Текст книги "История Византии. Том II"

Автор книги: Сергей Сказкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 40 страниц)

Смерть Константина X в мае 1067 г. еще более осложнила и внутреннюю и внешнеполитическую ситуацию. Формально страной управляла теперь вдова Константина Евдокия²⁴, как регентша малолетних сыновей, фактически же власть оказалась в руках вождей служилой знати, среди которых наиболее значительную роль играли брат покойного императора кесарь Иоанн Дука²⁵и снова выплывающий на политическую сцену Пселл. Но одновременно с этим и провинциальная военная аристократия подняла голову. Во главе заговора против Евдокии стал дука Сердики Роман Диоген, прославившийся победой над печенегами. Мужественный и сильный человек, Роман принадлежал к каппадокийской знати и хорошо понимал опасность наступления сельджуков. Впрочем, составленный им заговор не удался: Роман был схвачен, привезен в Константинопольи приговорен к смерти. Он уже прощался с жизнью, когда события приняли неожиданный оборот: то ли широкоплечий красавец приглянулся вдовствующей императрице, то ли при дворе нашлась группа влиятельных лиц, понимавших, сколь неразумно отправлять на эшафот одного из лучших полководцев, – как бы то ни было, смертную казнь заменили ссылкой в Каппадокию, в родные места Диогена, а к концу того же 1067 г. Роман был возвращен в столицу, получив титул магистра и должность главнокомандующего.

Но и на этом не остановилось стремительное возвышение Романа. Однажды вечером Евдокия призвала к себе Пселла (так во всяком случае он сам рассказывает) и, обливаясь слезами, принялась жаловаться на бедствия, переживаемые государством. «Разве ты не знаешь, – говорила она, – что положение нашего царства становится все хуже и хуже, потому что непрерывно вспыхивают войны, а варварские толпы грабят весь Восток?» Пселл с присущей константинопольскому сановнику медлительностью не советовал императрице сразу принимать решение, сославшись на поговорку: «Сегодня изложи, завтра выслушай». Но Евдокия возразила своему советнику, сказав, что ей не о чем размышлять, что все уже решено: она вручает царскую власть Роману Диогену²⁶. Как ни старались Пселл и кесарь Иоанн воспрепятствовать выполнению этого замысла, 1 января 1068 г. Роман Диоген был провозглашен императором. Евдокия выходила за него замуж – вопреки присяге, которую она дала, – а сыновья Константина X оставались соправителями.

По существу Роман IV Диоген продолжал политику Исаака Комнина, да он и открыто опирался на могущественный род Комнинов, женив своего сына на Феодоре Комниной. Для укрепления государства он считал необходимыми две вещи: упрочение императорских доменов и обновление армии. К этому и сводилась его деятельность. Императору принадлежали домениальные земли в различных областях Малой Азии – от Мелангеев на западе до фемы Харсиан: во время похода на восток он вел армию через свои поместья, черпая там необходимые материальные средства²⁷. Особое внимание Роман уделил войскам, которые он при вступлении на престол застал в жалком состоянии: славные некогда подразделения состояли из немногочисленных воинов, да и те страдали от голода, не имели ни оружия, ни боевых коней. Знамена были истрепаны. Даже Атталиат, который временами осуждает Романа, должен признать, что новый император в короткий срок создал боеспособное войско²⁸. Наконец Роман решительно вмешивался в церковные дела, по собственному усмотрению и без церковных выборов назначал епископов²⁹: он рассчитывал, видимо, использовать церковь как инструмент для укрепления государства.

Если провинциальная военная аристократия поддержала Романа, то служилая знать сразу оказалась в оппозиции. На первых порах сторонники кесаря Иоанна были бессильны что-либо сделать, а сам он в конце концов покинул столицу и удалился в Вифинию. Пселл находился под подозрением, несмотря на неумеренные восхваления императора, который, по его словам, страну, потрясенную бурей, восстановил и избавил от великой опасности³⁰. «Я никого так не любил и так не превозносил, [как нового государя]», – жаловался Пселл в одном из писем, но награды он не получил – ни экономии, ни выдач из казны³¹. И он, подобно кесарю Иоанну, подумывал об отъезде из Константинополя. «В деревню, дорогой мой, в деревню! Есть у меня на западе маленький хуторок, туда уеду, там скроюсь»³². Оттесненные от власти вожди столичной знати мечтали об отмщении и в конце концов сумели нанести Роману удар, от которого ему уже не удалось оправиться.

Кратковременное правление Евдокии совпало с усилением натиска турок на восточных границах империи. Не подчинявшиеся Алп-Арслану сельджукские отряды угрожали Кесарии и Антиохии. Летом 1068 г. Роман выступил против сельджуков; его войска, успешно действуя в Сирии, заняли Манбидж и создали угрозу для Алеппо. Затем близ Лариссы (в Каппадокии) Роман нанес поражение турецкому отряду. Его энергия восхищала современников и на время заставила умолкнуть оппозицию. «Воистину достойно удивления и заслуживает упоминания, – писал Атталиат, – что василевс ромеев 8 дней подряд преследовал неприятеля с одной только дружиной, лишенный необходимых вещей в местности неведомой и непроходимой»³³. Но уже и в то время не все было благополучно. Отдельные отряды турок прорывались в глубьстраны, доходили до Икония и Хон. Восстал Криспин, командир итальянских наемников на византийской службе, и нанес поражение посланному против него отряду.

Правда, когда сам Роман двинулся против Криспина, мятежники не решились на битву, и Криспин принес вассальную присягу (ομολογιαν της δουλωσεως)³⁴. Решающие события произошли немногим позднее, в 1071 г.

В 1070 г. Алп-Арслан начал наступление на Сирию и Армению. Султан занял Манцикерт, теоретически считавшийся византийским, практически же лежавший в области, давно уже беззащитной перед грабежами сельджуков. Одновременно, минуя Эдессу и Манбидж, сельджукская армия двинулась к Алеппо. Трудно сказать, входило ли уже тогда в намерение султана напасть на Ромейскую империю. Сельджукский правитель все еще страшился могущества Константинополя и не решался открыто начать военные действия. Возможно поэтому, что задача Алп-Арслана ограничивалась лишь укреплением северо-западных границ султаната перед наступлением на Египет. Напротив, именно Роман, окрыленный первыми победами, думал об активных военных действиях. Многие в его окружении рассчитывали одним ударом покончить с турецкой опасностью; советники императора убеждали не ждать нападения сельджуков, а самим идти походом на Экбатаны Мидийские. По преданию, сохраненному арабским историком Сибт-ибн-ал-Джаузи, Роман обещал

пожаловать своим полководцам все мусульманские земли, кроме Багдада³⁵. Разумеется, вожди столичной знати не одобряли наступательных действий, но кесарь Иоанн и Пселл давно уже были отстранены от государственных дел. По-видимому, от лица этой группировки на военном совете выступил магистр Иосиф Траханиот, который советовал укрепить пограничные города и выжечь окружающие их равнины, чтобы лишить неприятеля продовольствия, а затем уже навязать туркам сражение в выгодных для себя условиях. Совет Траханиота был отвергнут. С огромным войском, включавшим разноплеменных наемников (русских, торков, алан, армян, франков и других), со множеством осадных машин Роман двинулся на восток и, сломив сопротивление сельджукского гарнизона, занял Манцикерт.

Коронация Романа и Евдокии. Слоновая кость. Париж. Кабинет медалей

Но если противники Романа не смогли удержать его от похода, они старались сделать все возможное для того, чтобы обречь экспедицию на неудачу: сперва обрушилась палатка Диогена, и он чудом остался в живых, затем возник пожар в доме, где он остановился на ночлег. Кто-то сеял в войсках недовольство: взбунтовался отряд наемников, другой перешел на сторону противника. Войска, посланные к Ахлату под командованием Иосифа Траханиота, натолкнулись на сельджуков, но вместо того, чтобы отойти к Манцикерту, бежали в Мелитину, тем самым ослабив императорскую армию. Все эти события вряд ли могли быть случайными³⁶.

Тем временем Алп-Арслан поспешно направился к стенам Манцикерта. В первый раз стояли друг против друга большие армии византийцев и сельджуков, сражение между которыми должно было решить, кому владеть Малой Азией. Алп-Арслан и теперь не склонен был дать бой и предпочитал заключить соглашение: к Роману отправили посольство с просьбой о мире, но он отверг предложения сельджуков.

Сражение произошло 19 августа 1071 г. Согласно арабской версии, византийское войско попало в засаду и было разгромлено³⁷. Совсем по-иному изображает ход событий Атталиат. По его словам, сражение начали ромеи, и их натиск заставил противника отступить. Роман, хорошо знакомый с сельджукской тактикой, действовал осмотрительно и остерегался ловушки: поэтому с наступлением вечераон отдал приказ прекратить преследование³⁸. В этот-то момент и разыгралась драма, видимо, заранее подготовленная: приказ Романа дал возможность Андронику Дуке, сыну кесаря Иоанна, распространить слух, будто передовой отряд византийцев разгромлен, а император покинул поле

боя. Арьергард, которым командовал Андроник, обратился в бегство. Началась паника. С небольшим отрядом Роман продолжал еще некоторое время сдерживать турок.

Сорок мучеников и воины. Триптих. Слоновая кость. Государственный Эрмитаж. XI в.

Конь под ним был ранен, и он сражался спешившись. Но сопротивление было безнадежным: василевс вместе со своими воинами попал в плен. Тем временем Андроник Дука благополучно скакал в Константинополь с известием о пленении ненавистного императора. В столице не теряли времени и, по-видимому, даже на помышляли о выкупе пленного государя: Пселл и кесарь Иоанн добились передачи императорской власти Евдокии и ее старшему сыну Михаилу VII Дуке. Вскоре, впрочем, Евдокия была пострижена, и Михаил VII стал единоличным правителем, подчинявшимся полностью Пселлу и своим двоюродным братьям – Андронику и Константину Дукам.

Роман, однако, недолго пробыл в плену у Алп-Арслана. Он подписал договор, согласно которому империя уступала сельджукам Манцикерт, Эдессу, Манбидж и Антиохию и принимала обязательств уплачивать дань; вместе с тем Алп-Арслан гарантировал неприкосновенность восточных границ государства ромеев. Договор скреплялся брачным союзом³⁹. Таким образом, ни поражение у Манцикерта само по себе, ни подписанный Романом договор не знаменовали сокрушения Византийской империи: Алп-Арслан имел возможность оценить силу византийского войска и трудность своей победы.

Стремительный политический упадок Византии в 70-е годы XI столетия явился результатом не поражения при Манцикерте, но следствием той междоусобной борьбы, которую развязывала своекорыстная столичная знать, готовая на прямую измену, – лишь бы удержать свои привилегии.

Когда освобожденный из турецкого пленаРоман вместе со своими воинами, также отпущенными на свободу, двинулся на запад, его

встретили указы Михаила VII, низлагавшие побежденного императора и объявлявшие его врагом государства, а вслед за тем и войска под командованием сыновей кесаря Иоанна. Началась гражданская война (1071—1072 гг.). Романа поддерживали преимущественно каппадокийские и армянские феодалы, тогда как партия Дук опиралась на наемные отряды, возглавляемые Криспином. Разбитый в двух сражениях, Роман заперся в крепости Адана, надеясь на помощь турок. Но помощь не прибыла, и Роман был вынужден сдаться на милость своего заклятого врага, Андроника Дуки, который гарантировал, правда, что Роману не причинят зла. Но уже через несколько дней обещание было нарушено: больного пленника (он страдал расстройством желудка, как говорили, от каких-то снадобий, данных ему врагами), уже принявшего монашество, бросили в чулан, придавили щитом и выжгли ему глаза. Через несколько дней после мучительной операции Роман скончался. Перед смертью он имел возможность выслушать лицемерное послание Пселла, который объявлял Романа мучеником, сулил ему посмертную славу в небесах и заверял, что император не причастен к ослеплению своего отчима.

Победа столичной аристократии была подготовлена и осуществлена – от поражения при Манцикерте до ослепления Романа – кесарем Иоанном и его сыновьями вместе с их советником Михаилом Пселлом. Однако не Дуки и Шелл пожали плоды своей победы – уже очень скоро они были оттеснены от управления, которое взял в свои руки евнух Никифор, известный под уменьшительным именем Никифорица. Если Атталиат видит в Никифорице только ловкого интригана, то Кекавмен отзывается о нем как об опытном полководце и умном политическом деятеле⁴⁰; Вриенний также называет Никифорицу энергичным, умным и опытным человеком⁴¹. Никифорица осуществил ряд мероприятий, направленных к сохранению и упрочению централизованного управления: у церквей была конфискована священная утварь и оклады евангелий, что позволило пополнить казну; были объявлены государственной собственностью принадлежавшие монастырям и частным лицами причалы в Константинополе; был установлен строжайший государственный контроль за хлебной торговлей. Атталиат подробно описывает новую организацию хлебной торговли: каждый землевладелец, привезший хлеб на возах, и каждый корабельщик, доставивший хлеб, должен был сдавать его за определенную цену на государственный склад – фундак; горожане не имели права покупать хлеб нигде, кроме государственного фундака⁴². Одновременно с этим правительство Михаила попыталось ограничить аппетиты феодальной знати: было запрещено передавать замки более чем на срок жизни⁴³.

Однако мероприятия Никифорицы уже не могли поправить дела. Упрочение централизованного управления привело лишь к новым злоупотреблениям, к росту взяточничества и в конечном счете к ухудшению положения трудящихся. Напряженная внешнеполитическая ситуация еще более обостряла внутренний кризис. В 1071 г., в год поражения при Манцикерте, вождь норманнов Роберт Гвискар занял Бари – последнее византийское укрепление в Южной Италии. На Адриатическом побережье византийское влияние было сведено на нет: хорватский и зетский князья признали себя вассалами папы и получили от Григория VII королевские короны. Все учащавшиеся набеги сельджуков на малоазийские провинции вызвали нехватку сельскохозяйственных продуктов и голод в стране. На улицах Константинополя можно было видеть трупы погибших голодной смертью; их не успевали убирать, и на одни носилки (если верить хронисту) приходилось класть по 5—6

мертвецов

⁴⁴

.

Начались волнения в различных частях империи. В 1072—1073 гг. Западная Болгария была охвачена восстанием; восставшим удалось овладеть городами Ниш, Скопле, Охрид. На помощь болгарам пришли войска Михаила Зетского. Лишь силами наемных отрядов византийцы смогли подавить восстание⁴⁵. Затем прокатились волнения в Паристрионе. Посланный на подавление их катепан Дристры Нестор сам выступил против Никифорицы и, поддержанный печенегами, направился к Константинополю, требуя смещения временщика; правда, осада столицы оказалась безуспешной, и Нестор укрылся в печенежских становищах. Один из крупнейших городов империи – Антиохия – был также охвачен восстанием: горожане поднялись против наместника Исаака Комнина и осадили его в акрополе; тем временем были разрушены дома архонтов. Не успел Исаак Комнин справиться с восставшими, как ему пришлось поспешно идти противтурок, появившихся близ города; он был разбит в сражении, попал в плен, и антиохийцам пришлось заплатить за него выкуп в 20 тысяч золотых монет.

Не менее опасные события назревали в Малой Азии. Здесь в 1073 г. восстал командир наемников

Руссель⁴⁶, подчинив села и города Галатии и Ликаонии. Посланная против него армия сражалась без особого энтузиазма и была разбита; многие взятые в плен византийские аристократы примкнули к Русселю и возбуждали его против Михаила. Среди пленников находился и кесарь Иоанн; Руссель приказал облачить его в царские одежды и провозгласить василевсом. Вместе с новым императором мятежная армия двинулась на Константинополь, встречая поддержку всех тех, кто был недоволен мероприятиями Никифорицы. Правительству оставалось только одно – весьма опасное – средство:

обратиться за помощью к туркам

⁴⁷

. Около горы Софон, недалеко от Никомидии, сельджуки разбили отряды Русселя наголову: и кесарь Иоанн, и Руссель оказались в плену.

Правда, жена выкупила Русселя из турецкого плена, и он еще некоторое время успешно действовал в Армениаке, но незадачливый узурпатор попал в руки своего племянника и, опасаясь мести, поспешил постричься.

Едва подавили мятеж Русселя, как в 1077 г. новый феодальный бунт охватил страну. Никифор Вриенний, которого поддерживала македонская знать, был провозглашен императором и двинул войска на Константинополь. Наступление зимы помешало успеху его предприятия, а затем правительство Михаила сумело мобилизовать против узурпатора наемные отряды, печенегов и флот. Вриенний отошел к Адрианополю. Почти одновременно начался другой феодальный мятеж, на этот раз в восточных фемах. Его возглавил Никифор Вотаниат, один из знатнейших феодалов востока. В мятеже участвовали многие аристократические фамилии, в том числе Дуки, а также представители высшего духовенства во главе с антиохийским патриархом Эмилианом. Всю эту знать объединяла ненависть к политике Никифорицы. Движение нашло своего идеолога в Михаиле Атталиате, умелом командире и знающем правоведе, страстно ненавидевшем Никифорицу. Весь пафос Атталиата направлен против столичного чиновничества и централизаторских тенденций: он обрушивается на прежних правителей империи, которые под предлогом общественной пользы совершали безбожные и противозаконные деяния⁴⁸. Неоднократно подчеркивает Атталиат, что мелочная скупость правительства ромеев была причиной неудач в войне с сельджуками (в отличие от Пселла, который, напротив, «мотовство» считал одним из самых страшных пороков государя). Вотаниата Атталиат восхваляет как представителя знатного рода Фок, насчитывающего (какая точность!) 92 поколения славных мужей и восходящего, оказывается, к знаменитым Фабиям. Никифор, разумеется, божий избранник. Но что особенно важно для Атталиата – это щедрость его героя, с которым не могли сравнитьсязолотоносные реки Пактол и Хрисороя, протекавшие некогда в Лидии⁴⁹. Так устами Атталиата была сформулирована программа провинциальной феодальной знати – программа щедрых уступок аристократии и церкви.

Вотаниат был уже пожилым человеком, опытным полководцем и дипломатом. Избегая поспешных действий, он прежде всего заручился поддержкой турок, отряды которых беспрепятственно проникали вплоть до Пропонтиды. В начале 1078 г. Вотаниат занял Никею и окрестные города. Правительство Михаила, оказавшееся между двух огней, не могло сопротивляться. В марте 1078 г. сторонники узурпатора принудили Михаила отречься и стать монахом Студийского монастыря, тогда как Никифорица искал спасения в бегстве, но вскоре был схвачен, выдан Вотаниату и погиб под пытками.

Никифор III Вотаниат (1078—1081) вступил на престол как вождь провинциальной знати. С самого начала мятежа он пользовался поддержкой Дук; теперь, по совету кесаря Иоанна, он женился на жене своего предшественника, прекрасной аланке Марии (несмотря на то, что Михаил был еще жив) – тем самым был скреплен его союз с Дуками⁵⁰. Комнины перешли на его сторону сразу же после отречения Михаила. Суверенитет Вотаниата признал и куропалат Филарет Вахамий (см. выше, стр. 246), отложившийся при Михаиле VII и подчинивший своей власти такие крупные центры, как Мелитина, Эдесса и Антиохия. В течение длительного времени войска этого феодального сеньора были единственной силой, сдерживавшей натиск сельджуков; его сопротивление было сломлено только к 1085 г. Никифор стремился достигнуть соглашенияи с мятежным Вриеннием: он предложил Вриеннию титул кесаря и обещал усыновить его, а его сторонникам – даровать полную амнистию и возвратить прежние чины и должности. Вриенний не согласился, но потерпел поражение, попал в плен и был ослеплен.

Император Никифор Вотаниат с приближенными. Миниатюра из "Слов" Иоанна Златоуста. Париж. Национальная библиотека

Вотаниат правил в соответствии с программой Атталиата: щедро даровал он императорские пожалования, прощение недоимок и податные привилегии. Церквам была возвращена священная утварь, собственникам причалов – права, которых они лишились при Никифорице. Монастыри и светские феодалы получали хрисовулы, жаловавшие им деревни, крестьян, экскуссионные права. Расходы превышали поступления (значительно сократившиеся к тому же из-за потери малоазийских провинций, занятых турками), и казна, накопленная бережливым Никифорицей, быстро таяла. К тому же правительство Вотаниата порвало с осторожной внешней политикой Михаила VII и в труднейшей экономической ситуации действовало с великодержавными замашками. После падения Бари советники Михаила осознали мощь Норманского государства и стремились к союзу с Робертом Гвискаром, рассчитывая получить от него помощь против турок. Союз предстояло скрепить брачным договором: дочь норманского вождя прибыла в Константинополь как невеста юного Константина Дуки, сына и номинального соправителя Михаила. Окружение нового василевса враждебно относилось к норманнам и к пронорманским симпатиям Михаила; низложенного императора обвиняли в том, что он готов был передать страну врагу. Дочь «тирана» (так именовали Роберта Гвискара) изолировали от сына аланки Марии, остававшегося и при Вотаниате наследником престола, и оставили в византийской столице без средств к существованию.

Все это, естественно, превращало Роберта из союзника в отчаянного врага. При норманском дворе внезапно появился какой-томонах, выдававший себя за Михаила VII и умолявший «восстановить» его на престоле⁵¹. Назревала опасная война.

Откровенная поддержка Вотаниатом провинциальной феодальной знати вызывала возмущение масс. Болгария была охвачена народным движением: Лека, павликианин из Филиппополя, привлек на свою сторону печенегов, напал на Сердику и убил тамошнего епископа; в Месемврии пытался поднять восстание болгарин Добромир⁵². Правда, движение Леки и Добромира не имело серьезных последствий: вскоре им пришлось просить мира и принести присягу на верность. Более опасным было народное движение на востоке, где греческие крестьяне стали переходить на сторону сельджуков и вместе с ними, по словам Атталиата, «восставали против соплеменников»⁵³.

Раздачи, осуществляемые Вотаниатом, не спасали от все новых и новых попыток узурпации престола. В Диррахии восстал наместник города Никифор Василаки, задумавший мятеж еще в правление Михаила VII. Василаки занял Фессалонику, но на этом его успехи и кончились: разбитый, он заперся в городе, был схвачен собственными сподвижниками и выдан победителю. Затем поднял мятеж Константин Дука, брат низложенного Михаила, – однако Вотаниат вступил в переговоры с войсками узурпатора, предложил им подарки и почетные титулы и склонил выдать Константина, который был пострижен и отправлен в ссылку. Особенно опасным явилось возмущение Никифора Мелиссина, малоазийского аристократа, находившегося в близком родстве с Комнинами.

Укрепившись в Никее и достигнув соглашения с турками, Мелиссин разбил посланные против него войска и двинулся к Константинополю. Столица снова была под угрозой. Однако Мелиссину не удалось захватить престол: в то время, как он приближался к городу, произошел еще один мятеж, стоивший Вотаниату трона, – восстали Комнины.

Алексей Комнин, племянник императора Исаака Комнина, был одним из виднейших византийских феодалов. Его поддерживали представители самыхзнатных фамилий, в том числе Дуки, в свое время способствовавшие возвышению Вотаниата: Алексей был женат на Ирине, внучке кесаря Иоанна, а императрица Мария усыновила его. Еще до переворота Мария заключила с Алексеем соглашение, гарантировавшее ее сыну Константину Дуке права соправителя и соответствующие почести⁵⁴. Алексея поддерживал знатный род Палеологов, армянские и грузинские феодалы, жившие при константинопольском дворе, командиры наемников; армия боготворила своего отважного полководца.

В феврале 1081 г. Алексей вместе с братом Исааком покинул Константинополь и отправился во Фракию, в местечко Цурул, которое становится опорной базой мятежа. Сюда съезжаются сторонники Комнинов, стягивается войско; здесь Алексея провозглашают императором. Таким образом, в отличие от своего дяди, опиравшегося на малоазийские фемы, Алексей наступал из Фракии, где теперь находился оплот феодальной аристократии⁵⁵. Из Цурула войско Комнинов медленно двинулось к столице. Тем временем Алексей вел переговоры с наместниками провинций и с провинциальными магнатами, в том числе с Мелиссином. Послы Мелиссина предлагали разделить империю на две части: востоком должен был управлять Мелиссин, западом – Алексей. Иными словами, провинциальная знать ставила вопрос о раздроблении государства, которое, казалось, и так фактически распадается на части⁵⁶. Однако Алексей добился компромиссного решения: Мелиссин получал титул кесаря и Фессалонику, «для жительства» (εις χατοιχιαν), как говорит Зонара⁵⁷, т. е., по-видимому, в лен.

В конце марта 1081 г. войска Комнинов появились у константинопольских стен. Вотаниат в полной растерянности думал о бегстве; город охраняли ненадежные отряды немецких наемников и плебс, имевший все основания бояться вторжения феодальных дружин. Сопротивление оказалось недолгим; подкупив стражу, Георгий Палеолог с отрядом воинов проник внутрь стен и отворил ворота. Победа Алексея Комнина была ознаменована насилиями и грабежами. По словам Зонары, все войско Комнинов, а особенно фракийцы и македонцы, вело себя не лучше неприятеля: солдаты бесчестили девушек и замужних женщин, грабили храмы, синклитиков стаскивали с мулов и раздевали тут же на улицах⁵⁸. Даже Анна Комнина, дочь узурпатора, должна признать, что свои, не краснея, поступали словно варвары⁵⁹: грабили и убивали. Старый император отрекся от престола и, подобно своему предшественнику, принял монашество. Рассказывают, что он даже не жалел об этом и жаловался только, что отныне ему придется воздерживаться от мясной пищи. 4 апреля 1081 г. Алексей Комнин был официально провозглашен императором.

События 1057—1081 гг. знаменовали политический кризис Византийского государства. Разгромленная сельджуками, теснимая норманнами, ослабленная междоусобной борьбой, империя, казалось, полностью потеряла прежний престиж; ей оставалось только ждать завоевателя. Мы увидим дальше, что это впечатление обманчиво: еще около столетия Византия продолжала стоять в ряду великих держав средневековой Европы.

На протяжении третьей четверти XI в. византийские политические деятели не раз предпринимали попытки реформ; все они – от Исаака Комнина до Никифорицы – стремились не к разрушению централизованного государственного аппарата, а к его укреплению. Даже провинциальные феодалы, добравшись до константинопольского престола, превращались в защитников централизации.

Глава 12. ПРОВИНЦИАЛЬНАЯ АРИСТОКРАТИЯ У ВЛАСТИ. ВНУТРЕННЯЯ ПОЛИТИКА ПЕРВЫХ КОМНИНОВ

Когда в 1081 г. Алексей Комнин пришел к власти, положение империи было критическим: один за другим вспыхивали феодальные мятежи, казна опустела, а со всех сторон наступали опасные враги. Сельджукские полчища затопили Малую Азию, и их набеги становились тем более грозными, что византийские крестьяне поддерживали турок. Придунайские провинции были открыты для вторжений печенегов. Роберт Гвискар готовил нападение на Грецию и мечтал об императорском троне. И все-таки Византия не пала. Более того, к середине XII в. она превратилась в сильное государство, сумевшее остановить продвижение турок и нанести им серьезные поражения; ее позиции на Балканах были упрочены, и даже венгерский король признал себя вассалом империи; император вмешивался в итальянскую политику. Византия в XII в. поражала западных путешественников богатством своей казны, пышностью одеяний, искусством ювелиров и ткачей.

Что же произошло? На какие силы смогла опереться династия Комнинов, добившаяся пусть кратковременного, но все же упрочения позиций империи? Неужели разгадку этих событий нужно искать только в уме, энергии и дипломатическом искусстве первых трех императоров этой династии

– Алексея I (1081—1118), Иоанна II (1118—1143) и Мануила I (1143—1180) ¹, которых хронисты, ораторы и поэты единодушно превозносят как неутомимых воинов, чья жизнь протекала не в покоях Большого дворца, но в трудных походах, когда приходилось продираться сквозь заросли, пересекать опаленные солнцем степи и ночевать подоткрытым небом?

Первые три Комнина были одаренными политическими деятелями. Но их успех – не столько плод их ума и энергии, сколько результат влияния определенных социальных сил, выдвинувших и поддержавших новую династию. Правительство Алексея I выступало против тех социальных кругов, которые привели к власти Никифора III, – против высшей провинциальной аристократии. Многие постановления своего предшественника Алексей сразу же отменил. Старые аристократические роды – Склиры, Фоки, Аргиры, Курку асы – сошли со сцены. Их разорение было ускорено сельджукским натиском и завоеванием Малой Азии, где располагались их основные владения; их политический престиж был подорван Василием II и его преемниками. Комнины ничего не сделали для них: если верить Зонаре, Алексей не оказывал покровительства знатным родам², а по словам Феофилакта Болгарского, владения многих архонтов были конфискованы³. Преемники Алексея продолжали его политику: в частности, в XII в. сокращаются раздачи экскуссионных грамот, которые так щедро жаловал Никифор III, да и сам Алексей в начале царствования. Но Алексей ни в коей мере не выражал интересов столичной чиновничьей знати, идеологом которой некогда был Пселл: к концу XI в. старая византийская бюрократическая централизация отчетливо обнаружила свои язвы; стало ясно, что она уже изжила себя.

Характеризуя особенности политики Алексея, Зонара писал, что этот император стремился изменить старые государственные порядки: «Он выполнял свои функции не как общественные (χοινα) или государственные (δημοσια), а в себе видел не управителя, ногосподина, считая и называя империю собственным домом (οιχος οιχετος)⁴. Действительно, развивая тенденции, наметившиеся уже при Исааке Комнине и Романе Диогене, Алексей и его преемники рассматривали как материальный оплот императорской власти домениальные земли, а также владения обширного клана Комнинов и их ближайших родственников, тогда как прежде материальную базу византийского государства составляли преимущественно налоги, поступавшие со всех территорий империи.