Текст книги "Среда обитания"

Автор книги: Сергей Высоцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

– Товарищ подполковник, – тихо сказал Белянчиков. – Но мы же не только из-за "Волги" вышли на Платонова и Озерова. Бригадир Платонов вместо того, чтобы дать нам адрес хаусмайора, которого он, конечно, хорошо знал, направил нас к своему однофамильцу Аристарху...

– Испугался, что поймают на левых работах, – ответил подполковник. Надо, кстати, попросить ОБХСС провести там проверку.

– А с Озеровым вообще все сложнее, – продолжал майор. – Работал вместе с убитым Рожкиным, имеет "Волгу"...

– А это древнее Евангелие, что мы нашли в "дипломате" у Аристарха, наводит на некоторые мысли, – вставил Бугаев. – Озеров-то постоянно со старинными книгами и рукописями дело имеет. С Аристархом знаком. Почему Аристарх, как попугай, твердит, что видит эту книгу впервые?

– Вы же знаете, что книга не институтская, – сказал Корнилов. Он посмотрел на Лебедева. Старший лейтенант сидел грустный. За время совещания не проронил ни слова. – Лебедев, ты чего сегодня отмалчиваешься?

– Как это я, товарищ подполковник, упустил из виду, что Озеров и Рожкин были сослуживцами! – с огорчением ответил старший лейтенант. Тогда и беседу с Озеровым по-иному следовало строить.

– Упускать это не следовало. Но, может быть, все получилось и к лучшему.

Лебедев посмотрел на шефа с недоумением.

– Вспомни ты про Рожкина, ты бы уж наверняка его фамилию в разговоре упомянул. Спросил бы, например, не обслуживал ли Барабанщиков и Рожкина? Или еще что спросил. А этого пока делать не следует. Если Озеров никак в деле не замешан, его и пугать незачем. А если замешан – тем более. Ты напрасно не сказал ему, что Барабанщиков погиб. Напрасно! Вот тут он, может, задумается. Всем остальным клиентам ведь говорил?

Лебедев кивнул.

– Думаешь, они после наших бесед не обмениваются впечатлениями?

Старший лейтенант вдруг хлопнул ладонью по лбу:

– Вспомнил! Знал Озеров, что Олега Анатольевича нет в живых. И проговорился. А спохватившись, расстроился. А я-то гадал, почему такая перемена в настроении. То руку тряс пять минут, то вдруг: "честь имею". Он, товарищ подполковник, все про экономию времени мне вдалбливал. Вот, дескать, Барабанщиков берет мою машину и везет на техосмотр. А когда прощались, извинился, что разговор на лету, между совещаниями. Все будущие дни расписаны – командировки, советы, а в субботу ремонтом машины заниматься придется. Ремонтом машины! Понимаете? Был бы Барабанщиков под рукой, не болела бы о машине голова!

– Любопытная деталь, – задумчиво сказал Корнилов. – Любопытная. Не совсем искренен с нами товарищ Озеров.

– А кто из всех этих клиентов с нами искренен? – проворчал Бугаев. Все темнят. Никому не хочется признаваться, что с прохиндеем дело имели. Все хотят чистенькими выглядеть. А о том, что пользовались услугами преступника, сразу забыли.

– У хаусмайора соответствующая среда обитания была, – усмехнулся Корнилов. – Клиентов у него хватало. Но подозревать всех, искать улики против каждого мы не имеем права. Залезем в такие дебри! – Он помолчал немного, чувствуя скрытое несогласие участников оперативки. – Давайте посмотрим на дело пошире. С другой стороны. Зачем поджигают дома? Склады, магазины? Если отбросить ревность, злобу, зависть... Какая может быть зависть или ревность к мертвому?

– Правильно, – согласился Белянчиков. – Тут другим пахнет.

– Дымом тут пахнет, – не удержался и сострил Бугаев и понюхал рукав пиджака.

– Дом поджигают, чтобы что-то скрыть. Следы преступления, недостачу... Чтобы скрыть улики, если их нельзя унести или уничтожить! Тот, кто поджег дом Барабанщикова, скорее всего искал и не нашел какие-то улики, которые, как он знал, находятся там и могут его скомпрометировать. Скомпрометировать, если их найдем мы. – Корнилов встал, прошелся по кабинету. – После гибели хозяина из этого дома были вынесены Аристархом Антоновичем три иконы. Причем, как подтвердилось, принадлежащие ему. Старинное Евангелие...

– Вот-вот! – опять подал голос Бугаев.

– Старинное Евангелие и билет на "Стрелу", – продолжал подполковник. – И от того, и от другого Платонов открещивается. А мог бы, наверное, сказать, что и книга принадлежала ему.

– Да просто боится, что кто-то признает, что книга принадлежала Барабанщикову, – заметил Белянчиков.

Корнилов, казалось, не услышал реплики.

– Считаю, что следует срочно перелопатить пожарище в Парголове. Чтобы ни один гвоздь не остался незамеченным и неисследованным. Это раз. А второе... – Он посмотрел на Бугаева, потом на Лебедева. – Вам нужно внимательно проанализировать протокол обыска в доме Барабанщикова и постараться поточнее вспомнить все, что вы там видели.

После того как Корнилов отпустил сотрудников, к нему заглянула Варвара, секретарь управления.

– Игорь Васильевич, у городского аппарата Новицкий.

Подполковник взял трубку.

– Ну и чинуша ты, милиционер! – с укором сказал Николай Николаевич. Ладно бы я от безделья звонил, узнать, не решил ли ты кроссворд в "Вечерке"! Так ведь в кои веки раз выдался случай помочь милиции, а ты трубку не желаешь брать...

– У меня, Николай Николаевич, такое срочное дело в этот момент решалось...

– Все дела у тебя срочные, – проворчал Новицкий. – А я тебе сюрприз приготовил.

– Вспомнил мужика на фотографии?

Новицкий немного помолчал. Потом сказал:

– Ты, брат, как болгарская ведунья. С тобой надо поосторожнее. И его вспомнил. Только сюрприз не в этом. Я встретился с Иваном Даниловичем Савиным, он заведует отделом древнерусского искусства в музее, показал ему фотографии иконостаса из Орлинской церкви. Догадайся, что он сказал, раз уж ты такой ясновидец?

– Не могу, Коля. Это уже не по моей части.

– То-то же, – удовлетворенно сказал Новицкий. – Савин подтвердил, что этот иконостас спасли во время пожара в Селище, в соборе. Для нового собора он оказался мал, и его передали в Орлино. Ему цены нет, этому иконостасу. Ты что, действительно ничего об этом не знал? Или морочил мне голову?

– Не знал. Подумал только: чего же человеку рисковать жизнью, лезть в церковь через разрушенный купол ради не имеющих ценности икон? Логично?

– Логично, – согласился Новицкий. – Иван Данилович собирается съездить в Орлино. Посмотреть. Как ты, не возражаешь?

– Я тут ни при чем. Пускай едет. Если иконы представляют большую ценность, так их в музей надо забрать.

– Ты что же, мне вчера не поверил? – обиделся Николай Николаевич. – Я тебе сразу сказал – семнадцатый век.

– Ты лучше скажи про фотографию, – попросил Корнилов.

– Я из-за нее ночь не спал.

– Совесть замучила?

– С какой еще стати? Не совесть, обида! Ведь всегда считал, что зрительная память у меня выдающаяся. Художник я или нет?! А тут... Когда ты мне его показал, я даже и не сомневался: лицо совсем незнакомое. А домой приехал, лег спать, а он у меня перед глазами, мертвый. И что-то уже мерещится знакомое. Ну, думаю, значит, видел когда-нибудь. Смерть ведь так человека изменяет! К утру вспомнил. Приходил этот человек ко мне в мастерскую, когда я "Волгу" купил. Спрашивал, не нужна ли Мне финская шипованная резина. И предложил, когда потребуется, помочь с профилактикой, с ремонтом. Адрес оставил. Продиктовать?

– Не надо, – сказал Корнилов. – Когда твой Савин в Орлино съездит, ты меня с ним сведи, ладно? А адресок Барабанщикова ты, значит, записал? На всякий случай? – не удержался и съязвил Игорь Васильевич.

Новицкий сердито засопел в трубку и сказал:

– Ладно, Василич, до завтра.

22

Вечером в кабинет к подполковнику пришли Белянчиков и Бугаев. В руках у Семена был пакет, перевязанный толстой белой бечевкой. Капитан молча положил его на большой стол, за которым проводились совещания, и стал развязывать.

– Хороший сюрприз мы там разыскали, – сказал Белянчиков. Корнилов почувствовал, что в кабинете противно запахло мокрой золой.

Подполковник подошел к Бугаеву и с интересом стал следить за тем, как Семен осторожно разворачивает какую-то полосатую выгоревшую ткань.

– Старый чехол от машины использовали, – сказал Юрий Евгеньевич. – В сарае нашли.

Бугаев наконец развернул пакет, и Корнилов увидел раздавленный, полуобгорелый "дипломат". Такой же, как у Аристарха Антоновича, и три закопченные иконы в "дипломате".

– Просто двойник какой-то, – удивился подполковник. – А старинного Евангелия нет?

– Нет, – ответил Бугаев. – Зато вот здесь, – он осторожно отогнул оставшуюся целой часть крышки, – есть надпись...

На ткани четкими печатными буквами было выведено: "Платонов А. А. Зверинская улица, 33, 6".

– Так получилось... – не выдержав молчания, развел руками Аристарх Антонович. – Когда я пришел и увидел, что Олег повесил мои иконы на стенку, я разозлился. Тут и жуку ясно, что он присвоил! В отместку я взял его иконы. Три штуки... Подумал, что потом заплачу его родственникам. В мой "дипломат" шесть икон не влезли. И я стал искать, куда бы еще положить. Увидел такой же "дипломат"...

– И где же вы его увидели? – поинтересовался Игорь Васильевич.

– Он был заперт в бюро. – Платонов виновато улыбнулся. Первый раз с тех пор, как – Корнилов его увидел. Правда, и обстоятельства не располагали к улыбкам. – А где лежат ключи, я знал.

"И еще знал, где ключи от бара", – подумал Игорь Васильевич, вспомнив рассказ Бугаева о том, как Аристарх Антонович пробавлялся коньячком.

– Это был "дипломат" Барабанщикова?

– Не думаю. Он всегда со спортивной сумкой таскался. "Адидас", знаете? Очень вместительная. – Платонов подумал немного, пожал плечами. А может, и его?! Этот "дипломат" Барабанщиков мне доставал, и Озерову тоже...

– Какому Озерову?

– Филологу. Я вам называл его. Георгию Степановичу.

– А еще кому-нибудь из знакомых он доставал такие "дипломаты"?

– Если не врал, то мне и Озерову. Говорил, два последних у знакомого директора перекупил. Но мог и наврать. У него бывало. Чтоб лишнюю пятерку получить.

– И что же было дальше? – спросил подполковник.

– Когда я выходил из дома, меня задержали...

– Куда же делся ваш "дипломат"?

– Понимаете... – смутился Платонов. – Я очень испугался, когда товарищи... меня... увидели... Темно, пустой дом. Я побежал, наткнулся на кого-то, упал с крыльца... Ну и...

– Говорите, говорите, – подбодрил подполковник.

– Совершенно машинально я сунул один "дипломат" под крыльцо. Там была дырка. Совершенно машинально...

"Недооценил я этого типа, – подумал Корнилов. – На его месте не каждый сообразил бы так ловко отделаться от опасного груза".

– Почему же вы сунули под крыльцо свой чемоданчик?

– Я же говорю – машинально. Я даже не помнил, в каком из них лежали мои иконы, в каком – иконы Барабанщикова.

– Поразительное совпадение, – покачал головой Игорь Васильевич. – Вы только в одном ошиблись, зачем же свои иконы в чужой "дипломат" засунули.

Платонов жалко улыбнулся.

– А что лежало в чужом "дипломате", когда вы взяли его из бюро?

– Какие-то старинные рукописи и эта книга...

– Евангелие?

– Ну да. Рукописи я выложил в бюро, а книгу оставил.

– Почему же выложили рукописи? Чтобы освободить место для икон?

– Чужие рукописи. Они ведь, наверное, на учете... А книга могла пригодиться.

– Аристарх Антонович, а билет на "Стрелу"? Он был в чемодане?

– Не знаю. В отделение для бумаг я не заглянул. Торопился.

– Как бы вы, Аристарх Антонович, облегчили себе участь, если все это рассказали сразу, – сказал Корнилов. – И как бы сократили наш путь к истине.

23

"Ему слишком многое придется потерять", – подумал Корнилов, вышагивая по пустынному парку. Первые желтые листья, нападавшие за ночь, шуршали под ногами. Неяркое утреннее солнце чуть пригревало спину, легкие волны сизого дыма расползались по аллеям – где-то рядом, за кустами, жгли костер.

– Слишком многое... Если дом поджег Озеров, то он будет отбиваться до последнего. Голыми руками его не возьмешь!

Когда Корнилова мучил какой-нибудь нерешенный вопрос, он любил вот так пройтись один, вдали от людей, от уличной сутолоки. Любил, если позволяло время, сесть на электричку и выехать за город. Не очень далеко в Лисий Нос, в Александровку, и пройтись по лесу. Но долгого одиночества он не выдерживал. Ему нужен был собеседник, скорее даже слушатель, на котором он проверял бы свои суждения. С годами научившись разбираться в своем характере, подполковник с сожалением замечал за собой такое непостоянство, но избавиться от него не мог.

"Неужели Озеров поджег дом только потому, что не нашел там своего "дипломата"? И боялся, что его найдем мы?! – Корнилов знал теперь содержимое этого маленького чемоданчика как свои пять пальцев... – Три иконы Барабанщикова, положенные в чемодан Аристархом Антоновичем, Евангелие, билет на "Стрелу", на второе сентября, маленький листок в клеточку, согнутый пополам, использованный как закладка в книге. На листке размашистым почерком странный буквенно-цифровой набор: ОФ 45113614... Чего больше всего боялся Озеров? Рукопись-то он, наверное, нашел в бюро. Чего же еще? Билет на поезд? Думал, найдем билет и выясним, кто его покупал? Подполковник усмехнулся. – В этом случае он сильно преувеличил наши возможности. Пробовали. Ничего не получилось. Если бы билет выдали из брони, тогда успех гарантирован. А из свободной продажи... Ищи ветра в поле. Ну а потом, даже если билет покупал Озеров? Что это доказывает? Ровным счетом ничего. Купил и отдал Барабанщикову. Скорее всего Озеров боялся за книгу, за редкую книгу. Но вот парадокс – казалось бы, найти владельца редкой книги несложно. А библиофилы разводят руками".

Об этом Евангелии знали только то, что оно принадлежало знаменитому книжнику Хлебникову. И откуда оно вдруг снова появилось на свет божий, никто даже предположить не мог. "Скорее всего привезли из-за границы, сказал Корнилову Феликс Демьянович Уточкин, один из старейших ленинградских библиофилов, приглашенный в Главное управление для экспертизы. – Часть библиотеки Хлебникова еще в прошлом веке была вывезена на Запад его племянником Полторацким".

Корнилов проверил – за последние три года Озеров за границу не выезжал. Правда, ему могли эту книгу привезти, но в таком случае о ней, наверное, знали бы и в институте, на службе Георгия Степановича.

"Книга украдена? Какой бы ценной она ни была, поджог дома преступление более серьезное, чем кража книги. Так рисковать из-за нее? В конце концов, мы же нашли чемодан! Как теперь доказать, что он принадлежит Озерову? Мало ли в городе людей с такими "дипломатами"? – Корнилов вдруг почувствовал волнение, еще неосознанное, подспудное волнение, предчувствие того, что он нащупывает в этой мутной, илистой воде твердый грунт, спасительную переправу. – Так, так, так, товарищ сыщик, думайте, думайте, – прошептал он, радуясь. – Надписей, инициалов на этом "дипломате" нет – значит, с этой стороны Озеров опасности не ждал. Но его сослуживцы, соседи, жена знали, какой чемоданчик у него имеется. И наверное, знали какие-то индивидуальные приметы "дипломата"? Если бы это был, допустим, Олин подарок и я не хотел ее расстраивать? Купил новый, точно такой же!"

Корнилов остановился посередине аллеи и оглянулся, отыскивая телефонную будку. Ничего похожего поблизости не было. Он быстро зашагал по направлению к Крестовскому мосту. "Там домик сторожа, там, наверное, есть и телефон", – подумал Игорь Васильевич.

Пожилая сторожиха даже не взглянула на удостоверение, которое подполковник предусмотрительно, на случай, если откажет, протянул ей.

– Звони, миленький, звони, – сказала она доброжелательно. – От него не убудет, а двушек-то не напасешься.

Корнилов раскрыл записную книжку, нашел домашний телефон Лебедева. И уже когда набирал номер, ему пришла в голову еще одна интересная мысль, но он не успел додумать ее до конца – Лебедев уже снял трубку, сказал меланхолично:

– Слушаю...

– Володя, это я, Корнилов.

– Здравия желаю, товарищ подполковник, – почему-то обрадовался старший лейтенант.

– Ты когда с Озеровым встречался, не заметил, "дипломат" у него был или нет?

Лебедев помолчал немного. Потом сказал медленно:

– Был, товарищ подполковник. Я еще подумал: чего он ко мне с "дипломатом" вышел? Ведь снова к себе в кабинет возвращался. Боялся, что кто-то из сотрудников туда залезет?

– Какого цвета "дипломат"?

– Коричневый. Такой же, как мы у Аристарха изъяли. Небось им всем хаусмайор доставал.

– Молодец. Соображаешь, – сказал Корнилов. – В некоторых деталях ошибаешься, но направление верное. На службу не опоздай. – Он повесил трубку и полистал записную книжку. Раскрыл ее и несколько секунд внимательно разглядывал в частую мелкую голубенькую клетку страничку, словно ожидал, что на ней вот-вот появится ответ на мучивший его вопрос. "Похоже, что тот листок тоже из записной книжки", – прошептал он.

– Записать чего надо? – спросила сторожиха, оторвавшись от вязанья. Карандашик могу дать.

– Спасибо, – улыбнулся подполковник. – Обойдусь без карандаша. Еще разок позвоню. – Он захлопнул книжку, сунул ее в карман. Номер диспетчера гаража Корнилов знал наизусть.

Уже в машине, по пути в управление, он подумал: "А все-таки Озеров сглупил. Нелегко было бы нам доказать, что "дипломат" с билетом и книгой принадлежит ему. У страха глаза велики..."

24

Корнилов посмотрел на часы. Было ровно десять. И в этот момент в динамике раздался голос секретаря:

– Товарищ подполковник, к вам пришел Георгий Степанович Озеров.

– Йусть заходит, – как можно спокойнее отозвался Игорь Васильевич, а сам подумал, чуточку волнуясь: "Какая точность. Показная бравада или жизненный принцип?"

– Здравствуйте. – Озеров остановился в дверях, и Корнилов отметил коричневый "дипломат" у него в руке.

– Здравствуйте, Георгий Степанович. Проходите смелее, не стесняйтесь.

Озеров сел в кресло, поставил чемоданчик рядом.

– В последние дни замечаю пристальный интерес к своей особе: – Он улыбнулся, неестественно широко растянув губы.

– Есть у нас к вам интерес. Не буду скрывать, – серьезно, не отзываясь на улыбку, не подыгрывая, сказал подполковник.

– И это все из-за Алика Барабанщикова? – На его лице, имевшем какие-то неуловимые птичьи черты, промелькнула легкая гримаса сожаления.

"Если я буду ходить вокруг да около, – подумал Корнилов, – я ничего не добьюсь. Этому человеку есть что терять, он будет выкручиваться до последнего..."

– Сам по себе Барабанщиков для нас уже ясен...

– Но меня, надеюсь, ни в чем плохом не подозревают?

– Георгий Степанович, с разрешения следователя, я сейчас допрошу вас.

– Допросите?! – удивленно сказал Озеров и склонил голову чуть набок.

– Да. Допрос будет записан на магнитную ленту. – Корнилов щелкнул переключателем.

Озеров пожал плечами, словно бы говоря: записывай, мне все равно. Но подполковник уловил еле заметную перемену в посетителе – Озеров сразу как-то собрался, исчезла напускная вальяжность, хотя глаза по-прежнему излучали доброжелательность.

– Когда вы купили ваш "дипломат"?

– "Дипломат"? – удивился Озеров. – Вот этот? – Он поднял чемоданчик с пола и показал подполковнику.

– Да. Этот.

– Давно. Точно не помню. Года два назад. Мне достал его Барабанщиков. У него точно такой же.

– Вы ничего не путаете? Может быть, этот "дипломат" у вас совсем недавно?

– Я ничего не путаю, – отрезал Озеров. – А в чем дело?

– Георгий Степанович, – жестко сказал Корнилов. – Вы купили этот чемодан три дня тому назад. Взамен оставленного вами в доме Барабанщикова...

– Вы отдаете себе отчет в том, что говорите? – начал Озеров. Лицо у него стало бледным. Подполковник предостерегающе поднял руку.

– Выслушайте меня до конца спокойно. Вы купили этот чемодан три дня назад. Из новой партии. "Дипломат" чешского производства, их не было в Ленинграде больше года. Можно проверить. – Игорь Васильевич потянулся к чемодану.

Озеров беспрекословно отдал его. Корнилов щелкнул замком, поднял крышку и показал на маленькую шелковую полоску, вшитую в подкладку:

– Вот, видите, здесь несколько цифр, по которым торговые эксперты подтвердят мои слова. Вы поторопились восполнить потерю, Георгий Степанович. Покрасовались с чемоданом перед Лебедевым. И даже пришли с ним ко мне. Эта демонстрация вам серьезпо повредила...

Озеров сидел не двигаясь, сцепив руки так сильно, что побелели пальцы.

– От кого вы узнали о гибели Барабанщикова?

– А он разве погиб? – деревянным голосом спросил Озеров.

Корнилов усмехнулся.

– Вы неосторожно себя ведете, Георгий Степанович. Сказали нашему сотруднику, что хаусмайор всегда возил ваш автомобиль на тэо, и тут же сослались на то, что в субботу едете на станцию техобслуживания сами... Почему же сами? Да потому, что вы уже знали, что Барабанщикова нет в живых. – Он помолчал, с интересом присматриваясь к Озерову. – Так кто же сказал вам о его смерти?

Озеров молчал. Теперь его бросило в жар. Очки его чуть запотели, он снял их и стал совсем похож на птицу. Чуть припухшие верхние веки наползли на закатившиеся красноватые глаза. Корнилову вдруг показалось, что Георгию Степановичу стало плохо, но Озеров провел рукой по лицу и пристально посмотрел в глаза подполковнику, словно хотел узнать, а что еще, какой сюрприз поднесет ему этот человек.

– Не хотите отвечать? Подумайте, – спокойно сказал Корнилов. – У вас, Георгий Степанович, есть два пути: первый – все рассказать начистоту. Этот путь самый короткий. И самый легкий для вас и для следствия. Второй путь от всего отказываться. Ждать, пока вас не припрут к стенке уликами...

Озеров молчал...

25

Бесконечные, тягучие беседы с клиентами хаусмайора Барабанщикова, когда одни из них, начиная испытывать запоздалый стыд за столь сомнительное общение с ординарным жуликом, выкладывали о нем все, что знали, другие, щадя свое самолюбие, ограничивались односложными ответами на вопросы о практических выгодах, полученных от этого общения, наконец-то стали приносить свои плоды. Так бывает у исследователя, который долгие дни и недели следит за показаниями приборов, разносит их по графам рабочего журнала, строит графики, и однажды картина поиска предстает перед ним во всей своей прекрасной обнаженности. События ускоряют свой бег, застывшее, казалось, еще недавно время словно срывается с цепи. Так произошло и с делом хаусмайора. Все сходилось на долговязой фигуре Георгия Степановича Озерова. Требовалось только собрать улики, удовлетворившие бы следователя, судей, которым в будущем предстояло решать судьбу Озерова, а самого Георгия Степановича заставившие бы поднять руки. Или, если он не склонен к подобному проявлению эмоций, молча опустить голову. Но сделать это так же непросто, как и отыскать преступника.

В НТО Главного управления провели по просьбе Корнилова тщательную почерковедческую экспертизу странички из записной книжки. Сравнили почерк, которым была сделана непонятная для сотрудников запись, с почерком Озерова и убитого Рожкина. Оказалось, что запись сделана Рожкиным.

Заместитель директора института, в котором работал Озеров, согласился принять Корнилова немедленно.

– Третья, комната на втором этаже, – сказала вахтерша.

"А Озеров работает в шестой, – вспомнил подполковник. – И тоже на втором этаже".

Он поднялся по лестнице, ступени которой за долгие годы были истоптаны тысячами посетителей, и прошелся по коридору. Комната заместителя директора находилась рядом с лестницей. Игорь Васильевич прошел мимо, разглядывая номера на дверях, остановился у той, на которой красовалась маленькая бронзовая табличка с номером шесть. За дверью слышались голоса. Подполковник постучал.

– Войдите, – раздалось из комнаты. Он узнал голос Озерова и распахнул дверь. Георгий Степанович сидел за небольшим канцелярским столиком, заваленным книгами. За двумя другими столами сидели женщины. Одна молодая, какая-то бесцветная, другая – пожилая яркая брюнетка. Увидев Корнилова, Озеров насторожился и начал отодвигать стул. Наверное, хотел встать.

– Простите, а товарищ Трофимов где сидит? – спросил подполковник.

– Вы прошли. Виталий Иванович находится в третьем кабинете, ответила брюнетка приятным грудным голосом.

Корнилов поблагодарил и закрыл дверь, успев заметить растерянность на лице Озерова.

"Волнуйтесь, Георгий Степанович, переживайте. Может быть, это поможет вам принять важное решение или сделать необдуманный шаг, – подумал Корнилов. – Вы должны знать, что уже горячо. Мы уже рядом, мы не спим".

– Вы товарищ Корнилов? – спросила сухонькая седая старушка в маленькой приемной. – Виталий Иванович вас ждет.

Кабинет у Виталия Ивановича оказался таким же крошечным, заваленным книгами, папками. На окне в обычном графине стоял букет белых и черных гладиолусов.

Крупный, кряжистый мужчина лет пятидесяти, с копной чуть вьющихся светлых волос вышел из-за стола, протянул руку:

– Трофимов.

Показал Корнилову на единственное поистершееся кожаное кресло возле маленького столика с мраморной столешницей. Сам сел за стол. Сказал, кивнув на книжный шкаф:

– Книги и архивы скоро вытеснят из этого дома людей.

На одной свободной стене висела старинная гравюра с изображением наводнения в Петербурге, на другой – огромная стеклянная табличка с надписью: "Курить строго воспрещается".

– За время моей работы в институте представитель милиции впервые в этом кабинете, – сказал Виталий Иванович. – А я здесь уже пятнадцать лет. Что-то стряслось серьезное?

– А разве после убийства Рожкина никто в институт не приходил?

Трофимов нахмурился.

– Да, приходили. Я знаю. Но сам был в экспедиции.

Корнилов вытащил из кармана конверт, извлек страничку из блокнота, протянул заместителю директора.

– Виталий Иванович, эта запись ничего вам не говорит?

Трофимов взял листок, внимательно прочитал, посмотрел на оборот листка.

– Не очень понятная запись... Что имел в виду писавший? Какой архив? Если наш, то у нас всегда стоят впереди буквы ЛИ – Литературный институт. В Пушкинском доме П и Д – Пушкинский дом... А здесь...

– Значит, все-таки архив? – быстро спросил подполковник.

– Конечно! О и Ф – означают "общий фонд". Первые три цифры, наверное, номер описи. Потом номер дела, номер листа. Если, конечно, речь идет об архиве.

– А если человек делает запись для себя? – сказал Корнилов. – Для памяти, так сказать. Зачем ему писать первые две буквы Л И, он ведь их так знает...

– А кто писал?

– Рожкин.

– Рожкин? Николай Михайлович? Значит, это наш фонд. Правда, он работал и в других архивах. В ЦГАЛИ, в Литературном музее.

– Можно посмотреть, что скрывается за этим номером в вашем архиве?

– Конечно. – Виталий Иванович что-то написал на маленьком твердом листке, встал из-за стола, открыл дверь в приемную.

– Мария Михайловна, – позвал он секретаря. – Очень прошу вас истребовать эту папку. – Трофимов протянул ей листок.

– Вы думаете, знакомство с архивом поможет вам в вашей работе? спросил он, вернувшись на свое место за столом.

Корнилов пожал плечами.

– Тан, так, так... – быстро пробормотал Трофимов. – Интересно. Очень интересно. А почему вы заинтересовались только этой папкой? Ведь у Рожкина в его бумагах осталось, наверное, немало таких записей? Он все время работал с архивами.

– Убийца не тронул ни деньги, ни документы Рожкина. Дорогие часы, подарок вашего института, остались на его руке. Пропала только записная книжка. Несколько дней назад мы нашли этот листочек, вырванный из нее. Корнилов тронул рукой страничку. – Один этот листок в клеточку с записью. Можем ли мы пройти мимо папки, номер которой написан здесь рукою убитого?

– Так, так, так. – Теперь в скороговорке Трофимова сквозила тревога. – В высшей степени любопытно. В высшей степени! Вы не курите? вдруг обратился он к подполковнику.

– Курю. Но у вас такие объявления. – Игорь Васильевич кивнул на табличку "Курить строго воспрещается".

– Да, да! Запреты, запреты. У нас же всюду бумаги. Архивы. Ценнейшие архивы. Но мы закроемся. – Виталий Иванович хитро улыбнулся, достал из стола пачку "Столичных", маленькую пепельницу, повернул в двери ключ. Мария Михайловна постучит.

Они с удовольствием закурили.

– Виталий Иванович, а что вы можете сказать об Озерове? – спросил Корнилов.

– Вы и с ним знакомы? – удивился Трофимов.

– Немножко.

– Георгий Степанович способный ученый. В двадцать семь защитился. У него уже была готова докторская, но... – Виталий Иванович поморщился. Озеров стал разбрасываться, занялся кладоискательством.

– Кладоискательством? – удивился подполковник.

– Не в прямом смысле. Хотя при известном допуске. – Трофимову явно не нравилась тема "кладоискательства" Озерова. – Он стал искать пропавшие биб лиотеки. Библиотеку Ивана Грозного, которая якобы спрятана в Александрове Владимирской области, библиотеку Демидова. – Трофимов помолчал, раздавил в пепельнице сигарету. – Ничего плохого в этом нету. Я сам в молодости мечтал отыскать библиотеку Грозного. Но Озеров стал манкировать научной работой, два года подряд не выполнил план. Мы как-то поставили вопрос на ученом совете, предложили Георгию Степановичу провести летом экспедицию в Александрове, привлечь студентов. Мы даже на это пошли. Он не захотел. Сказал, что массовость погубит дело. А получается, что он губит себя...

В дверь осторожно постучали.

– Прячьте сигарету, – шепнул Виталий Иванович.

Корнилов загасил окурок, положил в пепельницу. Трофимов спрятал пепельницу в стол, разогнал какой-то папкой дым и только тогда открыл дверь.

На пороге стояла Мария Михайловна:

– Виталий Иванович, шестой папки на месте нет.

– Кто с ней работает?

– Никто не работает.

– Мария Михайловна, ну куда же она могла деться? – Трофимов говорил тихо, но в его голосе явно чувствовалась тревога. – Что говорит Герман Родионович?

– Герман Родионович крайне обеспокоен. Он... – Мария Михайловна не успела договорить. В кабинет вошел пожилой сухощавый мужчина. Наверное, от волнения на щеках у него горели пунцовые пятна.

– Виталий Иванович, – чуть заикаясь, громко сказал он. – У нас чепе, пропала шестая папка. Нет, нет! Это исключено, – мотнул головой мужчина, заметив, что заместитель директора хочет возразить. – В другое место она попасть не могла. Пропала также опись и формуляр из картотеки... закончил он убитым голосом.

– Герман Родионович, что могло быть в этой папке? – тихо спросил Трофимов.

– Там были письма Жозефины Наполеону.

– Черт знает что такое! – Виталий Иванович посмотрел затравленно на Корнилова, словно тот был виноват в пропаже, открыл стол, вытащил пепельницу и, уже не таясь, закурил.

Мария Михайловна и Герман Родионович молчали.

– Садитесь, Герман Родионович. Закурите. – Трофимов толкнул сигареты на середину стола. – Спасибо, Мария Михайловна, вы свободны.

Герман Родионович достал сигарету, закурил. Руки у него дрожали.

– Это товарищ Корнилов с Литейного, – Виталий Иванович кивнул головой в сторону подполковника.

– Из Управления внутренних дел, – уточнил Игорь Васильевич, потому что на Литейном, четыре, они размещались вместе с Комитетом госбезопасности.