Текст книги "Алый цвет зари..."

Автор книги: Сергей Фадеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Проснулась Катерина бодрой и посвежевшей. Она опять вспомнила о кольце, достала его из косметички, долго разглядывала и удивлялась, почему камень стал таким темным… Потом спрятала кольцо в сейф, надела купальник и спустилась на пляж, решив как следует поплавать. Первые метров пятьдесят она проплыла «дельфином», следующие – кролем, потом – на спине и, наконец, перешла на спокойный размеренный брасс.

Она плыла легко и спокойно и уже была довольно далеко от берега, за буйками. Катя едва сдерживалась, чтобы не закричать во весь голос от внезапно нахлынувшего на нее восторга перед ярким южным солнцем, ловкостью своих движений, ощущением здоровья и беспричинной радости бытия. Все ее страхи и кошмары, казалось, были забыты.

И вдруг с ней что-то произошло. Девушка словно натолкнулась на невидимую преграду. У нее неожиданно свело ноги, чего прежде с ней никогда в воде не случалось. Они тянули ее на дно, Катя изо всех сил заколотила руками по воде, стараясь удержаться на поверхности. Она отчаянно боролась за свою жизнь, то уходя под воду, то выныривая на поверхность. Она пыталась кричать, но из горла у нее вырывались лишь всхлипы и стоны.

Когда силы стали покидать ее и она начала захлебываться, девушка вдруг почувствовала, что ее подхватили чьи-то сильные руки. Она едва помнила, как добралась до берега.

Екатерина долго лежала на песке, жадно глотая воздух, отчаянно кашляя и сплевывая противную морскую воду, и не сразу заметила, что рядом с ней стоит тяжело дышащий Дмитрий. Вокруг них столпились постояльцы отеля, взволнованно переговариваясь и всячески выражая ей сочувствие. Вскоре прибежал гостиничный врач…

Ужин ей подали в номер, Дима с Таней принесли бутылку вина – «выпить за счастливое спасение». Они посидели на балконе, заедая легкое испанское вино виноградом, персиками и яблоками, мило поболтали ни о чем, но Катерина была очень слаба, ее слегка подташнивало, и гости, почувствовав это, деликатно откланялись. Телефоны Александра по-прежнему молчали.

Ночью она проснулась от резкого удушающего запаха лилий. Запах этот долго преследовал ее после похорон отца – кто-то из родственников принес целую охапку, и похоронный автобус буквально пропитался этим противным ароматом. С той поры лилии Екатерина терпеть не могла.

Девушка с удивлением обнаружила букет в вазе на столе. Откуда он? Кто принес? Она четко помнила, что Дима с Таней цветов ей не дарили. Запах раздражал ее, не давая уснуть. Она вскочила с кровати, схватила цветы, выскочила на балкон и швырнула букет за перила… В ночной тишине ей вдруг послышался громкий женский стон. Катерина перегнулась через ограждение, но под окнами никого не оказалось.

Под утро ей приснился странный цветной сон. Под «Реквием» Моцарта вокруг нее кружились дамы в пышных кринолинах и мужчины в напудренных париках и длинных сюртуках. Внезапно одна из танцующих приблизилась к ней. Катя узнала в ней обнаженную незнакомку, упорхнувшую с ее балкона. Дама протянула ей руку, на одном из пальцев которой сверкало знакомое кольцо с огромным потемневшим рубином… «Видишь, это кольцо мое! Верни его мне! Верни!»…

И тут же, как это бывает только во сне, Екатерина увидела эту же женщину, бледную, как смерть, лежащую в гробу. Внезапно дама открыла бесцветные огромные глаза и прошептала бескровными губами: «Верни мне мое кольцо! Сейчас же верни! Отдай!»

Катя проснулась в холодном поту и поняла, что она сама только что вопила во все горло. «Наверное, соседей разбудила», – мелькнуло у нее.

Рано утром она позвонила в аэропорт и заказала билет на ближайший рейс в Москву. «Пусть отпуск к черту, лишь бы избавиться от этого наваждения!»

Лететь надо было через Мадрид, но это ее не волновало. «Лишь бы избавиться от этого кошмара», – твердила она мысленно, словно заклинание.

Когда самолет пошел на посадку в мадридском аэропорту, Катерина незаметно достала из сумочки кольцо с рубином и губную помаду. Собравшись было накрасить губы, она неловко открыла тюбик и тут же уронила его. Вымученно улыбнувшись сидевшей через одно кресло от нее дородной матроне, девушка нагнулась, якобы в поисках помады, и положила кольцо под кресло, у самой ножки сиденья, где ковровое покрытие образовало небольшую складку…

Глава седьмая

Его вели на расстрел. Чтобы пустить в расход, как теперь было принято говорить. Станислав шагал медленно, на подкашивающихся, внезапно ставших какими-то ватными ногах и думал о том, что вот так глупо, по-идиотски обрывается его суматошная недолгая жизнь, так, в сущности, и не начавшись… Что он пережил, что видел? Да, если честно, еще почти ничего.

Безмятежное счастливое детство, яркие солнечные дни на даче в Стрельне. Огромная, занимающая целый этаж квартира в доме на Фонтанке. Катание зимой с ледяных гор на финских санках в лютый мороз. Учеба в гимназии. Была еще полудетская любовь с Наташей на даче, там же, в Стрельне. И все, а потом он имел дело только с какими-то сомнительными шлюхами… Все обычно бывало так пошло, и гадко, и бессмысленно. Были еще, правда, кадетский корпус, первый офицерский чин, и эта бесконечная гражданская война, на которую он попал совсем юнцом.

Нет, даже не война, а ужасная бессмысленная бойня! Да, настоящая бойня! Без всяких правил, без тактики и стратегии, без линии фронта. Вдоль железных дорог и у больших городов! Жестокая, звериная взаимная ненависть, взаимное истребление, экзекуции, казни, расстрелы… Словом, убийства, убийства, убийства, кровь, кровь, кровь… И во всем этом он был вынужден принимать участие. Вместе со всеми ходить в атаки, с остервенением стрелять, колоть, убивать таких же русских людей, русских мужиков, волею случая обращенных в другую веру… Зачем и для чего все это?!

«Неужели я, Станислав Слепнев, я – единственный и неповторимый, которого так любили мама, кормилица, няня, Наташа, сейчас умру? Неужели это все? Конец? Господи, ведь у меня было какое-то предназначение в жизни! Почему же я так скоро, так бессмысленно должен сгинуть?! Боже, я всегда был уверен, что призван совершить нечто замечательное, великое, удивительное! А что получилось? Куда делся тот милый кудрявый веселый мальчик?! Я одичал, оскотинился, озверел и научился безжалостно убивать… И теперь должен так бесславно сгинуть?

Да, видно, наступил час расплаты за содеянное, скоро, очень скоро меня расстреляют какие-то басурмане. Непонятные „красные мадьяры“, как тут их называют. Случайно заброшенные сюда, в Сибирь, люди, во время войны с германцами попавшие в плен где-нибудь в Галиции… Едва говорящие по-русски и, судя по всему, ничего в нынешней русской жизни не понимающие, не ведущие… Неясно, почему прибившиеся к большевикам.

Неужели все сейчас оборвется, и ничего, ничего больше не будет? Не будет меня, моего Я? Моей Вселенной?

Залп! И все!.. И больше ничего!.. И никогда!.. Нет!!!

Что же это я?! Надо же что-то делать! Что-то предпринять! Попытаться спастись, бежать! Надо отдать последнее, что у меня есть!» – лихорадочно проносились в его голове сумбурные мысли.

Станислав жестом показал венгру, ехавшему в телеге с винтовкой в руках, что собирается сообщить ему нечто важное. Тот нехотя слез и подошел поближе, держа винтовку наперевес, наготове.

– Что хотел, контра? – спросил худой чернявый мадьяр. – Чего надо?

– Камрад, послушай, – он старался говорить тихо, но медленно и убедительно, – у меня есть одна вещь, очень ценная! Богатым будешь! Я ее тебе отдам, на всю жизнь хватит, будешь обеспечен. Отпусти ты меня! Что с того, что ты меня расстреляешь?!

– Ходи, ходи давай! – угрюмо бросил в ответ венгр, угрожающе целя винтовкой в Станислава, но на телегу не вернулся, а пошел чуть сбоку, поодаль от пленного подпоручика. Лошадь одна продолжала лениво трусить вперед.

– Камрад, я правду говорю! Не пожалеешь! А так все пропадет! Что тебе моя жизнь?! Зачем? Отпусти! Прошу тебя! Христом богом прошу! Я правду тебе говорю – целое состояние! Я не обманываю, Богом клянусь! Христом! Ты ведь тоже крещеный! Пощади! Я ведь молодой, жалко умирать! Не хочу! И какой в этом толк?!

– Я приказ иметь от комиссар! Ходи, ходи! – также хмуро прикрикнул «красный мадьяр».

– А никто ничего и не узнает! Я побегу, а ты стреляй, стреляй! Но только мимо! Ведь и я умру, и ты нищим на родину вернешься! И вещь эта пропадет! Никому не достанется! Глупо!

Он решился. Больше ему ничего не оставалось. Терять ему тоже было нечего.

«Будь что будет! Может, повезет, так убегу! Хоть маленький шанс, а есть! И им надо воспользоваться!»

Станиславу на миг показалось, что в карих глазах «басурманина» зажегся какой-то интерес, и поэтому он поспешно продолжил:

– У меня есть очень ценное кольцо, фамильная реликвия! Очень, очень много денег стоит! Я тебе верю! Ты же ведь тоже человек! Позволь мне бежать. Постой же ты! Погоди!

Станислав остановился, стащил сапог с левой ноги, потом – с правой.

Венгр замер поодаль, сжимая в руках винтовку.

– Возьми! В левом каблуке тайник, в нем кольцо с рубином. Огромных денег стоит! Я правду говорю! Не вру!

С этими словами он вынул специально закрепленный потайной гвоздь, повернул каблук хромового сапога и извлек из небольшой ямки золотое кольцо с огромным красным камнем, который зажегся на солнечном свету и заиграл поначалу ярко-красными, а потом, потемнев, кровавыми огоньками пламени.

– Видишь, я не вру! Бери же его! На, бери! А я побегу!

Венгр, отступив еще на шаг назад, молча испытующе смотрел на молодого офицера. Станислав поставил сапоги, положил кольцо прямо на пыльную дорогу и, вжав голову в плечи, резко рванул вправо, в сторону длинного оврага, поросшего высокими кустами.

– Господи, спаси и помилуй! Господи! Пронеси! Спаси меня, Господи! – шептал он. Бежать без сапог было больно и неудобно, ноги больно колола трава и мелкие камушки. Но Станислав мчался изо всех сил, буквально летел к оврагу.

Грянул первый выстрел. Повезло, мимо!.. Через несколько секунд – второй! Пуля просвистела где-то над головой. Третий… Опять пронесло. Кажется, венгр все же решил его пощадить!

– Laci! Bassa meg! Loj! Elfuthat! [1]1
  Лаци! Мать твою! Стреляй! Он убежит! ( венг.)


[Закрыть]– орал коренастый мадьяр со второй телеги.

Грянул четвертый выстрел. Пуля зарылась в землю у самых ног бегущего изо всех сил Станислава. Еще совсем немного – и спасительные кусты, а потом скатиться в овраг и затеряться. Затаиться. И тогда он спасен.

Когда подпоручик был уже почти на самом краю оврага, раздался пятый выстрел. Станислав почувствовал, как кто-то сильно ударил его в спину, слева, и, споткнувшись, он с размаху упал в высокую траву. Прокатившись несколько метров, он замер, широко раскинув руки.

«Все-таки убили, сволочи!.. И больше ничего! И никогда!» – последнее, что мелькнуло в меркнувшем сознании Станислава. И еще привиделось ему доброе морщинистое лицо няни.

– Igy kell loni, Laci! – крикнул коренастый венгр, опуская ствол карабина. – Erted? [2]2
  Вот как надо стрелять, Лаци!.. Понял? ( венг.)


[Закрыть]

Глава восьмая

Петр Вихрев озадаченно вертел кольцо в руках – теперь оно принадлежало ему на вполне законных основаниях. Оказывается, старуха все-таки оставила завещание. Обнаружилось это обстоятельство через два дня после скромных похорон, когда с разрешения участкового он в его присутствии тщательно осмотрел всю комнату. Разумеется, больше ничего ценного там найти не удалось. Да и откуда?! Завещание отыскали под стопкой чистого ветхого белья, обнаружили и тайник в ящике комода, но совершенно пустой.

Галина Андреевна завещала «все движимое и недвижимое имущество» внучатому племяннику, Петру Александровичу Вихреву. Бумага была оформлена честь по чести, заверена у нотариуса.

Комнату Петр сразу же решил сдавать, благо желающих было хоть отбавляй. А вот что делать с кольцом, он так и не знал. И сейчас внимательно рассматривал огромный красный камень, играющий и искрящийся на ярком солнечном свету.

«Продать, что ли, его? Если он настоящий, то стоит немалых деньжищ! Целое состояние, наверное?!» – прикидывал молодой человек, пристально вглядываясь в рубин, который теперь слегка потемнел, приобретя завораживающий бордовый оттенок.

«Для начала надо хотя бы приблизительную стоимость его установить!» – решил Петр. Он закрыл комнату на ключ, попрощался с соседками и отправился домой.

Наде он решил по телефону о кольце не рассказывать. Дома же спрятал его в книгу «Айвенго» из «Библиотеки приключений», в которой еще в детстве сделал тайник, вырезав из середины добрую треть страниц. Ветхая книга стояла во втором ряду в самом углу книжного стеллажа. А библиотека у Петра была, между прочим, огромная, унаследованная от отца-библиофила.

На следующий день после «вступления в права наследования» Петр отправился на Старый Арбат к знакомому ювелиру. Он медленно прошел по шумной пешеходной улочке, с интересом разглядывая громко веселящихся молодых людей, пьющих пиво прямо из горлышка, и машинально отмечая про себя, что число художников, рисующих портреты, уменьшилось, а вот кафе, баров и ресторанчиков за последний год заметно прибавилось. Напротив театра Вахтангова он присоединился к небольшой толпе слушателей, окруживших уличных музыкантов, и бросил несколько монет в картонную коробку, стоящую у ног одного из гитаристов. Затем свернул на боковую улочку и за музеем Скрябина через небольшую арку прошел во двор старого шестиэтажного дома.

Александр Петрович Цаплин (вообще-то, урожденный Хаим Абрамович Цадлер) был сухоньким, чуть сгорбленным старичком-евреем, в серых, выцветших от старости глазах которого светились мудрость и житейская хватка. Он прожил суровую жизнь, в тяжелые советские времена тщательно скрывая свою профессию, работая на фабрике игрушек, и только для своих, проверенных людей выполнял заказы, урывая время от сна и выходных.

Он давно уже стал человеком не просто состоятельным, но и по-настоящему богатым, даже весьма богатым. Но продолжал работать и таиться, всячески скрытничать и копить денежки. Осторожность въелась в его кожу, стала второй натурой. К России он по-своему прирос душой, и в свое время решительно отказался переезжать на историческую родину. И, что самое удивительное, в конце концов оказался прав. Многие ведь уехали, а потом жалели. А некоторые даже вернулись.

Правда, и сегодня он «принимал» только по рекомендациям «серьезных и надежных людей». Петя же пару раз оказывал Александру Петровичу разные услуги, связанные с поисками недобросовестных клиентов, и поэтому на встречную просьбу о помощи старик с готовностью ответил согласием.

Он долго вертел кольцо в руках, рассматривая его вначале через ювелирный монокль, потом под большой лупой, вздыхал, кряхтел, отдувался, потом принялся изучать через специальный увеличительный окуляр, вставленный прямо в глазную щель. Он что-то едва слышно бормотал под нос, кажется, напевал какую-то пионерскую песенку вроде: «Взвейтесь кострами, синие ночи, мы пионэры – дети рабочих»… Во всяком случае, слово «пионэры», именно так – «пионэры», слышалось довольно отчетливо…

Наконец, закончив осмотр, он потер маленькие сухонькие ладошки и, плотоядно улыбнувшись, протянул:

– Ну, что я вам могу сказать, мой юный друг?! Вещица эта довольно ценная!.. Стоит немалых денег! Я не спрашиваю, откуда она у вас… Но с таким кольцом надо обращаться весьма и весьма осторожно… Не болтать! На меня-то вы можете положиться! Я – могила! А с другими – тссс!

И он, хитро улыбаясь, приложил маленький, чуть искривленный возрастом и покрытый темными пигментными пятнами палец к толстым бледно-розовым губам.

– Позвольте мне, старику, полюбопытствовать, извините великодушно за мою нескромность, как намереваетесь распорядиться сим сокровищем, мой юный друг? А уж в том, что это – настоящее сокровище, можете мне, старому еврею-ювелиру, поверить!

– Честно говоря, дорогой Александр Петрович, еще по-настоящему над этой проблемой не задумывался. Но сразу же отвечу на другой ваш вопрос. Получил я его вполне законно, в наследство от умершей престарелой тетки по завещанию, заверенному у нотариуса.

– Ну что вы, что вы, мой юный друг! Зачем же так официально, вы же не в милиции! Мне и в голову не могла прийти мысль о том, что вы замешаны в чем-то неблаговидном… – поспешно и картинно запротестовал старик, вскинув сухонькие, по-птичьи тоненькие ручки, – просто, знаете ли, мы с вами живем в такое время! Эх, в такое ужасное время! То есть я ничего не хочу сказать, бывали времена и похуже! – немного запутавшись, он с безнадежным видом махнул рукой и добавил: – Однако ж верно заметил поэт: «Времена не выбирают, в них живут и умирают!» – Александр Петрович расчувствовался и замолчал. Из его левого, слегка прищуренного глаза скатилась прозрачная старческая слезинка да так и застыла на подбородке, словно приклеилась.

– Я вам абсолютно доверяю, – перехватив инициативу у умолкнувшего ювелира, проговорил Петр, – раз вы считаете, что кольцо подлинное и дорогое, значит, так оно и есть. Мне такое украшение, разумеется, ни к чему, а вот в деньгах я в настоящее время, как и все порядочные люди, нуждаюсь, и даже очень. Поэтому думаю, мне надо его как-то продать. Не поможете ли мне в этом деле, любезный Александр Петрович? – довольно витиевато, невольно подражая «высокому штилю» старика, пробасил Петр. – Может, вы сами у меня его купите?

– Ну что вы, батенька, помилуйте! – в притворном отчаянии заломил сухонькие ручонки старый еврей, – откуда же у меня такие бабки, как сейчас молодые выражаются?!

– Молодые говорят «бабло», – машинально поправил его Петр, – но не в этом дело. Может быть, вы кому-нибудь еще его предложите? Так сказать, порекомендуете? Вы ведь наверняка знакомы с людьми, которым подобное украшение вполне по карману!

– Да, меня, старика, еще помнят, – горделиво расправил узкие плечи ювелир, – кое-какие связи сохранились, могу попытаться. Но ведь им надо показать украшение? Как нам быть?

– Без проблем, – решительно заявил Петр. – Я вам его оставлю, и вы его покажете нужным людям. Идет? Разумеется, ваши комиссионные – десять процентов. По рукам?

– Идет-то, идет! Даже очень идет! И мне очень лестно, мой юный друг, что вы мне так безмерно доверяете. Я дам расписку и сейчас принесу залог. – С этими словами старик бесшумно выскользнул в соседнюю комнату, плотно притворив за собой дверь.

Вернулся он минут через пять с листом бумаги и небольшим свертком в полиэтиленовом пакете.

– Смотрите сюда, – он поднес пакет к носу Петра и раскрыл его. – Тут три пачки долларов по десять тысяч каждая. В заводской, так сказать, упаковочке. Можете не пересчитывать. Всё в ажуре. И вот расписка. Но и от вас, не сочтите за труд, расписочка требуется на эти денежки!..

Петр написал расписку и отдал ее старику. Обменявшись еще несколькими вежливыми, ничего незначащими фразами, они, довольные друг другом, расстались.

Глава девятая

Стояла теплая сухая осень. В такое время Будапешт был особенно хорош. Еще теплые солнечные лучи пронизывали хрупкую сероватую дымку над городом, словно подсвечивая его изнутри. Прямую широкую стальную гладь Дуная перехватывали, словно гигантские пряжки, красивые мосты причудливых очертаний. Королевская Крепость в холмистой Буде с возвышающимся над ней Собором короля Матиаша, серое гигантское неоготическое здание Парламента на другом берегу, зеленый остров Маргит, разделяющий реку на два рукава, – все безмятежно купалось в лучах осеннего солнца. Война еще не подошла к венгерской столице, хотя дыхание ее уже ощущалось. Обилие военных на улицах, затемнение по ночам, мрачноватые лица прохожих…

Капитан Красной Армии разведчик Степан Иноверцев, по документам старший лейтенант венгерской армии, пехотинец Иштван Ковач, шел на конспиративную квартиру, находящуюся где-то за церковью на площади Кальвина. Связной предупредил его, что в доме живет реформатский священник – представитель Венгерского фронта. «Ему можно доверять, проверенный человек!»

По данным советской разведки, полученным от пленных венгров и разведчиков-нелегалов, в эту антифашистскую организацию, созданную в 1944 году, вошли представители нескольких левых партий: социал-демократов, коммунистов, партии мелких хозяев и разрозненные группы антинемецки настроенных офицеров-патриотов, которые хотели, чтобы Венгрия как можно быстрее вышла из войны на стороне Гитлера. Ради этого они были готовы на все.

Степан знал и о том, что сам правитель Венгрии – сухопутный адмирал Хорти (звание это он получил во времена Австро-Венгрии, у которой был выход к морю и собственный флот) установил контакты с Советским Верховным Командованием, начав сепаратные переговоры еще в самом начале 1944 года, но ему помешали немцы. 19 марта они оккупировали территорию страны – своей союзницы, чтобы не допустить «предательства» со стороны своего «верного» вассала…

И хотя документы Степану сделали отменные, он все же немного волновался – по-венгерски он говорил с сильным акцентом. Разумеется, командование об этом подумало. По легенде, родом он был из русинов. Но одно дело, когда его пять раз перебрасывали в Карпатах через линию фронта в форме венгерского солдата с диверсионными целями и для сбора разведданных, и другое – разгуливать в форме венгерского офицера по улицам Будапешта, устанавливать контакты с антифашистами-подпольщиками и обеспечивать переход на нашу сторону старшего офицера Венгерского Генштаба, направляющегося в Москву с какой-то особой сверхсекретной миссией, о которой Степану даже и не полагается знать.

В сущности, из военного разведчика Степан теперь превращался в агента-нелегала, действующего на территории вражеского государства. Разумеется, это был настоящий карьерный взлет. Агенты-нелегалы – это белая кость разведки, особая каста. Принадлежностью к ней можно по праву гордиться! Но для этого ему надо еще успешно справиться с заданием и вернуться живым к своим.

Будапешт по документам, фотографиям и словам мадьяр-военнопленных Степан выучил на зубок, он мог бродить по его улицам с закрытыми глазами… С проспекта Ракоци он свернул налево, миновал гостиницу «Астория», перешел на другую сторону улицы и оказался у Национального Музея. «Вот с этих самых ступенек великий венгерский поэт-революционер Шандор Петефи читал свои стихи-воззвания во время революции 1848 года, – подумал он, – а вот и площадь Кальвина с большим собором». Теперь Степану предстояло свернуть на боковую улочку и пройти по ней километра два. На трамвае он ехать не хотел – идя пешком, легче заметить слежку…

Наконец он нашел нужный дом. Но вместо священника дверь ему открыла молодая девушка-служанка. Степан осведомился о святом отце, девушка провела его в переднюю и, попросив подождать, удалилась. Наконец в комнату вошел полный невысокий пожилой человек в сутане, с добрым усталым лицом и печальными карими глазами.

Поздоровавшись, Степан поспешно выпалил пароль, святой отец, словно нехотя, вглядываясь в его лицо, произнес отзыв. Пока все шло по плану… Священник провел офицера в скромно обставленную комнату, а сам удалился. Вернулся он минут через десять и сообщил, что для встречи с нужным человеком им предстоит проехать на трамвае на улицу Фехервари, почти на окраину Будапешта – там их ждут к семи часам вечера. Служанка принесла чашечку кофе. Священник снова удалился, предварительно снабдив Степана несколькими газетами и журналами.

Офицер Генерального штаба оказался высоким бравым мужчиной лет сорока. На нем щегольски сидел подогнанный по ладной фигуре мундир из тонкого дорогого сукна.

– Подполковник Генерального штаба Венгерской армии Ласло Фаркаш, честь имею! – пренебрегая правилами конспирации, четко представился он.

Степан тоже назвал себя. Они приступили к обсуждению плана действий, и серые умные глаза генштабиста буквально буравили разведчика в течение разговора.

Отъезд в город Дебрецен, откуда им предстояло двигаться в сторону линии фронта, был назначен на завтра, они условились встретиться на Восточном вокзале в 12.45, за четверть часа до отхода поезда. Подполковник поинтересовался, есть ли у Степана где переночевать, и, услышав утвердительный ответ, всем своим видом показал, что разговор на сегодня окончен. Он был сух, сдержан и немногословен.

Степан на трамвае переехал Дунай и сошел в самом начале проспекта Андрашши. Он поужинал в скромной корчме и даже позволил себе выпить кружку вкусного венгерского пива.

«Давненько я пивка не пробовал», – думал он, потягивая холодную приятную, слегка горьковатую жидкость. Ему вспомнился знаменитый парк в Сокольниках, пузатые бочки, пенный напиток в ребристых стеклянных кружках. Собственно говоря, Степан и пиво-то там пил всего несколько раз – молод еще был, да и денег особо не имел, родители его не баловали.

Решительно тряхнув головой, молодой разведчик постарался избавиться от праздных мыслей – расслабляться было нельзя. «Бдительность, товарищ, и еще раз бдительность, концентрация, внимание и опять бдительность!» – учили его в разведшколе…

Он пешком добрался до улицы Балинта Балашши, неподалеку от длинного моста Маргит, где в большом темно-сером шестиэтажном доме заранее снял комнату на неделю, заплатив осторожному хозяину вперед, почти не торгуясь.

Ночью долго лежал, ворочаясь без сна, мысленно проходя будущий маршрут до небольшого запасного аэродрома под Захонью. Объект этот находился в ведении венгерской армии, немцы туда носа не показывали, поскольку он совершенно их не интересовал. Ровно через сутки, на рассвете, там должен приземлиться самолет с группой десантников-разведчиков, и нужно по возможности без шума захватить его, ликвидировав немногочисленную охрану. Потом Степан на этом самолете вместе с офицером венгерского Генштаба должен перелететь через линию фронта. Дальнейшая судьба подполковника его уже не касалась…

Благополучно добравшись до Восточного вокзала, Степан несколько минут в толпе военных расхаживал по перрону, пока наконец не заметил высокую сухопарую фигуру Фаркаша. В руке тот держал небольшой элегантный кожаный саквояж. Они молча обменялись рукопожатиями, а через десять минут уже сидели в купе друг напротив друга, перебрасываясь ничего не значащими фразами, думая каждый о своем.

«Ведь, несмотря на его неплохой венгерский, этот „Иштван“ – явно русский разведчик. Боже мой, как все внезапно переменилось за последние полгода, после 19 марта. У меня появились новые знакомые, почти друзья, какие-то эсдеки, коммунисты с мрачных пештских окраин, и вот теперь этот Иштван, тоже, наверное, большевик. Разве еще год назад я мог себе нечто подобное представить? Да ни в коем случае! А теперь я вообще лечу к русским через линию фронта. В Москву! Участвовать в переговорах по выходу Венгрии из войны. Нашим „заклятым друзьям – румынам“ это удалось! Король Михай – лучший друг Сталина и Черчилля. А что у нас? Опять мы, как сказал Эндре Ади, „…всегда опаздываем всюду!“ Нет, надо действовать! Все правильно, все верно! Регент фактически отстранен немцами от власти. Он на подозрении. В конце концов, я не одинок. Мои убеждения разделяют десятки честных офицеров-патриотов! Не только офицеров – в переговорах в Москве будут участвовать даже генералы венгерской армии! Скорей бы! Скорей!»

Степан же размышлял о том, что этот молчаливый, не очень приветливый человек – офицер вражеской армии, за жизнь которого ему, если потребуется, придется без колебаний отдать свою собственную. И он готов это сделать! Быть может, Венгрия выйдет из войны, а значит, приблизится победа. Сколько сотен тысяч жизней будет спасено! «Нет, все верно. Я должен довезти его, обязан. Только бы с этим Фаркашем ничего не случилось! Только бы выполнить задание!»

Состав шел медленно, часто останавливался, подолгу стоял на запасных путях, дорога была забита воинскими эшелонами. Дважды у них проверили документы. Но патрульные почтительно вытягивались при виде подполковника Генштаба, да, собственно говоря, и за свои документы Степан был спокоен, их делали замечательные специалисты, мастера своего нелегкого дела.

В Дебрецен поезд пришел под вечер. Фаркаш пригласил Степана поужинать в ресторане и, заметив его замешательство, предупредил: «Не беспокойтесь, я вас приглашаю. Все будет хорошо. Имеем же мы право поесть!»

После ужина, во время которого Степан, явно удивив подполковника, решительно отказался от бокала вина, они на попутной машине добрались до Захони. Уже темнело. С дороги офицеры свернули в ближайший перелесок. Там им предстояло отсидеться до рассвета…

Время тянулось мучительно долго, похолодало. Степан мерз в своем кителе. Он знал, что где-то поблизости затаилась группа прикрытия, которая в нужный момент специальными сигнальными ракетами выведет самолет на аэродром. Оставалось только ждать.

В начале пятого послышался гул самолета. Над полем аэродрома зажглись сигнальные огни, и почти сразу раздались выстрелы…

Вероятно, кто-то из группы прикрытия поспешил. Когда самолет пошел на посадку, внизу по всему периметру аэродрома уже шел ожесточенный бой.

«Случилось что-то непредвиденное, что-то не так пошло, не вышло, не заладилось что-то!» – лихорадочно размышлял Степан. Фаркаш казался невозмутимым, но, судя по тому, как у него ходили желваки, он тоже все прекрасно понимал…

Тяжелый аэроплан благополучно приземлился. Из него выскочил десяток хорошо обученных десантников, которые сходу открыли огонь из автоматов. Однако что-то все-таки случилось. Какой-то прокол, промах, неудача! Неверная информация? Предательство? В сущности, теперь это не имело значения.

Шум боя не стихал, а драгоценное время шло. Надо было пробиваться к самолету.

– Futass! [3]3
  Бежим! ( венг.)


[Закрыть]– крикнул Степан и бросился в сторону летного поля. Фаркаш послушно последовал за ним. По лицам их хлестали ветки, они спотыкались о сучья и кочки, но упорно неслись вперед. Автоматная очередь раздалась совершенно неожиданно, откуда-то слева.

Степан услышал, как подполковник рухнул на землю и громко застонал. «Ах, черт подери, в него, кажется, попали! Только этого не хватало!» – в ужасе подумал разведчик, метнувшись к Фаркашу. Он склонился над венгром – тот лежал на спине и молчал, весь левый бок его был в крови.

– Я сейчас, я сейчас! Я вас перевяжу! Дотащу! Осталось с полкилометра! Я вас легко дотащу! Там наши! Они ждут! Все будет хорошо! – громко шептал он.

– Не надо меня перевязывать! Это все, это конец! Финиш! – едва слышно проговорил подполковник. – Жаль, что так вышло! Не долетел! Не сделал! Не помог! Моя Венгрия!.. Я умираю… – он захрипел и потерял сознание.

«Неужели умер?!» – в отчаянии подумал Степан.

Но через несколько секунд подполковник открыл глаза. И прошептал:

– Я холостяк! Родных у меня нет. А к вам, Иштван, у меня просьба. Последнее желание! У меня в правом верхнем кармане кителя кольцо. Возьмите себе! Его отец когда-то из России привез! Вы ведь русский, я знаю. Отец в плену у вас был! Во время мировой. Он был простым честным человеком, всю жизнь на железной дороге проработал. И к русским всегда с симпатией относился. Пусть кольцо на родину вернется! Оно вам пригодится. Вы еще молодой! Возьмите его! Я старший по званию! Это приказ! Не хочу, чтобы оно досталось случайному человеку!