Текст книги "Эпоха единства Древней Руси. От Владимира Святого до Ярослава Мудрого"
Автор книги: Сергей Цветков
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Глава 4.
ЗАХВАТ ВЛАДИМИРОМ КИЕВА
Внешняя политика ЯрополкаМежду тем ничто не предвещало близкого конца. Напротив, последние годы княжения Ярополка были ознаменованы событиями, которые, казалось, свидетельствовали о непрерывном росте могущества и славы юного державца Русской земли.
По сообщению Никоновской летописи, Ярополк совершил поход против печенегов. Мы не знаем, было ли это возмездием за убийство Святослава, или Ярополк хотел обезопасить свой тыл перед открытым выступлением против Болеслава II. А может быть, гибель Олега и бегство Владимира «за море», случившиеся, вероятно, в 975/976 г., вынудили чешского князя прибегнуть к последнему средству защиты и бросить подкупленных печенегов на Киев, чтобы задержать неизбежное появление на Карпатской земле русских дружин? Короткая летописная строка говорит только, что степные орды были рассеяны русской ратью: «победи Ярополк печенеги, и возложи на них дань». Сокрушительное поражение произвело такое впечатление на печенежских ханов, что один из них, по сообщению того же источника, поспешил отдаться под Ярополкову руку: «Прииде Печенежьский князь Илдея, и би челом Ярополку в службу; Ярополк же приат его, и даде ему грады и власти, и имяше его в чести велице».
Тогда же возобновились дружественные отношения с Византийской империей, причем по инициативе греческой стороны. Прибытие в Киев послов «от греческого царя» русские летописи (Воскресенская и Никоновская) датируют 979 г., но, сообразуясь с известиями византийских хронистов, нужно признать более вероятным 977 г.
10 января 976 г. в Константинополе произошла очередная смена власти. В этот день умер Иоанн Цимисхий. Ходили слухи, что его отравили. И в самом деле, император покинул этот мир удивительно вовремя, ибо двум законным (порфирородным) наследникам трона, василевсам Василию II и Константину VIII, сыновьям умершего в 963 г. Романа II, как раз исполнилось соответственно 18 и 16 лет [20]20
Василий II и Константин VIII считались василевсами со дня смерти отца. На тот момент им было 5 и 3 года соответственно. Поэтому фактическая власть долгое время принадлежала их соправителям: сначала Никифору Фоке (963—969), а затем Иоанну Цимисхию (969—976).
[Закрыть].
По обоюдному согласию братья не стали делить самодержавную власть, и всю тяжесть правления взял в свои руки старший, Василий; Константин, который, по словам византийского историка XI в. Михаила Пселла, «всем казался безвольным прожигателем жизни, будучи человеком легкомысленным и склонным к развлечениям», только унаследовал титул императора. Впрочем, и Василий II, как свидетельствует тот же писатель, поначалу «вполне пользовался своим юным возрастом и царским положением», считая своим уделом «легкомысленные царские развлечения и отдых». Распорядителем всех дел при нем стал опытный царедворец, евнух паракимомен [21]21
Паракимомен– высшая придворная должность, доступная евнухам. В обязанности паракимомена входило заботиться ночью о безопасности императора, для чего ему отводилось специальное место в царских покоях.
[Закрыть]Василий, которому царственные братья приходились внучатыми племянниками. Этот незаконный сын императора Романа I Лакапина (920—944), некогда оскопленный в интересах безопасности династии, привык стоять у кормила государственной власти, будучи на протяжении долгих лет бессменным «первым министром» при Никифоре Фоке и Иоанне Цимисхии.
Однако очень скоро Василию II пришлось оставить пиры и любовные интрижки и заняться куда более серьезными делами. Паракимомен Василий стремился убрать с ведущих государственных должностей влиятельных лиц предыдущего царствования. Наибольшие опасения ему внушал шурин покойного Иоанна Цимисхия, доместик схол Востока (командующий восточными армиями империи) Варда Склир, пользовавшийся огромной популярностью в войсках благодаря своей громкой военной репутации, приобретенной в русско-византийскую войну 970—971 гг. Заслуженный полководец внезапно был смещен с должности доместика схол и назначен простым дукою (губернатором) отдаленной Месопотамской фемы. Это вызвало (или, быть может, ускорило) открытое восстание. Летом 976 г., едва вступив на землю Месопотамии, Варда Склир провозгласил себя императором и начал приготовления к походу на Константинополь. Мятеж Склира имел далекоидущие последствия, в том числе и для Русской земли, предвидеть которые тогда не мог никто.
Получив помощь заевфратских эмиров, Склир в 977 г. овладел почти всей Малой Азией. Солдаты правительственных войск охотно переходили под его знамена. Василий II и его советник пребывали в растерянности. «Узнав, что все тяжеловооруженные воины стеклись к Склиру, – пишет Михаил Пселл, – император и его приближенные решили… что погибли».
Вероятно, сознание отчаянности своего положения и побудило Василия II отправить послов в Киев. Воскресенская и Никоновская летописи не сообщают ничего существенного о ходе переговоров: «…приидоша послы от греческого царя к Ярополку, взяша мир и любовь с ним, и яшася ему по дань, якоже и отцу его и деду его». Однако известие Татищева, взятое из других летописных источников, поясняет, что речь прежде всего шла о военной помощи империи: «…пришли послы от грек и подтвердили мир и любовь на прежних договорах, обесчеваяся погодную дань платить, а Ярополк обесчался на грек, болгар и Корсунь не воевать и в потребности грекам со всем войском помогать» {25} . Достоверность этих слов находит документальное подтверждение в текстах «прежних договоров» руси с греками: «Аще ли хотети начнеть наше царство [Византия] от вас вой на противящихся нам, да пишуть к великому князю вашему, и послеть к нам, елико хощеть: и оттоле увидят иные страны, какую любовь имеют Греки с Русью» (договор Игоря, 944 г.); «Яко николи же помышлю на страну вашю и елико есть под властью гречьскою, ни на власть [волость] Корсунскую и елико есть городов их, ни на страну Болгарьску. Да аще ин кто помыслить на страну вашю, да и аз буду противен ему и борюся с ним» (договор Святослава, 971 г.).
Итак, греки просили «воев», и Ярополк обещал их прислать. Однако сделать это можно было не раньше следующего года, так как в 977 г. еще продолжалась война с Болеславом II, и русское войско, выполняя союзническое обязательство перед Отгоном II, по-видимому, совершило поход в чешское Побужье {26} . Германо-русский союз неуклонно брал верх над Болеславом II, который сложил оружие в конце лета – начале осени. Наступило время и германской стороне выполнить свое обещание, и, по всей вероятности, зимой 977/78 г. Ярополк встречал в Киеве свою заграничную невесту – дочь графа Куно. Следствием этого брака было дальнейшее усиление позиций христианства в Русской земле. По словам Иоакимовской летописи, Ярополк «даде Христианом волю велику» {27} . Внук Ольги с уверенностью смотрел в будущее.
К 978 г. небо на западе и юге от Киева расчистилось. И только север опять затягивался грозовой тучей.
Владимир готовится к войне с братомНовгород и после отъезда Владимира «за море» оставался неподвластен киевскому князю. Хотя Повесть временных лет и упоминает, будто Ярополк направил туда своих посадников, но достоверность этого известия сомнительна [22]22
Археологическим подтверждением данного летописного сообщения В.Л. Янин считает находки из новгородского Троицкого раскопа – два деревянных замка-«цилиндра» для мехов со «знаками Рюриковичей», лежавшие в слоях 973—1051 гг. (ярусы 22—25). Один из этих княжеских знаков («трезубец») ученый усвоил Владимиру, другой Ярополку (см.: ЯнинВ.Л. Археологический комментарий к Русской Правде // Новгородский сборник: 50 лет раскопок Новгорода. М., 1982. С. 138—155). Однако их принадлежность к 25-му ярусу (973—991) базируется на безусловном доверии к летописному тексту, и, таким образом, система доказательств Янина сводится к тому, что одно неизвестное поверяется другим. Между тем оба предмета с равным успехом можно датировать временем Ярослава. Историческая наука пока что не может сказать, был ли у каждого русского князя свой личный родовой знак, как не установлено и то, с какими целями «знаки Рюриковичей» наносили на предметы обихода. «…Полезно помнить, – отмечает А.Л. Никитин, – что в указанное время (т. е. в X—XI вв.) лично-родовой знак чаще всего являлся «знаком присутствия» владельца, оказываемого им доверия, согласия, подтверждения, т. е. не мог распространяться на продукты ремесленного производства, на оружие дружины и пр., на чем настаивают археологи» (Никитин А.Л.Основания русской истории. С. 303).
[Закрыть], так как оно опирается исключительно на легендарную концепцию взаимоотношений «русского юга» и «словенского севера», согласно которой Новгород находился в подчинении у Киева с конца IX в. На самом деле Новгород сохранял независимость еще и столетие спустя, как это видно из того, что в 970 г. новгородцы заполучили себе в князья Владимира не по воле Святослава, а по решению своего веча. Ярополковы посадники могли появиться в Новгороде только в результате удачного военного похода, но о подобном предприятии Ярополка нет никаких сведений, хотя, судя по всему, Владимир опасался именно такого развития событий, ибо бежал из Новгорода, ища возможности пополнить за морем свою дружину. Новгородцы между тем и не думали отрекаться от Владимира, а, напротив, обещали своему князю посильную помощь, так как из дальнейшего летописного повествования ясно, что расходы по содержанию его «варяжской» дружины взяла на себя городская казна.
Как и в случае с Рогволодом, ученые-норманнисты голословно толковали летописное «заморье», куда бежал Владимир, как указание на Скандинавию {28} . Правда, подкрепить свое мнение доказательствами они не пытались, что было бы для них и затруднительно [23]23
О скандинавах при дворе князя Владимира рассказывают две саги – «Сага об Олаве Трюггвасоне» и «Сага о Бьёрне, герое из Хитдаля». Для нашей темы они совершенно бесполезны, поскольку в обоих случаях речь идет о путешествиях на Русь отдельных лиц и вне всякой связи с походом Владимира на Киев. Малолетний Олав был привезен на Русь в конце 970-х гг. его матерью Астрид, которая бежала от дворцового переворота у себя на родине. Хотя сага и сообщает о наличии у Олава «большой дружины», но повзрослевший герой, в свою бытность на Руси, не совершает никаких других подвигов, кроме грабежа народов Восточной Прибалтики. Что касается «конунга Вальдемара», то он все это время преспокойно княжит в «Хольмгарде» (Новгороде), не имея соперника и не нуждаясь в помощи дружинников Олава. «Сага о Бьёрне» приурочивает пребывание своего героя «в Гардах» (на Руси) к 1008—1010 гг. (см.: Рыдзевская Е.Л.К вопросу об устных преданиях в составе древнерусской летописи // Древняя Русь и Скандинавия. IX —XIV вв. Материалы и исследования. М., 1978. С. 224), однако исторические реалии «русского эпизода» в этом произведении соответствуют политической ситуации еще более позднего времени – борьбе Ярослава с Мстиславом в 20—30-х гг. XI в. (см.: Толочко А.Л.Черниговская «Песнь о Мстиславе» в составе исландской саги // Чернигов и его округа: Сб. научных трудов. Киев, 1988).
[Закрыть], так как все наличествующие источники, которые только можно привлечь для решения данного вопроса, обнаруживают заморские следы Владимира на южном берегу Балтики, в славянском Поморье.
Возьмем одно из важнейших свидетельств, принадлежащее Титмару Мерзебургскому. Описывая Киев, он заметил, что «до сих пор» (то есть до 1018 г., когда Титмар писал эти строки) русская столица с успехом оборонялась от внешних врагов при помощи «стремительных данов». Замечание это, как видно, относится главным образом к эпохе Владимира (978—1015), и упоминание в составе его дружины «данов» раз навсегда исключает любые спекуляции со Скандинавией, ограничивая поиск «заморья» южнобалтийским побережьем [24]24
В своих комментариях к этому отрывку из Титмара А.В. Назаренко пытается сохранить его мнимый «скандинавский колорит», уверяя, что «данами» в хронике Титмара, как и во многих других западноевропейских источниках, именуются скандинавы вообще, а не только собственно датчане» (ДревняяРусь в свете зарубежных источников. С. 330). Уточним сразу, что датчане никогда не были скандинавами – ни «вообще», ни «в частности», поэтому ни у Титмара, ни «во многих других западноевропейских источниках» подобного значения этнонима «даны» встретить нельзя. Видимо, имеется в виду причисление «данов» к «норманнам», но это совсем другое дело (термин «норманны» – «северные люди» – не является этническим или, вернее, не имеет определенного этнического содержания). Тогда вопрос заключается в том, всегда лиТитмар, употребляя этноним «даны», разумел «норманны», и всегда лиэти «даны-норманны» означают у него не собствен но датчан, а жителей Скандинавии, шведов и норвежцев? Не думаю, чтобы дело обстояло именно так (хотя специального исследования на эту тему ни кто не проводил). Крупнейшие немецкие хронисты XI—XII вв. – Видукинд, Адам Бременский и Гельмольд – уверенно выделяли датчан в особую этническую группу.
[Закрыть]. Но было бы не меньшей ошибкой говорить в этой связи и об этнических датчанах, массовое пребывание которых на Руси конца X – начала XI в. не отмечено ни письменными источниками, ни археологией.
В то же время русские былины свидетельствуют о том, что дружина Владимира пополнялась выходцами из славянского Поморья. Среди последних встречаем «молоды Дюка Степановича», приехавшего в Киев «из-за моря, из-за синева, из славна Волынца», то есть из поморского Волина, и «славнова гостя богатова» Соловья Будимировича, приплывшего с дружиной на тридцати кораблях «из-за моря Верейского» (Варяжского), «из Веденецкой земли» – славяно-вендского Поморья. О постоянных торговых контактах славянского Волина с новгородскими купцами писал во второй половине XI в. Адам Бременский. Из летописи мы знаем, что Владимировы «варяги» (которые, кстати сказать, в скандинавских сагах слывут «гридями») поклонялись Перуну [25]25
Одного этого сообщения достаточно, чтобы опровергнуть домыслы об этническом тождестве «варягов» Владимира со скандинавами (см.: Гедеонов С.А.Варяги и Русь. Ч. I. СПб., 1876. С. 45). Однако в своем нежелании видеть очевидное иные ученые-норманнисты доходят до абсолютного научного нигилизма, утверждая, будто Перун – это не кто иной, как ославяненный Один или Тор, хотя хорошо известно, что культ Перу на, распространенный не только среди славянских племен, но также у балтов и албанцев, уходит корнями в эпоху индоевропейской общности. Подобные приемы свидетельствуют об исчерпанности собственно научных аргументов и конечном крахе норманнской теории.
[Закрыть]– божеству, чтимому среди поморских славян.
Ввиду всего этого не будет большой натяжкой предположить, что конечной целью путешествия Владимира «за море» была земля славянского племени вагров (между современными Любеком и Ольденбургом), непосредственных соседей датчан. Не забудем, что дедом Владимира по матери был Малко Любчанин – выходец из поморского Любеча/Любека, то есть из Вагирской земли. Должно быть, Владимир имел в виду эти родственные связи, обращаясь за помощью к ваграм. В 1018 г., когда Титмар писал о киевских «данах», Вагирская земля уже принадлежала Дании и активно заселялась датчанами (по сообщению собирателя скандинавских саг Снорри Стурлусона, один из сыновей датского короля Кнута I Могучего до 1030 г. сидел «в Иомсборге [славянском Волине, в устье Одры] и правил Страной Вендов [славянской областью Западного Поморья]»; в XII в. немецкий хронист Гельмольд отметил, что в Вагирской марке есть множество «мужей сильных и опытных в битвах, как из датчан, так и из славян»). По этой причине Титмар и нарек вагров «данами», руководствуясь скорее их государственно-правовой, чем этнической принадлежностью. Конечно, в наемную дружину Владимира могло затесаться некоторое количество датчан или бродячих скандинавских «норманнов», но то был случайный элемент, который можно не принимать во внимание. По словам Гельмольда, в мореходном деле вагры были «впереди всех славянских народов» и потому легко могли обеспечить переброску наемных «варягов» Владимира в Новгородскую землю.
Количество «варягов», приведенных Владимиром из Вагирской земли, поддается приблизительному исчислению. По сведениям скандинавской «Пряди об Эймунде», стоимость наемника на Руси в начале XI в. была такова: простой воин получал в год 1 гривну (51 г серебра по севернорусскому счету, половина этой суммы выплачивалась мехами), рулевой на судне – вдвое больше {29} . С другой стороны, летописное сообщение под 1014 г. говорит, что Владимир обязал новгородцев давать тысячу гривен «гридем», видимо из числа тех «варягов», которых он после победы над Ярополком «расточил» по городам. Стало быть, в Новгороде осела значительная часть «варяжской» дружины – около тысячи человек. По крайней мере столько же, если не больше заморских наемников должно было остаться с Владимиром в Киеве, о чем свидетельствует Титмар. Общее число нанятых в «заморье» дружинников, таким образом, равнялось, вероятно, двум-трем тысячам воинов.
С этого времени ведет свое существование «Варяжский двор» в Новгороде [26]26
В Повести временных лет он упоминается уже в 1015 г. под названием «поромонов двор»: «И воставше новгородци, и избиша варягы на дворе поромони». Летописец использовал здесь «кальку греческого прилагательного «верные» («поромоны». – С. Ц.),которое было синонимом «варангов» в византийской исторической литературе…» (Никитин А.Л.Основания русской истории. С. 255). Выражение Βάραγγοι και παραμοναι (варанги или верные) было самым обычным в Византии, и, например, переписчик византийского историка XII в. Никиты Хониата использовал его 9 раз (см.: Васильевский В.Г.Варяго-русская и варяго-английская дружина в Константинополе XI и XII веков // Труды. Т. I. СПб., 1908, с. 331).
[Закрыть], так как строительство казарм для наемников входило в условия договора с нанимавшим их князем (в «Пряди об Эймунде» Ярослав обязуется построить воинам Эймунда «каменный дом и хорошо убрать [его] драгоценной тканью»).
Начало войны Владимира с Ярополком наши летописи излагают не вполне согласно между собою. Повесть временных лет говорит, что Ярополк побоялся встретить войско Владимира в поле и затворился в Киеве. С осады города и начинается подробное описание военной кампании или, точнее, пересказ устного предания о предательстве воеводы Блуда. Опора на это фольклорное произведение, которое служило летописцу главным и, по-видимому, единственным источником для освещения заключительной фазы борьбы Святославичей, обусловила мгновенный перенос места действия под Киев, чтобы немедленно вручить судьбу Ярополка в руки Блуда – собственно ключевого персонажа всей истории.
Походы князя Владимира на Полоцк и Киев
Иначе представляет ход дела Иоакимовская летопись, в которой нашли отражение события, предшествовавшие кровавой развязке в Киеве. Сначала Ярополк шлет к брату послов «увесчевати», то есть пытаясь уладить дело миром. Одновременно он выдвигает к северной границе Русской земли, в междуречье Днепра и Западной Двины («во кривичи»), войско под началом своих воевод. Владимир колеблется, «но вуй [дядя] его Добрыня», ведавший, что Ярополк «не любим есть у людей [в Киеве], зане христианом даде волю велику», удержал Владимира от отступления и послал «в полки Ярополчи з дары к воеводам, водя [вадя, т. е. приваживая, привлекая] их ко Владимиру». Те пообещали перейти на его сторону со всеми ратниками. Тогда Добрыня с Владимиром двинулись с войском «на полки Ярополчи и, сшедшися на реке Дручи в трех днях от Смоленска, победиша полки Ярополчи не силою, ни храбростию, но предательством воевод Ярополчих…» {30} .
Из этого сообщения можно понять, что в задачу Ярополковых воевод (возможно, тех же самых Блуда и Свенгельда) входила охрана верховьев Днепра с тем, чтобы помешать войску Владимира спуститься по реке к Киеву. Вероятно, киевская рать встала в Смоленске или Гнездове – самых северных форпостах киевских князей в Русской земле. Владимиру пришлось двинуться в обход. Он предполагал войти в Днепр через его правый приток, речку Дручу (ныне Друть), впадающую в Днепр значительно южнее Смоленска, возле современного Рогачева. Маршрут движения Владимирова войска свидетельствует о том, что местом его сосредоточения был Полоцк (и это обстоятельство между прочим служит еще одним опровержением существования прямого водного пути «из варяг в греки», из Ловати в Днепр). Воеводы Ярополка успели преградить путь Владимиру. Но исход противостояния двух армий был решен не мечом, а подкупом. И тут Иоакимовская летопись дает теме предательства, подробно разработанной также и Повестью временных лет, новый оборот, выдвигая на первый план недовольство воевод прохристианской политикой Ярополка. Нет причин сомневаться в этом известии. Княжеская дружина была именно той средой, где христианство встречало обостренное неприятие, особенно с тех пор, как оно заявило о своем намерении переустроить весь жизненный уклад древнерусского общества. Всплески языческого протеста в последние годы княжения Ольги и временное торжество языческой реакции при Святославе были видимым проявлением глубокого раскола внутри дружинной «руси», который, конечно, сохранял всю свою остроту и при Ярополке. Воинствующее киевское язычество, притихшее после смерти Святослава, усмотрело во Владимире князя, способного вернуть «русским богам» их поколебленное величие.
После битвы на реке Друче Владимиру открылась прямая дорога на Киев. Очевидно, не позднее чем через две недели он разбил свой стан под городом, «между Дорогожичем и Капичем», как сказано в Повести временных лет. Урочище Дорогожичи находилось километрах в двух на северо-запад от Киева. Местоположение Капича неизвестно; топоним этот более не упоминается в летописи [27]27
Может быть, речь идет о языческом святилище – «капище»? Ближайшие к Дорогожичам капища можно предполагать на Хоревице или на Щековице, где в XII в. были построены христианские храмы. Летопись особо указывает, что святые златоверхие церкви теперь высятся там, где некогда стояли языческие кумиры.
[Закрыть].
С этого момента летопись вступает на зыбкую почву предания, которое, разумеется, не может быть целиком сочтено за подлинную картину осады Киева. По всей видимости, в намерения Владимира, собиравшегося «восприять» киевский стол, не входило брать город приступом и причинять ему разрушения [28]28
А.П. Новосельцев отмечает, что на Руси X—XI вв. противоборствующие князья захватывали власть,а не город,вследствие чего столица не подвергалась разграблению. Победивший претендент вступал в Киев как законный правитель и вел себя соответствующим образом (см.: Новосельцев А.П.Образование Древнерусского государства и первый его правитель // Вопросы истории. 1991. № 2—3. С. 15—16).
[Закрыть]. Между тем киевляне отнюдь не спешили менять одного князя на другого и твердо держали сторону Ярополка. Тогда Владимир посулил свою милость Блуду, и тот, по словам Повести временных лет, «мысля убита Ярополка; гражаны же не бе льзе убити его», то есть киевский «полк» (ополчение рядовых горожан) служил Ярополку надежной защитой от любых покушений на его жизнь. Расстановка сил в осажденном городе, вероятно, была такова, что проязычески настроенной дружинной верхушке, желавшей сдачи Киева Владимиру, противостояла городская христианская община, по археологическим данным весьма многочисленная.
Подступ князя Владимира к Киеву. Миниатюра Радзивилловской летописи
Отъезд киевского князя Ярополка из Киева в город Родню. Миниатюра Радзивилловской летописи
Чтобы оторвать Ярополка от сочувствовавшего ему окружения, Блуд якобы уговорил его бежать из Киева в город Родню, расположенный в устье реки Рось. Войско Владимира обложило его и там. По истечении какого-то времени в городе разразился страшный голод; «и есть притча и до сего дни: беда яко в Родне», добавляет летописец. Вот тут-то Блуд и посоветовал Ярополку сдаться на милость брата.
«Родненский эпизод» является позднейшим домыслом к древнейшей части предания, что видно по разнобою, царящему в различных списках Повести временных лет. В Архангелогородской летописи этого места вообще нет, а в Хлебниковской и Погодинской летописях отсутствует упоминание про голод и «родненскую» поговорку. Сам топоним «Родня» имеет варианты: Родень, Родины, Род; некоторые летописи вообще обходятся без этого названия (в Псковской летописи Ярополк бежит в «град иной», по Супрасльской летописи, князь «затворися в граде»). В Лаврентьевском списке нет названия реки, на которой стоит Родня, другие редакции Повести искажают этот гидроним: Урси и т. д. {31} В дальнейшем город под названием Родня в Повести временных лет ни разу не упоминается, и это обстоятельство настораживает тем больше, что археологи испытывают затруднения с локализацией летописной Родни: непосредственно в устье Роси древнерусских городищ X в. нет [29]29
Летописную Родню наиболее часто отождествляют с городищем Княжая гора, которое, однако, находится не в устье Роси, а несколькими кило метрами выше по течению (см.: Мезенцева Г.Г.Древньоруське Мiстo Родень (Княжа гора). Киiв, 1968; Древнерусскиекняжества X—XIII вв. С. 44). В X в. здешнее укрепление, служившее временным убежищем для жителей соседнего открытого поселения, выглядело весьма скромно и мало подходило для длительного «сидения» в осаде. В городской детинец оно преврати лось только в XII—XIII вв.
[Закрыть]. Славянская колонизация достигла здешних мест только к концу княжения Владимира. Наконец, на продолжительное «сидение» в Родне у Ярополка просто не остается времени, так как поход Владимира на Киев, начавшийся самое раннее в конце апреля или первых числах мая 978 г., был победоносно завершен уже 11 июня, а эта дата, как было сказано выше, указывает одновременно и на день смерти Ярополка.
Убийство князя Ярополка двумя варягами. Миниатюра Радзивилловской летописи
Конец Ярополка, после того как он послушался предательского совета Блуда и вернулся в Киев, описан в Повести временных лет следующим образом: «И прииде Ярополк к Володимеру; яко полезе в двери, и подъяста его два варяга мечьми под пазусе [пазуху]. Блуд же затвори двери и не да по нем ити своим. И тако убиен бысть Ярополк…» Однако обоснованный скептицизм по поводу известий о «сидении» великого князя в Родне позволяет думать, что на самом деле Ярополк был предательски убит Владимиром на мирных переговорах, состоявшихся еще во время осады Киева. Факт насильственной смерти Ярополка удостоверяет также Иаков Мних: «…а Ярополка убита в Киеве мужи Володимирове». О судьбе немецкой супруги убиенного князя можно только догадываться. Скорее всего, после соответствующих переговоров Владимир отправил ее на родину.
Блуд, как передает летописный источник Татищева, ненадолго пережил своего господина. Вначале обласканный Владимиром, он вскоре навлек на себя гнев князя и был казнен. При этом Владимир будто бы помянул опальному воеводе его недавнее предательство: «Я тебе по обесчанию моему честь воздал, яко приятелю, а сужю, яко изменника государя своего». Повесть временных лет ничего не сообщает о судьбе Блуда, но и не упоминает больше его имени.
Во всей древнерусской литературе мы не найдем ни одного упрека Владимиру за убийство брата. И это неудивительно. Тот или иной исход вооруженной борьбы в представлении людей того времени, как христиан, так и язычников, являлся непререкаемым свидетельством свершения небесного правосудия, Божьего суда. Поражение доказывало неугодность побежденного богам (или Богу), победа была видимым знаком торжества справедливости и позволяла победителю законным образом присвоить власть и имущество поверженного врага. «И Бог поможе ему [Владимиру] и седе в Киеве на месте отца своего Святослава и деда своего Игоря», – простодушно пишет Иаков Мних, предваряя этой фразой свое известие об убийстве Ярополка «мужами Володимеровыми». Поэтому, лишившись Ярополка, киевляне безропотно признали право Владимира на отчий стол.
Но едва приняв в свои руки княжение, Владимир вступил в конфликт с наемной дружиной. В отличие от князя поморские «варяги» смотрели на Киев только как на свою военную добычу, бесчинствовали и желали получить с киевлян дань: «Се град наш; мы его прияхом, да хочем имать откуп на них [киевлянах], по две гривне с человека». Владимир, однако, не решился раздражать киевлян поборами. По сообщению летописи, так ничего и не дав «варягам», он отослал большую их часть в Византию, на императорскую службу. Это вроде бы согласуется с желанием греков, высказанным на переговорах с Ярополком в 977 г., получить русских «воев». Но в византийских хрониках нет известий об участии русов в войне против Варды Склира, и, скорее всего, Повесть временных лет просто припомнила не к месту события, произошедшие десятилетием спустя – отправку Владимиром вспомогательного корпуса на помощь империи в 988 г. Для выяснения дальнейшей судьбы «варяжской» дружины Владимира гораздо большее значение имеет показание Титмара, что «даны» еще и в начале XI в. составляли костяк киевского гарнизона. Да и по нашим летописям оказывается, что «варяги» много позднее находились на содержании новгородцев (сообщение под 1014 г. о тысяче гривен, собираемых для «гридей»). Отсюда вероятнее, что Владимир все-таки предпочел сохранить «варягов» у себя на службе, частью оставив их в Киеве, частью разослав на покорм в разные города; кое-кого он назначил княжими посадниками: «И избра от них мужи добры, и смыслены и храбры, и раздал им грады».
С вокняжением Владимира в Киеве раздел Русской земли был уничтожен, государственное единство ее восстановлено.
