Текст книги "Детектив на исходе века (Российский триллер. Игры капризной дамы)"

Автор книги: Сергей Трахименок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Вот откуда этот отвратительный запах и кровь в первой комнате. Непонятно только, почему дверь вылетела до двор… Чудеса…

– Зачем они это сделали? – спросил Базыка, сворачивая вторую цигарку.

– Можно предположить – они догадались, что с выпиской из больницы нашего гостя мы предположим, что канал утечки информации идет через конюха – это одна версия.

– А вторая? – произнес Андросов.

– А вторая – прямо противоположная первой, – ответил Проваторов.

– Как это? – переспросил Базыка, который уже докурил вторую цигарку и собирался начать третью.

– Может быть, некто таким образом пытается прервать эту цепочку либо показать нам, что прерывает цепочку, которой на самом деле нет и не было…

– Зачем? – спросил Базыка, решивший не начинать третью цигарку.

– Чтобы прикрыть своего человека в отделе.

– Ну ты даешь, – сказал Андросов, – ты совсем помешался на шпионах. Тут все ясно. Надо посмотреть, не имела ли жена конюха родственников на севере.

– Мне кажется, имела, – предположил Базыка.

– Ну вот и разгадка этого рекбуса, – ответил Андросов, довольный тем, что ввернул новое и непонятное ему слово.

– И все же, – вмешался Краевский, – надо проверять обе версии.

– Ну надо так надо, – согласился Андросов. – Базыка остается здесь охранять место преступления, а мы едем в отдел и присылаем следователя.

В отделе они взяли в кадрах дело конюха. Несмотря на контузию, Базыка оказался человеком с хорошей памятью. У жены конюха на севере проживала мать.

Незаметно пришел вечер. Проваторов и Андросов заторопились домой. Ничего не оставалось делать и Краевскому. Он вышел на улицу и опять столкнулся с Дервишем. Тот прошел рядом с ним, обдав его запахом давно немытого тела и бормоча:

– Могила Бороды, могила Бороды…

Дервиш скрылся за углом, а Краевский пошел дальше. Но чем ближе он приближался к дому, где его устроили на постой, тем медленней становились его шаги.

Уже возле дома он посмотрел на запад. Солнце было еще высоко, и он, несмотря на предупреждения быть осторожным, решился.

Если Дервиш что-то знает, то и он должен это знать. Если же это ловушка, то может оказаться, что его голова будет отделенной от туловища с той разницей, что стоять ей придется не на столе, а на могиле Бороды.

Краевский зашел во двор дома, пробрался к забору за уборной, выбил ногой две доски и выбрался наружу.

«Если за мной ведется наблюдение, то на какое-то время оно будет сбито с толку», – подумал он.

Дальше он через какие-то помойки выбрался на соседнюю улицу, где столкнулся с пьяненьким мужиком.

– Где находится городское кладбище? – спросил он.

Мужик одновременно качнулся, икнул и весьма неопределенно махнул рукой на запад.

«Ничего себе, объяснил», – подумал Краевский, но пошел в ту сторону, куда указал прохожий.

Кладбище он нашел быстро. Обнесенное каменным забором и рвом оно казалось островком благополучия, которого не коснулась война и все, что с ней связано. Тяжелые каменные кресты были хорошим тоном для состоятельных каминцев, но неплохо выглядели и деревянные. Видимо, несмотря на разруху, люди еще не разучились быть людьми и, сами живя скудно, отдавали последнее своим близким, покидающим этот мир.

Он прошел по аллее мимо часовенки туда, где виднелись не поросшие травой могилы.

Шпиль надгробия, возвышавшегося над могилой Бороды, был виден издалека. Подойдя к нему, он вдруг понял, что это единственное место, которое он мог найти в Каминске.

– Здорово, Крой, – заставил его оглянуться чей-то голос.

Перед ним стоял Дервиш, грязный, нечесаный, в мешке-рубище и с железной цепью на шее. Но это был не тот Дервиш, какого он видел у Собора и на улице. Этот Дервиш смотрел на него не блуждающим взглядом блаженного, а взглядом Чубука из гайдаровской «Школы», которая в то время еще не была написана.

– Ты что, хрен в стакане, на связь не выходишь? – спросил Дервиш.

– О чем это ты? – растерялся Краевский, лихорадочно соображая, что это, провокация или…

– Тебе что, Кожан пароль не сообщил?

– Какой Кожан? – начал говорить он, чтобы протянуть время. – О ком ты говоришь?

– Тот Кожан, который тебя в шестьдесят шестом кабинете кормил хлебом и салом.

«Так, значит, это не провокация, – подумал он, – такие детали не может знать провокатор».

– Ранило меня, – сказал он, – и я кое-что подзабыл.

– Ранило, – уже мягче пробормотал Дервиш, – наберут пацанов в Красную Армию… Ранило… Если бы не я, то тебя уже и на свете не было…

– Как это?

– Уйдем отсюда, здесь место издалека просматривается, а там я тебе все расскажу.

Он пошел за Дервишем на старую часть кладбища, где густо росли тополя и в некоторых местах был такой густой кустарник, что приходилось буквально продираться сквозь него.

В самом углу кладбища, рядом с оградой была низкая скамейка, на которую и указал ему Дервиш.

Краевский уселся и хотел было спросить коллегу о том, как он помог ему не отправиться на тот свет, но сдержался, увидев, чем тот занимается.

А коллега извлек из какой-то складки своего одеяния окурок, раскурил его и сказал:

– Мучаюсь без курева… Я по легенде некурящий… Иногда во сне вижу, что сижу в кабинете в Новониколаевске и курю, и такой кайф приходит…

Он сделал несколько затяжек, посмотрел на небо и произнес:

– Надо торопиться, ты должен вернуться в дом к Груше до захода солнца. Это не значит, что Груша работает на наших врагов. Нет. Но она может обмолвиться, что ты пришел после захода солнца, то есть затемно… И твоим коллегам по отделу станет ясно, что ты куда-то ходил. А тебе липшие подозрения ни к чему, у тебя и так их будет достаточно… Ясно?

– Ясно.

– Ну и ладненько… Так вот, задал ты мне, брат, хлопот… О твоем приезде я знал и как сердцем чувствовал, что тебе какую-то пакость готовят. Прикинул я и понял, что пакость эту удобнее всего организовать на мосту. Вот я там и притаился. Предотвратить акцию полностью я не смог, но одного из покушавшихся уложил, тебя дострелить не позволил и из воды успел вытащить вовремя, пока ты не захлебнулся. На большее у меня времени не хватило: подскакал Базыка со своими людьми, и мне пришлось уносить ноги…

– У меня был револьвер?

– Нет.

– Значит, я правильно поступил, не взяв револьвер у Андросова?

– Да, признай ты этот или какой-нибудь другой револьвер своим, рано или поздно тебе подстроят козу: скажут, что из этого револьвера был убит гражданин N., и ты долго будешь отмываться и оправдываться, и тебе будет не до выполнения задания. Понял?

– Да. А не значит ли это, что Андросов пытался создать условия для моей возможной компрометации?

– Возможно.

– А не значит ли это, что Андросов и есть человек Огнивца?

– Сомнительно, человек Огнивца, а в том, что он существует, я не сомневаюсь, чрезвычайно хитер. Конечно, он может быть одним из замов, но… Если бы это было так, то это был бы самый лучший вариант для нас. Такой человек не может долго не проявлять себя. Представляешь, насколько ему трудно самому разрабатывать операции и самому же их выполнять. Нет… Это скорее всего человек с первого этажа, а может быть, и несколько человек… Одно могу сказать точно, он прочно сидит на крючке у Огнивца и служит ему не только за страх, но и за совесть. Хотя, чем черт не шутит, когда Бог спит, может быть, это один из замов. Но… Базыка слишком упрям и горяч, чтобы выполнять столь деликатную миссию. Андросов – тугодум, если не сказать большего – туп… Проваторов – человек не от мира сего…

– Что же мне делать?

– А ты разве не знаешь?

– Нет.

– Задание выполнять.

– Ну это понятно, а как? Все изменилось: Борода проявил инициативу и перепрятал архив. Теперь никто не знает, где он, и зацепиться не за что…

– Зацепка найдется, – сказал Дервиш, – ее только искать надо. Здесь все просто, работай, крутись, тормоши все вокруг и ты найдешь зацепку…

– А ты что будешь делать? – спросил он Дервиша. Язык не поворачивался назвать это немытое тело на «вы».

– А я буду выполнять свое задание и тебя прикрывать, по возможности, разумеется…

– И все? – разочарованно протянул Краевский. – Я думал, мы будем работать совместно…

– А мы и так работаем совместно, варим одну кашу, но мешаем ее разными ложками. Да, если тебе понадобится револьвер, оторви подоконник в своей комнате. Там же есть пачка патронов. Но пока ты в безопасности. Пока ты всем нужен и замам, и банде. И те, и другие рассчитывают, что ты своими действиями поможешь найти архив. А потом тебя постараются убрать. Одним ты будешь не нужен, потому что победители не любят делить лавры с другими, даже если эти другие нашли архив. А вторым ты будешь не нужен потому, что много знаешь, а значит, имеешь возможность помешать им. Конечно, ты можешь не найти архив и показать и тем, и другим, что ты никакого интереса для них не представляешь. Тогда тебе дадут спокойно уехать. Но не жди, что тебя с оркестром встретят в Новониколаевске. Я подозреваю, что наше с тобой начальство уже прокукарекало наверх, что архив найден и осталось его только переправить в Новониколаевск. Поэтому, если архива не будет – будет дело о двух вредителях, прокравшихся в рабоче-крестьянские органы. Одним из них буду я, а другим – ты… Вот так, парень…

– Не может этого быть.

– Может… Да ты так не переживай. Впрочем, человек не может по своему усмотрению переживать или не переживать. Ты будешь переживать какое-то время, а потом перестанешь… Ты еще молодой и зеленый, а я, брат, перешел ту грань, когда о чем-то надо беспокоиться и за свою жизнь бояться. Мне нет особой разницы – убьют меня здесь, в Каминске, или во время следующей операции в другом городе…

– А ты смелый.

– Нет. Я – усталый. Человек не может долго бояться за свою жизнь, как певец не может долго держать высокую ноту. Наступает время, когда он устает бояться, чувства его тупеют и ему становится все равно, будет он жить или погибнет. Это первый уровень. Затем наступает второй, и человек, уставший от отупения и равнодушия, начинает искать смерти, потому что смерть для него – избавление…

– Избавление от чего?

– От жизни.

– От жизни? Разве есть нормальные, не душевнобольные люди, которые хотят избавиться от жизни?

– Есть, и не так мало, как ты думаешь.

– Чудно.

– Что чудно?

– То, что ты все это мне говоришь. Я никогда не устану от жизни.

– Дай-ка Бог… Ты что смотришь на меня, как на сумасшедшего. Я вполне нормален. Я знаю, ты сейчас думаешь, чего это он разговорился с незнакомым человеком. Так?

– Возможно, – уклонился от прямого ответа Краевский.

– А все объясняется просто. Это я для тебя незнакомый, а ты для меня – нет, потому что я тебя подбирал на эту операцию в Новониколаевске. Так что ты можешь не удивляться моей разговорчивости.

– Интересно, и почему ж ты отдал мне предпочтение перед другими?

Дервиш усмехнулся и ответил:

– Тому были две причины. Первая – ты хочешь жить…

– А вторая?

– Вторую я не хотел бы тебе говорить, но… кто знает, встретимся ли мы еще раз… Ты похож на брата Огнивца. Это тебя не удивляет?

– Нет. Об этом я догадывался.

– Все понятно. Ты не мог об этом сам догадаться. Видимо, Кожан с тобой не очень грамотно поработал, и ты, как парень неглупый, кое-что понял. Ну ладно, не это главное.

– А что?

– Главное тебе – не потерять желание жить. И все, а остальное приложится. В остальном я тебе помогу. А теперь последний инструктаж. По телефону в Новониколаевск не звони, есть предположение, что он контролируется. Можешь написать письмо, якобы в адрес твоего руководства, но в письме ничего не говори об архиве и не спрашивай, как тебе поступить. Все решай сам. Если будет очень туго, заверни левую занавеску в узел, я буду знать, что тебе нужна помощь, да… и переставь кровать к другой стене: там, где она сейчас стоит, – самое простреливаемое со двора место.

– Но комната на втором этаже.

– Это не препятствие для специалиста. И запомни еще одно. Встречаться со мной опасно – и себя сожжешь, и меня. Хотя, пока ты не нашел архив, опасности для тебя не будет: ты всем нужен живой. А вот если архив будет найден и об этом будут знать в отделе, то за твою жизнь я не дам и нитки от моего рубища… Если ты его найдешь, сразу организуй отправку в Новониколаевск. Сразу… В этом случае есть надежда. Поскольку для того, чтобы связаться с бандой, человеку Огнивца потребуется какое-то время. Рассчитай его, и за это время ты должен отправить архив и скрыться…

Дервиш замолчал, потом сорвал с могилы пучок какой-то травы и стал жевать.

– Это для того, чтобы отбить запах, – пояснил он. – И последнее, если кто-нибудь из твоего окружения обмолвится обо мне или, того хуже, предложит взять меня в работу, то дела мои хреновы, но еще не смертельны…

– Почему?

– Потому что это может дать тебе ключ к дверям, за которыми находится человек Огнивца.

– А тебе?

– А мне будет сигналом, что надо сматываться.

– А как ты об этом узнаешь?

– Очень просто. Об этом мне сообщишь ты, завязав в узел правую занавеску в своей комнате. Усвоил? Правую, и не перепутай: левая – опасность для тебя, правая – для меня. Понял?

– Да.

– Ну тогда прощай… тьфу ты… мать твою, до свидания… в Новониколаевске, – сказал Дервиш и вдруг исчез.

– Итак, – начал Проваторов, – ниточка, которая появилась в наших руках, тут же оборвалась.

Он сидел в кресле в своей излюбленной позе, закинув ногу за ногу. Андросов, Краевский и Базыка расположились за столом в кабинете покойного Бороды.

– Что же делать дальше? – спросил Базыка.

– Сначала надо подумать, – ответил Проваторов.

– Какие будут предложения? – сказал Андросов, вспомнивший, что он исполняет обязанности начальника.

– У меня возникла мысль, – произнес Краевский так, как будто не хотел расставаться с этой мыслью.

Пауза затянулась, всем хотелось узнать, что же за мысль возникла у гостя из Новониколаевска. Но тот молчал, уставившись в зеленое сукно стола, как будто на нем было что-то написано.

– Так что за мысль? – спросил Андросов, чувствовавший себя председателем на некоем собрании.

– Я вчера осматривал отдел и заметил одну особенность, – начал Краевский. – Жизнь в отделе течет как бы на двух уровнях. На первом этаже рядовые сотрудники, на втором – начальство. Ко второму уровню я временно отнесу и себя. Мы прямо сейчас разработаем очередную операцию, как обычно с участием представителей всех уровней. Но это будет ложная операция, потому что вместе с ней мы будем проводить истинную операцию, о которой будут знать только четверо, то есть все мы – сотрудники второго уровня. Осуществляя истинную операцию, мы будем искать архив, а ложная операция поможет нам найти канал утечки информации к банде…

– Как мы это сделаем? – спросил Андросов.

– Да? – примкнул к нему Базыка.

Проваторов, чуть усмехнувшись, сказал:

– Идея ясна, и цель ложной операции может быть достигнута, но… при одном условии… Это можно сделать, если мы точно знаем, что ни один из нас не работает на Огнивца.

– Ну вот… опять, – возмутился Андросов, но Краевский поддержал Проваторова.

– Все правильно. – согласился он, – мы будем, исходить из предположения, что ни один человек, из здесь сидящих, не является человеком Огнивца.

– А-я-я, – покачал головой Андросов, которому сама мысль о том, что его могут подозревать в связях с Огнивцом была неприемлема.

– В чем будет заключаться операция? – спросил Проваторов, не обращая внимания на причитания исполняющего обязанности.

– Операция поможет нам убить трех зайцев, продолжал Краевский.

– За двумя зайцами погонишься, – проговорил Базыка, не глядя на Краевского.

На Базыку сурово посмотрел Андросов, и тот замолчал.

– Первый заяц, – продолжал Краевский, – мы найдем архив и камешки…

– Фью, – присвистнул Базыка, но его снова оборвал сердитый взгляд Андросова.

– Второй, – сказал Краевский, все более входя во вкус, – дезинформация банды, и третий – выявление человека Огнивца.

– Да, – задумчиво протянул Андросов, – вот это замах.

– И все это мы начнем делать сейчас же. Прямо после совещания сядем в автобус и поедем по какому-либо адресу, а затем распустим слух, что нашли архив и собираемся его на днях отправить в Корябинск под усиленной охраной. Таким образом, мы выманим банду из урмана и перебьем ее.

– Это понятно, – сказал Базыка, – но как мы найдем настоящий архив?

– А мы не будем его искать, – ответил Краевский.

– Как? – в один голос спросили Андросов и Базыка.

– А так… Ребенку понятно, что налет на Инвалидную, 7 сделал сам Борода. Он решил всех сразу провести, во-первых, и, во-вторых…

– Заставить человека Огнивца проявиться? – спросил Проваторов.

– Да, – ответил Краевский, – и Борода сам мне сказал об этом.

– Так вы знали, что налетчик был Борода? – спросил Андросов, явно обиженный тем, что его водил за нос мальчишка из Новониколаевска.

– Конечно.

– А почему не сказали нам?

– У меня не было уверенности, что кто-то из вас не является человеком Огнивца.

– Ну, – произнес Андросов возмущенно, – это никуда не годится, ведь так и мы можем подумать, что вы – человек Огнивца.

Краевский ничего не ответил на это, а только развел руками, дескать, все в ваших руках, и это тоже.

– Стоп, стоп, – перебил их спор Проваторов, – а Борода не успел сказать, куда он перепрятал архив?

– Сказал.

– И где же? – одновременно выдохнув на последнем слоге, спросили замы.

– Беда в том, что меня сильно контузило и я забыл адрес, который назвал мне Борода… Но я надеюсь, что со временем память ко мне полностью вернется и я его вспомню. Вспомнил же я, что мне говорил Борода…

– Так, – разочарованно протянул Базыка, – ну и дела…

– А я думаю, – сказал Проваторов, – план Краевского надо принять, да и другого у нас нет.

– А я считаю, – произнес Андросов с упором на «я», – план нужно хорошенько продумать.

– Продумать, конечно, надо, – ответил Проваторов с легкой иронией, – «продумывать» надо любой план.

– А этот в особенности, – уточнил Андросов, – что-то мне в нем не нравится… Краевский не верит нам, а почему мы должны верить ему. А вдруг он и есть человек Огнивца? Кто встречал его в Корябинске? Борода. Где сейчас Борода? На кладбище… Кстати, товарищ из губугрозыска, не потрудитесь ли вы объяснить, где вы были вчера в течение целого часа перед самым заходом солнца?

– Я ходил на могилу Бороды, – ответил Краевский как можно спокойнее.

– А не скажете ли вы нам, почему вокруг вас все время вертится один грязнуля по кличке Дервиш?

– Я не заметил, чтобы он вертелся вокруг меня, но если он действительно вертится, то его следует взять в работу.

– Арестовать? – спросил Базыка.

– Нет, ни в коем случае, за ним нужно понаблюдать, установить его связи… вдруг они приведут нас к банде.

– Хорошо, – сказал Андросов, – я отдам распоряжение последить за Дервишем. А как мы проведем ложную операцию?

– Мы привезем в отдел липовый чемодан с камешками и архивом, и все будут знать, что он хранится в кабинете Бороды в большом сейфе.

После этих слов все замы переглянулись.

– Я сказал что-то не так? – спросил Краевский.

– Все так, – с неохотой произнес Андросов, бросив недовольный взгляд на Базыку, который захихикал, видя растерянность исполняющего обязанности.

– Дело в том, – выручил Андросова Проваторов, – что Борода потерял ключ от большого сейфа и весь отдел об этом знает.

– Ну это дело поправимое, – сказал Краевский, – мой начальник в Новониколаевске Тарус много раз терял ключи от своего сейфа…

– Это не совсем обычный сейф, – продолжал, между тем, Проваторов, – он встроен в стену кабинета, и извлечь его оттуда можно только со стеной или, лучше того, с особняком. Этот сейф у купца Полуянова был самым хитрым. Его открывал единственный ключ, который имел такую немыслимую конфигурацию, что ни один медвежатник, сидящий в нашей тюрьме, не смог его до сих пор открыть…

– Но нам и не нужно, в конце концов, прятать этот чемодан в сейф. Пусть он стоит здесь под столом, лишь бы первый уровень об этом знал.

– А вдруг человек Огнивца не сможет передать информацию в урман? – спросил Проваторов.

– А он и не должен передавать ее в урман. Если дело обстояло так, то ни одна ваша операция не была бы провалена. Слишком долго информация должна идти туда и возвращаться обратно. Скорее всего, информация передается кому-то в городе.

– Логично, – протянул Проваторов, – весьма логично, а…

– А еще мы подстрахуемся таким образом. Я слышал, у вас в тюрьме сидит Бурдуков, который был в банде.

– Но это бандюга из бандюг, – сказал Базыка, – его ждет вышка после суда. Он с нами работать не будет.

– А мы и не будем привлекать его к сотрудничеству. Мы покажем ему чемодан во время очередного допроса, намекнем, что отправляем его в Новониколаевск, а потом дадим ему возможность бежать.

– Правильно, – поддержал его Проваторов, – зная, что он убежит, мы проследим цепочку, которая приведет нас к Огнивцу, и у нас в руках будут три зайца: цепочка – раз, дезинформированный Огнивец – два, условия для окончательного разгрома банды – три.

– Да-а, – протянул Андросов, поглядев на Краевского и Проваторова, – гладко у вас получается, а как же быть с камешками и архивом?

– Камешки и архив будем искать, – ответил Краевский, – начнем с того, что допросим жену Бороды.

– Это ничего не даст. Борода не тот человек, чтобы делиться с женой секретами.

– И все-таки надо ее допросить, – настаивал Краевский, чувствуя, что инициатива, чуть было не выпущенная из рук, снова возвратилась к нему. – Всем нам заниматься этим не стоит, поручим это одному. Я полагаю, что лучшей кандидатуры, чем исполняющий обязанности начальника отдела, и быть не может.

– Я-я, – чуть не задохнулся от возмущения Андросов и посмотрел на Проваторова, словно ища у него поддержку.

– Пожалуй, – согласился Проваторов, и сделал вид, что не заметил этого взгляда.

– Хорошо, – немного подумав, ответил Андросов, – завтра с утра этим займусь.

После столь волнующего дня, когда его обвинили в том, что он человек Огнивца, Краевский приплелся на квартиру, прошел в свою комнату, даже не заговорив с Грушей.

В комнате он уселся на кровать и стал размышлять.

«Итак, пронесло. Замы приняли мое предложение, осталось расставить капканы и ждать. Сработает один из них – прекрасно. А не сработает – тоже хорошо. Значит, утечка происходит все же на уровне замов».

Теперь надо было позаботиться о Дервише, поскольку над его головой собирались тучи. Он бросил взгляд на окно и остолбенел.

– Груша, – заорал он в следующий момент, – где занавески?

– Я их замочила, – ответила Груша игриво, появляясь в дверях комнаты, – они уже месяц как не стираны.

– Но я не могу спать без занавесок, – нашелся он.

– У меня нет других, – сказала хозяйка, видимо, мстя ему за то, что он даже не поговорил с ней, когда пришел.

– Повесь сырые, – взмолился он.

– Вот еще, – ответила Груша, – не сглазят вас, завтра они высохнут, и я их повешу.

«Вот черт, – подумал он, – ну ладно, у Дервиша запас времени дня два-три, хватит… Завтра дам ему сигнал. Только бы что-нибудь другое не помешало».

Краевский был так измотан, что не стал ужинать и лег спать.

Утром он пришел в отдел и, как и ожидал, не застал там Андросова.

– Укатил допрашивать жену Бороды, – доложил ему Проваторов, – неудобно было вызывать ее в отдел, да и разговоры бы пошли лишние, почему, мол, архив нашли, а жену Бороды допрашивают. Логично?

– Да, – согласился Краевский, – а где Базыка?

– С лошадьми. Он лошадей любит больше, чем людей. Я подозреваю, нет ли в нем цыганской крови?

Так они болтали ни о чем, пока не пришел Базыка и не передал просьбу Андросова «срочно приехать к дому Бороды».

– Что бы там ни случилось, – сказал Краевский перед выездом, – нужно сделать вид, что мы едем за архивом и возвратиться с чемоданом.

– А где мы возьмем чемодан? – спросил Базыка.

– Украдем, – пошутил Проваторов.

В таком полушутливом настроении прибыли они к дому покойного Бороды и увидели, что у ворот прямо к забору привязаны две кошевы: одна Андросова, а другая принадлежала загородной больнице.

На крыльце дома сидел и. о. начмила, его трясло. Увидев подходящих к нему замов и Краевского, он вскочил и стал почему-то показывать им свой револьвер.

Проваторов, Базыка и Краевский молча обошли его и стали подниматься по ступенькам.

В комнате был врач. Он отошел от кровати, чтобы позволить вошедшим увидеть то, что там произошло.

Жена Бороды лежала на кровати в луже крови. Поразительно было то, что крови было много, и казалось, что женщина лежит не в кровати, а в ванной, наполненной кровью.

– Ее застрелили, а затем истыкали ножом, – пояснил врач.

– Базыка, – попросил Проваторов, – срочно опроси соседей, может быть, кто-то что-нибудь видел или слышал…

Базыка исчез, а Проваторов, Краевский и врач вышли во двор. Там их встретил Андросов, он вновь стал показывать свой револьвер Проваторову.

– Поедем в отдел, – сказал Проваторов, – там поговорим.

– Когда наступила смерть? – спросил Краевский у врача.

– Судя по отсутствию трупных пятен и температуре тела – недавно… от силы часа два назад.

– Не может этого быть, – возмутился Андросов, – скажи ему.

Он потянул Проваторова за рукав, но тот только развел руками.

Только они вышли из автобуса, как к отделу верхом подскакал Базыка. И опять четверка второго уровня заперлась в кабинете Бороды. Проваторов и Базыка курили. Андросов без умолку говорил, обращаясь к присутствующим по очереди.

– Сам не знаю, как получилось, – оправдывался он. – Я понимаю, вы подозреваете меня… Но разве я мог это сделать?! Разве я дурак, чтобы сам на себя подозрение взваливать? Мне даже кажется, что я слышал выстрел, когда входил в дом.

– Сосед Бороды говорит, что он тоже слышал выстрел. Но это было после того, как ты вошел в дом, – сказал Базыка.

– Ну не убивал я ее, не убивал, – выкрикнул Андросов и выругался, – я вчера грешным делом подумал, что конюха и его жену Базыка убил. А сегодня сам попал в такую же историю.

– Ты ничего не заметил, когда подходил к дому – спросил Базыка.

– Нет, – ответил Андросов, – хотя…

– Мне кажется, – вмешался в их диалог Проваторов, – кто-то пытается всех нас по очереди скомпрометировать. Теперь я сомневаюсь, что налет совершил Борода. Борода также мог быть скомпрометирован, как и Базыка, и Андросов, и…

– Вспомнил, вспомнил, – заорал Андросов, – там крутился этот грязнуля.

– Что за грязнуля? – поинтересовался Проваторов.

– Дервиш, – сказал Базыка, удивляясь недогадливости самого умного зама.

– Дервиша надо арестовать, и немедленно, – произнес Проваторов.

– Нет, – возразил Краевский, – так не пойдет. Мы только начали работать по нему, давайте подождем хотя бы еще сутки. Куда он от нас денется?

– Ладно, – согласился Проваторов, – подождем сутки, хотя я бы его арестовал и не только потому, что он подозрителен… Просто ему в тюрьме будет безопасней…

– Во жизнь пошла, – съязвил Базыка, – в тюрьме безопаснее, чем на свободе.

На том и порешили.

– Я поеду домой, – сказал Андросов, – я что-то плохо себя чувствую, за себя оставляю Проваторова.

– Я тоже сегодня отдохну, – произнес Краевский, – для моей неокрепшей нервной системы три трупа за два дня слишком много, боюсь не возвратились бы…

– Да, да, – перебил его Проваторов, – идите. Мы с Базыкой съездим для вида за город и привезем какой-нибудь чемодан, а потом накажем дежурному смотреть за ним тщательно.

Проваторов еще что-то говорил, но Краевский уже шел к двери: ему надо было успеть добраться до квартиры до припадка и дать сигнал Дервишу.

По лестнице он уже бежал. Груша долго не открывала, и он уже отчаялся, как вдруг все произошло само собой, двери открылись, он прошел в свою комнату, сказал хозяйке, чтобы она вызвала Анну Петровну, если начнется припадок, закрыл дверь и подошел к окну.

Аграфена уже повесила свежие занавески, и он завязал правую узлом, а затем, подумав, завязал и левую, чтобы Дервиш не перепутал. Пусть знает, что опасность грозит им обоим, но сматываться надо ему – Дервишу.

Едва он успел сделать все это и добраться до постели, как на него навалилась тошнота, но не та, которая может быть облегчена рвотой, а тошнота душевная, от которой никак нельзя избавиться.

И все опять повторилось. Он снова бежал по длинному коридору на подгибающихся ногах к забору, за которым было спасение. На этот раз его преследователь проявил нерасторопность, и он успел переправиться через забор и оказался в совершенно другом мире.

Этот мир был фантастически спокоен и нетороплив, даже не верилось, что такой мир вообще может существовать. В этом мире не было войн, не скрывались в урманах банды, не стреляли на улицах, не было деревянных и глиняных развалюх и огромных помоек за домами, не было людей в изношенных одеждах, не было подозрительности на их лицах…

Наверное, это был социализм, о котором так много говорили на собраниях в комсомольской ячейке. Ибо там были высокие многоэтажные дома, в окнах которых горел яркий свет от электрических ламп, а не керосинок. Огромные светильники каким-то голубым светом заливали улицы, спешили по своим делам люди, куда-то мчались автомобили, и некто Кроев сидел в большой аудитории и слушал лекцию молодого профессора по криминалистике. Профессор совсем не походил на тех профессоров, какие преподавали на юрфаке до революции. Краевский смотрел на сидящих в аудитории парней и девушек и страшно завидовал им, потому что они еще не знали того, что знал он, не испытали того, что испытал он.

А еще Краевский понимал, что в той жизни он человек случайный. После того, как он почувствует боль от укола, он снова возвратится туда, где человеческая жизнь не стоит и нитки от рубища нищего, где кровь и безысходность, где даже победитель не чувствует себя победителем, потому что нет победителей в войнах гражданских и их отголосках, войнах бандитских…

На этот раз он не почувствовал укола, но, проснувшись утром, обнаружил маленькую красную точку на вене левого предплечья. Значит, была Анна Петровна, и он с ее помощью вышел из припадка.

Без стука в дверь вошла Аграфена.

– Проснулись? – сказала она. – Вот и хорошо. А я вчерась сбегала за Василичем, и он сам сделал укол. А еще он сказал, что это последний припадок, что теперь они прекратятся и что вы проживете тысячу лет.

Он слушал и улыбался ее болтовне, своему состоянию, солнцу, светящему в окно через задернутые занавески… «Занавески!»

– Кто развязал занавеси? – заорал он. – Кто?

– Я, – сказала Аграфена и опустилась на табурет, – я увидела, что они завязаны в узел и развязала. Я думала, что вы не в себе были, когда их завязывали в узел…

– А-а, – буквально завыл Краевский, вскочил с постели и схватил хозяйку за горло. – Кто тебя надоумил это сделать, кто?

– Вы что? – завопила хозяйка, вырываясь. – С ума все посходили – хочешь как лучше… Вот и Борода такой же был, псих…

Встряхнув Аграфену еще раз, Краевский подбежал к окну и отдернул занавески.