Текст книги "детский сад"
Автор книги: Сергей Воронин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)
В каждой школе есть своя Химоза.
Она не обязательно преподает химию, и тогда ее называют по-другому. И это не обязательно «она». В сущности своей – это самый несчастный человек в школе.
Факт в том, что в каждой школе есть один учитель, которого школьники не любят и боятся больше всех остальных. Порой они даже противоестественно гордятся им и доказывают, что их Химоза покруче вашего Карлона будет.
В школе Егора и Максима – это была Химоза.
Нервная раздражительная невысокая женщина, вечно пребывавшая в плохом настроении. Но и оно варьировалось от просто плохого, до очень. В просто плохом она обзывалась, отпускала колкости, жалела себя, раздражалась. В очень плохом она плюс еще кидалась мелом, стучала стулом и дралась пластмассовой указкой. Последнего удостаивались немногие
Егор ее боялся, предстоящий урок вызывал ощущение тоски и безнадежности, хотя Химоза его просто не замечала, он у нее не вызывал никаких эмоций, просто фамилия в журнале. Когда приходилось отвечать – у доски жутко нервничал, а она скучала, задавала дежурные вопросы и ставила дежурную тройку.
А вот Максима она выделяла. Было даже ощущение, что уважает, притом, что учился тот кое-как. Иногда колкости шли и в его адрес, но как-то по-другому.
Был у них в классе Андрей Коростылев, естественно по прозвищу Коростыль. Его боялись все младшие классы, потому что был Коростыль мелким хулиганом, мелким садистом и, вообще, неприятным типом маленького роста с острозаточенным вечнонедовольным лицом. В общем, напоминал Химозу.
А она его ненавидела. На ее уроке он был тем самым громоотводом, в который и лупило большинство молний. Сейчас то понятно было, что это она себя так гнопила, себя в нем, но кому от этого легче?
Егору он не нравился, но порой его становилось жалко. Коростыль пытался огрызаться, не ходил на уроки, тогда доставалось другим, правда не так сильно, пытался отмалчиваться, но школа, как говорил старый физрук Ким Филипыч – это большая подводная лодка.
Однажды в восьмом классе, последний их год в школе, Химоза особенно неистовствовала. Она была в очень плохом настроении и, сразу вызвав к доске Коростыля, вначале делала вид будто спрашивает домашнее задание, затем, все более нервничая, перешла на личности, через некоторое время она уже кричала ему в лицо, периодически ударяя его указкой по плечу. Тут указка сломалась. Тогда, рассвирепев, она стала стучать его пальцами, сжатыми в кулачок, по голове. Коростыль только морщился, втягивая голову в плечи, потом не выдержал и выбежал из класса матерно ругнувшись. Она побежала следом.
На перемене Коростыль показал окровавленные пальцы – у Химозы было кольцо, она немного рассекла ему кожу на голове.
После этого Макс подошел к Егору. Он был очень бледен. Сказал, что Она в школе работать не будет.
Неизвестно что происходило, и что он делал, Егор не решался спросить, но Химоза становилась все более растерянной и задумчивой. А потом действительно исчезла из школы.
Сейчас она была мертвой и ее было жалко, как и всех остальных.
Бывали и еще подобные истории. Это его выражение лица узнавалось. А сейчас еще Егор его и сам спровоцировал.
Неожиданно подал голос Тезка и предложил попробовать проехать по железнодорожному полотну. Егор с надеждой покосился на Макса, но тот только скривился.
Стас начал спорить, Егор вздохнул и полез в карман за сигаретами.
– Пойдем?
Отошли в сторонку.
– Как стемнеет, – сказал Максим, жадно затягиваясь и разглядывая снег под ногами. – Подъедем тихо. Понаблюдаем… Живут они, скорее всего, в этих бараках… Посмотрим в каких… Ночью поставим пулемет правильно, двери заблокируем и гранаты в окна… Гранат у нашего гамадрила много… Легко! – преувеличенно аккуратно растоптал кедом окурок, запихнул его в сугроб и поднял глаза на Егора.
Тот мялся. Было страшно.
– Макс. – решился наконец. – Я не хочу. Боялся неизвестно чего. Обиды, презрения. Неизвестно чего.
Почему? – спросил Максим после длиннойдлинной паузы, опять уткнувшись глазами в дорогу.
Не знаю. – судорожно дернул Егор плечами. – Просто… Нам нельзя так. Это не мы… Мы… не можем мы… – хотелось как-то объяснить, растолковать, но выходило как-то жалко. – Понимаешь?
Макс хотел что-то горячо сказать, но, не успев, оборвал себя. Прикусил губу.
Опять помолчали.
– Ты решил?
– Да. -А если я пойду туда один?
– Я тебя не пущу. Макс резко повернулся и отошел. Присел на кор
точки. Егор ждал. Длилось это долго, и по мере ожидания тревога то
усиливалась, то вроде бы отпускала.
Потом Максим встал. Встал и со злым и решительным лицом пошел на Егора. Подошел близко и вдруг неожиданно ткнул пальцем в живот.
Не сильно ткнул, но от неожиданности тот дернулся, сгибаясь. И почувствовал, как его голову сжали две руки и как его звонко чмокнули в макушку.
– Умница… Пошли они все.
Еще покурили, поглядывая друг на друга и посмеиваясь непонятным и очень приятным смехом.
– Знаешь. – Максим сощурился и подмигнул. – Странный ты тип все-таки.
– На чем остановился, Кутузов? – беспечно спросил Макс. Обоеглазый Кутузов молча вглядывался и шевелил бородой.
– Я предлагаю по железке проехать, – негромко сказал Тезка.– Можно попробовать.
Ну и поехали, чего сидим! Стас облегченно уселся прямо.
Поехали, поехали!
Железная дорога проходила где-то недалеко, в паре километров. На ближайшем съезде свернули.
– Макс. – тихо спросил Егор. – А что тогда было? Ну… С Химозой? Что ты сделал?
Страшно было спрашивать, но он уже чувствовал, что не может больше не знать.
– Ничего. – Максим повернулся, покусывая губу.
– Ничего. Захотел. Просто захотел… А у нее ребенок заболел… А я теперь думаю…
Он отвернулся не договорив, Егор заметил как у него блеснули глаза.
– Да ты что! – вскинулся он, похолодев. – Ты не смей так! Ты что! Если б… Если б все было так просто! Так тупо! Так предательски тупо! Тогда вообще нет смысла! Так не может быть! Все гораздо больше! Гораздо! Понял?! Дурак! Сейчас по морде получишь, понял?! – Стас повернулся недоумевающе. – А ты что уставился?! Экспериментатор хренов! Тоже захотел?! Да пошли вы все! Задолбали! А ну тормози! Да я с вами…
Его еще долго потом успокаивали, а он все порывался уйти куда-то в заснеженное поле.
По целинному проселку добрались до обозначенной на карте деревушки.
Ее уже почти что и не было. В поле виднелся десяток огороженных подкопченных печей с обугленными растрепанными старыми яблонями вокруг. Дальше за деревьями обнаружилось полотно.
Тезка сразу, не притормаживая, мягко и аккуратно взобрался на насыпь и перевалился через рельс. Попробовал проехать – получилось. Одно колесо катилось по торчащим концам бетонных шпал, другое между рельсами.
– Ну, вперед! – сам себе скомандовал и добавил газу.
Трясло немилосердно. Белая полоска с полузаметенными ниточками рельсов убегала вперед и терялась в деревьях.
– А мо-о-о-жешь бы-стре-е?
Мог и быстрее. Так вроде бы и трясло не так раскачисто.
4. Пружины.
В ровном свете драгоценной керосиновой лампы, сосредоточенно жмурясь в обжигающем тягучем пару, блаженно ерзая на нагревшейся простыне, Егор переживал заново такое разное сегодня. А главным сегодня все-таки был снег. Стоило закрыть глаза, и перед ними оказывалось снежащееся небо.
– «А когда доешь свое красное печенье, то тоже пойди и умри». – закончил он ровным голосом и глянул на Максима.
Тот сидел рядом на полке, подтянув ноги и уткнувшись головой в скрещенные руки. Лица видно не было, по рукам рассыпалась его гордость – длинная темно-русая челка, слипшаяся в сосульки от пота и пара.
– Ништяк. – послышался приглушенный голос. – Сочиняешь, значит, про нас страшные истории.
– Я всегда про нас. – гордо сказал Егор, с кончика носа сорвалась и шлепнулась на ногу большая капля пота. – Настоящий художник никогда ничего не выдумывает!
Макс поднял голову – челка тут же облепила его тонкие черты, насмешливые глаза блеснули из-под волос.
– Так вот какое Вы печенье притащили нам, сэр, с сюрпризом значит.
– Обычное печенье! – вскинулся внимательно прислушивающийся к разговору Семенов, бултыхавшийся внизу со своим тазиком. – Ничего оно не красное, это пачка красная, а так оно вообще желтое!
– И что же было вначале. – заинтересованно спросил у него Максим. – Курица или яйцо?
Семенов недоуменно посмотрел на Егора. Тот ухмыльнулся.
– Вообще яйцо уже было в курице. Только она об этом еще не знала. А потом смотрит – а оно красное!
– Егор согнулся пополам хихикая.
Снизу ударил поток теплой мыльной воды и он, отфыркиваясь и вытирая лицо, сполз с полки, зацепил мокрую простыню и, смеясь, вывалился из парной.
– Бессмысленно как-то все. – сказал неожиданно Максим и заправил челку за ухо.
Они с Егором стояли голые за баней, приминая босыми ногами небольшой сугроб и растаивая разгоряченными телами не подозревающие о подвохе налетающие снежинки, продолжавшие сыпаться из раскрытого черного неба.
– Безмысленно. – поправил друга Егор. Тот улыбнулся грустно.
– Темно как-то… Временами отпускает,… а потом снова видно, что ни смысла, ни света.
– Это зарубает тебя временами! – разозлился внезапно Егор. – А в остальное время ты все понимаешь! Ты еще пожалей себя!
Повернулся и раздраженно пошел назад в баню. Выйдя из-за угла, чуть ли не наткнулся на Инну Зелинскую, проходившую мимо. Та растерянно окинула взглядом его голый торс, ниже.
– Ничего интересного! – буркнул он ей и двинулся дальше.
Плюхнулся в бане лавку. Как это ничего интересного? Рванулся к двери исправиться, но Инна уже исчезла. Симпатичная девчонка. Только томная вся какая-то. Еще в обморок грохнется. Представилась Зелинская, валявшаяся в обмороке возле мужской бани. А Макс все-таки идиот. Такой умный, а все-таки идиот.
Егор скинул башмаки и с разбега прыгнул на свою нелюбимую скрипучую кровать, которой давно мечтал поменяться. Шляхтерман, увлеченно что-то искавший под своим ложем, стоя на карачках, никак не отреагировал на его появление.
– Шурик, – позвал Егор. – А тебе темно?
Шляхтерман высунул свой длинный горбатый нос из-под кровати и показал Егору горящий фонарик в руке.
Я имею в виду вообще, по жизни. Но собеседник уже опять исчез под кроватью.
Шурик, а давай кроватями меняться. Никакой реакции, только задница торчит.
– Я в придачу свой плед лучший отдам, зеленый, верблюжья шерсть, сейчас такого не найдешь. – продолжал соблазнять Егор.
Шляхтерман вылез из-под кровати, уселся на пол и почесал рукой с зажатым в ней фонариком светлую копну волос.
– Зеленый?
– Во, вот этот. – показал Егор. Шурик встал, подошел, пощупал, подумал.
– Нет. – повернулся. – Она у тебя скрипит, ты и так достал уже всех скрипеть, а если я еще и сам начну…
– А у тебя что, не скрипит? – сварливо начал Егор, но Шляхтерман уже снова был в партере.
– А у меня не скрипит! – донесся его тонкий голос.
– Ни у кого не скрипит, только у тебя.
– А ты храпишь! – мстительно сказал Егор.
– Ну и кому от этого плохо. – рассудительно заметил Шурик. – Мне лично – нет. Снова не получилось. Шлепнул обреченно по не желающему видоизменяться лежбищу.
– Шурик! – возмущенно вскричал. – Они опять белье нам поменяли!
– Ну и что? – равнодушно откликнулся тот. – Постирали, поменяли, чего тебе не нравится? Хочешь с грязным спать?
– Эх, молодой ты еще. – вздохнул Егор. – Женщина может менять мужчине белье, только если они состоят в близких отношениях. Очень близких, ну ты понимаешь. Стирать – пускай, конечно, стирают, но это – святое. А с кем ты тут состоишь в близких отношениях? Я подозреваю, с кем ты тут состоишь в близких отношениях!
– Не надо пошлить! – Шляхтерман вылез из-под кровати и возмущенно уставился на Егора, моргая белесыми ресницами. – И состоял, между прочим, и, может, скоро еще буду состоять!
– И с кем это? Шляхтерман помедлил.
– С Инной! – выпалил он наконец.
Егор схватился за сердце и рухнул навзничь на кровать, та протестующе вскрикнула.
– Шурик, прости ты меня! Прости дурака! Нечаянно получилось! Не сможешь ты состоять с Зелинской в близких отношениях! Она там в обмороке возле бани валяется, меня голого увидела, теперь для нее больше никто не существует!
– Идиот. – буркнул Шляхтерман и полез назад.
– Да что ты там все ищешь?
– Да пружину! – Шурик в который раз как кукушка из часов вылез из-под кровати и принялся импульсивно объяснять. – Из пистолета. Я почистить хотел, а она скакнула и раз, вроде сюда куда-то.
– Какая пружина?
– Да откуда я?… Маленькая вроде.
– Так он может и без нее работает?
– Да нет, не так как-то щелкает!
– Семен тебя убьет.
– Ну. – Шурик обреченно вздохнул.
– А чего ты полез в него, подсунул Семену и все.
Семенов очень любил возиться с оружием, и все этим беззастенчиво пользовались.
– Ну, сам хотел.
– Заняться тебе больше нечем.
Егор встал и подошел к кровати Шурика.
–Отодвинуть надо и нормально все посмотреть.
Покряхтывая, они кое-как вытащили шляхтерманское ложе из закутка между печкой и стеной, куда то было втиснуто, и полезли искать.
Так может и поменяемся, раз уж все равно вытащили. – на всякий случай предложил Егор. – А если я пружинку твою найду?
– Шурик! Неужели этот прохиндей тебя все-таки уговорил? – раздался от порога хрипловатый мелодичный голос.
Егор не стал оборачиваться, все еще чувствуя обиду на друга.
– Старик. – позвал Максим, подойдя ближе.
Егор, сжав губы, посмотрел. Макс распахнул куртку, на его черном свитере на месте сердца светился желтый круг.
– Поправил ты меня, Василий Иванович, ох и крепко поправил! – патетично воскликнул он. – И как понял я, сразу что-то в груди как ломанет! Как засияет! Ну думаю все! Надо к людям идти, сдаваться!
Егор, тем временем, перелез через кровать, нагнулся посмотреть, щелкнул ногтем по твердому, засунул руку Максиму под свитер и вытащил фонарик, который тот зажимал под мышкой.
– О! – удивился тот. – А я то думаю, что так припекает, а у меня там еще и фонарь! Так я в нем, наверно, и батарейки зарядил, я мог!
– И мне заряди. – протянул свой Шляхтерман.
– Давай. – великодушно согласился Макс, но Егор погрозил Шурику пальцем.
– Сам учись! Видишь, вот человек сподобился, и ты сам можешь.
– Ужинать зовут. – сказал Максим и подмигнул. – Готовьте подарки.
– Какие подарки? – насторожился Шляхтерман. – Родился что ли кто-то?
– Илья. – кивнул Макс и пошел в свой угол.
– А, ну да, -вспомнил Егор. – У него ж в декабре. И сколько это ему?
Максим подумал.
– Пятнадцать, наверно. Пятнадцать.
– Пятнадцать? – переспросил Шурик, что-то соображая. – Так это взрослый праздник!
– Ну да. – Егор начал понимать к чему тот клонит.
– Оба-на! – Шляхтерман запрыгнул на свою кровать и стал скакать на ней, несмотря на свой небольшой рост рискуя врезаться башкой в низкий оклеенный обоями в цветочек потолок. – А у меня с утра нос чешется! – И почесал в полете свою носяру. – Бухнем! Бух-нем!
Егор с завистью посмотрел на охающий, но не издающий ни единого скрипа шляхтермановский матрац.
С появлением Надежды и ее банды у них в коллективе воцарился жуткий матриархат. Ненавязчиво както девчонки задавили количеством и захватили все ключевые позиции – мосты, вокзалы, телеграф, самогоноварню, поэтому пить приходилось только то, что найдешь. Находить стало все труднее и все дрянь какая-то попадалась, а из варенья получалась отличная самогонка, особенно из сливового, но ее выдавали только по праздникам.
– А что подарим? – Шурик внезапно закончил свою вакханалию и спрыгнул вниз.
В глазах у него появилось знакомое Егору выражение.
– Я книгу подарю. – невозмутимо отозвался Максим, переодеваясь.
– А я знаю что надо подарить. – медленно сказал Шляхтерман. – От нас от всех. Пистолет!
– Шурик, ты хочешь сбагрить ему свой сломанный пистолет! – возмутился Егор. – Я так и знал! Чтоб тебе новый дали!
– А что ему – нормальный дарить?! – в свою очередь возмутился Шляхтерман. – Ты предлагаешь подарить ребенку настоящий пистолет, чтобы он себе в руку выстрелил?! Ты вообще понимаешь, что ты предлагаешь?! Это же ребенок еще, как ты можешь так?!
– Это ты ребенок! Подарить ему твой сломанный, а тебе другой не давать! Это ты себе в руку выстрелишь! А скорее всего не себе, а еще кому-нибудь!
– И выстрелю! – пообещал Шурик, мрачно глядя на Егора. – Вон мы сегодня ходили с Максом, а там гаврилы какие-то шлялись! Тут без пистолета в туалет не выйдешь!
– Ты что – в туалет с пистолетом ходишь? – не поверил Егор.
– Да. – с достоинством кивнул Шляхтерман. – И тебе советую!
Егор посмотрел на улыбающегося счастливо Максима.
Дверь открылась и в комнату ворвался краснолицый распаренный Семенов с полотенцем вокруг шеи.
– Там собрались уже все!
Разматывая полотенце, он направился решительно к их общему платяному шкафу и вдруг застыл на месте, глядя на отодвинутую шурикову кровать. Как ищейка потянул носом воздух и нашел взглядом пистолет того, лежавший на столе. Быстро подойдя к нему, взял в руки, пощелкал, что-то разобрал и внимательно посмотрел на съежившегося Шляхтермана.
– Ты опять? – зловеще спокойно спросил он.
– Андрюш, сегодня у Ильи день рождения. – пролепетал Шурик.
– Ну?!
– Самогонки дадут.
– Ну?!
– Андрюш, мы решили подарить ему мой пистолет. Только не в боевом виде, а немножко как бы не работающим. Егор, сидя на кровати, зажал себе рот ладонями.
– Ну, он же еще ребенок, в сущности, понимаешь, ему еще рано боевое оружие иметь…
– Где пружина? – прорычал Семенов.
– Ну мы вытащили ее и… Там. – показал безнадежно в закроватное пространство. – Может, в щель провалилась? – закрыв глаза, прошептал.
5. Республика.
Постепенно лес начал редеть и сбоку замелькали заброшенные на вид избы. Потом какие-то склады, ангары. Серыми пятиэтажками на холме замаячил и сам город. Машина высоко подпрыгнула, еще – начались стрелки.
Тезка съехал на самые крайние от бирюзового безлюдного вокзала пути и, прижимаясь к товарняку с гниющими бревнами, заспешил мимо.
Егор все оборачивался и вдруг увидел выбежавшего на перрон человека. Кажется девушку. Она крестнакрест махала руками над головой и раскрывала рот. Нашарил кнопку, стекло уползло вниз, но уже все, платформа спряталась за еще одним товарняком.
– Девушка какая-то…
Раскачивающийся и озирающийся по сторонам Стас обернулся:
– А?
– Девушка там…
Тот махнул рукой и опять зашарил глазами по окнам.
Постепенно дотряслись до моста.
Слева, не очень далеко, обнаружился автомобильный. Вокруг него по обе стороны высокой насыпи валялись разбитые машины, но все это виделось уже смутно – наконец-то начало темнеть.
Пора было возвращаться на дорогу, пока опять в лес не заехали, и пока еще хоть что-то было видно. Вышли из машины и, спустившись, пошли напрямик через поле. Стас обернулся и помахал Тезке:
– Давай! Нормально!
В темноте решили не ездить без нужды. Фары зажигать не хотелось, а без них не проехать – небо темной глыбой придавило свет. Почти наощупь спрятали машину за какими-то елками справа. Очень длинный день закончился.
– Ладно, день прошел, живы и здоровы! – бодрясь, заключил Стас. – Нормально едем!
– Ну да…
Появилась чудесная сумка, в потемках перекусили, запивая остывшим чаем.
На часах еще только восемь, спать рано, но после того, как неугомонный Стас предложил дежурить по три часа, сразу захотелось. Вытащил колоду карт и раздал всем по одной: у кого старше, тот раньше дежурит. Себе смешно сдал туза. Следующим сторожил Егор, потом Макс.
Перед сном вышли освежиться. От сигарет и прочего побаливала голова, было зябко, и расплывчатый снежный мир вокруг представлялся декорацией, настоящим виделся другой – со смеющимися детскими лицами, освещенными мерцающим светом. Егор не удержался и закурил, стараясь не обращать внимания на больную голову.
В машине Максим снял кеды и, подобрав ноги, укутался в свое пальто. Тезка сидел тихо, откинув голову на подголовник, Стаса еще не было. Егор поерзал, устраиваясь, ботинки решил не снимать, натянул шлем, спрятал руки. Продолжил гревшее воспоминание.
Вот повернулись, смотрят.
Стал вспоминать имена, возраст, кто откуда.
Среди смотревших некоторых уже не было, но они тоже сидели со всеми, тоже что-то говорили. И он говорил, смеялся.
Надюха. Тоже смеешься, давно пора было тебя рассмешить, несмеяну. Совсем рядом. Захотелось дотронуться. Протянул руку и коснулся щеки. Она, по-кошачьи нагнув голову, потерлась о руку. Близко как. Обнял за талию и притянул к себе крепко. Холодно. Впереди холодно. Прижал еще крепче, уже понимая, что и она мертвая. Отпустил и побежал. На холме стояла девушка и махала руками – к ней, она расскажет. Белая дорога мелькала внизу. Точно. Лучше лететь. Но где-то тут место страшное. Вот оно, вот! Прямо в белое с размаху. Лежал, обняв себя, а сверху катилось. Серый тент треугольником растянут, там живое умирает. Сбоку оказался Стас и протягивал руку. Рука тянулась, вытягивалась, удлинялась, дотронулась.
Егор, замотав головой, открыл глаза – Стас стоял рядом, открыв дверь, и толкал в плечо.
– Давай. Выходи освежись. Все еще под впечатлением, Егор вылез из машины, соображая где он и кто.
Снаружи было противно. Стас аккуратно захлопнул за ним дверь, кивнул и пошел к себе. Егор, ежась, попытался вспомнить важное, вспоминать не хотелось. Зачерпнул в ладони снега и прижал к лицу.
Три часа промаялся: курил, ходил, приседал, отжимался, залезал тихонечко в машину. Наконец разбудил Макса и блаженно устроился надолго, сняв башмаки. Заснуть получилось нескоро.
Утром Максим сообщил, что прошла машина в сторону М… Фура.Стас разорался, что надо было разбудить, за ней ехать, но Макс только хладнокровно пожал плечами. Может и надо было, а может и нет. Он решил, что раз никто не проснулся, то не надо. Стас ходил набычившись – все хотел быть главным.
