Текст книги "Анонимный заказчик"

Автор книги: Сергей Высоцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

9

Колокольников заметил того типа у билетной кассы. Очередь стояла небольшая – человек семь. Между Леонидом Ивановичем и парнем было всего двое мужчин. Ошибки быть не могло – парень тот самый, что шарил на месте аварии на пятьдесят пятом километре. Только вместо потертой кожанки на нем был модный темно-синий пиджак и светлые брюки. «Пижон, – подумал Колокольников. – А машину-то, наверное, в ремонт отдал. Теперь приходится общественным транспортом пользоваться». Леонид Иванович оглянулся, пытаясь отыскать в зале постового, но, как назло, милиционера не было видно. «А чего мне милиционер, – решил он, – попадется такой, как Буряк… Я лучше узнаю, куда едет этот хмырь, а потом Корнилову позвоню. А ведь как ни вспоминал тогда в милиции его лицо – ничего примечательного вспомнить не мог, – огорчился он. – Волновался, наверное. А лицо-то у него какое непривлекательное – носик маленький, в небо смотрит. Нахальный носик. Уши, как звукоулавливатели. – Колокольников придирчиво рассматривал парня, осторожно выглядывая из-за широкой спины мужчины, стоявшего прямо перед ним. – Да и ноги у стервеца подкачали. Кавалерийские ноги. Штаны вот ничего, модные, ухоженные. Стрелки, словно только что из-под утюга». Он так увлекся своими ядовитыми рассуждениями, что чуть было не пропустил мимо ушей название станции, до которой парень брал билет. Уловил только последний слог – «град» и обрадовался. «Значит, Ленинград, значит, по пути. Времени много не потеряю…»

До отхода электрички оставалось еще минут десять, и Колокольников, купив в киоске пачку сигарет, с удовольствием закурил, пристроившись за углом ларька, и наблюдал, как расхаживает по перрону этот здоровый парень. Неторопливо, заложив руки за спину, ни на кого не обращая внимания, чуть наклонив набок голову. «Задумался, стервец, – решил Колокольников, – заели, наверное, тебя невеселые мысли. Боишься, что подойдет товарищ в форме или в штатском и спросит: «Ваши документы, гражданин…»

И тут Леонид Иванович вспомнил вдруг предупреждение Корнилова – ни в коем случае не впутываться ни в какие розыски. В случае чего – звонить ему. И участковый инспектор Аникин специально приходил к нему – о том же предупреждал.

«Что ж делать? – с сомнением подумал Колокольников. – Звонить сейчас – через пять минут электричка, уедет этот тип, и привет! Да и лишние все эти предосторожности… Боятся, что я его спугну? Да я к нему ближе чем на сто метров и не подойду. Только адрес узнаю…»

Успокаивая себя, Леонид Иванович между тем внимательно оглядывал, пассажиров на платформе, людей, стоящих на привокзальной площади у автобусных остановок, надеясь увидеть кого-нибудь из знакомых. И увидел пожилого, с красным, испитым лицом мужика, которого все в поселке знали как Костю – без отчества и без фамилии. Иногда за глаза величая еще и «Мордой».

«Ненадежный человек», – подумал Колокольников, но времени на раздумье уже не оставалось, и он, сбежав по ступенькам с платформы, дернул Костю за рукав:

– Константин, ты куда?

– Пивка хочу кружечку взять. А потом домой. С ночной я.

– Вот и хорошо, – обрадовался Леонид Иванович. Константин жил совсем недалеко от его дачи. – Пиво отменяется, бери такси, – он вынул трешку из кармана, – и поезжай к моей жене. Скажи ей – только запомни точно – я поехал на электричке в Ленинград за мужиком, который сбил человека. Пусть она тут же позвонит в милицию, Корнилову. Чтобы нас на Финляндском встретили. Электричка – пятнадцать десять. Запомнил?

Константин испуганно кивнул.

– Запомнил, запомнил, – он оглянулся. – Такси-то не видать.

– Да возьми частника. Самосвал какой-нибудь, – нетерпеливо бросил Колокольников. – Тут езды-то на рубль – на остальные пивка попьешь. – Он тревожно оглянулся на платформу. Электричку уже подали, и пассажиры устремились в вагоны. Мелькнула в толпе и знакомая фигура парня. – Смотри! – дернул Леонид Иванович за рукав Константина. – В синем пиджаке… Здоровый амбал… Это он. Запомни. И давай быстрее, Костя. Быстрее! – крикнул Колокольников и побежал на платформу. Он едва успел вскочить в первый попавшийся вагон, как двери с грохотом закрылись и поезд мягко тронулся.

В этом вагоне парня не было. Колокольников не спеша пошел по составу и уже в тамбуре следующего вагона увидел его. Парень курил, стоя у дверей, и рассеянно следил за проносившимся мимо сосновым лесом. В тамбуре было еще несколько человек, и когда Леонид Иванович проходил мимо, парень даже не обернулся.

Колокольников прошел почти через весь вагон и сел неподалеку от других дверей. Устроился так, чтобы ему был виден вход в тамбур, где курил парень. Парень скоро вошел в вагон и сел спиной к Леониду Ивановичу. Колокольников отметил, что сделал он так не специально, а потому, что там было единственное свободное место.

«Ничего, ничего, – подумал Леонид Иванович, – я тебя на чистую воду выведу! Ишь какой модный да чистенький. Другой бы после такого несчастья и бриться позабыл».

Под мерный стук колес он вспомнил тот день, когда все случилось, распластанное на дороге мертвое тело, и злость на этого спокойного, сидящего как ни в чем не бывало убийцу с новой силой закипела в душе Колокольникова.

«На Костю только плохая надежда, – сетовал он. – Напутает чего-нибудь или трешку пропьет. Ну и ладно. Сам обойдусь». Он не боялся этого парня, даже если тот и узнает его. Только вспомнил вдруг его белые от бешенства глаза. В тот раз, на шоссе. Пустые глаза. Кроме бешенства, в них ничего не было – ни мысли, никакого выражения. «Может, и не зря товарищ Корнилов меня предупреждал, – мелькнула у Колокольникова мысль. – Они с такими типчиками дело часто имеют. Ну, ничего, отобьюсь, коли надо». Потом он подумал о жене: «Такую жену, как Валентина, поискать! Сколько она со мной возилась, когда я запоем мучился. И ведь выдернула из болота. За шкирку! А как с Володькой они дружат!» Колокольников размягчился от воспоминаний. И неожиданно ему пришла мысль – а вдруг с ним что-нибудь случится? Да ведь Валентина с ума сойдет. А Володька? О нем и думать страшно. Только он еще мальчишка, время вылечит, а Валентине-то каково? Всю жизнь одной куковать – бабы нынче долго живут. – Он поднял голову, посмотрел в конец вагона. Парень был на месте. «Тьфу, черт! – выругался он про себя. – Понесло же меня на лирику из-за этого прощелыги! Живы будем – не помрем…»

Колокольников пожалел, что не взял с собой никакой книги и не купил в киоске газету. Он припомнил не один кинофильм, где сыщики следили за злодеями, время от времени выглядывая из-за развернутой перед глазами газеты. Но, увы, газеты не было. Парень сидел к Леониду Ивановичу спиной и даже, как ему показалось, мирно подремывал. Колокольников совсем успокоился и позволял себе время от времени взглядывать в окно. Потом он разговорился с соседом, ехавшим с рыбалки, – от его брезентовой куртки остро пахло свежей рыбой, и Леонид Иванович спросил, как улов. Сосед сокрушенно вздохнул: «Одни ерши. За все утро только трех подлещиков взял…»

Электричка приближалась к Удельной. Колокольников забеспокоился, как бы парень не выскочил здесь. На Удельной всегда выходит большая часть пассажиров. Но парень сидел, не делая попыток подняться.

…На Финляндском вокзале их никто не ждал. «Сплоховал Костя, – с досадой подумал Колокольников. – Вот и доверься». Но ничего страшного не произошло: они спокойно, – и парень и Колокольников, – прошли с потоком пассажиров к метро, спустились вниз. Леонид Иванович сел в вагон рядом, так что парень все время был у него в поле зрения. «Парень как парень, – подумал даже Колокольников. – Не бежит, не скрывается. Вон даже с девушкой симпатичной заигрывает».

Вышел парень на станции «Площадь Восстания» и пошел по переходу на Василеостровскую линию. Здесь двигалась такая толпа, что Колокольников потерял парня из виду. От волнения и растерянности он весь взмок и почти бежал, расталкивая пассажиров. Не было парня и на платформе.

«Уехал, уехал! – твердил Леонид Иванович, мечась от одной стороны отправления к другой. – Не мог же я вперед его прибежать?!» И неожиданно чуть не столкнулся с ним нос к носу. Хорошо, что народу было как сельдей в бочке, так что парень на него не обратил внимания.

И опять они ехали в соседних вагонах метро. И вышли на станции «Василеостровская». Теперь Колокольников уже не решился идти за парнем на близком расстоянии.

Парень пошел по Среднему проспекту, в сторону Первой линии. Надолго задержался в радиомагазине. Пару раз пройдясь мимо большой витрины и скосив глаза, Леонид Иванович видел, что он выбирает себе большой магнитофон-кассетник, расспрашивает о чем-то продавца. Вышел он из магазина минут через сорок. И без покупки.

«Тоже мне покупалыцик, – подумал Колокольников, следивший за парнем теперь уже с противоположной стороны проспекта. – Небось и денег-то на такой магнитофон не наскреб».

А парень, дойдя до Второй линии, зашел в телефонную будку и долго разговаривал. Потом, не вешая трубку, нажал на рычаг и опустил еще монету. Но на этот раз, по-видимому, абонент отсутствовал. Парень вышел из будки, пересек Средний и скрылся в узком, как щель, Соловьевском переулке.

Совсем рядом с переулком, у трамвайной остановки прогуливался милиционер, и у Колокольникова шевельнулась мысль – а не подойти ли к нему да не рассказать, ради чего он уже несколько часов таскается за этим молодым пижоном. Но пока объясняешь, пижон может исчезнуть, а ведь дело-то уже, похоже, сделано… Наверняка в этом переулке он и живет.

Леонид Иванович подошел к угловому дому, здесь как раз находился гастроном, и прямо у дверей с лотка продавали египетские апельсины. Народу толпилось много, и, не рискуя быть замеченным, Колокольников выглянул из-за угла. Парень был уже метрах в ста, шел не оглядываясь, спокойно. И так же спокойно, не оглядываясь, свернул в подъезд большого серого дома.

«Ну вот, голуба, теперь-то мы знаем, где вы обитаете». Колокольников пошел по переулку, чтобы заметить номер дома и подъезд, куда зашел парень. Судя по тому, что на уровне второго этажа дома сохранилась старинная надпись: «Фризе Эмилия Александровна», со времени революции его ни разу не ремонтировали.

Леонид Иванович осторожно открыл массивную черную дверь подъезда, надеясь хоть приблизительно определить, на каком этаже остановился лифт. Но лифта в доме не было. Колокольников сделал несколько шагов по пропахнувшему кошками и отсыревшей штукатуркой подъезду. Прислушался. И в это мгновение его ударили сзади по затылку. Удар был такой стремительный и сильный, что Леонид Иванович не успел даже вскрикнуть.

10

Приехав в зеленогорскую милицию, Корнилов прежде всего заглянул к начальнику – Петру Андреевичу Замятину, своему старому знакомому и партнеру по шахматам. По странному капризу судьбы они почти каждый год отдыхали в одно и то же время и в одном санатории – пили водичку в Ессентуках. Там-то и разыгрывались у них многочасовые шахматные баталии, не имевшие, кстати, продолжения по возвращении из отпуска.

Петр Андреевич был года на четыре моложе Корнилова, но выглядел старше. То ли излишняя полнота давала себя знать, то ли какая-то простецкая манера держаться, едва уловимая опрощенность. Корнилов мысленно называл это отсутствием внутренней собранности и часто с сожалением замечал ее следы у многих работников, долгие годы прослуживших в области. И это совсем не зависело, откуда родом человек – выдвиженец из местных или присланный из города. И даже, как много раз убеждался полковник, совсем не свидетельствовало о том, что такие люди хуже работают. Просто у Корнилова было твердое убеждение: человек, внутренне собранный, способен быть более чутким к делу.

У Петра Андреевича сидел пожилой майор, докладывал какое-то дело, листая исписанные размашистым почерком страницы большого блокнота. Он даже не обернулся на стук хлопнувшей двери.

Увидев входящего в кабинет Корнилова, Петр Андреевич радостно улыбнулся, поднял в приветствии руку.

– Потом, потом, Посохин, – остановил он майора. – Через часик зайдешь, продолжим.

Майор огорченно посмотрел на начальника, хотел что-то сказать, но Петр Андреевич нетерпеливо махнул рукой и повторил:

– Через часик. Не видишь, начальство приехало?

Майор обернулся и, увидев Корнилова, вскочил:

– Здравия желаю, товарищ полковник.

Корнилов поздоровался. Лицо майора было ему незнакомо, но тот, наверное, встречал его на совещаниях в управлении.

Майор, засунув свой блокнот в карман, поспешно вышел из кабинета. Петр Андреевич, улыбаясь, оглядел Корнилова, почти восхищенно покачал головой.

– Ну-ну, товарищ начальник, – остановил его Корнилов, – не старайтесь показать, что с каждым годом я выгляжу все моложе. Вы вот, например, живя среди лесов и парков, мало дышите воздухом. Цвет лица у вас бледноватый.

– Давай, давай, сыпь комплименты, – смеялся Петр Андреевич. – У тебя это здорово получается.

– Я – человек правдивый. Режу правду-матку в глаза, – усмехнулся полковник. У них уже вошло в традицию подтрунивать друг над другом при встречах – сказывались совместные хождения по врачебным процедурам в санатории.

– Что-нибудь серьезное? – спросил Петр Андреевич, когда, обменявшись несколькими фразами о здоровье домашних, они уселись друг против друга. – Аникин тебя ждет.

– Да все об этом происшествии на пятьдесят пятом километре, – ответил Корнилов, поудобнее усаживаясь.

Петр Андреевич недоуменно пожал плечами.

– Странная история. Я подробно расспросил сотрудников, которые выезжали на место происшествия: ни человека не нашли, ни следов! Больницы все проверили…

– Знаю, знаю, – сказал Корнилов. – Только все обернулось посерьезнее, чем инспекторы ГАИ себе это представляли. – И он подробно рассказал Петру Андреевичу о том, что удалось выяснить.

Замятин несколько минут сидел молча, насупившись, постукивая друг о друга костяшками сжатых кулаков.

– Ты уверен, Игорь Васильевич, что у вдовы профессора Блошкина такой матерый преступник жил? – спросил он наконец. – И что под машину Бур угодил? И что сверло, которое нашел Колокольников…

– Петр Андреевич, – перебил Замятина Корнилов, – столько вопросов сразу. Давай по очереди. У Блошкиной сейчас наш сотрудник. Да ты, наверное, знаешь, Семен Бугаев. Проводит опознание по фотографий. Так что минут через двадцать будем знать точно. – Он достал пачку сигарет, посмотрел вопросительно на Петра Андреевича.

– Кури, кури.

Сам Замятин за всю свою жизнь ни разу сигареты в рот не взял.

– Но насчет Левы Бура у меня сомнений нет. Это он у тебя под боком по чужому паспорту проживал. И под машину скорее всего он угодил. Я-то думаю, случайно. А там уж одному господу известно. И знаком Лева был с одной местной жительницей – кассиром сберкассы…

– Интересно, – с расстановкой произнес Петр Андреевич.

– Интересно! – с иронией повторил Корнилов. – Это Леве Буру, наверное, с кассиршей было интересно…

– Интересно то, – с нажимом сказал Замятин, – что ночью третьего августа в нашей сберкассе испортилась сигнализация. Дважды патрульная машина выезжала. Мы даже милицейский пост там оставили…

– Та-а-к… – рука Игоря Васильевича с зажигалкой замерла на полпути к сигарете. – И что же случилось с сигнализацией?

– За день до этого был штормовой ветер. Около сберкассы, на старой липе, сломало большой сук…

– А он упал, – подхватил полковник, – на провода сигнализации?

– Тебе уже доложили? – удивился Замятин.

– Кто мне докладывал? – раздражаясь от слишком спокойного тона коллеги, сказал Корнилов. – Если я узнаю, что известный взломщик ночью выходит из квартиры с полным набором инструментов, а в пяти километрах находится сберкасса, где работает кассиром его приятельница, попробуйте убедить меня, что сигнализация в этой сберкассе выведена из строя штормовым ветром!

– У нас не было сведений о Буре…

– Ладно, – полковник махнул рукой и наконец прикурил. – С этим ты разберешься позже. Вызови сейчас Аникина. Он как раз и должен был повидаться с этой кассиршей. Только я подумал и решил – преждевременно. А вдруг?..

– Да, чем черт не шутит… Правильно решил. Хочешь, чтобы мы понаблюдали за ней?

– Хочу. И еще хочу сейчас встретиться с ее заведующей.

– Знаю такую, – сказал Замятин. – Женщина, как говорится, приятная во всех отношениях. – Он улыбнулся. – И финансовый работник прекрасный. Серьезная баба.

– Аникин меня к ней и проводит…

– К ней и я тебя проводить бы мог, – бодро начал Замятин, но тут же лицо его омрачила неприятная мысль. – Эх, нет! Я не смогу – несколько дач у нас в районе обокрали. Когда ты пришел, майор мне докладывал как раз об этом. Надо закончить разговор. А так бы проводил – мы с Зоей Петровной в одном доме живем.

Замятин снял трубку телефонного аппарата:

– Коровкин, Аникин у тебя? Пускай ко мне зайдет.

Участковый инспектор Аникин понравился и Корнилову. Хорошее открытое лицо, прямой взгляд. Он представился без подобострастия и без залихватской развязности, чего так не терпел полковник. Игорь Васильевич пригласил его сесть.

– Озадачили мы вас сегодня? – спросил он, внимательно разглядывая лейтенанта.

– Да, честно говоря, – кивнул Аникин. – Я специально к сберкассе пораньше пришел. Думал Рогозину на улице перехватить. Чтобы у других сотрудников пересуды не возникли… – Он попытался улыбнуться, но улыбка получилась у него вымученная.

– Что-нибудь не так получилось? – спросил Корнилов. Он почувствовал за этой улыбкой мучавшее Аникина беспокойство.

– Колокольников пропал, – тихо сказал участковый, побледнел и непроизвольно так сжал сцепленные пальцы, что они хрустнули.

– Что значит пропал? – спросил Корнилов.

Аникин молчал, собираясь с мыслями.

– Павел Сергеевич! – подал голос Замятин. – Ты чего молчишь?

– Сейчас, товарищ начальник… Я сам только что узнал. Жена его внизу у дежурного сидит, плачет.

– Да, может, еще рано плакать-то? – усомнился Корнилов.

– Сегодня днем Колокольников встретил в Зеленогорске на вокзале мужчину. Того, который на месте катастрофы потерянное сверло искал… Мужчина ждал электричку на Ленинград. Колокольников тоже взял билет и поехал за ним.

– Откуда это известно? – спросил Корнилов.

– Он рассказал на вокзале одному знакомому, просил, чтобы тот сообщил жене. Пока, мол, они до города доедут, в Ленинграде милиционеры их уже встретят. А знакомый – болван! – не выдержал Аникин. – Зацепился за пивной ларек, да только к вечеру и вспомнил.

Корнилов посмотрел на часы. Было без десяти восемь. Спросил Аникина:

– Какой электричкой они ехали?

– Пятнадцать десять.

– Домой в Ленинград жена звонила?

– Несколько раз звонила, не отвечает телефон. Жена всех знакомых на ноги подняла.

– Никаких примет этого человека Колокольников своему знакомому не передал?

– Он незаметно показал ему этого человека… Только знакомый… – Аникин безнадежно махнул рукой. – К утру, может, проспится. А может, и нет. Пьян в стельку.

Корнилов вспомнил свой разговор с Колокольниковым, когда тот никак не мог выдавить из своей памяти ни одной существенной приметы подозрительного мужчины, и подумал: «А встретил – сразу узнал. Иначе не поехал бы за ним».

– Что, хотите делайте, а этого пьянчужку через час на ноги поставьте! – разозлился Корнилов. – Пригласите врачей! Они знают, как с алкашами обращаться. Нашатырь, пару клистиров… Понятно?

– Понятно, товарищ полковник, – сказал Аникин.

– Петр Андреевич, распорядись вызвать в отделение «скорую». Лейтенант меня сейчас к завсберкассой проводит и вернется. И пусть едет с врачами к свидетелю. Адрес-то знаете?

– Так точно.

– Скоро сюда подойдет Бугаев. От профессорши вашей…

– От Блошкиной, – напомнил Замятин.

– Вот-вот! Введите его в курс дела. Пускай позвонит на Литейный. Поднимет ребят на поиски Колокольникова. Машину для него найдете?

– Найдем, – кивнул Замятин.

– А то пускай меня дождется, – Корнилов тяжело поднялся с кресла. – Поехали, лейтенант.

11

– Вот ее дом, – показал Аникин на стоящее в осадку желтое четырехэтажное здание с эркерами. – Квартира семь. Третий этаж. Живет с мужем и дочерью.

– Проедем метров сто, – попросил Корнилов шофера. – Чтобы не маячить перед окнами.

«Волга» остановилась у небольшого скверика рядом с почтой. Корнилов попросил шофера:

– Отвези лейтенанта в райотдел и вернешься. Жди на том же месте. – Он еще хотел сказать Аникину, чтобы позвонили, если будут новости, – наверняка у заведующей сберкассой есть телефон, – но машина уже тронулась. Корнилов досадливо махнул рукой, но тут же подумал: «Ладно, долго я здесь не задержусь…»

Дверь ему открыла девушка лет двадцати. У нее было узкое лицо, тонкий, чуть раздвоенный на самом кончике нос, русые волосы, уложенные копной на затылке. Вот только цвет ее больших глаз он не успел разглядеть – в прихожей было темновато.

– Вам кого? – спросила девушка.

– Я хотел бы видеть Зою Петровну.

– Пожалуйста, – девушка посторонилась, пропуская его в прихожую. – Проходите. – И крикнула негромко: – Мама, к тебе.

Она пошла вперед по небольшому коридорчику, открыла дверь в просторную, со вкусом обставленную комнату. Корнилову это сразу бросилось в глаза. Даже несмотря на то что в комнате стоял полумрак – лиловый августовский вечер уже заглядывал в окна.

Высокая стройная женщина с такой же копной волос на затылке, что и у дочери, только совсем седых, стояла у стола и вынимала из сумки коробки с зубной пастой, баночки с кремом и, как показалось Корнилову, еще какие-то чисто женские предметы обихода. Видимо, по дороге с работы она зашла в магазин.

Обернувшись и увидев в дверях мужчину, Зоя Петровна ойкнула и смахнула все свои коробочки и баночки снова в сумку.

– Извините, бога ради. Я думала, кто-то из соседок. – Она протянула дочери сумочку: – Таня, возьми, потом разберешь. Там кое-что и для тебя. – И спросила: – А вы по какому делу?

– Зоя Петровна, – сказал Корнилов, – мне хотелось бы поговорить с вами наедине. Ваша дочь не обидится? – Он повернулся к Тане, внимательно разглядывающей содержание материной сумочки.

– Ну что вы, что вы! – не поднимая глаз на Корнилова, сказала дочь. – Я испаряюсь…

– Садитесь, пожалуйста, – предложила Зоя Петровна и подвинула Корнилову стул. Может быть, зажечь свет?

– Нет, нет, – запротестовал он. – Еще не темно. Я должен представиться: полковник Корнилов из уголовного розыска.

Женщина села напротив на другом конце стола. Внимательно посмотрела на полковника. В ее поведении, во всех ее действиях не чувствовалось тревоги, и это было приятно Корнилову.

– Я вас слушаю.

– Зоя Петровна… – начал Корнилов и тут вдруг вспомнил все: огромную коммунальную квартиру на Пятой линии Васильевского острова, большую холодную комнату, в которой жили они с матерью в голодную зиму сорок первого, и слабые звуки рояля, доносившиеся из-за стены. Там вместе с больной теткой жила его сверстница Зоя Лапина, как две капли воды похожая на дочь этой милой интеллигентной женщины, сидевшей сейчас напротив него в едва освещенной рассеянным светом комнате.

«Неужели?» – подумал Корнилов и почувствовал, как упругой волной сдавило ему грудь. Но он тут же справился с собой и повторил:

– Зоя Петровна, разговор, который мы сейчас с вами поведем, должен остаться между нами. И главное – человек, о котором я вас сейчас спрошу, не должен почувствовать никакой перемены в вашем к нему, отношении…

– Хорошо, товарищ Корнилов, – тихо ответила женщина и посмотрела на него уже с тревогой.

– У вас работает кассиром Рогозина Екатерина Максимовна…

– Да, работает. Вернее, работала…

– Она уволилась?

– Нет еще. Формально еще работает. Дорабатывает. Она подала заявление три дня назад. Существуют сроки. Вы знаете…

Корнилов кивнул.

– Но в порядке исключения я обещала отпустить ее раньше. У нас городок курортный, работать особенно негде, так что кандидаты на ее место уже есть…

«Сколько же мы не виделись с тобой, Зоя?» – думал Корнилов, глядя на сидящую перед ним немолодую, ох какую немолодую, но все еще обаятельную женщину.

Зою Петровну, похоже, больше всего волновали не вопросы, которые задавал ей этот сухощавый, подтянутый, со вкусом одетый милиционер, а его неожиданные и долгие паузы и слишком уж пристальный, изучающий взгляд. Корнилов понял ее беспокойство и вдруг очень по-доброму улыбнулся. Улыбка у него была, как показалось Зое Петровне, даже чуть виноватая.

– Вы не смущайтесь, Зоя Петровна. Иногда сам ругаю себя за эту милицейскую привычку разглядывать человека… Простите.

Зоя Петровна пожала плечами.

– А что вы еще хотели узнать о Кате Рогозиной?

– Все. Все, что вы о ней знаете… И хорошее и плохое. И даже чуть больше. Что вам ваше женское чутье подсказывает.

Заведующая сберкассой растерянно посмотрела на Корнилова.

– Да, да. И женское чутье может помочь. Не к протоколу, конечно. – Как же он был рад видеть перед собой Зойку Лапину, свою первую детскую любовь, свою подругу по шумным играм в их огромной квартире. Был рад даже за то, что неожиданная встреча с ней заставила его вспомнить и радостные годы предвоенного детства, и горькие дни блокады. Но эта женщина, сидевшая сейчас перед ним, встревоженная, сосредоточенная, не узнавала его. Ее мысли были здесь, в сегодняшнем дне, в делах сберкассы, которой она заведовала, в делах ее сотрудниц. И Зоя Петровна лихорадочно мучилась над вопросом, чем же могла привлечь внимание милиции, уголовного розыска Катя Рогозина.

– Я начну с ее поступления на работу? – наконец спросила Зоя Петровна.

– Конечно, – кивнул Игорь Васильевич.

– Рогозина проработала у нас два года. Как раз через неделю исполнилось бы два года. Такое совпадение… Приехала из Краснодара. Там тоже работала в сберкассе. С хорошими характеристиками. Это можно посмотреть в личном деле…

– Да, да. Может быть, завтра кто-нибудь подойдет к вам…

– Работала неплохо. – Зоя Петровна задумалась. – Не могу сказать, что образцовый работник – были и замечания. Иногда нагрубит клиенту, иногда опоздает с обеда. Но это – дело житейское. А вот по части денег – ни одной жалобы. Никаких финансовых огрехов…

Корнилов внимательно слушал Зою Петровну, изредка делая заметки на сложенном вчетверо листке бумаги, а мозг сверлила мысль: «Она подала заявление три дня назад. Три дня назад. В тот день, когда сбит автомашиной Лев Котлуков, ее знакомый. Случайное совпадение или?..»

– Где жила Рогозина?

– Снимала комнату в Зеленогорске. Недалеко от сберкассы. У нас тяжело с жильем. Особенно у нас, у финансовых работников. Нам почему-то дают в последнюю очередь. Кстати, Катя сказала, что надеется найти в Ленинграде работу с жильем.

– Не думаю, чтобы там было проще, – задумчиво сказал Корнилов.

– Она хочет пойти в какое-нибудь строительное управление.

– Кассиром или просто на стройку?

– Кассиром, конечно.

– Ее друзья, подруги? – спросил Корнилов. Ему мешало сейчас то, что он разговаривает не с абстрактной заведующей сберкассой, а с давно знакомым и когда-то близким ему человеком. Хотя этот человек настолько занят сейчас ответами на его нелегкие вопросы, что даже не догадывается, кто эти вопросы задает. Даже не пытается внимательно вглядеться в его лицо. А может быть, он так изменился? Так постарел, что в этом сильно поседевшем, суховатом и, что говорить, мрачноватом человеке невозможно узнать шумного и скорого на выдумки и проказы соседского мальчишку?

– Подруги у нее были, – продолжала рассказывать Зоя Петровна. – Но на стороне. В сберкассе Катя самая молодая. Остальным уже к пятидесяти. Одна на пенсию собирается. Так что интересы у них известные – дом, семья, магазины… А Катя незамужняя.

– И никогда не была?

Зоя Петровна развела руками:

– В анкете она не написала. А в душу лезть к человеку… Я не расспрашивала. Может, кто-то из сотрудниц и знает.

– Зоя Петровна, теперь попрошу вас быть очень внимательной, – тихо сказал Корнилов. – Три дня назад, во вторник… Накануне того дня, когда Рогозина подала вам заявление об уходе, вспомните все, что происходило у вас в сберкассе. Любую мелочь.

– Да все, как обычно… – нерешительно сказала заведующая сберкассой. – Никто не опоздал…

– Вы пришли первая?

– Да.

– Сигнализация, пломбы – все было в порядке?

– Сигнализация не работала, – упавшим голосом произнесла Зоя Петровна.

– Почему?

– Когда я уходила вечером, все было в порядке. Ночью, часов в двенадцать, мне позвонили из милиции, из наружной службы. Сказали, что сигнализация сработала, к сберкассе выехала оперативная машина. Оказалось, что упал большой сук и оборвал провода… Тогда оставили на всю ночь у дверей милицейский пост. Утром я пришла на час раньше, милиционер дежурил у дверей…

«Этому милиционеру повезло, – подумал Корнилов. – Если бы Лева Бур не попал под автомобиль, милиционера бы убили и втащили в сберкассу».

– Зоя Петровна, – спросил он. – А почему провода? Разве к сберкассе не подведен кабель?

– Целая история, – вздохнула Зоя Петровна. – В прошлом году рыли котлован под фундамент нового дома, повредили телефонный кабель и сигнализацию. Перебросили временную связь по воздуху. Я устала писать докладные…

Зазвонил телефон. Зоя Петровна встала, взяла трубку.

– Вас, товарищ Корнилов…

Звонил Замятин.

– Бугаев тут тебя дожидается, – доложил Петр Андреевич. – Признала Блошкина Бура. И старичок постоялец признал. – И спросил уж совсем по-свойски: – Ужинать не собираешься? А то я сейчас подъеду, от Зои Петровны тебе только в другую парадную перейти.

– Да нет, отложим до спокойных времен, – вздохнул Корнилов. – Знаю, чем бы твоя Мария угостила. Но сам видишь… Алкоголика, кстати, привели в чувство?

– Приводят, – поскучневшим голосом ответил Замятин.

– Поторопи их, поторопи, Петр Андреевич, – попросил полковник. – А пообедаем в следующий раз. Такие вот пироги… – Он повесил трубку.

– А я тебя узнала, Игорь, – с удивлением и с радостью сказала вдруг Зоя Петровна. – Узнала. Только сейчас узнала. Когда ты про пироги сказал…

Дверь в комнату отворилась. Вошла Зоина дочь.

– Мама, ты же голодная! – сказала она недовольно. – Давно пора ужинать. Может быть, и наш гость проголодался. И почему здесь так темно? – Она щелкнула выключателем, и засветились все пять рожков простенькой люстры.

Таня с удивлением посмотрела на мать. Та сидела, подперев щеку ладонью, с отрешенным, отсутствующим выражением лица и слабой, еле заметной улыбкой. И глаза у нее повлажнели, словно густой туман оседал в них, грозя выпасть росою.

– Что-нибудь случилось? – испуганно спросила Таня и перевела взгляд на Корнилова. По-видимому, выражение его лица не предвещало никаких неприятностей, и девушка успокоилась. – Я приготовила ужин. Принести сюда?

– Танечка, если вас не затруднит, принесите нам по стакану чая, – попросил Корнилов. – У нас еще на пять минут секретов, а потом я уезжаю.