Текст книги "Клятва Тояна. Книга 1
(Царская грамота)"

Автор книги: Сергей Заплавный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Малая дума

Москва поразила Тояна своим великолепием. Он не привык к такому обилию златоглавых удук уй, называемых здесь церквями, к бесконечности белых и красных крепостных стен, широте дорог, к разнообразию проездных башен, защитных рвов и подъемных мостов, к череде зеленых, лазурных и даже серебряных крыш, единству камня и резного дерева. Но среди этого великолепия не было радости. Люди проходили понуро, точно опасаясь друг друга. Их было немного. Зато много стражников и ворон. Окна и двери все больше зарешетчены.

Изредка проносились богатые, празднично украшенные сани. Из одних Тояну помахал рукой незнакомый урус, крикнул что-то и умчался, оставив зыбкую искорку дружелюбия.

А на торговой площади Белого города повеселил душу ручной медведь. Его водил среди редких зевак цыганистый молодчик. Завидев девку, он сворачивал к ней, и тогда медведь по его тычку неуклюже приседал перед застигнутой врасплох молодкой, стараясь шлепнуть ее по заду блудливой лапой. Мужики громко пересмеивались, совали поводырю кто горсть семечек, кто кус хлеба или яичко, а кто и медную денежку. Просили, хохотнув:

– Пущай и вон ту заодно лапнет – чернявенькую!

По торговому месту поезд Тояна двигался медленно. Вот и пристроился к его кибитке молодчик с медведем. Зверь по его велению вскинул морду, засучил лапами, несильно рявкнул, потом вдруг низко поклонился.

– Приказали кланяться, да не велели чваниться! – объяснил поводырь. – Правая рука, левое сердце! С Москвою тебя, заезжий человек! Не скупись на въезде, чтоб хорошо выехать.

Тоян одарил его парой белок.

– Будет тебе и есться, и питься, – обрадовался поводырь. – И дело свое сполна сладишь…

В покоях Казанского дворца Тояна ждала обильная еда, баня в широкой кадке и мягкое ложе. После дальней дороги оно показалось теплым облаком на втором небе. Тоян погрузился в него, радуясь тому, что достиг Москвы, пусть даже такой хмурой и непонятной.

Утром к нему пожаловал большой кремлевский дьяк Нечай Федоров. Сам. Запросто. Приложил руку к груди:

– Салам алейкум, доброчтимый Тоян. Пусть высоким будет для тебя небо! Здоровы ли кони и души моих друзей?

– Алейкум салам, высокомочный Нечай, – с достоинством ответил Тоян. – Дорога кончилась. Мы здоровы. Ты встретил нас у порога, как подобает хорошему хозяину. Мы рады тебе. Пусть и над тобой небо будет высоким!

Пока толмач пересказывал его слова Нечаю, Тоян с интересом разглядывал одного из управителей Сибири. Так вот он каков! Долговяз. Лицом незаметен. Но сила власти способна украсить кого угодно.

Провожая Тояна из Тобольского города к Москве, Василей Тырков наказывал:

– Если веришь мне, верь и кремлевскому дьяку Федорову. Он человек твердословный. Думает думу без шуму, делает дело без спотыку. Где у другого телу простор, у него – душе. До дна человек.

– Что значит до дна? – не понял Тоян.

– Там увидишь…

А с каким почтением отзывался о Федорове обозный голова Иван Поступинский! Непременно добавляя к его имени восклицание «О». «О-Федоров сам наказывал…» или «О-Федорову самому доложу…» Получалось: Офедоровсам. И у казаков одна мечта – на глаза Федорову попасться. Счастливцы, которым на прежних обозах выпало такое, все вернулись с пожалованиями или добрыми словами. А внимание начальных людей уже само по себе много значит.

Расспросив Тояна о дороге, о его беседах с Тобольским воеводою Андреем Голицыным и боярским сыном Василием Тырковым, Федоров заключил первое знакомство такими словами:

– А теперь зову я тебя пожаловать наверх перед очи царевича нашего Федора Борисовича. Хоть и юн наследник, да разумен премного. Возжелал увидеться с тобой, о твоей земле послушать. Вместе будем готовиться к встрече с царем. Не возражаешь, княже Тоян?

Тоян и рассчитывать на такое не смел. Не до него сейчас Москве. Кто он на ее горестном лице? Пылинка, каких много слетелось с разных сторон.

Значит, не пылинка!

– Высока Москва, – стараясь не выдать своего волнения, ответил Тоян. – Я рад приблизиться к ее вершине.

С тем и отправились они в покои Большого царского дворца. Нечай взял с собою верного толмача Тевку Аблина да ближних подьячих Алешку Шапилова с Андрюшкой Ивановым. Авось, управятся за скорописцев. Дело нехитрое. К царской особе любого не позовешь. Тут не столько умелость важна, сколько уверенность, что худого не сделают, чести Казанского приказа не уронят.

На этот раз царевич Федор принял Нечая и его сибирского гостя в палате, сделанной ступенями. Его тронное кресло стояло на самом верху. Ниже, под круглым окнищем из разноцветных стекол, расположился Богдан Сутупов.

«Опять он! – подумал Нечай, подводя Тояна к царевичу. – Частенько стал попадать на дороге. Интересно узнать, каким ветром его сюда надуло? Цареву дьяку при государе быть должно, а не при Федоре Борисовиче. Никак за мной доглядывает? Ну смотри, смотри!»

Обменявшись приветствием с царевичем, Нечай и Тоян отступили назад, к подготовленной для них лавке. Алешка Шапилов и Андрюшка Иванов присоединились к писцам царевича, чей стол поставлен на четвертой ступени. А на третьей остались два немолодых приметных человека. Один в коротком кожаном камзоле – сразу видно, чужестранец. Другой – русиянин с самым что ни на есть грубым простолюдным лицом. Однако же его длинные рассыпчатые волосы скреплены тройной жемчужной ниткой, которую разве что при дворе и увидишь.

«Рисователи карт, – наметанным взглядом определил Нечай. – Эти свое дело с закрытыми глазами исполнят. Умельцы!»

Еще Нечай отметил, что в такой же примерно ступенчатой палате сиживает о делах с думными боярами сам государь. Он им указывает, какие дела и по какому раскладу решать, а они его указы приговаривают. Вот и царевич по примеру отца решил устроить себе ныне малую думу. А чтобы народу побольше было, стряпчих повсюду насадил, постельничих, стремянных и прочих подручников. Одни расселись по-боярски, другие стоят, как дьяки, глаза важно пучат. И смешно, и приятно сие видеть. Учится наследник царем быть. Вот ведь и у Нечая нет опыта в думских посиделках, а надо и ему лицом в грязь не ударить.

– Приступай, дьяк! – разрешил царевич. – С чего учнем?

Нечай сделал знак, и тотчас снялись со своей лавки подьячие Алешка Шапилов и Андрюшка Иванов. С низким поклоном развернули они перед царевичем чертеж реки Томы и Ушай-речки, тот самый, что прислал с отпискою четыре года назад Василей Тырков, но перемалеванный набело для государевых очей.

– Ну-ка, ну-ка… – усаживаясь поудобнее, по-мальчишески переменил ноги царевич. – Посмотрим, что за место, – он с любопытством склонился над листом. – А где же будет река Обь, про которую ты мне вчера говорил?

Нечай сделал новый знак, и Алешка Шапилов приставил к левой стороне еще один чертеж. На нем, будто ветвь, брошенная на бумагу вниз вершиной, топорщилась могучая Обь. Белогорье, о котором вопросил давеча царевич, было означено особо. Под ним – Сургутская крепость, еще ниже, в устье Кети, Нарымский острог, а на самой Кети – Кетский.

– Стало быть, Тома у Оби задняя[47]47
  Восточная.


[Закрыть] река?

– Точно так, государь-наследник. Задняя.

– На сем чертеже она повернута в одну с Обью сторону. А как на самом деле?

– Тако ж, государь. До Белогорской волости Обь уклоняется в сторону Москвы, а уж после поворачивает напрямки к Студеному морю. Все прочие задние притоки – хоть бы та же Кеть, к примеру, – идут к ней строго по солнцу. Одна Тома сопутствует…

– Вот видишь, дьяк, – обрадовался царевич, – Я сразу заметил… Не всякая река к Москве уклоняется. Не всякая ей сопутствует, – и спохватился: – А где у тебя Китайское озеро, из коего Обь вытекает?

– Какое озеро? – непонимающе глянул на него Нечай.

– А такое, – царевич нарисовал в воздухе подобие большой круглой бутыли. – Аки у иноземных хорографщиков[48]48
  Хорографией в ту пору называлась география в комплексе с этнографией.


[Закрыть] в ученых книгах начертано.

– Прости, государь, врать не буду. Книги, о которых ты говоришь, мне не ведомы. Китайское озеро тем паче.

– Ну так заведи грамотея. Он тебе все изочтет и растолкует.

«Толково советует, – почтительно подумал Нечай. – Надо бы завести. И впрямь государь! Весь в батюшку».

А вслух сказал:

– Тако-то оно так, да не при чем к Оби Китайское озеро. Оно поди не из книг вытекает.

– Дерзко речешь, дьяк. Не почину, – тень набежала на светлое лицо царевича. – Грех над умственной буквой усмешничать.

– Не по букве говорю, но делу, – заупрямился Нечай.

– А вот мы сей час и проверим, – царевич нетерпеливо махнул рукой. – Петер Петрей де Эрлезунда, подойди!

Торопливо снялся со своей скамьи чужестранец в кожаном камзоле. Отвесив царевичу изысканный поклон, танцующим шагом взошел он к тронному месту и вновь раскланялся.

– Сей муж, – торжествующе объяснил Нечаю царевич, – есть ученый дворянин из королевского города шведов Упсала. Он нас и рассудит… А ну, Петреиш, изглаголь борзо, откуда берется река Обь?

– Sit vena verbo…[49]49
  Да будет позволено сказать…


[Закрыть] – высокопарно начал Петрей, но царевич нетерпеливо перебил его:

– Оставь ты свою латынь Бога ради. Ответствуй прямо: откуда?

– Из Китайского озера.

– Чем докажешь?

– «Записью о московских делах» барона австрийского двора Сигизмунда Герберштейна, – весьма бегло заговорил ученый швед. Сразу видно, пообтерся при дворе, выучился складно изъясняться по-русийски. – Сия дебелая книга, – продолжал он, – знаема на весь европейский мир, тиснута в многождых странах по разным языкам. В ней есть ландкарта Сибирской Татарии. В ландкарте той есть Китайское озеро. Китайское озеро дает Обь. Обь столь широка, что одним днем ее едва переедешь. От Китайского озера приходят черные люди, приносят жемчуг и всякие другие товары. Их покупают народы, обитаемые в крепостях Серпонова и Грустины…

– И где же эти крепости стоят? – заинтересовался царевич. – Покажи на плане, явленном дьяком нашим Нечаем Федоровым. Можешь?

– Могу! – Петрей обозрел чертежные листы, потом уверенно ткнул пальцем в низовья Оби. – Тут за царством Тюмень под Лукоморскими горами и будет Серпоновы. А Грустины надо искать на плавежной реке Ташма. Она от Серпонова до Китайского озера где-то тут, – белая рука Петрея с длинными ногтями повисла в нерешительности над листом с Томой и Ушай-реками.

В дворцовой палате воцарилась удивленная тишина.

– Како ты сказал называется плавежная река в Грустинах? – переспросил царевич.

– Ташма.

– А вдруг это и есть Тома? А Грустины – суть эуштины? А?

– В том я не сведом, ваше высочество, – пожал плечами ученый швед. – Все может статься. Однако ж сие наблюдение интересно есть.

– Ну что ты теперь скажешь, дьяк? – торжествующе перекинулся на Нечая царевич. – Будешь и дальше упорствовать?

– Да ведь как не упорствовать, государь? – взволновался тот, – Ходили мои людишки по Обь, наскрозь ходили. По их росписи сливается она из двух рек поменьше – Быи и Кыи[50]50
  Бия и Катунь.


[Закрыть]. Быя вытекает из малого горного озера, а Кыя сама из себя. О Китайском никто из них и слыхом не слыхивал. А вот большое озеро Дзайсанг[51]51
  Зайсан.


[Закрыть] встречали. Но в нем родится обской Иртыш, а вовсе не Обь… Широка она, приелико широка, но переплавиться через нее и за час можно. Я уж не беру Серпонову и Грустины. От небылиц к делу ничего не прибавится.

– Но ведь сказано было: записная книга посланца австрийского двора знаема на весь европейский мир! А в ней ландкарта с Китайским озером.

– И не токмо в ней, – почтительно дополнил ученый швед. – У Фра-Муаро, у Вида, у Меркатора…

– Кому же верить?

– А вот ему, – Нечай глазами указал на Тояна. – Он-то ужо из первых рук положит.

– Твоя правда, дьяк, – снова повеселел царевич. – Как это мы про сибирца забыли? Вопроси его поскорей про Китайское озеро.

Нечай моргнул Тевке Аблину, и тот перетолмачил вопрос Тояну.

Тоян покачал головой:

– Умар[52]52
  Обь (татарское название).


[Закрыть] – великая река. Зачем ей Китайское озеро? Китайская страна далеко, из Эушты ее не видно.

– А сколь велика Тома?

– От горы Карлыган до Умара десять дней плыть.

– Что за горы такие? Чем особенны?

– Там владения Ия[53]53
  Дух, хозяин какого-то места.


[Закрыть] Тоом. У нее много подземных ручьев. На каждом камень лежит. Сняла Ия Тоом запор с самого большого, и родилась бегущая Тоом. Пол пути она течет в камне, пол пути в земле. Эушта считает ее своей матерью.

– Что есть Эушта? Откуда пошла?

– Так звали первого человека, который подружился с духом тайги Таг Ээзи. Он взял в жены его дочь. От них пошли дети – эушталар.

– И много у вас духов?

– Сильно много, – подтвердил Тоян и принялся считать: – Ой иясе – хозяин жилища…

– По-нашему домовой, – кивнул царевич.

– Су иясе – хозяин воды…

– По-нашему водяной, – снова кивнул царевич.

– Ек – вредоносные духи…

– По-нашему черти! – царевичу понравилось самому перетолковывать уже перетолмаченное Тевкой Аблиным.

– Куй – хранитель души…

– По-нашему ангел!

– Улят – олицетворение болезни…

Царевич задумался, не находя замены.

– Ене – божество огня…

И снова промолчал царевич.

– Оряк – привидение…

– По-нашему тако ж привидение, – облегченно вздохнул царевич и вдруг выговорил ученому шведу: – Ты чего это губы кривишь, Петрей? Я все вижу!

– Ошибаетесь, ваше высочество, – округлил и без того совиные глаза Петрей, но губы его продолжали насмешливо змеиться. – Совсем заслушался.

– Ну тогда поди сядь на лавку, пока я с Тояном перемолвлюсь.

Ученый швед с охотой вернулся на свое место, а царевич вновь занялся расспросами:

– А скажи, князь, откуда взялся на Томе первый человек?

– О-о-о! – одобрительно глянул на него Тоян. – Хорошо спрашиваешь. Слушай тогда. В давние времена, когда леса еще не было, а камни были мягкими, образовалась ямка с головой, руками и ногами, как у нас. Пришла большая вода и занесла ямку глиной. Потом пришло большое солнце и наполнило глину теплом жизни. Так Он и получился. А уж потом появился Сарт, который все знает и может. Он дал имя горам, рекам, духам, Эуште, другим людям, зверям и птицам. Вот как все было.

«Оба еще из сказок не выросли, хоть и в разных летах, – терпеливо слушал их Нечай. – Пора поворачивать к нашим делам, а то завязнем».

– Ответь и мне, князь, – вставился он к слову. – Из каких родов состоит ныне эушта?

– Да, да, из каких? – поддержал его царевич.

И Тоян начал считать: люди князя Ашкинея – раз, люди князя Басандая – два, люди князя Еваги – три. Каждый своим юртом стоит. Каждый сам себя кормит. Все считают Тояна старшим, но мир с ним держат не всегда. Земля соединяет, жажда власти разъединяет. Есть еще юрты князя Тигильдея и князя Енюги. Они не входят в эушталар, но тоже как родня. Выше по Томе живут другие люди – шоры, таяши, аба, иоты, дауты, – всех не учислишь. Одни кормятся охотой и рыбной ловлей, другие делают из железа таганы, копья, стрелы, крепла для конской сбруи, абылы[54]54
  Мотыга.


[Закрыть], куяки[55]55
  Латы из кованых пластин по сукну, шлемы.


[Закрыть], да и меняют их у кочевых соседей на скот, войлок или степную пушнину. От киргизцев они откупаются, с эушталар торгуются. Урону от них нет никакого, только польза. Самые большие среди кузнецов Базарак и Дайдуга.

Каждое слово Тояна, а тем паче каждое имя писчая братия тот час хватала на перо. Пока Алешка Шапилов дописывает про иотов и даутов, Андрюшка Иванов строчит про абылы и куяки. Переглянутся и гонят дальше, в две руки, без пропусков, один за другим.

– Подать сюда чистые листы! – распорядился царевич.

Легко вышагнув из тронного кресла, он стал показывать длинноволосому с жемчужной ниткой на челе, как уложить листы, соединяя с чертежными. Потом подозвал Тояна.

– Будь рядом, князь, дабы вместе смотреть, – он повел пальцем по линиям: – Это Обь. Это Тома. А дальше? Откуда она притекает? Отсюда? – он зачерпнул пустоту с приставного листа. – Или отсюда?

Тоян переводил заинтересованный взгляд с царевича на непонятный ему бумажный расклад и вновь обращал его к царевичу. Лицо у него темное, как у старого деревянного божка, глаза большие, неожиданно светлые, но с раскосинкой, нос чуть приплюснут. Ростом они вровень, но Тоян поплотней, подородней.

– Ну что ж ты, князь, такой недогадливый, а? – начал терять терпение царевич. – Вот тебе уголь. Ставь его сюда, – он направил широкую, с медным отливом руку Тояна к оборванным линиям. – Теперь вели, куда надо, – он потянул ее вниз, оставляя на белом листе угольный след. – Уразумел? Дальше сам. Хочу узреть, где ваша Ия Тоом ключевой камень открыла.

Ия Тоом, понимаешь? Исток твоей реки!

В глазах Тояна мелькнула догадка. Он прицелился и поставил жирную точку на пустом месте. Полюбовавшись на дело рук своих, соединил ее с обрывком Томы.

– Кыр-йул! – не без гордости объявил он и, опережая Тевку Аблина, разъяснил по-русийски: – Ис-ток!

– Давно бы так, – похвалил его царевич и запоминаючи повторил: – Кыр-йул.

– Теперь покажи, где кузнецы Базарак и Дайдуга, – снова вернул разговор в сегодняшний день Нечай.

Тоян показал.

– А где Алтысарский аймак[56]56
  Несколько кочевых улусов.


[Закрыть] твоего обидчика киргизского Номчи?

Тоян подумал, потом отступил от истока Томы вправо и вычертил ветку, а под ней нечто, похожее на рыбу.

– Здесь река Уруп, – принялся объяснять он. – Она вливается в Кара-Июс. Кара-Июс соединяется с Ак-Июсом. Они делают Чулым. Здесь, – Тоян указал на подобие рыбы, – лежит Тенгри Куль, Божье озеро. Это земля аймака Номчи. Они идут до самого Кэма[57]57
  Енисей (татарское название).


[Закрыть].

– И много под Номчей обиженных? – перехватил вопрос царевич.

– Ой много, – Тоян начал перечислять: – Басагары, тинцы, ачи, калмары, байгулы, кизылы, шусты… Всех алманом[58]58
  Дань.


[Закрыть] обложил!

– Ишь, размахнулся! – царевич взыскующе глянул на Нечая: – А ты куда смотришь? У тебя недалеко Кетский острог значится.

– Мал он, государь-наследник, слабосилен. До Номчи пока не дотянулся.

– А до кого дотянулся?

– До князя Логи, до Сылгака, до Карачинских детей.

– И каков с них ясак противу номчиного алмана?

– Вдвое меньше.

Тевка Аблин не все Тояну перетолмачивает. Вот и тут смолчал. Но Тоян и без него все понял.

– Был у меня Сылгак, – сказал он. – Говорили мы. Ясак легче алмана. Послышал я, великий русийский царь готов принять к себе эушту без ясака.

– От кого слышал?

– От его посланника.

– Кто сей? – глянул на Нечая царевич. – Было у него такое полномочие?

– Тобольский человек голова, сын боярский Василей Тырков. А ходил он в Эушту в сто восьмом году, когда государь со всей Сибири ясак снял. Так что не своеволил.

– Тырков? – смягчился царевич. – Не слышал такого.

– Поднялся не родом, а умом и службою, – разъяснил Нечай. – Уместный человек!

Тоян подтверждающе закивал.

– Ну что ж, уместный, так уместный. Давай-ка тогда поглядим, что у нас на Оби деется, – и ткнул наугад в приставной чертежный лист. – Кто здесь?

– Иштанах.

– Под кем?

– Под Байбахтой.

– А Байбахта под кем?

– Под белыми калмыками тайши Узеня.

– Обижает эушту?

– Обижает.

– А здесь?

– Чаты Куземенкея.

– Под кем?

– Раньше давали алман хайотам, теперь дают ясак русийской Таре.

– Союзны, значит! – оживился царевич. – Похвально.

Так и пошло. Замелькали имена приобских начальных людей и названия племен. Даже Нечай, свычный в таких делах, вскоре уставать начал, а что о царевиче говорить?

Заметив это, царский дьяк Богдан Сутупов подкатил к нему с медовыми речами:

– Слушал я, слушал, да и заслушался вконец. Воистину государские распросы. Осталось их на бумаге отлить и сверяться по ним на Казанском приказе. Так и продолжай, Нечай Федорович.

– А в помощь моих грамотеев возьми, – не заметил его вольности царевич. – Хоть бы и Петреиша. С ними у тебя дело скорей пойдет, – и добавил веско: – Доволен я. Не зря перевиделись.

– От своего труда хлеб свой стяжаешь, – подольстил Богдан Сутупов.

– Да уж не от твоего, – вскинул голову царевич и пошел себе вон из ступенчатой палаты.

Стряпчие гурьбой поспешили за ним.

– Веди пока сибирца на крыльцо, – велел Сутупов Алешке Шапилову. – А я тут с Нечаем Федоровичем словом перемолвлюсь.

Дружески подхватив Нечая под руку, он повел его в сторону. Подождал, когда все уйдут, глянул испытующе:

– Коли так дела пойдут, скоро первым дьяком на Казанском дворе станешь.

– Мне и вторым неплохо, Богдан Иванович, – тем же голосом ответил Нечай. – Я не птица о четырех крыльях: выше Афанасия Ивановича не заношусь.

– А коли у него восемь станет?

– Коли станет, там и увидим.

– Оно и верно. Чем больше ездить, тем торней дорожка.

– Об чем это ты, Богдан Иванович? Нс пойму что-то.

– Так и быть, подскажу по дружбе. На одном мосту стоим, да с разных сторон. Пора поближе сойтись. Как думаешь?

– Уже сошлись, – Нечай весело шевельнул рукой, к которой прилепилась мягкая, но ухватистая ладонь Сутупова. – Куда тесней?

– Я всерьез, – посуровел царский дьяк. – Ты вчера от дела отлынил. Пришлось мне и за мово Семку и за твово Кирилку да и за нас с гобою страху терпеть. В другой раз ты потерпишь.

– Я всегда готов, Богдан Иванович. Да в толк не возьму, о чем ты…

– Не все сразу, Нечай Федорович, – натужно разулыбался Сутупов. – Кому сгореть, тот не утонет.