Текст книги "Красная весна"
Автор книги: Сергей Кургинян
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
Конечно, отношения человека с Природой не могут быть сведены только к вражде и войне. Ибо, уничтожив такого врага, как Природа, человек уничтожит и себя самого. Да и нет у человека реальной, неспекулятивной, возможности выдвижения (а уж тем более осуществления) такого амбициозного проекта, как абсолютное уничтожение Природы. Уничтожить себя человек может. Он может уничтожить всё живое. А также планету, на которой живет. Но ведь не природу как таковую! Конечно, в плане философско-религиозного умозрения человек может, посетовав на несовершенство и природного, и слабо выделенного из него социального Бытия, обсудить сворачивание всего несовершенного Бытия во имя утверждения в неких абсолютных и непререкаемых правах того, что является антитезой Бытию. («Небытия», «Ничто» и так далее.) Но даже при предельной накаленности таких сетований (имеющей место, конечно же, в крайнем, так называемом «ликвидационном» гностицизме), человек не заявляет о самом себе как о субъекте, осуществляющем ликвидацию всего Бытия и утверждение его фундаментальной Антитезы в качестве абсолютной, вездесущей, всепобеждающей нормы, на которую впредь никто и никогда посягать не будет.
Человек лишь апеллирует к трансцендентальному субъекту, олицетворяющему такую амбицию. И считает его Абсолютом, предвечной Тьмой или как-либо еще. Далее он выявляет то, что, существуя, наиболее созвучно этому Началу, то есть «Небытие в Бытии». Упрощенное и более наглядно сочное (то бишь «народное») представление о том же самом может быть получено, если Небытие уравнять со Смертью, а Бытие – с Жизнью. Тогда вместо «Небытия в Бытии» мы получим «Смерть в Жизни». То есть «Смерте-жизние». То есть ту самую Беременную Смерть, которая является подлинной Хозяйкой карнавально действа, восхваляемого консультантом К-17 Михаилом Бахтиным за выворачивание наизнанку всех норм и ценностей.
Впрочем, плебейские карнавальные «антимессы», творимые во славу беременной чем-то Смерти, призваны активизировать темную, смертную энергию тех слоев общества, которые «сами» активизаторы называют «хавающим пиплом». И никто из активирующих не будет посвящать «активируемых» даже в профанные игры с этой самой Беременной Смертью. Зачем грузить перестроечных лохов? А ну как испугаются, отшатнутся? Лохов накормят снятием осточертевших «табу», переходящим в отрицание любого верха и прославление любого низа! Их раскрепостят, запрограммируют на отключение от любых позитивных ценностей, любых высоких идеалов, любого смысла, в том числе и революционного.
Может быть, вожакам подобных перестроечных толп, этим актерам, исполняющим роли народных лидеров, режиссеры массового представления что-нибудь расскажут о «карнавале как активаторе протеста». Всё же остальное – внутренняя кухня, на которую вхожи только режиссеры, имеющие разную форму допуска. Тех режиссеров, которые не допущены в святая святых, посвятят только в тайны, связанные с беременностью «Матушки Смерти». Те же, кого в святая святых допустят, узрят «Беременное небытие» (то есть Небытие в Бытии) и причастятся тайн Небытия Абсолютного.
Создается закрытая структура. Цели – освобождение мира от советизма и коммунизма, освобождение России от тянущих ее черт-те куда окраин, населенных «чурками», модернизация России и обеспечение окончательного, глубочайшего вхождения России в Европу, то есть освобождение Европы от тысячелетней расчлененности, а России – от тысячелетнего «пикника» на европейской «обочине». Амбициозные цели? Безусловно! Но при всей амбициозности этих целей, при всей невероятной трудности их реализации и при всей масштабности последствий, порождаемых достижением этих целей, они по тем же параметрам (амбициозности, затратности и всемирно-исторической значимости) в подметки не годятся той цели, которая вдохновила Россию в 1917 году.
Построение коммунизма – это суперцель. И не всемирно-историческая, а сверхисторическая («из царства необходимости – в царство свободы»). Есть Злое царство этой самой Необходимости. И злое воинство, которое хочет сковать человечество целями эксплуатации, отчуждения, убиения высшего человеческого начала. А есть доброе царство, СССР. И мы – воины, сражающиеся за право человечества восходить, право человека обрести совершенно другое, неизмеримо более светлое Бытие. И самому стать при этом другим – неизмеримо более возвышенным, развитым, целостным.
Есть пролитая за победу Светлого царства кровь. Есть таинство присяги: «Клянусь сражаться до последней капли крови за наши светлые идеалы». Присягают один раз в жизни. Ибо, присягнув пролить свою кровь, ты символически вошел в братство, связал себя с братьями неразрывными узами.
Разочаровавшись в идее коммунизма, возненавидев эту идею, ты не уходишь в отставку, не пускаешь себе пулю в лоб. Ты никогда не очаровывался идеей коммунизма? Тогда твоя присяга – просто липа. А чему ты присягал? Ничему? Тогда ты чужд всяческой трансцендентальности. А если ты ей не причастен, то кто ты такой? Ты чужой в высоком мире! И в этом качестве чужака ты хочешь построить равноправные отношения с представителями Запада, которые в своем высоком мире никоим образом не чужие.
Карнавал, изучаемый (и моделируемый!) Бахтиным по заказу К-17 – это еще не Высокий мир. Но это, конечно же, ключ, открывающий дверь в мир высокий и невероятно зловещий. Бахтин, к примеру, входил в организацию «Телема», а значит, с высоким миром он был на дружеской ноге.
Человек по фамилии Бахтин может – с отвращением или с радостью – войти в любые отношение с шефом КГБ Андроповым и руководимой Андроповым закрытой элитной структурой К-17. Но К-17 нужен не просто человек Бахтин, а одноименный мыслитель. Который, будучи связан с высоким миром и вовлекаясь сам в проект К-17, не может не вовлечь этот проект в свой зловещий высокий мир. А, вовлекаясь в проект К-17, разрушающий чужое высшее начало (которому авторы проекта ранее присягали) и не имеющий своих связей с миром, равным по высоте идей миру разрушаемому, высокий мир Бахтина подчиняет себе К-17.
Но как бы существенно это ни было, важнее всего другое. Почему прервалась связь советского и коммунистического со своим высоким миром? Ибо если бы такая связь не прервалась, то огромное количество людей, дававших присягу защищать советское и коммунистическое до последней капли крови, защищали бы это доброе царство от царства зла. Защищали так, как подобает подлинным воинам. И если бы это было так, то никакой К-17 не мог бы ничего разрушить. Никакой Бахтин ни в чем бы не преуспел. Никакие американцы – хоть тебе Буш, хоть Клинтон – не поколебали бы сверхдержаву, разгромившую Гитлера. Значит, не нашлось необходимого числа подлинных воинов, готовых защищать СССР и коммунизм так, как клялись – до последней капли крови.
А почему не нашлось необходимого количества подлинных воинов? Членами КПСС в 1985 году были 20 миллионов советских граждан. Разумеется, часть коммунистов вступила в партию из конъюнктурных соображений. Но сколь велика была это часть?
Если она составляла больше 50 %, то это не может быть объяснено только наплывом конъюнктурно настроенных соискателей. Партия – это в том числе и система фильтров, препятствующих проникновению конъюнктурщиков. Если их оказывается в партии больше 50 % или больше 90 %, то система фильтров отсутствует. Или, напротив, фильтры отсеивают не конъюнктурщиков, а честных убежденных людей, преданных СССР и делу коммунизма так, как подобает воинам, людям чести.
Кто же перенастроил фильтры? Ведь их настраивали не в КГБ, а в партийном аппарате!
Если же фильтры не были перенастроены, то в партии должно было оказаться… ну хорошо, не 10 миллионов подлинных воинов, а 1 миллион. А ведь достаточно было иметь триста тысяч таких подлинных, убежденных, самоотверженных воинов, чтобы все планы К-17 и прочих антисоветских, антикоммунистических сил рухнули.
А армия? Там ведь тоже присяга! «Есть такая профессия – Родину защищать!» Профессия-то есть, только вот нет Родины, того великого социалистического Отечества, которое клялись защищать до последней капли крови!
А КГБ? Не маленькая элитная когорта «касемнадцатых», а гигантское сообщество людей, опять-таки специально отобранных, дававших клятву и… не давших отпор врагу ни в перестроечное лихолетие, ни в 1993 году.
Конспирологи судачат на тему завербованности Горбачева американцами. Предположим, что это так. И что же?
Американцы завербовали большинство членов ЦК? И потому ни на одном из пленумов не сняли предателя Горбачева?
Американцы завербовали большинство делегатов XXVIII съезда КПСС? Факт предательства Горбачева был уже очевиден. Но ведь съезд не снял Горбачева, не исключил его из партии! Почему?
Американцы завербовали большинство депутатов, голосовавших за Горбачева на съездах народных депутатов СССР?
Американцы завербовали сотни тысяч московских коммунистов, не вышедших на улицы ни в 1991-м, ни в 1993 году, когда их выход на улицы мог бы реально повлиять на судьбу страны и на ход мировой истории?
Те же вопросы можно задать и в случае, если вместо заговора американцев речь пойдет о заговоре К-17. Конечно, у КГБ, работающего почти бесконтрольно на собственной территории, возможностей гораздо больше, чем у ЦРУ, работающего на чужой территории в неизмеримо менее комфортных условиях.
Но всех не завербуешь! И, раз уж начался этот крайне неприятный разговор, то кроме КГБ, армии, КПСС и прочих наиважнейших структур, есть еще и народ. И он в решающий момент сам должен спасать Отечество, завоевания социализма. Да, он сам по себе не является организованной силой. Но при избрании Ельцина в 1991 году президентом РСФСР не недостаток организованности помешал народу проголосовать против Ельцина. И не махинации чиновников. Выборы тогда и впрямь были честными. И что же?
Референдум «Да-да-нет-да».
В апреле 1993 года на очень важном референдуме, вошедшем в историю под названием «Да-да-нет-да», народ не отказал Ельцину в доверии так, как мог бы. Он Ельцина и не отверг, и не поддержал. А ведь Ельцин уже совершил все свои преступления. Он обокрал народ, разрушил страну. И что же?
В сентябре 1993-го, после вопиющего по беззаконности Указа № 1400, народ не пришел к Дому Советов, не откликнулся на призыв избранных им же народных депутатов. А ведь депутаты, в отличие от членов ГКЧП, и законодательно были правы на 100 %, и к народу очень страстно обратились за помощью. Что помешало тогда народу поддержать врагов предателя-Ельцина? Страх перед Ельциным? Не было еще тогда этого страха. Притягательность нового высокого идеала? Какого идеала? – всё идеальное Ельцин к этому моменту уже перечеркнул! Он апеллировал не к Духу, а к Чреву. И – выиграл. А значит, Чрево на тот момент победило Идеальное как таковое. Почему? Да, на это работал и К-17, и пакостная стратегия карнавала, и интеллигенция, ненавидящая свой народ и его Историю, и Запад… Но если народ силен, то всем этим его врагам «ничего не светит».
Глава VIII. Анамнез
Красная площадь, 1950-е.
Почему народ, победивший Гитлера, не смог ответить адекватным образом на происки своих врагов, чье несомненное могущество превращается в необоримую силу лишь тогда, когда – «не мытьем, так катаньем» – народ теряет иммунитет?
При этом важно оговорить, что просто взять и отнять у народа иммунитет невозможно. Иммунитет, о котором я говорю, всегда находится в доступе. Нельзя запереть его в кованый сундук, а ключ закинуть на дно морское. Вот он, иммунитет! Бери, пользуйся.
Да, ты можешь не захотеть им воспользоваться. И тогда история кончится. Но это ты им не захотел воспользоваться, а не у тебя его отняли. Ты не имеешь права говорить, что не смог воспользоваться. Ты обязан честно сказать: «Я мог воспользоваться, но почему-то не захотел».
Говоря это, ты должен подчеркнуть, что, каковы бы ни были чьи-то происки, но не захотел воспользоваться тем, что было в твоем распоряжении, именно ты сам. Тут главное слово – «сам». Да, у тебя отбивали охоту – искусно, подло. Тебе лгали, тебя предавали, соблазняли, совращали – всё это так. Тебя предали – это тоже так. Но всё равно не захотел воспользоваться возможностью именно ты сам.
Никакие внешние происки, никакие внутренние заговоры с тебя ответственности не снимают. Не говори: «Я не смог». Скажи: «Я не захотел». И эта горькая правда позволит тебе получить ответ на самый главный вопрос – ПОЧЕМУ ты не захотел? Почему не отличил честь от бесчестья, добро от зла?
Честь… В поисках ответа на самые мучительные вопросы я вновь и вновь возвращаюсь к тому, потеря чего породила крах СССР, уничтожение советско-коммунистического жизнеустройства, во многом представлявшего собой единственное реальное воплощение проекта, имеющего колоссальное всемирно-историческое значение…
Конфликт Хрущева с Мао Цзэдуном разгорелся в связи с отказом китайского лидера осудить, вслед за советскими коммунистами, культ личности Сталина. Хрущев никак не мог понять мотивов отказа Мао. СССР был лидером мирового коммунистического движения. Социалистический Китай был младшим братом Советского Союза. Китайская Народная Республика остро нуждалась в военной, технической, образовательной, финансово-экономической и иной помощи своего старшего брата. Хрущев пробовал надавить на Мао Цзэдуна, пробовал соблазнить китайского лидера увеличением советских поставок. Мао Цзэдун был непреклонен.
– В чем дело? – спросил Хрущев яростно.
– Мы прославляли Сталина, – ответил Мао Цзэдун.
– Ну и что?
– Если мы сначала его прославляли, а теперь начнем проклинать, то мы потеряем лицо.
– Что потеряете?
– Лицо…
Видя, что Хрущев пребывает в полном недоумении, Мао Цзэдун добавил:
– А потеряв лицо, мы потеряем власть.
После чего сказал самому себе: «А зачем нам власть, если потеряно лицо?»
Сталин и Мао. Китайская почтовая марка, 1950 г.
Мао и Хрущев с серпом и молотом. Карикатура из газеты The Washington Post, 24 июня 1960 г.
Эту историю мне рассказали китайцы. Не отвечаю за ее историческую достоверность. Но в данном случае не столь уж важно, отражает ли эта история то, что имело место в действительности, или она является всего лишь политическим мифом. Предположим, что это – всего лишь политический миф… Я-то абсолютно уверен, что эта история не миф… Но предположим, что это миф. И что? Пусть речь идет всего лишь о мифе, сопрягающем реальную политику с ценностями и нормами китайского общества. Разве этого мало? Я, разумеется, не могу оценить степень достоверности этого рассказа, но его поучительность – безусловна.
Советский поэт Твардовский сформулировал суть проблемы в следующих строках своей поэмы «За далью – даль»:
Так это было: четверть века
Призывом к бою и труду
Звучало имя человека
Со словом Родина в ряду.
Психологическая проблема абсолютно ясна. Если четверть века и весь народ, и вся партия, а уж тем более всё партийное руководство с придыханием произносило имя Сталина, то как можно после этого ничтоже сумняшеся начать теми же устами извергать на это имя неслыханную хулу?
Как могут вытаскивать из Мавзолея тело Сталина те же люди, которые принимали решение о помещении тела Сталина в Мавзолей?
Хрущев – один из ближайших соратников Сталина, член Сталинского Политбюро, участник всех деяний Сталина, названных постфактум чудовищными. Но тогда и сам Хрущев – чудовище.
Зачитав свой доклад, разоблачающий злодеяния Сталина, Хрущев в финале должен был бы вынуть из кармана пистолет и застрелиться. Или подать в отставку. Но он возглавил партию и правительство.
Сталин и Хрущев, 1936 г.
И началось… «Дорогой Никита Сергеевич!..» «Мы, работники совхоза «Заря», просим передать партии, правительству и лично Никите Сергеевичу Хрущеву…». Только что разоблачили культ личности. Рассказали всем, какое это отвратительное явление… Зачем сразу же создаете очередной культ? Так нет, создали. И через считанные годы разоблачили: «Никакой он не дорогой Никита Сергеевич! Необразованное, тщеславное ничтожество! Хрущ!»
Потом всё то же самое – с Брежневым: «Дорогой Леонид Ильич!.. То бишь бормотуха три звездочки».
Да, на фоне этих кувырканий делались дела достойные, даже грандиозные. Освоение космоса… Ядерный щит, не дающий врагам посягнуть на нашу державу… Но что знаменовали собой кувыркания? – надувание и прокалывание явно псевдокультовых пузырей?
Дети, поступавшие в школу до 1956 года, оканчивали ее после снятия Хрущева. Учителя истории сначала прославляли Сталина, потом проклинали Сталина и прославляли Хрущева, потом проклинали Хрущева…
С концом Советской эпохи поменялось многое… Но не это.
«Великий Михаил Сергеевич!» Он же через несколько лет – «Мишка меченый».
«Замечательный Борис Николаевич!» Он же через несколько лет – «Борька-алкаш!»
«Героический Путин!» – Он же через несколько лет…
И добро бы, разные люди, преследуемые при одних лидерах и возносимые при других, давали столь противоречивые оценки. Так ведь нет!
Холодная прагматика, перерастающая в цинизм? Да, и это тоже имеет место! Но ведь не только это! «Нас столько раз обманывали», – говорила одна моя интеллигентная поклонница. Через несколько месяцев она меня поносила почем зря, как заправская рыночная торговка. Частный случай? И да, и нет. Представьте себе, что глубоко верующему христианину вдруг начнут рассказывать… Ну, например, что Иисус Христос уклонился от крестных мук, что вместо него распяли другого, а сам он мирно умер в старости, окруженный многочисленными потомками… Если истинно верующий человек живет в нынешнюю толерантную эпоху и разделяет нормы толерантности, предложенные этой эпохой, то он пожмет плечами, корректно прекратит разговор и постарается никогда больше не вступать в контакт с человеком, несущим подобную ахинею.
Но почему тогда коммунистов оказалось так легко поколебать в их отношениях к тому, что для них имело не меньшее значение, чем для верующего христианина принятие крестных мук самим Христом, а не подставным лицом?
Мы ведь обсуждаем не то, в чем именно убеждены люди, а какова крепость (иначе – прочность) их убеждений. Есть, согласитесь, аналогия между «сопроматом» (дисциплиной, изучающей сопротивление материалов) и «сопроубом» (то бишь изучением сопротивления убеждений).
«Сопроуб»… Вы кладете под пресс пропаганды некоторые убеждения, определенный мировоззренческий материал и начинаете повышать давление, измеряемое… ну, в каких-нибудь «килодисках» («килограммах дискредитации»). Материал испытывает давление дискредитации. Давление растет, стрелка, показывающая прилагаемую к убеждениям силу дискредитации, отклоняется всё больше… Один килодиск, два… сто… тысяча… Тысяча сто! Материал рушится… Другой материал выдерживает сто килодисков или два килодиска… Третий держит сто тысяч килодисков, двести, триста! – и ни одной трещинки… Дискредитируйте Магомета сколько угодно, сочиняйте любые истории (как полагается при таких дискредитациях «в высшей степени достоверные») – вам либо горло перережут, либо вежливо дадут «от ворот поворот».
И это касается не только людей с религиозными убеждениями. Материала для дискредитации Ельцина было хоть отбавляй. И этот материал был задействован в конце 80-х годов вполне умело. Но сколькими бы тысячами килодисков не надавливал пресс дискредитации на верящий в Ельцина «человеческий материал», эффект был нулевой. Или даже отрицательный. Оказалось, что помимо силы давления важна и его длительность. Верящий в Ельцина человеческий материал стал трещать в конце девяностых. Кстати, этот результат имеет важное теоретическое значение: силы давления мало, длительность давления может порой иметь не меньшее или даже большее значение.
Словом, аналогия между «сопроматом» и «сопроубом» носит достаточно глубокий характер. Противодействие мерзости, разворачивающейся на наших глазах, требует знаний – строгих и беспристрастных. Я понимаю, сколь велика разница между кубиками гранита и металла, исследуемыми с помощью пресса, и человеческими убеждениями, на которые «пресс дискредитации» оказывает то или иное воздействие. Но для меня столь же несомненна и полная бессмысленность забалтывания произошедшего со страной. Бессмысленность перекладывания ответственности за случившееся на какие угодно злые силы.
Да, аналитика субъектов, оказывавших воздействие на материал под названием «убеждения советского человека», очень важна. Особенно, если она раскрывает что-то менее очевидное, чем козни ЦРУ. ЦРУ, стараясь сокрушить СССР, исполняло свой долг – боролось с геополитическим и историософским противником. А вот что делал КГБ? Почему он не только не сокрушил США, но, напротив, в своей особой элитной части (которую я ранее исследовал пунктирно, а сейчас пытаюсь описать с достаточной полнотой, предполагающей и вычленение структурных блоков, и изучение развертывания структуры во времени) поработал на разрушение СССР с такой мощью и эффективностью, о которой и мечтать-то не могло их достославное ЦРУ?
Да, очень важно понять, какие «прессы» оказывали давление на советский материал, именуемый «убеждения». Но неизмеримо важнее понять, почему, попав под давление этих прессов, материал советских убеждений обнаружил хрупкость и податливость гораздо большую, нежели другие сходные материалы.
Для начала будем считать установленным, что в прошлом советские, коммунистические убеждения выдержали неслыханные нагрузки. Такие же, как убеждения мучеников, страдавших за свою религиозную веру. А раз так, то исследуемый нами материал под названием «советско-коммунистические убеждения» необходимо отнести к числу материалов, сравнительно быстро теряющих свои первоначально великолепные качества.
Отдавая себе отчет в том, насколько обычные материалы (металл, камень и так далее) отличаются от материала под названием «советско-коммунистические убеждения», установим, что у обычных материалов нет проблемы «эстафеты поколений». Обычные материалы, сопротивление которых собираются изучать, лежат в лабораторном шкафу в виде десятков одинаковых, аккуратно нарезанных кубиков. Время от времени лаборант вынимает очередной кубик, кладет под пресс, замеряет давление, при котором кубик разрушается, и ставит точку на графике. А ученый, изучая график, определяет, как со временем меняются свойства исследуемого им материала. Материал не рожает детей, не передает им свои свойства. Кубики, нарезанные с тем, чтобы испытывать материал, существуют сами по себе. Они все могут исчезнуть, а материал останется. Надо будет – нарежут новые кубики. Таков он, обычный материал, интересующий «сопроматчиков». Интересующий же нас материал под названием «советско-коммунистические убеждения» граждан, проживавших в СССР, не существует сам по себе. Он размещен в сознании конкретных людей. Которые, в отличие от кубиков, детей рожают, воспитывают, адаптируют к новым условиям жизни и деятельности.
И каждый раз, когда человечество в целом (или граждане какой-то страны) передает следующим поколениям хотя бы эстафету самых очевидных норм и ценностей, отличающих человека от зверя, ничто не предопределено. Могут передать эту эстафету, а могут и не передать. Ибо в отличие от зверя у человека не существует гарантированного, автоматически срабатывающего механизма передачи потомкам программ, регулирующих их поведение. Нужен самозабвенный труд целого поколения для того, чтобы следующее поколение даже просто «вочеловечилось». И уж тем более усвоило без искажений мировоззренческое содержание, полученное от предыдущего поколения, жившего в иных, нежели потомки, условиях, имевшего другой опыт. Ты, к примеру, воевал, наползался вдоволь под пулями, насмотрелся на калек и убитых. А сын твой живет спокойной, мирной жизнью. И, между прочим, ты-то сам за что сражался? «Ради жизни на Земле», так ведь?! То есть сражался ты, в том числе, и за то, чтобы твой сын жил мирной жизнью.
Нет, конечно же, если опять «враг захочет нас сломать», сын будет, как и ты, сражаться за Родину. Но лучше бы этого не было. А чтобы этого не было, надо так устроить жизнь (обзаведясь, к примеру, мощнейшими ядерными ракетами), чтобы не воевали дети. Не ползли под пулями. Не захлебывались в крови.
Пережитое в 1941–1945 было не только величественно. Оно было ужасно. Поколение сражавшихся в той войне хотело одного – чтобы следующее поколение не испытало вновь этот ужас. А тут еще фактор ядерного оружия… Впрочем, этот фактор лишь дополнительно подогревал и без того страстное «да минует чаша сия – военная наша чаша!»
А ведь испокон веков существовала и другая традиция. Ее адепты передавали отпрыскам нормы и ценности, согласно которым подлинной жизнью живут лишь те, кто воюет. Подлинной смертью умирают только на поле брани. Вкусить от подлинной жизни и умереть подлинной смертью – вот в чем счастье, внушали детям родители. Смерть – удел каждого. Но обычная смерть отвратительна, а военная – прекрасна. Раз все умрем, то лучше умереть в бою за правое дело, чем в постели от старости или болезней.
Но одно дело – воспевать величие войны, а другое – воочию лицезреть изуродованные тела убитых, слышать стоны раненых. Те, кто стал на воинский путь, не только воспитывались в определенном духе! Не только были помещены в очень жесткие рамки своей среды, для которой пролитие крови было нормой, а любая попытка избежать участи, задаваемой рождением и воспитанием, не избавляя от рисков (струсишь – тебя убьют, будешь отлынивать – наверняка убьют те, кто не отлынивает и обладает лучшей боевой подготовкой), гарантировала позор (опять же, сопряженный с очень разнообразными рисками).
Помимо всего этого, «люди войны» (я здесь не обсуждаю забираемых в рекруты представителей низших сословий) имели и социальную, и метафизическую сатисфакцию[36]36
САТИСФАКЦИЯ (лат. satisfactio – удовлетворение, от satis – достаточно и facio – делаю), исполнение долга; воздание должного почёта, оправдание совершённого проступка; удовлетворение в форме поединка, дуэли, даваемое оскорбителем по требованию оскорблённого. (Большая советская энциклопедия; прим. верст. fb2)
[Закрыть]. Социальная очевидна: они были привилегированным сословием. Что же касается сатисфакции метафизической, то наиболее показателен пример древних викингов, уверенных, что воин, погибший с мечом в руке, попадет в особый, благой потусторонний мир – Валгаллу.
В мою задачу не входит подробное описание мировоззрения «человека войны», его системных отличий от «человека мирного». Тем, кого это интересует, рекомендую ознакомиться с работой нашего выдающегося ученого Е. С. Сенявской, создателя новой дисциплины – военной антропологии.
Я не зарекаюсь от более развернутого исследования этой проблематики. Но не сейчас и не здесь. Здесь же и сейчас я исследую фундаментальный переход от одного материала под названием «советско-коммунистические убеждения» к совсем другому материалу с тем же названием. Да, это совершенно разные материалы! Одно дело – «советско-коммунистические убеждения» в эпоху с 1917-го по 1950-е. И совсем другое дело – убеждения с тем же названием в эпоху с 1950-х по 1987-й. Проблема тут даже не в разоблачении пресловутого «культа личности», хотя и это имело огромное значение. И всё же решающим является смена эпох и порождаемых эпохами человеческих состояний.
С 1917-го по 1947-й война была для советского человека реальной мировоззренческой доминантой. Сначала – Гражданская война. Потом – подготовка к войне большой и неминуемой («Если завтра война, если завтра в поход»). Потом – Великая война и пять суровых восстановительных лет, столь же аскетичных и напряженных, как и предвоенные пятилетки. Примерно к 1950 году (провести тут четкую грань с точностью до года, разумеется, невозможно) завершается эпоха, в течение которой военным было всё: строй души, реальное бытие, критериальность, структура ценностей. Такая реальная, ежесекундная всепроникающая война уступает место чему-то совсем другому. Советский человек уже не непрерывно существует по принципу: «воюем – готовимся к войне – снова воюем – снова готовимся».
Советский человек начинает не воевать, а жить. Воюют – военные. Все остальные – живут. Напряженно трудятся.
Наслаждаются скромнейшим достатком. С радостью ощущают, как этот достаток растет, оставаясь наискромнейшим и, тем не менее, явственно возрастая. Да, империализм не дремлет. Да, неонацизм поднимает голову. Да, где-то там громыхает. Но после ужасных пяти лет, когда не где-то там громыхало, а тут земля вставала дыбом, это уже не порождает воительного настроя. Да и КПСС, вдохновитель и организатор наших побед, не бьет в военные барабаны ежесекундно и по любому поводу. А ведь в предыдущие тридцать лет это было именно так.
Советские люди ощущают себя героями-победителями, завоевавшими право на мирную жизнь и обеспечивавшие себя ресурсами, позволяющими личные проекты этой самой мирной жизни худо-бедно осуществлять.
По моему глубокому убеждению, Сталин умер политически в 1950 году. Страна, встав на мирные рельсы не только в хозяйственном, но и в антропологическом смысле этого слова, уже не нуждалась в Сталине. «Сталин сделал свое дело, Сталин может уходить». Он и ушел. Сам образ вождя-солдата, аскета в стоптанных сапогах, был уже не к месту. Он вызывал необъяснимое, но очень внятное раздражение: «Одно дело – мы все живем в военном лагере, и ты нас жучишь почем зря. А как не жучить-то! – раз военный лагерь, то не балуй, ходи в строю! А другое дело – мирная жизнь. Ты к ней не приспособлен сам и нам мешаешь к ней приспособиться».
Киев, 9 марта 1953 г. Люди слушают трансляцию из Москвы с похорон Сталина.
Сталина похоронили со слезами на глазах и со вздохом внутреннего облегчения. Освободиться хотели от него не как от автократа, а как от носителя духа всепроникающего воительства и от самого этого духа. Хотелось не только формального освобождения, но и чего-то большего. Хотелось не френча, а дядьки в косоворотке. Внутренне мирного, довольного, упитанного. Да, этот внутренне мирный дядька чуть было не развязал ядерную войну. Ну так – знай наших! Хотелось ведь освобождения от всевоительности, а не капитуляции. Грозится дядька показать им кузькину мать? Правильно делает! Но реальную мировую ядерную войну такой дядька, явно и наглядно отторгающий всевоительность, развязывать не будет. А исполненный всевоительного духа усатый человек во френче… он с войной на ты. Он ничего кроме нее не знает, не хочет знать и, главное, не принимает внутренне. Чур нас от этого! И от усатого аскета, и от всего, что с ним неразрывно связано.
Сталина надо было не только похоронить. И даже не только осудить за определенные ошибки. Его надо было так удалить из новой эпохи, чтобы вместе с ним ушел и всевоительный дух. Освобождались не от Сталина – от эпохи. На тот период от предыдущей эпохи освобождались без особого надрыва. С достоинством… Уважительно… Но…
Одно дело – умиляться песней Окуджавы про «комиссаров в пыльных шлемах». И другое дело – иметь под боком не песенного, а натурального комиссара…