Текст книги "Среда обитания"

Автор книги: Сергей Высоцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Платонов потянулся к телефону. Корнилов остановил его.

– Звонить не надо.

– Тогда зачем же... – удивился Аристарх Антонович.

– Почему же вы вчера не позвонили Рассказову? Но поинтересовались у него, не случилось ли чего плохого с Барабанщиковым, а поехали сразу к нему домой.

– Понимаете ли... – Аристарх Антонович опять выпятил губу, и Корнилов подумал, сдерживая улыбку: "За хороший крючок ты зацепился своей толстой губой, милый".

– Все-таки иконы мои! – выдохнул Платонов энергично.

– Ну и хорошо. Ваши так ваши, – согласился Игорь Васильевич. – Вам хотелось потихоньку забрать свои иконы, – он нажал на слово "свои", – без лишней огласки.

Платонов кивнул.

– Но вот фотографии, которые сделали сегодня утром наши сотрудники в доме Барабанщикова, – он положил перед Платоновым несколько больших фотографий коллекции икон, развешанных на стене. Среди икон явно выделялось шесть пустых мест. В самом центре стены. "А, кстати, почему пустых мест шесть? – подумал подполковник. – Ведь в "дипломате" их было три?"

– Видите, Аристарх Антонович, не хватает шести икон. Там, где они висели, даже обои потемнее. Не выгорели. А по размеру как раз подходят те, что изъяли у вас. Неужели Барабанщиков развесил бы чужие иконы? И потом... Вы не знаете, куда делись еще три иконы? Может быть, не только вы приходили за своим имуществом?

– Он был бесчестным человеком, – упрямо сказал Платонов. – Он присвоил три моих иконы. Три я и взял!

– Аристарх Антонович, не нужно ухудшать свое положение. Чем дальше в лес... А вдруг отыщутся люди, которые видели эти иконы у Барабанщикова? Я не исключаю, что найдем мы и людей, у кого он их купил. Вот с этим ключом тоже... – Игорь Васильевич взял в руку длинный ключ со сложной бородкой. Вы говорите, что Барабанщиков дал вам его в пользование. Приезжай отдыхай... А ключ от калитки он почему вам не дал? Через забор-то неприлично старшему инженеру лазить.

Платонов опустил голову на ладони, с силой провел ими по лицу. Глаза у него сделались затравленные. Но Корнилов увидел и другое – напускное величие, многозначительность ушли с лица, оно разгладилось, стало как-то мягче, проще. Человечнее. Только четыре глубокие морщины так и остались на лбу. "Вот так-то лучше", – подумал Игорь Васильевич.

– Дело дойдет до суда? – спросил Аристарх Антонович.

Корнилов пожал плечами:

– Будущее покажет.

– Все пропало. Столько лет труда... А если чистосердечное признание? – с надеждой спросил Платонов. – Я дам подписку, что это никогда не повторится. Вы должны понять – я же старший инженер, ученый, интеллигентный человек.

– У вас семья?

– Да. То есть практически нет. Я в разводе. Жена с сыном живет у матери, в деревне.

Чувство жалости, шевельнувшееся было в душе подполковника, угасло.

– Не знаю, как решит следователь, но даже в том случае, если вы докажете, что иконы принадлежали вам, вы, Аристарх Антонович, совершили преступление – проникли в чужой дом, – сказал он. – Конечно, будут учтены и обстоятельства преступления, и личность подсудимого... – Он хотел добавить: "и уровень его интеллигентности", но сдержался. – Если вы хотите помочь следствию, напишите подробно обо всем. Только честно. Неудобно человека, считающего себя интеллигентным, уличать во лжи...

– Да, да. Я напишу, – кивнул Платонов.

– Перечислите людей, которые знали Барабанщикова. Подробно опишите, что вы делали в ночь с третьего на четвертое сентября.

– А это зачем? – насторожился Аристарх Антонович.

– Это важно для нас обоих. И обязательно напишите, как попал к вам ключ от дома погибшего.

Платонов согласно кивал.

– Теперь можете ехать домой. Завтра в десять я жду вас с подробными объяснениями.

– Я могу уйти? – на лице Платонова мелькнула надежда.

– Да. Следователь, который будет вести дело, избрал мерой пресечения для вас подписку о невыезде. Пока идет следствие, вы не должны покидать город. – Корнилов подвинул Платонову лист бумаги, тот внимательно, слегка шевеля губами, прочел и расписался красиво, с кудрявыми завитушками.

Когда Аристарх Антонович подходил к двери, подполковник окликнул его. Платонов вздрогнул и обернулся.

– Вы никогда не видели у Барабанщикова оружие?

– Оружие?

– Да. Пистолет, например?

– Нет, не видел.

"Спокойней было бы оставить его "погостить" у нас, – подумал Игорь Васильевич, когда за Платоновым закрылась дверь, – но раз уж следователь так решил... Может быть, на доверие Платонов ответит откровенностью?"

Правда, не очень-то верил подполковник в откровенность людей такого склада, как Платонов. Слишком много было в нем напускного, неискреннего. "Лицедей, – неприязненно думал Корнилов. – Только мои эмоции к делу не пришьешь, как говорил когда-то Мавродин".

Майор Мавродин, умерший в прошлом году, был первым наставником Игоря Васильевича в уголовном розыске.

12

Телефонный звонок разбудил Корнилова в шесть утра. Дежурный по городу доложил, что ночью на Озерной улице в Парголове сгорел дом Барабанщикова.

Когда Корнилов приехал на Озерную, пожарище еще дымилось. Пахло мокрой золой и почему-то печеной картошкой. Трава, кусты, яблоки – все было засыпано пеплом. Выгорело почти все внутри дома. Стояли обгорелые стены да чудом не обрушившиеся стропила. Пожарные машины уже уехали, осталась только их красная "Волга" с экспертами. Несколько женщин стояли, перешептываясь, и с любопытством разглядывали копавшихся на пепелище экспертов и следователя. Чумазый милиционер потерянно бродил рядом.

– Вы дежурили ночью? – спросил у него Корнилов.

– Я. – Милиционер почувствовал, что перед ним начальство, и совсем стушевался. – Кто же его знает, чего он вдруг загорелся. Тихо было совсем. Спокойненько. Вдруг – жах! Как полыхнет.

– Покажите, где вы были, когда заметили огонь? – попросил подполковник.

Милиционер вышел из калитки на улицу.

– Не надо было отпускать этого Аристарха! – сердито зашептал подошедший Бугаев. – Наверняка его рук дело!

– Спокойно, капитан, – одернул Семена Корнилов. – Лучше вспомни как следует, не оставили ли вы с Лебедевым включенными электроприборы во время обыска. И как с куревом у вас было?

– Все в порядке, товарищ подполковник, – обиженно сказал Бугаев. Что ж мы, в первый раз?

Милиционер перешел дорогу, остановился у скамеечки...

– Вот здесь я и сидел. У Молевых на скамейке. Все отсюда видно. Дом Барабанщикова как на ладони. Вдруг полыхнуло. Я калитку вышиб и к дому. Да куда там! Стекла уже посыпались. Черепица ровно как пулемет трещит. Побежал звонить пожарникам. Тут автомат на углу...

– Хорошо, сержант. Все сделали правильно, – сказал Корнилов.

Они вернулись на пепелище.

– Скорее всего, поджог. Эксперты, конечно, точнее все доложат, но у меня сомнений нет, – сказал капитан из пожарной охраны. – Все внутри дома было облито бензином. И канистра оставлена, поленились даже спрятать. – Он пнул ногой большую обгоревшую банку. – Из сарая притащена. Я место нашел, где она стояла. А сарай взломан.

– Собаку не пробовали пускать? – спросил подполковник у молодого капитана, следователя из районного отдела внутренних дел.

– Пробовали, товарищ подполковник, не берет. Все вокруг пеплом засыпано. Видно, приличная тут жаровня была. Не хотите печеной картошки? Еще горячая. В подвале испеклась.

– Может быть, и картошкой придется заняться, – без улыбки ответил Корнилов. – Если нужда придет. А сейчас другие заботы есть. Бугаев! позвал он Семена. – Пройдемся еще разок по участку.

С трех сторон к дому Барабанщикова примыкали участки других хозяев. Забор стоял хлипкий, на "живую нитку". Кое-где подгнили столбы, и штакетник завалился. Лежал прямо на кустах. Позади участка в заборе зияла большая дыра. Корнилов внимательно осмотрел ее. Свежая. "Только-только ломали", – определил он.

– Не проверяли? – спросил подполковник у Бугаева и кивнул головой на дом за забором.

– Проверяли. Когда начался пожар – соседи выломали. Ведрами стали воду таскать, да куда там.

– Если кто-то чужой хотел попасть к дому Барабанщикова незаметно, он скорее всего шел здесь, – сказал подполковник.

– При условии, что сержант с улицы никого не проворонил.

– Ты с ним подробно беседовал?

Бугаев кивнул.

– С той скамеечки ему три дома как на ладони. А вот что на задворках творилось – он не видел.

– Сейчас одна надежда – опросить всех соседей, не видали ли кого чужого, – сказал Корнилов. – Я еще пройдусь по саду и поеду в управление. А ты с людьми беседуй, пока на работу не разъехались. Никого не пропусти.

– Вы считаете, что это не Аристарх поработал? Кто-то другой? – Бугаев с сомнением смотрел на обгорелый дом. Подполковник промолчал, Семен покрутил головой и, вздохнув, пошел через кусты к соседям.

"Нет, это не Платонов, – думал Игорь Васильевич, внимательно, штакетину за штакетиной, осматривая забор. – Он свое уже взял. Хотел бы поджечь – поджог бы вчера. А возвращаться сюда, после того как тебя милиция задержала... Надо решительным человеком быть. А вся его решительность – одна видимость: четыре морщины на лбу да волевой подбородок".

Осмотр ничего нового Корнилову не дал. Повсюду: на траве, в кустах, на заборе – валялось столько всякого хлама – каких-то тряпок, полуобгорелой бумаги, старых корзинок, обуглившейся мебели, что поиски здесь следов преступника теряли всякий смысл. "Бедлам какой-то, раздражаясь оттого, что ничего не сумел прояснить, думал подполковник. – С чем приехали, с тем и уезжаете, товарищ начальник. Что о вас районные милиционеры подумают?" Он сел в машину и сразу же набрал номер управления. Ответил Белянчиков, которого подполковник, узнав о пожаре, посылал на квартиру Платонова.

– Ну как там наш инженер? – спросил Корнилов. – Написал сочинение?

– Платонов дома не ночевал, – доложил майор. – Соседи видели, как он поздно вечером погрузил в машину чемодан и уехал.

– Этого еще не хватало! – вырвалось у Корнилова. – Розыск объявили?

– Объявили. В доме дежурит Степанов.

"Ну и ну! Ну и Аристарх! – раздражаясь все больше и больше, думал Игорь Васильевич. – Преподнес сюрприз. На что ж он надеется?! Удрал и все свои любимые иконы оставил!" Корнилов вдруг заулыбался. Шофер покосился на него с тревогой.

– Ничего, Саша, ничего. С ума я не сошел, – продолжая улыбаться, успокоил его Корнилов. – Вспомнил я этого Аристарха. Никуда он не убежит, миленький. – Подполковник посмотрел на часы. Было половина десятого. Он снова набрал номер Белянчикова.

– Ты, Юрий Евгеньевич, пропуск Платонову все же закажи.

Когда они подъезжали к Главному управлению, Игорь Васильевич попросил шофера:

– Заверни, Саша, на Каляева, к автомобильной стоянке.

Красные "Жигули" Аристарха Антоновича, забрызганные подсыхающей грязью, красовались в сторонке. Корнилов удовлетворенно хмыкнул.

Платонов, понурясь, сидел в приемной. Увидев Корнилова, Аристарх Антонович встал, поздоровался, чуть наклонив голову.

– Здравствуйте, товарищ Платонов. – Игорь Васильевич скосился на его ботинки – они тоже были в грязи. – Через две минуты я вас приму.

В кабинете, усевшись за стол, Корнилов пробежал сводку происшествий за сутки и, включив селектор, сказал секретарю:

– Варвара Никитична, пусть зайдет гражданин Платонов.

Лицо у Аристарха Антоновича было измученным, отечным. Под глазами залегли густые сине-зеленые тени. От вчерашней фанаберии и следа не осталось.

– Не выспались, Аристарх Антонович?

– Какой уж тут сон...

– Далеко ли ездили?

– Никуда не ездил.

Корнилов снял трубку с телефонного аппарата. Набрал номер Белянчикова.

– Снимите пост на Зверинской у дома тридцать три. Пусть Степанов возвращается в управление.

Посмотрел внимательно на Аристарха Антоновича. Платонов отвел глаза.

– Вы знаете, гражданин Платонов, – жестко сказал подполковник, – дела ваши очень плохи. Очень.

– Но объяснение я принес. – Аристарх Антонович испуганно посмотрел на Корнилова. – Как договорились. Я все написал...

– Сегодня ночью сгорел дом Барабанщикова. Не просто сгорел – его подожгли. Мы подумали: qui prodest? Вы человек ученый, латынь, наверное, понимаете?

– Нет, – мотнул головой Аристарх Антонович.

– Что же вы так? А говорили мне вчера, что кандидат наук. Мы, кстати, проверили – никакой вы не кандидат. Не защитились. А теперь вас другая защита ожидает. Qui prodest – значит: "Кому выгодно?"

Платонов не шелохнулся. Сидел бледный как полотно, ожидая, что еще скажет подполковник.

– Мы решили, что в первую очередь это выгодно вам. Приехали на Зверинскую, а вас нету дома. И соседи говорят – не ночевал. Машина у вас грязная, ботинки тоже... Что прикажете думать? Там, в Парголове, на Озерной, грязи хватает.

Платонов инстинктивно посмотрел на свои ноГи.

– А ведь вы, Аристарх Антонович, давали подписку о невыезде. И говорили мне хорошие слова об интеллигентности. Вы знаете, что по моему, милицейскому, разумению отличает человека интеллигентного? Чувство порядочности. – Корнилов смотрел, как розовеют большие, чуть оттопыренные уши Платонова.

– То, что вы написали, я сейчас даже и смотреть не буду. Чтобы не ставить вас в неловкое положение. Мы вас задерживаем. По закону имеем право на семьдесят два часа. До того, как предъявлено обвинение. А новое объяснение я хотел бы получить от вас через час. Успеете?

Платонов кивнул.

Когда его увели, Корнилов вызвал секретаршу:

– От Бугаева нет сообщения?

– Нет, Игорь Васильевич.

– Тогда попроси зайти Белянчикова.

Вся история с погибшим в Орлинской церкви мужчиной получила неожиданный и зловещий поворот. Вначале Игорю Васильевичу казалось, что достаточно найти точки соприкосновения Николая Михайловича Рожкина, убитого из найденного у Барабанщикова пистолета, и самого Барабанщикова, как все станет ясно. Отыщутся скрытые пружины убийства, найдутся люди, знавшие обоих, скрестятся интересы. Но обернулось все по-иному. Существовал еще один человек, решительный и осторожный одновременно, и потому вдвойне опасный, человек, которому не хотелось, чтобы милиция обыскивала дом Барабанщикова, копалась в его вещах. А может быть, это какой-нибудь маньяк или проходимец вроде Аристарха Антоновича? Человек, который решил уничтожить коллекцию погибшего? Чтобы не досталась ни государству, ни родственникам. Решился ведь Платонов залезть в чужой дом за иконами. Корнилов посмотрел на часы – приближался полдень. Подполковнику не терпелось поскорее узнать, что выходил в Парголове Бугаев, хотя он и подозревал, что никакой сенсационной информации капитан не привезет. Все там проделано опытной рукой.

– Ну что? Пишет ученый? – спросил Игорь Васильевич у Белянчикова, когда тот вошел в кабинет.

– Пишет. Почерк, я вам скажу, у него каллиграфический. Нам бы его на полставки протоколы оформлять.

– А по мне, так следовало ему в колонии месяцев шесть стенгазету выпускать "Солнце всходит и заходит", – проворчал Корнилов. – Только ничего ему не будет. Скорее всего он действительно свои иконы с Озерной унес.

– Чьи бы ни были, а выходит, что он их спас, – сказал Юрий Евгеньевич. – Сгорели бы они за милую душу.

– Это ты, Юрий Евгеньевич, правильно заметил, – усмехнулся подполковник. – Коловращение жизни, как писал О'Генри.

– Игорь Васильевич, – спросил Белянчиков, – а почему ты решил, что Платонов не сбежал, а придет к нам?

– Стереотип мышления... Увидел Аристарх у меня фотографию мертвого Барабанщикова – воспользовался случаем и украл иконы. – Корнилов поморщился. – Свои не свои, но украл! Разницы-то почти никакой, – способ преступный. Поймали его с поличным. Платонов понял: не сумеет доказать, что иконы ему принадлежат, – попадет под суд. Я ему на это намекнул. Ну и подумал Аристарх Антонович, а если посадят? Пропала коллекция! Или реквизируют, или кто-нибудь из "друзей" утянет. Он же наверняка и друзей по своей мерке меряет. А тут возможность подвернулась коллекцию "спасти" отпустили домой. Я думаю, он свои лучшие иконы погрузил в машину и отвез в надежное место. Скорее всего в деревню. Я видел, машина у него вся в грязи.

– Так это только твои догадки? – разочарованно протянул Белянчиков.

– Догадки мои, товарищ майор, имеют реальное основание. Через час прочитаем опус Аристарха Антоновича – убедимся. А у тебя догадок никаких нет?

– Думаю, что ты меня снова к Рожкиной пошлешь.

– Правильно думаешь. Ее надо еще раз подробно расспросить. И про Барабанщикова, и про Аристарха Антоновича.

Белянчиков кивнул.

– На фото она Барабанщикова не признала, а фамилию могла слышать...

– Кстати, а где она живет? – вдруг спросил подполковник.

– В Озерках... Ну-ка, ну-ка! – спохватился Юрий Евгеньевич. – А Барабанщиков в Парголове. Соседи.

– Вот видишь. Еще одна деталь.

13

Объяснительная записка, которую Аристарх Антонович положил на стол Корнилову, начиналась словами: "Серьезно продумав свое поведение аа последние сутки, я пришел к выводу, что непреднамеренно совершил ряд неэтичных поступков. Прежде всего, воспользовавшись имевшимся в моем распоряжении ключом от дома гражданина Барабанщикова, я пытался забрать оттуда принадлежавшие мне редкие иконы XVII века. Кроме того, я нарушил данное представителям милиции слово о невыезде из города. Совершил я эти поступки, находясь в стрессовом состоянии, вызванном беспокойством о возможной утрате для общества уникальных произведений древнерусского искусства..." Подполковник читал объяснение Платонова со смешанным чувством удовлетворения и горечи. Удовлетворения от того, что он не ошибся в оценке характера этого человека, его действий. Платонов писал, что, опасаясь за свою коллекцию, решил отвезти иконы на сохранение к своей бывшей жене, в поселок Вырица. И горечь испытывал Игорь Васильевич из-за неискренности, полуправды, стремления вывернуться, которыми дышало каждое слово в записке. "Сообщаю Вам, что все случившееся явилось для меня горьким нравственным уроком. Готов понести любое моральное наказание".

"Согласен только на моральное наказание, – усмехнулся подполковник. А на большее не согласен. Ну и фрукт! Долго же придется из него правду вытягивать".

Дальше в записке Платонов опять писал о том, что он интеллигентный человек, пользуется уважением в НИИ и много делает для страны и народа. Сплошная лирика – как называл Корнилов такие пустые словоизвержения, и только один конкретный факт. Платонов указал фамилии и адреса двух человек, которые знают историю приобретения им икон, отданных на реставрацию и присвоенных Барабанщиковым.

– Значит, инженер Кузовлев и реставратор Мокшин могут подтвердить, что иконы, изъятые из вашего чемодана, принадлежали раньше вам? – спросил Корнилов, закончив чтение объяснительной записки.

– Да, – кивнул Платонов. – Я же написал. Они все подтвердят. Мокшина я приглашал к себе домой, показывал иконы. Просил отреставрировать.

– Он отказался?

– Да, сказал, работы невпроворот.

– А где вы приобрели их?

Платонов насупился.

– Аристарх Антонович, вы же обещали быть откровенным.

– Я купил их у Барабанщикова.

– За сколько?

– Я уже не помню. – Откровенность у Аристарха Антоновича получилась урезанной, но Корнилов хотел узнать, на какой основе строились отношения этих двух людей – погибшего и ныне здравствующего.

– Постарайтесь вспомнить.

– Я купил иконы несколько лет назад, – морщась, словно у него разболелся зуб, стал рассказывать Платонов. – В то время я еще не увлекался коллекционированием. Купил просто так. Олег предложил, я и купил. За двести рублей все три.

– Почему он предложил их вам?

– Он принес импортные лезвия и джинсы. Открыл портфель – я увидел, что у него там иконы. Выглядели они как рухлядь. Я спросил, что он собирается с ними делать. Барабанщиков говорит – купите. Сейчас это модно.

– А джинсы? Лезвия... Почему он их принес? Вы просили?

– Ну да! Этот Барабанщиков – типичный доставала. Его хаусмайором называют.

– Как, как?

– Хаусмайором. Ну... знаете, домашним майором. Он мог все достать, все дефицитные вещи. Импортные сигареты, кассеты к магнитофонам, даже хорошие стереосистемы. Имел, конечно, свой интерес, но зато удобно – не надо гоняться по городу в поисках дефицита. Приносит прямо на дом...

– Хаусмайор, – пробормотал Корнилов. – Действительно, удобно. А где же он доставал вам дефицит?

Платонов пожал плечами.

– И многие пользовались его услугами?

– Многие.

– Перечислите мне всех, кого знаете.

Платонов поморщился:

– Это, знаете ли, неудобно. Среди них есть мои друзья, солидные люди. Получится сплетня.

– Называйте, называйте. Преступление уже получилось, чего вам бояться сплетен.

Аристарх Антонович вздохнул и начал перечислять...

Фамилии Рожкина среди названных не было.

– Аристарх Антонович, а как вы все-таки объясните, что в вашем "дипломате" оказались чужие билеты в Москву? И эта древняя книга? Корнилов подвинул Платонову томик Евангелия, но Аристарх Антонович только искоса взглянул на него и отвернулся.

– Это необъяснимо, – сказал он. Выражение значительности, так раздражавшее Корнилова вчера, снова мелькнуло на его лице. Мелькнуло и исчезло. – Я не знаю. Что вы от меня хотите?! Который уже час вы мучаете меня своими вопросами!

Корнилов подумал: "Ну вот, он еще истерику мне закатит", и сказал:

– Ладно, прервемся. А вы, Аристарх Антонович, время даром не теряйте. Думайте, думайте. Вспоминайте. От этого многое в вашей судьбе зависит. И время свободное у вас пока есть.

14

Бугаев приехал из Парголова злой. Корнилов не раз замечал, что когда капитан сердит, то голос у него садится, становится совсем глухим.

– Маковой росинки с утра не перепало, – ворчал Семен. – Перепачкался, как чушка, а результатов – с гулькин нос...

– Ничего, химчисток у нас настроили. Через сутки будешь как огурчик, – утешил его Корнилов. – И пообедать у тебя еще время есть.

– У меня сегодня свидание, товарищ подполковник, – поплакался Бугаев. – Я должен одной даме с собачкой пакет молока отдать. Позавчера, пока Аристарха Антоновича караулил, познакомился. Такая девушка...

– Капитан, – прервал его Корнилов. – Ты мне дело докладывай. – Но, заметив, что Семен обиделся, он добавил: – Про девушку потом расскажешь.

– Да я, кроме шуток, Игорь Васильевич, к девушке заехать хотел. Она с Платоновым знакома, когда Аристарх в машину садился, то с девушкой раскланялся. Хорошо бы побеседовать...

– Сейчас бесед у нас будет – на год вперед набеседуешься, усмехнулся Корнилов.

Сказав вначале, что результатов "с гулькин нос", капитан немного слукавил. Результат был, и очень серьезный.

Опросив человек пятнадцать соседей Барабанщикова и ничего не узнав нового, Бугаев наткнулся наконец на женщину – работницу прядильной фабрики "Возрождение", которая рассказала ему кое-что новое. Вчера, возвращаясь домой с вечерней смены, Евдокия Ивановна Певунова, так звали прядильщицу, увидела, как на Лесной улице из автомашины вышел мужчина и пошел метрах в двухстах впереди нее. Шел он довольно быстро. Евдокия Ивановна подумала, чего же он машину оставил, а сам пешком? Дорога-то у нас хорошая. И еще подумала – к кому такой поздний гость? В это время мужчина остановился у забора, подтянулся на руках и был таков...

– За забором этим живут Флорентьевы. Участок их задами соприкасается с участком Барабанщикова. – Бугаев взял лист бумаги и быстро начертил план. – Вот, видите, товарищ подполковник? Мы с вами здесь еще у лаза стояли. Натоптано тут...

Корнилов кивнул.

– Евдокия Ивановна отнесла позднего визитера на счет младшей дочери Флорентьевых, Алевтины. Ну, знаете... У них там свои, женские счеты. Но когда я заглянул еще раз к Флорентьевым да поподробнее порасспрашивал их, оказалось, что никто в эту ночь к ним не приходил. Верить им можно. А сама Алевтина, студентка гидрометинститута, не вернулась еще с Ладоги, где проходит практику на метеостанции. Да и калитка в доме Флорентьевых на ночь не запирается. Незачем и лазать через забор...

Евдокия Ивановна показала Бугаеву место, где она видела ночью автомашину. Там, на сырой земле, остались прекрасные отпечатки протекторов.

– Отпечатки – высший класс, – сказал Семен. – И слепки сделали. И "живьем" кусок земли я привез.

– Какая машина?

– "Волга" темного цвета. Двадцать четвертая модель. Судя по протекторам, резина совсем новая. А может быть, и машина новая...

15

Корнилов часто повторял своим сотрудникам, что главное оружие сыщика – умение говорить с людьми. Даже закоренелому уголовнику, засевшему с оружием где-нибудь на чердаке, можно доказать, что ему некуда деться... Но только в том случае, если хорошо знаешь его психологию, тут же добавлял подполковник. Работа сотрудника уголовного розыска на восемьдесят процентов состоит из разговоров. С потерпевшим, со свидетелем, с экспертами и разного рода специалистами, с бывалыми людьми. С преступниками, в конце концов. И оттого, как направить беседу, какие найти слова, от уменья слушать часто зависит успех или провал операции. Эти принципы, не раз проверенные Игорем Васильевичем Корниловым за долгие годы службы в милиции, давно усвоили все сотрудники. Поэтому на совещаниях оперативных групп, когда прорабатывался план действий, Корнилову незачем было напоминать о них. Но сегодня подполковник сделал исключение. Во-первых, вся надежда была на то, что в разговорах с множеством клиентов Барабанщикова, которых назвал Аристарх Антонович, вдруг выплывет еще один его знакомый – разъезжающий на "Волге". И во-вторых, беседовать предстояло с самыми разными людьми, вся "вина" которых состояла в том, что они были не слишком разборчивыми в выборе своего фуражира, хаусмайора Барабанщикова. Эти люди могли быть обидчивыми и неразговорчивыми, заносчивыми и хамоватыми. Могли быть снобами, могли быть лжецами. Но к каждому следовало найти подход, с каждым поговорить, не вызвав у них ни обид, ни раздражения.

Обо всем этом Корнилов напомнил своим сотрудникам, давая им на завтра задание отправиться по адресам клиентов хаусмайора Барабанщикова.

Когда, получив задания, все разошлись, Корнилов позвонил своему старому знакомому – художнику Новицкому.

– Николай Николаевич! Милиция беспокоит...

– Игорь Васильевич! – узнал Новицкий. – Рад тебя слышать, дорогой. Голос художника был какой-то тусклый, усталый. – Забыл ты меня. Не интересуешься, жив ли, умер...

– Вот видишь – звоню. Интересуюсь, – усмехнулся Корнилов. – Как жив-здоров?

– Нету жизни. Одна работа. Вкалываю, как грек на водокачке, никто доброго слова не скажет...

Игорь Васильевич знал Новицкого уже лет пять и всегда, когда звонил художнику или встречался с ним, слышал и про "грека на водокачке", и про то, что никто не говорит доброго слова о его работе. Это у Николая Николаевича было как заклинание, чтобы не сглазить успехи и то хорошее творческое состояние, в котором он находился.

– Ну, коли одна работа, то не мешало бы и развеяться. Хочу пригласить тебя за город, в деревню...

– Нет, нет! – энергично запротестовал Новицкий. – Какая деревня, мне надо на хлеб зарабатывать. Мне, как в милиции, за звездочки деньги не платят. Мне надо продукцию выдавать. Осенью выставка, а в выставкоме бездарь окопалась, через них даже лауреату трудно пробиться...

– Жаль, – сказал Корнилов. – А я думал, съездим с тобой в село Орлино, там старая церковь полуразрушенная, древний иконостас...

– Знаю, знаю. Церковь Николы-угодника. Построена в конце девятнадцатого века. Ничего интересного иконостас цредставлять не может.

– А вот грабителей иконостас заинтересовал.

– Какие сейчас грабители. Шантрапа небось без понятия...

– Серьезные грабители, – на всякий случай сказал Игорь Васильевич. Уж очень хотелось ему вытащить Новицкого в Орлино. – А иконостас мог от старой церкви остаться. Ведь была же и раньше в Орлине церковь?

Новицкий молчал. Раздумывал. "Думай, думай, – улыбнулся Корнилов. Небось на такую приманку клюнешь. А там разберемся".

– Если б уж заодно там пару этюдов сделать, – наконец сказал Николай Николаевич. – Да ведь ты, наверное, все впопыхах. С сиреной.

– Два часа тебе хватит?

– Два часа? Да это роскошь! Я...

– Знаю, знаю, – перебил художника Игорь Васильевич. – Ты в цейтноте. Тебе на жизнь надо зарабатывать. Завтра в восемь заеду. Жди у подъезда. Он нажал рычажок аппарата. Усмехнулся по-доброму. "Вот так с вами, с вольными казаками, надо. По-военному!"

Прикинув, сколько потребуется времени на дорогу, Корнилов набрал номер управления, попросил дежурного связаться с орлинским участковым уполномоченным, предупредить, чтобы ждал в половине десятого у церкви.

С Новицким Игорь Васильевич познакомился при обстоятельствах не слишком приятных. У художника украли новенькую – только что из магазина "Волгу", и начальник Главного управления попросил Корнилова взять это дело под личный контроль. Как-никак народный художник, лауреат Государственной премии. "Волгу" нашли в тот же день. В лесу под Зеленогорском. В машине кончился бензин, и похитители, наверное, испугавшись кого-то, бросили ее, даже не разграбив. Корнилов возил художника в лес, туда, где обнаружили машину. Новицкий был восхищен оперативностью милиции.

– Надо же! Так быстро! – шептал он, внимательно осматривая "Волгу". Заглянул в багажник, в мотор. Особенно умилило его то, что в багажнике оказалась целой и невредимой коробка с красками.

– Домой повезу я вас сам! – заявил он Корнилову, и как Игорь Васильевич ни отнекивался, пришлось ему сесть в машину Новицкого, попросив предварительно водителя своей машины одолжить художнику бензина.

– Буду писать ваш портрет, – сказал Николай Николаевич, когда они выехали на Приморское шоссе. – У вас лицо характерное...

– Характерное для милиционера? – усмехнулся Игорь Васильевич.

– Ну почему же? – обернулся к нему Новицкий. – Прежде всего мне понравились глаза. Они у вас задумчивые и грустные...

Что еще понравилось художнику, Корнилов в тот раз не узнал, потому что их спасло только чудо. Художник, заговорившись, выехал на левую сторону дороги, и встречный самосвал, дико завизжав тормозами, съехал на обочину, подняв тучу пыли. Новицкий тоже затормозил и минут десять приходил в себя, понуро выслушивая отборный матерок водителя самосвала. Корнилов видел, как художник полез в карман и, наверное, предлагал водителю деньги, но тот замахнулся на художника кулаком и, зло сплюнув, пошел к своему самосвалу.

"Вот ведь как бывает, – отрешенно думал Игорь Васильевич, наблюдая за Новицким. – Нашел человек машину и тут же чуть не расстался с жизнью. Да и я-то, дурак, дал себя уговорить. На своей давно уж был бы дома".

До города они ехали молча. Лишь только Новицкий начинал разговор, подполковник показывал ему вперед, на дорогу, и художник, сердито покрутив головой, замолкал. Вел он машину плохо, рассеянно. То шарахался от обгонявших автомобилей, то сам принимался обгонять там, где это было опасно.

– Вы меня у Петропавловской крепости высадите, – попросил Игорь Васильевич, когда слева мелькнули минареты татарской мечети. – Мне тут рядом.