Текст книги "Космический маразм"

Автор книги: Сергей Бушов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 35 страниц)

– У меня от такого мороз по коже, – признался Вам Кого, быстро шагая по проходу.

Вагон закончился, но следующий тоже оказался сидячим – правда, совсем пустым. Только в его начале стоял одинокий человек, который держал в руках прозрачную пластиковую линеечку и с придурковатыми интонациями декламировал в пустоту примерно следующее:

– Предлагаю вашему вниманию товар, который пригодится в каждом доме. Это так называемая линза Френелли. С её помощью можно читать мелкий текст – например, инструкции к лекарственным препаратам, аннотации, рекламации и приписки к договорам. В магазинах «Фрукты-овощи» такая линейка с линзой может стоить от тысячи до двух тысяч рублей. Я же предлагаю вам эту линейку по рекламной цене в полтора рубля и даю ещё двести рублей в придачу, чтобы вы забрали у меня этот хлам.

Мы миновали продавца, и Вам Кого на бегу прокомментировал:

– Эта страна, а может, и вся планета, погибнет от собственной безграмотности. Какой Френелли, к чёртовой матери? Огюстен Жан Френель бы в гробу перевернулся.

– Надо было купить, – сказал я. – Двести рублей бесплатно дают.

– В маразме чего только не встретишь, – отозвался Вам Кого, пробегая следующий вагон. – Я когда от каравана откололся, видел ларёк, в котором сушёных червей продавали всего по рублю мешок. Тоже потом жалел, что не купил – Свази бы накормили.

На этих словах он уткнулся в закрытую дверь, которой заканчивался вагон. Должно быть, мы добрались до кабины машиниста. Вам Кого безрезультатно подёргал дверь, потом извлёк из кармана открывашку и за пару секунд вскрыл замок.

Мы ворвались в просторную кабину, в которой не было ни души. Только на абсолютно неуместном для кабины поезда автомобильном руле была скотчем приклеена табличка: «Ушёл в отпуск». Неуправляемый поезд нёсся вперёд по каменистой местности, лишённой всяких рельсов.

– Что делать-то? – засуетился Вам Кого. Оторвал табличку, подёргал руль.

– Вы отклонились от курса «Курский вокзал – Байконур», – донёсся приятный женский голос со стороны приборной панели. Я бросил взгляд вправо и увидел небольшой GPS-навигатор, подвешенный к стеклу. На экране настойчиво моргала стрелочка, указывавшая верное направление.

– Это упрощает дело, – сказал Вам Кого и уверенно сел за руль.

– Поверните налево, – скомандовал навигатор.

Вам Кого послушно повернул руль, и поезд стал отклоняться левее, в сторону асфальтового шоссе, которое тянулось невдалеке, то взбираясь на скалы, то спускаясь с них.

– А не лучше ли затормозить? – предложил Сам Дурак.

Вам Кого пошарил ногами в поисках тормоза. Видимо, не нашёл, и дёрнул ручник. Тот моментально отвалился вместе с коробочкой, из которой торчал.

– Фикция, – пояснил Вам Кого. – Муляж.

Не снижая скорости, мы выскочили-таки на шоссе.

– Займите крайнюю правую полосу, – сказал навигатор.

– Мы и так на крайней правой, – возразил Вам Кого.

– Через сто метров поверните направо, – продолжал навигатор.

Вам Кого резко крутанул руль, и мы с трудом вписались в поворот.

«А как же вагоны, которые едут за нами?» – мелькнула у меня мысль. – «Они-то наверняка не смогли повернуть». Я бросил взгляд в заднее стекло и не увидел никаких вагонов – только крышку багажника.

– Не вертитесь, Володя, – сказал Вам Кого. – И пристегните ремень.

– А поезд где? – произнёс я, щелкая замком. – И где Кентел?

– Он в купе остался, – ответил Конотоп, разлёгшийся на заднем сиденье, сильно потеснив Сам Дурака. – А где теперь купе, неизвестно. Ничего – Кентел в маразме не пропадёт.

Машина мчалась всё быстрее, приближаясь к чёрному отверстию в горе.

– В тоннеле не забудьте включить ближний свет фар, – подсказал навигатор.

Вам Кого поискал подрулевые переключатели, не нашёл и чертыхнулся. Мы влетели во мрак на сумасшедшей скорости.

– Ничего не вижу, – пробормотал Вам Кого. – Хотя нет – вон какая-то лампочка.

И действительно, навстречу нам из мрака приближался яркий свет. Уже вблизи я понял, что это головной фонарь несущегося навстречу локомотива, и втянул голову в шею. Меня швырнуло вперёд, ремень вонзился в грудную клетку, к голове прилила кровь, и я полетел куда-то сквозь грохот, тьму и осколки пластмассы.

Шлёпнувшись на мокрый холодный пол, я проскользил пару метров и, двигаясь на четвереньках в абсолютном мраке, начал ползти по туннелю, надеясь найти выход.

Моя рука наступила на что-то тёплое, костлявое.

– А! – вскрикнул незнакомец. – Кто здесь?

– Это я, Володя, – ответил я. – А вы кто?

– Это я, Володя, – ответили из тьмы.

Я догадался достать из кармана мобильник и посветил. Это и вправду был Володя – тот самый, который в компании его собратьев по разуму искал станцию «Парк Культуры». Он тоже стоял на четвереньках и смотрел прямо на меня. Мне стало не по себе, и я погасил экран мобильника, после чего пополз дальше. Володя сопел рядом, чуть позади. Минут через двадцать я догадался подняться на ноги, а вскоре увидел впереди неясный свет и зашагал быстрее.

Наконец я вышел к освещённой и переливающейся всеми цветами радуги станции метро. Взобравшись на платформу, я увидел Сам Дурака, Вам Кого и Конотопа, а также ещё шестерых человек, тех самых, которые путешествовали вместе с моим тёзкой.

Вам Кого подманил меня пальцем. Когда я приблизился, он подмигнул мне, словно заговорщик, и громко зашептал:

– У меня появилась идея. Помните, в прошлый раз эти люди в поисках «Парка Культуры» приехали к нам на корабль? Я хочу к ним присоединиться и попробовать повторить тот же номер. Как вам это, Володя?

– Неплохо.

– Голь на выдумки хитра, а? – Он снова подмигнул.

– Две бомбы в одну воронку не падают, – подтвердил я. – А куда они собираются? Всё ещё на «Парк Культуры»?

– Сейчас узнаем. Молодой человек!

Вам Кого направился к Володе, который как раз присоединился к своей группе и что-то объяснял, размахивая руками.

– Да? – отозвался он, поворачиваясь к Вам Кого.

– Простите моё любопытство, – сказал Вам Кого. – Если не секрет – куда вы путь держите?

Володя пошевелил своим курносым носом и неуверенно ответил:

– По-по-понимаете ли, в чем дело… Мы вообще-то «Парк Культуры» ищем. Но у нас не получается. И мы подумали, то есть я предложил, если вы, конечно, не против, присоединиться к вам, как к людям, не связанным п-проклятием блуждания, чтобы, в конце концов, оказаться хотя бы где-нибудь, откуда мы могли бы найти дорогу к «Парку Культуры».

– Вам повезло, – улыбнулся Вам Кого. – Мы как раз тоже ищем «Парк Культуры». В некотором смысле.

– Замечательно, – кивнул Володя. – Тогда мы с вами.

К платформе подошёл синий с полоской поезд метро. Открылись двери.

– Поехали, – сказал Вам Кого.

– Там «Парк культуры»? – уточнила полная женщина грозным голосом.

– Очень на это надеюсь, – ответил Вам Кого.

Мы все зашли в вагон. Двери закрылись. Голос из динамиков объявил:

– Это была станция «Октябрьская», конечная. Поезд отправляется в парк.

Состав тронулся в путь.

Глава 7. Посреди океана.

У каждого человека есть свои фантазии. Маленький мальчик воображает, что он вырастет и станет бюрократом, чтобы брать взятки и никому ничего не разрешать, как сейчас ему ничего не разрешает мама. А мама представляет себя агентом разведки красных кхмеров, которому поручили пробраться в тыл врага и прожить там десять лет, да так, чтобы никто не догадался, что он – шпион, а вовсе не измученная бытом бледнолицая домохозяйка. Невзрачный и толстый сосед сверху в своих мечтах видит себя соблазнительной стриптизёршей, которая пришла к нефтяному магнату, чтобы его очаровать и получить в награду полцарства. А сосед снизу считает, что он – ничтожество, хотя те рисунки, которые он царапает по ночам углём на обожжённых фанерках – гениальны.

И вот все они живут, погружённые каждый в свой мир, и выходят иногда из квартир наружу, и миры их сталкиваются, словно галактики, и последствия этих столкновений невозможно ни предсказать, ни предотвратить.

Те семь человек, которые скитались по свету в поисках «Парка Культуры», тоже были очень разными, и в каждом точно так же открывалась своя бездна.

Старый убеждённый коммунист Илья Владимирович, чьи руки тряслись, а брови неустанно шевелились, то приподнимаясь удивлённо, превращаясь в галочку из инвентарной книги, то обвисали, как налившиеся колосья пшеницы, то выстраивались в строгую линию, как орденские планки на его груди, был весь словно на ладони. Он ничего не скрывал, резал правду-матку и отрицал всё, чего не понимает.

– Мы обязательно найдём «Парк Культуры», – говорил он. – Это просто какая-то ошибка, и в своё время за неё обязательно кто-то понесёт ответственность. Либо виноваты начальники в «Метрострое», которые по неосторожности снесли станцию, а потом побоялись это признать и запутывают следы, либо это происки троцкистов, которые прибыли на подводной лодке из Сибири и нарыли подземных ходов, чтобы уничтожить Советскую власть и ввести в заблуждение нас – простых честных тружеников. Ведь как всё началось? Можно сказать, обыденно. Мы все не планировали совершать ничего предосудительного. Зашли в вагон метро на станции «Октябрьская». Не толпились, не шумели, вели себя как порядочные граждане. Девушка с зонтиком мне место уступила из уважения к моим годам. И то, что после станции «Октябрьская» оказалась вдруг «Павелецкая», абсолютно несправедливо и противоречит всем международным соглашениям. Слава Богу, что мы вышли из поезда и, собравшись вместе, обсудили всё коллегиально. Теперь все мы – свидетели, и можем подать на виновных в суд.

Эдуард Валентинович, полноватый и лысоватый мужчина в очках и потрёпанном пиджаке, надетом поверх замызганной майки, считал себя интеллигентом и потому полагал, что всегда должен иметь своё мнение по любому вопросу.

– Всё это легко объяснить с научной точки зрения, – провозглашал он, поправляя очки. – Скорее всего, это обыкновенная аномалия. Должно быть, пространственная. А может, временная. Или магнитная. А может статься, что и все три одновременно. Поэтому нам нужно тщательно документировать наши наблюдения, – при этом он доставал блокнотик и начинал записывать в нём последовательности загадочных сокращений, которые потом ни за что не смог бы разобрать.

Антипов, маленький небритый мужичок в невзрачной телогрейке, слабо интересовался научными теориями.

– А я знаю, что это такое, – хмуро изрекал он, глядя всё время куда-то вниз. – Это всё самая настоящая херня. Мне вот надо было на «Парке Культуры» с друганом встретиться, он мне электромотор обещал притащить почти новый. Не встретился, ну и херня это всё. Сдался мне этот мотор… И закончится всё тоже полной хернёй, вот попомните моё слово.

Володя, по непонятной причине возглавлявший эту странноватую процессию, напротив, почти всё время улыбался, смущался и заикался, хотя говорил при этом убеждённо:

– Я уверен, что это специальное п-проклятие, наложенное на нас опытным специалистом в области чёрной магии. В наше время уже т-трудно отрицать, что экстрасенсорные способности вполне могут существовать. И вполне п-понятно, что какому-то недоброму магу з-захотелось наложить на нас заклятие блуждания. Осталось т-только понять, зачем.

Толстая женщина в бесформенном пёстром балахоне, которую никто не называл иначе как товарищ Крыленко, всё время чесала у себя то под мышками, то сзади, то между ног и повторяла громовым голосом:

– Это безобразие! Это всё нужно немедленно прекратить! Мы им что, подопытные кролики? Да мы крупнее любого кролика в десять раз! Я, между прочим, на «Парке Культуры» живу. У меня там все продукты протухнут. Кто ущерб возместит?

Задумчивый и медлительный парень с магнитолой на плече по имени Константин бубнил невнятно:

– Я уже находился в изменённом состоянии сознания. Очень похоже. Мы там, в вагоне, получили сильную дозу галлюциногенного вещества, и теперь коллективно глючим во всех измерениях. Но самое страшное будет, когда нас отпустит. Ломка, все дела, и ещё неизвестно, где и кем мы окажемся. Нам надо «Парка Культуры» держаться. Если думать о чём-то другом, свихнёшься наверняка. Только «Парк Культуры». С него всё началось, он самый достоверный.

Девушка в больших очках, имени которой никто не знал, и все стеснялись спросить, подтверждала:

– Мы очень мало знаем об окружающем мире, и, скорее всего, сейчас открываем его новые горизонты, как когда-то Дарвин придумал теорию эволюции, – впрочем, она тут же вдруг заливалась слезами, и громко всхлипывая, причитала:

– Я домой хочу!

Вся эта компания, пытаясь добраться до пункта своего назначения, умудрилась побывать в джунглях Африки, на борту японской подводной лодки, возле Великой Китайской стены, в подземном городе огненных карликов и даже, как мы видели, в космосе, но, похоже, ничуть не приблизилась к «Парку Культуры». Поэтому она примкнула к другой компании, нашей, которая, в свою очередь, безуспешно стремилась попасть на планету со странным названием Эгозон.

Пока из нашего симбиоза ничего путного не вышло. Мы долго и мучительно ехали в поезде по тёмному тоннелю метро, успев за это время перезнакомиться и обменяться мнениями по разным вопросам, в результате чего у нас всех была возможность усомниться в чужой и собственной вменяемости. Затем мы выехали из тоннеля, оказавшись в глинисто-песчано-каменистой пустыне, и некоторое время двигались по ней, пока колеса нашего вагона не увязли в песке. Мы вынуждены были выбраться наружу, выяснив при этом, что ни других вагонов, ни локомотива поблизости нет, как нет и следов какой-либо цивилизации в пределах прямой видимости. Поэтому мы побрели по пустыне под ярким палящим солнцем в случайно выбранном направлении, представляя собой жалкую вереницу утомлённых от долгого пути тел.

Конотоп шёл рядом со мной, с трудом передвигая лапы.

– Когда же эта жара закончится? – роптал он. – У меня вся шерсть от пота слиплась.

– Кошачьи не потеют, – заметил я, облизав потрескавшиеся от жары губы.

– Нет уж, Володя, – резко отреагировал Конотоп. – Я всё равно буду потеть. Во-первых, если я перестану потеть, то сдохну от этой чёртовой жары. Во-вторых, я не доверяю твоим знаниям, почерпнутым из Википедии.

– А откуда они, по-твоему, должны быть почерпнуты? – возмутился я. – Из Твиттера, что ли?

– На мой взгляд, – сказал Конотоп, – самый правильный путь получения знаний – это опыт. Свой собственный или тех людей, которым ты доверяешь.

– А ты сам-то себе доверяешь? – усмехнулся я.

– Нет, – ответил Конотоп. – Но в данном случае это неважно.

Ещё некоторое время шли молча. Солнце начало клониться к горизонту, и я вдруг задумался о двух вещах сразу. Во-первых, прошло уже много времени с тех пор, как я последний раз брился, а у меня так и не выросла борода. Что бы это значило? Гормоны в маразме не действовали, что ли? Или это моя привычка – не быть бородатым? Во-вторых, впервые за очень долгое время наступал вечер, а за ним, может быть, и ночь. Значит, вполне возможно, что мне удастся, наконец, поспать. А может быть, мы все просто проснёмся, и то, что произошло с нами, окажется обычным сном?

– Конотоп, – спросил я, – а что такое сны? С точки зрения маразма, я имею в виду.

– Я думал об этом, – ответил Конотоп. – Во сне у тебя нет сознания, но подсознание – есть, и ты по-прежнему можешь влиять на окружающий мир. Примерно так же, как влияют все неодушевлённые предметы. Так что в некотором смысле во сне ты превращаешься в камень.

– Бр-р, – отозвался я. – Не очень приятное сравнение.

– Ну, тогда в зеркало, – сказал Конотоп.

И снова шли молча. Когда Солнце опустилось уже довольно низко, Вам Кого предложил устроить привал. Поскольку ночью обычно бывало холоднее, чем днём, решили на всякий случай соорудить костёр, чем мы с Сам Дураком и занялись. Он нарубил мечом несколько корявых деревцев, которые росли то там, то здесь по пути нашего следования. Я попробовал поджечь дрова флистером, но с этим возникла проблема. Как только я стрелял в очередную ветку, она рассыпалась в пепел вместо того, чтобы вспыхнуть. Когда я перевёл таким образом половину дров, выяснилось, что у Антипова есть спички. Скоро мы разожгли оставшуюся кучку, и все расположились вокруг, кто как мог.

Огонь разгорелся ярко. Искры плясали в воздухе, языки пламени принимали причудливые формы, и это располагало к тому, чтобы расслабиться и отдохнуть.

– Хорошо! – констатировал Илья Владимирович. – Только вот заняться совсем нечем. Ни книжки почитать, ни газеты. Молодой человек, – обратился он Константину, – может, музыку включите? Только не современную, а какую-нибудь более внятную с идеологической точки зрения.

– Она не работает, – пробубнил Константин, так и сидя с магнитолой на плече. – Я уже говорил.

– Жалко. Может, обсудим что-нибудь интересное?

– Может быть, как добраться до «Парка Культуры»? – предложил Вам Кого.

Илья Владимирович отмахнулся.

– Я за многие месяцы блужданий уже понял, что строить планы в данном случае совершенно бесполезно. Как добраться, в целом ясно. Понять, где ты, потом выбрать путь и дойти. Не получается. В мире шатания и разброд, никакой генеральной линии. Даже понять, что за местность, невозможно. Не удивлюсь, если увижу египетские пирамиды на северном полюсе. Так что и обсуждать это смысла нет… А знаете что? – его брови приподнялись, и глаза заблестели. – Давайте рассказывать друг другу разные истории. Что с кем в жизни интересного было. Ну, или просто байки, притчи. У кого что.

– Хм, – сказал Вам Кого. – Может оказаться любопытно. Давайте попробуем.

– Ну, тогда я для затравки и начну, – Илья Владимирович откашлялся и заговорил. – Произошёл со мной один загадочный случай году эдак в семьдесят седьмом. Славные были времена. Я тогда работал в обкоме партии, заведующим отделом. И как-то раз вызывает меня начальник мой, секретарь обкома. Говорит, посоветоваться нужно. И даёт мне прочитать бумагу. Говорит, вот пришёл сверху циркуляр, ознакомься. А нам в то время много подобных бумаг приходило с указаниями, как к каким событиям в мире относиться, как себя вести, что говорить можно, а что нельзя, какую линию гнуть на заседаниях и при встречах с трудовыми коллективами, ну, и так далее. Взял я бумажку, читаю и не понимаю ничего. Секретарь меня спрашивает: «Ну как, что скажешь?» Я голову почесал и говорю – так, мол, и так. Судя по всему, рекомендуют нам всех прищучить как следует, особенно тех, кто высовывается. Секретарь удивился, взял бумажку назад, перечитал. «Точно, – говорит. – Теперь выходит, что так. А ну-ка, перечитай ещё раз». Я второй раз прочитал, немного яснее стало. И я вдруг понимаю, что смысл-то совсем другой, что-то об отношении к коллективизации и раскулачиванию после революции. Сказал это секретарю. Он опять удивился, снова читает и соглашается. Так много раз мы с ним эту бумагу читали, и каждый раз новый смысл появлялся. И как, позвольте, с такими указаниями работать? Это же чёрт знает что! Собрали совещание, все читают, и каждый раз понимают по-новому. Чертовщина, да и только. Решили запросить разъяснений сверху, из ЦК. Приходит ответ – никакого циркуляра, о котором вы пишете, не высылали, знать не знаем. Мы удивились, конечно. Глядь в архив – а циркуляра-то и нет. Номер входящий есть, запись в книгах есть, а сама бумажка исчезла вместе с копиями. Вот тебе и фокус. Так до сих пор и не знаю, что это было и как толковать.

– Интересно, – сказал Вам Кого. – Очень даже любопытно.

– Ну, этому легко найти объяснение, – вставил Эдуард Валентинович. – Это называется фракталы. На них тоже смотришь – видишь картинку, а увеличиваешь – видишь другую. И так до бесконечности.

– У меня тоже бывает, – подтвердил Константин, переложив магнитолу с правого плеча на левое. – Вот, к примеру, «Всадница» Брюллова. Вроде смотришь сначала – клёвая чувиха. А приглядишься – вся кривая, косая, и конь под ней уродливый.

– А знаете, – сказал Конотоп, – у меня на похожую тему как раз история есть, типа притчи. Говорят, реальный случай, задокументированный, но точно не скажу. В древности жил на планете Семигуз один фокусник, Ибобей его звали. Считался он самым искусным в своей профессии, о нём даже легенды ходили. Никто с ним не мог сравниться. Но шло время, он сильно постарел, выступать перестал. И появился другой фокусник, молодой и способный, по имени Ижесним. Он был горячим, очень гордым, и его обижало, что какого-то немощного старика ему постоянно ставят в пример. Ижесним залы собирал огромные, а Ибобей из дома носу не высовывал, но всё равно считался лучшим. И тогда вызвал Ижесним Ибобея на дуэль. Говорит – пусть соберётся толпа на площади и каждый из нас покажет один фокус. Кому больше будут хлопать, тот и станет называться величайшим чародеем. Ибобей принял предложение, хотя в последние годы на людях почти не показывался. Он вышел на площадь, кое-как доковылял до места, где они собирались состязаться, сел на камень и задремал. Ижесним вышел перед толпой, поставил у всех на виду бочку, насыпал в неё через сито земли, полил водой, и на глазах у зрителей из бочки выросло большое красивое дерево – не настоящее, конечно. Зрители зааплодировали. Настала очередь Ибобея. Он, кряхтя, встал с камня, пошевелил губами, чуть приподнял руку – и Ижесним растворился в воздухе. Больше его никто никогда не видел. Ибобей скоро умер, но с тех пор он так и считается самым великим фокусником в мире.

– И как же он это сделал? – спросила товарищ Крыленко.

– Никто не знает, – ответил Конотоп. – Секрет ушёл с ним в могилу. Но это и неважно. Главное – его вера в то, что он великий фокусник.

– Его судили? – не унималась Крыленко, прищурив и без того заплывшие жиром глаза.

– За что? – не понял Конотоп.

– За убийство, – Крыленко привстала с камня, на котором восседала, и почесала попу.

– А никто не знает, убийство это или нет, – сказал Конотоп, махнув хвостом. – Тела нет, смерти никто не видел. Да и времена были не те.

– Идеологически неправильная притча, – заметил Илья Владимирович. – Допускает мистическое толкование, а ничто сверхъестественное существовать не может.

– А как же наши с вами блуждания? – встрепенулся Володя. – Разве их можно рационально объяснить?

– Всё можно как-нибудь объяснить, молодой человек, – поморщился Илья Владимирович.

– Один фокусник другого не заменит, – сказал Константин. – Это вон как Ферлонга поменяли на жёлтого ублюдка, только цвета слоновой кости – и что толку?

– А вот я насчёт мистики, кстати, тоже не согласен, – сказал Эдуард Валентинович. – Мистика в некоторых количествах тоже имеет место быть. Я несколько лет назад работал завхозом в одном провинциальном вузе. И был у нас в штате рабочий Лёша – так, на подхвате – гвоздь забить, сантехнику подкрутить. Школу закончил со справкой, книжек в жизни не читал, и дожил до своих сорока лет совершенным, прошу прощения, балбесом. Да ещё и невезучий был сильно. То пойдёт на зимнюю рыбалку и в прорубь провалится, то накопит за десять лет денег на ржавую машину, поедет покупать и по дороге конверт с деньгами потеряет. И вот как-то раз у нас заболел лектор по функциональному анализу. И предупредить забыл – ну, или где-то сообщение от него затерялось. Студенты сидят, ждут, пара уж началась, а лектора нет. И вот тут как раз мимо аудитории проходил Лёша, и что-то в мозгу у него повернулось. Зашёл в аудиторию, представился, сказал, что замещает заболевшего и начал читать лекцию. Интегралы Лебега-Стилтьеса, сепарабельные пространства и прочее. Вопросы ему задавали, он отвечал, выводил формулы, доказательства писал умными значками. Лекция закончилась, он вышел из аудитории, покачнулся, да и в обморок упал. Потом пришёл в себя уже в больнице – не помнит ничего после того, как шёл по коридору и его к двери потянуло.

– Ну, я лично ничего сверхъестественного в этом не вижу, – возразил Илья Владимирович. – Просто у нас каждый советский человек может заменить другого, и для этого не нужно быть семи пядей во лбу, нужно быть просто готовым на подвиг.

– Да это просто т-телепатия, – вмешался Володя, – Ну, или каннибализм. Лектора-то настоящего нашли потом?

– Не помню, – сказал Эдуард Валентинович. – Я тогда проворовался слегка, меня и уволили.

– Что касается заменимости людей, – заговорила вдруг девушка в очках, – могу рассказать один интересный случай. Был у меня знакомый парень. В целом нормальный, но иногда заклинивало его на какой-нибудь идее. Обычно потом отпускало, но не в этот раз. Стал он читать Библию и толковать по-разному. Где-то вычитал, что в Библии должно быть зашифровано послание других цивилизаций. Короче, как-то раз прибегает ко мне и говорит – разгадал шифр. Садимся с ним, он пишет какую-то формулу на две страницы и начинает применять к каждой букве Библии. И на выходе получается некоторый текст. Вроде не особо осмысленный, но слова русские, нормальные. Что-то там про барабаны и обезьяну в шапке. Я спрашиваю: «Ну, и что это должно означать?» Он сразу замялся, забрал Библию и ушёл. Через пару недель прибегает снова. Говорит, в формуле ошибся. Попробовали с новой формулой и опять получили текст. На этот раз получилось стихотворение Пушкина про птичку. Мы оба в непонятках. Он опять ушёл дорабатывать формулу, и в следующий раз оказалось, что в Библии зашифрован прайс компьютерных комплектующих из какого-то маленького магазина в Новосибирске. Это натолкнуло его на идею, что надо проверить его формулу на других текстах. И скоро он нашёл в «Евгении Онегине» несколько зашифрованных строчек из «Капитала» Маркса, а в «Божественной Комедии» инструкцию по созданию водородной бомбы. После этого он закрылся у себя дома с грудой книг и долго не выходил. Как-то я решила зайти к нему, проверить, жив ли, и обнаружила, что дверь его квартиры не заперта, все книги выброшены, а сам он сидит на полу посреди кухни в позе лотоса и медитирует. Я спросила его, что случилось, и он ответил: «Все книги человечества на самом деле вот здесь». И указал на точку в середине своего лба, после чего закрыл глаза, и больше мне не удалось ничего от него добиться.

– А потом? – спросил Вам Кого.

– Не знаю, – ответила девушка. – Потом я на «Парк Культуры» поехала, книг кое-каких купить. И не доехала до сих пор…

– И что там было шифр изобретать? – не понял Эдуард Валентинович. – Достоверно же известно, что если в древнееврейском тексте читать каждую седьмую букву, получишь зашифрованное послание.

– Ну, если бы я писал книгу, – сказал вдруг я, – я бы уж шифр посложнее выбрал, чем каждая седьмая буква, – и подумал про себя ещё раз, что и правда, надо обо всех наших похождениях написать книгу.

– А у тебя есть что полезного зашифровать? – с издёвкой спросил Конотоп.

– Уж нашёл бы, – надулся я.

– Вот бесполезный путь выбрал для себя человек, – хмыкнул Илья Владимирович. – Главное в жизни что? Строить будущее. Участвовать в социалистическом соревновании, кто построит его быстрее и лучше. А что смысла копаться в этой гнилой Библии, которая и так-то сплошная выдумка, так ещё и неизвестно чья?

– Не соглашусь, – сказал Эдуард Валентинович. – Многое из Библии подтверждается документально.

– Ага, – кивнул Илья Владимирович. – Особенно божественная природа Иисуса Христа. Ну же, докажите мне, что он сын Бога.

– Сын он или не сын, – встряла тут товарищ Крыленко, – а оскорблять святые вещи я не позволю. Я воспитана в христианских традициях воздержания и смирения.

– Оно и видно, – хрюкнул Илья Владимирович.

– Я попрошу не переходить границ приличия, – товарищ Крыленко почесалась под левой грудью и сделала надменное лицо. – Если во мне лишний вес, это не значит, что я не могу быть воздержанной. А то, что я выпиваю иногда лишний литр пива за обедом, так это как раз та небольшая мирская радость, которую иногда не грех себе позволить. Я бы на вашем месте поостереглась упрекать других, у вас и самого, небось, дрова в каждом глазу. Знаете, что бывает с теми, кто против нас? Вот у нас в деревне, к примеру, жил один священник. Дрянь человек, худущий, всё книжки тоже читал. И прошёл как-то по деревне слух, что он разбавляет святую воду обычной водопроводной. А народ у нас там сильно верующий. Так что привязали нашего священника за ноги к дереву, да так и оставили, пока дух не испустил. Милиция приезжала, свидетелей не нашла. Вот это настоящая вера, – она обвела всех грозным взглядом и принялась чесать попу.

– Чушь собачья, – буркнул Илья Владимирович и отвернулся.

Наступила тишина. Я подумал, что как раз подходящий момент вставить слово.

– Э… – сказал я. – Я вот тоже думаю, что в наше время верить как-то глупо. Ведь мы же теперь знаем, как мир устроен. Ну, там, маразматическое пространство и всё такое…

Конотоп повернулся в мою сторону, и я прочитал на его морде непонимание и удивление.

– Володя, да ты, оказывается, просто фантастический идиот. Я не знаю, что появилось раньше – Бог или вера в него, но с точки зрения маразма это и неважно. Ты давно уже должен был понять, что в маразме вероятность чего-то определяется, прежде всего, верой. Если столько людей верит в Бога – значит, его просто не может не быть. Даже если изначально его не было, он всё равно в какой-то форме возникнет. И то, что тысячи людей в монастырях и храмах молятся ему, прося о чем-то хорошем – это, знаешь ли, огромная сила. Может быть, и Земля-то жива сейчас только благодаря этому.

– И он всемогущий? – усомнился я. – Он может остановить маразм? Может, и нам просто помолиться, чтобы маразм закончился?

– Это не помешает, конечно, – усмехнулся в усы Конотоп. – Но боюсь, что в нас недостаточно веры.

– А вот вы знаете, – сказал Константин, – что на самом деле Игги Поп – не настоящий поп? И если Бога нет, то как же лыжники ада?

– А я раньше т-тоже в Бога не верил, – сказал Володя. – Пока мне ангел не явился.

– Вот, начались басни, – проворчал Илья Владимирович. – Какой ещё ангел? Что вы тут выдумываете? Скоро про летающие тарелки заговорите тут.

– У меня была тарелка, – вздохнул Конотоп. – Сломалась.

– Настоящий ангел, – продолжил Володя. – Вот сейчас расскажу. Как-то раз должен был я экзамен сдавать по физике. Но никак выучить не мог, не успевал. И такое отчаяние нахлынуло. Д-дай, думаю, схожу в церковь, поставлю свечку. Вроде людям помогает. И п-пошел. А у ворот церкви вдруг встречает меня человек, синий весь, и за плечами крылья, как у большой птицы. И говорит мне красивым таким голосом, небесным просто, причём в стихах:

«Вы днём, при солнечной погоде,

В сырой и затхлый храм идёте.

Узнать позвольте, в чём резон?

Что вы забыли средь икон?»

Ну, я отвечаю, что свечку иду поставить, чтобы мне повезло на экзамене. На это он говорит:

«К чему посредники в сём деле?

Уж лучше б дали деньги мне.

Вы б оглянуться не успели,