Текст книги "Среда обитания"

Автор книги: Сергей Высоцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

– А вы говорили об этом следователю?

– Нет. Я обратила внимание на пропажу много позже. Когда понадобилось разыскать телефон одного Колиного приятеля. Николай рассказывал мне незадолго до смерти, что наткнулся на следы старинной коллекции документов и книг, а какой – не сказал. Я думала, что об этом знает Флорентий Никифорович... А записную книжку могли обронить и в "скорой", и в больнице. Мало ли, что могло случиться. Пришлось звонить на Колину службу, узнавать телефон там.

– Ну и что же ответил вам Флорентий Никифорович? – спросил Белянчиков. Он не любил безответных вопросов, даже в том случае, когда они никакого отношения к делу не имели.

– Флорентий Никифорович ничего об этом не слышал.

– Он не коллекционирует старинные иконы?

– Нет.

– Назовите, пожалуйста, его фамилию.

– Лосев Флорентий Никифорович – известный ученый, специалист по фольклору. Коля очень любил его. – Рожкина замолчала и рассеянным взглядом обвела стеллажи с книгами. "Кому теперь нужны эти ученые записки? – с горечью подумала она. – Даже к букинистам не отнесешь... А Коля был жив, и книги жили".

– Наталья Викторовна, вам так и не удалось выяснить, что за коллекцию обнаружил Николай Михайлович?

Рожкина развела руками.

– Он не сказал об этом никому. Так странно... Коля был очень общительным человеком. Может быть, не был уверен, что все удастся? Вы знаете... – Женщина как-то болезненно сморщилась, словно вспомнила что-то неприятное. – Коля последние дни ходил очень расстроенный.

Белянчиков вдруг почувствовал острое сожаление оттого, что муж этой приятной и, судя по глазам, доброй и умной женщины погиб как раз в тот момент, когда обнаружил что-то интересное. Какую-то коллекцию книг и документов. Это обстоятельство волей-неволей давало определенный ход мыслям. И Белянчиков спросил:

– Это документы времен войны?

– Не знаю, – с сомнением ответила Рожкина. Она помолчала, вспоминая, при каких обстоятельствах рассказывал ей муж о находке. Потом покачала головой. – Нет, нет, к войне они относиться не могут. Коля сказал: "Мать, кажется, я наткнулся на что-то новое. Наш старик разинет варежку". Наталья Викторовна грустно улыбнулась. – Коля любил шутку, острое слово. На самом-то деле он уважал институтское начальство.

– Но почему вы решили... – начал Белянчиков.

– Понимаете, Коля имел в виду академика Яцимирского. А он занимается Петровской эпохой...

"Ну и что? – подумал Юрий Евгеньевич. – Одно другому не мешает. Яцимирский занимается стариной, а Рожкин мог найти документы, проливающие свет на чью-то деятельность в годы войны. И мог предположить, что академик разинет рот от удивления, узнав что-нибудь неприятное о своих сотрудниках". Но вслух сказал:

– Почему же вы не сказали об этом следователю?

– Это все так далеко...

– Но ведь, наверное, надо продолжить поиски? Пусть возьмутся коллеги.

– А что искать? – тихо спросила Рожкина. – Он не оставил никаких записей. Никакого намека.

– А где он мог наткнуться на документы? – спросил Белянчиков. Он плохо представлял себе характер работы покойного.

– Трудно даже предположить. Коля занимался архивами в самом институте, бывал в рукописном отделе Публички... В государственном архиве... – Она задумалась, припоминая, где еще работал муж. – Ездил в Москву, в Институт мировой литературы. Был в экспедиции в Архангельской области.

– Да-а, размах серьезный, – вздохнув, сказал Белянчиков.

– Вот видите! Даже предположить трудно. А ведь мог еще кто-то из случайных знакомых рассказать. Или даже показать...

Прощаясь, Юрий Евгеньевич сказал Рожкиной:

– Вы уж извините, Наталья Викторовна, но, может быть, придется вас еще побеспокоить... Следователя наверняка заинтересует пропажа записной книжки.

Рожкина молча пожала плечами. Лицо у нее было усталое и отрешенное.

4

Володя Лебедев нервничал. Прошло уже полдня, а результатов не было никаких. Старший лейтенант посетил управление хозторгами, побывал в большом хозяйственном магазине в Гостином дворе, объехал три колхозных рынка, где в захудалых будках пьянчужного вида умельцы чинили замки, делали ключи и выполняли еще самую разную слесарную работу. Никто не признал тонкий изящный ключ с замысловатой бородкой.

– Нет, наша местная промышленность еще не доросла до таких сложных изделий, – покачал головой начальник отдела в управлении хозторгами, с удовольствием разглядывая ключ. – У нас недавно была выставка финских бытовых изделий. Много замков... Даже с дистанционным управлением. Но таких ключей я и там не видел.

– А вы считаете, что этот ключ фабричного производства?

Начальник отдела посмотрел на Лебедева с сожалением.

– Я думаю, английская работа. Наверное, кто-то привез замок из-за границы. Никакому кустарю это не под силу.

На всякий случай старший лейтенант заглянул еще в Гостиный двор. Продавщица из секции скобяных товаров скользнула по ключу равнодушными глазами:

– Впервые вижу... Наверное, финский. Но до нас, до магазина, импортные товары не доходят. Их распродают на складе...

Ближайшим от Гостиного двора был Сенной рынок. Туда уже без особого энтузиазма и поехал Лебедев.

Небритый хмурый старик взял ключ, подкинул слегка в темной костистой ладони и тут же вернул Лебедеву.

– Ну так что? – повторил старший лейтенант свой вопрос – Не приходилось вам делать замки с такими ключами?

– Сорок рублей и полбанки, – сказал старик. – Полбанки сейчас.

– Вы что, делали такой замок? – У Лебедева появилась надежда.

– Тебе-то что, делал – не делал! Иди за бутылкой. Я тебе посложнее сварганю.

– Но вы можете мне ответить – делали замок под этот ключ? Или нет?

Дед сердито крякнул и отвернулся.

Теряя терпение, Лебедев достал удостоверение и сунул ему в окошечко:

– Я вас серьезно спрашиваю. Делали или нет?

Взглянув на документ, старик отрезал:

– Не делал.

Чувствуя, что теперь от него ничего не добьешься, Лебедев сказал почти ласково:

– Вы поймите, папаша, я ведь к вам без всяких претензий. Нашли человека – машина сбила, – никаких документов. Только ключи.

– Небось родственники объявятся, – усмехнулся старик. Потом нагнулся, достал ополовиненную бутылку пива, ловким щелчком большого пальца скинул пробку и одним духом выпил. Заметив, что Лебедев все еще стоит рядом с будкой, сказал ворчливо:

– Да не делал, не делал я. А попросишь, смогу. Сорок рублей и бутылка. Бутылка сейчас.

Лебедев вздохнул. Спрятал ключ в карман.

– А вы походите по домам-то, – засмеялся старик. – Походите! Может, к какому замку и подойдет. Я даже кино такое видел.

Третий рынок, на котором побывал Лебедев, был Некрасовский. Ларек металлоремонта был закрыт. Старший лейтенант зашел к директору рынка, но тот ничего о мастере не знал.

– Может, обедает. Они тут сами по себе: захотел – пришел, захотел ушел.

– Ну что, товарищ инспектор? – спросил шофер, когда Лебедев молча сел рядом с ним. – Куда теперь? Может, на Охтенский?

– На Андреевский. А потом на Сытный.

– А я вот походил по рядам, посмотрел, – сказал шофер. – Рынки разные, а цены одинаковые. Картошка везде по тридцать. Яблоки по восемьдесят. Только цветы – как бог на душу положит. На Сенном три гладиолуса – четыре рубля, а здесь – пять. Ну и дерут, я вам скажу!

– Да, дерут, – рассеянно согласился Лебедев, с тревогой думая о том, что шансов у него на успех совсем мало. Да, может, обойдется все и без ключа? Не может же человек исчезнуть бесследно. Время пройдет – хватятся. Но эти мысли утешали мало. Задание оставалось невыполненным.

Только на следующее утро Лебедев закончил свой объезд мастерских. Никто из опрошенных ключ не признал. Но это была капля в море. Замок мог сделать какой-нибудь мастер и дома, и в заводском цехе.

Старик мастер с Сенного рынка не давал инспектору покоя. Перемена в его поведении после того, как он увидел милицейское удостоверение, настораживала. "Темнит старик, – думал Лебедев, – чует мое сердце, темнит". Он остро переживал свой неудачный разговор со стариком. Инспектор попросил шофера еще раз подъехать к Сенному рынку. Но за окошком мастерской сидел совсем другой человек – молодой, атлетического сложения парень. На вопрос, куда делся старик, он сказал:

– Запил Никитич. Теперь неделю не появится. А то и больше. Считается, что мы вдвоем с ним мастерим.

– А где он живет?

– Где-то в Гавани. Где, точно не знаю. Он у нас прижимистый. В гости не приглашает. А вам чего? Заказ ему давали?

Лебедев вытащил из кармана ключ. Положил перед парнем.

Мастер внимательно, оценивающим взглядом посмотрел на него.

– Такой ключик я могу вам изобразить. Дня через три. Сейчас работы завал. И вся срочная.

– А замок могли бы под такой ключ?

– Нет. Придется Никитича дожидаться. Это только он умеет.

– Адрес его где можно узнать?

Парень безнадежно махнул рукой.

– Пустое дело. Он сейчас не только напильник в руках не удержит двух слов не свяжет.

– Ну а все же?

– Идите в контору. На Владимирский. Там скажут. Петр Никитич Гулюкин его зовут.

5

Семен Бугаев с утра заехал в прокуратуру и попросил у следователя разрешение использовать автомашину потерпевшего. "Если я приеду на станцию технического обслуживания на этих "Жигулях", – рассуждал он, – больше шансов, что кто-то вспомнит и владельца. Иной мастер лучше знает машину, с которой возится, чем ее хозяина".

Следователь замысел Бугаева одобрил.

На станции капитан заглянул к директору, договорился, чтобы ему выписали документы на техосмотр, въехал во двор, но остановился поодаль от вереницы автомобилей, ожидавших своей очереди перед воротами цеха.

Первым к нему подошел мужчина в заношенной спецодежде с испитым почерневшим лицом.

– Замок для запаски не нужен?

Бугаев мотнул головой.

– Ножной насос? – в голосе мужчины чувствовалась надежда.

– Имеем свой.

Мужчина сплюнул чуть ли не на ботинки капитану и, шаркая подошвами по асфальту, удалился.

Потом из ворот цеха с деловым видом выскочил длинный тощий парень в синем берете и внимательно оглядел выстроившиеся колонной автомашины. Из кармана его спецовки торчали отвертка и кронциркуль. Заметив Бугаева, он почти бегом пересек двор.

– Вы от Роберта Максимовича?

– Нет.

– Странпо, – сказал парень. – Кого ждем?

– Вам эта карета не знакома?

Парень посмотрел на машину. Пожал плечами.

Бугаев поиграл ключами, у которых вместо брелока был американский серебряный доллар с изображением президента Кеннеди. Сказал:

– Мой товарищ у вас тэо делал. Денис Анатольев...

– Всех разве запомнишь, – поскучнев, сказал парень и отошел. Потом опять внимательно оглядел двор. Одна машина, тоже белая, как и та, на которой приехал Бугаев, привлекла его. Капитан слышал, как он спросил владельца, тучного молодого мужчину в больших роговых очках:

– Вы от Роберта Максимовича?

Толстяк кивнул. Парень сел за руль его машины, толстяк – рядом, и машина, минуя очередь, скрылась за воротами цеха.

Почему он не показал парню фотографию погибшего, Бугаев и сам не знал. Скорее всего не почувствовал к нему доверия. Такой сразу трепанет товарищу, через полчаса об этом будут знать не только все слесари, но и их клиенты. Набравшись терпения, Бугаев ждал.

Минут через пятнадцать из цеха вышел еще один мужчина. Тоже в синем берете, из кармана спецовки тоже торчал инструмент. Достав сигарету, капитан подошел к нему. Попросил прикурить.

– Очередь у вас, не приведи господь...

Мужчина скользнул взглядом по автомобилям. Озабоченно покачал головой.

– Оформляют в конторе больше, чем мы пропустить можем. Покурить еле вырвешься, – он был уже немолод, с пышными, хорошо подстриженными темпыми усами.

"Серьезный товарищ", – подумал Семен и, достав ключи, стал раскручивать цепочку на пальце:

– Эх, день у меня пропадет. С товарищем несчастье случилось. Попросил вместо него осмотр сделать. Продавать собирается...

– Эту, что ли? – кивнул мужчина на "Жигули".

– Ну да. У вас там кто командует? Начальник цеха? Поговорить с ним, что ли?

– Я там старший, – сказал мужчина. – Бригадир. Сегодня запарка. А брелок такой я видел. С долларом...

– У кого?

– Делаю тут парню одному профилактику.

– Не Денису Анатольеву?

Бригадир удивленно посмотрел на Бугаева.

– Нет. Одному знакомому. Олежкой зовут.

Бугаев вытащил из кармана фотографию.

– Не этому?

– Чего это он? Мертвый?

– Он? Олег? – быстро спросил Бугаев.

Бригадир взглянул еще раз. Уже более внимательно.

– Да.

– Вас как зовут? – переходя на деловой тон, спросил капитан.

– Валерий Сергеич.

– Валерий Сергеевич, я из уголовного розыска. – Бугаев показал удостоверение. – О нашем разговоре прошу никому...

Валерий Сергеевич кивнул. И тут же оглянулся на ворота цеха.

– Я вас недолго задержу, – сказал Бугаев.

– Пойдемте тогда в контору, – попросил бригадир. – А то неудобно перед цехом маячить без дела. Ребята скажут – бригадир лясы точит.

Они пошли по двору.

– С Олегом случилась беда. Погиб он...

– Разбился?

– Нет, не на машине. Машина его здесь.

– Ну да. Я-то смотрю, вроде бы проходил этот "жигуленок" через мои руки. Первая модель, а задние фонари от шестерки. Приличная машина, еще девочка...

– Валерий Сергеевич, расскажите мне все, что вы знаете об Олеге, попросил Бугаев, когда они сели на диванчик в конторе. – Фамилию, где живет, кем работает?

Бригадир с недоумением пожал плечами. Хотел о чем-то спросить, но не спросил...

– Да ведь что я знаю – Олег и Олег... Парень веселый, при деньгах. За кордон часто ездит, как ни пригонит ко мне карету, всегда сувенир заграничный. Мне вот тоже такой брелок привез, с долларом...

– А фамилия?

– Не помню. В накладной-то всегда пишется, да я не помню. Простая какая-то фамилия.

"Ну, это все можно будет выяснить по книге регистрации, – подумал Бугаев, но тут же спохватился. – Он ведь как Анатольев пишется. По краденым правам".

– Ну хоть отчество? – попросил он Валерия Сергеевича.

– Да мы с ним по имени... Олег и Олег. Он как-то раз своего знакомого привозил, доцента. Так тот его Олежкой звал.

– А где жил Олег?

– Не знаю.

– Может быть, кто другой из ваших знает? Могли дома ремонт делать...

– Нет, с Олежкой только я работал.

– А этот его знакомый, доцент? Где работает?

Бригадир улыбнулся.

– Где работает, не знаю. Но человек серьезный. На генерала похож.

– А зовут как? – с надеждой спросил Бугаев.

– Аристарх Антонович его зовут, – сказал Валерий Сергеевич, – чудное имя всегда хорошо запоминается.

– А фамилия у него не чудная?

– Нет, фамилия у него, как и у меня. Платонов.

Бугаев вздохнул с облегчением.

Расставаясь, он с чувством тряхнул руку Платонова.

– Валерий Сергеевич, договорились? О нашем разговоре – ни слова!

– Будет сделано, товарищ начальник. Приезжайте, тэо вам устроим по высшему классу.

– Приеду, – пообещал Бугаев. – Когда меня машиной премируют. За хорошую работу...

6

Участковому инспектору Мухину не давала покоя одна мысль – почему этот человек, разбившийся в церкви, оставил свои "Жигули" так далеко? За несколько километров от села. Да еще загнал машину в такие кусты, из которых ночью не сразу и выберешься. Своими сомнениями Владимир Филиппович поделился с гатчинским следователем Гапоненко, но капитан только усмехнулся.

– Что ж он, по-твоему, прямо у церковной стены их поставил бы? У всех на виду?

– Мог бы все же поближе. Тут с километр будет...

– Видно, тертый калач. Думал, что мы собаку пустим. А там – за ручьем. Прошел по воде, и конец.

Доводы капитана не успокоили Мухина. "Объяснить то все можно, – думал он. – А вот если в шкуру этого субчика влезть? Он же не на экскурсию пришел. За иконами! И тащить их в такую даль? А как ночью машину в кустах найти? Тут и свой, деревенский, заблудится, не то что дачник..."

Всех городских Владимир Филиппович называл дачниками. Без иронии, без подковырки – просто по привычке. Выросший в деревне, он привык к тому, что в их избе, да и у соседей летом всегда жили дачники. Орлино – село красивое. Огромное озеро плескалось прямо за огородами. В каждом доме плоскодонка. Чуть снег осядет под мартовским солнцем – дачники уже тут как тут. Ходят от избы к избе, спрашивают, не сдается ли.

Капитан Гапоненко уехал в Гатчину, оставив участкового один на один со своими сомнениями. Владимир Филиппович достал из письменного стола лист бумаги и в течение часа прикидывал, кто из односельчан чаще всего шляется по ночам. Первыми в список было занесено десятка полтора парней и девчат, два мужика, часто работавших на Дружной Горке в ночную смену, несколько доярок, совхозный сторож. Потом инспектор прикинул, кто мог оказаться ночью недалеко от церкви. Выходило, что все молодые. Рядом парк – их туда все время тянет, будто медом намазано. Одна доярка жила неподалеку. И конечно, сторож, но с ним Мухин уже говорил.

После того как список был составлен, инспектор сел на мотоцикл и поехал домой. Там он переоделся в штатское. Каждый раз, когда надо было поговорить с человеком по душам, неофициально, или Мухин предполагал, что его собеседник при виде милицейского мундира может потерять свое красноречие и забыть половину из того, что знал, он надевал штатский костюм.

Разговор с молодежью складывался до противности одинаково. Словно все они сговорились.

– Коля, – обращался инспектор к детине, которому, казалось, тесно в комнате. – Ты третьего дня в парке не гулял?

– А что, разве нельзя? – с наигранным удивлением спрашивал Коля. Мне шестнадцать еще по весне стукнуло.

– По ночам люди добрые спят, – для порядка говорил Мухин.

– Нет такого закона, – ухмылялся детина, и Владимир Филиппович, безнадежно махнув рукой, переходил к главному.

В разговоре с Любашей Федичевой инспектору повезло. Любаша, ученица десятого класса, приходилась Мухину дальней родственницей. Ее мать была двоюродной сестрой инспектора. Когда он спросил Любашу, не гуляла ли она ночью в парке, девушка залилась краской и опустила голову. Прежде чем Мухин добился от нее путного рассказа, она успела поплакать.

– Дядя Володя, вы только маме не говорите, – попросила Любаша. – Я ей сказала, что у подруги засиделась. У Таськи Зайцевой...

Делать было нечего, и инспектор скрепя сердце пообещал держать Любашину прогулку в секрете.

Любаша и рассказала ему, что когда проходили они с Толиком Ивановым мимо церкви, то видели легковую машину. Белую. Для того чтобы узнать имя Любашиного ухажера, Мухину пришлось еще раз дать клятву не проболтаться родителям.

– В котором часу машину видели?

Любаша пожала плечами.

– Домой ты когда пришла?

– В два.

– Хорошо помнишь?

– Еще бы! Мама мне такую истерику закатила.

Мухин осуждающе покачал головой.

– Когда машину увидали, шли в парк или уже из парка?

– Из парка. Мы потом у озера посидели чуточку и домой. Толик меня до прогона только довел. Вдруг бы мама встречать надумала.

Инспектор прикинул: от церкви до озера – минут пять. Там еще "чуточку" – значит, полчаса. От озера до Любашиного дома тоже минут десять. Выходило, что от часу до двух машина стояла у церкви.

– Вы, дядя Володя, не подумайте чего плохого, – сказала Любаша. – У нас все всерьез.

– Ладно, – помягчев, отозвался Мухин. – На свадьбу не забудь пригласить.

Толик Иванов после недолгого запирательства подтвердил рассказ своей подружки.

"Вот так-так, – размышлял участковый, шагая по вечернему селу домой. – Он, голубчик, в церкви лежал, а машина сама собой каталась? Или сначала он подъехал, осмотрелся, а потом машину в кусты отогнал. И все пехом?" Действия потерпевшего, по мнению Мухина, не соответствовали здравому смыслу.

В селе было тихо. Лишь под ногами шуршали листья. Кое-где в домах еще горел свет, да дрожащие голубые отсветы в окошках выдавали, что хозяева смотрят телевизор. На дальнем конце села за кладбищем лаяли собаки. С озера тянуло прохладой, сыростью, запахом смоленых лодок.

"Не буду я Гапоненке звонить, – думал участковый. – Толку от него мало. Легкий человек. Позвоню начальству, в Питер".

С одной стороны, Мухин стеснялся беспокоить ленинградское начальство, но разговор с подполковником Корниловым оставил у Владимира Филипповича хорошее впечатление. Пожилой сухощавый подполковник хоть и выглядел хмурым, разговор вел по делу, вопросы задавал точные, словно заранее знал мысли самого Мухина. Но больше всего понравилось инспектору то, что подполковник не стал строить никаких домыслов, не поучал его, как надо работать. Сказал, что дело сложное, на кофейной гуще гадать не надо, а побольше порасспрашивать людей.

– Если появится что-то новое, звоните, – сказал он на прощанье. Майору Белянчикову звоните. Его не будет – мне. Сейчас для нас каждая мелочь дорога.

Владимир Филиппович и позвонил Белянчикову, но его номер не отвечал, и старший лейтенант, преодолев робость, позвонил Корнилову.

Трубку подняла секретарша и, узнав, что звонят из Орлина, тут же соединила Мухина с Корниловым.

– Старший лейтенант Мухин беспокоит, – сказал участковый.

– Что у вас там нового? – Голос подполковника звучал требовательно и строго, и Мухин решил, что позвонил не вовремя. В трубке были слышны голоса, приглушенные низкие гудки другого аппарата.

– По поводу "Жигулей" хотел доложить, – сказал Мухин, но подполковник перебил его:

– Извини, другой телефон...

Участковый слышал, как Корнилов произнес:

– Позвоните через полчаса, у меня совещание.

Мухин совсем смутился и, когда подполковник снова сказал в трубку: "Але, продолжайте, Мухин!" – виновато спросил:

– Может, попозже, товарищ подполковник?

– Давайте, давайте, рассказывайте, не смущайтесь, – ободрил Корнилов. – Мы тут как раз и сидим по этому делу.

Старший лейтенант доложил коротко и четко.

– Молодец, – похвалил Корнилов. Потом несколько секунд помолчал, обдумывая что-то. – На днях я приеду. Жди. – И повесил трубку.

7

Аристарх Антонович Платонов, хоть и был, по словам своего однофамильца со станции обслуживания, похож на генерала, работал в конструкторском бюро старшим инженером. И, по словам сослуживцев, коллекционировал иконы. Корнилов решил съездить к нему сам.

Шил Платонов на улице Зверинской, в большом старинном доме. Его квартира под номером шесть оказалась на третьем этаже. Корнилов лифт не вызвал, пошел пешком, удивляясь, как легко подниматься по широкой старинной лестнице. "Ловко умели строить, – подумал он. – И этажи повыше раза в два, чем нынче, а поднимаешься, словно на эскалаторе".

У дверей шестой квартиры лежал чистый половичок, на самой двери был привинчен красивый крючок, чтобы хозяйка могла повесить сумку с продуктами, а потом уже спокойно доставать ключи. Игорь Васильевич дотронулся до крючка и покачал головой. Просто и удобно. Надо бы перенять опыт. Он позвонил три раза. Он всегда звонил три раза. Куда бы ни приходил. Привычка эта осталась у него с детства, когда они с отцом и матерью жили в коммунальной квартире. На маленькой медной пластине, прибитой к дверям, было написано: "Бубновым – 2 зв., Корниловым – 3 зв.". Люди, имевшие общий интерес, звонили один раз.

За дверью послышались неторопливые тяжелые шаги и неразборчивое мурлыкание. Корнилову показалось, что человек напевает какой-то цыганский романс. Щелкнул замок, дверь приоткрылась. На подполковника смотрел хитрый, сощуренный глаз.

– Вам чего? – спросил довольно бесцеремонно об ладатель хитрого глаза и наклонил голову так, что бы видеть Корнилова и вторым глазом. Голос у него был басовитый, с начальственными нотками.

– Мне товарища Платонова.

– По какому делу?

– По общественному, – усмехнулся Игорь Васильевич.

– А, наконец-то! – сказал Платонов и, сняв цепочку, впустил в прихожую подполковника. – Я уже трижды к вам заходил. Хочу поставить дополнительные батареи...

Перед Корниловым в красно-голубом халате стоял невысокий кряжистый мужчина лет сорока пяти. Подполковника поразило лицо Аристарха Антоновича – все в глубоких складках-морщинах, словно порубленное шашкой. Странное сочетание самодовольства и хитрости наводило на мысль о том, что с Платоновым надо держать ухо востро.

– Аристарх Антонович, я из милиции. Подполковник Корнилов...

Платонов чуть выпятил нижнюю губу и с недоумением снова начал разглядывать Корнилова. Потом произнес в растяжку:

– Вот как! Из милиции? А я-то думал... – О чем он думал, Платонов недоговорил.

Игорь Васильевич протянул удостоверение. Аристарх Антонович предупредительно поднял руку.

– Нет, нет! Что вы! Я вам верю. – И читать, что написано в удостоверении, не стал. Но Корнилов был готов поклясться, что Платонов и так успел разглядеть все, что там значилось.

– Вы надолго?

Подполковник улыбнулся. На такие вопросы ему еще не приходилось отвечать.

– Да нет, надоесть вам не успею...

– Я просто думаю, где нам удобнее поговорить, – сказал Платонов и обвел глазами прихожую. Наверное, прикидывал, а нельзя ли ею и ограничиться. Но в огромной прихожей, завешанной иконами, кроме маленького стула да тумбочки, ничего не было, сесть было не на что. Корнилов ждал, разглядывая выразительное лицо Аристарха Антоновича, по которому можно было прочесть весь ход мыслей. Легкая гримаса растерянности сменилась кротким выражением озабоченности, потом напряженного раздумья, решимости, и наконец Платонов показал рукой на дверь:

– Пройдемте, товарищ.

В этом "пройдемте" не было и намека на шутку.

Идя за хозяином в комнату, Игорь Васильевич успел решить, как ему держать себя с Аристархом Антоновичем: "О том, где погиб этот Олежек, рассказывать я ему не буду. Если узнает, что он в церковь за иконами залез, насторожится. Кто их знает, что аа отношения у них были!"

Комната, в которую привел подполковника Платонов, была похожа на музей. Три стены ее, как и в прихожей, были увешаны иконами. Только иконы здесь были красивее и, как показалось Игорю Васильевичу, более древние.

– Прошу вас, – Аристарх Антонович кивнул на большое кожаное кресло. Корнилов сел. Платонов устроился напротив.

– Аристарх Антонович, никого из этих людей вы не знаете? – спросил подполковник, раскладывая несколько фотографий на журнальном столике.

Платонов чуть привстал с кресла и с любопытством наклонился над карточками. Потом стал брать по одной и, повернув к свету, внимательно и подолгу разглядывать. Подчеркнуто внимательно. Потом почмокал губами и, вернув фотографии на прежнее место, сказал:

– Нет. Никогда не встречал. Никого.

В это время зазвонил телефон. Аристарх Антонович встал, подошел к письменному столу, на котором стоял аппарат. Плотно приложив трубку к уху, он молча слушал несколько секунд, потом проворчал чуть раздраженно:

– Слушаю, слушаю. Ты не мог бы позвонить через полчаса?

Наверное, звонившего не устраивала отсрочка, потому что Платонов сказал:

– Позвони завтра утром. – И с гримасой недовольства обвел комнату рассеянным, скучающим взглядом. Но неожиданно он преобразился. Шестнадцатый век? – почти крикнул Аристарх Антонович в трубку. – Ты в этом уверен? Обязательно, обязательно! Приеду сегодня же. Я на тебя надеюсь. Улыбнувшись, он положил трубку, и лицо его, только что выражавшее неподдельный интерес, опять окаменело.

Он подошел к креслу и хотел опять сесть. Но Игорь Васильевич встал и развел руками:

– Эти мужчины на фотографии – весь мой интерес, Аристарх Антонович. Простите за беспокойство...

– А как же... – Платонов недоуменно пожал плечами. – Почему вы пришли ко мне? – Он справился со своим недоумением и спросил почти сурово: Почему вы считаете, что я должен знать кого-то из них?

– Эти люди подозреваются в спекуляции. В скупке и перепродаже произведений искусства. Вы, как человек, коллекционирующий иконы, могли с кем-то из них встречаться.

– Кто это додумался прислать вас ко мне? Я не имею дело со спекулянтами.

– Аристарх Антонович, – мягко сказал Корнилов, – еще раз простите. Мы разговаривали со многими коллекционерами. И кто-то порекомендовал мне зайти к вам...

Спускаясь по лестнице, Игорь Васильевич представил озадаченное лицо Аристарха Антоновича и почему-то испытал от этого удовлетворение. "Пускай думает. Пускай ломает голову. Не узнать своего приятеля он не мог!" Ему было совсем не жаль Платонова. Уж очень вызывающе самодовольным показался ему этот старший инженер.

В машине Корнилов связался с управлением и попросил Бугаева выяснить, с кем будет встречаться сегодня вечером Аристарх Антонович:

– У этого Аристарха вся квартира иконами завешана. Не исключено, что у него с погибшим не только общие автомобильные интересы были.

8

В контору на Владимирской Лебедев опоздал. Там уже кончали работу. Ничего не оставалось, как ехать в управление и пытаться разыскать Петра Никитича Гулюкина через справочное. Не так, наверное, и много в Ленинграде Гулюкиных, да еще живущих в Гавани, решил Лебедев. В половине восьмого у старшего лейтенанта уже имелся точный адрес старика – Шкиперская улица, тридцать один, квартира один. "Небось живет Никитич на первом этаже. Подниматься не надо, – с удовлетворением подумал он. – Отправлюсь к Гулюкину через полчасика, а пока загляну в буфет. А то на голодный желудок тяжело будет с пьяным стариком разговаривать". Лебедев помнил слова парня из мастерской о том, что Гулюкин запил.

Но все обернулось иначе. Лебедев еще доедал свою яичницу в буфете, когда динамик хрипло выдавил: "Старшего лейтенанта Лебедева к дежурному по городу".

Лебедев залпом выпил стакан чая и с сожалением бросил взгляд на аппетитную ватрушку, оставшуюся на тарелке.

– Говорят, вы мастерские металлоремонта объезжали? – спросил дежурный, майор Загладин.

– Я, товарищ майор. Что случилось?

– Из Василеостровского управления позвонили, к ним старик какой-то пьяненький пришел. Говорит, был у него в мастерской краснощекий опер, про замок допытывался...

Лебедев густо покраснел и насупился.

– Так передали, – заметив это, сказал майор, пряча улыбку. – Вы, значит, были? Старик, похоже, хочет признание сделать. Поезжайте.

Петр Никитич сидел в комнате дежурного и что-то рассказывал лейтенанту и старшему сержанту. Судя по их улыбкам, что-то смешное. Он был явно подшофе. Увидев Лебедева, старик показал на него рукой и сказал:

– Ну вот, явился – не запылился, а вы говорили.

Поздоровавшись, старший лейтенант сел.

– Может, в пустой кабинет пройдете? – спросил лейтенант.

– Да зачем нам пустой кабинет? – запротестовал Гулюкин. – У нас с молодым человеком секретов нет.

"Ну и нахал дед", – подумал Лебедев, с обидой вспомнив, что тот окрестил его "краснощеким опером", но сказал весело, подыграв Гулюкину:

– Нету, нету секретов. Здесь поговорим с дедушкой.

– Петр Никитич задушевный человек, – подмигнул Лебедеву лейтенант. Столько нам нарассказал...

– Ты на меня обиду не держи, товарищ, – сказал Гулюкин Лебедеву. – Я дед занозистый. Люблю, когда со мной душевно, а ты забубнил, как радио. Слышать тебя слышу, а не вижу. Не могу понять, что ты за человек...

Лебедев вздохнул. Чего он мелет?! В присутствии сотрудников из района. Но приходилось терпеть. Не зря же пришел дед в милицию?