Текст книги "Оберег из Сычигорья (СИ)"
Автор книги: Сергей Фрейнд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
Глава 11
– Я не понимаю, – удивлялся Голяшка, возвращаясь к лекарне, – почему они ставили на меня?
Позади мужчин народ ликовал. Победу Ратмира решили отметить. Пекарь вынес вино, портниха, голося на всю улицу, танцевала с шатуном.
– Ставка на вас была выгодней. При одинаковых шансах они могли выиграть в пять раз больше! И род не при чём. Я зелёный, вы белый. Ладно портниха синего рода, но пекарь же из ваших. И почему они не заметили постановочность спора? Никто не спросил на что мы спорим. Они вызывались в судьи, но суда-то не было. Их уловкой втянули в игру. Я запутался. В чём же беда Сычигорья, Тацит Волиус?
– Они ставили не на вас, дорогой друг. Они ставили против меня. Но чтобы объяснить произошедшее, нужно начать издалека.
Они сели в повозку, женщины ещё не вернулись. Тацит дал кучеру чеканки, чтобы тот прогулялся, оставив их наедине.
– До прихода ворожбы Сычигорье почитало три качества: силу, обман и личную выгоду, – продолжил мужчина. – Четыре элемента изменили землю. Сначала люди обнаружили магические свойства элементов и на месте залежей образовались шестнадцать городов…
– Откуда вы знаете? – быстро спросил Голяшка и смутился, что перебил Тацита.
– Чтение. Я давно получил разрешение на грамотность. Всё дело в доступе к запретным книгам. Но об этом после, – потушил интерес Ратмира торговый доверитель и продолжил. – Итак, мы оказались в начале пути зельеварения. Каждый город существовал сам по себе, совершая ошибки и погибая во время добычи и варки. Прошли сотни веков и жители разобрались. Они объединили элементы, получив фундамент любой ворожбы. Зелёная хвоя даёт безопасность. Красные рубины усиливают мощь. Без них зелье пришлось бы варить в котлах размером с дом барона… Вам интересно?
– Конечно! Продолжайте, пожалуйста.
– Голубика обеспечивает повсеместность. Основание синего рода позволяет применять зелья в любой точке Сычигорья. Без голубики ворожба работает только в месте варки. Наконец, мой род. Кристаллы соли дают долговечность. Без соли зелья не живут дольше получаса, превращаясь в обычную воду. Не находите в основаниях гармонии?
– О, да, уважаемый Тацит! – возбудился Голяшка. – Какое подходящее слово: гармония. Добавьте к этому выбор рода и родовые силы. Выносливость, ловкость, физическая мощь и усиление чувств. И работают они по-справедливости, один день в неделю.
– Именно. По началу в городах жили представители одного рода. Это ограничивало развитие так же, как ворожбу ограничивает отсутствие других элементов. Прошла ещё сотня веков и мы перемешались. Теперь в каждом городе живёт примерно одинаковое количество представителей каждого рода.
– И во властной четвёрке представлена каждая из них. Слава королю, что подарил нам законы, – улыбнулся Ратмир.
– Да… Слава…
Тон Волиуса насторожил Голяшку. Негативные речи в отношении короля в Сычигорье строго наказывалось. Любое оскорбление вело к игрищам, а бывало к смерти на месте. Возмущённые жители кидались на оскорбившего. Изгнание в Сторону тоже не принесло бы облегчения. Король жил вне баронств, на центральном острове. Поэтому сторонщики хвастались, что король любит их больше, чем зажравшихся горожан: «Он тоже изгнан. Он один из нас!»
Заметив реакцию Ратмира, Тацит поспешил исправить оплошность.
– Нет, нет, мой друг. Моё огорчение по другому поводу. Прошла тысяча веков, а ничего не изменилось. Сила, обман и личная выгода до сих пор правят Сычигорьем. Разве не так?
Голяшка опустил голову и кивнул. Мужчина понял, что не ошибся в выборе. Молодой каменщик тоже недоволен, можно нажимать.
– Но главное в другом. Стало хуже, – Тацит хотел сказать «король», но быстро исправился. – Ко… Мы загадили дары магических элементов. Вместо общества, основанного на знаниях, любви к ближнему и справедливости, мы остались при своих и движемся к вымиранию. К трём порокам – почитание силы, восхищение обманом и культ личной выгоды – добавилась ненависть к богачам. Портниха с пекарем ссорятся из-за десятка чеканок, но готовы потерять три сотни лишь бы обыграть богача.
– Не понимаю, – нахмурился Ратмир. – Хорошо же, когда люди возмущаются богатством. Это ли не шаг к справедливости?
– Только если в основе возмущения находятся мысли о равенстве. Но жители Сычигорья просто завидуют богачам, вот и раздражаются. Они не хотят победы каменщика, они хотят моего проигрыша.
– А до появления ворожбы, разве, было не так?
– Нет. Богатым людям завидовали, но уважали. Жителям было не важно, трудом, силой или обманом заполучил человек деньги. Его принимали за равного. Пограбил и избежал кары? Молодец. Обманул и не поймали? Молодец. Завидую белой завистью.
– Сейчас так же.
– Только среди равных. Портниха возмутилась пекарем, что он увёл шатуна именно у неё. Завтра пекарь обманет дочь портнихи, и женщина будет радоваться этому поступку, обвиняя ребёнка в глупости. Но стоит мне одурачить кого-нибудь из них хотя бы на одну чеканку, возмутятся.
– Так в чём же разница?
– Ворожба. Зелья стоят дорого, поэтому мало доступны простым людям. Зная, что могут зелья, жители приписывают успехи богатых исключительно к действию магических сил. Мечи оружейника лучшие в баронстве, потому что изобрёл новый метод закалки? Нет. Потому, что у подлеца есть деньги на зелье могущества.
– Нет такого зелья! – удивился Ратмир.
– Но люди верят. Красильщица неделями не вылезает из чанов, провоняв и позеленев от тяжкого труда, но люди не замечают. За дорогую кибитку для торговли и пышные платье прозвали «зельеварной гадиной». Разве не так?
По задумчивому лицу юноши Тацит понял, что первый разговор достиг цели.
– Ненависть к богачам опасна повсеместным бунтом. Баронства и Сторону накроет народная ярость. Думаете, после казни богачей они остановятся? Как бы не так, примутся делить добычу и кровь умножится, – Тацит сделал паузу и отчеканил. – Сычигорье на пороге большой резни, уважаемый Ратмир. Мы бездарно используем магические элементы и родовые силы. Нужен другой подход. Справедливый.
– Он есть у вас?
– А! Благородные дамы, – заметил Тацит выходящих из лавки женщин и тут же повеселел. – Удачно закупились?
Плантаж не хотел отпускать Люцию с Фелицией без серьёзного навара, поэтому сразу распушился и заворковал голубем. Угодник рассказывал о достоинствах эликсиров, на ходу выдумывая эффекты. Бездарный лекарь, но блестящий торговец он ловко манипулировал клиентами, чувствуя, однако, границы. Только эликсиры и настойки «королевских эффектов», типа молодости, бодрости, свежести и прочего являлись беспросветным фуфлом, игрушками для богатых дурочек. Такие эликсиры не содержали элементов, не имели магических проявлений, поэтому не контролировались зельевариусами.
Однако завороженные зелья готовились Плантажем со всей тщательностью. Во-первых, за плохое качество можно лишиться статуса лекаря. Поэтому Угодник варил то, что попроще. Во-вторых, на самовнушении долго не проживёшь. Капризных дам, расстроенных, что крашенная водичка не помогла «уходу морщин навсегда», ушлый лекарь успокаивал напоминаниями о зельях. Сваренные на элементах, они никогда не подводили.
– Не помогло? Ай-ай-ай. Как же так? Я продаю ворожбу исключительного качества. Вспомните заживляющий крем.
Плантаж лез под потолок в запертую нишу. Ловкачи синего рода в свой день вытворяли такие кульбиты, что приходилось прятать дорогой товар понадёжней. Синий день недели вообще отличался повышенными кражами, поэтому за людьми с голубыми глазами внимательно следили.
– Вот он, – любовался Плантаж, достав шкатулку. – Десяти капель хватило, чтобы заживить вспоротое брюхо лучшего агента Гидона. Слава королю, что его вовремя доставили ко мне. Более того, этот крем поможет при магическом отравлении. Придётся потратить всю банку, но обязательно спасёт.
Крем был задорого куплен Плантажем у лекаря далекого от Зелёной долины города. Угодник берёг покупку, хвастаясь лишь в редких случаях. Двух вовремя спасённых жизней знатных людей хватило, чтобы слух пробежался по всему баронству. Дамы восторженно смотрели на заживляющий крем, успокаивали гнев, а Плантаж добивал.
– Может, напутали с дозировкой? Или не соблюдали рекомендации к применению. Мизинчик шестнадцать раз окунали в утренний сбор росы?
– Я не уверенна, что…
– Ну как же вы! – досадовал Плантаж. – Я понимаю, это трудно, но необходимо стараться. Для вас же тружусь. Вам же молодость возвращаю.
– Но миленький мой…
– Для сравнения посмотрите на этот отвар, – перебивал лекарь и хватал первую попавшуюся бутылочку. – Он не нуждается в строгой дозировке, нет необходимости отчитывать капли и следить за временем. По секрету скажу, что во всём Сычигорье осталось только два флакона. Не буду говорить, где находится первый, но намекну. Коронация. Тсс! Только тише, умоляю. Это секрет.
И через некоторое время Плантаж сдавался «под натиском шарма и благородства», продав очередную пустышку клюнувшей на обман даме.
Вот и теперь Люция с тётушкой попали под жернова гостеприимства хитрого лекаря. Прошёл час плотной обработки и Фелиция сдалась. Старушка не поддалась на речи Угодника, её доканал голод по корню боярышника.
– Я вижу вы благородный человек и знаете толк в эликсирах, поэтому соберите нам в дорогу набор лучших отваров на сумму в пятьдесят монет.
Плантаж чуть не лопнул от радости. Он рассчитывал обмануть старуху на десяток, максимум тридцать, а тут такая удача. Угодник не стал медлить и накидал в подарочный мешок весь неподписанный хлам, много лет уже стоявший на витрине.
– Раз уж мы закупили самое необходимое, ради чего приехали в ваш чудный город, – защебетала Фелиция самым любезным голоском, – добавьте, пожалуйста, активированный порошок черешни. Мне право не удобно просить такой пустяк в столь изысканном доме, но не хотелось бы терять время, заезжая в другую…
– Конечно, о благородная дама! – засуетился Плантаж, достав нужную коробочку.
Получив необходимое, пестунья кинулась на улицу к повозке, где её ожидали Ратмир с Тацитом.
– Едем обратно! Нам нужно срочно отправляться в путь, – Фелиция бросила взгляд на порошок. – Я забыла принять сердечные капли.
– Но тётушка, город закрыт до завтрашнего дня, – улыбнулась Люция.
Под действием тяги к корню боярышника, пестунья не обратила внимание, что выехать из города не получится. Это понимала Люция, поэтому не беспокоилась суетливостью родственницы. Никуда они из города до завтра не уедут.
– Лучшие номера Зелёной долины в увеселительном доме барда Балуна, – улыбнулся Тацит.
Опытная старуха понимала, что бардов без грехов не бывает и догадывалась, какие представления дают в увеселительном доме. Невесте Люции, девушке на выданье, нельзя посещать подобные заведения. Правда, если в сопровождении надёжных мужчин… Да и активированный порошок так заманчиво…
– Едем! – пискнула Фелиция и повозка направилась к доходному дому.
– Рад приветствовать дорогих гостей, – поклонился мужчина в красивой одежде, подойдя к столу. – Меня зовут Балун Сметана. Я местный бард.
Фелиции удалось снять целый этаж, переплатив за спокойствие. В номерах перед лестницей поселили мужчин, сами расположились в тупиковых комнатах. Тётушка собиралась безвылазно торчать в номере, но сначала её уведомили, что отобедать можно только в зале. А потом старуха добралась до порошка, посыпала корень и подобрела. Тело расслабилось, заботы исчезли, мир стал прекрасней. Первые несколько часов после приёма Фелиция сияла смиренностью. В отличие от корневого голода, она не выбирала тех, с кем лебезить. Любезничала со всеми подряд.
Четвёрка гостей города сидела в большом зале со сценой в ожидании обеда.
– Я тоже очень рада, – тётушка подошла и похлопала барда по руке. – Какой миленький.
– Разрешите представиться. Тацит Волиус Штамм. Торговый доверитель. Скажите, вечером будет смотр?
– Конечно, дорогой Тацит Волиус. Приходите на площадь, я обеспечу лучшие места.
– Неужели никто не испугался вчерашнего происшествия?
Бард получил информацию о гостях от восхищённого их щедростью Плантажа и ходящих с утра пересудов о старухе, магией уничтожившей разбойника. Подойдя к столику, Балун на миг растерялся. Ожидаемый им человек прибыл. Мимолётное замешательство не помешало Сметане. Бард вернул улыбку и вошёл в привычное состояние отрешённой блаженности. Поэтому вопрос Тацита не смутил барда.
– А что случилось? – улыбнулся Сметана.
– Города не закрывают просто так, – скрыл осведомлённость Тацит.
– Уверяю, вам не о чем беспокоиться. Обед скоро принесут, а пока прошу меня извинить.
Балун направился к угловому столику. За ним сидела короткостриженая широкоплечая дама, которую иноземцы со спины часто путали с мужчиной. Недружелюбный вид дополняло косоглазие.
– Шанежка, доброго дня. Вы опять к нам? Как ваш локоть?
Повитуха Косая, вчерашним вечером победившая в поединке на боль, вяло ответила.
– Не надейся, Сметана. Буду ходить, пока считаю нужным. А ежели ссору задумал, так можно выйти. Мы привычные.
Женщина закатала рукава мешком сидящего на ней балахона и сжала кулаки, показывая, что готова в честном бою отстоять право на столик в доме увеселений.
– Можно поединком. Второй локоть у меня здоровый.
– Ну что вы, Шанежка, – улыбнулся Балун. – Я просто хотел подарить бутылку молодого вина. Вы не против?
– Неси, – безразлично кивнула женщина.
Повитуха Шанежка Косая. Жена костоправа Давлея, подговорённого Гидоном произнести имя Лукоса Шварца на вчерашнем принятии ванны бароном. Аналогично мужу сурова и беспощадна. Оба предпочитали действовать, а не говорить. Оба тянули казну и хапали, где плохо лежало. Умели дружить с сильными, не забывая давать тумаки слабым. Оквадраченные, скуластые, а Шанежка ещё и косая с рождения. Горожане были уверены, что брак с Давлеем был сговором. Не могут в двух валунах находиться чувства. Порешали, поди, за кружкой настойки, не произнося больше тридцати слов за вечер, да и поженились, соединив капиталы. Какую только чушь не выдумывают сплетники, но в этот раз они не ошиблись.
– Пойдёшь за меня?
– А что у тебя?
– Правочный стол, единственный в городе. Дом у центральной площади и пашня в посаде.
– Прислугу выбираю сама и спим отдельно.
– Договорились. Будешь ещё настойку?
– Нет. Пошли объявим.
Вот и весь диалог, произошедший двадцать лет назад ещё при начинающих свой путь Гидоне с Мортусом и забытом сейчас бароне. Работящая пара, не чуждая прихватить бесхозное и выжать из клиентов максимум, стала не спеша, но уверенно набирать вес. Капиталы росли, уважение множилось. Все смирились, что Шанежка с Давлеем были лишь партнёрами по общему делу, как повитуха родила девочку. В день появления на свет дочки Давлей, по рассказу подмастерья, пустил слезу. Но рассказу не верили – металл не плачет. Шанежка тоже не изменилась. Было два молчаливых валуна, стало три. Дочка пошла в родителей. Плотная, квадратная, хмурые брови и тонкая линия вместо рта. Так и росло их молчаливое семейство вместе с капиталами.
Но год назад дочка внезапно исчезла. Ушла в посад договаривается об аренде пашни, да не вернулась. Шанежка с Давлеем в первый день даже обрадовались. Загуляла, наконец. Выросла девка, а женихов не видать. Супруги надеялись, что кто-нибудь совратит некрасивую девушку, а дальше дело техники. Угрозы, подкуп и молодца насильно женят, отписав хорошее приданное. Но на третий день заволновались. Начали допытывать, но бестолку. Аренду продлила да поехала обратно в город. Говорят, в последний раз её видели в увеселительном доме Балуна, но это не точно. Там народу много, можно и перепутать. С тех пор не нашли.
Неизвестно, как сильно пропажа единственной дочери отразилась на супругах, но с того момента костоправ с повитухой стали ещё молчаливей. А в годовщину исчезновения Шанежка заглянула в увеселительный дом, где если и бывала, то по делу, да и то не чаще, чем раз в пять лет.
– О дочке буду думать. Вино пить. На, – бросила деньги и уселась в дальний угол.
И вот уже несколько суток подряд иногда днём, иногда вечером приходила Шанежка в заведение барда. Сидела грозная, но без скандалов. Люди удивлялись. До исчезновения дочки дерзкая Шанежка часто кидала и принимала поединки. А после, как отрезало. Иноземец, оскорбивший повитуху, был исключением. Перегнул палку и поплатился печёным локтем.
Изменившееся поведение Косой не нравилось Балуну. Он понимал, что повитуха грустит о дочке, но день годовщины давно прошёл, а Косая продолжала угрюмить из своего столика. Когда же угомонится?
Тоска по пропавшей дочке была лишь версией, которую Шанежка Косая не опровергала. На самом деле, жена костоправа пыталась понять, кто убивает людей Гидона. Она вела своё расследование.
Пурелий с воеводой сидели в закутке в ожидании новостей. Труп шорника, убитого Гидоном в порыве гнева, унесли в городской отстойник. В нём хранили тела перед тем, как отправить в посадский крематорий. Отвозили по ночам, но из-за закрытия города покойники вторые сутки тихонько разлагались в специальных нишах. У кого хватало денег и привязанности, тот хоронил близких на кладбище, принося доход единственному на всё баронство каменотёсу надгробий. Даже знать, имея деньги, предпочитала сжигать родственников. Хоронящих близких на кладбище считали людьми сентиментальными, а, значит, слабыми. Поэтому особые привязанности мужчины скрывали.
– Хотел сжечь сына в посаде, да жена с дочками вой закатили, – сетовали зажиточные горожане. – Проще заплатить, чем вопли слушать.
Кто-то понимающе кивал, кто-то кривился. Зато потом горожанин мог тайно посещать могилку любимого сына да беззвучно плакать.
– Давай посмотрим, – Гидон развернул кусок ткани, принесённый стражником. – Ага, понятно.
Труп обезглавленного воеводой юноши успели сжечь до закрытия города. Поэтому пришлось резать ухо скотника, обезвреженного Пурелием.
– Этого хватит?
– Да, – кивнул книгочей, достал пряжку и зачитал сообщение. – Хитрость и глупость. Свидетели готовы, плоть заворожённого достал. Воевода опасен. Мне не доверяет, ждёт вас. Нужно торопиться. Скоро барон начнёт казни, чтобы успокоиться.
Сообщение причиноведу обсудили заранее. Гидон не внёс правок, посчитав, что не нужно вмешиваться в стиль общения Пурелия.
– Раз у нас с тобой полное доверие… доверие? – остановил фразу воевода и посмотрел на книгочея, тот кивнул, – воспользуюсь паузой и схожу к барону.
Гидон хотел добавить «проведаю его толстый бесполезный зад», но не стал. Рано пока. Привяжет мелкого поближе, тогда можно.
– За иноземцами-то следят?
– А как же! Наш человек всегда рядом, – развел руки в стороны воевода. – Когда Шварц ответит, мигом к дому наместника.
Глава 12
Менее чем через час обеспокоенный Пурелий стоял у входа в дом барона. Резная массивная дверь с рисунком ожерелья из хвои, символизирующим королевское благословение Бадьяру Широкому, открылась.
– Лучше сами послушайте, – отвёл воеводу в сторону Пурелий и активировал пряжку. Голос зельевариуса, заворожившего предмет, отчеканил. – Допрашивать свидетелей будет мой человек со скошенным носом. Представится шорником. В доказательство предъявит чёрный платок с изображением волка. Ему же передайте плоть. Он установит источник ворожбы.
– Коня! – громко крикнул воевода, быстро разобравшись в возникшей проблеме.
Один из стражников мигом подбежал к всаднику, проезжавшему мимо, скинул того на землю и подвёл коня к воеводе.
– Прихватите книгочея и скачите к отстойнику! – приказал Гидон, усевшись в седло. – Всем искать труп шорника, убитого мной часом ранее!
Пурелий прибыл к отстойнику не намного позже. Один из стражников легко, как бутылку пойла сначала схватил книгочея за шкирку и закинул за спину, усадив на коня, а потом аналогичным движением поставил на землю.
– Благодарствую, мил человек! Восхищён вашей силушкой родовой, – не сдержался Пурелий и склоунадничал, чтобы скрыть неловкость от бесцеремонного обращения.
Воин даже бровью не повёл. Лихо спрыгнул и легонько подтолкнул казначея ко входу. В отстойнике шёл допрос.
– Кто ещё видел, как ты снимал одежду?
– Никто! Клянусь никто! Я ничего не нарушал, благородный Гидон. Всё по закону. Если вещи покойного в течение суток не затребованы родственникам, то они достаются могильщикам.
Гидон держал испуганного мужика за волосы, а тот каялся. Никто, конечно, сутки не выжидал. Если родственники не успевали снять одежду и ценные вещи до прибытия тела в отстойник, их можно было считать пропавшими – могильщики не медлили.
– Так сутки ещё не прошли! Я его убил два часа назад! – гневился воевода.
– Я не виноват! Не виноват! На столе. Его вещи на столе.
Воевода отпустил могильщика и подошёл к вещам. Но порывшись в карманах, ничего не обнаружил.
– Ну? – грозно посмотрел Гидон.
– Вот! Клянусь, что были только платок, немного денег и закрутка с порошком, – испуганный мужчина полез за пазуху и вынул добычу.
Воевода убедился, что на чёрном платке вышита голова волка и кивнул стражнику, показав глазами на могильщика. Но воин не стал убивать, возражением защитив важного агента.
– Внедрён к сторонщикам. Ищет выходы на движенцев.
– Хорошо. Пусть убирается.
Испуганный мужчина ломанулся на улицу. Гидон не злился на мародёра. Он сам поощрял могильщиков обкрадывать трупы. Это вынуждало родственников спешить к месту гибели. Что, в свою очередь, облегчало людям Гидона работу по установлению всех обстоятельств происшествия.
Воевода злился на себя. Его вспыльчивость навредила делу. Он убил человека Шварца.
– Скажем, что зарезали в пьяной драке.
– Да что вы! – скривился Пурелий. – Это же Шварц, тут хитрее нужно. Пошлю сообщение, что человек не появился. Но я случайно стал свидетелем, как тело со скошенным носом увозили в отстойник. Взбесив воеводу шуточками, я всё-таки добился того, чтобы мне предоставили доступ к вещам убитого. Платка не обнаружил, но порошок в закрутке был. Уважаемый Шварц, я могу подождать, когда ваш человек появится. Но вы бы проверили, может, убитый и есть ваш шорник? Платок же украл кто-нибудь из стражи.
– Платок взял, а порошок оставил?
– Мы не можем дать исчезнуть порошку. А вдруг он ценный? И на изготовление аналога уйдёт неделя. У вас есть свободная неделя, уважаемый Гидон? Может, проведём её вместе? Говорят, хозяйки дома у пруда весьма очаровательны. Прихватим наложниц, бочку другую вина и…
– Заткнись.
Воевода не злился на Пурелия. Раз шутит, значит, работает. Работает на него, на Гидона. Да и предложение толковое.
– А порошок просто не успели украсть, – продолжил Пурелий. – Или не заметили. Или не посчитали ценным. Или не разобрались, что это. А платок красивый, денег стоит, вот и прихватили. Кроме того, мы не рассказываем обстоятельства смерти шорника. Пусть Лукас мучается в догадках. Если бы мы убили, то обязательно стали оправдываться причиной. Пьяная драка, погиб под конём и прочее. А тут просто: труп. Что? Как? Почему? Тоже наведём тумана для Шварца. Не одному ему позволено.
Гидон согласился и велел Пурелию зачитать сообщение.
– Наложница Ветер несёт смех и улыбается.
– И где же тут складность? – расстроился Бадьяр. – Плохо. Теперь ты.
Красильщица Чанка Кислая почесала подбородок красным ногтем и предложила свой вариант:
– Наложница Эльза – это смех и польза!
Барон засмеялся и шлепнул Ветер по заду.
– Есть складность, есть! И пользу она приносит. Ух, как приносит!
Бадьяр Широкий сидел за столом внутреннего сада. По периметру воины, набранные из стражников красного рода, охраняли очередную забаву барона. Бадьяр играл в складность. Он произносил имена, а участники придумывали рифму, характеризующую человека. Перед столом в покорной позе стояла Чанка Кислая и стражник синего рода, из-за красного дня не задействованный в нарядах.
Рядом с пустым лицом молчаливил Давлей, по левую руку от барона недоволил казнахрон. Мортус не понимал интереса толстяка к складности. Игрища, еда и время, проводимое бароном в уединении с Эльзой, были понятны казнахрону. Бадьяр чревоугодлив, сладострастен и азартен. А значит, управляем. Но тяга к рифмованию слов раздражала казнахрона. «Залез бы на Эльзу и не отрывал людей от работы», – хмурился Мортус.
– Давайте следующего, теперь костоправ Давлей Болтун.
Пока стражник думал, Чанку осенило:
– Костоправ Давлей, кричи веселей!
– Точно! Точно! – засмеялся Бадьяр и замахал руками на костоправа. – Кричи веселей! Именно, так! Это ты здорово подметила! Эльзочка, красавица, потанцуй для королевского наместника. Потанцуй. Вот так, моя радость, вот так. Ну всё, хватит. Теперь, стражник, твоя очередь. Бывал на столе костоправа?
– Не доводилось.
– Говори тогда.
– Давлей Болтун надёжный человек. Его боятся, значит уважают.
Барон поморщился и обратился к Мортусу.
– Какие бестолковые стражники у воеводы. Ни одной складности за день.
– Вы слишком строги, мой покровитель, – вступился казнахрон за Гидона. – Люди воеводы храбры и преданны вам. А речь их, хоть и лишена изысканности, правдива. Разве Давлей не надёжный человек? Разве его не боятся?
– Хорошо, хорошо. Пусть уходят. Надоели, – замахал руками Бадьяр и стражник с красильщицей ушли. – Слышал, что говорили? Мортус у них умный и всё знает. Допустим, но где тут складность? Мор-тус, ум-ный, зна-ет. Ай, молчи! Не тебя спрашивал, – предупредил возражение казнахрона барон. – Эльза…
Наложница, не дослушав, кинулась танцевать, постоянно хихикая. Барон посмотрел немного и тяжело вздохнул.
– Скучно. Надоело всё. Может, народницу послушать? Давно не присутствовал при суде. Кстати, как дела с покушением? Причинолоб нашёл подонка?
– Причиновед, мой покровитель.
Бадьяр задышал, как боров, и Мортус понял, что будет взрыв. Казнахрон за многие годы хорошо изучил толстяка и мирился с капризами. Он планомерно отстранял барона от управления городом, подставляя то пиры с танцовщицами, то игрища. Гидон с Мортусом превратили Бадьяра в нарядную куклу. Казнахрона лишь смущала привязанность Бадьяра к одной наложнице. Толстяк восхищался, лапал и пошло шутил на других, но уединялся всегда с полоумной Эльзой, проводя большую часть дня и всю ночь с красивой дурочкой. Девушка была глупа абсолютно, зато красива постоянно.
– Приведите его сюда! Всех! Всех привести сюда! – заорал барон, обидевшись, что его поправили.
Несмотря на многочасовые развлечения с Эльзой, Бадьяр впадал в скуку. В такие моменты он был крайне раздражителен. Но Мортус привык и успевал тушить толстяка. Не всегда, но сегодня получилось.
– Злющая свора из шестнадцати псов готова к игрищам, – затараторил Идилий Кат. – Псарь Горбун поклялся годовым доходом, что собаки разорвут любую голень Зелёной долины. Я хотел охладить нахала и заявил, что нога шириной в две дубины, как, например, у нашего воеводы, не подвластна ни одной собаке. Но Горбун лишь усмехнулся. Сказал, что всякий участник тропы или будет мёртв, или уйдёт с арены с прозвищем Пустая штанина, – заметив, что Бадьяр успокаивается, Мортус добавил. – Кстати, один из приговорённых уличён в симпатиях к движенцам. Да, да. Это будет хорошим уроком для всех присутствующих.
Сработало. Бадьяр ещё подулся немного, но не выдержал и улыбнулся Давлею.
– Как считаешь, может, развлечь народ? Тропа смерти с собаками Горбуна… Ах, как хорошо!
Костоправ Болтун подтвердил прозвище и слегка кивнул на вопрос барона.
– Готово всё?
Очередной кивок.
– Тогда решаю так. Запоминай, Мортус, мой указ. Оповестить горожан, что послезавтра, в третий день недели провести утехи. На арене подготовить тропу смерти. Участников объявят… Ну дальше ты знаешь, – скомкал концовку Бадьяр Широкий, схватил наложницу за руку и повёл в спальню.
План Мортуса сработал. Нельзя было допускать барона к расследованию. «Пусть прыгает на Эльзе и упивается кровью приговорённых. Нечего дураку совать нос в дела баронства», – думал казнахрон, выходя из сада.
– Что ты наделал! – в ужасе крикнула Тайя, увидев брата.
После того, как малолетние разбойники потерпели поражение и униженные убежали домой, девочка повеселела. Кушка пьян, все живы, еда есть. Жалко разбитого молока, но Тайя не унывала. Сейчас сварит пойло, продаст и заработает несколько чеканок. А пока можно запечь картошку и покормить Нуги.
Солнце перекатилось на вторую половину дня, как в лавку вошла знакомая фигура.
– Отвернись, – приказал человек в балахоне.
Тайя моментально уставилась в стену: «Сам пришёл! Что-то случилось». Человек в балахоне кинул мешок на прилавок.
– Внутри найдёшь тёртые травы, завороженные зельем. После захода солнца, но не позднее утра, травами нужно обсыпать собак, приготовленных для игрищ. Знаешь, где их держат?
– Да. Вольер у Лихой пяди. Спасибо за то, что помогли…
– Замолчи!
Девочка замолчала. Она готова была на что угодно, вынести любые оскорбления, любую порку розгами, лишь бы незнакомец и дальше давал заказы.
– Заберись под крышу и высыпь на спину собакам. Хватит небольшой щепотки, но на случай промаха травы я оставил… оставила достаточно. Перед тем, как идти намажь себя мазью, это убережёт от собак. Твоя награда лежит внутри. После исполнения привяжи к входной двери ткань. Белую, если не смогла и черную, если получилось. Повтори, что тебе нужно сделать?
Когда человек ушёл, девочка посмотрела в мешок. Внутри закрутка с тёртыми травами, склянка с мазью и мерзким запахом, два куска ткани для подачи сигнала и узелок с едой. Тайя с радостью обнаружила яблоки, десять или даже пятнадцать ложек крупы, хлеб и небольшой кусок колбасы. Тайя пустилась в пляс, увидев такой деликатес. Мясо дети ели редко.
Девочка положила ломоть хлеба под прилавок, где оставляла пойло для Кушки. Пусть поест. Травы с мазью оставила за печкой. Убедившись, что Нуги сыт и играет в только ему понятные игры, ушла торговать пойлом.
Здесь-то и произошла неприятность, так испугавшая Тайю. Заглянув через час во двор, она с ужасом обнаружила, что братик открыл закрутку и кормил травами куклу. Девочка оставила матерчатый оберег за печкой, забыв спрятать в стенную нишу. Нуги неуклюже черпал пальцами травы и подносил ко рту куклы.
Увидев, что сестра расстроена, мальчик произнёс.
– Нуги любит Тайю. Нуги помог. Нуги покормил.
Девочка заплакала. Она не знала, какого эффекта от трав ожидал человек в балахоне, но не сомневалась, что теперь они нейтрализованы матерчатым оберегом. Тайя тихонько плакала и тихонько повторяла.
– Что я наделала? Что я наделала?
После сообщения Шварцу, Гидон с Пурелием вышли из отстойника.
– Жди меня здесь.
Воин вернулся обратно, подошёл к телу шорника и задумался. Вспыльчивость мешала Гидону. Когда-то в битвах ярость и импульсивность помогали вояке крушить врагов. Но для эффективного управления войском даже на полях сражений необходима холодная голова. Не говоря уже об интригах при борьбе за власть. Прозвище Навылет воевода получил не только из-за чудовищной силы при броске меча. Так его прозвали из-за вспыльчивости. Воевода злился, но не мог угомонить импульсивный характер. Однако в начале пути к власти он осознал и принял недостаток. Противоядием стало уединение. В сложных ситуациях Гидон брал паузу, оглядывался и вспоминал, не наболтал ли чего в гневе? не покалечил ли кого? не убил ли нужного человека? И если понимал, что напортачил, то не стесняясь шёл за помощью к казнахрону. Воевода не мямлил извинений с поникшей головой, он безэмоционально пересказывал события, а Мортус внимательно слушал. Идилий Кат аналогично приходил к воину, когда пугался или проявлял нерешительность. В этом случае помогал уже Гидон. Они отлично дополняли друг друга.
