Текст книги "Винодел"

Автор книги: Сергей Арзуманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Сергей Арзуманов
ВИНОДЕЛ

Путь нашей жизни проходит через виноград

Очень древние греки

Мать сидела посреди комнаты и смотрела в никуда.

– А, Макси, здравствуй, сынок.

– Мама, я еду в Италию.

– Да, конечно, сынок.

– Мама ты меня слышишь?

– Конечно, ты собираешься уехать.

– Мама я еду на практику в Венецию.

– Конечно, сынок.

– Ма, что с тобой?

– Твой отец уехал.

– Ну и что тут странного?

– Он навсегда уехал.

– Что значит навсегда?

– Исчез, не сказав ни слова.

– Как это исчез?

– Я давно это предчувствовала.

– Что ты предчувствовала, мама, ты меня пугаешь.

– Он давно хотел бросить меня.

– Бросить тебя, почему?

– Если бы я знала почему.

– Так, мам, я совсем не понимаю, что происходит, куда он исчез.

– В Чили.

– В Чили, зачем?

– Последнее время он часто говорил, что сможет жить только там и делать свое чертовое вино, как будто вино нельзя делать здесь. В вашей семье все мужчины такие, это Роббер, его двоюродный брат, сманил его. Он уже давно живет в Чили, так что и ты меня скоро бросишь, вы на месте сидеть не можете, вас все несет куда-то.

– Ну что ты говоришь, мама.

– Да, да, так и будет, чего сидеть на одном месте, мир огромен, и этот мир ждет тебя, только мы, женщины, живем своим домом и детьми.

Макс не знал, что сказать.

– Ладно, такова наша доля, итальянцы никогда под женскими юбками не сидели. Тебе нужно спуститься в погреб, он тебе там что-то оставил.

– Мне?

– Это единственное, что он вообще оставил, – и Моника протянула сыну лист бумаги.

Макс развернул записку, на которой было написано:

«То, что тебе нужно, – в погребе».

– Ты читала?

– Да, он и тебя заберет, – мать помолчала, потом как-то безучастно спросила. – Как у тебя с Анлор?

– Сложно.

– Что-то не так?

– Все не так.

– Я тебя не понимаю.

– Мам, я сам ничего не понимаю.

– Она тебя не любит.

– Анлор сама не знает, чего хочет.

– Да, французские женщины не очень горячи.

– Но, может быть, я что-то не так делаю.

– Нет, сынок ты все делаешь искренне, а значит правильно, она просто не твоя девушка, когда появится твоя, ты это сразу почувствуешь.

– Ма, ты как-то нерадостно об этом говоришь.

– Нельзя ошибаться в любви.

– Ты это о чем?

– Я сразу была не той девушкой для твоего отца, если бы я это поняла, но ведь я так влюбилась в него…

Мать замолчала и обняла Макса:

– Твой отец прав: здесь нечего делать, езжай за ним, я чувствую, ты там найдешь и себя, и свое дело, и любовь.

Погреб семья Макса построила еще в 19 веке, и он тихо приходил в упадок. Дыры в стенах, вековая паутина, много пустых бутылок старых вин. Ни дед, ни отец эти бутылки никогда не выбрасывали, хранили здесь в погребе. Полных бутылок было очень мало, они лежали штабелями горизонтально вперемежку с пустыми. Вход в погреб освещали свечи, вделанные в магнумы. Небольшой табурет из дерева и перевернутая бочка вместо стола.

«Итак, что отец хотел, чтобы я нашел здесь, – подумал Макс. – Здесь только бутылки, значит какая-то, из них должна нести на себе информацию. Или отец думал, что я должен посидеть здесь в тишине и что-то понять. Но что я должен понять? Я занимаюсь любимым делом, учусь на винодела, правда, с женщинами не везет, но ведь он мне не об этом хотел сказать. Ладно, вместо размышлений нужно действовать».

Макс решил сначала проверить все полные бутылки. Он, правда, не представлял, что ищет, но все же начал действовать. На левой стороне стены он нашел их собственные вина. Шато Ла Рош. Самой древней оказалась бутылка 1960 года. Этикетку почти съела сырость. Макс поднял бутылку к свету. Цвет вина был бледно-кирпичным, густой осадок из винного камня покрывал все дно бутылки. Наверняка это уже не вино, но бутылку все равно хранили. Всего Макс обнаружил около 200 бутылок разных лет урожаев своего замка. Он просмотрел каждую тщательно, повертев со всех сторон. Ничего особенно на них он не обнаружил.

На другой стене погреба Макс обнаружил несколько десятков бутылок бордо, несколько бутылок бургундии, много италии, особенно амароне и бруннело. Амароне было праздничным вином в семье. На рождество мать Макса всегда делала жаркое из оленины, и с ним пили только амароне. Как ни странно, ни одного чилийского вина Макс не обнаружил, да и вообще новосветских вин в погребе не оказалось. Под конец он нашел с десяток токаев разных лет, взял одну бутылку с собой и решил продолжить поиски назавтра.

На следующий день Макс даже не знал, с чего начать. Он просто не знал, что ищет. Отец написал: «То что тебе нужно, – в погребе», но в погребе только бутылки, значит, он должен найти какую-то бутылку, в которой или на которой содержится какая-то информация.

– В бутылке или на бутылке, – бубнил про себя Макс, – должна быть информация, в бутылке или на бутылке.

Стоп, Макса осенило неожиданно, конечно: все дело в бутылке, послание в бутылке – это же так просто.

– Ладно, – проговорил Макс вслух, – будем проверять пустые бутылки.

Вдруг позвонила Анлор и предложила прогуляться. Макс мягко извинился, сказав, что мать больна и просила с ней посидеть. Про исчезновение отца он пока говорить не хотел, так как не смог бы никому ничего вразумительно объяснить.

– Макси, передавай маме привет, я жду твоего звонка.

– Спасибо, я позвоню.

В течение двух дней Макс с предельной тщательностью проверял пустые бутылки, но ничего так и не обнаружил. Вечером за ужином мать сама завела разговор.

– Ты что-нибудь нашел?

– Нет, мам, я просмотрел все бутылки, и пустые и полные, но ничего не нашел.

– Хорошо, завтра спустимся вместе, может быть, я увижу то, чего не видят твои глаза.

– Хорошо, мам, – Макс поцеловал мать и пошел спать.

На следующее утро Макс с Моникой спустились в погреб. Моника долго осматривала стены, не прикасаясь к бутылкам.

– Мам, что ты хочешь найти?

– Дай мне лопату.

– Лопату?

– Да.

– Зачем?

– Не спрашивай, просто дай.

– Хорошо.

– Твой дед рассказывал нам, как он замуровывал вина от немцев.

– Интересно.

– Да, тогда многие прятали вина, замуровывали их в стенах, я думаю, что и здесь есть второй погреб.

Макс принес лопату.

– Где будем искать, в стенах или в полу?

– Нет, в полу никогда не закапывали.

– Будем рушить полки.

– Конечно.

– Ну давай.

Макс начал простукивать стену, и в нижней левой части стена оказалась некрепкой, несколько кирпичей провалились вовнутрь.

– Вот оно, мама.

Макс со всей силы ударил лопатой, и сразу же в стене образовался проем больше метра.

– Вот где коллекция отца.

– Какая коллекция, Макс?

– Новый свет, он прятал от деда.

– Вот видишь, я была права.

– Да, искать надо здесь.

Макс сделал проем в стене больше, чтобы можно было пройти во второй погреб.

– Ну что, сынок?

– Мама, иди сюда.

– Что ты нашел?

– Мама, смотри сколько здесь вина – США, Аргентина, Новая Зеландия, Чили, Канада! Господи, а это что?

– Что там такое?

– Нидерланды, ма, откуда в Голландии вино?

– Дай я посмотрю.

– Вот это да, шампанское, сделанное в Англии!

– Да, дед бы это все спустил в Жиронду.

– Отец – просто партизан, неужели дед ни о чем не догадывался?

– Видимо, нет, раз все бутылки целые.

Макс лихорадочно начал перебирать бутылки. По сравнению с первым погребом это были просто сокровища. Одна этикетка сменяла другую. Макс вчитывался в них, надеясь найти какой-то знак, который оставил отец. Так прошло несколько часов, Макс уже с трудом вчитывался в названия вин, как вдруг он обнаружил, что очередная бутылка, оказавшаяся в руках, была неимоверно легкой, как пушинка.

Вот оно, пустая бутылка. Макс открыл ее, даже не прочитав этикетку, и оттуда выпал маленький свиток. Бумага оказалась на удивление девственной, надпись была сделана на итальянском языке. Макса это сильно удивило, он был французом по отцу и итальянцем по матери. Отец никогда не говорил с ним по-итальянски и вот вдруг пишет прощальную записку на итальянском языке. Более чем странно.

В записке он обнаружил следующее:

«НАЙДИ СЛЕЗЫ ХРИСТА В ПОДВАЛАХ ДЬЯВОЛА.

ИХ ОБЕРЕГАЕТ ВАЛТАСАР».

И дальше приписка мелким, нервным почерком:

«ОТВЕТ НАЙДЕШЬ В ПОМЕРОЛЕ».

Часть первая

1

Макс Шанталье родился 16 сентября 1987 года. Отец увидел сына не сразу. Год выдался не очень удачным. Ночью температура сильно падала, и Грегуар буквально жил на винограднике, оберегая лозы и не давая им охладиться. Он ночью окуривал их и спал на винограднике. Чтобы самому не замерзнуть, он брал с собой две бутылки вина и пил прямо из горла, распевая «Занзибар» Сальваторе Адамо. После второй бутылки Грегуар пел особенно проникновенно, причем его «Занзибар» слышали даже в соседних шато. Грегуар увидел сына только 1 октября, когда вино уже бродило в подвале.

– Год выдался неважным, хорошего вина не выйдет, – сказал он жене Монике, хотя для Макса нужно будет разлить несколько магнумов.

– Зачем?

– Мальчик будет отмечать день рождения.

Моника не обратила внимание на слова мужа.

– Ты уже сейчас уверен, что вино будет плохо продаваться?

– А ты сразу про деньги, я тебе про урожай, про сына, а ты сразу, как будет продаваться.

– Но Грегуар, мы все в долгах.

– Мы делаем отличное вино.

– Да, дорогой, я знаю, что ты веришь в свое вино, и твой отец тоже, но нужно смотреть правде в глаза, у всех дела идут плохо, и мы тоже…

Грегуар ничего не ответил, открыл бутылку и сел ужинать.

– Не многовато на сегодня?

– Что ты имеешь в виду?

– Ты утром с собой забрал две бутылки.

– Они уже выветрились из меня.

Отец Грегуара, старый вояка Арсен, всегда спускался к ужину с опозданием и начинал громко обсуждать, до чего довели виноделов эти чертовы негоцианты.

– Ну что, сына видел?

– Да.

– Винодел родился.

– Папа, при такой жизни ему лучше не быть виноделом.

– Глупости, жизнь всегда одинаковая, я винодел, ты винодел, и он будет виноделом.

– Папа.

– Ты что-то хочешь мне сказать?

– Нет, пап, извини ничего, – Грегуар не решился спорить с отцом.

Моника с презрением посмотрела на мужа и хотела что-то сказать про продажи, но не успела.

– Не женское это дело – мужские дела обсуждать.

– Но я еще…

– Замку двести лет, и мы будем делать здесь вино, пока будет расти лоза.

– Да или пока не обваляться стены, – не выдержала Моника.

– Ничего, двести лет простояли и нас выдержат.

– Вас выдержат, а вот Макса…

– Мы все, Шанталье, мы и не такое переживали, наши предки пережили Французскую Революцию и сохранили замок, и никто из них не бросал семейное дело.

Арсен отличался буйным нравом и умением с удовольствием говорить правду. Весь мир он насквозь считал лживым и обличал любую ложь с напором бывшего драгунского офицера.

– Мальчик сам решит, кем ему стать, – превозмогая страх, еле проговорила Моника.

– Ну да ладно, до этого момента еще много воды утечет, – спокойно констатировал Арсен.

Лет с пяти Арсен каждый вечер перед сном рассказывал Максу сказки. Моника была счастлива, что дед воспитывает внука, пока Грегуар все время проводит на винограднике. Но Макс так и не узнал ни одной сказки из тех, что рассказывают обычным детям. Арсен рассказывал мальчику о Дионисе и Александре Македонском, о Геракле и Бахусе, о Древней Греции и Риме.

– Деда, а виноград растет только у нас во Франции?

– Нет, виноград много где растет, вот и там, где родилась твоя мать, тоже растет виноград.

– Такой же, как у нас?

– И такой, как у нас, и другой.

– А какой другой, деда?

– Когда-нибудь поедешь с мамой в Италию и узнаешь.

– А Италия это далеко?

– Нет, Макс, это близко.

Макс ездил с матерью в Италию всего однажды, на Рождество. Ему не было еще и шести лет, и он очень смутно помнил эту поездку, кроме тех нескольких деталей, которые ярким пятном врезались в память ребенка, именно потому, что были связаны с Рождеством. Макс, как и все дети привыкший к Санта-Клаусу, был очень удивлен тем, что к итальянским детям он не приходит. А вместо него приходит странное существо по имени Бефана, и это точно не дед, а скорее всего старуха. Она всегда приходит в дом без приглашения через дымоход.

Когда Максу об этом рассказали, он был страшно напуган и всю рождественскую неделю провел подальше от камина. А ночью, когда ветер завывал в трубе, он вообще не спал, ожидая каждую минуту, как оттуда вывалится беззубая Бефана. В ночь на рождество Макс так вымотался от страха, что заснул моментально, уже не вспоминая про свои страхи. А утром, проснувшись около кровати, он обнаружил сапожок, полный шоколадных конфет и печений.

– Доброе утро, Макси, как ты спал?

– Хорошо, мама.

– Тебя ждет подарок, сынок.

– А что это?

– Это Бефана тебе принесла, – и мать протянула сапожок, заполненный сладостями.

Макс был в ужасе оттого, что ночью, пока он спал, эта Бефана все-таки пробралась к нему в спальню.

– Что с тобой, сынок?

– Мама, я почти не спал.

– Почему?

– Я боялся, что эта старуха залезет ко мне через камин.

– Максимилиан, сынок, это только плохим детям Бефана приносит сапожок с золой, а тебе, видишь, она принесла шоколад и печенье, это значит…

Макс вспомнил эту историю много позже. Странно, подумал он, почему мы больше никогда не ездили к маминым родственникам, ведь Италия так близко.

Монику и Грегуара дед Макса поженил почти насильно. Француженок Арсен невзлюбил. У него было три жены, и все три побросали его. Поэтому он запретил Грегуару жениться на француженке.

– Я выберу тебе горячую итальянскую невесту, а не этих наших холодных гусынь.

Грегуар, уставший от опеки отца, всегда хотел вырваться из оков и познать другой мир, тот, что лежал за границами Бордо. Он мечтал увидеть, как делают вино другие люди, в других странах, но вместо этого ему пришлось с 16 лет помогать отцу на винограднике. Несмотря на то, что им принадлежал замок и большой, по меркам Медока, виноградник, семья еле сводила концы с концами. Вино продавалось плохо, замок ветшал и постоянно требовал ремонта.

Соседи с завистью смотрели на родовое гнездо Шанталье, потому что это был действительно замок. У большинства соседей были просто дома, хотя на этикетках своих вин они все равно писали, что вино сделано в замке. На своих этикетках они изображали виноградники, якобы ведущие к замку, и только Арсен Шанталье с гордостью смотрел на этикетку своего бордо, где в центре располагался рисунок настоящего французского шато.

Шанталье давно отказался от наемных рабочих, и весь урожай собирали сами, призывая на помощь только своего родственника Роббера Дени. Сами давили вино и сами разливали по бутылкам. Получалось, не больше пяти тысяч ящиков, из которых около сотни Шанталье с многочисленными друзьями уничтожали сами. Дед, часто уже выпив лишнего, говорил за столом:

– Ну что там могут ваши макаронники – из изюма вино делать, а испанцы лучше бы гоняли своих быков.

Моника всегда молчала как воспитанная итальянская девушка.

– Но папа, итальянские вина ничем не хуже наших, а иногда и лучше, – вступился Грегуар.

– Не смеши меня, я признаю только одно вино – свое собственное, я сам его сделал, поэтому и пью, а как они его там делают, богу одному известно, небось, до сих пор немытыми ногами давят.

– Папа!

– А что «папа», так оно и есть.

Дед пил всегда только свое вино, не пытаясь попробовать что-то другое. Даже вино соседей он заставил выпить себя пару раз, при этом так ничего не сказав. Он и Грегуару запрещал пробовать другие вина. А говорить о том, чтобы попробовать что-то не французское, это было равносильно преступлению.

Грегуар, впервые попробовал кьянти, только когда оказался в Италии, на чей-то свадьбе родственников жены. Он так хотел пополнить погреб десятком отборных итальянских вин, но представлял их участь заранее.

– Ну что, как тебе их вина? – спросил Арсен после поездки в Италию.

– Тебе действительно нужно знать мое мнение?

– Нет, я и так все знаю, женщины у них лучше, а вино нет.

– Папа, если тебе так нравятся их женщины, почему ты не женился на итальянке?

– Мне не повезло в жизни, так как тебе.

– А ты считаешь, что мне повезло?

– Разве ты не доволен Моникой в постели?

– Папа, это мое дело.

– Нет не твое, это семейное дело, я натерпелся от наших гусынь и тебе дал в жены настоящую женщину, ты чем-то недоволен?

– Да нет, доволен, но…

– Зачем это но, сынок, итальянская женщина – это идеальная жена, для нее супружеский долг – как еще одна заповедь Христа.

– Папа, я тебя прошу.

– Чем ты опять недоволен, черт возьми?

– Папа, я хотел по любви, но…

– Вот и люби, кто тебе мешает, разве Моника не стоит того, посмотри, сколько в ней удовольствий.

После посещения Италии, Грегуар начал тайком проносить бутылки разных стран домой. Но однажды Арсен увидел торчащую из кармана куртки бутылку и решил поинтересоваться у сына, что он пьет.

– Что это?

– Вино.

– Дай мне посмотреть.

– Но отец…

– Зачем ты пьешь это пойло?

– Отец, я должен попробовать.

– Должен, почему ты так решил?

– Мир меняется, и мы тоже должны…

– Я редко пью даже французское вино, если оно не мое.

– Отец.

– Давай сюда. Так, посмотрим, сделано в Чили, это где, это даже не Европа, – и Арсен запустил бутылкой в стену.

– Зачем ты это сделал? Это вино делают французы.

– Как это французы, на ней же написано: сделано в Чили.

– Да, сделано в Чили, но винодельня принадлежит французам.

– Это еще хуже, значит, я правильно сделал.

– Отец, пойми, нельзя жить по старинке, никто не стоит в очереди за нашим вином, и потом, зайди в магазин, посмотри, там теперь не только французские вина.

– Меня это не интересует.

– А зря.

– Где ты был сегодня, на том сборище у негоциантов?

– Соседи делали дегустацию для журналистов.

– Ага, опять перепортили море хорошего вина. Чего вы их уговариваете, наше вино всегда будут пить.

– Папа, сейчас все делают дегустации.

– Зачем, вино надо пить дома с жирным куском мяса.

– И что там они собираются узнать таким способом? Вино должно обжечь желудок и душу, иначе нельзя узнать его характер. Эти дохляки со своими плевательницами просто играются в вино.

– Отец, но они дегустируют вино, если они все будут отправлять в желудок, они быстро опьянеют.

– Ну, я же говорю дохляки, у меня вот никогда не было похмелья, я просто не знаю, что это такое.

У Арсена на все был свой старый особый взгляд француза, прошедшего две Мировые Войны. Шампанское на Рождество и Новый год он открывал только саблей, которая у него осталась с войны. Он служил в драгунском полку в Эперне и первым встретил немцев. На немецкие танки их полк пошел, вооруженный только саблями. Макс слушал деда, то и дело поглядывая на отца.

– Ладно, пойду отдохну.

Когда Арсен ушел, Макс затеял разговор с отцом:

– Наше вино, правда, самое лучшее, как говорит дед?

– Нет, сынок.

– Но разве он этого не понимает.

– Он не хочет это признавать, он не хочет признавать, что мир меняется. Там, где раньше делали обычные вина на каждый день, теперь делают очень хорошие вина, но твой дед не хочет это признавать. Если мы будем смотреть на мир его глазами, то однажды наш замок развалится, а свое вино мы будим пить сами или выльем в Гаронну.

– А что там, в Италии, расскажи мне.

– Сынок, это очень долго рассказывать.

– Пап, но расскажи мне хоть что-нибудь, ведь мама оттуда.

– Хорошо, сынок, Италия – удивительная страна, древние греки называли Италию – Энотрия, это значит страна вина. Вся страна покрыта виноградниками, и они делают другое вино, не похожее на наше. А названия ты только послушай: брунелло де монтальчино, амароне, баролло, таурази, монтепульчано де абруццо, а на острове Пантелерия, где дуют свирепые ветры, сводящие с ума местных жителей, делают мускат, спасающий от воя сирен.

– От сирен?

– Да, ведь дед рассказывал тебе о Древней Греции?

– Да, но я думал, что это всего лишь выдумка.

– Нет, сынок, этот мир был слишком реальным, чтобы придумывать то, чего нет, но нужно всегда верить в то, чего могло и не быть.

– Что ты имеешь ввиду, папа?

– Но ты ведь знаешь о Трое.

– Да, ты мне сам рассказывал об Одиссее и Ахиллесе.

– Никто не верил, что Троя существовала, все были уверены, что это выдумка греческого писателя Гомера, многие вообще не верили даже в существование Гомера, тем более что, по преданию, он был слепым.

– И что?

– Так вот, немец Шлиман поехал в Турцию и нашел Трою. Над ним все потешались, а он ее нашел. Никто не верил в успех его дела, а он нашел не просто город, но еще и сокровища царя Приама, владевшего Троей. Так и мы, сынок, пока мы думаем, что никто и никогда не сделает вино лучше нас, кто-то очень далеко отсюда уже делает это вино.

– Так значит Пантелерия – это тот самый остров сирен?

– Да, греки принимали вой ветра за песни сирен.

Отец и сын замолчали на минуту, потом Грегуар спросил:

– Ты думал, кем ты хочешь стать?

– Да, как ты и дед, делать вино.

– Ты в этом уверен?

– Наверное, да.

– Значит, еще не уверен, но у тебя есть время подумать, а у меня уже нет.

В тот вечер Макс не понял смысла сказанных отцом последних слов. Их смысл он поймет только через много лет…

Грегуар любил «общаться» с вином. Общение с вином доставляло ему больше удовольствия, чем общение с людьми. Раз в месяц он покупал бутылку очень дорогого бордо, брал только твердый высохший сыр и уходил в погреб. Там, в погребе, сидя в абсолютной тишине, он мечтал, как и о его винах будут говорить люди, как однажды он удивит мир своим вином.

– Что, опять мечтаешь? – Арсен спустился в погреб за вином к ужину.

– Да.

– Глупое занятие.

– Да, папа, спасибо, я твое мнение уже знаю.

– Я тебе не дам испортить наше вино.

– А почему ты решил, что я его обязательно испорчу.

– Здесь не делают «своих» вин, или ты решил делать вино в гараже?

– А почему нет?

– Пока я жив, мы будем делать вино, которое делали все мы.

– Все мы?

– Мы – это Шанталье. Я оставлю тебе в наследство замок, а не гараж, и значит, ты должен делать вино.

– А они, по-твоему, что делают?

– Не знаю и знать не хочу.

– Отец, наше вино очень плохо продается, замку нужен ремонт, нам надо меняться, чтобы выжить, почему ты не хочешь этого понять?

– Грегуар, нельзя меняться в угоду моде, нужно делать свое дело хорошо, и тогда люди это оценят.

– А если они оценят это нескоро?

– Это не имеет значения, мы должны делать свое дело, и будь что будет.

– Отлично: ты используешь девиз средневековых рыцарей, чтобы выжить сегодня, папа, – это абсурд.

– Абсурд – это то, что ты предлагаешь.

– Папа, но ведь можно попробовать с тем дальним виноградником.

– Я умру, тогда и будешь пробовать, хотя я и оттуда буду против, – и старый Шанталье проткнул небо указательным пальцем.

Моника, жена Грегуара, хотя и была итальянкой, страсти к вину не испытывала и разговоров об урожае и погоде не любила. Грегуар всегда наливал ей немного в бокал, но бокал почти всегда оставался нетронутым. Однажды Арсен дал внуку понюхать вино:

– Что чувствуешь?

– Ничего.

– Значит, еще рано.

– Что рано?

– Не пришло еще время.

В то утро, после дня рождения матери, Макс встал раньше всех. Мать никогда не убирала праздничный стол вечером. Только утром, такова была традиция в Италии: считалось, что любой гость, неожиданно проснувшийся посреди ночи, должен был найти на столе и еду, и вино. Под утро Макс проснулся от жажды и пошел в гостиную. Подойдя к столу, он почувствовал пряный вишневый аромат. Нос сам привел его к бокалу. Красная жидкость была наполнена живым трепетом незнакомых ароматов. Но главное, он чувствовал вишневое варенье. Он залпом выпил остатки из бокала, и тут же радостное огниво прожгло желудок и растворилось где-то внизу. Дальше Макс мало что помнил. Утром он обнаружил себя в очень странном состоянии. Простыня была мокрой и липкой, а счастье – абсолютным и всепоглощающим. Макс решил, что это вино…

Макс начал замечать взгляды девушек на себе и необычное томление, которое его и радовало, и угнетало. Он не знал, с кем поделиться мыслями, когда Грегуар, видевший, что сын не находит себе места, сам завел разговор:

– У тебя проблемы с девушками?

– В смысле?

– Сынок, это видно.

– Откуда ты знаешь?

– Я не знаю, я вижу.

– Как это видно?

– Макс.

– Да.

– Ты с кем-то встречаешься?

– Нет.

– Тебе никто не нравится или…

– Или.

– Ясно, тогда почитай Стэндаля, это лучшее, что написано о любви.

– Ты серьезно?

– Сынок, книга так и называется: «О Любви». Найдешь собрание сочинений Стэндаля в библиотеке, седьмой том.

– Ты даже том помнишь.

– Потом, если хочешь, поговорим с тобой, – Грегуар заговорщически подмигнул.

На двадцатилетие отец подарил Максу магнум «Шато Лафит 1982 года». Это был подарок, выходящий за рамки любой разумной экономии.

– Отец, это же безумие: зачем, ты тратишь такие деньги на вино? Я мог бы выпить и что-нибудь более демократичное.

– Нет, сынок, сегодня я посвящаю тебя в рыцари вина, и вино должно быть мистическим. Это наш с тобой мир, он наш, он небольшой, но особенный. В нашем мире свои боги и свои иконы. Мы никого насильно не посвящаем в нашу веру. Наши боги – это вина: как можно выпить латур 1811 года? О нем можно только говорить и только смотреть на него.

– Да, отец, я тебя понимаю.

– Я хочу, чтобы ты выпил это вино один в своей комнате. Хорошо поешь и уединяйся. Завтра утром ты мне расскажешь, что ты почувствовал.

– Утром?

– Конечно, а ты полагаешь, что после такой бутылки ты будешь в состоянии мне что-то рассказать вечером?

– Зачем ты заставляешь ребенка пить столько вина? – вмешалась в разговор Моника.

– Он уже не ребенок, и с сегодняшнего дня он будет пить вино каждый день. Вино своих предков.

Макс сел в своей комнате. Взял бутылку в руки, в этой бутылке была своя магия: магнум – это больше чем бутылка, в нем вино созревает по-особенному, вдумчиво и на века. Макс открыл бутылку очень нежно, понюхал, но запаха почти не было. Отец рассказал ему, что вино должно подышать, ему тесно в бутылке. Но Максу, не терпелось, он захотел попробовать сразу. Налил себе треть бокала и тут же залпом выпил. Нетерпение и жадность узнать, что же там такое внутри, были сильнее его. Ничего необычного Макс не ощутил, послевкусие было слабым. Отец прав: нужно ждать, два часа, не меньше.

Прошло два часа. Макс еще раз поднес бокал к носу и от неожиданности чуть не выронил его из рук. Оттуда вырвался напор таких ароматов, что обоняние не сразу распознало их. Четких однозначных ароматов нос не обнаружил. Макс не мог признаться себе, что он явно чувствует черную смородину или вишню. Таких ароматов его нос не почувствовал, аромат вишни был в каком-то неявном тоне, был составной частью какого-то сложного ароматического союза. Все, что вырывалось из бокала, а ароматы именно вырывались оттуда, полностью смутило Макса. Он чувствовал запахи, знакомые ему, но не мог описать их. Это было очень странно.

Вишня была, но эта был аромат не свежей вишни, а вишневого варенья, даже не варенья, а пенки. Черная смородина еще скрывала свой аромат, но Макс чувствовал, что она где-то близко. Вино ударило в голову, тело стало невесомым, комната стала безграничной. Еще бокал, и вино стало сливочным, оно мягко растворялось во рту, исчезая незаметно, как теплый шоколад. Да, именно теплый шоколад – вот следующий аромат, который уловил Макс.

Следующий бокал дал другое вино. Оно стало очень насыщенным, концентрированным, ароматы притупились, и вино приобрело какое-то другое качество. Он и вино оказались в другом измерении. Что-то монументальное и важное вино хотело сказать ему. Оно стало гармоничным, идеально сбалансированным, оно проваливалось в горло, не смущая ни единый рецептор во рту. Все было приведено в идеальный баланс. Он больше не чувствовал ничего.

Утром отец поинтересовался, как прошла ночь:

– Ты сделал записи?

– Нет, я и так помню все свои ощущения.

– Ты уверен?

– Да.

– Ну что ж, значит, дед не зря приучал тебя к вину с пеленок.

– Что ты имеешь виду?

– Как только мать перестала кормить тебя грудью, старый Шанталье дал тебе несколько капель вина.

– В смысле он поил меня вином.

– Да, он налил их в бутылку для детских смесей.

– В детское питание?

– Когда мать увидела это, она упала в обморок.

– И что потом? – спросил Макс.

– Я спросил у твоего деда, что он натворил опять, и он спокойно сказал: «Ничего страшного, я дал мужчине немного вина».

– Очень интересно, – еле сдерживаясь от смеха, сказал Макс.

– Нет, интереснее было потом, вечером за столом.

– А что было?

– Ну что, твой дед сказал, что молоко матери должно слиться с вином отца, тогда вырастит мужчина в нашей семье, и тут понеслось.

– Ну, давай уже рассказывай все, – сказал Макс.

– Хорошо, слушай. Твоя мать начала спорить с дедом:

– Я вас прошу больше не давать ребенку вина, ведь он же младенец.

– Ничего с ним не будет, даже Кларенский за свое пьянство попал в рай, – парировал Арсен.

– При чем здесь это, и кто этот ваш Кларенский?

– Его бросили в Темзу в замурованной бочке, наполненной мадерой.

– Мне это не интересно.

– А то, – орал раскрасневшийся от вина и смеха Арсен, – когда черти пытались в аду вытащить его из бочки, они захлебнулись остатками мадеры и заснули, а Кларенский попал в рай. Ха-ха-ха.

– Я не хочу, чтобы мой ребенок стал алкоголиком.

– Ничего более глупого не слышал в своей жизни, – Арсен покраснел и стал очень суровым.

– Что здесь глупого? Я не хочу, чтобы вы приучали ребенка к алкоголю.

– Утверждать, что вино – это алкоголь, все равно, что порядочную женщину обозвать шлюхой.

– Вам виднее.

– Конечно виднее, дочка, выпей, постель будет горячее, – орал уже плохо контролирующий себя старый Шанталье.

– Пьяница и распутник, – раскрасневшись, прошипела Моника.

– Я умирать буду, смерть запью вином, и она захлебнется.

– Не сомневаюсь.

– Жить нужно так, чтобы не заметить, как ты умер.

– Дай бог вам здоровья.

– Да, общего языка с бабой не найти, ладно, скучно тут у вас, пойду продолжу в «Старый Бордо».