Текст книги "Севастопольская альтернатива (СИ)"

Автор книги: Сергей Эйгенсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Глава 2.2. На суше и на море

От Урала до Дуная,

До большой реки,

Колыхаясь и сверкая,

Движутся полки.

М.Лермонтов, «Спор»

Оставим пока всероссийского императора, там более, что он в ближайшие дни будет в пути. Он едет по железной дороге в Москву, откуда отправится гужевым транспортом к фельдмаршалу Паскевичу на Дунай. Мы с Вами, дорогой читатель, воспользуемся авиацией, потому, что темпы XIX века все-таки маловаты. Нам нужно в Лондон, где реакция на смерть императора французов совсем не та, что в Петербурге. Такого прокола правительство Ее Величества никак не ждало. Вот недостаток режима личной власти – зависимость политики от превратностей тела ее носителей. Не так в Британии. Умри Пальмерстон – политика Соединенного королевства в основе не изменится, потому, что не изменятся его цели. Нашлись, конечно, сторонники компромисса с Россией, но ее поведение не оставляло сомнений, что этот компромисс может быть только за счет Британской империи, ее сферы жизненных интересов, простирающейся, по определению, на всех морях и везде, где не очень далеко есть морской берег. Выезд царя в действующую армию и блокада Босфора русским флотом значили только одно – Османскую империю будут добивать. Одних английских гарантий Турции без французской поддержки недостаточно, чтобы остановить Россию. То есть, мы-то с вами знаем, что в нашем отвремлении даже совместных предупреждений морских держав нехватило, чтобы остановить самоубийственную деятельность Николая. Без Франции, без ее флота и особенно сухопутной армии, британцам было неуютно. Но…

Не так давно ушла эпоха наполеоновских войн, когда Англия годами оставалась против хозяина всей Европы одна, если не считать экзотическую Сицилию и испанских партизан-герильерос. Шесть месяцев во время дружбы Павла Первого Российского с французским Первым консулом гражданином Бонапартом и пять лет от Тильзита до перехода Великой Армии через Неман в июне 1812 года. Мы же с вами можем припомнить еще один год от Дюнкерка до другой июньской ночи в Тысяча Девятьсот Сорок Первом. Год, когда диктаторы делили мир и только Британия с со своими доминионами продолжала держаться. Так что, тут, видимо, дело отчасти в национальном характере островитян. Ну, и все-таки есть надежда – а вдруг турки смогут сопротивляться медведю? Тем более, как только эскадра Дандаса вошла в Черное море, русский флот вернулся в Севастополь, забыв про блокаду. Тут турки немного воспрянули духом и возобновили контратаки в Валахии и на Кавказе. Но главная надежда после дезертирства Франции – на австрийцев, которые до рокового декабря все время сдвигали свою политику от прорусской к просоюзнической, вплоть до того, что в конце февраля император Франц-Иосиф отказался гарантировать свой нейтралитет, если русские не уйдут с Дуная.

Конечно, Франц-Иосиф подвел британцев. Его смелости хватило ровно до того момента, когда он понял, что остается один на один со своими недавними спасителями из революционных бурь. На выезд Николая из Петербурга на юг, к Дунаю Вена отреагировала уже верноподданическим пожеланием удачи Его Императорскому Величеству. В Бухарест уже выехали из Киева знаменитый военный инженер генерал-адьютант Шильдер и из Варшавы – назначенный главкомом фельдмаршал Паскевич. Как и в нашей, "севастопольской" реальности 20 марта русская армия в трех местах форсировала Дунай, а 15(27) марта 1854 г. в палате лордов и в палате общин было заслушано послание королевы Виктории о том, что она решила объявить войну российскому императору для защиты своего союзника султана от неспровоцированной агрессии. Но вот никакого послания Наполеона IV своему Сенату в этом варианте не последовало. И события пошли развиваться совсем не так, как у нас. Страх перед австрийским ударом с тыла не сковывал старого фельдмаршала в этом отвремлении, а воевать он, все-таки, умел. И кадры у него были не такие уж плохие, они и под Севастополем умели себя проявить, хоть и не спасли дело. 24 апреля в осадном лагере под Силистрией царь обнял своего "отца-командира", а тот представил ему героев осады, генерал-лейтенанта Хрулева и молодого подполковника Тотлебена со словами: "Вот эти двое, государь, через месяц принесут Вам ключи от Константинополя". Константинополь не Константинополь – но Силистрия, действительно, продержалась еще только неделю и после очередного ракетного обстрела русские заняли ключевой Арабский Форт. К вечеру осажденный гарнизон капитулировал. 1 мая царь поздравил Хрулева генералом от инфантерии, а Тотлебена сразу через чин генерал-майором. "Следующая награда – в Шумле", – было обещано обоим.

Пока что в Шумле был Омер-паша, командующий турецкой армией, давно перешедший в ислам хорват Михаил Латтас. У него были под рукой те же сто тысяч регулярных аскеров и около двадцати тысяч башибузуков из курдов и кавказских эмигрантов, которых и английские союзники, и русские противники обобщенно именовали черкесами. За его спиной в Варне был еще британский экспедиционный корпус, около двадцати тысяч человек. А вот сорока тысяч французов там не было. Роковой черный котенок в подъезде лондонского доходного дома и снайперская пуля на Шанз'Элизэ вызвали лавину мелких и крупных отличий новой, назовем ее авансом "константинопольской", реальности от старой, "севастопольской". Для Омера-паши важней всего оказались отсутствие французского корпуса Сент-Арно и дополнительные пятьдесят тысяч солдат у Паскевича. Смирное поведение австрийцев и подобострастное – пруссаков позволили Николаю увеличить Дунайскую армию до двухсот тысяч человек, за счет полков, снятых из Польши, Литвы и Волыни.

Не будем подробно описывать шестимесячную осаду и три штурма Шумлы. Никаких особых отличий от того, что в нашем временном варианте происходило в 1877 году в Плевне, там не было. Скажем только, что русскую армию, потерявшую почти сто тысяч человек, косили не столько турецкие пули, сколько болезни. Подробно об этом можно прочитать в "Записках" главного хирурга Дунайской армии Н.И.Пирогова и в "Балканских рассказах" графа Л.Н.Толстого, командовавшего батареей при осаде Шумлы. В конце концов, большая часть турецкой армии вырвалась из Шумлы и ушла, теряя обозы и пушки, на юг, к Адрианополю. Участники боев отмечали две вещи: губительность огня английских нарезных штуцеров и значительное повышение боевых качеств турецкой пехоты по сравнению с предыдущей войной. Впрочем, многие считают, что ничего удивительного нет. В восемьсот двадцать девятом турецкая армия была в том же положении, что и русская армия под Нарвой в семьсот первом году. Всего за три года до этого султан Махмуд истребил янычар, игравших троном не хуже московских стрельцов или петербургской гвардии. Новую, европейского строя армию он создать тогда еще не успел. Сейчас приходилось иметь дело с более подготовленным противником. Но Наполеон Великий недаром говорил, что дело решают, в конце концов, большие батальоны. Шумла пала и русская армия могла идти дальше после полугодовой задержки. Если бы не зима, не снег на перевалах. Военные действия замерли и возобновились на суше только в марте.

Чтобы избежать искажения информации, возникающего из-за интерференции при прямой трансвременной трансляции (эффект Булгакова-Шекли), мы дальше приведем несколько выдержек из корреспонденций, которые печатал известный уже нам с вами Фридрих Энгельс в североамериканской "Нью Йорк Дейли Трибюн" под псевдонимом Карл Маркс:

24 мая 1855 г. Армия Омера-паши, как мы и предполагали в предыдущем обзоре не смогла препятствовать русскому продвижению за линию Филиппополь-Варна. Надо полагать, что это была последняя турецкая армия, потому что трудно ожидать от Турции, чтобы она смогла оправиться от удара, нанесенного ей союзом с Англией. Прошли те времена, когда бои под Ольтеницей и Четати вызывали преувеличенный восторг перед турецкой отвагой. Уже одна упорная бездеятельность Омера-паши внушила сомнение в других военных достоинствах его войск, которое не смогла рассеять даже блестящая оборона Силистрии и Шумлы. Теперь, когда генерал Шильдер умер от ран, а фельдмаршал Паскевич, памятный нашим читателям по усмирениям Польши и Трансильвании, отправлен царем на отдых и всей русской полевой армией командует генерал Хрулев, можно ожидать активизации русского давления в сторону Константинополя….

31 мая 1855…. Турецкая армия такова, что до сих пор невозможно вынести суждение о том, чего она стоит, Несомненно, некоторые из ее полков отличались храбростью и дисциплинированностью, способны были с честью нести какой угодно вид службы, но таких полков было очень мало. Огромная масса пехоты была слабо спаяна и поэтому не годилась для полевых действий, хотя и обнаруживала достоинства в окопной войне. Регулярная кавалерия безусловно уступала коннице любой европейской державы. На наиболее высоком уровне стояла артиллерия, полевые полки которой были превосходны; солдаты казались рожденными для своего дела, но офицеры были далеко не на высоте своих задач. Среди иррегулярных войск албанцы и босняки проявили себя хорошими партизанами, но вместе с тем годились для защиты укреплений. Зато башибузуки оказались почти бесполезными, а то и хуже того. Египетский контингент, по-видимому, приблизительно на том же уровне, что и турецкий низам, тунисские же войска почти вовсе непригодны. Не удивительно, что вся эта разношерстная армия, с таким плохим офицерским составом и такой плохой администрацией, почти совершенно сошла на нет после трех кампаний. Можно, однако, надеяиься, что она все-таки не допустит полчища царя в свою столицу, задержав их у стен Адрианополя и в крайнем случае у сооруженных под руководством английских инженеров полевых укреплениях у Чаталджии, отгораживающих Фракийский Херсонес от Европы…

14 июня 1855…. Мы еще раз обращаем внимание читателя на руского военного инженера Тотлебена, возглавившего после Шильдера военно-инженерную службу русской армии. Он провел осаду и штурм Адрианополя всего за девять дней, что является непревзойденным достижением для подобных дел. Естественно, что он, как и все остальные талантливые русские генералы, является по происхождению прибалтийским немцем ("ostzeiski")…

… Англо-турецкая армия расплачивается за недооценку высшим командованием "слабой позиции" России. Если бы английский корпус Раглана и дополнительные контингенты регулярной турецкой армии были своевременно направлены на Кавказский театр военных действий, они могли бы уже совместно с черкесами очистить Кавказ от русских войск. На весах войны это было бы важнее падения крепостей в Румелии.

21 июня 1855…. Теперь, после падения Адрианополя и уничтожения армии Омера-паши, столицу Османской империи защищают только укрепления чаталджийской позиции, десять тысяч султанских гвардейцев и двадцатитысячный корпус британцев генерала Реглана. Однако русской армии почти невозможно будет ее взять при всем своем численном превосходстве. Укрепления очень солидны и сделаны по последнему слову науки о полевой фортификации. С флангов их прикрывает союзный флот, безусловно господствующий в Черном море не менее, чем в Мраморном. Защищают эти укрепления действительно хорошие солдаты и если их руководители не наделают очень больших глупостей – то на этой позиции поход царской армии должен закончиться…

28 июня 1855…. Нынешняя война собрала очень большой урожай жертв в царских войсках. Внешние успехи не должны закрывать от нас факт их плохой подготовки. За все время существования России русские еще не выиграли ни одной битвы против немцев, французов, поляков или англичан, не превосходя их значительно своим числом. Даже при перевесе сил они всегда были биты другими армиями, исключая пруссаков и турок….

Оставим на время нашего русофоба с его комментариями и обратимся к флотским делам. Адмирал Нахимов, овеянный для двора и публики славой Синопа, а для себя – несущий тяжкий груз того, что на Западе до сих пор именуют Sinop Massacre, груз убежденности, что это лично он нападением на турецкую эскадру в гавани и сожжением города вызвал участие Англии и Франции в войне и гибель своего флота, в той, севастопольской реальности, единственный "не разделял общего восторга". Есть даже намеки на то, что его знаменитые золотые эполеты в окопах Севастополя – признак того, что он искал смерть от вражеского огня и металла. Разумеется, нынче такие вопросы никого не волнуют, современных начальников гекатомбами своих, а тем более чужих жертв не прошибешь.

Нынче самым актуальным вопросом, связанным с личностью адмирала, оказалась его пятая графа. Разыгралась, как это принято в эпоху гласности, бескомпромиссная полемика между семитами и антисемитами. Вопрос, IMHO, не стоит выеденного яйца. Какие-то корни такого рода вполне вероятны, имя Нохим-Нухим-Нахим, действительно, не особенно православное, там оно превратилось в Наум. Но нет же ни малейшего сомнения, что если и так – то крестился не отец адмирала и даже не его прадед. А за два-три поколения семья, да еще по тем временам, должна была потерять не только связи с народом Иакова, но даже и память о таких связях. Значит – коренной русский. В соседней Польше таких шляхетских родов вообще навалом. Как это у Мицкевича: «В гербе у пана крест – в роду у пана выкрест». Нет – начинают всерьез мусолить это дохлое дело. Одни[9]9
  http://www.ruscanada.com/arhiv/02_03_02/5.htm


[Закрыть] на голубом глазу талдычат про великого еврейского флотоводца, другие[10]10
  http://www.friends-partners.org/partners/rpiac/nashsovr/p.php?y%3d2002%26n%3d7%26id%3d2


[Закрыть] с пеной у рта отстаивают исконное славянство, православие и антисемитизм синопского победителя. Некий сын лейтенанта Шмидта[11]11
  http://saturday.ng.ru/post/2000-05-27/7_letters.html


[Закрыть] вообще под этот шум пытается себя записать в посмертные потомки бездетного и холостого адмирала, другой…. Но вот что меня потрясло до глубины души:

Главнокомандующему ВМФ

адмиралу флота

В. И. КУРОЕДОВУ

Докладываю:

С 1996 года периодически в российской, иностранной и зарубежной русской прессе поднимается вопрос о национальной принадлежности адмирала П. С. Нахимова…

Далее подробно излагаются позиции это самой склоки, приводятся резоны в поддержку точек зрения одной из сторон, упоминается тот самый "потомок", и в заключение подпись:

ВРИО Начальника разведки ВМ,

Капитан 1-го ранга

И. Сивенко

6.07.2000 г.

То есть, это у них обоих есть время и желание вот этим заниматься за пять недель до гибели "Курска". Что-то мне кажется, что окажись судьба этих флотоводцев на усмотрении Павла Степановича Нахимова – недолго бы им носить золотые погоны.

Ну, да аллах с ними. В XIX веке своих дармоедов в эполетах хватает. В "севастопольской", будем ее дальше именовать С-реальностью, они были для Нахимова страшней неприятеля. Так, конечно, осталось и в новой, "константинопольской", К-реальности. Однако, ветер удачи тут дул в паруса адмирала намного сильней. Разумеется, Черноморский флот (14 парусных линкоров, 7 фрегатов, 11 военных колесных пароходов и прочее по мелочам) был гораздо слабее, чем англо-турецкая эскадра Дандаса (30 линейных кораблей, из них 18 паровых с винтовым движителем, и 40 фрегатов, тоже в большинстве паровых). Я вас, наверное уже достал насчет винта – пароход и есть пароход, может ходить без ветра, чего еще? Адмирал Корнилов в своем приказе о затоплении кораблей говорил именно об этом: "Товарищи!… Вы пробовали неприятельские пароходы и видели корабли его, не нуждающиеся в парусах? Он привел двойное количество таких, чтобы наступать на нас с моря. Нам надо отказаться от любимой мысли – разразить врага на воде!…". Но винтовые суда – это отдельная песня. Дело тут в том, что у колесного парохода паровая машина располагается выше ватерлинии. Попасть в нее при тех небронированных корпусах – нет проблемы. После этого военный корабль превращается в пловучую мишень. Эти пароходы в основном использовались, как вспомога: авизо, буксиры в безветрии или для поврежденных парусников и т. д. У винтовых пароходов вся машина ниже ватерлинии. Добраться до нее и лишить такой корабль движения крайне сложно по тем временам. Вот если колесных пароходов в николаевском флоте сколько-то уже было, то винтовой фрегат "Архимед" был в единственном числе – построен в С.-Петербурге по скраденным в Англии чертежам. В общем, ловить нам против эскадры Дaндаса было нечего.

Но… Нам как-то все кажется, что П.С.Нахимов командовал Черноморским флотом. А он был только начальником 5ой флотской дивизии, над ним был действительно, что прославленный русский флотоводец – князь Меньшиков А.С., тот самый, который своими дипломатическими негоциациями в Константинополе зажег пожар Восточной войны, а потом в амплуа главнокомандующего военно-сухопутных и морских сил, в Крыму находящихся допустил беспрепятственную высадку союзников в Евпатории, проиграл сражение при Альме, бросил севастопольский гарнизон разделываться с ситуацией и ушел с армией к Бахчисараю. Сколько не ищи – ничего доброго про светлейшего князя ни в чьих мемуарах не найдешь, кроме разве того, что лично воровать не воровал, а зато умел великолепно острить по поводу воровства Клейнмихеля и других своих сотоварищей по управлению Россией. Вот в «константинопольской» реальности евпаторийского десанта и последующих наших поражений не было, тут от него вреда не произошло. Зато тут он регулярно приказывал Нахимову и Корнилову выйти в море и сразить коварных британцев. Поскольку за двадцать лет пребывания в адмиральском звании князь морское дело освоил не больше, чем финский язык в должности финляндского генерал-губернатора, которую он совмещал с прочими своим высокими должностями, то профессионалам удавалось морочить ему голову и флот на напрасную погибель все-таки не выводить. Зато в удачные моменты, когда шторм загонял англичан в гавани, русским фрегатам удавалось напоминать противнику, что Черное море, все-таки, не принадлежит ему полностью.

Конечно, то, что Дандас вместо нелепого набега на Одессу, где был потерян фрегат "Тайгер", в этой реальности пошел в самое слабое у русских место, Керчь и сжег там наш каботажный флот, было для моряков, как нож в сердце. Так же, как английские набеги на Таганрог, Бердянск, Феодосию, уничтожение с моря наших опорных пунктов на Кавказе от Тамани до Сухум-кале, широкая река снабжения оружием черкесских инсургентов. Помимо прочего, адмиралам приходилось каждый раз испытывать на себе ничем не сдерживаемое прославленное княжеское остроумие. Однако профессионалы терпели и на линейный бой с бриттами не поднимались. Так что основные потери флота и армейцев в Крыму были, как и повсюду, от болезней, вызванных отвратительным качеством пищи, поставляемой интендантами остроумного князя.

На обоих, Черном и Азовском морях недоступными для Дандаса остаются только Севастопольская бухта с ее береговыми батареями и Днепро-Бугский лиман, который защищают минные поля и береговые батареи Кинбурна и Очакова. Вот из этих двух убежищ и вырываются иногда военные пароходы, фрегаты и клиперы, чтобы больно укусить Королевский флот, а лучше того – его османских союзников. Англичанам приходится постоянно, невзирая на шторма, держать не меньше половины своих кораблей для блокады и периодической бомбардировки этих русских баз. Совсем у них плохо с собственными базами. Особенно теперь, после потери Варны, занятой русской полевой армией в середине мая 1855 года, как нам и всем читателям "Нью Йорк Дейли Трибюн" уже доложил Ф.Энгельс. Синоп далековато от Босфора, да там после визита Нахимова в роковом октябре 53го живого места не осталось. Приходится в качестве основной базы использовать сам Константинополь и каждый раз проходить Босфор Как уж удается русским шпионам передавать сведения об этом русскому авангарду за сорок миль – неизвестно. Но удается, а дальше работает военный оптический телеграф и проклятый Нахимов знает о выходе английских кораблей в Черное море на несколько дней раньше, чем они подойдут к Херсонесу.

Однажды в конце июня опустившийся над морем туман совсем скрыл от блокадной эскадры контр-адмирала Лайонса все, что происходит на море. Впрочем, у русских же парусники, а ветра нет абсолютно. Тем временем русские отбуксировали свои корабли с помощью гребных шлюпок вдоль знакомого им до мелочей берега на север от выхода из Большой бухты в сторону устья речки Бельбек. Когда подул ветер и туман рассеялся, англичане бросились в погоню за чернеющими на горизонте верхушками мачт русских фрегатов. Они догнали их уже у Евпатории и семафором потребовали сдачи. Истомин на безоговорочную сдачу не согласился, тем более, что уже видны были береговые батареи Евпатории и Сак. Условия капитуляции, на которые он был согласен, скорей походили на торжественную встречу. Лайонс начал предупредительный обстрел, чтобы воздействовать на сговорчивость русского. Истомин огнем не отвечал, но предложил несколько менее наглые условия. Время шло и позиции сторон сближались. Так прошло еще часа три.

Тем временем, под командованием Нахимова из бухты вышли в открытое море десять линейных кораблей и шесть пароходов, на борту которых уже сутки находились 10 батальонов пехоты, казачья сотня и четыре батареи. 13500 человек, 8 шестнадцатифунтовых пушек, 8 пусковых установок и сотня боевых ракет производства С.-Петербургского ракетного заведения, 276 лошадей. Снова, как в сентябре 53го адмирал везет пехотную дивизию. Только на этот раз, не в свою абхазскую Анакрию, а прямо на турецкий берег. Риск велик, но они с Корниловым и генералом Васильчиковым обдумывают эту операцию уже почти год. Трудней всего было уговорить государя послушать специалистов, а не его любимого Меньшикова. Потом собрать отряд для десанта, преодолевая саботаж светлейшего и неповоротливость начальника севастопольского гарнизона барона Остен-Сакена. Тот, как и положено перешедшему в государственное вероисповедание немцу, сильно пересаливал по части православия и народности, дни проводил в молитвах и даже попал именно в связи с этим в персонажи лесковского рассказа "Фигура". Но, судя по дошедшим до нас свидетельствам, молитвы занимали у него несколько больше времени, чем полагается для боевого генерала.

После организации десантный отряд долго ждал у моря погоды – и вот эта погода позволяет, кажется, оторваться от англичан. Еще один отряд из трех пароходов часом ранее ушел на запад, в сторону балканского берега. У них своя задача. Они увели за собой все три корабля, оставленных британским флагманом для наблюдения за русскими. Их далекие дымы из Каламитского залива различит сам Лайонс и поймет, что его провели. Он кинется в погоню за этими пароходами, несмотря на начинающийся шторм и недобитые русские фрегаты. На полное несчастье английского флагмана у авизо, посланного им в Константинополь с известием о непонятных действиях русских, будут небольшие проблемы с паровой машиной, он доберется до цели только через четыре дня. Спустя трое суток авантюрное предприятие Нахимова опять закончилось успехом, как и почти два года назад. 28 июня по русскому календарю (10 июля по новому стилю) на рассвете он начал выгрузку десанта на анатолийском берегу у городишки Карасу, близ устья реки Сакарья в 50 морских милях (91 км по нашему) от входа в Босфор.

Пока известие об урусах добежало по суше до Истанбула, пока союзная эскадра вышла из Босфора и повернула на восток – к ее приходу в шесть вечера пехота и артиллерия князя Васильчикова уже были выгружены и ужинали на биваке в версте от берега, приходя в себя после трехсуточной качки, моряки установили снятые с линкоров пушки на временных береговых позициях и тоже ели вечернюю кашицу, невесело поглядывая на свои погружающиеся в воду корабли, а Нахимов расхаживал в своем знаменитом белом пальто с золотыми эполетами и утешал своих офицеров и матросов: "Жалко корабли, братцы, самому жалко. Но мы и на суше англичанам да туркам себя покажем, а войну мы теперь должны закончить в Царьграде-с. А что они будут теперь по нам бить, пускай бьют – не конфетками, не яблочками перебрасываемся. Мы уже, можно сказать, им за обстрелы нашего Севастополя отомстили-с!".

Вялая артиллерийская дуэль между кораблями Дандаса и береговыми батареями Нахимова продолжалась всего два часа до наступления темноты. У англичан были немного повреждены два парохода, русские потери тоже оказались не так велики. Но в самом конце перестрелки штуцерная пуля, прилетевшая с одного из фрегатов, ударила в лицо, пробила череп и вышла у затылка адмирала. Он уже не пришел в сознание. Плачущий офицер-артиллерист все повторял, что за три минуты до этого он сказал Нахимову: "Павел Степанович, здесь убьют, зайдите за дерево", а тот ответил: "Кому суждено…". Прибывшие вместе с десантом из Севастополя доктора, русский Алексеев и американец Макмиллан в своей палатке пытались что-то сделать – но такие раны и в XXI веке обычно бывают смертельными, а уж тогда, до Листера, до наркоза…

Утром он умер. В каменистой анатолийской земле вырыли персональную могилу для него и общую – для еще сорока пяти матросов и двух офицеров, убитых вечером, из числа шести тысяч моряков, сошедших на берег с кораблей, верхушки мачт которых торчали теперь из воды в кабельтове от берега. Салют над могилами прозвучал в тишине. Английская эскадра ушла, оставив в миле от берега два фрегата для наблюдения. Перестрелка с турецкой кавалерией ближнего паши, которую ночью вели пехотинцы Васильчикова, тоже давно закончилась. В полдень армейцы, подкрепленные морской бригадой, отправились в тот путь, ради которого они три дня качались на волнах – путь на юго-запад от места высадки. Морские канониры заклепали свои тяжелые морские пушки и оставили их в Карасу. Тянуть орудия, каждое из которых весит двести пудов, нечем.