Текст книги "Господа офицеры! Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Сергей Шемякин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

На рассвете первую роту выдвинули вперёд и двинули к станции. Ротная цепь наступала тихо, стараясь себя не выдать, возможно удастся захватить красных врасплох. Петр шагал не торопясь, широко расставляя для большей устойчивости ноги. В потёмках землю было видно плохо и вполне возможно было оступиться, и грохнуться. Вражеские пулемёты ударили в упор с двухсот метров. Красные атаку ждали и готовились. Бронепоезд садил из всех стволов, да с земли захлёбывались два пулемёта. Пули гудели густо, видно пристрелялись заранее. Предрассветная темень не спасала.

– Ложись! – заорал Згривец и забулькал горлом не в силах больше что-то сказать.

Петр залёг и начал палить из винтовки, стреляя в направлении пехотного пулемёта. Мушки ещё было не видно, стрелял наугад в направлении зло пульсирующего огонька. Вставил новую пачку патронов, расстрелял и её, потом вогнал третью. Залёгшие офицеры огрызались из винтовок редкими выстрелами. Рота растянулась метров на триста. Всё это против десятка пулемётов выглядело весьма неубедительно. Будь сейчас светло, роту бы перебили за пять минут. Темнота хоть как-то спасала жизнь.

– Вадим, ползи сюда. Надо взводного посмотреть, его кажись ранило,– крикнул Петр Озерееву. Тот подполз, и они поползли вправо, где через три человека должен был быть взводный. Двое были убиты, поручик Якушев пока живой, изредка постреливал, экономя патроны.

Взводный был ранен в грудь двумя пулями. На шинели чернело два пятна, заметных даже в потёмках. Видно пробито лёгкое, дышал Згривец тяжело, с бульканьем, и был без сознания. Губы чернели запёкшейся кровью.

Пётр просунул руку под спину:

– Сквозные, – сказал он, нащупав на спине два липких пятна. – Достань клеёнку и бинт, я пока шинель с него сниму, – сказал он Озерееву.

Вадим развязал мешок и нашёл нужное. От клеёнки отрезал два куска – на грудь и спину. Достал из мешка бинт.

Пётр, сняв шинель, ловко отрезал ножом два куска бинта и сложив в несколько раз заткнул тампонами пулевые отверстия на груди. Наложил кусок клеёнки и примотал к телу, сделав пару оборотов бинтом. Затем поделал ту же процедуру с отверстиями на спине. Капитан был мужчиной плотным, одного бинта оказалось мало. Второй Пётр забрал из кармана его гимнастёрки. Перевязал хорошо, плотно, в дороге не слетит. Згривец задышал ровнее, перестал задыхаться, легкие заработали. Если не задело каких важных артерий, то выживет.

Шинель обратно одеть на взводного они не успели. Красные постреляв минут двадцать из пулемётов и накрыв цепи артиллерией, пошли в атаку, обходя роту справа и слева.

– Отходить! – прокричал ротный запоздавшую команду.

Большевики навалились как-то сразу, со всех сторон, выныривая из сумерек. Петр махал штыком как никогда, понимая, что просто не успевает. Противник оказался уже и сзади.

– В наганы! – закричал он Озерееву, которого оттеснили в сторону от лежащего взводного. Забухали офицерские наганы. Видно команду расслышали многие. Пётр расстрелял один барабан и успел достать из кобуры второй револьвер, когда к нему сумел опять пробиться Озереев. Винтовку он уже потерял, или выбили, Вадим садил из своего браунинга направо и налево. Пока Аженов завалил из второго револьвера парочку красногвардейцев, проскочивших за спину, Вадим успел сменить обойму. До взводного так никому дотянуться штыком не позволили. Много ли раненому надо: ткнут, пробегая мимо – и всё! Полк ударил с опозданием, поддержав выдвинутую роту. Петр дострелял патроны из второго револьвера, и услышав долгожданное "Ура!" кивнул Вадиму:

– Берёмся и потащили! Надо вынести командира.

Они подхватили капитана под мышки и потащили в сторону своих. Озереев изредка оборачивался и стрелял из пистолета. Уже начало светать. Кубанцы атаковали красных во фланг и прорвались на станцию. Большевики побежали, а бронепоезд начал прицельно бить по наступающим цепям шрапнелью.

Их уложило одним снарядом. Петра ударило в левую руку, Озереева в правую, Згривец получил картечину в сердце. Упали на землю и долго приходили в себя. Как же всё-таки больно!

Рота потеряла в этой атаке больше половины состава: 27 офицеров убито, 44 ранено. Командир полка тоже был ранен и в командование вступил полковник Тимановский. Наскок на Сосыку закончился успешно. Железнодорожные станции все взяли, добра захватили много.

На третий день, к вечеру вернулись в Егорлыцкую. Здесь, наконец раны обработали, почистили и перевязали, разместив раненых по хатам. Хотя Пётр и Вадим залили сразу раны самогоном, чтоб не получить антонов огонь, пока везут. Ледяной поход для них и для армии закончился.

Г Л А В А 18

Вести приходили плачевные, немцы заняли Севастополь и большевики часть Черноморского флота перегнали в Новороссийск. Потом немцы захватили Ростов, Батайск и Ольгинскую. Для армии наступил период затишья. Базируясь на Егорлыкскую и Мечетинскую, армия прикрывала от красных донские станицы с юга.

Армия начала сильно сокращаться. Ушли донцы в Донскую армию Краснова и Партизанский полк уменьшился наполовину. Деникин приказал написать рапорта, желающим оставить армию, поскольку у многих кончились четыре месяца, которые они должны были отслужить согласно обязательствам. Освободил от службы учащихся и студентов, предоставил краткосрочные отпуска. Офицерский полк только уменьшался. Часть офицеров ушла в Астраханскую армию, формируемую в Ростове под знаменем монархистов. Кубанский же беспрерывно рос, поскольку подходили добровольцы казаки. Добровольческая армия воевала под трёхцветным национальным флагом за Единую, Великую и Неделимую Россию. То, что немцы вклинились до Ростова, для армии создавало ощутимые выгоды. Красные перестали нападать с севера, Донская армия вела с ними бои под Царицыным. Появилась возможность перемещения в Ростов и Новочеркасск по железным дорогам.

Аженов и Озереев уже числились в команде выздоравливающих, когда весь лазарет (1500 раненых) перевезли в Новочеркасск. Сначала везли на телегах до станицы Манычской, потом по реке на пароходах до Аксая, потом железной дорогой. В Новочеркасске, конечно, хорошо. Народ гражданский кругом ходит, на улице весна, тепло, кормят и перевязки делают, местное население в гости приходит с подарками. Через три недели после ранения выписали в полк, как раз к моменту, когда Офицерский полк прибыл на отдых в Новочеркасск. Расположились в здании Марьинского женского института. Оставшиеся воспитанницы занимали одно крыло и часть примыкающего парка. Остальное отдали полку. Здесь уже поджидало пополнение из офицеров. Пока было затишье, из состава Добровольческой армии отправили агитаторов во все крупные города, занятые германцами. Немцы не препятствовали ведению агитации и выступлениям офицеров– агитаторов в театрах и клубах. Лишь в Киеве националисты хватали и сажали в кутузку, воспринимая Добровольческую армию, как угрозу "щирой" Украине. Двинулись добровольцы из Одессы, Харькова, Екатеринослава, Кременчуга и других городов. Многие офицеры Добровольческой армии так и не достигли, влившись в Южную и Астраханскую. Лишь с Киева добровольцев практически не было. Совершив героический поход с Румынского фронта от Ясс до Новочеркасска, прибыл на Дон отряд полковника Генерального штаба Дроздовского. Пойдя с боями более тысячи вёрст, бригада Дроздовского фактически освободила Новочеркасск, выбив красных при поддержке казаков из донской столицы. В бригаде тоже был пеший офицерский полк, набранный из фронтовиков. Добровольческая армия неуклонно росла, достигнув численности до 10 000 штыков и сабель. Сформированы три пехотных дивизии (Марковцы, Корниловцы, Дроздовцы) и одна конная дивизия. Росла и Донская армия.

В Новочеркасске началось переформирование и Офицерского полка Марковской дивизии. Формировалось десять рот. В старые пять рот добавили людей, в новые усиленно набирали из добровольцев.

Пётр и Вадим вернулись в свою роту и взвод. Взводный был новым, Згривеца похоронили. Из старых бойцов после Сосыки осталось пяток человек. Да и рота уже была незнакома. Три четвёртых состава– новые люди. Остальные пока лечились по лазаретам или лежали в сырой земле. Ротный стал батальонным. Но встретили их приветливо, даже восторженно – как же, первопроходники, воевали под знамёнами самого Корнилова. Прошли весь Ледяной поход. Потребовали рассказов о геройских битвах.

"В бою рассчитывайте только на себя и своего товарища, – давал советы Аженов. – После первого серьёзного боя за Гуково, приняли решение всех убитых и раненых выносить, чтобы красные над ними не глумились. Нас вот с Вадимом накрыло под Сосыкой снарядом, когда мы выносили раненого взводного – капитана Згривец. Нам по ране, взводного наповал добило. Наилучший тактический приём – штыковая атака ночью. Красных всегда больше и патронов у них до чёрта. Ударил ночью – побегут, сколько бы их не было. Дневные бои ведут к большим потерям. Ночью у Партизанского полка получилось даже в Екатеринодар прорваться. Если бы генерала Корнилова не убило, наверняка бы взяли город. Я тоже в Екатеринодаре побывал, даже с домашними полчаса повидался. Всё своё надо носить в мешке с собой, главное патроны, гранаты, еда. Перевязочный пакет в кармане гимнастёрки, второй в мешке. Жгут из ремешка, или верёвки. Ножей лучше иметь два – на поясе и засапожник. И сало порезать и большевика ткнуть в рукопашной, если придётся. Револьвер в обязательном порядке, мы с Вадимом носим два. Один в кобуре, другой, когда идёшь в атаку за отворотом шинели, там у меня карман пришит. Бывает, красных не счесть, и штыком не отмашешься, вот тогда наганы очень помогают. Под Сосыкой я расстрелял оба, когда они в ночь на нас в атаку попёрли. Роту практически окружили. У Вадима пол обоймы во втором браунинге осталось. Время на перезарядку винтовки, как правило нет, поэтому зря не стрелять, только прицельно, а лучше в упор. Мы с Вадимом обычно работаем штыками, оставляя патроны в обойме к тому моменту, как красные побегут, или крепко прижмут. Если поле боя осталось за нами, его надо обязательно обобрать, иначе вам ко второму бою воевать будет нечем. На обозы и тыл не рассчитывайте. За весь поход я только раз получил в обозе патроны, отдав за них лишний револьвер. Что собрал у большевичков – то и твоё. Патроны, гранаты, продовольствие, деньги, сапоги хорошие. Если попадутся побрякушки золотые – отдать взводному, тот передаст на нужды армии.

– Но это же мародёрство! – заикнулся молоденький прапорщик.

– Что с бою взято, то свято, – твёрдым голосом сказал Пётр. – Всё что есть в вещмешке красногвардейца – награблено и отнято у гражданских, или выдано большевиками. Патроны, гранаты, пулемёты, снаряды красным из Петрограда и Москвы шлют. Да и здесь они у казачков склады все обобрали. Нам то Каледин ничего считай не дал. Как я уже сказал – золотые украшения сдать в фонд армии, может на них чья-то невинная кровь, всё остальное, что пригодится, взять себе. Иначе вы не сможете нормально воевать. У вас не будет ни патронов, ни еды. Когда мы атаковали Екатеринодар, из обоза выдали по тридцать патронов на брата, больше не было. А дрались там трое суток. Вот и посчитайте сами, чем на второй день можно было стрелять. Если бы у каждого в нашей роте не лежало в мешках по две-три сотни патронов, красные бы нас смели в первый день, там на каждого нашего не меньше десятка большевиков было. Поэтому всех убитых большевиков проверять, забирать оружие и боеприпасы. У многих из них имеются наганы. У комиссаров, как правило пистолеты или маузеры. Имейте в виду, по моему мнению, генералы в обеспечении боевых действий ни хрена не понимают и заниматься этим вопросом не особо собираются. Они считают, что выдают вам денежный оклад и дальше их забота кончается. Покупайте для еды что хотите. Даже имея деньги на них не всегда можно что-то купить. Были мы в таких аулах и хуторах, где нет ничего. Даже в хороших станицах не так просто купить кусок сала или круг копчёной колбасы. Походных кухонь нет, котлов нет, во взводе раньше имелся чайник, чтобы горячего попить. Прокормить себя – это главная задача в походе. Голодным вы не сможете совершить марш на значительное расстояние, а меньше двадцати вёрст обычно не ходят, да и в бою будете думать о еде, а не о том, как половчее пырнуть большевика штыком. На организованное снабжение не рассчитывайте. Мы на роту, если удавалось, всегда патроны собирали. Иначе пулемёты бы молчали.

– Пётр Николаевич, а вы много красных убили?

– Не знаю, специально не считал, но думаю сотни две на тот свет отправил.

– А у вас есть какая-то тактика или особенность штыковых приёмов?

– В общем то есть. Я ведь воюю с шестнадцатого года и ещё на австрияках и немцах эту тактику выработал. Во взводе все делятся на тройки. Первым идёт самый хороший боец, сильный, ловкий, быстрый. Два других движутся на шаг сзади, прикрывая с боков. Подпоручика Юриксона у нас ранило, так что мы с Вадимом после Екатеринодара вдвоём штыками работали. Парой тоже легче, чем одному. Первому за обстановкой тяжело следить, он же вперёд ломится, могут и сбоку и со спины зайти. А потом, у меня винтовка не трёхлинейка, а австрийский Манлихер. Она гораздо легче, и штык у неё ножевой. Отсюда удары быстрее и гораздо разнообразней, чем колющие для нашего штыка. Красные мне не соперники. Штык отточен как бритва, чиркнул легонько по горлу и каюк большевику. Один раз только хороший боец из унтеров попался – четыре удара выдержал. А так как правило один или два раза махнул и уже лежит. Силы то во мне немерено, могу лом в дугу согнуть.

– От Петра Николаевича большевики, как городки из-под биты разлетаются, – вставил Вадим.

– Здесь главное на дистанцию рывка подойти, – продолжил Аженов. – Для этого надо правильно двигаться. Цепи у нас редкие: пять-десять шагов между офицерами. На противника надо двигаться не прямо в лоб, а смещаясь вправо-влево. Прошёл пяток шагов сдвигаясь влево, потом десяток шагов сдвигаясь вправо, двигаешься таким образом змейкой. Большевик в тебя прицелился, а ты уже сдвинулся в сторону, пуля мимо. А если учесть, что большинство красных из крестьян и половина закрывает при выстреле глаза, то вообще могут попасть только случайно. А вот с шагов двухсот лучше всего двигаться перебежками. Упал, откатился в сторону, выстрелил по большевикам, загнал новый патрон в винтовку и двадцать шагов вперёд, опять же не в лоб, а наискосок. Упал, откатился, выстрелил и снова двадцать шагов вперёд. Если пулемёт садит, перебежка шагов десять. Опытный пулемётчик очереди кладёт на уровне живота. Если успел упасть – все пули поверху. Ну а с шагов пятидесяти рви во всю мощь, тут чем быстрее добежишь, тем лучше. Не забудь перед рывком новую обойму в винтовку загнать. Примеривайся между двумя краснопузыми. В правого стреляешь, левого штыком! И про наган не забывай, пока из окопов не побежали! А как побегут, тут уже сам решай, на штык брать или в спины стрелять. Бегают они быстро, поскольку свежие, а мы уже верст двадцать отмаршировали, да и в атаку сходили. Догнать бегом не рассчитывайте. Разве пяток самых нерасторопных прихватите. Здесь только конница поможет.

Разговаривали долго, часа два. Вадим даже рассказал, как их морозили в пакгаузе, сняв с поезда на станции. И про ребят из второй роты с забитыми в плечи гвоздями тоже рассказал.

– Может у большевиков и есть хорошие люди, но мы считаем их всех врагами и убиваем без жалости. Корнилов приказал в плен не брать, мы и не брали! Хотя после боя пленных бывает много.

– И что с ними делали? – спросил тот же молодой прапорщик.

– Расстреливали и всё.

– Но это же русские люди? Как можно?

– Враг есть враг, а русский, еврей или инородец – дело десятое. Хотя Пётр Николаевич считает, что расстреливать всех – неправильно. Надо предложить сначала вступить в добровольцы, а ежели отказался – тогда и пулю в лоб.

– Так это что, из большевиков формировать отдельные части? – спросил взводный.

– Почему части, – откликнулся Аженов. – Поставьте сначала в строй и пусть по своим стреляет, да в штыковую пару раз сходит. Жить захочет, будет и большевиков убивать, куда он денется. Попал в колесо, пищи да беги. Присмотреть, конечно, в первое время за засранцем. Здесь сплошная рациональность: у большевиков стало на одного бойца меньше, у нас на одного больше. Да и сдаваться они при таком подходе нам пачками будут. Мужикам половине серо-буро-малиново за кого воевать. Что им комиссар скажет, то и делают. Так пусть лучше за Россию воюют, чем за светлое будущее.

– Да, подход вполне резонный, – согласился взводный.

Пока полк пополнялся в Новочеркасске и было время, Пётр с Вадимом сходили несколько раз на рынок и купили себе новую форму. Старая уже за зиму износилась. Сапоги решили пока не покупать – лето впереди, добудут у красных. А вот патроны к своей австриячке Аженов купил. Две сотни и недорого. В папахах уже было жарковато, поэтому приобрели фуражки с белыми чехлами, кусок чёрного материала. Договорились со швеёй, и она, за денежку малую, изготовила им новые погоны, нашила на фуражки чёрный околыш, а на чехлы черный кант. Получилось очень удачно. Петру правда белый головной убор очень не нравился – будет сильно заметно, когда ползёшь, да и грязный всё время. Придётся чехлы стирать время от времени. За мыло просили большие деньги, но по куску всё же купили. Начал ходить тиф, а по зиме завшивевших было много. Лучше уж лишний раз бельишко проварить и простирнуть, чем отдать богу душу. Сходили к цирюльнику и подстриглись. Оставили только усы. У Вадима кроме усов ничего по молодости особо не росло, Пётр неприглядную бородку тоже сбрил. Раз в три– четыре дня побриться вполне можно.

Пока стояли в Новочеркасске, два раза в день кормили. Видно не зря на Сосыке продовольствие добывали. Хлеб покупали сами и приварок тоже. Мука в городе пока была. Казачки, конечно засеяли, но не все. Какой сев, если через день по станицам стреляют. Но на рынке можно было купить многое, или обменять на то что нужно.

В городской театр на выступление генерала Маркова не попали, но сходили в электро-биограф "Патэ", посмотрели фильм "Спартак, вождь гладиаторов".

Синематограф, конечно, впечатлил. Аженов всё больше молчал, он раз пять уже в синематографе был, а Озереев до этого только раз. Вот Вадим в основном и выдавал всплеск восхищённых эмоций и строил планы.

– Местные говорят, что до войны больше десятка электро– биографов в городе было. Сейчас почти везде в этих зданиях лазареты! И билеты были вдвое дешевле. Как выдастся время, надо будет ещё разок в другое место сходить. Здесь патефон играет, а в "Одеоне" тапер на рояле музицирует. Говорят, лучше. Он музыку под фильм подбирает. Ты на это как смотришь, Пётр?

– Будет время, почему бы и не сходить, – согласился Аженов. – Здесь мне публика не очень глянулась – девушек мало, одни военные. Рядом со мной казак сидел – конским потом за версту прёт. У меня сложилось такое мнение, что он месяц с седла не слазил.

Вернулись в месторасположение, но поделиться увиденным в синематографе не удалось. Обстановка была не та. Узнали ужасную новость: красные нашли и откопали тело убитого генерала Корнилова, перевезли его в Екатеринодар, повесили на балконе в центре города, несколько дней глумились над трупом, а потом сожгли. Все офицеры скрипели зубами: тело генерала от инфантерии, Георгиевского кавалера, героя русско-японской и Первой мировой войны, Главнокомандующего Русской армией большевистская чернь развеяла по ветру. Многие поклялись отомстить за Лавра Георгиевича.

– Боялись, его суки! – выразил своё мнение Пётр. – Он и мёртвый для них был страшен!

На следующий день подняли две роты по тревоге. Арестованные большевики подняли восстание в тюрьме. Там их сидело человек триста, особых ограничений не было, арестанты свободно сносились с внешним миром, родственники носили пищу. Как в последствии выяснилось и оружие. Готовили прорыв из города.

Разогнаться роты особо не успели, перекололи и перестреляли человек пятьдесят вооружённых большевиков, сумевших вырваться из тюрьмы. Остальные тут же забились по камерам, выкинув в окна белые флаги. Перебить всех командиры не дали, поскольку не было суда.

– Надо было их всех выпустить за город, – сказал Пётр, – а потом отправить казаков, чтоб порубали в степи эту гниль. Самые хитрожопые зачинщики наверняка по камерам обратно попрятались, подставив дураков под наши штыки. Эти грёбаные казачки опять хотят просрать свою столицу, до сих пор порядка не навели. Воюют под Царицыным, а в своём тылу у них большевистские отряды разгуливают. И сорокинцы под Батайском сидят, ждут момента. Нас, наверное, специально здесь на переформировании держат, чтобы за городом присмотрели.

На Украине творились странные дела. В начале года там было две народных республики (Украинская и Западно-украинская) и несколько Советских (Украинская, Одесская, Таврическая, Донецко-Криворожская, Крымская). Центральная Рада Украинской народной республики, заключив договор с немцами, пыталась их руками подмять всю Украину под себя. И не только Украину, но и часть России, потребовав Ростов, Таганрог, Кубань, Донбасс, Крым. Красные свои части, согласно Брестскому миру, с территории Украины вывели, немцы без всяких боёв вошли в Киев, заняли Крым, захватили Ростов и Таганрог. Советские республики, за исключением Одесской прекратили своё сосуществование. Националистическую Центральную Раду в Киеве немцы разогнали и поставили гетмана Скоропадского. Вся затея украинских националистов создать на территории России Украинскую народную республику под протекторатом Германии во главе с Центральной Радой, провалилась. Немцы охотно заняли предоставленные им территории, но поставили на Украине своё про немецкое правительство. Черноморский флот по команде из Петрограда ушёл из Севастополя в Новороссийск, и немцы жёстко потребовали у Ленина вернуть его назад для сдачи германскому командованию. В газетах и кулуарах обсуждалось, что будут делать большевики с доставшимся им флотом. Сдадут флот немцам или затопят.

Г Л А В А 19

Атаман Войска Донского генерал Краснов прислал к Деникину курьеров с просьбой о совместных действиях в районе Царицына, где дрались с большевиками донцы. Взятие Царицына отрезало бы большевиков от Северного Кавказа, дало возможность выхода в центральные районы страны, позволило бы войти во взаимодействие с чехословацким корпусом, значительно увеличило бы тыловые запасы Добровольческой армии. Цель для армии была достойная. Однако обстановка не позволяла двинуть части армии в сторону Царицына, поскольку красные тут же бы нанесли удар по малочисленным донским казачьим частям со стороны Кубани и Ставрополья. Между Батайском и Кущевской располагалась армия Сорокина до сорока тысяч штыков при значительной артиллерии и двух бронепоездах. В районе Тихорецкой и Торговой размещался второй отряд большевиков до тридцати тысяч штыков, в Великокняжеской, в районе реки Маныч, третий крупный отряд до двенадцати тысяч с артиллерией. Это, не считая крупных и мелких гарнизонов по городам и станицам. Штаб Деникина счёл правильным разбить сначала красных на Кубани и Северном Кавказе, чтобы не ударили армии в тыл, а уже затем выдвинуться в Царицыну.

Двенадцатого июня 1-я дивизия во главе с генералом Марковым ударила на станцию Шаблиевка, 3-я дивизия на станцию Торговая, отсекая сообщение с Царицыным. Ранним утром в бою за станцию Шаблиевка артиллерийским снарядом был убит генерал Марков. Обе станции войска взяли. Тело генерала отправили по железной дороге в Новочеркасск для захоронения.

Тринадцатого июня Офицерскому полку зачитали приказ генерала Деникина:

ї 1.

Русская армия понесла тяжёлую утрату: 12 июня при взятии ст. Шаблиевки пал смертельно раненый ген. С. Л. Марков.

Рыцарь, герой, патриот с горячим сердцем и мятежной душой, он не жил, а горел любовью к Родине и бранным подвигам.

Железные стрелки чтут подвиги его под Творильней, Журавиным, Борыньей, Перемышлем, Луцком, Чарторийском... Добровольческая армия никогда не забудет любимого генерала, водившего в бой её части в Ледяном походе, под Екатеринодаром, у Медведовской...

В непрерывных боях в двух компаниях вражеская пуля щадила его. Слепой судьбе угодно было, чтобы великий русский патриот пал от братоубийственной русской руки.

Вечная память со славою павшему!

ї 2.

Для увековечения памяти первого Командира 1-го Офицерского полка, части этой впредь именоваться – 1-й ОФИЦЕРСКИЙ ГЕНЕРАЛА МАРКОВА

ПОЛК.

В полку царила печаль. Всего несколько дней назад Марков был в полку, заходил, разговаривал, посещал лазарет. А вот сейчас он мёртв. Убит, также как Корнилов, артиллерийским снарядом. Осколок раздробил плечо и вошёл в затылок.

– Это боевой генерал, лучший, – высказал своё мнение Аженов новым офицерам, пришедшим в полк. – Он и в атаку в цепях вместе с офицерами ходил, всегда был в нужном месте, мог поддержать и правильно распорядиться вверенными частями. Собственно, весь Ледовый поход – на нём. Все наши победы – благодаря такому командиру. Он даже у Медведовской, прикрывая прорыв из окружения, лично вражеский бронепоезд остановил! Геройский командир дивизии! Опытный и бесстрашный! И мы все в него верили! Он был всегда с нами. Он, да Степаныч, вот два ангела хранителя нашего полка.

– Тимановского, наверное, теперь на дивизию поставят?

– Может быть, – согласился Пётр. – Для полка это будет плохо. И Марков и Тимановский берегли офицеров, и на пулемёты в лоб не бросали. Я не даром вам говорил, что большинство атак было ночных. Ночью всегда потерь в пять раз меньше, чем днём. И результат атак весомей! Поскольку большевики бросают всю артиллерию, пулемёты, обозы и разбегаются в разные стороны. Успевай только крушить. Нас, правда, в полку сейчас много, столько никогда не было, но это не значит, что что-то изменилось. Красных всё равно минимум в семь раз больше. А если учесть, что в Ставрополье ещё гуляет десятки тысяч солдат с Кавказского фронта, то пополнения у них будет всегда достаточно. Пока солдатики не начнут большевистских агитаторов отстреливать и твёрдо себе представлять, что если записался в Красную гвардию, то уже покойник. Главный стимул у красных ведь сейчас какой? Станицы пограбить, да казачек попользовать. Солдаты, а большинство из них выходцы из крестьян, казаков считают врагами, опорой самодержавия и отношение соответствующее. Да и большевики такую же политику ведут. Дон уже в этом убедился, во многих станицах народ постреляли, да наделы казачьи отнять пытались. Поэтому казачки и поддерживают, не так как зимой. Нам тогда пополнение только в одной станице дали. Поэтому в боях нужно действовать внимательно, следить и помогать друг другу, чтобы потери уменьшить. Воевать нам ещё долго. Скорее всего не один год.

Гроб с телом Маркова, а также ещё несколько гробов офицеров убитых под Шаблиевкой выставили в Войсковом Соборе, а потом перенесли в церковь при Епархиальном училище. Там выставили почётный караул от Офицерского полка. Церковь была полна. Множество людей приходило попрощаться с генералом и командиром. На крышке гроба было вделано стекло и всем было видно лицо погибшего Сергея Леонидовича Маркова. Аженову было жалко своего командира до слёз. Была жена, дети. Приходил прощаться генерал Алексеев, все военноначальники Добровольческой армии, все чины Офицерского полка и частей, квартировавших в Новочеркасске. Люди шли сутки. На следующий день тело для окончательного отпевания перенесли в Войсковой Собор. В карауле стояла седьмая рота, весь постамент был уставлен венками. На чёрных подушечках лежали ордена генерала. Офицерский полк выстроился перед Собором на площади.

После отпевания процессия начала покидать храм. Гроб выносили высшие чины и установили на лафет. Впереди несли венок от Командующего генерала Деникина и его начальника штаба генерала Романовского с надписью: "И жизнь и смерть за счастье Родины". Полк взял "на караул", оркестр заиграл "Коль славен", вышибая слезу. Когда процессия вытянулась, двинулись по Платовскому проспекту в сторону кладбища.

Священник пропел литию, помахал кадилом, многократно перекрестил и гроб опустили. Полк дал три залпа, провожая в последний путь своего командира.

Пётр не любил такие сцены. Жена и дети плачут, ещё какие-то родственники рыдают, тяжело это – видеть чужое горе. Тем сильнее чувствовалась утрата – ушёл один из Вождей! Генерал-лейтенант Генерального штаба Сергей Леонидович Марков.

На следующий день приводили себя в порядок. Принесли трафарет и белой краской нанесли на погоны вензель "М". Для первой роты сообщили, что вензеля "Г. М." заказали из металла. Когда будут готовы – выдадут. Пётр нанёс себе, как и все остальные букву "М", решив, что так будет правильно. Сделают металлические – пришьют, пришить не долго! Рота теперь значилась как 1-я генерала Маркова рота. Звание самое почётное.

С фронта приходили хорошие вести. Первая и третья дивизия выбила красных из Великокняжеской, изрядно потрепав их группировку, отошедшую значительно севернее, захватив станцию и изрядные боевые запасы. Затем армия, сосредоточившись у Торговой, двинулась на Тихорецкую, собираясь атаковать крупную группировку большевиков.

Чтобы исключить удар Батайской группировки Сорокина в тыл армии из Новочеркасска навстречу красным отрядам выдвинулся 1-й Офицерский полк и Офицерский конный полк.

Полк построился и побатальонно вышел из города. Слабая экипировка бросалась в глаза. Некоторые были в гражданской одежде, у многих не было ремней на винтовках и штыков. Патронов централизованно тоже не дали. Хорошо, хоть покормили с утра. Полевые кухни отсутствовали, да и для пулемётов не хватало двуколок. Единственное, что считал Аженов было положительное – назначили много санитаров. Самым большим был третий батальон – в ротах по 250 человек, в остальных – по 150. Сила шла не малая – полторы тысячи штыков. Двигались к станице Манычской к переправе через Дон. Переправлялись на пароходе. Дали отдых три часа и 1й батальон двинулся на Кагальницкую, с задачей захватить станицу до подхода красных. Места в общем знакомые, уже там бывали. Да и в Манычской Аженов уже не мог точно припомнить сколько раз катался на местном пароходике и всё галопом. Но ночевать он точно там не ночевал, а вот в Кагальницкой – ночевал. Помнил, правда смутно. Знал, что станица лежит около железной дороги и недалеко от Ростова. При отсутствии карты, все эти названия особо не запоминались. Вот Лежанку, где форсировали речку, он помнил, Ново-Дмитриевку и ледяные фигуры друзей тоже. Медведовскую, где выходили из окружения и атаковали бронепоезд и эшелоны, он тоже помнил. И Сосыку помнил, где их с Вадимом ранили и убило взводного. Красные тогда провели хорошую встречную контратаку, на рассвете, в потёмках, зажав роту в клещи.