Текст книги "Севастопольская альтернатива (СИ)"

Автор книги: Сергей Эйгенсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Сергей Эйгенсон
(Марко Поло)
СЕВАСТОПОЛЬСКАЯ АЛЬТЕРНАТИВА

Пролог. Альтернативные игры

Не говорите: иначе нельзя было быть. Коли было бы это правда, то историк был бы астроном и события жизни человечества были бы предсказаны в календарях, как и затмения солнечные. Но провидение не алгебра. Ум человеческий, по простонародному выражению, не пророк, а угадчик, он видит общий ход вещей и может выводить из оного глубокие предположения, часто оправданные временем, но невозможно ему предвидеть случая мощного, мгновенного орудия провидения.

А.С.Пушкин, “О втором томе “Истории русского народа” Полевого”

Нынешнее положение нашего Отечества, вообще-то, склоняет к тому, чтобы искать в нашей истории “бифуркации”, точки, где все могло пойти не так, как оно пошло в самом деле. Отсюда и неимоверное число “альтернативок”, сочинений, где история сильно отличается от реальной. Ну, к примеру, юнкерский патруль по-быстрому ставит к стенке Ильича, пробиравшегося в Смольный, как следствие вытекают апофеоз демократии и невиданное экономическое процветание Российской Республики. Или – Иосиф Сталин решительно всё осознал, отказался от репрессий и полюбил после заседаний Политбюро читать с Колей Бухариным на два голоса стихи Оси Мандельштама. Или – барону Врангелю на помощь приходит небольшая команда хронотуристов-шестидесятников. Оснащенные “калашниковыми” и боевыми машинами пехоты, воодушевленные песнями Б. Окуджавы и В.Высоцкого Вооруженные Силы Юга России побивают Красную Армию, делят империю с РКП(б) по 52 параллели и – тоже начинают немедленно в высшей степени процветать, попутно утопляя великобританский Грэнд-Флит в отмщение за старые, нахимовских времен, обиды. А то еще у одного мечтателя глобус выглядит, как у Тосканелли и Колумба – нет обоих американских континентов. Конечно, у России тут и конкурентов не находится. Мне, честно говоря, такие книжки по душе. Хоть там можно найти отдохновение от той мерзости, которую в реале радио, ТиВи и Интернет постоянно сообщают о российских делах.

Одна из таких альтернативок, та, где на мину наскочил не “Петропавловск” с Макаровым, а “Микасу с Хейхатиро Того, a в результате Россия выиграла войну и избежала в ХХ веке революций, Гулага и голодовок, соблазнила и меня. Я попробовал разыграть на эту тему свою версию той забытой войны. Использовал новомодное изобретение А.С.Попова и Г.Маркони, чтобы помочь каперангу Рудневу известить эфирными волнами адмирала Старка в Порт-Артуре о том, что его “Варяг” блокирован японской эскадрой в Чемульпо и надо быть особенно бдительным. Однако ничего не получилось. Выиграть войну в этих условиях романовский режим сумел. Еще бы – и в реале-то завалить медведя самураи смогли только в результате умножения неуклюжести, бездарности русского командования, правительства и самого императора на невероятное, сказочное японское везение и у Порт-Артура, и при Цусиме, и под Мукденом. И – на Дворцовой площади, где русское самодержавие, уже имея на плечах тяжелый внешний конфликт, начало в промежутке между капитуляцией Стесселя и сдачей Рожественского “маленькую победоносную войну” с активной частью собственного народа. Без этой цепи романовских промахов и японских удач каша у микадо никак не сварилась бы. Уж очень несоразмерен был потенциал шестой части света и небольшого архипелага у берегов Северо-Восточной Азии.

Но выиграть мир, суметь извлечь из военной победы пользу для страны и для упрочения своей собственной власти этот режим все-таки не сумел и при нашей с профессором Поповым помощи. Дело покатилось по уже реализованным в отечественной истории рельсам. После разгрома основных японских сил на море и на суше неизбежно появлялся ультиматум президента США Рузвельта и британского премьера лорда Бальфура. Если Россия в угаре побед плевала на него – получалось второе издание Крымской войны, помощь объединенных англосаксов самураям. Если останавливалась – получался новый Берлинский мирный конгресс, император Вильгельм в роли “честного маклера”, “украденная победа”. В обоих случаях романовская империя в дальнейшем вместе с Австро-Венгрией исполняла роль пристяжной при Великогермании в будущей Мировой войне.

В общем, оказалось, что, несмотря на мой первоначальный оптимизм, выхода из тупика отечественной истории на этом ухабе не получается. Стал я искать выше по временной линии. Дошел до уже упомянутой выше Севастопольской кампании. Дай, думаю, посмотрю – что тут можно сделать? Вообще-то, именно этой войне мы обязаны отменой крепостного права, введением хоть минимального земского самоуправления, появлением вместо Ляпкина-Тяпкина чего-то, похожего на нормальный суд. Если резюмировать – эта проигранная Российской империей война положила начало десятилетию вполне эффективных, хотя и не всегда последовательных, реформ и вывела нашу Родину из трясины николаевского блестящего застоя. Устье Дуная – не так, чтобы уж очень великая плата за такой поворот истории. Грустно думать, конечно, о человеческих потерях. Тридцать тысяч убитых, шестнадцать тысяч умерших в госпиталях от ран, еще восемьдесят тысяч – тоже в госпиталях, но от болезней. Но Беломорканал унес, кажется ненамного меньше. А пользы стране почти и не принес. Или взять воронежский флот Петра Алексеича. Народу на строительстве поморили – уйма. А флот все одно под конец пришлось спалить по условиям Ясского мира.

Так что эта проигранная война чуть ли не единственная за последний романовский век дала положительные результаты. Но – это так кажется с первого взгляда. Давайте, все же, прокачаем и другие версии. Понятно, что победа русских парусников над европейскими винтовыми пароходами, чищенных кирпичом фузей над нарезными штуцерами союзников или, к примеру, полноценное, без воровства, снабжение солдат армии Меньшикова сухарями и шинелками – это уже даже не фантастика, а просто волшебная сказка. Тут даже Старик Хоттабыч вряд ли справился бы. Так что единственная возможность не сдавать Севастополь – это, если союзники туда вообще не придут. Мало ли мы с турками-то воевали – но обычно европейцы ограничивались сочувствием османам, а своим жизнями жертвовать избегали. Кроме вот этого самого случая. А тут объединились, положили тоже сотню тысяч своих на бранном поле да в госпиталях от болезней, но нашу империю поставили на место надолго. В определенном смысле – до 1945 года.

Сейчас эту войну поминают редко, гораздо реже, чем лет пятнадцать назад. Да и тогда она была заслонена спорами о реформах Александра Второго. А ведь та жизнь, которую мы прожили до Горби, больше уж походила на николаевские времена. Да и после… сходства было много больше, чем хотелось. Конечно, отличия были и есть, но, в основном, они касаются, как сказал бы профессор Воланд, “аппаратуры”, технической стороны жизни. Появились железные дороги, полетел аэроплан, приказы об оброке идут уже не поштой к бурмистру, а передаются по телефону в правление колхоза. Недалеко и до Интернета. Ну и что? Разница между резолюцией Николая Павловича на деле о постройке Тульского шоссе ”Денег нет. Шоссе нет. И виноватых нет” и словами Ельцина перед телекамерами; ”Черт знает, куда подевались 800 миллионов, выделенных на восстановление Чечни!” – все одно невелика.

Так может, все-таки стоит повспоминать то время и ту порядком позабытую войну? Те дела уж никак не переделать – но, может, найдем в этих играх что-нибудь, что поможет понять нашу последующую историю? Или даже и будущее?

Часть 1. ЭСКАДРА УХОДИТ НА ЗАПАД

Капитану первого ранга, профессору А.В.Платонову с глубоким уважением

Глава 1. Давние истоки (Россия, Англия и Франция в Новом Времени)

Нельзя же двум великим историческим личностям, двум поседелым деятелям всей западной истории, представителям двух миров, двух традиций, двух начал – государства и личной свободы, нельзя же им не остановить, не сокрушить третью личность, немую, без знамени, без имени, являющуюся так не вовремя с веревкой рабства на шее и грубо толкающуюся в двери Европы и в двери истории с наглым притязанием на Византию, с одной ногой на Германии, с другой – на Тихом океане.

А.И.Герцен. «Былое и думы»

Ну, что нам англо-французов в одиночку не побить, это уже тульский косой Левша знал после своей первой зарубежной командировки, задолго до рокового 1854 года. Тут вообще очень интересный получается расклад, если задуматься над историей войн и вообще отношений между этими тремя ведущими по тем временам державами. Что главное в Европе противостояние происходит через двадцатимильный Па-де-Кале – это стало ясно сразу, как отдала Богу душу мадридская мечта о всемирной габсбургской католической империи. И было так триста лет до последних десятилетий XIX века.

По первости нас в этих делах не было вообще. То-есть, не то, чтобы о нас совсем никто не слышал. Слышали, вот и в четвертой части "Приключений Робинзона Крузо" герой из Даурии в Европу добирается через Сибирскую Тартарию и ее столицу Тобольск. Волки, медведи, казаки, туземцы. Крузо вместе с Пятницей едут в санях, очень получается похоже на «Приключения барона Мюнхгаузена». Но в большой европейской и мировой игре мы участвовали немногим активнее, чем эфиопский негус негусти.

С Петра Преобразователя дело пошло иначе. Появился новый энергичный и хищный субъект Большой Игры, вывел из гроссмейстеров этой игры Швецию, привел к знаменателю еще одну почти великую державу – Польскую Речь Посполиту и стал потихоньку задвигать саму Османскую империю. Конечно, успехи его чередовались с накладками вроде Прутской капитуляции. Но считаться с Россией теперь надо было по большому счету. Стоит ли такое дипломатическое и военное величие потери одной шестой населения, разделения русских, по сути, на две нации, вестернизированную и традиционную, жестокого усиления крепостной зависимости – это тема для отдельного разговора. Но это цена была заплачена и Россия вошла в круг великих держав Европы и мира.

Правда и то, что мы с первой минуты повели себя в этом кругу именно что, как медведь в посудной лавке. Вроде бы, после Полтавы Северная война должна немедленно закончиться, а она продолжается еще двенадцать лет. За это время Петр Алексеевич сумел создать неформальную антирусскую коалицию по поддержке шведов с участием заклятых соперников из Версаля и Сент-Джемса, всех практически немецких княжеств, кроме ручной Пруссии, и даже своих задушевных друзей из голландских Генеральных Штатов. Аналогия припоминается только одна – дружное сочувствие всего мира финнам в Зимнюю войну. На чем же сумел Преобразователь объединить против себя всю Европу? На мекленбургском вопросе, на мекленбургской стоянке русской армии.

Дело, если кто запамятовал, обстоит так, что он сосватал тамошнему герцогу Леопольду свою племянницу Екатерину Иоанновну, вроде того, как курляндского герцога директивно женил на Анне Иоанновне. Когда его новый "двоюродный зять" поссорился, как это было в те времена принято, со своим ландтагом из-за бюджета и прав сословий, северный император, недолго думая, оккупировал Мекленбург, ввел там самодержавие, заключил договор о мире, дружбе и покровительстве – в общем, повел себя, как Леонид Ильич в Праге или Кабуле. Жители в страхе перед русскими комендатурами сиганули в другие немецкие княжества, благо Стену типа берлинской в тот раз выстроить не успелось. Вот они-то, мекленбургские беглецы, их рассказы о порядках в российской зоне оккупации, и заразили всю Западную Европу русофобией, что и затянуло давно пришедшую к логическому концу войну. Пришлось все-таки войска в конце-концов забирать, оставлять князька договариваться с сословиями без помощи российской "крыши" и временно прощаться с мечтой о ГДР. Больше, чем на два века. Так что главным плодом этой петровской затеи оказалась новорожденная Анна Леопольдовна, будущая брауншвейгская принцесса и недолгая российская правительница. Даже когда русский престол пустовал после смерти Петра II, Верховный Совет обратился в поисках кандидатши в Митаву, на свою, как потом оказалось, голову. Проживавшая прямо в Питере вдовствующая Екатерина Мекленбургская очень уж зарекомендовала себя пьянками, поблядушками и экстравагантными выходками, что и дало ей прозвище "Дикой герцогини".

Но мечты об утверждении на Западе, видимо, остались. Много лет назад мне, как и многим другим советским людям, пришлось прочитать книжечку Черняка "Пять столетий тайной войны". Читать-то, в принципе, было нечего, а большинство других способов развлечься было недоступно. Разве что кроссворды. Да и то… Сканвордов в СССР еще не было, крестословицы с рисунками в "Науке и Жизни" появились попозже, ну, а на "Огоньке" надолго мозги не займешь. Вот, значит, рассказы этого самого Черняка о тайных службах Эскориала, Версаля и Сент-Джемса представляли очень большой ресурс для отечественных интеллигентов, там более, как сказано, ни Марининой, ни Акунина, ни Дашковой еще не изобретено. Кое-что из тех сюжетов потом пережевал Пикуль и этой жвачкой накормил публику еще разок в обмен на макулатуру.

Помнится, что отдельно и подробно там обсуждался вопрос о "Завещании Петра Первого". Особый упор и у Черняка, и у Пикуля был на половую принадлежность шевалье д" Эона, притащившего это самое завещание на Запад. Не помню подробностей, но – то ли он был трансвестит, то ли педераст, то ли русофоб. В общем, делался вывод, со ссылкой на больших ученых и авторитетные НИИ по исторической промышленности, что "Завещание" это самое – полная фальшивка с целью подкопаться под миролюбие, доброжелательность и бескорыстную интернациональную помощь нашего начальства от Петра Великого и до лично Леонида Ильича. Тем более, помнится, упоминалось, что русского текста никто и не представил – только французский пересказ, использованы слова, которых Петр Алексеич никогда не употреблял, например – "Германия" вместо тогдашнего привычного "Империя" и т. д..

С моей скромной IMHO – все эти исследования относятся к категории, как говорил наш водила Толян, "мудовых рыданий". Для меня эта текстологическая деятельность абсолютно неинтересна, тем более, там же обозначено, что шевалье этот самый никогда и не говорил, что спер подлинник. Он, будто бы, уверял, что, имея интим не то с женой начальника секретки при Елизавете Петровне, не то с самим секретчиком, в моменты передышек прочитал, благодаря острому уму и твердой памяти запомнил, а на досуге записал на более ему знакомом французском наречии. Ну, а по возвращении из варварской империи продал заинтересованным инстанциям. Так что – не в текстологии сила! Сила, как говорил покойный Бодров, в правде. То есть, если сравнить, что там, в этой русофобской фальшивке, нарисовано с реальной российской историей времен, последующих после середины XVIII века, когда эта бессовестная подделка впервые всплыла – то и вопросов не должно оставаться.

А написано там, сколько помню, что всеми силами наследники великого царя должны:

– Пробиваться к теплым морям, в Средиземноморье и к Индийскому океану;

– Польшу ослаблять как можно больше, а потом проглотить;

– Турция также назначена к съедению, но не вдруг, а постепенно, с этой целью возбуждать постоянно христианских и славянских подданных султана, создавая поводы для войны;

– Создавать поводы к занятию соседних стран, формально их к России не присоединяя;

– Разведывать пути в Индию и Китай и завоевывать понемногу страны на этих путях;

– Германию (в смысле, Империю) лучше всего держать разделенной, не давая объединяться, чтобы не представила, не дай Бог, угрозы нашим планам;

– Прямого столкновения с Францией и вообще великими державами Запада пока что избегать.

– Так вот постепенно сжирать соседей, пока не наберемся сил, а уж тогда…

Ну и скажите, положа руку на сердце – разве это все имеет что-нибудь общее с нашей внешней политикой за эти три века? Миролюбие Екатерины Великой, Николая Павловича или хоть Иосифа Виссарионовича – лучшее опровержение всех таких клевет!

Но вот что бы кто бы про Россию не измыслил – все верят безоговорочно. Такое впечатление, что они там, wo die Zitronen blühn, который век сидят и ждут – когда уж с северо-востока придут их завоевывать? Желание-то, может быть, и есть. "Раскосые и жадные очи" мы предъявить сумеем. То поздний Екатеринин амант Платон Зубов вычерчивает будущие границы Российской империи с шестью столицами: С.-Петербург, Москва, Берлин, Вена, Константинополь и, почему-то, Астрахань. То великий поэт и простодушный публицист Федор Тютчев изображает в стихах:

 
Москва, и град Петров, и Константинов град -
Вот царства русского заветные столицы…
Но где предел ему? и где его границы -
На север, на восток, на юг и на закат?
Грядущим временам их судьбы обличат…
Семь внутренних морей и семь великих рек…
От Нила до Невы, от Эльбы до Китая,
От Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная…
Вот царство русское… и не прейдет вовек…
 

Не слабо, конечно, но то ли он в прозе писал, а западные газеты с удовольствием перепечатывали?

То газета "Правда" начинает под новый, 1941 год гадать о сроках, когда уже последняя капстрана попросится республикой в Союз Советов. То есть, по части ля-ля мы такие Аники-воины – всех загрызу, держите меня четыре человека! Но рук загребущих к завидущим глазам обычно не прилагается. В одна тысяча девятьсот сорок пятом мы и той половиной Европы, которую удалось прибрать, подавились настолько основательно, что в конце концов вернулись к границам времен Алексея Михайловича. А других ситуаций российской гегемонии на континенте и не бывало.

Скажете – при Александре Благословенном? Казачки на Монмартре, башкирцы в Фонтенбло, Российский император – глава Европейских монархов. Ну и? Посадили на шею европейским народам их же собственных потентатов из предыдущей исторической главы, создали вместе с местными слово "бистро", перезаразили гвардию триппером да вольномыслием и отвалили назад, ничего для себя из этого покорения не получив, кроме изжоги. Талейран нас в рамки ввел, ни солдат, ни пушек за спиной не имея, единственно, личную смекалку. Суворов в Италии и Швейцарии? Турпоход, так ведь ничем и кончилось. Только этот маршрут тем и памятен, что единственная за нашу историю война в горах, где мы аулов не сжигали и аманатов не уводили. За это потрясенные швейцарцы до сих пор марки с Александром Васильичем печатают.

Если б боги дали мне легкое перо и беспривязную мысль наших нынешних спецов по метаистории – Дугина, Паршева, Фоменко с Каспаровым, Эрнста Мулдашева, им же нету числа – я бы нашел объяснение на один раз. Получилось бы так, что где-то в глубинах подсознания западноевропейцев залегли воспоминания о двух великих нашествиях именно, что с востока. Первое где-то шесть-семь тысяч лет тому, когда индоевропейские племена культуры "боевых топоров" свели своими излюбленными сельхозтехнологиями, подсечным земледелием и веточным кормом для скотины, роскошные леса нынешнего Черноземья. Оно и знаменитый Русский чернозём-то образовался, если верить почвоведам, за последние семь тысяч лет именно потому, что те леса были сведены. Но тогда до чернозема еще было шапкой не докинуть, жрать Боевым Топорам стало нечего – они и завоевали с голодухи Западную и Северную Европу, истребив, ассимилировав или загнав в горные неудобья древние племена Раковинных куч, Лабиринтов и прочих неиндоевропейцев. Так до нашего времени и остались от тех пор, кажется, одни только баски.

Второй такой случай зафиксирован уже не только в подсознании и археологических артефактах. Тут хватает письменных свидетельств, которым только вышепомянутый Фоменко да его прихожане и не верят. Это когда с востока и севера нахлынули варварские племена на римский лимес, снесли плотину и утопили в своей "военной демократии" античную цивилизацию. Кто под напором пришедших из Азии гуннов, кто просто узнав по слухам, что Галлия или Римская Британия плохо лежат. Так что – случáи такие наблюдались. Даже дважды. Только вот мы к этому никакого отношения не имеем. Наши с вами предки – это как раз те из индоевропейцев, у кого не хватило быстроты реакции, кто остался в самых последних рядах экспансии Боевых Топоров, запнувшись за знаменитую нулевую изотерму. И те, кто при Великом Переселении Народов за Рейн и Дунай не добрались, римского богатства и земель не понюхали, удовольствовались тем, что заняли стойбища по Одеру, Висле и Лабе, брошенные германцами, ушедшими к теплым морям. Даже тогда, когда, наконец, проснулись и славяне, начали грабить Восточную Римскую Империю, переправляться за Дунай и Драву – предки восточных славян, и особо великоруссов, это именно те, кто предпочел кровавым схваткам с византийскими комесами тихий сбор ясака с мери, мокши, голяди и чуди белоглазой. Это как раз предки Джонсов, Дюпонов, Шмидтов и Петерсенов – те бойкие, сообразительные и авантюрные ребята, которые дважды завоевали для себя и своих потомков Европу шесть и полторы тысячи назад. Не наши с вами.

Так что, есть смысл со всеми этими измышлениями пока завязать и вернуться намного ближе к нашим дням. Мы с вами сейчас попробуем проследить шаг за шагом отношения в треугольнике Россия-Англия-Франция, как они складывались по факту со времен Петра Великого и до 1917 года, сильно смешавшего все эти расклады. По сути, в 1917 м началась Вторая Европейская общеконтинентальная гражданская война, которая длилась лет сорок и во многом напомнила Первую – ту, что бушевала после Реформации в XVI–XVII веках, из эпизодов которой мы с вами больше всего помним самый длительный, Тридцатилетнюю войну. Но это, как говаривал Саша Привалов, совсем другая история. Турецкие же дела, игравшие такую большую роль в русской политике от Петра I до Николая II, позже уже оказались только одной, и совсем не самой важной, из десятков шахматных досок, на которых больше семидесяти лет происходил сеанс одновременной игры коммунизма с капитализмом. Удачный ход Ленина с поддержкой Кемаля-паши против Антанты – джокерное томление Турции во время Второй мировой в поисках наилучшего покупателя-покровителя – блок на пути Сталина, выставленный доктриной Трумэна – обмен хрущевских ракет на Кубе на "Юпитеры" Кеннеди в Турции и Италии. А больше и вспомнить об этом ТВД нечего. На мой дилетантский взгляд, тут дело не в смене российской идеологии и формы правления, а в военно-технической революции XX века, сделавшей тему о Проливах и Черноморском флоте неактуальной.

В приложении[1]1
  http://zhurnal.lib.ru/editors/p/polo_m/sevastopolp1.shtml


[Закрыть] я попробовал делать экстракт из довольно большого количества материалов. Надо сказать, что лапши тут навешано немало, потому, что на каждой публикации лежит отпечаток двух времен – того, о котором пишется и того, в котором пишется. Ну, можно ли ожидать акцента на русско-английских конфликтах в советской статье 1942 года? Или доброго слова о союзнике супротив якобинцев адмирале Нельсоне в нашей же книжке о Федоре Ушакове, изданной году в пятидесятом? У нас об ту пору полагалось поливать грязью не то, что одноглазого англичанина, а и собственного ушаковского начальника контр-адмирала Войновича, имевшего неловкость уродиться сербом, что в пятилетку ненависти к Тито было совершенно бестактным. Вообще, это ситуации достаточно оруэлловские, ну, а наши историки да публицисты могут ребятам из Минправды дать сто очков вперед.

Так я говорю, кто хочет – может просмотреть эту таблицу[2]2
  http://zhurnal.lib.ru/editors/p/polo_m/sevastopolp1.shtml


[Закрыть] с ее 29 сменами позиций в па-де-труа Англии, Франции и России за 230 лет с 1688 по 1918 год. Это значит, что средняя продолжительность каждого расклада отношений дружбы и вражды – восемь лет. Трижды за жизнь каждого поколения выяснялось, что вчерашний заклятый враг сегодня оказался верным другом и союзником. Я же сказал – оруэлловщина. Правда, относится это в полной мере только к российско-западным отношениям. Уровень любви и ненависти на участке Кале-Дувр был значительно более устойчивым параметром. Что, как кажется, говорит о некоторой вторичности отечественной внешней политики. Но давайте поподробнее. Границы временного интервала выбраны, конечно, не случайно. 1688й – это год, достаточно заметный в истории любого из партнеров.

В Англии это Славная Революция Уильяма III Оранского, год, когда политические силы королевства, уставшие, как и народ, от полувековой гражданской войны, договорились о компромиссе. Чтобы не вдаваться в подробности, отошлю читателя к гениальным "Пуританам" Уолтера Ската, которого мы в России на немецкий манер обзываем Вальтером Скоттом. Сам эту книжку обожаю, делю восторг с Григорием Александровичем Печориным, читавшим, как помните, именно ее в ночь перед дуэлью, и Вам рекомендую. Еще подсказал бы "Одиссею капитана Блада", но это для людей с совсем простыми вкусами, вроде как у меня. Собственно, история Британии с этого момента стоит уже на постоянных рельсах современности. Нынешние ихние начальники имеют достаточно слабое отношение к генералу Кромвелю, лорду Бэкингему или королю Лиру, но они – прямые преемники длинной министерской череды вигов, тори и лейбористов, управлявших страной со времен подписания "Билла о Правах".

Во Франции внутри страны ничего особенно не происходит. Ее Революции ждать еще целый век. Нантский эдикт уже отменен, гугеноты бегут в Пруссию, Швецию, Голландию, Южную Африку целыми общинами, в темпе евреев, покидающих СССР перед его кончиной. Версаль строится, жаки платят налоги. Можно позаниматься соседями, повоевать сразу с Алжиром, Генуей, Империей, Баварией, Австрией, Испанией, Пфальцем, Швецией, Саксонией и, неприятная неожиданность, Англией. Как выяснилось, новое английское правительство совсем не собирается спокойно наблюдать, как Людовик XIV покоряет Европу. При Якове II Стюарте этого не было, король Англии, Шотландии и Ирландии предпочитал воевать с собственными диссидентами. Вот с этого момента и начинается затяжное противостояние Англии и Франции, которое будет определять судьбы Европы, Северной Америки, Ост– и Вест-Индии следующие полтора века.

У нас в Московии идет последний год правления царевны Софьи Алексеевны и ее бойфренда, великого политпрожектера, Горби XVII века – Василия Голицына. В следующем году софьин путч начнется и кончится так же бесславно, не взрывом, а всхлипом, как через три столетия путч ГКЧП. К власти как бы придет ее младший брат, но к реформам, к которым он склонен никак не меньше сестры и ее фаворита, он пока не приступит. Свалит хозяйство на маму Наталью Кирилловну и ее приближенных бояр, а сам еще несколько лет будет резвиться со своими Анками, Францами, Алексашками, пьянкой, водным туризмом и ролевыми играми. Но вот когда он приступит к делу – никому мало не покажется. А пока у России своя компания – Польша, Турция, иранский шах, крымский хан, манчжурский император Шэнь Чжу с девизом Кан Си (процветающее и лучезарное), которому как раз в будущем году придется навечно (как будто есть что-то вечное на свете!) уступить земли по Амуру, те самые, где мне придется служить лейтенантом спустя двести восемьдесят лет. Но вот-вот, как уже говорилось – появимся и мы, московиты, за большой европейской шахматной доской.

Концом периода наблюдений мы примем незабываемый тысяча девятьсот восемнадцатый, конец Новой Истории с ее балансами сил и концертами держав, начало нового века, века Аушвица, Беломорканала и Хиросимы, века смертных идеологических противостояний, демонизации противника, тотальной пропаганды и массового энтузиазма. Для Франции и Великобритании это год Победы, год максимального, как позже оказалось, расширения империй. Дальше – уже падение, уход с авансцены Истории в обеспеченную пенсионную жизнь, прощание с майками лидеров. Для нашего Отечества это дата анонсированного четырьмя годами ранее превращения войны народов в войну классов. Год Бреста, сжатия совнаркомовской России до границ доермаковских времен, отделения окраин, голодухи и Большой Крови. В частности, год гибели семейства Романовых, 26 бакинских комиссаров и еще примерно миллиона жителей империи в первых катаклизмах гражданской войны. Войны, которой длиться еще четыре года.

Период, как видим, получается большой, двести тридцать лет. Но внутри его можно еще выделить два сильно отличающихся этапа. Первый – с 1688 года до первых посленаполеоновских лет. Что-то получается около ста тридцати лет бескомпромиссной вражды между островом и континентом. Ни одного года союза Англии с Францией ни по какому поводу за этот отрезок времени нам не найти, хотя до этого можно отыскать всякое: от Столетней войны до антигабсбургских союзов Анри IV Бурбона с Елизаветой I Тюдор и кардинала Мазарини с генералом Кромвелем. Сорок четыре года официального состояния войны между королевствами, не считая мелких конфликтов в колониях. Половина этих военных лет приходится на противостояние островитян революционной и потом наполеоновской Франции, закончившееся под Ватерлоо английской победой, но не раз ставившее Великобританию на край пропасти. Мы в эти тринадцать десятилетий, в общем-то, оказываемся в ситуации жесткого выбора, tertium, так сказать, non datur. Либо мы имеем любовь с Лондоном, либо с Парижем. Как раз и получается – шестьдесят семь лет английского союза и пятьдесят пять французского. Разница – на переходные периоды от одного аманта к другому и пару лет ровных отношений к обоим. Ситуация англо-французского, хотя бы не союза, но параллельного противостояния России в этот период реализуется всего на несколько месяцев именно в связи с помянутым ранее мекленбургским эпизодом. И еще – в первый период Венского конгресса, когда Талейран, напугав вусмерть страны Запада казаками, создал на скорую руку дипломатический блок Англии, Австрии и Франции против притязаний России на Великопольшу и Пруссии на Саксонию.

Вот следующие сто лет будет по всякому. То французы под белой кокардой Бурбонов давят испанскую революцию, а британский премьер Каннинг вместе с североамериканским президентом Монро не дает России и Австрии распространить интервенцию на Западное полушарие. То Франция и Англия во главе альянса конституционных государств объединяются против России, Австрии и Пруссии в горячем, но чисто моральном сочувствии польскому повстанню. То Россия всеми силами способствует прусской расправе над ее, России, крымскими обидчиками Австрией и Францией. То канцлер Горчаков демонстративно не дает Германии добить эту же самую Французскую республику. То призрак новой Крымской войны после нервных английских и австрийских нот останавливает русские войска в Сан-Стефано, всего в нескольких милях от вожделенной Айя-Софии. Общей чертой этого столетнего периода было то, что почти до самого его конца почти в любых раскладах Российская и Британская империи были по разные стороны барьера, а переменчивые англо-французские отношения ни разу до войны не дошли.