомление народа. К нужде добавляется тоска, вызванная пошлостью, которая нагнетается через слово, жесты, образы и действия. Человека утомляет принижение его устремлений, осмеяние идеалов, отвлечение его к низменному. Это прием власти безрелигиозной и безыдейной. На это обратил внимание Ленин летом 1917 г. Он предупредил, что Временное правительство взяло курс на утомление трудящихся, и в этом опасность. Успешное утомление ведет к утрате воли.

Третье – шантаж населения с показом возможности исполнить угрозу. Были быстро разрушены системы жизнеобеспечения страны. Подрыв сельского хозяйства позволяет шантаж голодом. Пресса настойчиво внедряет мысль, что крупные города 70% продовольствия получают по импорту и «с колес», так что даже складов нет. Разрушение энергетики позволяет шантаж холодом. В любой момент режим может наказать людей лишением их энергии. Видели, как выглядит замороженный город? Видели, каково готовить пищу на кострах? Выключатель – у Чубайса, кран газопровода – у Черномырдина.

Эти три способа держаться у власти используются режимом как технологии (даже если они ни в каких тайных протоколах не описаны). Поэтому обвинения режима в «некомпетентности» глубоко ошибочны. Должны же мы определить, что происходит в России.

И отсюда, а не из мелочей, надо выводить свою позицию на выборах. Поддержка ставленников и выдвиженцев режима – это не попытка укрепить демократию или капитализм, не месть большевикам. Это – поддержка уклада, который не ведет ни к какому жизнеустройству. Продолжение его власти – это гибель страны и угасание народа.

1999

Песенка про дефицит

Нынешняя власть называет себя демократической. Действительно, говорить разрешается что угодно – мели, Емеля. Убийц не ловят, воры в Париж на собственном самолете летают. Государственные чиновники или выборные деятели со скромным жалованьем имеют, оказывается, состояния в сотни миллионов долларов – и ничего, снова выбираются и назначаются. В такой демократии есть кое для кого много привлекательного.

На чем же держится эта власть – без кнута и пряника для простого гражданина? На манипуляции его сознанием. На том, что он послушно бредет за волшебной дудочкой телевидения – даже если эту дудочку проклинает. Так крысолов из страшной средневековой сказки увел из города и утопил всех крыс. Но он, как оказалось, был самим дьяволом – и таким же образом увел из города всех детей.

Дудочка телевидения и обещает неслыханные радости, и пугает. Перед выборами избирателя принято запугивать дефицитом. Мол, если выберете противников рыночной реформы, то вновь вернется дефицит, как при советской власти. А сейчас «в магазинах все есть», через каждый километр бензоколонка, и на ней – никакой очереди. Тут они, впрочем, лукавят – есть очереди на бензоколонках – там, где бензин чуть дешевле. А представьте, что на какой-то колонке его дают по советской цене – какая была бы очередь?

Так давайте разберемся со словом «дефицит». Это слово означает «нехватка». Каков же был дефицит до реформы, точнее, до 1988 года, когда эта реформа реально началась? Был дефицит двух типов: «дефицит витрин» и «дефицит престижных товаров».

«Дефицит витрин» был вызван тем, что покупательная способность людей превышала поступление некоторых товаров в торговую сеть, и эти товары не залеживались – быстро раскупались и переходили на стол. Сыр в магазинах самообслуживания нарезали кусками по полкилограмма, апельсины люди брали авоськами, арбузов я, постояв в очереди, загружал себе полный багажник «Жигулей». Это ненормально, такого нельзя увидеть ни на каком Западе. В университете в Испании мой приятель-профессор, идя домой, покупал к обеду для семьи ломоть арбуза. Ему обтягивали его красивой пленкой, и он клал его в портфель – то-то детям радости.

Причина второго дефицита тоже известна. В СССР был недостаток производства и импорта ряда престижных товаров. Спрос, пусть и не массовый, на них не удовлетворялся – одни страдали без баночного пива, другие без видео.

Это – дефекты распределительной системы СССР. Но никакого отношения к социализму и капитализму, к рынку и плану это не имеет. Это продукт тупости или коррупции, а они – вне общественного строя. В Испании, например, нельзя остановиться по дороге в деревеньке и купить недорого персиков или винограду – строго запрещается, даже щиты с запретами стоят на въездах в деревни. Компании-перекупщики добились местных законов и, видимо, поощряют жандармов, чтобы следили построже. И крестьяне боятся, не нарушают. Покупай в торговой сети – дороже ровно в десять раз.

Даже полностью плановая система в принципе не мешает гибко удовлетворять «точечные» потребности людей. Пожилые помнят, что даже в войну не допускали «дефицита витрин» – были коммерческие магазины, где без карточек, но по высокой цене можно было купить чего душа желает. Бывало, неожиданно попадал на полдня домой, проездом с фронта на фронт, муж или сын. Тут же собирали с соседей взаймы денег и бежали в коммерческий магазин за водкой, закуской, чем-нибудь на дорогу. Никакой нужды лишать людей такой свободы не было в СССР и не будет в будущем.

Но будем честны: заскорузлая советская система в главном была очень человечна. Она обеспечила всему народу здоровое и сбалансированное питание. Не стояли на прилавках икра и заморские ликеры – но у каждого ребенка на столе была полная сахарница, вдоволь молока и хорошего масла. Никому и в голову не приходило фальсифицировать продукты, как сегодня. Советский рацион отвечал международным медицинским стандартам по всем компонентам. И нас пугают, что придут «антирыночники» и вернут нас к такому рациону?

Чем был обеспечен тот рацион? Своим, отечественным производством и низкими ценами. И это было огромное достижение, какого не имеет Запад. Мы сами эту ценность выплюнули и осмеяли, на нас грех. Но надо не каяться, а ошибки исправлять.

Что мы имеем сегодня? Да, демократы ликвидировали дефицит плановой системы двумя способами. Во-первых, взвинтили цены так, что покупательная способность трудящихся упала в 5-6 раз. Товарооборот резко снизился, товарная масса очень мала, но витрины полны. «Хоть видит око, да зуб неймет». Во-вторых, раздули импорт и заполнили низкосортным, хотя и в красивой упаковке, заграничным товаром мириады ларьков.

Но одновременно демократы создали для большинства семей острейший «дефицит на столе». Нехватку именно в потреблении, причем не второстепенных престижных продуктов вроде киви, а дефицит молока, масла, овощей.

У более половины женщин России потребление белка ниже безопасного уровня, принятого Всемирной организацией здравоохранения. Это – официальное признание в том, что реформа сломала советский благополучный рацион питания и что возник, как сказано в докладе Минздрава, «всеобщий дефицит» питания, ранее немыслимый.

Почему же возник этот дефицит нового типа? Не только из-за безумного роста цен. Еще и потому, что разрушили производство продуктов питания. Молока производят в три раза меньше, чем в 1990 г. Теперь подумайте, разве это не абсурд? Было много молока – это называли дефицит. Сейчас в три раза меньше – и это называют изобилие. Вот это и есть манипуляция сознанием.

Судите сами, раз уж нас запугивают «советским дефицитом» – какой из них хуже. Я считаю, что хуже тот, который искусственно создало правительство Гайдара-Черномырдина-Кириенко. Но реальный ли это выбор – или один дефицит, или другой? Нет, это выбор надуманный.

Никто в России не должен голодать или недоедать. В этом нет никакой объективной необходимости, у нас есть и земля, и рабочие руки. Нынешний дефицит – результат политики, противоречащей интересам большинства граждан. Нынешние «рыночники» жиреют на разрухе – вот в чем дело. При разумной и честной власти можно обеспечить всем гражданам минимум основных продуктов для сбалансированного питания. Обеспечить быстро, пока и по другим позициям не наладим жизнь.

Основной путь – оживление отечественного АПК, поддержка всех тех, кто производит, а не спекулирует. Не стравливать надо фермеров с колхозами, а налаживать их кооперацию. Если иностранные предприниматели захотят создать на нашей земле свои фермы, и им надо помочь и у них поучиться. Для этого не нужна купля-продажа земли: аренда на 50 лет устраивает разумного предпринимателя, они и сами это признают.

Нет нужды возвращаться и к «советскому дефициту». Импорт и производство дорогих лакомств для разбогатевшей части населения надо сохранить. Пусть любуются на витрины и покупают ананасы – раз есть такая потребность, торговля должна ее удовлетворять. При условии, что ради того, чтобы сожрать ананас, не отнимают ни у одного ребенка его стакан молока. Если на такой уговор пожиратели ананасов не согласны, то плох тот родитель, который оставит своего ребенка без молока ради идеологической трухи вроде «общечеловеческих ценностей».

Надо только понять, что пока мы своими руками выбираем во власть краснобаев и смазливых «реформаторов», молока детям не будет.

1999

Соблазн свободой

Чтобы снять тормоза с антигосударственных чувств и отключить выработанное культурой недоверие к разрушительным идеям, в годы перестройки была проведена интенсивная кампания по созданию стыда или хотя бы неудобства за «рабскую душу России». В ход пошел и Чехов с его «выдавливанием раба по капле», и модный фон Хайек с его «дорогой к рабству», и Э.Фромм со «страхом перед свободой».

Кампания была настолько мощной, что удалось отключить здравый смысл и логику в подходе к проблеме свободы. Кто-то робко или злобно огрызался: врете, мол, Россия не раба, мы любим свободу. Но не приходилось слышать, чтобы какой-то видный деятель обратился с простой и вообще-то очевидной мыслью: «Люди добрые, да как же можно не бояться свободы? Это так же глупо, как не бояться огня или взрыва».

Стоит только задуматься над понятием «страх перед свободой», как видны его возможности для манипуляции. Ведь человек перестал быть животным (создал культуру) именно через непрерывное введение «несвобод» – наложение рамок и ограничений на дикость. Что такое язык? Введение норм и правил сначала в рычание и визг, а потом и в членораздельную речь и письмо. Ах, ты требуешь соблюдения правил грамматики? А может, и вообще не желаешь презреть оковы просвещенья? Значит, ты раб, враг свободы.

Только через огромную систему несвобод мы приобрели и сохраняем те свободы, которые так ценим. В статье «Патология цивилизации и свобода культуры» (1974) Конрад Лоренц писал: «Функция всех структур – сохранять форму и служить опорой – требует, по определению, в известной мере пожертвовать свободой. Можно привести такой пример: червяк может согнуть свое тело в любом месте, где пожелает, в то время как мы, люди, можем совершать движения только в суставах. Но мы можем выпрямиться, встав на ноги – а червяк не может».

Сейчас, когда я пишу это, за окном на лугу тревожно ржет и бегает кругами лошадь. Она паслась на длинной привязи, но отвязалась. Она в страхе перед свободой, а ведь это верховая, гордая лошадь. Исчезла привязь – признак устойчивого порядка, возник хаос, угрожающий бытию лошади, она это чувствует инстинктивно. Но у человека есть не только инстинкты, но и разум, способность предвидеть будущее.

Представим невозможное – что вдруг исчезло организованное общество и государство, весь его «механизм принуждения», сбылась мечта анархистов и либеральная утопия «свободного индивидуума». Произошел взрыв человеческого материала – более полное освобождение, чем при взрыве тротила (индивидуум – это атом, а при взрыве тротила все же остаются не свободные атомы, а молекулы углекислого газа, воды, окислов азота). Какую картину мы увидели бы, когда упали бы все цепи угнетения – семьи, службы, государства? Мы увидели бы нечто пострашнее, чем борьба за существование в джунглях – у животных, в отличие от человека, не подавлены и не заменены культурой инстинкты подчинения и солидарности. Полная остановка организованной коллективной деятельности сразу привела бы к острой нехватке жизненных ресурсов и массовым попыткам зваладеть ими с помощью грубой силы.

Короткий период неорганизованного насилия заставил бы людей вновь соединяться и подчиняться угнетающей дисциплине – жертвовать своей свободой. Одни – ради того, чтобы успешнее грабить, другие – чтобы защищаться. Первые объединились бы гораздо быстрее и эффективнее, это известно из всего опыта. Для большинства надолго установился бы режим угнетения, эксплуатации и насилия со стороны «сильного» меньшинства.

Я предложил представить картину разрушения государства, «взрыва свободы», как абстракцию, как нечто невозможное. На деле в СССР после искусственного подавления «страха перед свободой» была создана обстановка, в которой многие черты этой страшной абстракции были воплощены в жизнь. Уже в 1986 г. прошла серия принципиально похожих катастроф, вызванных освобождением от «технологической дисциплины» – освобождением всего лишь моральным. В 1988 г. «новое мышление» дало свободу от норм межнационального общежития – потекла кровь на Кавказе. Через год была разрушена финансовая система СССР, а затем и потребительский рынок – всего лишь небольшим актом освобождения (были сняты запреты на перевод безналичных денег в наличные, а также на внешнюю торговлю).

Что было дальше, хорошо известно – распад государства и производственной системы, появление огромного количества свободных людей (мелких торговцев, шатающихся по всему миру жуликов и студентов, проституток, бомжей и беспризорников). А также взрастание многомиллионного, почти узаконенного свободной моралью преступного мира, который изымает и перераспределяет жизненные блага насилием. Свободные от закона и морали чиновники и предприниматели могут теперь не платить зарплату работникам – об этом десять лет назад даже помыслить никто не мог, такой прогноз приняли бы за бред сумасшедшего. Одновременно мы видим и быструю организацию воров, бандитов, сутенеров – и неспособность самоорганизоваться честных людей.

Все эти «освобожденные» люди и те, кто к ним тяготеет, не голосуют ни за коммунистов, ни за рыночников – за тех, у кого есть какой-то проект жизнеустройства. Когда в 1996 г., у обобранного, терпящего бедствие человека спрашивали, почему он не голосует за Зюганова, обычным ответом был такой: «Придут коммунисты – опять работать заставят». Это – главное, а в остальном он вражды к идеям коммунизма не испытывает. Значит, воздействуя на чувства и подсознание, манипуляторы сумели отключить у людей не только логическое мышление, но и инстинкты – и самосохранения, и продолжения рода.

Подавив, средствами манипуляции сознанием, «страх перед свободой», идеологи уничтожения советского строя соблазнили людей жизнью без запретов – так же, как средневековый крысолов в отместку городу, где ему не выдали обещанного золота, сманил своей дудочкой и увел всех детей этого города. Его дудочка пела: «Пойдемте туда, где не будет взрослых с их запретами».

Так вместо СССР возник патологический, несовместимый с длительной жизнью режим, при котором не рождаются дети и вымирают люди среднего возраста. И трудность преодоления этого режима не в хитрости Степашина, не в красноречии Черномырдина или жестокости ОМОНа, а в том, что соблазн свободой манипуляторы сумели внедрить глубоко в подсознание больших масс людей, особенно молодежи. Значительная часть их перестала быть гражданами и составлять общество. Перед нами первый большой эксперимент по «толпообразованию» – без физического контакта людей.

Фашисты пришли к власти, сумев на время превратить рассудительный немецкий народ в толпу – и она ринулась в безумный поход, забыв о совести и не думая о последствиях. В отношении молодежи фашизм сознательно pазpушал тpадиционные отношения. Шло снятие естественных для подpостков культуpных ноpм, запpетов, подчинения и уважения к стаpшим. Идеологи фашистов поставили задачу: создать особый стиль – так, чтобы «молодежи стало скучно в лагеpе коммунистов». Была выработана целая философия под названием «а мне что за дело» или стиль «бpодяги и фанфаpона» – говоpя попpосту, хулигана. Наставники молоденьких фашистов поощpяли уличное насилие, ножи и кастеты. Сам фюpеp заявил: «Да, мы ваpваpы, и хотим ими быть. Это почетное звание. Мы омолодим миp». Конечно, «учиться, учиться и учиться» гораздо скучнее.

Речь идет об откpытии фашистов: «демокpатизация» подpостков, освобождение их от подчинения взpослым и гнета тpадиций ведет к фашизации их сознания. Это надо подчеpкнуть, ибо многие наши демокpаты сейчас с энтузиазмом бpосились «pаскpепощать» школу и детей вообще. Никита Михалков в своем фильме «Утомленные солнцем», за котоpый ему еще будет очень стыдно, издевается над «тоталитаpизмом» советских детей. Они у него хоpом декламиpуют: «Ленин-Сталин говоpят: надо маму слушаться!». Вот чему учили пpоклятые коммунисты. Тут важная вещь, ее понимание принес фашизм. Дети должны «маму слушаться», а не создавать свой миpок с демокpатией.

Положение России очень сложно. В массовом сознании стал слишком силен тип «мышления толпы», и подверженные ему люди уже не хотят возвращаться на заводы и за парты. Они очарованы свободой, даже если она несовместима с жизнью – и голосуют за тех, у кого нет идеологии, нет проекта жизнеустройства. А есть лишь снятие запретов права и морали, устранение самих понятий долга и греха.

1999