Текст книги "Блог"

Автор книги: Сергей Большин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

– Да, Джавид, слушаю… Нет, пока не решил… Мы же говорили, что в понедельник, сегодня пятница… Да, я все понимаю… Да… До понедельника.

Повисла тяжелая пауза.

– Коль, кто этот Джавид? И, слушай, это что было, телефон?!

– Что?.. A-а… Джавид – коллектор, сборщик долгов. Я задолжал банку круглую сумму, он напоминает… А это… да, это – телефон. Теперь они у всех есть, у меня таких три: для работы, для баб и только для своих.

– И можно в любом месте по телефону разговаривать? А звонить можно только на такие переносные телефоны или на обычные тоже?

– О, Петя, мобильники – это большое достижение прогресса. Звонить можно отовсюду и всюду: и на работе, и на бабе, везде тебя достанут! И дома, и заграницей.

– Ты и заграницей бываешь?!

– А как же. Сейчас любой человек может поехать куда хочет, нужны только деньги и время. Причем, как правило, если у людей есть время – нет денег, когда есть деньги – нет времени. Знаешь, где у нас теперь всесоюзная здравница? В Турции и в Египте, там и лучше, и дешевле…

– Коля, а эти долги за машину?

– Если бы. Такие копейки я давно бы отдал. Тут суммы намного больше… Ладно, Петя, не грузи, и так на душе муторно. Приехали. Давай затаримся, а потом посидим на кухне как в старые добрые времена. Ты меня обо всем расспросишь, я расскажу-покажу. Тебе надо в новую жизнь вникать!

В магазине с Петром случилась истерика. Советский человек восьмидесятых, житель Москвы, твердо знает о продуктах питания несколько важных вещей: все что вкусно – в дефиците; дефицита больше килограмма в одни руки не отпускают; в магазине за деньги ничего приличного не купить, если нет блата или если это не спецраспределитель; за любым мало-мальски приличным товаром нужно выстаивать огромные очереди без гарантии, что достанется…

Теперь представьте, что, зная на генетическом уровне эти и некоторые другие непоколебимые истины советской торговли, вы заходите в современный супермаркет. Так вот и Петр вошел, ничего не подозревая… Увиденное внутри магазина, раздавило идейного комсомольца внутри Петра. Оглохший и лишенный дара речи, он бродил вдоль полок и не мог поверить, что видит все собственными глазами. Вдруг мелькнула мысль, что это и есть пресловутое коммунистическое изобилие, но, присмотревшись к ценам, протрезвел – изобилие капиталистическое. Назад Николай выносил его вместе со множеством пакетов. Только дома, помогая выкладывать еду и напитки, Петр немного успокоился, но его мучило сделанное открытие: наличие колбасы в магазине в таком количестве все-таки наглядно опровергает любые теоретические обоснования преимуществ социалистического строя над капитализмом.

Друзья сели за стол.

– А теперь рассказывай, что тут без меня было, – потребовал Петр.

– Пропал ты в… ну да, сегодня же пятница… пропал ты в пятницу. В субботу Танюха потребовала меня на кухню и там учинила допрос: что я знаю о твоих «левых» связях? Про Светлану я тогда еще не знал…

– Откуда ты теперь про нее знаешь? Я же не рассказывал!

– Все по порядку. Так вот, я искренне убеждал ее, что никого нет. Не упоминать же всякие мелочи на выездных учебах. О каждом насморке в истории болезни записей не делают… Танька была убеждена, что ты загулял, и упаковала твои чемоданы на вынос. Когда ты не появился на планерке в понедельник, мне стало ясно: случилось что-то серьезное. Наш Первый допытывался, где ты можешь быть, орал, что твои прогулы – плевок на политику Андропова по укреплению дисциплины в стране, что твоей карьере конец и все в таком духе. В среду Танька написала заявление в милицию о твоей пропаже. А в пятницу, через неделю, в райком позвонила твоя Светлана Юрьевна. Когда ей сказали, что тебя уже неделю нет ни дома, ни на работе, она дозвонилась до меня (ей обо мне ты, видимо, рассказывал). Она уверяла, что была последней, кто тебя видел, а также почему-то считала, что твое исчезновение связано с ней. Ходила в милицию, давала объяснения. Вкус у тебя, скажу, отменный. Редкая женщина. Сейчас она большой человек. Живет то в Лондоне, то в Москве. Владеет международной финансовой группой. Начинала с какого-то научно-внедренческого кооператива, а сейчас – один из крупнейших венчурных капиталистов в мире.

– Каких капиталистов?

– Венчурных. Это когда вкладывают деньги в научные разработки. Там рулетка: может получиться, а может нет, но у нее чутье особенное, почти все инвестиции в «десяточку». Мужа у нее, кстати, нет и никогда не было. Есть сын, Петром зовут, как тебя… Погоди… Ты ли?!

– Похоже. Я от нее еду. Два часа назад она мне сказала, что беременна, поставила вопрос ребром – или я с Татьяной развожусь, или она делает аборт.

– Вот как! Если бы развелся, была бы у тебя жена – миллиардер! Повезло бы, как нашему мэру… Слушай, никак не привыкну, что ты всего пару часов как оттуда, а для меня жизнь прошла… – Николай опять помрачнел. – Получается, что час назад, что 26 лет – все одинаково далеко от нас… Где я остановился? Танька твоя так одна и жила, растила Васю… гм… Пока тебя искали, она все надеялась, что ты жив и, нагулявшись, вернешься. Если не к ней, то к сыну. Я замечал, у вас тогда напряженно было в отношениях. Кризис первых семи лет брака…

– Мы же студентами поженились. Ни жизненного опыта, ни знания людей, ни тем более женщин… А Вася родился, все вообще на задний план ушло. Кстати, ты о нем что-нибудь слышал? И потом, откуда ты так подробно про Свету знаешь?

– Прочитал недавно в одном деловом журнале большое интервью со Светланой Юрьевной. А про Васю твоего… о нем деловые журналы не пишут… Наливай, а то перерывы слишком длинные.

– Коля, может, по справке номер моих найти, так хочется с Васей поговорить!

– Погоди. Предлагаю сегодня и завтра посвятить твоей адаптации к суровым условиям жизни в светлом будущем, давай-ка план действий составим. И вообще, что ты так суетишься?! Ты своих когда видел, утром?

– Да.

– Значит, соскучиться не успел. Сегодня пятница-развратница. Я холост юридически, ты в силу обстоятельств. Ты, пришелец из прошлого, должен узнать много нового и интересного. Поэтому сегодня – гуляем. Сейчас почти восемь. Пока что пьем и болтаем, потом я тебе экскурсию во времени и пространстве устрою, а часов в 12 поедем в клуб.

– А что в клубе в это время делать?

– Ты прав, поедем позже.

– Разве клубы так поздно работают?

– Ах ты боже мой! Тех-то клубов нет давно! Мы в ночной клуб едем, с союзной и несоюзной молодежью знакомиться, снимем пару комсомолок, проверим их на предмет знания Устава ВЛКСМ!

– Нет клубов?! А как же организован досуг молодежи? Чем молодые люди занимаются в свободное от учебы и работы время?

– Ну ты точно – пришелец. Да тем же, чем и мы в молодости! Пьют пиво, режутся в компьютерные игры, танцуют и трахаются. Правда, мы пили портвейн, и компьютеров у нас не было. Было дело, некоторые из нас ходили в кружки и спортивные секции, но это осталось в далеком прошлом. Организованный досуг молодежи, художественное творчество молодежи, научно-техническое творчество молодежи и политическая активность молодежи – уничтожены как класс! Капитализм предлагает молодым только то, за что они готовы платить деньги. За пиво – платят, и за ночные клубы – платят. А тратить деньги на какое-то там творчество экономически невыгодно. Их и не тратят!

– Ужас! Получается, наша работа – коту под хвост?! Молодежь сейчас никому не нужна, и ею никто не занимается?!

– Что-то под хвост коту, а что-то кому-то в карман. Петя, брось ты эти старорежимные словечки: молодежью не занимаются! Кому надо – занимаются, те же наркоторговцы…

– Кошмар! Не могу поверить, что речь идет о нашей Родине! Столько поколений трудилось, столько лишений и жертв, и что – ничего?! Никакого нового человека, нового общества… Налей, Коля.

– Давай, Петруха, привыкай! Еще и не такое узнаешь. Мы все-таки постепенно погружались, а тебя, непорочного, сразу с головой… Не боись, старик, привыкнешь.

– Да, старик, вот тебе и светлое будущее…

– Кстати, Петя, предлагаю этот сленг…

– Что?

– …жаргон нашей молодости не употреблять. Мне тебя, пацана 27-летнего, стариком называть глупо, а тебе меня – оскорбительно.

Посмеялись, выпили.

– Коля, можно твой телефон посмотреть.

– Конечно.

Еще одно потрясение для Петра. Телефон, почта, фото, видео, музыка, книги и черт его знает что еще, и все помещается в кармане!

– Другая жизнь! В прошлом году мои дикарями в Крым ездили. Пока доехали, поселились, прислали телеграмму, прошло три дня. Я весь извелся – как они? А у вас: сел в поезд – сообщил, приехал – известил, захотел – позвонил, захотел – написал. И ведь каждую секунду на связи! Да и по работе…

– Правильно рассуждаете, товарищ! – подхватил Николай. – Только вот тебе ложка дегтя: ты сегодня во сколько со своей конференции слинял?

– В час.

– Правильно, и куда поехал? К Светке своей. На работе в понедельник сказал бы, что конференция была до пяти-шести и не было смысла возвращаться. То же самое зарядил бы своей Танюхе, верно?

– Верно…

– А в наше время тебе бы сто раз позвонили все кому не лень, и хрен бы ты отвертелся: на работу поехал бы как миленький, а потом домой. А если телефон выключить или трубку не брать, придется объясняться – в какой же это ты дыре пропадаешь, что там нет связи? У нас сейчас так – если не на связи, значит, что-то не то, сразу подозрения.

– Здорово! Как можно бы было в наше время наладить трудовую дисциплину с помощью этих мобильников! Помнишь, Ленин писал, что «социализм – это учет и контроль»? Поставили бы прогресс на службу строительства нового общества!

– Петя, ты пить разучился, что ли? Что ты несешь? Ленина он вспомнил! Забудь этого урода!

Взгляд Петра сделался стальным, губы поджались:

– Николай, не смей так говорить о Ленине!

– Это почему же?! И не надо мне приветливых взглядов исподлобья. Кто он этот Ленин? Кровавый диктатор…

– Не смей!..

– Да, смею! Миллионы жизней положили на алтарь светлого будущего, а получилось темное прошлое! Ведь если бы не большевики, ужасы первоначального накопления капитала нам бы не достались. Россия пережила их задолго до 17-го года. А твой Ленин «со товарищи» нам этот подарок по новой сделал. И по законам диалектики на новом уровне бессердечия и цинизма. Ты, Петя, не принимай у нас ничего близко к сердцу, а то не выдержишь. Тебе же интересно знать, как мы до всего этого дошли?

– Конечно.

– Вот и не перебивай старших. Тем более тебе во всем разобраться времени осталось – всего ничего. Будем действовать по плану. Как это называлось? Ленинский комплексный план. Блин, у вас, что ни возьми, все «ленинское»…

– Кстати, Коля, разве я не на два года старше тебя? И к тому же куда мы так торопимся?

– На первый вопрос отвечу сейчас: по общему количеству прожитых лет я старше тебя, сопляк, без года на четверть века. А на второй отвечу завтра с утра – мы оба пока не готовы.

– Что ты имеешь в виду?

– Сказал завтра, значит, завтра. Слушай старших, говорят тебе! Итак, на чем я остановился? Да: Танька, розыск… Она ждала, что ты одумаешься и вернешься к ней. Она тебя любила. И ждала. Но когда началась перестройка, в 85-м году, в ней как будто что-то выключилось, она вдруг поняла, что ты уже никогда не вернешься. Страна рушилась, и твоя Танька тоже. Она часто плакала. Похоже, все предчувствовала, может, поэтому у нее крыша начала ехать…

– Что предчувствовала?

– Да ничего особенного, что должна предчувствовать молодая, красивая женщина в ее обстоятельствах? Что она покинута, что живет в одной комнате с сыном, что, скорее всего, так и завянет в одиночестве. Короче, это стало ее навязчивым состоянием, и пришлось ей полгода поваляться в больнице.

– Ты хочешь сказать, в психушке?

– Нет, в Первой градской, я ее в неврологию устроил. Но лечили, конечно, не нервы, а психику. С Васей твоим мы на пару вели хозяйство, он уже в школу пошел, помогал. Душа в душу жили.

– Спасибо тебе, Коля, я всегда знал, что ты – настоящий друг. У Таньки так никого и не появилось?

– Никого, – твердо сказал Николай и спрятал взгляд. Невозможно признаться другу, что тебе всегда нравилась его жена, что ее соленые слезы капали прямо на твое сердце, что однажды вечером на кухне ты в порыве нежности и сострадания по-дружески прижал Татьяну к груди, что молодые одинокие души и тела недолго сливались по-дружески, что ты потом клял себя за эту слабость, что целый год никого не мог пригласить к себе… Надо отдать должное Татьяне, она, почувствовав бесперспективность их отношений, сама дала Николаю «вольную»…

– Как же она, бедная, одна… Слушай, все-таки найдем ее номер, я позвоню…

– Пеца, не суетись. Действуем по плану. Что ты ей скажешь через 27 лет после исчезновения? Сначала подготовься к такому разговору.

– Ты прав. А что такое «перестройка»?

– Петюня, ты счастливый человек! Тебе повезло проскочить через все это говно. Так вот, в 85-м, после того как на кремлевское кладбище свезли очередного Генсека…

– Андропов, получается, всего два года у власти был.

– Год. Он умер в феврале 84-го. А в 85-м умер Черненко…

– Этот старый маразматик?! Его тоже Генсеком избрали?!

– Именно. Но ненадолго. У нас тогда была «пятилетка в три гроба». Четырех Генсеков сменили за четыре года. Вот так! А потом избрали Горбачева…

– По-моему, его Юрий Владимирович из Ставрополья перетащил…

– Нам всем на голову…

Николай коротко изложил свою версию новейшей истории России и мира. Рассказал, как рушилась Империя, как тараканами разбежались союзные республики и Варшавский договор; как не было ни одного года, чтобы на территории бывшего СССР не воевали (заодно рассказал о кровавой бане, в которую превратился развал любимой Петром Югославии); как бросились грабить родную страну ее верные сыны; как профессора становились нищими, а уголовники миллионерами; как демократическая общественность свергла партийную номенклатуру и, заняв ее место, превратилась в гораздо более закрытую касту; как новая власть занялась конверсионными операциями «власть – деньги» и наоборот…

– Как же вы выжили?

– Действительно, парадокс какой-то: с одной стороны, все именно так, как я рассказал, а с другой, и выжили, и как-то устроились. Да и жить богаче стали – вон сколько машин на улицах. Меня возьми… Хотя нет, я – плохой пример. Непонятно еще, чем у меня все кончится…

– Тебе жаловаться! В наше время так, как ты, наверное, не все секретари ЦК жили.

– Эх, Петя, зелен ты еще! Объясню почему, но начну издалека. С перестройкой при комсомоле стали создавать молодежные коммерческие центры. Я сразу почувствовал: это – мое. Создал такой центр, под него райком выделил несколько зданий в районе, теперь они в моей собственности. Пока в моей. Сдаю в аренду, стабильные деньги.

– Ты их выкупил у райкома?

– Почти. Тогда это называлось – приватизировал. Формально купил, реально задаром взял.

– То есть ты – вор?! Ты, кто в наше время, рискуя карьерой, не дал второму секретарю райкома партии незаконно оформить квартиру на дочку?! Как же ты мог так переродиться?! Неужели я тоже таким стану?

– Раньше мы были чище, наверное, потому что моложе. Ты еще увидишь, как происходят эти изменения внутри тебя. Постепенно, понемногу. Поверишь, сначала я торговать стеснялся. С одной стороны, продавать за рубль товар, купленный за копейку, нечестно. А с другой стороны, товар нужен покупателю, и твоя цена его устраивает. Получается, ты и деньги делаешь, и доброе дело – прекрасное оправдание. Раз за разом становится проще. Или те же кредиты. Поначалу их берешь с честным намерением вернуть. Потом смотришь, другие не возвращают, а их дела идут лучше твоих. Тут приходит к тебе управляющий банком и сам предлагает кредит не возвращать. Нужно с ним поделиться, и он прикроет: ты рискнул, он рискнул – плата за риск, все по-честному. К началу века я оказался при деньгах, при недвижимости и без иллюзий. Между прочим, как зарабатывать начал, все время твоим помогал. У Таньки зарплата институтская – только с голоду не помереть, поэтому я им постоянно подкидывал. Она сперва хорохорилась, не брала, но в начале 90-х так прижало! Зарплата мало того что маленькая, ее не платили по полгода.

– Как не платили, почему?

– А потому, что институтское начальство (как, впрочем, и любое другое начальство) желало при капитализме жить как при коммунизме. Зарплату размещали в банке на депозит, банкиры пускали деньги в оборот, а руководству отстегивали проценты. Сотрудникам говорили, де государство выплаты задерживает, и тянули, пока не начинались голодные обмороки или забастовки…

– Не могу поверить, что это делали вчерашние советские люди…

– Они, родимые, они, других людей у нас в стране на тот момент не было. Это сейчас подросло поколение, которое прежних времен не знает. И, гляжу, как-то легче стало. И какие-никакие правила игры появились, и люди поняли, что назад дороги нет, что капитализм, как говорил твой Ленин, «всерьез и надолго». Все чаще стараются именно заработать, а не украсть. Или это мне только кажется? Итак, занялся я недвижимостью. Без связей в этом деле никак, а наши комсомольцы есть везде: всегда кто-нибудь тебе либо поможет лично, либо порекомендует тебя. Ты их, понятное дело, благодаришь…

– Что значит – «благодаришь»? Взятки даешь?!

– Все-таки какой ты древний. Взятка – некрасивое слово. Сейчас модно говорить – коррупция. Звучит?! Или нейтрально – откат. Конечно, даю, а ты как думаешь? Если люди тебе помогают зарабатывать деньги, ты просто обязан делиться. Иначе они станут помогать другим.

– Что деньги с вами сделали?! Полное разложение и растление… Ну, ладно, не смотри так… Чтобы давать взятки, нужно деньги иметь, и как ты их зарабатываешь?.. Понял! Ты не возвращаешь кредиты. Вот почему они тебе звонят. Так тебе и надо! Верни им деньги, и проблем не будет.

– Наивный ты. Все не совсем так, а если говорить точнее, совсем не так. Ух ты, как сказал! А говорят, от перемены мест слагаемых сумма не меняется… Так вот, не возвращать кредиты было модно в девяностых. Сейчас за это сажают в тюрьму.

– И правильно делают!

– Не спорю. А деньги на чем делаются? Как-нибудь тебе расскажу, замечу только, что делаются, и немалые.

– Тогда почему у тебя проблемы с банком?

– Петя, а ты помнишь из политэкономии один из основных законов капитализма?

– Цикличность развития?

– Именно. Цикл чем заканчивается?

– Кризисом…

– Правильно. Как раз сейчас у нас на дворе кризис.

– Не может быть! Какой же это кризис?! Что-то я не видел ни нищих, ни голодных, ни демонстрантов на улицах. Все блестит, куча дорогущих машин, магазины забиты товарами…

– Голодные на улицах – это из области советской пропаганды. Будь они поумнее, расскажи советским людям правду о капитализме, был бы я сейчас партийным секретарем. Хотя самое обидное, что про Запад нам в основном правду и рассказывали. Просто мы, бараны, не верили, что уверенность в завтрашнем дне гораздо ценнее возможности купить на каждом углу джинсы. Так и с кризисом. Все оказалось гораздо сложнее. Видимость богатства – это еще не само богатство. Вот у тебя, Петя, сколько денег в кармане?

– Двадцать рублей.

– Советских. То есть нисколько. Работы нет. Как жить дальше – не ясно. А у меня в кошельке тысяч двести есть. И на карточке немного больше. Ну, богаче я тебя?

– Понятно, богаче. Плюс машина, квартира, обстановка.

– Теперь уточнение: у меня просроченных кредитов почти на 200 миллионов долларов, а активов максимум на сто тридцать, и в понедельник ко мне в гости приедут абреки-коллекторы, которые либо отрежут яйца, либо свезут в зиндан к себе в горы и яйца отрежут там. Вот теперь ответь, я богаче тебя? Нет, брат, ты богаче меня на 70 миллионов долларов США! Понял, почему я не уверен, что мой пример удачный?!

– Но это же ужасно! Надо что-то делать!

– По-комсомольски конкретный совет! Знал бы я, что делать, давно бы сделал.

– Коля, может, сходить к ним в банк, попросить отсрочки…

– Петя, Петя, дружище мой наивный, убивать начинают за долю процента от такой суммы… Ладно, не парься, есть у меня одна идейка, завтра расскажу. Так. На чем я остановился?

– Как ты моим помогал…

– Точно. Налей-ка. Так вот. Подбрасывал понемногу: продукты, одежда, то, се. Фактически жили как семья, только без постели. Я исправно выполнял функцию кормильца. А в 93-м угораздил меня черт влюбиться. Девочка – красотка, умница. В постели – волшебница, на кухне – фея, в беседе – профессор. Любовь, одним словом. Встает вопрос – где и как жить? Надо сказать, что к тому времени я комнату геолога на себя оформил. Он не появлялся все эти годы, видимо, сгинул в тайге от комаров или от водки, а может, просто не было денег на обратный билет. Через адвокатов, «через заднее кирильцо» оформил комнату в свою собственность. Получалось, правильнее было отселить твоих, чем покупать себе такую же квартиру, ибо на худшую жилплощадь моя любовь не соглашалась. Я купил твоим «двушку» в Алтуфьево. Сделал хороший ремонт, обставил. В общем, не обидел. Да и потом продолжал помогать, либо сам заезжал, либо водителя посылал…

– Постой-ка, ты же говорил, что не знаешь, где они сейчас?

– …Ну, дорогой мой, с тех-то пор сколько воды утекло?! А любовь моя так ничем и не кончилась.

– Что же случилось?

– Случился более успешный, чем я, бизнесмен. Она была очень целеустремленная девушка, ей был нужен самый богатый муж из всех возможных. Сейчас она живет в Лондоне, куда от российского правосудия сбежал ее благоверный. Теперь уже и с ним разводится, говорят, нашла какого-то лорда с еще большим состоянием, к тому же близкого к состоянию комы. Ну да бог ей судья… Пострадал я, пострадал и отошел… А что у нас со временем? Есть еще. Теперь так, я обещал тебе экскурсию во времени и пространстве? Обещал. Заодно покажу главное достижение XX века – Интернет.

– Ты не шутишь? Главного я еще не видел?!

– Не шучу, идем в кабинет – бывшая комната геолога, – возьми бутылку, а я стаканы с закуской.

* * *

Кабинет потряс Петра сильнее, чем вся кухонная и сантехническая роскошь. В кабинете была Библиотека. Эта был не стандартный набор советских времен а-ля Чехов – Пушкин – Достоевский – Драйзер – Стендаль… Конечно, книги этих гениев тоже стояли на полках. Но… Но! Это было не собрание того, что удалось «достать», а собрание того, что читалось и перечитывалось. Стругацкие, Ключевский, Гумилев (и отец, и сын), запрещенные Бердяев, Ницше, Фрейд, Набоков… А сколько имен Петр не знал! Но он сразу понял: все, что стоит на полках, нужно читать.

– Как же здорово иметь такую библиотеку, я бы тут жил.

– Ага. Только недолго. Будешь читать вместо работы, и скоро тебя отсюда вынесут либо кредиторы за долги, либо врачи вследствие общего истощения. Откачают и отнесут к кредиторам, ибо лечение стоит дорого. При капитализме, Петя, хватает всего, кроме денег и времени. При социализме времени у нас было навалом, а деньги были не нужны, нужны были связи. Ну так как, чудо прогресса смотреть будешь?

– Буду. Зачем тебе здесь два телевизора?

– Как два? А! Телевизор один – на стене, а на столе – монитор, экран компьютера.

– У тебя дома компьютер?! В бизнесе нужно делать сложные расчеты?

– Расчеты в моем бизнесе несложные: я с двух процентов живу…

– С чего?

– Анекдот был такой, расскажу потом. Нет никаких расчетов. Компьютер служит средством коммуникации и хранения информации. Сейчас тебе все покажу. Пользоваться несложно. Как врубишься, я тебя оставлю, побродишь по Сети. А мне еще нужно сделать кое-какие звонки…

Сегодня утром Петр, любивший научную фантастику, не мог даже и представить, что такое возможно. Реальность оказалась смелее любых его фантазий. Скудость пайка советской информационной и культурной жизни, к которой привык Петр, разверзлась океаном свободного Интернета, как если бы заключенного концлагеря вдруг впустили в ресторан «all inclusive». Сеть давала доступ мгновенно, без грифа «для служебного пользования», без каких-либо ограничений. И к вершинам духа, и к подземельям порока. Ко всему и для всякого…

«Как же трудно им делать правильный выбор, – думал Петр, – и ведь никакой „руководящей и направляющей“…»

Он погрузился в чтение. Его интересовало все: и текущие новости, и архивы, и… все!

* * *

Николай вошел, когда у Петра уже начали закипать мозги.

– Брейк! – объявил хозяин кабинета. – На сегодня хватит. Выедем пораньше, мне еще нужно кое с кем встретиться. Да и девчонки заждались, пора поработать с молодежью призывного возраста! Пошли одеваться.

– Я же одет.

– Петя, мы идем в приличное заведение, а в твоем райкомовском костюмчике в наше время люди разве собирать бутылки ходят. К тому же танцевать в костюме неудобно.

– Костюм у меня нормальный, ты, между прочим, вчера в таком же на планерке сидел! А потом, в моем возрасте танцевать, ты шутишь?!

– Во-первых, вчера было четверть века назад, костюм давно вышел из моды. Во-вторых, мы находимся в твоем будущем, в котором клуб посещают принципиально в другой одежде. В-третьих, какой это у тебя возраст, Петя?!!! На меня посмотри. Я и то собираюсь танцевать. В наше время это вполне комильфо.

– Интересно, под какую музыку сейчас танцуют? Надеюсь, не под Пугачеву?

– Будешь смеяться, но могут и под Пугачеву. Помнишь, был анекдот, что в будущем в Большой советской энциклопедии в статье о Брежневе напишут: мелкий политический деятель в эпоху Аллы Пугачевой? Так вот, в наше время это – не анекдот.

– В БСЭ так написано?!

– Нет. БСЭ уже нет. Но Пугачева до сих пор – Примадонна, а Брежнева половина населения уже не помнит.

– Чудеса. Кстати, Коля, а с какими комсомолками ты собираешься танцевать? Уж не с теми ли, кого мы с тобой в комсомол принимали? Боюсь, мне эти тетеньки уже не подойдут.

– Эх, юноша, ты до сих пор не разобрался в широкой душе нашего времени. Те, кого мы с тобой принимали в комсомол, давно внуков нянчат и по клубам не ходят. По клубам ходят молодые, комсомольского возраста, барышни в поисках пары, а также молодые перспективные самцы, вроде нас с тобой, в поисках удовольствий.

– Требую уточнений, перспективный мой самец. Комсомольский возраст – это с 14 до 30 лет. Туда пускают несовершеннолетних?

– До этого дело еще не дошло. Пускают с 18 лет. Но ты-то сегодня познакомишься с девочкой, которая твоим сегодняшним утром еще и не родилась. А к утру завтрашнему ты, старый распутник, уже потащишь ее в постель. Вот что значит – временной парадокс!

– Совсем не факт, что я кого-то потащу в постель. А вот ты – действительно распутник. Дедушка, на что ты рассчитываешь в отношениях с этими комсомолками призывного возраста?

– Как на что?! Призвать себе в кровать. Напомню, братишка, что при капитализме деньги творят чудеса, а у меня пока осталась хотя бы их видимость. Так что даже видимость этих славных бумажек, как фея Золушку, сегодня вечером превратит меня в юного и неотразимого принца. Короче, пошли одеваться!

– Где же я возьму другую одежду?

– У меня. Я только за этот год так раздался, когда проблемы начались. А до этого держался в форме. Ноблес, как говорится, оближ. На фитнес ходил…

– Куда?

– В спортивный клуб: бассейн, тренажеры, массаж. Мы с тобой всегда были одной комплекции, так что мои стариковские наряды должны сгодиться.

Очередной раз удивленный, теперь уже богатством гардероба, Петр предстал в новом облике.

«Такой прикид да в наше время – все девчонки были бы мои», – смотрясь в зеркало, отметил Петр.

– Они и так сегодня все твои будут, – сказал Николай с хитрой улыбкой.

– Ты тоже мои мысли читаешь?!

– Не знаю, кто еще читает твои мысли, а я просто поставил себя на твое место и сразу понял, о чем ты думаешь. Хорош любоваться, идем вмажем, пока такси ждем.

Выпив еще по одной, друзья помолчали каждый о своем. Вдруг Николай хмыкнул, увидев их отражение в слепом экране телевизора.

– Знаешь, на кого мы с тобой похожи? – спросил он Петра.

– На кого?

– На педиков. Я – твой папик, а ты – моя девочка.

– Ты серьезно?

– Ну да. У нас разница в возрасте какая! Это же только я знаю, что ты меня на два года старше, а со стороны наша парочка никаких других ассоциаций и не вызовет. Помнишь, как Ксюха на нас смотрела? И это при том, что уж она-то знакома с моей сексуальной ориентацией не понаслышке.

– Может, никуда не пойдем?

– С чего бы?

– Ну… не знаю. А, кстати, статью за мужеложство отменили?

– Сто лет назад. Еще бы они ее не отменили?! Наши власть предержащие все либо в прямом, либо в переносном смысле из этих! Теперь это даже модно. Так что, хлопчик, нэ журысъ! Ты в клубе будешь самый продвинутый.

– Я смотрю, не любишь ты власти…

– А за что их любить?! Ты наших пердунов из райкома партии сильно любил?

– Нет.

– С тех пор ничего не изменилось. Современные, может, и помоложе тогдашних, а по сути… Давай-ка еще по разу, для куража!

* * *

Перед погружением в пучину клубного мрака и грохота друзья зашли в ресторан.

– Знакомьтесь, – представил Николай мужчину, сидящего за столиком, – Алексей Егорович, мой деловой партнер, это Петр, сын моих друзей…

– Мы раньше не встречались? – подвигал гусарскими усами Алексей Егорович.

– Нет, – мгновенно отреагировал Николай, – Егорыч, ты не отвлекайся, командуй: куда, чего?

Егорыч поднял указательный палец. Ниоткуда появился молодой человек с фотоаппаратом.

– Пойдешь с ним в туалет, он тебя сфотографирует, – продолжили свое движение усы под носом.

– Фотографироваться?! Зачем?

– На паспорт, Петя, ты же свой потерял… – успокоил его Николай, – а потом посиди где-нибудь за столиком, нам с Егорычем нужно поговорить. Я тебя найду.

«На паспорт в туалете… Вольница тут у них, однако…» – удивлялся Петр, выискивая свободный столик после процедуры. Все были заняты. Он увидел одиноко сидящую красавицу и направился к ней: была не была! «Машины они импортируют, а вот девушек сами делать научились. И неплохо! Как там Коля говорит, „призывной возраст“? А эта скорее не призывная, а призывная»…

– У вас не занято?

– Нет, пожалуйста, – девушка выпустила из губ соломинку и приветливо улыбнулась.

Гостеприимство вдохновило Петра.

– Все-таки это не честно! – пошел он испытанной ранее дорожкой.

– Что нечестно? – встревожилась собеседница.

– Я здесь впервые, хотел осмотреться, а вы все затмеваете! Разве можно быть такой ослепительной?!

– Спасибо, – рассмеялась девушка, как серебряные колокольчики зазвенели. У Петра даже перехватило дыхание. – Меня зовут Настя, а вас?

– Петр. Кого-нибудь ждете?

– Никого. А вы?

– И я никого. Какое счастливое совпадение! Вы верите в судьбу?

– Верю. В нашей жизни все происходит не случайно. – Она допила коктейль, отодвинула бокал и достала сигарету. Петр галантно помог прикурить от ее же зажигалки. – Вы, говорите, здесь впервые, разве это случайно, что вы подходите не к кому-нибудь, а именно ко мне! Это нужно отметить! Угостите девушку коктейлем?