Текст книги "Алый цвет зари..."

Автор книги: Сергей Фадеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Глава четвертая

Париж оказался совсем не таким, каким представлялся им в далеком теперь Антверпене. Он был огромным, очень шумным, необыкновенно грязным и на редкость зловонным. Помои, отбросы, лошадиный навоз и нечистоты покрывали мощеные мостовые, стекали в канавы. Не зря французы так часто повторяли свое непременное «merde». Это было вполне естественно и оправданно. По улицам праздно шатались пестро одетые горожане, сновали скороходы, факельщики, бродили нищие, прося подаяние, скакали какие-то всадники в разноцветных мундирах. В роскошных каретах передвигались знатные особы в сопровождении эскорта пеших или конных слуг. Великолепие модных, расшитых золотом одежд на фоне грязных улиц поражало воображение молодых фламандцев.

И все-таки это был Париж, город любви, художников, прекрасных дам, галантных кавалеров и отчаянных храбрецов.

Ошеломленные видом его прекрасных дворцов и соборов, Мадлен и Франс как зачарованные добрели до улицы Вожирар. Здесь находился постоялый двор, который настойчиво рекомендовал художнику его неунывающий друг и собрат по кисти Виллем, побывавший в знаменитом городе два года назад и буквально бредивший им.

Мадлен еще не отошла от событий последней ночи в Антверпене. Девушку мучили приступы озноба. Время от времени слезы начинали струиться из ее глаз, и все тело содрогалось от рыданий и судорог. Перед глазами постоянно появлялся мертвый огранщик с остекленевшими глазами…

Нужный постоялый двор они все-таки отыскали. И, заплатив хозяину за две недели вперед, получили небогато обставленную, но вполне уютную и довольно большую комнату. Они наскоро привели себя в порядок, поужинали и потом долго сидели на широкой кровати в темноте, строя воздушные замки. Правда, Мадлен была немногословной, задумчивой и постоянно негромко покашливала. Заснули они поздно ночью.

Франс проснулся под утро и сразу же почувствовал, что Мадлен всерьез заболела. У девушки был сильный жар, она металась в беспокойном сне, что-то беспрестанно бормотала, всхлипывала, стонала, кашляла, а иногда и громко пронзительно вскрикивала.

Ей снился Иоханес. Он преследовал ее, и глаза его горели дьявольской похотью и злобой. В груди его торчал стилет, которым она его убила. «Отдай рубин, верни мне камень!» – орал он, догоняя ее. И в тот момент, когда он схватил ее и прижал к себе, Мадлен проснулась. У нее страшно болела голова, как будто кто-то зажал ее между тисков и давил, давил. Все тело, покрытое липким потом, ломило, во рту пересохло, губы потрескались. Она заходилась в сухом, тяжком кашле и не нашла сил подняться с кровати.

Франс, испугавшись за невесту, спустился в комнату к хозяину и, выслушав его наставления, побежал на улицу Феру, в самый ее конец, где жил лекарь по фамилии Ташо.

Костоправ, которого он привел, определил у Мадлен лихорадку, объяснил, где можно купить рекомендуемые им снадобья, предписал девушке хорошее питание и покой.

– Давайте ей побольше питья да окошко не забывайте открывать, ей свежий воздух необходим! – с этими словами он принял полагающуюся мзду и откланялся.

Целую неделю Мадлен пролежала почти без движения, прикованная к постели, мучимая жаром и кошмарами. Прошлое и настоящее слились в бесконечном хороводе событий: бегство, погони, сцены беспутства и убийств. Какая-то огромная черная птица клевала ее, била крыльями, царапала когтями. Лап у нее почему-то было пять, и в одной она держала «Горящий пурпур». Потом Мадлен опять убегала от огранщика, который все-таки догонял ее и насиловал, и во лбу у него горел зловещим угольком третий глаз – огненно-красный рубин.

На восьмой день девушка наконец очнулась. Она чувствовала сильную слабость, но жар прошел и голова больше не болела. Все эти дни Франс не отходил от нее, ухаживал за ней, давал порошки и отвары, ставил на лоб компрессы, поил, менял простыни, пытался кормить с ложечки, но организм Мадлен не принимал пишу. В первый раз она поела, только придя в сознание.

Еще четыре дня девушка провела в постели, медленно поправляясь. И только когда она достаточно окрепла, Франс впервые вывел ее на прогулку по Парижу – их городу мечты. Он показал ей Гревскую площадь с островерхим зданием городской Ратуши напротив эшафота, на котором, как он рассказал, казнят всех преступников. При этом известии сердце Мадлен отчаянно забилось, она сильно побледнела, и молодой художник счел за лучшее поскорее увести ее оттуда.

Они направились посмотреть на Нотр-Дам и церковь Сен-Шапель, в «Великой Святыне» которой хранился терновый венец Христа.

– Ты подумай только, говорят, что Людовик IX когда-то выкупил у византийского императора все предметы, с помощью которых пытали Спасителя! А когда в часовню Сен-Шапель привезли тот самый Терновый венец, король встречал эту священную реликвию босой и в рубище, стоя на коленях, покорно склонив голову. И сейчас венец хранится здесь, в этом святом месте! – с воодушевлением повествовал Франс.

Но Мадлен больше всего в церкви потрясли витражи – она никогда не видела подобной красоты. Солнечные лучи, проникающие в храм сквозь разноцветные стекла, превращали все внутреннее пространство в настоящий Эдем.

– Как благостно, как хорошо стало у меня на душе! – все время восклицала девушка.

Мадлен отвлеклась, успокоилась и забылась. Они подошли к величественному Нотр-Даму. Девушка восхищенно разглядывала собор и внимательно слушала рассказы Франса, который живописал ей его историю и рассказал, что именно здесь хранится гвоздь с креста, на котором был распят Иисус Христос. Мадлен ахала и все время крестилась, разглядывая ужасно гримасничающих страшных химер на фасаде храма.

– По древнему преданию, кузнец, ковавший ворота собора, продал душу дьяволу, потому что боялся не справиться с ответственным заказом. Видно, Вельзевул ему помог, потому что поначалу никто не мог открыть замки в воротах, пока их многократно не окропили святой водой и не отслужили перед ними молебен, – продолжал поражать Мадлен своими знаниями Франс.

Они перекусили на скорую руку в каком-то кабачке и опять побрели, любуясь красотами Парижа. Уже ближе к вечеру молодые люди зашли в собор Сен-Жак-ля-Бушри, где помолились – как-никак они были добрыми католиками, и только потом вернулись «домой».

Сидя в своей комнатке на постоялом дворе, они опять принялись строить грандиозные планы на будущее. И быстро сошлись на том, что им пора продавать камень, Франс уже много раз предлагал свои картины местным торговцам, но они от покупки решительно отказывались. Не принято было в Париже, как в Амстердаме или Антверпене, украшать лавки и мастерские живописными работами. Да еще приобретать их у пришлого художника.

Камень надо было реализовать, а потом на вырученные деньги снять этаж в каком-нибудь пристойном доме. Дальше Франс собирался пойти в обучение к одному из знаменитых парижских художников, расписывающих храмы. Венчание они решили устроить через пару месяцев, когда обзаведутся знакомыми и немного наладят свою жизнь. Конечно, Мадлен хотелось, чтобы их брак был поскорее освящен церковью, но приходилось мириться с тем, что пока это невозможно.

Вечером Франс выпил с хозяином два кувшина вина, долго и безуспешно пытаясь продать ему хотя бы один из натюрмортов, прихваченных с собой, но никакие уговоры не сломили упрямого француза. Правда, Франсу удалось получить адрес «одного почтенного ювелира», который «интересуется драгоценными камнями, не спрашивая, откуда и как они попали в руки к их нынешнему владельцу».

На следующее утро, которое выдалось солнечным и теплым, Мадлен неожиданно опять захандрила, почувствовала слабость, и Франс один отправился к ювелиру. Идти пришлось далеко, ювелир жил в районе церкви Сент-Этьен-дю-Мон. Франс брел медленно, постоянно останавливаясь и рассматривая красоты, как всегда, немного витая в облаках, и, разумеется, не заметил, что по пятам за ним крадутся два человека в длинных черных плащах.

Ювелир оказался любезным и предупредительным человеком лет пятидесяти с умными и хитрыми карими глазами. Он угостил Франса вином, потом долго, почти час, возился с камнем, пока не признал, что тот «подлинный, весьма крупный и огранен отменным мастером»… Свою выгоду он конечно же тоже знал и предложил за камень раз в десять меньше, чем рассчитывал Франс.

Деньги были так нужны… На переезд, жизнь и особенно на лекаря уже было истрачено немало. И Франсу ничего не оставалось, как согласиться. Он в последний раз взял камень в руку и бросил на него прощальный взгляд. И вдруг заметил, что рубин потемнел.

Довольный, в предвкушении пиршества, которое они закатят в каком-нибудь дорогом кабаке, Франс, как ему казалось, незаметно ощупывая под камзолом крупный тугой мешок с золотыми луидорами, быстро шагал в сторону постоялого двора на улице Вожирар. А за ним по-прежнему на некотором расстоянии друг от друга следовали незнакомцы в длинных черных плащах.

На какой-то тихой безлюдной улочке они внезапно набросились на него… Молодой художник отчаянно сопротивлялся, изо всех сил боролся за свою жизнь, пока жуткая боль не пронзила его левый бок. Кинжал убийцы проткнул его сердце. Умер Франс почти мгновенно.

Мадлен до глубокой ночи ждала любимого. Но он не пришел ни на следующий день, ни позже. Спустя неделю, распродав за бесценок свои вещи, она, исхудавшая и измученная, вернулась на родину. Отец простил ее, но замуж она так и не вышла. Люди называли ее старой девой, а сама она всю оставшуюся жизнь считала себя вдовой.

Глава пятая

Галина Андреевна тяжело поднялась из глубокого ветхого «вольтеровского» кресла и медленно, слегка подволакивая больную ногу, двинулась в дальний угол комнаты к древнему комоду.

Еще несколько лет назад она проделала бы этот путь за несколько секунд, даже и не заметив, совершенно автоматически, но теперь это было для нее настоящим путешествием, сулившим немалые тяготы и опасные приключения.

– Эх, вот уж воистину старость – не радость! – прошамкала старуха с горечью. – Я превратилась в какую-то черепаху, едва ползаю…

Галина Андреевна немного постояла, переводя дух, и поковыляла дальше, размышляя о том, как стремительно, словно шагреневая кожа, уменьшается для нее окружающий мир. Еще совсем недавно его границы проходили по соседним улицам, потом он сузился до размеров ее двора, затем – ее подъезда, большой коммунальной квартиры, а теперь весь ее мир – эта старая, затхлая, пропахшая лекарствами комната, в которой воздух тяжелый и спертый, несмотря на постоянно открытую форточку.

По дороге старухе пришлось остановиться и нагнуться, чтобы поднять с пола неизвестно как очутившуюся там большую перламутровую пуговицу с когда-то шикарного вечернего платья. Едва она выпрямилась, как сердце ее вдруг часто-часто забилось, словно собиралось выпрыгнуть из грудной клетки. Галине Андреевне вдруг стало тяжело дышать.

– Только бы не упасть, только не это, только не сейчас, только бы не умереть! – Она представила свое старое морщинистое тело в каких-то полуистлевших тряпках лежащим посреди комнаты. Вот такой грудой мусора ее, слывшую когда-то первой красавицей на факультете и даже еще до войны снимавшуюся в кино, обнаружат посторонние люди! Какой ужас! Какой позор! Старуха закачалась, но все-таки устояла на ногах.

– Господи Иисусе, сын Божий! Не дай, не дай мне умереть вот так! – беззвучно шептала она, почти не шевеля губами. На желтой и тонкой, словно старая бумага, покрытой пигментными пятнами коже выступила испарина.

Так простояла она, покачиваясь из стороны в сторону, несколько минут. И – о счастье! – отпустило!

– Недолго мне осталось! – тоскливо прошептала она. – Ох недолго!

Передохнув еще пару минут и окончательно убедившись, что ей действительно стало легче, Галина Андреевна мелкими шажками, шаркая, медленно двинулась дальше.

Добравшись наконец до комода, она с трудом выдвинула нижний ящик. Рука привычно скользнула на самое дно, под ворох чистого белья. Нащупав заветную кнопку, она нажала ее, отодвинула крышку тайника и осторожно вытащила на свет божий небольшую шкатулку. Из нее она достала старинное массивное золотое кольцо с огромным темно-красным рубином и, взяв за ободок, приподняла его поближе к свету старинной бронзовой люстры, в которой горела одна-единственная тусклая лампочка. Поймав через оконное стекло еще и лучи заходящего солнца, камень в ее кривых обезображенных артритом пальцах вдруг вспыхнул ярким красным цветом, переливаясь и играя. Но потом как-то странно потемнел, став багровым, хотя и не потерял своей неземной красоты.

На высохшем лице старухи появилась счастливая улыбка, и она едва слышно произнесла: «Сохранила!»

Кольцо досталось Галине Андреевне от давно умершего мужа, офицера-разведчика. И она свято берегла его почти четыре десятка лет.

Галина Андреевна происходила из старинного дворянского рода князей Лопухиных. Но страшный двадцатый «век-волкодав» не пощадил ее семейство. Ее старшая сестра умерла от тифа на Украине. Мужчины их знатной фамилии все погибли на гражданской, финской, Великой Отечественной войнах… От былого богатства семьи – имений, домов в Питере и первопрестольной, драгоценностей – разумеется, ничего не осталось. Кое-кто из родственников благополучно эмигрировал, но следы их были потеряны…

В России Галина Андреевна осталась одна. Революции, войны, голод, перевороты и кризисы «вымыли» из ее рук остатки былой роскоши. Все ушло, было продано или обменено на продукты и лекарства. Она вдоволь хлебнула лиха в страшную студеную зиму в блокадном Ленинграде, когда полумертвая бродила по улицам гибнущего города, пока ее, как жену офицера, не вывезли на Большую Землю. Но вот трофейное кольцо она сберегла, хоть и голодала в тяжелые послевоенные годы, похоронив скоропостижно скончавшегося мужа.

Когда-то Галина Андреевна была буквально потрясена таким роскошным презентом от человека, ничего не понимающего в драгоценностях и вообще не умеющего делать подарки. Ее муж Степан был родом из простой крестьянской семьи. Но природа наделила его упорством и трудолюбием, он выучил немецкий язык, а в годы войны в специальной разведшколе в совершенстве овладел труднейшим венгерским. Он был скромным, добрым, тихим человеком, но каким-то будничным и незаметным. Наверное, таким, в сущности, и должен быть настоящий разведчик.

Собственно говоря, Галина Андреевна знала, что кольцо привезено из Венгрии, но при каких обстоятельствах оно попало к Степану, ей не было известно. Муж не рассказывал, она же не расспрашивала – просто привыкла к тому, что его работа всегда связана с чем-то таинственным и секретным. Однако Степан кольцом дорожил. На праздники и в гости всегда, пока был жив, просил жену надевать его.

После его смерти Галина Андреевна коротала век в огромной коммунальной квартире на улице Пестеля. Когда-то она преподавала французский язык в школе, потом давала частные уроки музыки, соседских детей обучала хорошим манерам, не всегда, правда, добиваясь успеха… Словом, трудилась и как-то перебивалась. Замуж второй раз она не вышла, а детей у них со Степаном не было.

Соседи относились к ней неплохо, с уважением, помогали чем могли. Со многими из них она прожила рядом долгие годы и даже вроде бы сроднилась.

И ни разу не поддалась Галина Андреевна искушению продать кольцо, хотя прекрасно понимала, что стоит оно целое состояние. Память о муже удерживала ее. Осознание того, что она обладает чем-то действительно значительным, уникальным, что в ее власти в любой момент изменить собственную жизнь, давало ей большее удовлетворение, чем реальные перемены!

Однако родственники у старухи все-таки были. Точнее – родственник. Внучатый племянник Петя, Петр Вихрев. Парень высокий, русый, худощавый, симпатичный, добрый, милый, с головой, хотя и не очень удачливый. Он ушел с филфака педагогического, курс не доучившись. Женился, но вскоре развелся, не успев обзавестись потомством, да так и остался «вечным женихом», а на самом деле бобылем, как прежде говорили, закоренелым холостяком. Занимался каким-то бизнесом, хотя это слово – «бизнес» – казалось старухе странным и чужеродным для Совдепии. Она решительно отказывалась понимать, что та страна – Советский Союз – безвозвратно канула в небытие и что в 1991 году настали совсем иные времена. Галине Андреевне все это было просто не важно, она уже не могла это переварить и усвоить.

Петр Вихрев когда-то с головой бросился в омут того самого «бизнеса» по-российски, которым была охвачена, словно эпидемией, страна в девяностых. Он торговал и компьютерами, и подержанными иномарками, и сомнительным алкоголем, и продуктами. Даже нефтью торговать пытался. Но, правда, без особого успеха. Петр быстро ненадолго богател, но также стремительно разорялся, опять шел в гору – и снова скатывался с нее в болото бедности…

Так в те годы происходило со многими, однако Петр все же существенным образом от этих многих отличался. Хотя бы недюжинным умом и талантом разруливать самые сложные и запутанные дела, выходить сухим из непростых и неприятных ситуаций. Человек он был по природе своей очень неглупый и, как говорится, с руками.

Считая Галину Андреевну «полубезумной старухой», он, тем не менее, изредка, но регулярно навещал ее, приносил продукты, иной раз баловал чем-нибудь вкусненьким. Он знать не знал и ведать не ведал, что ее «собственность» состоит не только из рассохшегося фортепьяно и полусгнившего комода… Просто заботился о дальней родственнице – как-никак родная душа.

Галина Андреевна решила подойти поближе к окну, чтобы получше рассмотреть свое сокровище. Оно всегда согревало ей душу и сердце, помогая хотя бы ненадолго забыть о старческих хворях. Она сделала несколько маленьких шажков, и вдруг что-то резко и очень сильно кольнуло ее в левый бок. В глазах у нее потемнело, и она почувствовала, что падает. В голове промелькнуло: «Вот теперь это конец!». И она прошептала на последнем вздохе: «Сберегла!». Галина Андреевна инстинктивно сжала ладонь правой руки, в которой держала кольцо с рубином…

Соседи хватились ее только под вечер следующего дня.

– Что-то Андреевны нашей давно не видать, – ни к кому особо не обращаясь, заметила на кухне Наталья – немолодая и дородная женщина, продавщица из овощного магазина.

– Совершенно верно, – проговорила старенькая Вера Петровна. – Надо бы к ней заглянуть, проведать, может, заболела…

Не сговариваясь, почти одновременно оставив свои кухонные дела, они направились по длинному коридору к дальней двери. На стук никто не ответил, хотя старушка последнее время отличалась сильной глухотой. Подождав какое-то время, более решительная Наталья распахнула дверь, и женщины протиснулись в комнату.

Галина Андреевна лежала навзничь на полу, широко раскинув сухонькие ручки. В открытых глазах ее было какое-то умиротворение, на узких старческих губах застыло подобие довольной улыбки, никак не вязавшейся со смертью.

Вызвали участкового, позвонили Петру, тот вскоре приехал. Милиционер, осматривая труп, с трудом разжал окоченевшие пальцы старухи, обнаружив массивное золотое кольцо, украшенное огромным красным камнем.

– Рубин, – констатировал он, – а кто из вас, граждане, родственником покойной является? Имеются таковые в наличии или нет?

– Имеются, – тускло пробормотал Петр и шагнул вперед.

– Что ж, если других не найдется, кольцо через полгода по закону ваше будет… Оно, очевидно, весьма ценное… И комната, конечно, тоже вам достанется. Если приватизирована, – добавил он.

Женщины со скорбными лицами тихо вытирали слезы.

– Отмучилась, сердешная, – проговорила баба Соня, соседка из квартиры напротив, и трижды истово перекрестилась.

Глава шестая

Идущий на посадку самолет внезапно провалился в воздушную яму и резко накренился на левый бок. Сердце у Катерины екнуло и учащенно забилось. Лежащий на откидном столике флакончик с духами «J’adore» покатился по металлической поверхности и свалился на пол.

«Кажется, не разбился! – подумала девушка. – Здесь ведь ковровое покрытие…»

Когда пилот выровнял машину, Катерина, согнувшись в три погибели, принялась на ощупь искать под креслом стеклянную бутылочку. Внезапно у самой ножки кресла, в маленькой щели, образованной ковролином, ее пальцы наткнулись на какой-то небольшой предмет, который она извлекла наружу. В руке у нее оказалось массивное золотое кольцо с огромным красным камнем, заигравшим на свету ярко-красными искорками.

Катерина, словно завороженная, рассматривала украшение. В драгоценных камнях она немного разбиралась. В свои тридцать с небольшим она была уже довольно опытным финансовым юристом, работала на западной фирме и зарабатывала вполне достаточно для того, чтобы иногда баловать себя дорогой безделицей вроде колечка или кулона с сапфиром, изумрудом или даже с «брюликом». На Тенерифе она как раз собиралась посетить Санта-Круз, побродить по сказочно красивым улочкам старого города и, если повезет, приобрести и там что-нибудь «этакое» в свою пока еще небольшую, но вполне достойную коллекцию украшений.

Поддавшись искушению, девушка примерила кольцо на безымянный палец. Удивительно, но оно пришлось ей впору.

Екатерина сидела в последнем ряду второго салона. Соседнее, справа от нее кресло, пустовало. Впереди шумно веселилась троица мужичков, успешно опустошавшая гигантскую бутыль виски «Grant’s», благо, полет на Канары длился уже шестой час. Самолет, вообще, был полупустым. Девушка летела в теплые края не в сезон. В этом году пойти в отпуск летом, как все нормальные люди, из-за бесконечных судебных разбирательств, в которых она была задействована, Катерина не смогла.

Она еще раз огляделась. «Ну, эти пьянчуги кольцо явно потерять не могли, – промелькнуло у нее в голове. А больше поблизости никого и не было. – Выходит, оно с прошлого рейса. И как его уборщики не обнаружили?»

Впрочем, она вспомнила, что нашла украшение у самой ножки сиденья, где ковровое покрытие образовало небольшую складку.

«В эту щель оно могло попасть давно, – пришло на ум девушке. – Отдать кольцо стюардессе? А где гарантия, что она вернет его хозяйке? Да и станет ли вообще кто-нибудь эту владелицу искать?!»

Искушение было слишком велико. Рубин, казалось, гипнотизировал ее, словно принуждая взять себе. Подобного, явно страшно дорогого кольца у нее никогда не было, да и будет ли когда-нибудь?! Не факт. «Жадная, оказывается, я!» – констатировала Катерина.

«А, будь что будет!» – Она тряхнула головой, от чего ее длинные каштановые вьющиеся волосы рассыпались по плечам. Она извлекла из сумочки «Nina Ricci» косметичку и спрятала в нее кольцо.

Отель Екатерине пришелся по вкусу. Не очень большой, тихий, почти на самом берегу океана. «Надо же, ведь действительно вокруг океан! Бесконечная вода до самой Америки! Вот здорово!» Она вышла на балкон и огляделась. Справа виднелся огромный бассейн в тени раскидистых пальм. Вокруг него располагались белые лежаки с голубыми матрасиками и разноцветные шезлонги. Вдалеке был виден пляж с желтыми топчанами и голубыми зонтиками.

– Вид с балкона просто чудесный! – подумала она и вернулась в уютную комнату.

Разложив вещи и приняв душ, Катерина, облачившись в новый, специально купленный к поездке «на юга» купальник и цветастый французский сарафан, направилась к океану.

«К чему бы эта находка? – размышляла она. – К богатству? С чего бы это? А может, к каким-нибудь переменам в личной жизни?!» Она тихонько и невесело рассмеялась своим мыслям. На личном фронте у нее все складывалось неважно. Если ей чего-то в жизни и не хватало, так это мужского внимания. Привлекательная, самостоятельная, еще совсем молодая особа – а вот пары себе никак найти не могла. Все какие-то непродолжительные романы, скорее даже романчики, без серьезных обязательств, перспектив и последствий. С Юрием вот только лет пять назад вроде бы что-то серьезное наметилось, но он вдруг встретил какую-то красотку из «Алмазювелирэкспорта». Чтоб ей пусто было! А теперь его дочке уже четвертый год… Сейчас есть Сашка, но надолго ли?.. Жениться-то на ней он явно не собирается… Она набрала знакомый номер мобильного телефона, но ей никто не ответил, хотя она терпеливо прождала добрых десять гудков…

Вода оказалась достаточно теплой, чтобы вдоволь поплавать. Уж что-что, а плавать Катерина любила. Когда-то в детстве она занималась плаванием в спортивной секции, и ей всерьез прочили большое спортивное будущее… Но даже воде не удалось смыть с нее грусть. Выбравшись на берег и немного обсохнув, Катерина вернулась в гостиницу.

За ужином она выпила маленькую бутылочку красного сухого вина и еще довольно долго сидела в одиночестве на открытой террасе ресторана, любуясь закатом. Постояльцев в отеле было мало.

Проснулась Катерина в три часа ночи. Встав с кровати, она подошла к окну, отдернула портьеру. И тут же приглушенно вскрикнула. В одном из кресел на балконе ее номера сидела абсолютно голая женщина. Катя невольно отступила назад, но, будучи особой неробкого десятка, решительно шагнула к балконной двери и громко спросила по-английски.

– Who are you? What do you want?

Незнакомка внимательно посмотрела на нее, молча поднялась и, ловко вскочив на перила, вдруг спрыгнула вниз, словно слетела.

Катерина на миг буквально окаменела от ужаса, но потом бросилась на балкон и перегнулась через перила, с замиранием сердца ожидая увидеть на земле безжизненную нагую фигуру. Но там никого не оказалось. Никого! Силуэт обнаженной женщины стремительно удалялся в сторону пляжа, словно паря в воздухе, и вскоре исчез из виду.

– Господи, что это такое было? Глюки? С чего бы это? Видение? Какой-то кошмар!

Катя долго не могла успокоиться и почти всю оставшуюся ночь проворочалась в постели, так и не решив, наяву с ней это произошло или привиделось. В тяжелый, полный кошмаров сон она провалилась только на рассвете.

Утром, приведя себя в порядок, Катерина достала из косметички кольцо и принялась внимательно разглядывать его. «Дивная вещь, – еще раз подумала девушка. – Странно, кажется, камень стал темнее, чем был в самолете… Карат двадцать, если не все двадцать пять, боже мой, это же целое состояние!» Она убрала кольцо обратно и отправилась на завтрак.

Две чашки черного кофе, богатый шведский стол, ласковое южное солнце, гомон купающихся в бассейне успокоили ее и настроили на умиротворяющий лад.

«Должно быть, эта чушь мне приснилась – акклиматизация, новое место, непривычная обстановка…» – поставила наконец Катя диагноз произошедшему. Она снова попыталась дозвониться до Саши, но тот почему-то не отвечал. «Что за дела?!» – подумала девушка, испытывая легкое беспокойство. Но тут же решительно отогнала от себя тревожные мысли. «Я же на отдыхе! Черт подери!»

Немного позагорав на пляже, Катя вернулась в номер и, переодевшись, отправилась в бюро по аренде автомобилей – она решила уже сегодня съездить в Санта-Круз. Катя любила старую верхнюю часть города с узенькими горбатыми улочками и собиралась там пройтись по магазинчикам, купить пару модных тряпок в бутиках, заглянуть в ювелирные лавки. Словом, расслабиться, отвлечься.

Она медленно побродила по разморенным от солнца улицам и площадям курортного города, выпила ароматный эспрессо в маленьком уютном кафе и вскоре окончательно успокоилась, забыв наконец о ночном кошмаре. Попыталась опять набрать номер Александра, но механический голос в трубке сообщил, что абонент недоступен. Тревога все же поселилась в глубине ее сердца.

Пообедала девушка в небольшом ресторанчике, усевшись под огромным белым тентом с рекламой Соса-cola Слегка разомлев от выпитого бокала пива, она от нечего делать разглядывала залитую ярким солнечным светом площадь, а потом достала из сумочки кольцо и надела его на безымянный палец. Рубин ярко вспыхнул и заиграл. Ничего подобного она сегодня не видела в ювелирных магазинах. «Замечательный, ну просто волшебный камень!» – промелькнуло у нее в голове.

Когда она снова бросила взгляд на площадь, то вдруг заметила идущего по ней пожилого мужчину и невольно вздрогнула от неожиданности. Она готова была поклясться, что это ее покойный отец.

– Папа! – невольно вырвалось у нее. Катерина выскочила из-под тента и стремглав кинулась к старику, который быстро свернул на одну из боковых улочек и скрылся за углом.

– Нет, этого не может быть! Это невозможно! – твердила девушка, преследуя пожилого мужчину. «Но ведь похож, очень похож, удивительное сходство!» – стучало у нее в висках. Она уже почти бежала, ловя на себе удивленные взгляды одиноких прохожих. Один поворот, другой, третий, фигура мужчины все время мелькала впереди. Вот он в очередной раз свернул за угол и исчез. Катерина добежала до поворота – на узкой улочке никого не было. Она решительно не понимала, куда ей теперь идти.

Она тяжело дышала, пот, градом катившийся со лба, разъедал слезившиеся глаза. Девушка поняла, что заблудилась, и не знала, как теперь искать брошенный на площади голубой «Фордик»…

– Что со мной происходит? Может, заболела? – не на шутку встревожилась Екатерина, но ни жара, ни озноба она не чувствовала. Медленно бредя в сторону центра, она набрала домашний номер Александра. На этот раз он ответил, но говорил как-то скованно, невнятно, постарался побыстрее свернуть разговор, Катерине послышались в трубке чьи-то голоса и приглушенный женский смех. Только этого не хватало! В совершенно расстроенных чувствах она выбралась к порту и оттуда по знакомым улочкам доплелась до площади, на которой оставила автомобиль.

Вернувшись в гостиницу, Катя, бросив сумку на кровать, вытащила из мини-бара небольшую бутылочку с виски и, смешав в стакане ее содержимое с банкой пепси, залпом выпила. Приятное тепло разлилось по телу, ей стало чуть легче и спокойнее…

За ужином она познакомилась с молодой супружеской парой, первая заговорив с ними. Перспектива сидеть в одиночестве в номере и кукситься ей вовсе не улыбалась, и поэтому она с радостью приняла их предложение поехать на местную дискотеку. Дима с Таней, так звали ее новых знакомых, оказались ребятами компанейскими, у них в этой «обители музыки и алкоголя», как витиевато выразился Дмитрий, была куча приятелей. И Катерина оттянулась по полной программе – весь вечер лихо танцевала, довольно много пила, отчаянно флиртовала с молодыми испанцами. В отель она попала только под утро.

Завтрак она решила пропустить – сильно болела голова, а настроение было еще противней, чем вчера. Она провела полдня на пляже, болтая с Татьяной, за обедом выпила прохладного белого сухого вина и потом решила поспать в номере. До Саши она опять не дозвонилась – мобильный был выключен, а к домашнему никто не подходил. Причем автоответчик не работал, что было очень странно.