Текст книги "Блог"

Автор книги: Сергей Большин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

– М-м-м… Ой… у меня же нет местных денег…

– Можно платить картой.

– Карты у меня отродясь не было! – скорее сам себе проговорил Петр.

– Не поняла, ты что, альфонс?! – Регистр уже был другой. Открытый звук. Московское произношение сменил агрессивный провинциальный акцент.

– Что вы имеете в виду? – Догадка никак не приходила на ум.

– Это ты что имел в виду?! Бред Пит, блин, нашелся! Я работаю: бабок нет – пошел на…

– В каком смысле работаете?

– В таком! Слушай, непонятливый, или платишь, или валишь отсюда…

– Так вы… продажная женщина?!

– Козел… да пошел ты на… отсюда!

– Настя! Как вы разговариваете?! Девушка не должна так грязно ругаться! Вы что, действительно… проститутка?!

– Ну, ты мудак! Ты чего, бля, хочешь проблем?! Сейчас я тебе их устрою! Вали, говорю, по-хорошему.

– Настя, но ведь это неправильно! Так не должно быть! Такая красивая девушка не может пасть так низко…

– Чиво?!!! – Девушка быстро вытащила мобильный, – …Папа? Папа! Тут пидор какой-то мешает работать!.. Да! Конкретно мешает!.. Ну, я же говорю!.. Напросился, красавец, – бросила она Петру.

Он не успел открыть рот для ответа, как к столику подошли два дюжих охранника в строгих черных костюмах.

– Этот?

– Этот.

– Уважаемый, выйдите, пожалуйста, из зала, – твердым голосом попросил один из них.

– Почему я должен выходить?! – огрызнулся Петр.

– Потому что мы вас об этом просим. Пожалуйста, не…

– Что за шум, а драки нету?! – раздался за их спинами спасительный голос Николая.

– Этот с вами? – охранник указал на Петра.

– Не «этот», а ваш уважаемый гость! – Голос Николая сделался стальным. – Анатолий Витальевич на месте?

– При чем здесь Анатолий Витальевич? Ваш друг не хочет оплачивать услуги девушки. – В голосе охранника появились извинительные нотки.

– Я говорю, Анатолия Витальевича пригласите сюда. Скажите, Регеда просит его срочно подойти…

Охранники отошли в сторону и стали с кем-то связываться. Николай быстро шепнул Петру на ухо: «Ты никого не знаешь, никого не узнаешь! Ты – твой сын Вася. Понял?! Не проколись!»

К столику приближался рослый мужчина крепкого телосложения. Петр узнал его сразу: Скосырев, командир оперотряда, бывший сослуживец.

– Хэллоу алейкум, уважаемый! – басом окатил зал здоровяк, распахивая объятия навстречу Николаю. Они обнялись, по-борцовски коротко прижавшись одним плечом. – Все трешь-мнешь, телешь-мелешь? Коля, ты как ко мне приходишь, так все время приключения. Нет бы просто к другу на рюмку чая заглянуть! Чего они от тебя хотят? – он кивнул на охранников.

– Не от меня…

– Игорь, – кивнул одному из своих людей Скосырев, – в чем дело?

– Да че, Анатолий Витальевич, тут вот с Настей вопрос…

– Че по-китайски локоть! Сами не местные, с Крычева за солью приехали?!!! Доложи по форме!

– Клиент воспользовался эскорт-услугами и отказался платить! Требование прекратить бесплатное пользование услугой отказался выполнить. В соответствии с инструкцией…

– Ну, то-то. Что за клиент? Не ты, надеюсь, Коля?

– Не я. Вот парня выгуливаю, он впервые…

Скосырев наконец обратил внимание на Петра. Его лицо вытянулось в изумлении. Так, наверное, изумился бы неверный муж, выходя из душа к оставленной в постели любовнице и обнаружив вместо ее манящего взора суровый взгляд жены.

– Петр Юрьевич, ты?.. – В прошлой жизни Анатолий был и возрастом и рангом младше Петра…

– Это Вася, его сын.

– Как похож, блин! Батя тебя клонировал, что ли? Вася, сегодня, знаешь, какой день?

– Какой? – впервые с начала инцидента подал голос Петр.

– Не знаешь?! Батя твой, вот такой был мужик! Эх ты! Сегодня день, когда он пропал, не помнишь разве?

– Он маленький был, не помнит. А тебе-то с чего помнить? – удивился Николай.

– Как с чего? Этот день особенный. Я с утра отмечаю.

– Заметно.

– Петя, за год до того как исчез, именно в этот день меня в райком на работу взял. А еще раньше, тоже в этот же день, мы его на дембель провожали. Мы служили вместе: я к нему в учебку молодым попал, а он уже дембелем был, мой зема из Витебска, опекал меня… Да и потом… – Петр прекрасно помнил все, что рассказывал Анатолий. Скосырев был крепким крестьянским парнем, неотесанным, грубым, но чистым и без двойного дна. Поэтому, когда Анатолий, сверхсрочник, воин-интернационалист, получил направление на учебу в Москве, Петр как мог помогал ему стать на ноги в столице. – Так, солдат спит, служба идет?! – обратился он к охранникам. – Быстро на исходную. А ты, сучка, какого хрена уважаемых людей подставляешь. К ментам на субботник захотела?!

– Так я же по инструкции, папа…

– Пошла отсюда! По инструкции… Хотя стой. Вася, она тебе понравилась? Хочешь, подарю, бери на все выходные.

– Она же твоя… ваша дочь?

– Ты что, охренел?! Моя дочь в Англии в университете учится, а это – блядь рабочая. Бери, если понравилась. Нет? Официант! Неси моего. Парни, кальвадос будете? Хороший, «Пер Маглуар» двадцатилетний… Давай бутылку и три бокала. И закуску, чтоб соответствовала. А батя твой, светлая память, вот такой был мужик!

– Что ты его хоронишь раньше времени? – возмутился Николай.

– Так уж сколько лет, как он пропал?! Такой мужик не мог сына бросить! Он правильный был. Если не появился, значит, нет его. Давайте помянем Петра Юрьевича Симутина, светлая ему память! – Эти слова Анатолий произносил вставая. – Пацаны, не чокаясь. Пусть ему будет хорошо там, где он сейчас! – И залпом выпил полный фужер дижестива. Николай хитро подмигнул Петру и тоже выпил. Петру не осталось ничего другого, как последовать за товарищами.

– Мы с твоим батей в Каунасе в 108-м гвардейском десантно-штурмовом полку служили, – продолжал Анатолий, хрустя зеленью.

– В/ч 02291, – поддержал его Петр, не утерпел.

– Парень, ты откуда знаешь? – встрепенулся захмелевший ресторатор.

– Папины письма читал, адрес на конверте…

– Правильно. Служил?!

– Служил.

– Где?

– ВДВ.

– Никто, кроме нас!!! – Анатолий взорвал тишину ресторана своим басом.

– Тише ты! – шикнул на него Николай. – Своих же клиентов распугаешь.

– Да пошли эти клиенты… – продолжил реветь Анатолий, но осекся и тихо, трезво закончил: – В жопу. Я раньше Родине служил, великим идеям. А сейчас им, этим вот… жратву, пойло и блядей продаю! Я теперь бабкам служу. Дочке учебу в Лондоне оплати, жене не знаю на что бабки дай, а она, сука, с молодым любовником в моей же хате в Майами мне рога наставляет! Думаете, мне это все надо?!

С окружающих столиков люди стали бросать тревожные взгляды в сторону друзей.

– Толя, идем в твой кабинет, – предложил Николай.

– Чтобы вот этим не мешать?! Да когда на меня шинель шили, на них только…

– Толя, чтобы на эти рожи не смотреть!

– Согласились! Семь на восемь, восемь на семь! Пошли! – Анатолий резко встал и зашагал из зала. Все время, пока они шли в кабинет, рассаживались за столом, наливали и закусывали, бывший десантник изливал душу. – Мне эти бизнесы мои даром не нужны. Скажи мне кто – пошли за Империю воевать! Или за великую идею! Да я бы и секунды не думал. Я ведь когда в Афгане воевал, тогда только и жил по-настоящему. А это что? На что я свою бессмертную душу меняю?! За бабки в аду гореть?! Лучше куда-нибудь в горячую точку… Василий, ты где служил, в Чечне воевал?

– Нет! – опередил Петра Николай. – Толя, ты как выпьешь, все время одно и то же. Или кончай эти базары, или, действительно, бросай все и иди в какой-нибудь Иностранный легион. Мы к тебе отдохнуть пришли!

– Не вопрос. Отдыхайте. А что, в такой компании?

– Я же тебе говорил – парня выгуливаю.

– Не понял…

– Да все нормально, Толя! Что ты, не знаешь меня, что ли?! Опять же, это Петин сын.

– А чего его выгуливать, он сам, что ли, не может? Вася, не можешь?

– Молодой он еще, плохо ориентируется, ночная жизнь ему в новинку…

– Не гони! Десантник – молодой и плохо ориентируется?! Кто в армии служил, тот в цирке не смеется! Ты, Коля, хоть и морпехом был, а ни хрена, похоже, службы не нюхал. Вася, за ВДВ!

Выпили за ВДВ. Анатолий снова хватил полный стакан. Его уже сильно «вело».

– Так, парни, еще раз, вы чего ко мне пришли, баб снимать?

– Типа того.

– В честь Васькиного бати я вам сегодня всех подарю! – И тут же рявкнул: – Дежурный!

В кабинет заскочил армейской выправки парень.

– Свистать всех наверх! Всю смену сюда, быстро!

– Анатолий Витальевич, а кто уже работает?

– Я сказал всех!

– Толя, – вклинился Николай, – может, мы как-нибудь сами разберемся?

– Сначала Вася моих посмотрит, а потом будете сами разбираться.

Никогда прежде Петр не чувствовал себя так неловко. Раньше он себя даже и представить не мог в роли покупателя живого товара, а товар был красив… Это было грязно. Это было волнующе. Это было печально… Отказаться от демьяновой ухи из прекрасных и доступных девушек оказалось делом нелегким. Для этого Петру пришлось почти каждую подержать на коленях, за каждую выпить. Выручило лишь то, что они с Николаем лишь пригубляли крепкий кальвадос, а Анатолий пил по-десантски, полной чашей. После крепких объятий старого друга Петру хотелось поскорее вернуться домой, но Николай был против:

– Нельзя бросать начатое на полдороге, – заявил он, – мы отказались от дареной добычи, но не от добычи вообще! Идем охотиться.

* * *

После всего пережитого пребывание в клубе Петр запомнил весьма приблизительно. Туман табака и новой жизни, сваи клубных ритмов, забиваемые глубоко в мозг, мысли, разведенные в алкогольном коктейле… Петр спрятался за бортом барной стойки, боясь, что его смоет в шторм клубной вечеринки, но спасательные рюмки не опускали на дно забытья, а лишь добавляли мути в муторную трезвость. Он бессильно улыбался другу, когда теперь уже Николай стал подводить к нему разных девиц. Николай утверждал, что проводит кастинг, а Петр был не в силах даже спросить, что это значит? Но, несмотря на все, он не мог не заметить, что секс и эротика – лучшие подруги и верные советчицы местных представительниц прекрасного пола. Такой стиль приятно тревожил его, хоть он и пытался убедить себя, что это не так. Немного смущал стиль «товар лицом», хотя было очевидно: здесь это в порядке вещей.

Может ли ангел быть сексуальным? Может. Часов около трех Николай привел к Петру двух таких – инь-ян, блондинку-брюнетку – и сказал:

– Все, берем этих и едем ко мне, – так, как будто речь шла о чем-то неодушевленном.

Ангелочков фраза ничуть не смутила. Зато Петр залепетал, сглаживая пассаж друга:

– Девушки, мой друг хотел сказать, что приглашает вас… например…

– Супер, – подхватила блондинка, – поехали ужинать!

– Ну, спасибо, браток, – укорил Петра бывший заворг, пока девушки посещали дамскую комнату, – выставил меня еще и на спонсирование ужина. Так бы через полчаса уже делом занялись, а из-за тебя еще и часа два, и тысяч десять впустую потратим.

– Неудобно же, ты так о них говорил, прямо как о товаре, как о тех, Толиных…

– Ну, а есть разница?

– Раньше ты не был таким циничным.

– Поживешь с мое в нашем долбанном светлом будущем, посмотрю, каким ты станешь?

* * *

Около семи утра Николай выставил девушек за дверь. Дав фальшивое обещание позвонить, Петр вернулся в кабинет к разложенному дивану, поправил смятую постель и лег спать. Но сон не шел, хотя Петр был совершенно измотан. Казалось, пропущенные им 26 лет пришлось пережить за несколько часов в режиме ускоренной перемотки. Предыдущая жизнь представилась никчемной и конченой, а дальнейшая ее перспектива простиралась только до предстоящего завтрака. Спасибо тебе, Баба, вот уж напугала так напугала!

Какая-то мысль скользнула краем сознания и скрылась. Петр попытался уцепиться за ее хвост, но не успел. Его думы вернулись к пережитому несколько часов назад.

За ночным ужином Петр с новой силой почувствовал, насколько этот мир чужд ему. Ресторанная жизнь в его время отличалась от теперешней как камера предварительного заключения от номера в Метрополе: отсутствие швейцара, берущего мзду за вход, вежливое и быстрое обслуживание, меню, обширное как советская книга о вкусной и здоровой пище и все в том же духе. Названия большей части блюд были Петру незнакомы, поэтому он, не забывая обращаться к официанту привычным словом «товарищ», что жутко веселило его компаньона, тщательно выяснял содержание, а главное – наличие блюд. К его удивлению, оказалось, что даже ночью все можно заказать.

Николай же все время развлекал девушек разговором, они смеялись, а Петр с трудом пытался вникнуть в суть беседы. Он поймал себя на мысли, что почти не понимает не только многих слов, но и предметов общения. Он не понимал, о чем говорят на его родном языке, а ведь времени прошло – всего ничего! Девушки постоянно кому-то звонили, кто-то звонил им, шел активный обмен письменными сообщениями. Казалось, у них разгар рабочего дня. Но все эти разговоры ни о чем, эти телефонные «приветики, ОКи, чмоки-чмоки» напомнили Петру слова из другой жизни, точнее из книги: «чушики, чушики». «Боже мой, – похолодело его сердце, – это же „Хищные вещи века“, это же здесь, со мной…»

Однако и ему захотелось принять участие в общении, он спросил, чем девушки занимаются. Выяснилось, что они «учатся в универе на вечернем и работают менеджерами в одной крутой фирме».

– Менеджерами? А что это значит? – озадачило Петра очередное малознакомое слово.

– По-русски это будет приказчик или столоначальник, – подоспел с переводом Николай, – сейчас, дружище, наша экономика и почти вся наша жизнь протекают в адаптированном переводе с американского английского. Раньше была секретарь в приемной, теперь – офис-менеджер; раньше разнорабочий в торговом зале раскладывал товар по полкам, теперь это – мерчендайзер; раньше был командир штаба ударной комсомольской стройки, теперь – менеджер проекта… Нужно написать тебе краткий советско-российский толковый словарь, иначе перестанешь меня понимать.

– Слушай, такое впечатление, что мы находимся под их оккупацией: цены в долларах, речь наполовину их, фильмы американские, телевидение американское, музыка американская… Они нас силой захватывали или мы сами сдались?

– Сами, конечно. Зачем нас захватывать, если вместо «ветра в лицо» и «вновь продолжается бой» они предложили нам «брать от жизни все». Мы спросили, где брать? Они говорят: у нас, у нас все есть. Мы и стали брать все. Вкусно, сытно, красиво, удобно…

– Мальчики, – напомнил о себе один из ангелов, – может, мы пойдем? Вы, похоже, справляетесь без нас.

* * *

Дома девушки тут же попросились в душ. Пока они его принимали вдвоем, Николай распределил, кто кому, и пары разошлись по комнатам. Петру эта ситуация была непривычной: никаких танцев в темноте, жарких поцелуев по углам дивана, никакой борьбы с руками, пробирающимися к застежке бюстгальтера, никаких вопросов «может, не надо?» и заявлений «уже поздно, мне нужно домой»…

Все по-деловому, ясно и честно: ты – моя женщина, я – твой мужчина. Такого гладко эпилированного тела, такого качественного по технике секса у Петра раньше не было, но что-то его смущало.

Он вспомнил своих лохматых комсомолок. В их страсти и страхах, стонах и смехе почти всегда был намек на возможность любви, а с сегодняшней гладкой девушкой она в принципе не подразумевалась. По сути, они занимался эротической физкультурой, где слово «любовь» так же неуместно, как татуировка с профилем Сталина на плече английской королевы. Так ему казалось. Может быть, он просто устал или еще не привык к новому миру и его нравам?

В конце концов Петр заснул.

* * *

Часов в 11 утра Николай растолкал Петра, предупредив, что ждет на кухне.

Николай держался серьезнее и суровее, чем накануне. После того как Петр взбодрился чашкой кофе, его друг начал разговор:

– Петя, хочу поговорить о твоем будущем. Ты уже думал, как будешь жить дальше?

– Думал, но пока никаких идей.

– В таком случае у меня есть предложение. Сегодня в ночь я уезжаю, предлагаю тебе ехать со мной. Решать нужно прямо сейчас.

– Куда едешь?

– Кто меньше знает, тот не только крепче спит, но и дольше живет.

– Почему так загадочно, не доверяешь?

– Доверяю, поэтому и зову с собой. Просто некоторые могут так спросить, что не сможешь не ответить. Абреки-коллекторы, например.

– Постой, ведь ты им обещал что-то на понедельник.

– Именно поэтому мне и нужно уезжать сегодня.

– Сбегаешь?!

– Молодец, догадался.

– А куда?

– Повторяю: меньше знаешь, тебе же спокойнее. К вечеру привезут документы, я еще вчера договорился, будешь гражданином нэзалэжной Украины, сразу и отчалим. Ты же сейчас как Паниковский – человек без паспорта.

– Точно, паспорт у меня всегда дома лежит…

– А хоть бы и с тобой был, все равно он давно недействительный.

– Коль, вообще-то я хотел к своим поехать, Васю увидеть, Таню. С Васей бы я наверняка сумел подружиться, хотя, получается, он теперь старше меня…

– Он не старше тебя, Петя, – сказал Николай таким голосом, что сердце Петра ухнуло в бездну. В ту бездну, где все черно и ничего уже не исправишь.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Вчера я не решился, но сегодня обязан…

– Не тяни!

– Ты вчера читал про войну в Чечне… Вася там погиб.

Петр окаменел.

– В 95-м Васю призвали в армию, из-за чего с Татьяной случился очередной приступ депрессии, она замкнулась и пару месяцев не выходила на связь, а позвонила мне, только когда его из учебки отправили в Чечню. Я попытался вытащить его оттуда, но было уже поздно. В первую же неделю Вася пропал без вести. А месяцев через шесть эти твари подкинули Васино тело вместе с видеокассетой на наш блокпост. На кассете… на кассете было снято, как ему отрезают голову… – Николай как будто закашлялся, – извини… со словами, что так будет со всеми неверными русскими собаками, пока они будут топтать землю независимой Ичкерии. На теле у Васи не было живого места: целых полгода эти нелюди мучили нашего мальчика, целых полгода…

Николай сглотнул ком, по щекам текли слезы. Он отдышался и продолжил:

– Татьяна впала в кататонический ступор и больше из него не вышла. Она теперь не человек – овощ. Я устроил ее в хоспис и оплатил пожизненное содержание, там за ней очень хорошо ухаживают. Я проверял.

– Мне нужно побыть одному, – бесцветно произнес Петр и ушел в кабинет.

* * *

Николай выждал час и вошел в кабинет. Петр сидел на диване, глядя в никуда.

– Петя, ты как? – тихо позвал Николай.

– Нормально. Сделай, пожалуйста, кофе, я сейчас приду.

Петр появился минут через двадцать, вошел и молча сел.

– Кофе уже остыл, подогреть?

– Не надо, спасибо.

– Петь, сейчас ты мне не поверишь, но услышь, время лечит. Я по себе знаю. Прошло уже много лет, боль осталась, но притупилась.

– Ты понимаешь, что вчера только он провожал меня на работу. Босиком вылез из кроватки и обнимал меня вот тут, в этом коридоре. Вчера, понимаешь?!

Петр заплакал. Его трясло, он захлебывался горем, но натяжение нерва ослабло. Николай перевел дыхание. «Ничего, ничего, поплачь, поможет».

– Петя, должен тебе признаться. Я не все деньги потерял в этот чертов кризис. Кое-что прикопал. Номерные счета, бумаги на предъявителя и прочие радости развитого капитализма. Мы уедем в теплые страны: новые паспорта, новые имена, новая жизнь. Ты из нашего чистого прошлого, ты не обманешь. Откроем новое дело, я сделаю тебя компаньоном, жизнь наладится, поверь.

– Мне ничего не нужно. Боже, как я не хочу жить в этом мире. Как тут все испоганили. Раньше думали не только о деньгах. А теперь? Какая разница – теплые страны, холодные страны? Везде ведь одно и то же: потребляй, жри, плати. Все продаете, чтобы все купить: любовь, молодость, теплые страны… Но вместо любви ты покупаешь любовниц, вместо молодости молодое тело напрокат. А зачем? Человеку нужен человек, который отдаст тебе это все так, без денег: любовь за любовь, верность за верность. А цена этих денег? Кровь, предательство, измена… Себе в первую очередь! Я хочу к сыну и жене, но никакие деньги мне их не вернут. Я свою верность и любовь хотел отдать другой, и вот что вышло! Ведь если бы я вчера сразу поехал домой, я бы был сейчас дома…

– Ну, еще неизвестно, может быть, у тебя судьба такая, и ты бы ее не избежал. Что до денег, то они тебя не сделают ни хуже, ни лучше. А вот жизнь твою могут улучшить существенно. И чем больше, тем существенней.

– Коля, но ведь всего не съешь! Как быть миллионером, когда вокруг столько бедных? Зачем так много лично тебе?! Чтобы хорошо жить. Но ты ведь и так хорошо живешь, зачем больше? Я в вашем Интернете видел кучу объявлений – спасите жизнь ребенку. Денег просят не так много, одна только твоя машина стоит жизни минимум пяти детей. На пяти жизнях ездишь! Ты спас хоть одного?! Ведь ты же сочувствуешь моему горю, сочувствуешь?!

– Да ты о чем вообще говоришь!..

– Так вот представь, как на глазах у их родителей болезнь мучает ребенка, так же как те бандиты моего Васю. Их что, не жалко?!

– Мир несправедлив, Петя, ты же прекрасно знаешь. Всем не поможешь.

– А всем и не надо. Хотя бы одному! Даже один оправдает твое существование. Мир несправедлив… И ты, и я, мы тоже часть нашего мира, это и наша несправедливость. В чем, в конце концов, смысл твоей жизни? Заработать и спрятаться? Ну, даже если не надо прятаться. Заработал, еще заработал. Что дальше? Иллюзия смысла заполнит суетой всю жизнь, и что в конце? Хоронить будут голым и мертвым! А что после тебя?

– А мне все равно, что после меня. Сейчас меня волнует, что во время меня. Петя, я тебя послушал, говоришь ты все правильно, но на повестке дня другие вопросы: как быстрее унести ноги, чтобы окончательные итоги не пришлось подводить уже завтра. По крайней мере, мне. Я очень хорошо понимаю тебя, то, что тебе здесь не нравится, но что делать? Назад дороги нет. Или ты ее знаешь? Судя по всему, Баба, которая тебя сюда закинула, знала, но ты…

– Баба!!! Колька!!! Вот она – мысль, мелькала же! Ведь она мне сказала, что завтра, то есть сегодня, «аккурат в это время» – было где-то полседьмого – назад поедет! Коля, я возвращаюсь. Слушай, давай и ты со мной. Лучше к своим, чем в чужие страны.

– Нет, Петя, я у вас не свой, и то время мне уже чужое… Думаешь, получится?

– А как же, Коля, все, что она бубнила, все было со смыслом… Дружище, я мир переверну! Я же все знаю, теперь все по-другому пойдет!

– Нет, Петя, не пойдет. Мы сейчас находимся в «перевернутом» тобой мире. Этот мир – результат и твоих трудов. И он тебе не нравится. Да и что ты один сможешь?

– А мне кажется, что изменить получится многое. Как минимум у моей семьи судьба сложится иначе. И потом, я не один буду. Ты мне поможешь.

– Я же сказал, я остаюсь.

– Да не ты нынешний, а ты тогдашний – заворг райкома!

– Хочешь сказать, я поверю, что ты не загулял на сутки, а путешествовал во времени?!

– Поверишь. Не сразу, а через время. Я ведь знаю, как все будет, а будет такое, во что поверить, до того, как оно случится, невозможно. И кстати, может, ты подаришь мне свой волшебный телефон, вот он точно будет лучшим доказательством.

– Вариант! Закачаем побольше информации… Слушай, да если бы я заранее знал, как все будет, когда «черный вторник», а когда дефолт, я бы сейчас был самый богатый человек на планете! Так, нельзя терять времени, оно – большие деньги!

* * *

Уже в пять друзья стояли на платформе метро Серпуховская.

– Слушай, Петя, ты как думаешь, кто она, колдунья?

– Лахесис.

– Кто?!

– Лахесис. В институте я писал диплом по древнегреческой мифологии. Лахесис – одна из Мойр. Мойры – дочери Зевса, богини судьбы. Так вот, из трех именно Лахесис олицетворяет случайность, возможность вариаций судьбы, возможность что-то в судьбе изменить. Я уверен, это она.

– А как со своими богинями разбираться будешь? С Танькой останешься? А как же Светлана Юрьевна?

– Своих не брошу! А Света… Она без меня не пропадет…

Когда на часах метро было уже 18.20, Петра колотила нервная дрожь. Логика подсказывала, что если все будет, как он предполагает, то есть еще несколько минут, но сердце от волнения выскакивало из груди.

Электричка вылетела из тоннеля и издала пронзительный гудок. Она!

Теперь Баба сидела к выходу спиной, поэтому она обернулась и так же, как накануне, поманила рукой. Петр вошел в вагон и остановился, придерживая дверь. Его друг стоял напротив.

– Коля, может, все-таки со мной?

Тот медленно покачал головой, подошел к Петру и, оставаясь на платформе, обнял друга. «Осторожно, двери закрываются. Следующая станция Тульская». Петр упер ногу в угол двери и держал ее, пока длились объятия.

– Товарищи пассажиры, – раздался голос машиниста, – отпустите двери! Будем стоять, пока не отпустите.

«Товарищи»… Эта электричка точно домой. Петр еще раз вопросительно взглянул на друга, тот снова покачал головой. Тогда Петр убрал ногу и махнул на прощание рукой. Движение оказалось обидно неловким: он зацепил полу пиджака и выбил из бокового кармана подаренный айфон, который вылетел на платформу. Двери захлопнулись, и поезд начал набирать скорость.

* * *

– Ну что, милый, узнал, где соломку нужно стелить?

– Да. Спасибо вам огромное! Вы мне подарили день на черновик. Один день, длиной в 26 лет. Спасибо.

– Знаешь теперь, как дальше жить будешь?

– Только начинаю понимать. Но точно знаю, что…

Грохот поезда заглушил слова Петра, а выходить ему было уже на следующей остановке, чтобы вернуться назад, домой.