Текст книги "Алый цвет зари..."

Автор книги: Сергей Фадеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Глава сорок третья

Вот уж воистину пришла беда, откуда не ждали. Крымская война началась для России неожиданно и неудачно. Казалось, еще совсем недавно сто пятидесяти тысячное войско генерала графа Паскевича по приказу Николая I жестоко подавило восстание венгров 1848 года, направленное против владычества Австрии. Гордость мадьярских гонведов (honved – по-венгерски защитник Отечества) – великий венгерский поэт Шандор Петефи погиб под копытами скакунов отчаянных русских казаков-кавалеристов, провидчески предсказав свою смерть в одном из стихотворений. «Пусть кони, вас к победе мча, меня растопчут сгоряча». От бесстрашного стихотворца не осталось даже клочка мундира! Ведь он со своей шашечкой отважно поскакал прямо навстречу казачьей лаве. Венгры были разбиты наголову.

Русский император был вправе ожидать от австрийского Франца-Иосифа благодарности за верность принципам Священного союза, заключенного монархами Европы еще в 1815 году после победы над грозным Бонапартом. Но, увы, в политике понятия элементарной честности и благородства начисто отсутствуют. И в 1853 году, боясь усиления России, Австрия предъявила ей ультиматум: срочно вывести русские войска из придунайских княжеств – Молдавии и Валахии. Николай I, разумеется, ответил отказом.

Франция мечтала о реванше за 1812 год. Великобритания опасалась за судьбу своих колоний, в частности, жемчужины в короне Британской империи – Индии, в сторону которой давно поглядывала Российская империя.

И вот в 1854 году союзники высадили свои полки в Крыму, под Евпаторией, а потом и осадили Севастополь. Здесь развернулись основные военные действия. А весной 1855 года англо-французская эскадра появилась у Кронштадта. Но дальше демонстрации силы тут дело не пошло…

Молодой князь Лопухин уезжал на войну – в Севастополь, чтобы защищать город, и должен был сегодня окончательно попрощаться с женой. Он, сколько мог, оттягивал эту тяжелую церемонию, но времени уже не осталось: днем он должен был выехать в Москву, а оттуда на юг – в действующую армию.

Князь, высокий русоголовый, чисто выбритый, пахнущий кельнской водой, нервно передергивал породистым удлиненным лицом, направляясь на половину супруги. Он деликатно постучал в дверь спальни, громко откашлявшись.

Услышав голос жены, Константин, перекрестившись, решительно распахнул дверь и вошел. Лизу он застал в слезах. Собственно говоря, плакала она уже третий день, и не было никаких сил и возможности остановить ее стенания. Юную княгиню мучили дурные предчувствия. Однако Константин сразу же отметил про себя, что она тщательно подготовилась к этой прощальной встрече. Аккуратно уложила волосы, надела его любимое серое атласное платье… На руке он заметил только что полученный по наследству золотой перстень с огромным красным рубином.

Три месяца назад умерла тетушка Ксения, завещав кольцо его супруге. О тетушке ходила семейная романтическая легенда. Во время войны с Бонапартом она якобы влюбилась в тяжело раненного французского офицера, попавшего в плен. И вот этот полковник перед своей смертью подарил ей бесценное украшение.

– Милая, любимая моя Лизонька, – начал было Константин.

Но в этот момент княгиня порывисто подскочила к нему, уткнулась в грудь и громко зарыдала.

– Ну, будет тебе, будет! – поглаживая молодую женщину по красивым каштановым волосам, зашептал князь, едва сдерживаясь, чтобы самому не пустить слезу. – Что же ты так убиваешься?! Заранее меня оплакиваешь?! Все будет хорошо, я обязательно вернусь. Верь мне! Обязательно! Вернусь непременно, и мы вместе посмеемся над твоими страхами.

Он оторвал Лизу от груди. Ее красивое лицо покраснело от слез.

– Костя, любимый, тебе не следует туда ехать! Тебя убьют!

– Ну, успокойся, Лизок, перестань! Успокойся! Почему же так сразу и убьют! Я не дамся! Не доставлю этим французишкам и британцам такого удовольствия! В конце концов, не я один еду. Вон граф Лев Толстой уже полгода воюет, он тоже, как и я, артиллерист. И ничего, пишет письма, жив и здоров! Говорят, рассказы о крымских баталиях строчит.

– Ах, Костя, Костя, что мне до других! Ведь ты можешь погибнуть, ты! А мне без тебя тоже не жить!

– Ну, прошу тебя, перестань! Стыдно, право! Нельзя же так! – увещевал супругу князь, нежно целуя ее в заплаканное милое личико. Я – русский дворянин, офицер, я не могу прятаться за твоей юбкой, это позорно, наконец! Пойми! Я присягал на верность Государю и Отечеству!

– Ах, тебе нет дела до моих страданий, ты безразличен ко мне, ты меня вовсе не любишь! – пуще прежнего, как-то неожиданно визгливо, по-бабьи заголосила княгиня.

Константину было невыносимо тяжело, но вещи уже были уложены в карету, лучшие лошади запряжены и надо было уезжать. Собрав всю свою волю в кулак, он решительно произнес:

– Надо прощаться, любимая! Пора ехать! Давай-ка присядем на дорожку.

Он подвел Лизу к дивану, почти насильно усадил и прижал к себе. Маленькое тельце жены содрогалось от рыданий. Он крепко поцеловал ее в губы и встал. Тут, на удивление, Лиза перестала рыдать, подняла на него свои красивые карие, теперь покрасневшие глаза и трижды перекрестила. Потом прижалась к нему, а затем вдруг, чуть оттолкнув, прошептала:

– Все! Иди! С Богом! Иди!

Константин бросил на жену последний взгляд. На глаза ему отчего-то попалось золотое кольцо с рубином, который теперь немного потемнел. Сердце у князя больно сжалось от дурных предчувствий. Он отвернулся и шагнул к двери, быстро спустился на первый этаж, попрощался со слугами и вышел во двор. Вороной коренник нетерпеливо бил копытом.

Константин стоял рядом с чугунным орудием, он уже третий месяц со своей батареей отбивал бесчисленные атаки французов на пятый бастион. Сегодня на душе у него было особенно тревожно. Из писем он узнал о беременности жены и очень беспокоился за нее.

Стояло туманное влажное утро. Константину в голову упрямо лезли мрачные, безысходные мысли.

– Если меня нынче убьют, что будет с несчастной Лизой, с нашим еще не появившимся на свет ребенком?! – печально размышлял он. Князь решительно гнал от себя темные думы, но они снова и снова противными червями заползали в мозг и бередили душу.

Так бывало уже не раз, и вроде бы ничего страшного не происходило. Но сегодня Константин на бастионе вдруг как-то обреченно понял, что скоро умрет.

– Неужели убьют? Убьют – меня! И наш малыш родится уже сиротой?! Убьют?! Это запросто может случиться. Шальная пуля или бомба. И никто ничего не заметит! И ничего не изменится! Все также будет продолжаться война. Будут гибнуть сотни, тысячи людей! И жизнь будет продолжаться. И малыш наш будет расти. Только меня не будет! Меня! Да нет же, нет! Мне все это только кажется! И сегодня тоже все обойдется! Надо просто взять себя в руки!

И он прошелся вдоль орудий, отдавая приказы, стараясь приободрить солдат да, в сущности, и самого себя.

Небо по-прежнему было хмурым. Осенним. Предчувствующим дождь.

Французы, видимо, подтянув подкрепления, атаковали ложементы на пятом бастионе, который беспрестанно осыпали артиллерийскими бомбами. Русские орудия тоже не стояли без дела. Гремела настоящая канонада.

Князь все время был в движении, он перемещался по территории, занятой батареей. Константин уже привык на передовой без крайней надобности не рисковать, поэтому не вылезал на банкеты и не выглядывал в амбразуры, все время прислушиваясь к полету вражеских снарядов, чтобы в нужный момент упасть на землю или спрятаться за бруствер…

Бой разгорался все жарче. Орудия постоянно изрыгали огонь, и бомбы взрывались на позиции артиллеристов. Видимо, французы пристрелялись.

Ту самую, его бомбу, Константин не увидел, а почувствовал.

«Вот сейчас, сейчас! Сейчас она долетит до нас и рванет. Неминуемо! Неизбежно! Господи, спаси и сохрани!»

Сердце у него отчаянно закололо, он замер на месте, не успев отдать приказ, язык отказывался повиноваться ему. Его сковал настоящий, леденящий душу и разум ужас! Вот сейчас, сейчас, сейчас! Рванет! Вот!..

Взрыв был оглушительным, вспышка ослепила его. Предчувствие не обмануло капитана. Это была Смерть!

В последнее мгновение он ясно и отчетливо увидел свою Лизоньку, которая в немой мольбе тянула к нему руки, на безымянном пальце правой руки жены красовалось кольцо с ярко-красным, веселым рубином…

И все! И больше ничего! И никогда!

Глава сорок четвертая

Пришлось рисковать и брать Кристофера в заложники. Елена и Петр добились своего. Он не умел держать удар. А бить и пытать людей, как оказалось, Елена умела. Допроса с пристрастием он не выдержал и «раскололся», как констатировал Петр. Кристофер назвал требуемую комбинацию цифр, и Петр, набрав ее, извлек из тайника массивное золотое кольцо с огромным рубином. Наконец-то! Вот оно! На его лице появилась счастливая улыбка. Петр вертел кольцо в руках и светился от счастья.

– Лен, ну только посмотри, Лен! Ну наконец-то, нашел, то есть я хочу сказать нашли! И здесь, во Франции! Лен, ну глянь, как играет! Нашли, вернули, мы – молодцы! Ты – настоящий молодец!

Елена со снисходительной улыбкой на губах наблюдала за ним. В углу неподвижно стоял погруженный в свои невеселые мысли Стволянинов.

Кристофер, злобно поблескивая глазами, бросал полные ненависти взгляды на «грабителей». Рот ему на всякий случай заткнули его собственным носовым платком.

– Нам думать, как уходить! – вернула Петра в реальность Елена.

– Да, да, Леночка, ты – права! – отозвался он. – Теперь надо отсюда как-то выбираться.

Обращаясь к Стволянинову, он спросил:

– Народу тут у вас много? Охранников?

– Я точно не знаю. Человек пять-шесть, не больше, – с готовностью к сотрудничеству ответил тот.

– Придется этого брать в заложники! – с этими словами Петр кивнул на Кристофера. – Пистолет в спину и… шагом марш!

Елена молча кивнула в знак согласия.

– Стволянинов, вы пойдете впереди! И смотрите, без импровизаций у меня! Без глупостей! – грозно бросил Петр, пряча в карман кольцо с рубином.

– Да, да, конечно. Я готов, – покорно откликнулся тот.

Со второго этажа на первый компания спустилась без помех, никого не встретив в коридоре и на лестнице. Но когда они приблизились к входной двери, та внезапно отворилась, и в дом вошел молодой человек в коричневом облачении. При виде направляющегося прямо к нему шествия на лице его появилось выражение полного недоумения. В сущности, все испортил геммолог – неизвестно для чего он вдруг остановился, а за ним пришлось встать и всем остальным. На лице вошедшего возникло выражение беспокойства. Елена, мгновенно оценив ситуацию, решила атаковать первой. Выскочив из-за спины Стволянинова, она ребром ладони ударила молодого человека по шее. И тот, не издав ни звука, рухнул на пол.

Петр немного растерялся, затоптавшись на месте. Стволянинов, побледнел как мел и тоже застыл, словно изваяние. Остановился и Кристофер.

Елена, склонившись над юношей, ловко связала ему руки и ноги и, достав свой собственный носовой платок, заткнула рот. Потом, бросив взгляд, на застывших мужчин, приказала:

– Вперед! Вперед! Живо! Быстро! Вперед!

И выскочила наружу. Мужчины вышли из оцепенения и двинулись следом за ней. Двор удалось пересечь без помех. Теперь предстояло достать ключ у охранника, дежурившего неподалеку в маленькой будке, в окошке которой виднелся свет.

– Стволянинов, идите и попросите ключ, – прошептал Петр. – А если откажется, выводите его, а сами в сторону! Все понятно?

– Да, конечно.

Елена и Петр подтолкнули Кристофера в тень от крепостной стены. Елена в коричневой униформе встала спиной к будке, а Петр с пистолетом в руке спрятался за Кристофером.

Уговорить охранника Стволянинову не удалось, и из будки, лениво потягиваясь, вышел настоящий амбал с черной щетиной на лице, который тут же поинтересовался:

– Куда это вы собрались, на ночь глядя?!

Повернувшись вполоборота, стараясь говорить низким голосом, Елена ответила по-французски:

– Срочное дело! Открывай ворота!

Видимо, великан-охранник что-то заподозрил. Он подошел к Елене поближе, но тут же получил сильнейший удар в пах. Громила охнул, скрючился, подставив шею. А дальше все было делом техники. Удар ребром ладони у Елены был, вероятно, хорошо отработан.

Не теряя времени, Елена, склонившись над поверженным Геркулесом, быстро скрутила ему руки и ноги, а рот, как водится, заткнула платком, позаимствовав его у совсем уже белого Стволянинова. Казалось, лицо его даже сияет в темноте, подобно лику ночного светила.

Вконец оторопевший Кристофер, подталкиваемый дулом пистолета, безропотно вышел в ночную темноту. И здесь они натолкнулись на внешнюю охрану. В ответ на грозный оклик охранника, осветившего их лучом мощного ручного фонаря, пришлось выстрелить… Бросив Кристофера со Стволяниновым на произвол судьбы – тут уж было не до них, Елена и Петр поспешно бежали с поля ночного боя. Они долго блуждали в темноте, пока не отыскали свой автомобиль. Переодевшись в «Пежо», не заезжая в гостиницу, они помчались в Париж.

Первые полчаса в машине Петр упорно молчал. Тишину нарушила Елена.

– Отчего ты не говорить?

Петр тяжело вздохнул и ответил.

– Что тут скажешь? Сразила ты меня наповал…

– Сразила? Наповал? Это как?

– Ну, как ты со всеми расправилась! Одной левой!

– Одной левой? Не понимаю! Я бить правой!

– Все ты, Лена, отлично понимаешь! – Петр мрачнел прямо на глазах. – Прекрасно понимаешь! Ты многое скрыла от меня! Утаила!

– Например?

– Ты не та, за которую себя выдаешь.

– Выдаешь?

– Показываешь. Рассказываешь. У тебя другая профессия, а ты мне ничего об этом не сообщила!

– Петья, дорогой! Ты же – настоящий ум. Сам все понимать.

– Что ж именно? Скажи!

– Да, я работал полиция! Когда-то…

– В тайной полиции! Не так ли?

– Нет, не тайный! В специальный!

– В таких службах трудятся, как всем известно, всю жизнь! О них нельзя говорить – «работала».

– Я же говорить, что ты – ум!

– Да нет, я непроходимо глуп! Меня окружают сплошные чекисты, тайные службы, а я веду себя как дурак! Всем доверяю!

– Нет дурак, ты есть мой милый хороший дурачок!

– Не смешно, во всяком случае, мне совсем не смешно!

– И не надо смеяться! Все есть хорошо. Рубин опять твой!

– Не в одном рубине счастье!

– А в чем она есть?

– Например, в любви…

– Так я тебя любить, мой милый дурачок!

– Правда?

– Конечно, правда, – и с этими словами Елена быстро поцеловала Петра в щеку, стараясь не отрываться от руля.

– Смотри на дорогу, – не поддался на ласку Петр.

– Я смотреть, смотреть. Но тебя любить. Всегда!

«Пежо» стрелой мчался по скоростной автостраде.

– И куда же мы теперь путь держим? – прервал затянувшуюся паузу Петр. – К тебе домой?

– Так, конечно, домой. Пока, – с готовностью откликнулась Елена.

– Нам ведь там долго оставаться нельзя! Этот Кристофер, или как его там, мечтает о реванше. Он непременно будет нас искать!

– Это так, Петья. Мы жить на другой квартире!

– На вашей конспиративной?

– В квартира моих друзей!

– Друзей? Или боевых товарищей? Коллег по спецслужбе?

– Это хорошая квартира, хороший округ, – твердо, чуть обиженным тоном произнесла Елена.

Но Петр не унимался.

– Меня, что же, теперь тоже на службу зачислили? Но я ведь иностранец, гражданин России.

– Тебя не надо служить! Нигде! Квартира есть безопасный!

– Так нас будут охранять?

– Нет охранять. Помогать.

– Следить?

– Нет, будь спокойный!

Автомобиль въехал в черту города и теперь полз со скоростью гусеницы. Петр сидел молча, уставившись на дорогу прямо перед собой. Елена тоже безмолвствовала.

Так и не произнеся больше ни единого слова, они добрались до уютного жилища Елены, из которого на следующий день переехали на бульвар Сен-Мартен. Поближе к знаменитым парижским Большим Бульварам.

– Там есть много театры и кино, можно ходить, – заметила по дороге Елена, которая успела сменить свой «Пежо» на серый «Рено-Меган».

– Будем развлекаться на полную катушку, – грустно кивнул Петр.

Он думал о том, что с обретением кольца ему, строго говоря, нечего больше делать в Париже. А уехать без Елены он теперь не мог.

Глава сорок пятая

Она так мечтала помочь революции. Этому очищающему потоку человеческих страстей и надежд. Да, да, именно так. Помочь, оказать материальное содействие. Сама она в революционерки не годилась – княжна, аристократка из богатой и знатной семьи. Холеная, изнеженная, избалованная. Куда ей! Вероника не сможет вынести лишений, страданий. Что уж там говорить о тюрьмах и каторге!

Она всегда, сколько себя помнила, стеснялась, даже стыдилась своего происхождения и состояния. Того, что она имеет все, а другие лишены самого необходимого, самого малого. Очень сильно в ней было развито чувство справедливости, очень болезненно она реагировала на проявления неравенства. Видеть не могла бедность, нищету. Готова была все отдать сирым и убогим, лишь бы им стало чуть легче и лучше. Нищим у каждой церкви отдавала все свои карманные деньги.

А все началось с преподавания в воскресной школе. Родные отговаривали ее, но она была непреклонна. Какие чудесные там оказались люди! Бескорыстные, добрые, с щедрой душой, с готовностью спешащие на помощь. Люди смелые, гордые, отметающие сословные предрассудки, условности и запреты. С ними было легко и просто. А детишки! Чудесные дети, любознательные, талантливые, сметливые, тянущиеся к знаниям.

Вскоре Вероника Найденова тайком от родителей стала еще ходить в кружок, в котором собирались «люди передовых взглядов». Студенты, курсистки, молодые инженеры, был один врач, его все называли Александром. Они грезили переменами, мечтали помогать страждущим, жили во имя будущего равенства и всеобщего благоденствия. Читали философские книги, изучали политэкономию, штудировали «Капитал» Карла Маркса. Александр называл себя социал-демократом, «эсдеком». В кружке он считался главным, его все слушались. Иногда вскользь он упоминал о каких-то конспиративных квартирах, сходках, тайных встречах, маевках. Это было так интересно, волнительно, тревожно, что у Вероники даже дух захватывало. Это было так непохоже на ее прежнюю жизнь, в которой прилежные скромные барышни из Смольного института рассуждали о нарядах, выгодных женихах и драгоценностях. Как здорово, что семья перебралась из Петербурга в Москву. Вот где настоящая «действительность», полная приключений и «полезной для общества деятельности».

Александр, Саша, был высоким, стройным юношей с длинными черными вьющимися волосами. Говорил он страстно, отрывистыми, резкими фразами, вел себя как настоящий революционер, причастный к секретам грядущего Переворота.

Вместе со всеми членами кружка возмущалась Вероника «царскими сатрапами», жандармами и полицейскими, издевавшимися над арестованными студентами и революционерами. Ей так хотелось им помочь. Но как она могла это сделать? Реально – только деньгами. Об этом иногда говорил и Саша, который давно нравился Веронике, хотя виду она не подавала, тщательно скрывая свои чувства. И только взгляды, слишком пристальные взгляды, выдавали ее.

Вот только где их взять, деньги? Родители ее – настоящие богачи. Но Вероника жила на всем готовом, своих личных средств не имела. Карманные деньги – но это же несерьезно! Если просить родителей, то без веских оснований и причин они, разумеется, ничего не дадут. Им не объяснишь, что средства пойдут на Революцию… У самой Вероники, в сущности, ничего своего и не было, не считая одежды да пары не очень дорогих колечек и сережек «для домашнего пользования». Драгоценности в семье конечно же имелись – бриллиантовые колье, диадемы, браслеты, кольца. И часть этого богатства по праву принадлежала Веронике, но средства перейдут к ней только после свадьбы, только после вступления в самостоятельную жизнь.

Ну уж нет! Те молодые люди, которых ей прочили в женихи, Веронике совершенно не нравились. Тщеславные, изнеженные, инфантильные, эгоисты до мозга костей. Нет, нет и еще раз нет! Она лучше останется одинокой и гордой революционеркой, отдаст всю себя служению народу!

Вероника жила с родителями в огромном двухэтажном доме, скорее похожем на настоящий дворец. Чугунная литая высокая ограда, огромные красивые кованые ворота. Во дворе дворники, чужой сюда не сунется. Саша все чаше провожал ее до этой самой ограды, они прощались, как настоящие товарищи-единомышленники, обмениваясь крепким рукопожатием. Дальше этого никто из них «шагнуть» не осмеливался.

Рождество все решительно переменило. Бывают же в жизни сюрпризы! Настоящие подарки судьбы! Милая бабушка сделала ей царский презент, о котором Вероника и мечтать не могла. Бедная старушка была при смерти, Вероника все последние годы частенько навещала ее. И очень ее жалела – бабушка, несмотря на богатство, прожила несчастную жизнь. Рано овдовела – ее молодой муж-красавец, отважный офицер-артиллерист, погиб во время Крымской кампании, одна растила сына. Но и он умер совсем молодым от какой-то страшной болезни. Одна радость осталась – троюродная внучатая племянница, которую она называла «внученька», Вероника!

На Рождество девушка приехала ее поздравлять. Старушка расчувствовалась, расплакалась… А немного успокоившись, попросила Веронику передать ей зеленую старинную шкатулку, стоящую на комоде. Бабушка извлекла оттуда массивное золотое кольцо с огромным красным камнем, весело заигравшим на свету.

– Я хочу, чтобы это кольцо досталось тебе, внученька! Только тебе, моя радость! Я редко его надевала, о нем никто из родных не знает! Оно очень старинное и ценное! Я хочу, чтобы оно принадлежало тебе! И только тебе! Носи его на здоровье! Мне оно теперь ни к чему, помирать пора! – проговорила старушка.

– Да что вы такое говорите, бабушка! Вы скоро поправитесь! Мне кольцо ни к чему! Вы же знаете, я почти не выезжаю. Все эти балы, торжества не по мне! Чему веселиться, если народ наш нищ, забит и неграмотен!

– Прими кольцо, внученька, от чистого сердца его тебе дарю! Не обижай меня, старую!

Вероника расчувствовалась и подарок приняла. Но с расчетом – использовать его для благого дела, справедливого и великого… Революции.

Кольцо она отдала Александру. Тот был очень удивлен, отказывался брать, пока Вероника не поведала ему историю драгоценности. Молодой врач с чувством поблагодарил девушку: «Спасибо, товарищ! Обещаю передать его хорошим людям, которые обратят его на всеобщую пользу».

Как известно, благими намерениями вымощена дорога в ад. Всеобщая польза от кольца вышла странная. На деньги, вырученные от его продажи, было приобретено несколько домиков на окраине Москвы да целая партия револьверов, использовавшихся для ограбления банков.

Два «экса» удались, а во время третьего, в котором принимал участие и Александр, все сразу пошло не по плану. Один из охранников открыл стрельбу, двое налетчиков были ранены, а третий – убит. Александру удалось бежать. Он выбежал из здания банка, проходным двором выскочил на соседнюю улицу, остановил извозчика, который вроде ничего не заподозрил. Молодого человека, правда, ранили, но легко, в левую руку. Надо было где-то отсидеться, там, где никому в голову не придет искать его. И Александр сразу же подумал о Веронике…

Дворник Тимофей через горничную Машу вызвал Веронику во двор.

Стараясь быть деликатным и вежливым, он, прикрывая рот, чтобы на барышню «не дыхнуть», сообщил ей:

– Тут это… вас, барыня, молодой человек дожидаются! Ну, с которым вы иной раз ходите! Провожатый ваш! Впустить?

Вероника бросилась к чугунной ограде. Сашу она не видела давно. С месяц назад он вдруг исчез, перестал приходить в кружок, не появлялся и в воскресной школе. До нее доходили какие-то странные слухи – дескать, «перешел на нелегальное положение». И вот он. Красивый, худой и очень бледный.

Действовать надо было, не медля ни минуты. И поэтому Александр сразу же открылся Веронике:

– В «эксе» участвовал, ранен. Надо спрятаться так, чтобы не нашли! На вас вся надежда, товарищ Вероника! Больше мне идти некуда! Повсюду опасно, засады! Жандармы лютуют:

Девушка смотрела на него с восторгом, к которому примешивался ужас.

– Саша, дорогой, я готова. Только как? Впрочем, надо попробовать. В гостевом флигеле…

Строго-настрого приказав дворнику и горничной молчать, Вероника провела раненого во флигель. С помощью Маши перевязала его, потом накормила, принесла крепкого чая и красного вина, чтобы «восполнить потерю крови». Благо, никто ничего не заметил, родители были в гостях.

На следующее утро все газеты написали о дерзком налете. Вероника очень гордилась своей смелостью. Две ночи провел Александр под ее опекой. Ему стало лучше, он окреп. На третью ночь молодые люди в полной темноте долго обсуждали, как и куда ему направиться. Больше оставаться в особняке Александру было нельзя. Могли заметить родители, донести слуги. Как всегда, разговор перешел на проблемы равенства и справедливости, они обсуждали грядущую революцию, «эксы», студенческие волнения и пили красное французское вино.

Вероника понимала, что ей пора уходить, но не могла сделать это. Когда Александр вдруг молча прижал ее к себе и принялся крепко и жадно целовать, она не сопротивлялась. Втайне она давно мечтала об этом…

Все вышло как-то слишком быстро и неловко. Веронике стало стыдно, она была разочарована. Но в ту ночь она так и не вернулась к себе в комнату. Они делали это еще много раз, и теперь девушка ощутила проснувшиеся в ней тайные силы и страсть. Пришло и наслаждение…

Утром, тайком выбравшись из особняка, молодые люди сели в закрытую пролетку и отправились на конспиративную квартиру. Александр решил рискнуть. Счастливые, сонные, влюбленные, они покачивались на мягком сиденье, держась за руки. Им казалось, что впереди у них целая жизнь…

Если бы не засада… Александр успел выхватить револьвер, но на выстрел времени у него не было. Жандармский офицер первым нажал на курок.

Вероника кричала во весь голос, она все рвалась к телу любимого, но ее крепко держали жандармы.

В тот же день умерла и ее бабушка. Но девушка, конечно, не знала об этом.

Вероника прошла по делу о налетах на московские банки, была осуждена на пять лет, отказавшись от помощи родителей, и умерла от чахотки в пересыльной тюрьме.