Текст книги "Собаки не ошибаются"

Автор книги: Сергей Георгиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

КАПЛЯ

Янка грелась на солнышке, зажмурив глаза и вытянув лапы. Вдруг сверху прямо ей на нос упала крупная, тяжёлая капля.

Янка от неожиданности вскочила, затрясла ушами, замотала головой.

Я поднял голову: небо чистое, ни тучки. Но летом подобное часто случается, дождь может пролиться ниоткуда.

На всякий случай я перешёл под навес. На полянку уже упала вторая капля, третья… Янка задрала мордочку и недовольно гавкнула: что это, мол, за шутки, кто это там брызгается?!

Словно в ответ на Янкины «тяф-тяф», хлынул ливень. Да такой, что в двадцати шагах перед собой я уже ничего различить не мог.

Янка носилась и прыгала по полянке. Сначала просто пыталась ухватить и даже укусить дождевые капли. А потом, заливаясь счастливым лаем, грудью разбивала потоки воды, неслась куда глаза глядят, визжала, кувыркалась!..

Ливень прекратился так же внезапно, как и начался. Янка даже не сразу поняла, что произошло: остановилась посреди поляны и озиралась по сторонам.

– Всё, Яна, больше не будет, – сказал я, выбираясь из-под навеса.

И тогда Янка бросилась ко мне и, мокрющая с головы до ног, встряхнулась. Я только успел зажмуриться – и уже стал таким же мокрым, как моя собака, даром что переждал дождь под навесом.

Но я на Янку ничуть не рассердился: ведь это она радостью своей со мной поделилась.

И почти всё лето у нас ещё впереди!

СТРЁКОТ КУЗНЕЧИКА

РАЗНЫЕ ЗАПАХИ

От влажных булыжников вдоль тропинки пахло весной. Весной пахло от кустов с набухшими почками и мутных луж.

А на берёзе уже появились первые листья.

Я притянул к себе ветку и уткнулся в неё лицом. Тёплый крошечный зелёный лист пахнул летом.

Дочь засмеялась и вытащила из кармана пальто яблоко, протянула его мне.

От яблока пахло прошлогодней осенью.

ЮЖНОЕ НЕБО

Месяц назад Лёшка вернулся из «Артека».

Он привёз множество значков, забавные поделки, а кроме всего прочего – коробку с морским песком и круглыми обкатанными камешками, солёную морскую воду во фляжке и совсем немного… южного неба.

Лёшкин друг Витька долго и уважительно перебирал всё это богатство, а южное небо отставил в сторону без всякого интереса.

– Банку-то пустую зачем привёз?

– Это небо! – объяснил Лёшка. – Южное небо!

– Чего?! – ушам своим не поверил Витька.

– Южное небо, – повторил Лёшка. – А вот это песок и галька… Вот здесь вода… А это небо…

Витька хохотал до слёз. Потом вдруг замолчал и с жалостью посмотрел на друга.

– Ты там ничем не болел?

– Ничем! – Лёшка обиженно отвернулся к окну.

– Да нет, я же ничего такого!.. – Витька понял, что перегнул. – Лёха, я вот о чём… Ну, воды ты зачерпнул в море… Гальки насобирал… А с небом-то как?!

– Да мы в поход ходили, – начал объяснять Лёшка. – На гору Роман-Кош… Там, на вершине, уже небо! Облака – между деревьями ползают, за кусты цепляются…

– Вот так идёшь, а на ветках облако висит? Как простыня?

– Ну да, точно, – подтвердил Лёшка. – Так мы там, на вершине, обед варили. И зелёный горошек ели из банок… Я и догадался – банку помыл, просушил… А потом набрал немножко неба и завинтил крышкой!

– Просто воздуха, значит, набрал и завинтил? – снова рассмеялся Витька. Он взвесил на ладони банку. – Хорошо хоть этикетку отмыть догадался! А то было бы южное небо марки «Зелёный горошек»! Давай откроем?

– Нет! – Лёшка проворно подскочил к другу и вырвал заветную банку.

– Ты чего?! – изумился Витька. – Или в самом деле думаешь, там что-то особенное? Такой же воздух, как у тебя в комнате! Небо… ведь небо – это…

Витька задумался, пытаясь точнее определить, что такое небо.

– Небо – это тьфу! – наконец выпалил он.

Но Лёшка словно его и не слышал, рассказывал:

– Ночью я ставлю эту банку на подоконник. Если долго на неё смотреть, можно увидеть звёзды…

– Ну да, конечно, – согласился Витька. – Звёзды! На небе появляются звёзды и в банке твоей отражаются!

– И небо там совсем другое, в банке… – так же тихо, не глядя на Витьку, продолжал Лёшка. – Оно тёмное, почти чёрное, не такое, как наше… И звёзды другие, южные – крупные, яркие.

– Ерунда всё это… – неуверенно отозвался Витька, не отводя глаз от таинственной банки.

Лёшка молчал.

– Слушай, а если я к тебе ещё сегодня забегу? Вечерком, попозднее? – вдруг попросил Витька.

– Забегай, – улыбнулся Лёшка.

Он понял: его друг своими глазами хочет увидеть ночью южное небо. И в чёрном небе яркие звёзды.

КОРЖИКОВ

Падал первый, ещё не зимний снег. Он скоро растает, но мальчишки во дворе уже лепили снежную бабу.

Я забрал из школы дочь; мы шли с ней, взявшись за руки, и болтали о разных пустяках.

– Пап, – спросила вдруг Танюха как бы между прочим. – Ты смог бы слепить снежок и добросить его до нашего окна?

Мы живём на шестом этаже. Я задумался. Наверное, добросил бы, но кто его знает. Хвастать и уж тем более врать не хотелось. Я пожал плечами.

– А вот Коржиков запросто добросит! – с какой-то непонятной гордостью сообщила мне дочь.

– Кто такой Коржиков?

Мальчишки, лепившие снеговика, толкали перед собой последний ком; за комом оставался чёрный петляющий след с пожухлыми торчащими травинками.

– Коржиков – это очень знаменитый человек, – объяснила Таня. – Новенький в нашем втором «Б»…

Во втором «Б» классе все люди были просто замечательными, и потому я решил уточнить, чем же знаменит именно этот, доселе неведомый мне, Коржиков.

Выяснилось вот что. Когда ни один человек в школе не смог ответить, как кричит кенгуру, – и учительница Людмила Александровна этого не знала, и даже директор, который вообще всё на свете знает, – только отважный Коржиков не растерялся, и теперь вся школа умеет кричать, будто стадо перепуганных кенгуру.

Но это ещё далеко не главное.

Выяснилось, что вовсе даже не стоит очень бояться, если из лесу вдруг выбегут дикие динозавры и соберутся на школьном дворе. Потому что навстречу динозаврам сразу же храбро выйдет кто?..

– Коржиков, должно быть… – робко предположил я. – Он разгонит всех динозавров хворостиной и восстановит порядок…

– Вовсе нет! – рассмеялась дочь. – То есть выйдет Коржиков, конечно! Только он никаких динозавров палкой гонять не станет, он их приручит лаской!

Выяснилось, что первый шаг в этом направлении Коржиков уже сделал. Он подобрал в подъезде бездомного котёнка, принёс его к себе и теперь воспитывает. Чтобы котёнку было хорошо, Коржиков дома никогда не кричит, как кенгуру, даже наоборот, иногда негромко мяукает, и котёнок думает, будто Коржиков – его мама. А коржиковские родители, получается, для котёнка бабушка и дедушка. И очень жаль, что у Коржикова нет братьев или сестёр, а то бы котёнку повезло совсем уж сказочно: у него появились бы родные тётя и дядя.

– Молодец Коржиков, – согласился я.

– Знаешь, папа, на кого он похож, этот Коржиков? – спросила дочь и сама же ответила: – На тебя, когда ты был маленьким! Я тебя маленького как раз таким и представляю!

Снежная баба была готова; мальчишки затащили последний рыхлый ком наверх, на два других – вот и голова на месте.

– Понятно, – сказал я. – Очень даже может быть.

Вечером, когда Танюшка уже уснула, я вышел прогулять нашего пса.

Снег ещё лежал, не успел за день окончательно растаять.

Я слепил плотный снежок, оглянулся по сторонам – не видит ли кто – и со всей силой залепил снежком в окно нашей кухни на шестом этаже. И негромко крикнул бегемотом, когда попал.

Завтра к нам в гости должен прийти Коржиков, Танюха пригласила. Не опростоволоситься бы перед ним.

ВОЗДУШНЫЙ ЗМЕЙ

Это Танюшка придумала полетать выше крыш. Мы смастерили здоровенного воздушного змея, больше нашего балкона, конец нитки привязали к скамейке, а катушку Таня держала в руках.

Змей легко взмыл выше крыш; мы с дочкой махали руками и кричали:

– Эй, люди, привет! Отчего вы такие маленькие и не летаете?!

Ещё мы набрали полную хозяйственную сумку пушистых облаков, пощекотали крошечную тучку и после опустились на землю.

Внизу нас поджидал Мишка, Танин друг.

– Это же надо выдумать, на бумажном змее они летали! – сразу же стал возмущаться Мишка. – Сказки для дурачков!

Мишка потрогал нашего змея, даже ткнул его в одном месте пальцем и продолжат возмущаться:

– Да не бывает таких воздушных змеев, чтобы человека мог поднять! Даже двух! А вы, дядя Серёжа, вообще вон какой здоровенный!

Я лишь смущённо разводил руками.

– И нитки такой не бывает, чтобы не оборвалась! – напирал Мишка. – Не бывает таких крепких ниток!

Танюшка открыла сумку и выпустила на волю наши облака.

– И облака мне эти глупые не нужны! – уже с обидой закончил Мишка.

Мне стало ужасно горько и стыдно отчего-то. А Танюшка вдруг сказала:

– Да ладно тебе, Миш! Хочешь с нами на змее полетать?

Мишка застенчиво пощекотал облако, висевшее перед самым его носом, и храбро ответил:

– Конечно! Втроём-то на змее веселей!

ОШЕЙНИК

Мой брат принёс домой новенький собачий ошейник, пахнущий кожей и с магазинной биркой.

– Так, – сразу поняла мама. – Этого не будет никогда! Собаки ещё только в нашем доме не хватало!

Брат молча прошёл в комнату и повесил ошейник над своей кроватью. Получилось здорово.

– Где ты взял деньги? – спросил папа.

– Накопил, – уклончиво ответил брат. – Три месяца откладывал помаленьку…

– Понятно, – развёл руками папа. – Значит, наш младший сын уже три месяца мечтает о собаке.

– Я тоже мечтаю! Я тоже мечтаю о собаке! – встрял в разговор и я. – Уже целую неделю мечтаю! Даже нет, восемь дней!

Это была неправда. О собаке я мечтал всю свою жизнь, с самого рождения. Но ведь не я же, втайне собирая деньги, которые родители дают на школьные завтраки и всякие другие пустяки, купил в конце концов великолепный новенький ошейник из жёлтой кожи и с заклёпками. Я не мог обидеть брата и потому сказал про восемь дней!

– Мечтать не вредно, – согласилась мама.

Потом мы, как всегда, делали с братом уроки.

Он свои, чепуховые, за третий класс, а я – серьёзные, на сложение простых дробей. И время от времени поднимали головы от тетрадок и поглядывали на собачий ошейник, который висел над кроватью брата.

– В прошлом месяце было тридцать дней? – вдруг начал вспоминать я. – Нет, тридцать один! Значит, завтра будет девяносто три дня, как ты мечтаешь о собаке!

Брат в ответ угрюмо засопел.

– А если к твоим дням прибавить девять моих, то получится сто два дня несбыточной мечты! – подсчитал я.

– Да уж, – печально вздохнул папа. Он сидел в кресле с газетой и всё слышал.

– Несбыточные мечты… Таких не бывает: если мечта правильная, она обязательно сбудется.

А в субботу наш папа куда-то надолго ушёл с утра. Вернулся и сразу же позвал всех нас в прихожую.

– Вот… – сказал он смущённо, когда мы собрались. – Я сложил три числа, и получилось, что мы мечтали об одном и том же тридцать четыре года, три месяца и одиннадцать дней… Это по состоянию на сегодняшнее утро!

Сказав так, папа осторожно распахнул пальто и вытащил из-за пазухи серого лохматого щенка с чёрными сверкающими глазёнками.

Мы с братом остолбенели до такой степени, что даже не закричали «ура». Мама как-то странно посмотрела на папу – он так и стоял в распахнутом пальто, прижимая щенка к груди.

– Прибавь ещё двадцать семь лет, – вдруг изменившимся голосом попросила она. – Нет, пожалуй, двадцать восемь!..

Мама открыла шкаф и достала из самой его глубины запрятанную когда-то синюю собачью миску.

СОБАКИ НЕ ОШИБАЮТСЯ

У Юры Хлопотова была самая большая и интересная коллекция марок в классе. Ещё бы! Юркин отец исколесил полсвета и отовсюду слал письма.

Хлопотов хвастался, читал вслух:

– «…Пишу из Бомбея, жарко…», «…Пишу из Лондона, туман…», «…Пишу из Сиднея, ветер…»…

Из-за необыкновенной коллекции только и отправился Валерка Снегирёв, человек в общем-то обыкновенный, родители которого и за пределы области выезжали редко, к своему знаменитому однокласснику в гости.

Юркиных папы с мамой дома не было. Сам Хлопотов был занят делом: бросал в цель пластмассовый дротик с присоской на конце. Валеркиному приходу он обрадовался, сразу начал вытаскивать из массивного письменного стола огромные, в толстых кожаных обложках и почему-то пыльные альбомы.

– Вот они, мои марочки… ма-арочки…

Юрка почти пропел это самое «ма-арочки». И в тот же момент, будто откликаясь, прямо над головами мальчишек раздался протяжный и жалобный вой…

– Что это? – тихо спросил Валерка, когда вой оборвался на немыслимо высокой тоскливой ноте.

– Не обращай внимания! – сосредоточенно ворочая альбомы, махнул рукой Юрка. – Собака у соседа. Воет и воет, понимаешь!.. Дядя Володя из квартиры напротив сказал, что прибьёт её когда-нибудь.

– Как это – прибьёт?

– А так. Говорит: выпустят её погулять, а он… Но мы с папой, например, считаем, что к чужим недостаткам терпеливо относиться надо. Конечно, папа с соседом поговорит…

– Почему же она воет?

– Откуда я знаю? Я и в глаза не видел ни собаку, ни соседа. Они всего неделю как переехали.

– Может, голодная?

– Может, и голодная. Снегирь, идея!.. Мы её покормим! Чтобы перестала выть! Значит, так! Проводим разведку: цель – установление, открыта ли форточка у соседа. Затем – операция «Бумеранг»!

– «Бумеранг»?

– Нет, лучше «Томагавк»! Проводим операцию «Томагавк». Мы с тобой набираем кусков хлеба и колбасы, выходим на улицу и забрасываем провиант в открытую форточку!

У Юрки от возбуждения засверкали глаза.

– Форточка-то на девятом этаже, – напомнил ему Валерка. – Не добросить…

– Скучный ты человек, Снегирь! Такой план погубил… Да ладно, что-нибудь придумаем! Давай пока марки смотреть…

– Марки?

– Вот чудак! А зачем же ты пришёл?

– Слушай, может, там что-то случилось? В квартире, где собака…

– Да нет, она каждый день воет. До пяти часов. В пять перестаёт. Мой папа говорит: не умеешь ухаживать, не заводи собак…

– А сейчас сколько?

– Чего – сколько?

– Времени сколько?

– Времени… пятнадцать пятого.

Валерка начал одеваться – торопливо намотал шарф, застегнул пальто. Выскочил на улицу, перевёл дух и стал искать на фасаде дома Юркины окна. Три окошка на девятом этаже, сразу над квартирой Хлопотовых, неуютно темнели.

Валерка, прислонившись плечом к холодному бетону фонарного столба, решил ждать сколько понадобится.

Ждать пришлось недолго.

Крайнее окно тускло засветилось: видимо, включили свет в прихожей…

Дверь открылась сразу, словно Валерку ждали. На пороге стоял… Но Валерка не успел увидеть, кто стоял на пороге.

Откуда-то вдруг выскочил маленький коричневый клубок и, радостно визжа, бросился Валерке под ноги. Валерка почувствовал на своём лице влажные прикосновения тёплого собачьего языка: совсем крошечная собака, а прыгала так высоко! Он протянул руки, подхватил собаку, и она уткнулась ему в шею, часто и преданно дыша.

– Чу-де-са! – раздался густой, сразу заполнивший всё пространство лестничной клетки голос. – Чудеса! Ну и Янка!

Валерка поднял голову. Голос принадлежал невысокому щуплому человеку с бутербродом в руке.

– Ты ко мне? – спросил человек, опуская руку, чтобы бутерброд не очень бросался в глаза.

– Странное, понимаешь, дело… Янка с чужими… не особенно. А к тебе – вон как! Заходи.

С собакой на руках Валерка вошёл в квартиру. Всё вокруг было как попало заставлено шкафами, столами, чемоданами.

– Понимаешь, только перебираемся… Жена ещё не приехала, так что извини.

– Я на минутку, – Валерка знал, что так принято говорить у взрослых. – По делу.

– По делу? Слушаю. – Человек стал серьёзным.

– Собака ваша… Яна… Воет целыми днями.

– Так… – человек из серьёзного сделался грустным. – Мешает, значит. Тебя родители прислали? Из какой квартиры?

– Я сам пришёл… – Валерка заволновался, что его неправильно поняли. – И я не из этого дома, из соседнего!

– Неужели и там слышно?

– Нет, там не слышно! Я просто хотел узнать, почему она воет. Ей плохо, да?

Человек повертел в руках бутерброд, сунул его на какую-то пыльную полку.

– Ты прав, ей плохо. Янка привыкла днём гулять, а я на работе. На работе, понимаешь? Вот приедет жена, и всё будет в порядке. Но собаке ведь не объяснишь! Тоскует она.

– А если я…

Хозяин квартиры смотрел на непрошеного гостя, словно спрашивая: да ты-то здесь при чём?!.

– Я прихожу из школы в два часа… Я бы мог гулять с ней после школы!

Человек постоял, раздумывая, а потом вдруг подошёл к пыльной полке, протянул руку – но достал не бутерброд, а маленький английский ключик.

– Держи. Поворачивать вправо.

Пришло время удивляться Валерке.

– Вы что же, любому незнакомому человеку ключ от квартиры доверяете?

– Ох, извини, пожалуйста, – мужчина протянул руку. – Давай знакомиться! Молчанов Валерий Алексеевич, инженер.

– Снегирёв Валерий, ученик шестого «Б», – с достоинством ответил Валерка.

– Очень приятно! Теперь порядок?

– Порядок, – Валерка спрятал ключ. – Значит, завтра?..

Собаке Яне не хотелось спускаться на пол, она бежала за Валеркой до самой двери.

– Собаки не ошибаются, не ошибаются… – бурчал себе под нос инженер Молчанов.

На лестнице Валерка столкнулся с Юркой Хлопотовым.

– Что, ещё не ушёл?

– Да я из-за собаки. Которая выла…

– A-а… Снегирь, знаешь, что я придумал? Ведь можно ничего не бросать, понял? Можно вылезти на крышу и на верёвке спустить ей всё!

– Она не голодная.

– Не голодная? Я так и знал! Слушай, Снегирь, я давно понял: тут что-то нечисто. Мы должны провести глубокую разведку, всё разузнать. И предотвратить! Должно быть, готовится преступление! А если не успеем предотвратить, то раскроем! Даже интереснее, а?

– Не надо ничего раскрывать. Она просто гулять хочет.

– Откуда знаешь?

– Зашёл и спросил. И гулять с ней буду. С завтрашнего дня.

– Зашёл и спросил? Спроси-ил… – Юркино лицо вдруг сделалось унылым. Он разочарованно махнул рукой:

– Эх, скучный ты человек, Снегирь!

МУЗИК

В лётном экипаже Музик появился неожиданно. Произошло это в самом конце 1943 года. Полк штурмовиков Ил-2 отправлялся на фронт; эшелон шёл через маленький уральский городок, где жила девочка Маша со своей мамой; и лейтенанту Бочарникову, Машиному отцу, чудом удалось заскочить домой на полтора часа.

Вместе с отцом пришёл другой лётчик, высокий и очень весёлый молодой парень, старший сержант.

– Леонид, – представил его Машин отец. – Дядя Лёня. Стрелок-радист мой.

– Напросился вот… – смущённо объяснил стрелок-радист. – Отвык совсем от дома, так хоть взглянуть, как другие живут… Так что побегу я уже на вокзал.

– Что вы, что вы! – заволновалась Машина мама.

Отец помог дяде Лёне снять шинель и подтолкнул к столу. Почти в полном молчании они все вместе пили чай, и это были, наверное, лучшие полтора часа за всю войну.

А когда отец с дядей Лёней стали собираться и мама, чтобы не расплакаться, потеплее куталась в платок, Маша убежала на кухню, где под столом была устроена комната для её игрушек. Вернулась она вместе с Музиком.

– Папа, – сказала девочка, – возьми с собой на фронт моего друга! Пожалуйста!

У Музика, старенького плюшевого медведя, были белые глаза-пуговицы и слишком длинные уши, но во всём остальном был он хоть куда.

– Да, Лёня, кажется, ещё ни одна авиация мира не знала летающих медведей, – хотел пошутить отец, но шутка вышла невесёлой.

– А ты-то сама… как без него будешь?

– Разве до кукол теперь, папа? – серьёзно ответила Маша. – Война идёт. Я бы и сама с тобой полетела, но девочек почему-то не берут. А Музик – мальчишка, ему можно! Да и нам с мамой спокойнее будет!

– Не волнуйся, Маша, – дядя Лёня подхватил Музика левой рукой, правой взял под козырёк. – Зачисляем отважного медведя в наш экипаж. Только летать он будет со мной, «коленками назад», ты не возражаешь? У меня в кабине просторнее, чем у твоего папы!

– Ну как? Не укачивает? – перед каждым вылетом спрашивал Музика дядя Лёня и легонько шлёпал ладонью по туго набитому опилками животу. – А то смотри, приятель…

Музика никогда не укачивало, но дядя Лёня всё равно каждый раз интересовался его самочувствием.

Место плюшевому медведю оборудовали удобное и надёжное – сидел он за левым плечом стрелка-радиста, под прозрачным фонарём из бронестекла.

А однажды случилось вот что…

Фашистские истребители свалились из негустых облаков неожиданно, и хотя «яки» из боевого охранения сразу же приняли бой, удар был силён и страшен. Один из наших штурмовиков задымил и начал терять высоту, остальные бросились врассыпную, и было это вовсе не проявлением трусости: когда бой ведут истребители, лишние мишени в небе не нужны.

Немцев было больше, и несколько самолётов кинулись вдогонку за «илами».

Штурмовик, попавший под огонь во время внезапной атаки, почему-то не стал набирать высоту и даже не увеличил скорость. Он шёл, словно ничего не произошло, и фашистский пилот-ас сразу обратил на него внимание.

Если атакованный самолёт продолжает лететь как ни в чём не бывало, – это верный признак: что-то у него не в порядке. Добивать такую машину просто и почти безопасно.

«Мессершмитт» легко догнал странную машину. «Ил» шёл ровно, никаких особенных повреждений заметно не было, и фашист решил, что скорей всего пулей задело пилота. Обогнать штурмовик и зайти в лоб он не решился: русский лётчик всё-таки держал машину на курсе, а испытывать на себе пушки и пулемёты «чёрной смерти» асу не хотелось.

Лейтенант Бочарников заметил увязавшийся за ним «мессершмитт». Но он был ранен в шею, левая рука почти не слушалась. И ещё пилот не знал самого страшного: та же пулемётная очередь поразила и стрелка-радиста.

Вражеский истребитель пока крутился вокруг на достаточно безопасном расстоянии, но лейтенант Бочарников точно знал, что будет потом: фашист пристроится в хвост, чуточку выше и сзади – штурмовик надёжно защищён бронёй снизу, сверху же заполненные горючим плоскости может прошить даже пистолетная пуля. Правда, подкрасться к машине с тыла тоже непросто: стрелок-радист, человек, летающий «коленками назад», внимательно следит за всеми, желающими зайти в хвост.

В общем, вся надежда была теперь только на Леонида, старшего сержанта дядю Лёню, высокого и очень весёлого молодого парня.

Задний пулемёт «ила» торчал в сторону и вверх совсем не грозно и не двинулся, даже когда истребитель подобрался близко. Так близко, что фашист мог бы рассмотреть лицо радиста. Но лица под фонарём не было – ас видел только неподвижный чёрный затылок ткнувшегося головой вперёд человека.

Он не спешил стрелять, немецкий ас, понимая, что добыча от него не уйдёт. Хотел растянуть удовольствие, или ему было приятно сознавать, как в эти минуты смертельный страх стискивает со всех сторон русского лётчика, как сердце его заполняется свинцом бессилия…

– Лёня… Лёня, ну же!.. – мычал в ларингофон Машин отец.

Он должен был понять, что Леонид стрелял бы уже давным-давно, как только истребитель начал свои манёвры. Но раненый пилот потерял чувство времени.

Ас вышел на удобную позицию; промахнуться с такого расстояния было невозможно.

О чём он думал в тот момент, когда собирался стрелять в беззащитную машину, и думал ли о чём-нибудь, теперь уже никто не узнает.

Потому что безжизненный до того ствол пулемёта шевельнулся и фашист вдруг увидел над прицельной планкой мохнатую длинноухую морду с огромными белыми глазами-пуговицами…

Мощный крупнокалиберный пулемёт выплюнул короткую очередь прямо в лицо фашисту. От неожиданности ас нажал на гашетку, но было поздно: заваливаясь на правое крыло, истребитель задымил и камнем пошёл вниз; лишь несколько пуль прошило фонарь «ила»…

Одна пуля попала Музику в живот, разметала в стороны старые серые опилки.

А потом в уральский городок пришло письмо из госпиталя: «…Был очень жестокий бой. В том бою были тяжело ранены дядя Лёня и Музик…».