Текст книги "Анонимный заказчик"

Автор книги: Сергей Высоцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

7

Осокин пережидал в лесу до полудня. Его то трясло, то било мелкой дрожью от озноба, то бросало в жар, и начинало нещадно колотиться сердце. Он пугался, считал пульс и пугался еще больше. Ему казалось, что сердце сейчас не выдержит, произойдет непоправимое. И здесь, в лесу, вдали от людей, ему никто не поможет. Потом он достал из сумки бутылку коньяка, сделал несколько больших глотков прямо из горлышка. Сидел на заднем сиденье расслабившись, безучастно глядя на большого дятла, долбившего сухую елку рядом с машиной. «Ну и что? Ну и что? – думал он вяло. – И в тюрьме люди живут. Большой срок мне не дадут, все-таки человек с незапятнанной репутацией, известный в своем кругу. Возьму хорошего адвоката. Будут общественные защитники… Нет, нет! Правильнее пойти самому в милицию, – остановил себя Осокин. – Нечего паниковать. Самое большее, что мне предъявят, – оставил человека без помощи. Да ведь и в милиции люди, поймут, что от испуга я перестал соображать. А пришел в себя и сам явился. Сам! – Он все больше и больше успокаивался. – Даже если и судить будут! Совсем не обязательно, что в тюрьму посадят. Сейчас на стройки посылают. Как это у них называется… – Осокин наморщил лоб, вспоминая. – Условно-досрочно-освобожденные… А могут присудить платить по месту службы… – И тут его словно током ударило – он почувствовал, как все тело покрылось испариной. – Зимой у него защита! Защита на соискание ученой степени доктора экономических наук. Соискатель – условно-досрочно-освобожденный Борис Дмитриевич Осокин? Абракадабра! А представление на заслуженного работника культуры, которое послали в исполком? Тоже псу под хвост? – Он вздохнул. Другое хуже. Если у этого человека семья, маленькие дети – меня заставят платить пенсию до самого их совершеннолетия. Или старушка мать…» Он вдруг очень ярко, словно наяву, представил кладбище и могилу, в которую опускали гроб со сбитым человеком. И скорбные глаза старухи матери увидел, и испуганных молчаливых детей. «А я о своей защите, о докторской! – почти с ненавистью к себе подумал Борис Дмитриевич. – Виноват – и отвечать буду, и платить…»

Дятел, теперь совсем обнаглев, долбил елку, Спустившись вниз – протяни руку из машины – можно достать. Яркий, гладенький, перышко к перышку, словно маслом смазаны, дятел показался Осокину не ко времени праздничным и самодовольным, и он с раздражением нажал клаксон. Дятел улетел.

«Еленке же на будущий год в консерваторию поступать! – с тоской подумал Осокин, и снова чувство безысходности охватило его. – Это значит, уже сейчас надо начинать суетиться. И чтобы школу с медалью окончила – тут без меня ничего не сдвинется. Знаю я их школу – у кого из родителей весу да амбиции больше, у того и медаль в кармане. В крайнем случае аттестат с отличием… А консерватория? Будет со мной декан Геня Павлов после суда разговаривать? Чушь собачья! Ой, как не ко времени, – почти простонал Осокин. – Как не ко времени! А может быть, тот мужик живой? Это я с перепугу решил, что насмерть? Может, жив? Да вины-то моей нет – выскочил как угорелый навстречу машине. А где свидетели? Кто поверит? – И тут он горько пожалел о том, что удрал. Трус, трус, – твердил Борис Дмитриевич. Твердил не со злостью, не с горечью, а с сожалением, словно бы смотрел на себя со стороны. Словно бы думал о каком-то близком ему человеке, которого он не в силах ни осудить до конца, ни простить, а лишь сожалеет о его беде. – Рано или поздно – все равно попадусь, – думал он. – Начнут искать… – Борис Дмитриевич стал вспоминать, кто мог его видеть. В Солнечном, около отделения ГАИ, никого не было. В Лисьем Носу ехало сразу машин двадцать – целая колонна. Но все равно будут искать машину с вмятиной на радиаторе. Пойдут на станции техобслуживания, проверят мастерские… Если бы я мог отремонтировать сам! – подумал он с сожалением. – Надо отыскать мастера-частника. Какого-нибудь умельца. Машину оставить в гараже на даче, пускай он на даче и отремонтирует. – Но тут же Борис Дмитриевич отверг эту мысль. – Милиция тоже не лыком шита, знает, что виновник на СТО не сунется, будет искать умельца. А что я скажу дома? Соседям? Друзьям? Наехал на дерево? Тогда почему не иду в ГАИ, не получаю страховку? – Он вдруг насторожился. Что-то в этой тягучей череде невеселых рассуждений царапнуло его сознание. Какой-то лучик надежды блеснул. – Наехал на дерево… А почему, собственно, и не наехать? И не надо будет бояться объяснений, тайно ремонтировать машину. – Осокин воодушевился. – Наехать на дерево – так просто. Даже подставить себе синяк или шишку на лбу. – Легкая улыбка мелькнула на его лице. – Жаль машину? А себя не жаль? Мудро, мудро, Боря! – похвалил он себя. – Даже выпитый коньяк здесь на пользу. Да, выпил! Кстати, надо хлебнуть еще! За ваше здоровье, Борис Дмитриевич. Такая идея. – Он глотнул большую порцию. – Пусть проверяют, пусть лишают на год прав. Я и так теперь долго не смогу сесть за руль. Только зачем же об дерево? – Мысль его лихорадочно пульсировала. – В лесу, недалеко от того места? Без свидетелей? Надо на виду у всех, в городе! Стукнуть другую машину! Не рассчитал, не предусмотрел! А этот, другой водитель? Он что, сумасшедший?! Так резко затормозил у светофора! Всегда виноват тот, кто сзади? Виноват, но тот, кто впереди, тоже не должен лихачить! Ссора, ГАИ, акт. Неосторожно ездите, товарищ Осокин! Может быть, проверить на алкоголь? Пожалуйста! Не страшно, не страшно! Какая мелочь – лишение прав? А может, обойтись и без этого? Сколько я выпил? Три глотка? Смешно». Осокин ликовал. Он чувствовал себя заново родившимся…

…Место, где проспект Энгельса пересекается со Светлановским и Мичуринским проспектами, шоферы окрестили «чертовым пятачком»: уж очень много понавешено здесь светофоров и дорожных знаков, разобраться в которых не так-то просто. Поневоле задумаешься и начнешь соображать, какому знаку повиноваться.

С одним из таких «задумавшихся» водителей, молодым усатым толстячком, беседовал недалеко от перекрестка инспектор ГАИ лейтенант Волков, когда раздался резкий скрежет тормозов и почти одновременно один за другим два гулких удара.

Волков оторвал взгляд от новеньких водительских прав провинившегося толстячка. Перед светофором, воткнувшись одна в другую, застыли три машины: «Волга» и два «жигуленка». Два водителя уже вылезли из своих машин и пытались открыть дверцу «Жигулей», попавших в «коробочку». Видно, дверь у машины заклинило. Наконец водитель сообразил, что есть еще и другая дверца, и выбрался через нее. Молча, сосредоточенно принялись разглядывать водители свои машины. На тротуаре, напротив места аварии, уже скапливались любопытные пешеходы.

– Видите, молодой человек, к чему приводит излишняя задумчивость? – меланхолично сказал автоинспектор толстяку, уже который раз вытиравшему платком потеющий лоб. – Целое чепе! – Он понимал, что надо поскорее идти на место происшествия, но никак не мог решиться: отпустить с миром этого потеющего толстяка или сделать дырку в его талоне предупреждения. Инспектора раздражала и молодость нарушителя – «ведь лет двадцать, не больше, сукину сыну, – думал он. – А тоже мне! На собственной шестой модели разъезжает!» – и первоначальная дерзость нарушителя, так быстро перешедшая в заискивающую любезность, с которой он вымаливал себе прощение, тоже раздражала его…

– Ладно, – наконец решился автоинспектор. – Техпаспорт и талон тебе отдаю, а за правами заедешь в отделение.

– Товарищ инспектор! – жалобно начал толстяк…

– Сам видишь, некогда! – отмахнулся инспектор. – Лети отсюда соколом. Не то заработаешь прокол. – Он круто повернулся и зашагал к перекрестку.

Когда инспектор подошел к месту аварии, водители столкнувшихся автомашин, наверное, уже прикинули, во что им обойдется ремонт, и с завидным красноречием предъявляли друг другу претензии. Особенно усердствовал высокий молодой брюнет в модной кожаной курточке.

– Так могут ездить только пьяные! – кричал он, обращаясь к пожилому водителю черной «Волги», стоявшей первой у перекрестка. – Вы только подумайте, товарищ лейтенант!.. – бросился он к Волкову. – Тормозит, как будто один на дороге!

Водитель «Волги» молча пожал плечами. Он был спокоен. Инспектор, скосив взгляд на его автомобиль, сразу понял причину спокойствия: у «Волги» повреждения были небольшие: помят бампер, стенка багажника, левый стоп-сигнал. Да и машина к тому ж была государственная. Больше всего пострадали белые «Жигули», оказавшиеся в середине, – сильно помята решетка радиатора, правое крыло, разбиты подфарники. Смят багажник.

– Ваш автомобиль? – спросил Волков у молодого крикуна.

– Моя машина, – мрачно отозвался третий участник столкновения. Чувствовалось, что он переживает больше всех – лицо у него было бледное, вымученное, прядка влажных волос прилипла к большому лбу. «Да, братец, – подумал Волков, – попотеешь с ремонтом. Хорошо, если застрахована».

Уловив сочувствие инспектора, мужчина сказал:

– Теперь хоть в металлолом. Хорошо, сам цел остался. Лихо затормозил товарищ! – и кивнул на водителя «Волги».

– Дистанцию соблюдайте, – спокойно сказал Волков. – И машины целы будут, и головы. – И добавил уже строго официально: – Документы прошу!

Все отдали ему документы молча, только мужчина в кожаной курточке, роясь в своей «прикованной» к запястью сумке-портмоне, не переставал громко возмущаться:

– Безобразие! Просто хулиганство! Так ездят только пьяные.

«Хорош гусь, – подумал инспектор. – Мало того что сам виноват, не затормозил вовремя у светофора, так еще хочет своего коллегу заложить».

– Машины на ходу? – спросил он водителей.

Шофер «Волги» кивнул. У крикуна мотор тоже сразу завелся. Только белые «Жигули» пришлось брать на буксир. Поставив машины у обочины и попросив разойтись любопытных, инспектор сел в «Волгу» и, посадив рядом всех участников аварии, принялся составлять протокол…

Когда протокол был составлен и в него внесены все повреждения, полученные автомашинами, Волков дал всем подписать его. Кадымов, шофер «Волги», и Осокин, владелец особенно пострадавших белых «Жигулей», подписали протокол безропотно. Осокин только вздохнул. Вздохнул так тяжело, что инспектор пожалел его и Сказал:

– Да не горюйте. Найдете хорошего мастера, он вам так отлудит, лучше новых будут. Тем более, страховку получите…

Один Петр Викторович Вязигин долго отказывался ставить свою подпись, требуя, чтобы Волков записал в протоколе, что от удара у него пошел «кузов».

– Это вам пусть эксперт в Госстрахе пишет, – сердито сказал Волков. – Они там во все тонкости вникают.

Сказав «вашей вины, товарищ, нет», он отдал Кадымову права, а документы Осокина и Вязигина положил в свою сумку. Потом полистал записную книжку.

– Завтра в районное ГАИ, к десяти часам. В комнату разбора. Прошу не опаздывать.

Когда они вылезли из «Волги», инспектор кивнул на осокинские «Жигули» и спросил Кадымова:

– Не отбуксируете товарища?

– Могу, – без особой охоты согласился шофер. И спросил Осокина: – Вы где живете?

– На Чайковского.

– Подходит. Цепляйте трос.

Осокин засуетился, доставая из багажника трос, и, почувствовав свою суетливость, заставил себя двигаться медленнее, спокойно прикрутил трос, сел в машину, включил фары. Кадымов обернулся узнать, готов ли он. Осокин тихонько нажал на клаксон. Они медленно тронулись. И тут только Борис Дмитриевич почувствовал, как сквозь нервное напряжение, сквозь усталость где-то в глубине его души запели победные трубы…

8

«Неужели Лева Бур появился на горизонте? – думал Корнилов, слушая доклад Семена Бугаева о квартиранте старушки Блошкиной. – Только живой или мертвый?»

Теперь рассказ инженера Колокольникова о маленьком чемоданчике потерпевшего – полковник не хотел, да и просто не мог пока считать человека, сбитого автомашиной на Приморском шоссе, погибшим – приобретал высокую степень достоверности. Все выстраивалось логично: Лев Котлуков вышел из заключения в июне и сразу поселился у Блошкиной. Паспорт на имя Николая Алексеевича с неизвестной фамилией у него, конечно, чужой. Липовый или краденый. Пять лет Котлуков по приговору суда не мог проживать ни в Ленинграде, ни в его пригородах. Во всяком случае, под своей фамилией. И если Лева Бур отправился куда-то ночью с набором инструментов в чемодане, не может быть двух мнений о цели его прогулки. Только вот последующие события никакой логике не поддавались.

– Дружки его ухлопали, товарищ полковник! – Бугаев приехал из Зеленогорска возбужденный и не мог минуты спокойно сидеть на месте. То и дело вскакивал и начинал нервно расхаживать по кабинету.

Корнилову наконец надоели его метания.

– Семен, хватит бегать! Мелькаешь, голова кружится.

Бугаев сел:

– Если бы я, Игорь Васильевич, курил так же много, как вы, я бы тоже сидел спокойно…

– А ты закури, – миролюбиво предложил Корнилов. – Сигару. Помогает сосредоточиться. – Он всех угощал дареными кубинскими сигарами, но редко кто отваживался воспользоваться его предложением. Бугаев же взял из красивой коробки сигару и засунул в нагрудный кармашек.

– На досуге закурю, – сказал он, отвечая на недоуменный взгляд полковника.

– Досуга у тебя, Семен Иванович, может и не быть, – заметил Корнилов. – А пока порассуждаем…

– Я уже говорил – могла произойти ссора…

– Могла, могла. – Корнилов поднял руку. – Но сейчас посиди молча и послушай начальство.

Бугаев улыбнулся:

– Значит, рассуждать будете вы?

Корнилов не обратил на его улыбку внимания.

– Отпечатки пальцев Котлукова обнаружены и на бутылках и в комнате. Но откуда у тебя такая уверенность, что у старухи Блошкиной жил именно он?

Заметив, что Бугаев хочет возразить, полковник остановил его:

– Возражения потом. Лева Бур мог быть просто частым гостем в этом доме. Гостем неизвестного нам постояльца. И до сих пор разгуливает где-нибудь по городу…

– Он же еще хромает, – не вытерпел Бугаев.

– Котлуков-то хромой, – подтвердил Корнилов. – А вот про постояльца бабуся надвое сказала – не то прихрамывает, не то новыми ботинками пятку натер. По твоим же словам.

– Да бабка могла и не обратить внимания.

– Такая бабка, какой ты ее мне расписал, ничего не упустит. Короче, дело ты в поселке еще до конца не довел. Надо срочно размножить фото Котлукова и провести опознание. По всем правилам. И Блошкиной предъявить, и ее старику дачнику, и кочегару… – Корнилов задумался. – И, конечно, Колокольникову. Вот уж если они опознают – тогда уверенность будет стопроцентная. – Он улыбнулся погрустневшему Бугаеву и сказал: – А вообще-то, Семен, у меня такое предчувствие, что ты прав, Лева Бур это. Но предчувствия нас уже не раз подводили.

Полковник откинулся на спинку кресла, вытянул ноги и с удовольствием закурил.

– О чем-то, Сеня, я еще позабыл тебе сказать. Какую-то мелочь, детальку упустил, но уж очень важную… – Вот память – подсказывает – забыл, а что именно, не выдает. Рыбы, наверное, мало стал есть, фосфора не хватает.

– А чего же вы? Рыба в магазинах есть. Марокканские сардины, такие красивые баночки.

– Для фосфора, Семен, свежая рыбка нужна. Об осетрине не говорю, а вот хотя бы тресочки. Ну да ладно о рыбе, – резко оборвал он себя. – Пофантазируем про наши дела. Лева Бур идет ночью с инструментом на операцию. Против этого ты не возражаешь?

– Нет!

– Каждому младшему инспектору в нашем управлении известно, что такие «специалисты», как Котлуков, в одиночку дела не делают. Значит, он должен был с кем-то встретиться. Но шел Котлуков не к электричке, а на шоссе, где первый автобус отходит в сторону Ленинграда в пять сорок, – полковник взглянул на лежащую перед ним справку, – а в сторону Зеленогорского вокзала в шесть десять. Можно предположить, что его дружки должны были приехать на машине…

– Игорь Васильевич! – не вытерпел Бугаев. – Да я об этом же и говорю!

– Ты бы какое-нибудь успокаивающее средство принимал, что ли? Валерьяновый корень пил, – чуть поморщившись, тихо сказал Корнилов. – А если была заранее спланирована и разработана операция – зачем же дружкам ухлопывать Котлукова? Человека, на чьи руки они рассчитывали?

Бугаев промолчал.

– Если Лева Бур проштрафился или вышел из доверия, его могли убить после ограбления. Да и в любое время могли убить! Но ты когда-нибудь слышал, чтобы уголовники расправились со своими дружками таким способом? С помощью «Жигулей»! Они бы нашли что-нибудь попроще. Рассыпается твоя версия.

– Теперь мне можно, товарищ полковник? – смиренно попросил Бугаев.

– Валяй! – благодушно отозвался Корнилов.

– Все, что вы сказали, правильно. Насчет способов. Если это уголовники. Они народ примитивный. А если Бур связался не с уголовниками? Блошкина мне говорила, что к нему разные люди захаживали. Но чаще всего – интеллигентные.

– Может быть, твоя Блошкина каждого прилично одетого уже интеллигентным считает?

– Она, между прочим, профессорская вдова, – сказал Бугаев и насупился, вспомнив, как держал эту пахнущую котлетами вдову, упавшую в обморок посреди веранды. – Ну, может, тут я лишку хватил, – поправился он. – Блошкина просто насчет людей другого круга обмолвилась. Дело не в этом – Котлуков мог связаться с какими-нибудь фрайерами…

– Когда ты отучишься от жаргона! – неодобрительно покачал головой Корнилов.

– Мог же, Игорь Васильевич?

– Мог.

– Ну вот. А для них легче человека на машине сбить, чем лицом к лицу с таким, как Бур, схватиться.

– Второй день ты мне об этом твердишь, – устало сказал Корнилов. – Да зачем они перед операцией стали бы с ним расправляться? Другого времени не нашли?

– Не нашли! Повздорили неожиданно. Испугались чего-то! – Бугаев воодушевился. – И заметьте еще одну деталь – все вещи Котлукова у старушки Блошкиной вынесли. Все! И домовую книгу украли. Хотите узнать зачем?

– Вот поэтому я и не хочу считать Котлукова погибшим.

– Нет, Игорь Васильевич, это не сам Лева Бур за своими вещичками с того света пожаловал. Его дружки решили следы замести. Не забрали бы вещи – Блошкина тревогу подняла. Может, и не сразу, но подняла. Был человек – и нету. Пришла бы в милицию, как миленькая пришла! Не рискнула бы вещи себе взять. У меня, честно говоря, сначала мелькнуло сомнение, но потом почувствовал – старушка не дура. И начались бы в милиции вопросы да расспросы. Кто, почему, куда делся…

– Чудак ты, Семен, – перебил майора Корнилов.

– Почему же? – подозрительно спросил Бугаев.

– Своими руками собственную версию разрушаешь.

Бугаев смотрел на полковника с недоумением.

– Да если ты считаешь сообщников Котлукова случайными людьми, то как же они решились в дом к старухе залезть? Все вещи вынести, найти домовую книгу и следов не оставить? Не слишком ли сложно?

– Сложно. Все в жизни сложно, – сказал Бугаев, и Корнилов улыбнулся. Когда майор не мог чего-то объяснить, он всегда подпускал тумана. Сослуживцы хорошо знали про этот его грех и частенько подсмеивались. Заметив улыбку Корнилова, Семен смутился и несколько секунд молчал, собираясь с мыслями. Потом спросил:

– А вы как объясняете пропажу трупа?

– Я тебе про Фому, а ты мне про Ерему, – вздохнул Корнилов. И сказал с нажимом: – Трупа ли?

– Колокольников так убедительно все описал…

– День назад ты ему не очень-то верил.

Уши у Бугаева порозовели:

– Зачем вы так? Я верил, но сомневался. А теперь сомнения отпали.

– Во-первых, сбитый машиной человек, Бур ли это или кто другой, может быть жив. Мало ли? Шок, потерял сознание, под дождиком пришел в себя. Если это Бур, то он предпочтет где-то отлежаться, чем обращаться к врачам. Во-вторых, его могла сбить случайная машина. Мы ведь уже говорили об этом…

– И так могло быть, – без особого воодушевления согласился Бугаев. – Если какой-нибудь подонок наехал… Со страху и смылся…

– Молодец. Наконец-то начинаешь смотреть пошире, – усмехнулся Корнилов. – Необходимо всерьез за автомобилистов взяться. Искать «Жигули», сбившие человека. Белянчиков один может полгода проверять, а тут по всем статьям выходит – дело серьезное. – Он встал, вышел из-за стола. Поднялся и Бугаев.

– И еще об одном я подумал: если у Котлукова сообщники вроде него самого и дело крупное задумано, их его смерть не остановит… Нового «специалиста» искать будут. Как ты думаешь, будут?

– Будут, – убежденно сказал Семен.

– После того как проведешь опознание в поселке, займись взломщиками. Полистай нашу картотеку. Прикинь, к кому вместо Бура могли обратиться грабители за помощью. Много времени это у тебя не займет, таких монстров осталось немного. Раз-два – и обчелся…

– И вот еще вспомнил про «мелочь», что в голове засела! Эта девушка… Ну та, с которой старуха предполагаемого Леву Бура у ресторана «Олень» видела. Ты с ней поговорил?

– Поручил участковому.

– Напрасно поручил, – сердито отчеканил полковник.

– Да ведь Аникин… – Бугаев хотел сказать, что участковый человек хоть и молодой, да опытный. И людей в поселке лучше знает. Но Корнилов не дал ему договорить.

– Пять раз подумать надо было перед этим. Девушка-то в сберкассе работает. В сберкассе! А Лев Котлуков по сейфам специалист. Может быть, они в сговоре были. А твой Аникин к ней с вопросами: что да как? Где познакомились?

Бугаев подавленно молчал, понимая, что совершил непростительную промашку. Обрадовался, что бутылки с «пальчиками» отыскались, и поторопился в управление. А про девчонку-кассира надо было самому разузнать. Вдруг и правда наводчица?

Он лихорадочно соображал, как можно поправить дело. Посмотрел на часы и сказал с затаенной надеждой:

– Товарищ полковник, Аникин еще не успел с ней встретиться! Наверное, не успел…

Корнилов смотрел на Бугаева вопросительно.

– Сейчас пятнадцать минут третьего. Сберкасса закрыта на обед. Участковый собирался подойти туда к открытию. Ну, знаете, посмотреть на девчонку со стороны, приглядеться, а потом уж разговоры разговаривать. Если…

– Твое счастье, если успеем! – не дав договорить Семену, Корнилов нажал на клавиш внутренней связи.

– Слушаю, Игорь Васильевич, – отозвалась секретарь.

– Срочно Зеленогорскую милицию. Срочно! Начальника, дежурного, кто подойдет!

Бугаев редко видел своего шефа таким взволнованным.

Несколько минут они сидели молча. Корнилов вытащил из пачки сигарету, взял в зубы, но не закурил. С улицы, даже через закрытые окна, доносился грохот ползущих по Литейному трамваев, характерный воющий звук набирающих скорость троллейбусов.

«Как шумно здесь, – подумал Бугаев. – А ведь обычно не замечаем…»

– Игорь Васильевич, Архангельский из Красногвардейского района, – раздался в динамике голос секретаря.

– Пусть звонит позже. Ни с кем, кроме Зеленогорска, не соединяй. Что у них там, не отвечает никто?

– Линия занята. – Варин голос умолк и тут же снова ворвался в накаленную тишину кабинета: – Зеленогорск, Игорь Васильевич. Дежурный.

Корнилов рывком схватил трубку с аппарата. Несколько секунд слушал молча. По-видимому, дежурный докладывал ему по всей форме.

– Сберкасса далеко от вас? – наконец спросил он. – Так, так. Пять минут езды. Сколько на ваших часах? На моих тоже…

Бугаев невольно скосил взгляд на свои часы. Стрелки показывали двадцать пять минут третьего.

– Срочно пошлите человека… Да нет, одного. Лучше в штатском. К сберкассе сейчас идет Аникин. Да ваш, ваш Аникин, участковый! Нужно предупредить его, чтобы в сберкассу нос не совал. Пусть идет к вам в отдел и срочно позвонит мне. Нет. Ничего не случилось. Ничего. Выполняйте. Вы мне лично за это ответите. Поняли?

Он повесил трубку. Сказал:

– Успеют, наверное, – и засмеялся. – Как бы они твоему Аникину наручники не надели! – и тут же, погасив улыбку, спросил: – А он точно в сберкассу пойдет? Не будет кассиршу у дома встречать?

– Точно, товарищ полковник. В сберкассу, – кивнул Бугаев.

– Ладно, Семен, заказывай фотографии Котлукова. Кстати, если найдут карточки его бывших подельцев, тоже на всякий случай захвати. Может, твоя старушка кого из гостей среди них опознает. Будешь готов – зайди ко мне. Я дождусь звонка от Аникина, и если он там ничего не напортачил, сам в Зеленогорск поеду.

– Сами? – удивился Бугаев.

– Угу. Только я хочу не с девчонкой-кассиром повидаться, а с заведующей сберкассой. И с постовыми, которые там дежурят. Не надо девчонку пока трогать. Но глаз с нее не спускать.

– Понял, товарищ полковник, – кивнул Бугаев. – Надо бы еще людей в группу привлечь.

– Надо. Сегодня вечером соберемся, составим план розыскных мероприятий.

Бугаев ушел. И по тому, как он подчеркнуто спокойно, ни разу не обернувшись, прошел от стола до двери, как деликатно прикрыл ее за собой, Корнилов почувствовал, что Семен обижен за выговор.

«Не красна девица, – усмехнулся полковник. – При его-то опыте такие просчеты недопустимы. – Но тут же он подосадовал на себя за то, что погорячился, не сдержал раздражения. – Когда-то я умел это делать помягче, даже с шуткой. И понимали меня не хуже, чем сейчас, и не обижались… Что-то со мной творится в последнее время? Возраст, что ли? Стал замечать за людьми то, на что раньше и внимания не обращал? Тогда это еще не так и страшно. А может быть, стал нетерпим и раздражителен?»

На душе у Корнилова было муторно, ему вдруг захотелось вернуть Бугаева и объясниться с ним, но он тут же оборвал себя – еще чего надумал! Встал из-за стола, засунув руки в карманы брюк, сердито прошелся по кабинету.

Затем сел в старое удобное кресло у журнального столика и, вытянув ноги, потянулся. Кресло сердито скрипнуло, тонко зазвенела стальная пружина. Сколько раз хозяйственники предлагали Корнилову поменять мягкую мебель – два кожаных кресла и диван – в его кабинете! Его даже Селиванов, начальник управления уголовного розыска, стыдил не однажды – чего ты за эту рухлядь держишься! Кожа облупилась, пружины скрипят. Посетителей постеснялся бы. Что подумают коллеги?

Но Игорь Васильевич видел, что коллеги, время от времени наезжающие для обмена опытом работы, очень любят посидеть в его креслах. Если не опаздывают на очередной прием или на увеселительное мероприятие. Старые кресла удивительно располагали к откровенному разговору. К тому же за пятнадцать лет, пока Корнилов ревностно оберегал их, мебель в кабинете у Селиванова поменяли два раза. Дизайнерам-мебельщикам почему-то никак не удавалось сочетать современные формы стульев и кресел с долговечностью. Совсем недавно в кабинете начальника появились финские кожаные диван и кресла, удивительно похожие на те, что стояли у Корнилова, такие же массивные и прочные. Игорь Васильевич намекнул начальнику ХОЗУ, полковнику Набережных, что теперь не стал бы возражать, если ему поставят такую же мебель, как Селиванову. Но оказалось, что завезли и расставили по другим кабинетам…

«Непростое дело. Непростое, – в который раз уже мысленно повторял Корнилов. – Над какой же кассой тучки сгустились? Не над той ли, где знакомая Бура работает? А может, это случайное совпадение. Или просто разведка. А брать хотели другую. Какую только? Предупредить, пожалуй, надо еще раз всех. И сберкассы, и предприятия. Это, конечно, вызовет у людей нервозность, но не предупредить нельзя. И запросить следует, не было ли каких подозрительных происшествий вокруг касс. Вот ведь как все обернулось! – Он с теплотой вспомнил о Колокольникове. – Сколько мужику пришлось доказывать, что он не сумасшедший и не сказочник. А мог бы плюнуть, и дело с концом. Надо будет все-таки наказать тех ребят из зеленогорской милиции. Чтобы на будущее повнимательнее были».

Он закурил и с удовольствием затянулся. Вспомнил, как рассказывал ему Грановский, что в кино запретили снимать человека с сигаретой. «Ну-ну, боритесь, – усмехнулся полковник. И снова его мысли вернулись к Леониду Ивановичу Колокольникову. Что-то беспокоило Корнилова в этой связи. Но что? – А-а! Человек на месте катастрофы! Чего он там разыскивал? Сверло, найденное потом Колокольниковым?»

Теперь, после того как из дома, где обитал Лева Бур, исчезли его вещи и домовая книга, этот человек на шоссе воспринимался совсем по-новому. Если он из той же шайки? И пришел за маленькой деталью из чемоданчика Льва Котлукова – за сверлом с наконечником из алмазной хрустки, перед которым не устоит ни один сейф. «Надо Колокольникова предупредить, – подумал Корнилов. – Пусть будет поосторожнее».

Дома у Колокольникова телефон молчал, а на работе сказали, что он выйдет только через неделю.

Корнилов спросил секретаршу, не звонили ли еще из Зеленогорска. Оказалось – не звонили. Он посмотрел на часы. Выло ровно три. «Сейчас Аникин уже предупрежден, спешит в отделение. Минут через пять позвонит…»