Текст книги "Детектив на исходе века (Российский триллер. Игры капризной дамы)"

Автор книги: Сергей Трахименок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

– О том, о том, – сказал начальник Кировского угро, – они, понимаешь, целый день тебе ищут Варакина…

– Хорошо, что ищут, ты-то что против имеешь, не хочешь лавры делить?

– Да какие там лавры. Мне не нравится, что ты через мою голову прыгаешь.

– Ну ты извини, не было тебя на работе, – сказал Корж виновато, – тебя не было на службе.

Корж ударил по больному месту. В управлении все знали, что самый главный урка Кировского района не очень часто бывает в отделении. Правда, он объясняет это работой „в поле“, но это он может сказать начальству, а не коллегам-уркам.

– Кто меня ищет, всегда находит, – заявил собеседник, – нашли твоего Баракина.

– Где он?

– Где… где может быть такой человек, как Баракин, в морге, конечно. Там ему самое место.

– Ты что говоришь, – произнес Корж, соображая, шутит ли начальник Кировских урок или нет, – в каком морге?

– Да ты не кипятись. Зачем тебе знать, в каком он морге. Ты что, поедешь туда? Так зря – мертвые не говорят…

– Кто его?

– Я знаю, ты думаешь – дружки. Нет. Его грохнул родной папаша, которого он раньше до инфаркта довел и на некоторое время оставил. Но, видимо, не судьба была им разойтись. Вчера он пришел домой и давай права качать, денег на выпивку требовать. Папаша ему не дал, тогда он папаше подкинул, оставил его на кухне и пошел по комнатам деньги искать. Денег не нашел, вернулся на кухню, чтобы папашу еще раз поколотить, но папаша, защищаясь, ткнул его кухонным ножом, и наповал. Как?

– Нормально, – ответил Корж.

– Я уже знаю, что тебя подожгли. Ты, наверное, сел кому-то на хвост. Мой тебе совет, будь осторожен. Не бодайся с крутыми ребятами, если это, конечно, от них исходит. Они все камикадзе, знают, что живут сегодня, а завтра могут не жить и с собой заберут любого…

– Ладно, – произнес Корж, – спасибо за совет, это я и сам знаю.

Корж положил трубку на рычаг. Ниточка, которая могла привести его к разгадке этого криминального ребуса, исчезла. И было не похоже, чтобы Варакина убрали уголовники, которые не хотели утечки информации. Скорее всего, это была обычная оперативная невезуха.

Корж вскочил со стула и заметался по кабинету. А так все хорошо устраивалось. Как никогда. Он опросил всех жителей дома 74 по улице Крылова и по длинной цепочке очевидцев вышел на старика, который описал ему приметы мнимых десантников, разбивших у него окно и бросивших „зажигалку“.

Это старик рассказал ему про татуировку на левом предплечье одного из хулиганов-поджигателей, и он же назвал второго Оглоблей, куда уж точнее, и вот…

Тут Корж остановился и бросился к телефону.

– Ленчик, – сказал он в трубку, – твой мустанг на ходу?

– Обижаешь, начальник, – ответил Ленчик, – мой мустанг всегда на ходу.

– Едем в Кировский, надо поработать.

Ленчик гнал машину так, как мог гнать только он. Но Корж чувствовал себя уверенно, поскольку его подчиненный был не только лихим, но и умелым водителем.

Когда они выехали на относительно спокойную трассу, Корж сказал:

– Не вздумай лихачить здесь, я знаю, ты любитель…

– Обижаешь, начальник, – ответил Ленчик, я – профессионал.

– И не засоряй свою речь блатными словами, – продолжал Корж воспитание.

– Все понял, – ответил Ленчик и хотел было добавить „начальник“, но сдержался.

– Мы сейчас с тобой, – проговорил Корж после некоторого молчания, – проведем жутко конспиративную акцию. О ней не должен знать никто.

– Люблю работать по второму уровню, – сказал Ленчик.

– Что это еще за уровень?

– О, мы с вами до этого еще не доросли, а у наших соседей, мне они сами рассказывали, есть три уровня конспирации. Первый, когда об операции знают двое: тот, кто ее проводит, и его начальник. Второй, когда о том, чем он занимается, знает только сам опер…

– А третий? – заинтересовался анекдотом Корж.

– А третий, – усмехнулся Ленчик и сделал перегазовку, – третий самый высший, когда сам опер не знает, чем занимается. Ха-ха-ха…

– Да, – сказал Корж, – но мы о тобой поработаем на первом уровне, однако об этом не должно знать начальство. Понял?

И Корж рассказал Ленчику суть операции.

Перед самым отделом Ленчик, желая поставить машину во дворе, поехал по старой дороге и вдруг выругался. Корж взглянул на дорогу и усмехнулся: Ленчик попал в ловушку. Кто-то из милиционеров притащил на эту дорогу высокую бетонную плиту. Можно было понять того, кто это сделал. Ему было понятно, что по этой дороге уходили запчасти их райотделовского гаража. Они уходили и по другой дороге. Но все же в меньших количествах, чем здесь.

– Что будешь делать? – спросил Корж водителя. – Разворачиваться?

– Разворачиваться здесь не с руки, можно гвоздь поймать, – ответил Ленчик, гася скорость и медленно накатывая на бетонную плиту. – Держись, шеф, – заорал он и резко бросился телом на левую дверку.

Корж почувствован, что машина стала на два колеса, и он поехал по сиденью влево. Ленчик точно рассчитал момент, когда Корж ткнется в дверку и, чтобы компенсировать равновесие, упал вправо. Через три секунды машина опять стала на четыре колеса, а Ленчик сначала самодовольно заржал, а потом попросил у Коржа извинения.

– Ох, сдам я тебя ГАИ, – сказал Корж.

– Не надо в ГАИ, – произнес Ленчик, – лучше я вас этой штуке научу. Проехать можно везде, как на мотоцикле.

– Больно нужно, – сказал Корж.

– Кто его знает, может, будет нужно, – ответил Ленчик и начал объяснять технику езды на двух колесах.

Как и рассчитывал Корж, начальника отделения уголовного розыска на месте не оказались, а в его кабинете сидел Коляша.

Корж с Ленчиком уселись напротив Коляши. Павел повесил на спинку стула свою сумку.

– Коля, – начал он, – в этой сумке приз для тебя. Нам нужна помощь.

– Весь внимание, – съязвил Коля.

– Сдай нам друзей Баракина.

– Нет проблем, – ответил Коляша.

Он сходил в соседний кабинет и притащил ящичек с карточками. Покопавшись, сказал:

– Пожалуйста, на выбор: Кабан, Валера Молотый, Спица… кто больше нравится.

– Спица, Спица, – ответил Корж, чувствуя интуитивно, что он на верном пути…

– Как будем работать? – спросил Коляша. – С понтом или без…

– С понтом, Коля, с понтом, потому что нам сам Спица не нужен, нам нужно знать как можно больше про его покойного друга.

– Тогда едем.

Зря старик назвал Спицу Оглоблей. Спица не был похож на оглоблю. Он был похож именно на спицу и не потому, что был длинный и тонкий. В его фигуре было что-то от спицы, и сам он был набором спиц. Спицами были тонкие и плохо гнущиеся пальцы, спицами были руки, почти не гнущиеся в локтях, и то, что Спица мог садиться на стул или табурет и вставать с него, не устраняло ощущения, что он все же спица.

Они нашли его в беседке аптечного сквера, излюбленном месте картежников и наркоманов Кировки.

Спица сидел в окружении малолеток, которые разлетелись, как воробьи, как только Коляша вылез из машины Ленчика.

– Есть разговор к тебе, – сказал Коляша Спице, – садись в машину.

– Куда мы едем? – спросил Спица, когда машина тронулась.

– Сначала в отдел, – произнес Коляша, – а потом в тюрьму.

– Я чист, начальники…

– Ну ты даешь, – возмутился Коляша, – да ты уже одним тем, что план с малолетками куришь, себе на семь лет намотал. Не говоря уж…

– О чем уж? – поинтересовался Спица.

– Приедешь в отдел – узнаешь.

В отделе они привели Спицу в кабинет начальника угрозыска.

– Ленчик, – проговорил Корж, – ты можешь ехать домой, поскольку нам, наверное, до утра работать, придется.

– А вы? – спросил Ленчик.

– А меня утром ребята подвезут. Правда, Николай?

– Разумеется, – ответил Николай, включаясь в спектакль.

Ленчик ушел, а Корж попросил Коляшу закрыть дверь кабинета изнутри.

– Ну вот, – начал Коляша, закрыв дверь на ключ, – я-то думал, что ты действительно чист, а ты…

– Что я?

– Эх ты…

– Что я?

– Я думал, ты нормальный мужик, а ты… Море поджег.

– Какое море? – не успел сообразить подвоха Спица.

– Обское, етит твою мать, – сказал Коляша, – другого у нас нет.

– Ну, хватит ваньку валять, – проговорил Корж и обратился к Спице: – Ты парень неглупый и должен понимать, если уж за тебя взялось городское управление, то оно тебя не отпустит. У тебя отсюда два выхода: один – в тюрьму, а другой – на улицу, то есть домой.

– Да один у него путь – в тюрьму, – вмешался Коляша, но Корж пропустил эти слова мимо ушей, дав понять Спице, что в этом кабинете главный он, и он принимает решения.

– Ты был свидетелем убийства, которое совершил Баракин?

– Нет, Баракин никого не убивал.

– Это ты так считаешь, – опять влез в разговор Коляша, – а ты был с ним?

И тут Коржа осенило. Ему не нужно признание Спицы в поджоге, ему нужна информация о поджоге. И Павел дал Спице возможность выкрутиться.

– Я знаю, Баракин говорил тебе перед смертью, что ему поручили убийство. Только не ври…

– Нет, Баракин никого не убивал. Он говорил, что получил хорошие бабки и ему нужно проучить одного козла. Это было в день десантника.

Глаза Спицы забегали, так как Корж подошел вплотную к тому, о чем он не хотел говорить, своему участию в поджоге.

– Как это было?

– Мы… то есть Баракин разбил окно и бросил туда какую-то хреновину…

– И все?

– Все.

– А ты знаешь, что там были люди?

– Нет, там никого не было. Баракин говорил, что он, ну, этот козел, на работе, и его жена тоже.

– А дети?

– У них не было детей.

– Точно знаешь?

– Да, Баракин говорил.

– Ну ладно, на этот раз тебе повезло… Иди, но о нашей встрече никому. Понял?

Когда Спица выходил в дверь, Корж нарочито громко сказал Коляше: позвони дежурному, пусть через час подготовит машину, поедем к ним…

– К кому поедем? – не понял Коляша.

– Ах, – сказал Корж, – я совсем забыл. Никуда мы не поедем. Получи приз…

Корж вытащил из сумки бутылку.

Коляша усмехнулся и достал из стола сухари и стаканы.

– Давай по маленькой, а потом я тебя до метро довезу.

– Давай.

Они выпили по маленькой, и Коляша сказал, обращаясь к Коржу:

– Плохи твои дела, начальник. Кто-то прекрасно знает, что у тебя нет детей, а также график работы твоей жены.

– И мой тоже, – добавил Корж.

– И твой тоже, – подтвердил Коляша, – и за это мы сейчас выпьем по большой…

Домой Корж заявился в девять вечера. Дверь открыла Любаня. Она была в старом фланелевом халате. Черные волосы ее были схвачены в пучок на затылке. Пока Корж раздевался и умывался, она возилась на кухне, разогревая ужин. С семье Коржа не было принято приходить со службы к определенному часу.

Усаживаясь за стол на кухне, Корж подумал, что ему повезло с женой.

Она, как солдат, молча переносила тяготы и лишении службы и была Коржу прочным тылом. Без возражений поехала в Кедровку, вернулась в Н-ск, хотя в Кедровке она была „женой начальника уголовного розыска“, вернулась, чтобы жить в общежитии до тех пор, пока они не получили однокомнатную на Крылова.

Поначалу, особенно в Кедровке, их беспокоило отсутствие детей, и они хотели пройти врачебное обследование. Но потом решили, этого делать не стоит, чтобы потом одному не винить другого.

Любаня сидела напротив Коржа за столом и, подперев подбородок ладонями, смотрела, как он по-волчьи отрывает куски от котлеты.

– Да, – сказала она с усмешкой, – нам с тобой нельзя появляться в приличном обществе.

– Эт-то точно, – пробурчал в ответ Корж.

Закончив есть, Корж ушел в комнату, Любаня осталась на кухне мыть посуду.

Одна стена комнаты была занавешена куском ткани. Он прикрывал плешь на обоях, которая образовалась после пожара. Корж обманул Кроева, он не смог раздобыть обои под цвет прежних, а на новые ему не хватило денег.

И опять Павлу стало жалко Любаню. Она без писка восприняла случившееся, не пилила его, не говорила, что надо бросать эту работу, чтобы вообще не сгореть вместе с квартирой.

Корж вернулся на кухню, подошел к Любане, стоящей рядом с раковиной, и обнял за плечи…

– Я сейчас приду, – сказала Любаня спокойно и потерлась головой о его грудь, – сейчас.

– Знаешь, – продолжала она, войдя в комнату и усаживаясь рядом с Коржом на тахте, от которой пахло паленым, несмотря на то что муж заменил сгоревшие участки, – соседи двери железные вставляют, может, и нам сделать то же самое.

– Соседям есть что прятать, – ответил Корж, чувствуя, что в глубине души зреет раздражение. Он представил себе, что будет вынужден доставать металл, договариваться с рабочими, вставлять двери, потому что средств, чтобы нанять кого-то осуществить эту процедуру полностью, у него нет.

– Говорят, что выбивают двери не у тех, кто что-то имеет… а у тех, кто не защищен. Чьи двери можно выбить плечом или ногой…

– Ну, послушай, – вяло сопротивлялся Корж, – по теории вероятности с нами ничего не должно случиться много лет. Нас уже Господь наказал.

– Нас не за что наказывать, – сказала Любаня, – я хочу только напомнить тебе, что беда никогда не ходит одна, она ходит с детками.

– Сплюнь через левое плечо, – произнес Корж.

– Ладно, считай, что я сплюнула, а теперь пересядь на стул, я постелю…

Пока она стелила постель, Коржу стало стыдно за свою черствость, и он сказал:

– Хорошо, я прикину завтра, и если найду дверь подешевле, то поставим железную… все же первый этаж…

– Ладно, – успокоилась Любаня, – может, обойдется.

– Сделаем, сделаем, – произнес Корж, – ты завтра в какую смену?

– Во вторую, – сказала Любаня, – пора бы привыкнуть, если я сегодня вечером дома, то завтра во вторую.

– Будь осторожна вечером на улице.

– Успокойся, – ответила Любаня, – мелких хулиганов я не боюсь, а урки меня не должны трогать, потому что у меня муж – урка.

– Кто тебе это сказал?

– Ты же и говорил.

– Хм, – произнес Корж, – не повторяй глупостей, даже если они сказаны родным мужем.

– Ладно, – просто ответила Любаня.

– Ладно, – повторил за ней Корж, – какое хорошее слово „ладно“, у нас все ладно, точно?

– Да, – согласилась Любаня.

Корж притянул ее к себе…

Потом Любаня уснула, а Павел лежал и думал, что у него, несмотря на пожар, все хорошо. Он ловко пропел всех чужих, своих и приблизился на один шаг к раскрытию дела. Ведь и встречу, и разговор со Спицей, если его можно назвать разговором, Корж организовал лишь для того, чтобы решить только одну задачу, и он ее решил.

Коляша не понял, что Корж опрашивал Спицу не для того, чтобы получить информацию о поджоге. Что она могла дать Коржу? Вся операция имела смысл лишь тогда, когда она выводила на новых действующих лиц. И она вывела. Ленчик, которого он отправил домой, домой вовсе не поехал, а ждал, когда Спица выйдет из отдела.

Луна заглядывала в щель между шторами, которые пришлось купить Коржу взамен сгоревших. Дикие крики раздавались с улицы. Это развлекалась молодежь. Слышался лай собак.

Рыбка клюнула. Он уже знал от Ленчика, что Спица сразу же бросился докладывать о случившемся Перепелу, одному из авторитетов Н-ска. Это уже кое-что… Теперь главное – не торопиться, собрать информацию о Перепеле, его окружении и связях с „Арго“.

Корж чувствовал, что он на верном пути. Он долго скрывался, ловчил, подбирался к предполагаемому месту, где находится дичь, боялся, что ему могут помещать, но теперь все, еще немного, и он выйдет на финишную прямую, и не найдется такой силы, которая могла бы его остановить.

Весь следующий день Корж провел в управлении; беседовал с подчиненными, звонил по телефону и отвечал на звонки, спускался в ИВС[8]8
  ИВС – изолятор временного содержания.


[Закрыть], где у него было несколько задержанных.

Ощущение, что он подошел вплотную к разрешению загадки взрыва, не покидало его. Это было приятное чувство, но сладкая его приятность была и тревожной: риск в случае провала для него был очень велик. Корж понимал, что на этот раз ему будут мешать не только чужие, но и свои. Во-первых, потому что это им не нужно; во-вторых, потому что у Перепела или кого-то другого, возможно, на содержании находится кто-то из его коллег. И этот коллега будет отрабатывать свои пфенниги не за страх, а за совесть, ну и, конечно, за деньги.

В шесть часов, не раньше, не позже, шеф собрал совещание. Он часто проделывал такие штучки, чтобы подчиненным служба медом не казалась. Шеф был не в духе, по очереди всех распекал, грозился уволить, то есть представить к увольнению за служебные недоработки. К удивлению Коржа, шеф его не поднимал, не распекал, не спрашивал, где он был вчера с четырнадцати ноль-ноль до конца рабочего дня, а сказал:

– Берите пример с отделения Коржа, четко работают ребята.

Искренности в словах шефа не было, и поощрение не воодушевило Павла, а, скорее, наоборот, во рту появилось некое ощущение, будто он хлебнул помоев.

Павел приехал домой в восемь. Любани еще не было, и он решил приготовить ужин. Но готовить не пришлось. Любаня до обеда сварила борщ, сделала салат и поместила все это в холодильник. Корж выставил тарелку с салатом на стол, отлил в маленькую кастрюльку порцию супа из расчета на двоих и поставил на плиту разогревать.

Разогрев первое, Корж съел свою половинку, пожевал салат, обмотал кастрюльку с остатками борща в махровое полотенце, чтобы не так быстро остывала, и прилег на диван. Он рассчитал, Любаня придет через полчаса, он накормит ее супом, а потом они вдвоем будут пить чай.

Неожиданно для себя он заснул. Когда проснулся, взглянул на часы. Было начало одиннадцатого.

Корж забеспокоился. Со двора дома, из кустов, где всегда собиралась молодежь, раздавались взрывы смеха и гитарный перезвон.

Павел оделся, сунул в рукав куртки резиновую дубинку на случай непредвиденных обстоятельств и вышел из квартиры. До троллейбусной остановки было десять минут ходьбы. Корж добрался туда за пять. Постояв на остановке минут двадцать и встретив два троллейбуса, Корж помчался назад.

„Конечно, – думал он, – ее задержали на работе, а потом подвезли на машине“.

Но дома Любани не было… Корж позвонил Любане it цех, но телефон молчал. Он хотел позвонить дежурному, но в последний момент что-то удержало его. Это было слишком, это был крайний случай, которого не могло, по мнению Коржа, случиться…

„Хотя бы позвонила“, – досадовал он, прекрасно зная, что только немногие автоматы в Н-ске работают, а если и работают, то у Любани нет жетонов, поскольку их за бешеные деньги продают спекулянты в киосках и у метро.

– Всюду мафия, – произнес Павел вслух и поймал себя на том, что сказал это без обычной иронии.

Он снова сходил к остановке и вернулся обратно.

Около двенадцати позвонил телефон.

– Павел Артемович, – сказал голос в трубке. Это был дежурный по управлению.

– Да, – ответил Корж, – это я…

– Павел Артемович…

„Да не тяни ты“, – хотелось сказать ему, но он не мог произнести эти слова.

– Это дежурный… Павел Артемович, это, может быть, не точно… Где ваша жена? Дело в том, что в парке у цирка „скорая“ нашла женщину… Она в реанимации… У нее документы вашей жены…

„О пользе ношения с собой паспорта“, – промелькнула у него идиотская мысль.

– Где она? – спросил он, наконец, – в какой больнице?

– Ее увезли в первую городскую.

„Все ясно, это дежурный тянет кота за хвост, не желает говорить. В первую городскую привозят мертвых, потому что там морг…“

Он больше не слышал дежурного, с этого момента он словно разделился на две половинки, одна отупела настолько, что стала ко всему бесчувственной и ничего не понимала, вторая – непрерывно разговаривала сама с собой, совсем как посторонний человек. „Почему так быстро осмотрели тело? Кто выезжал на место происшествия из прокурорских и из наших?“

Все эти вопросы проносились у него в мозгу, пока он собирался, шел по улице. Было темно, общественный транспорт уже не ходил. Павел вытащил дубинку и взмахнул ею перед приближающимся автомобилем. Машина остановилась. Корж открыл дверку, сел на переднее сиденье и сказал так, как говорил бы Ленчику:

– В управление, на Коммунистическую…

Водитесь, понимая, что везет сотрудника милиции, проехал знаки, запрещающие остановку личного транспорта, и подвез Коржа прямо к подъезду управления. Подходя к дверям, Павел почему-то представил, что в управлении его ждет, как всегда, поднятое по тревоге отделение, с которым он сейчас же должен ехать раскрывать очередное преступление. Но… судя по темным окнам, в управлении никого не было. Не было и дежурного, он уехал „домой на минутку перекусить“. Помощник его, младший сержант, сидел за столом и пил чай. Добиться от него информации, проясняющей дело, было невозможно. Коржу даже показалось, что младший сержант не только ничего не знает, но и ничего не желает знать. А на Коржа смотрит, как на человека с улицы: на хрен не посылает, но и до того, как пошлет, остается чуть-чуть.

Корж в окно увидел подъехавшую к управлению машину, из которой вылез Березовский. В другое время Корж спросил бы, какого черта он появился ночью в управлении, но сейчас такая мысль даже не посетила его. Березовский растерялся, увидев выходящего из подъезда Коржа.

– Отвези меня в первую городскую, – попросил его Павел.

Тучный Березовский сопя влез в машину, молча завел мотор и погнал автомобиль по ночным улицам Н-ска.

Во время поездки Корж не проронил ни слова. Он даже не сказал Березовскому, куда ему надо подъехать. Березовский догадался сам. Павел молча вышел из машины и направился к моргу.

Дорога была знакома. Он много раз был здесь и никогда это не вызывало лишних эмоций и сантиментов, но никогда ему и в голову не приходило, что он приедет сюда опознавать Любаню.

Он долго стучался в дверь, пока та не открылась и на пороге появилась фигура мужика, небритого, пьяного, одетого в комбинезон.

– Че надо? – спросил он и отодвинул Коржа от дверного проема. – Морг закрыт до завтра… все вопросы…

Договорить он не успел: кулак Коржа ткнул его в печень, а боковой правый в челюсть заставил опуститься на пол. В это время на шум из комнаты, где, видимо, пили водку дружки мужика, выбежали еще двое таких же. Дикая злоба захлестнула Коржа, он вытащил из рукава резиновую дубинку и начал бить лежащего на полу мужчину в комбинезоне, а потом резко повернулся и пошел на его друзей, которые мгновенно скрылись в комнате и заперли дверь изнутри.

В дальнем конце коридора было темно, и Павлу пришлось долго шарить по стене, чтобы нащупать выключатель. Включив свет, он зашел в помещение, в котором неоднократно бывал ранее, но всегда по делам службы.

Любаню он нашел быстро. Среди трупов бомжей она выделялась чистотою лица и одежды. Крови на теле и одежде не было, наверное, ее ударили по основанию черепа, и смерть наступила мгновенно. Может быть, она даже ничего не поняла. Дай Бог, чтобы так и было.

Качаясь, как пьяный, он вышел в коридор и направился на улицу. Ни мужика в комбинезоне, ни его друзей, ни автомобиля Березовского на улице рядом с моргом не было. Корж двинулся вдоль проспекта. Ему хотелось, чтобы кто-то пристал к нему, и он смог бы погибнуть в драке, а не просто покончить с собой. От него шарахались, как от чумного, и только перед самым домом он понял почему: в руках он по-прежнему сжимал дубинку.

У дверей своего подъезда он увидел желтый милицейский „Уазик“, возле которого стоял шеф.

– Все знаю, Павел, – сказал шеф, – мы найдем их…

„Почему их?“ – подумала та половинка Коржа, которая анализировала происходящее кругом, откуда такая уверенность, что их было много.

– Дай ключ, Павел.

Шеф открыл дверь, завел Коржа в квартиру.

– Где твой пистолет? – спросил шеф.

– В управлении, – ответил Корж.

Шеф извлек из куртки бутылку водки, достал из пенала на кухне стаканы:

– Давай, – предложил он, – легче будет.

Корж залпом выпил полстакана, шеф пригубил, а остатки выплеснул в раковину. Потом он доверху налил один стакан, а бутылку с остатками водки забрал с собой.

– Отходи, – промолвил он Коржу, – а мне надо ехать. Будет тяжко, выпьешь еще, я тебе оставил… И дверь закрой…

Проснулся Корж на полу на кухне. Последняя фраза про дверь запала в память, и он, качаясь от стены к стене, пошел, но не к двери, а в комнату.

„Какой кошмарный сон приснился мне по пьянке? Как я мог так нализаться? Как завтра буду смотреть в глаза Любане?“

В комнате он увидел неразобранную тахту и скрипнул зубами. Потом вернулся на кухню, увидел полный стакан водки, выпил его махом, сел на пол и обхватил голову руками.

Очнулся Корж в больничной палате… Когда он осознал, где находится и что почти неделю был без сознания, ему опять захотелось, чтобы все, что он видел перед своими глазами, было бредом, галлюцинацией. Но взгляды сочувствия и почему-то брезгливости, которые бросали на него окружающие, заставили его понять: все, что он помнит, есть самая реальная реальность.

Он лежал на кровати, отвернувшись к стене, и одна его половинка по-прежнему была бесчувственной ко всему, а вторая бесстрастно разбирала ситуацию.

„Тебя остановили самим безобразным образом, ударив по самому больному месту. А ты даже не мог предугадать этого. Мало того, тебя ловко дискредитировали в глазах сослуживцев: во-первых, ты избил сотрудника морга, во-вторых, напился какой-то дряни, отравившись, попал в госпиталь, в-третьих, ты не смог даже похоронить свою жену и это сделали сослуживцы, а как теперь они будут относиться к человеку, который напился до такого состояния, что не смог принять участие в похоронах собственной супруги… Можно ли верить такому человеку? Можно ли с ним работать? Все, тебе больше никогда не подняться. Тебя подержат немного на работе, потом начнут искать странности в поведении, а там переведут в другое подразделение или вообще уволят. Вот так“.

Выписался он спустя десять дней. Пришел к себе в квартиру, механически вытер пыль с твердых предметов, спрятал фотографию Любани в комод и поехал в управление. Работал он как в тумане, плохо различая тех, с кем приходилось говорить, встречаться. Шли дни, он ждал, что медленно выйдет из этого состояния, но не выходил. Уже окружение начало с тревогой присматриваться к нему, ожидая срыва. Так ждут срыва душевнобольных, видя, что ремиссия необычно долго затягивается.

Между тем дело по факту гибели Любани не сдвинулось ни на шаг. Следователь Калининской прокуратуры с самого начала выдвинул только одну единственно верную, на его взгляд, версию: хулигана-каратиста, пожелавшего развлечься таким образом и не рассчитавшего своих сил.

Ищи теперь его. Раскрыть такое дело можно только случайно, потому что это не дело рук профессионала. А теперь, когда весь город знает, что убитая была женой сотрудника уголовки, вообще невозможно. Сам убийца в этом никогда никому не признается.

Однако недоброжелатели Коржа не дождались срыва. Однажды все изменилось. Корж пришел на работу резкий и собранный, говорил четко, накрутил хвоста нескольким своим сачкам, и все пошло по-старому.

А произошло с Павлом следующее. Однажды, придя с работы домой, он обнаружил в дверях записку, на которой печатными буквами было написано: „Получил свое, козел“. Сомнительно, чтобы это сделали те, кто убил Любаню. Скорее всего, это были его недоброжелатели по другим делам, которые ему когда-то приходилось раскрывать или по которым участвовать в расследовании. Но людская подлость послужила Коржу тем клином, который выбил другой клин. Он вышел из оцепенения и начал бить кулаками по одежде на вешалке, пинать стены, потом схватил табуретку и стал колотить не работавший с пожара телевизор. Оглушительно лопнул кинескоп, звенели разбиваемые лампы, а Корж все бил и бил это средство человеческой коммуникации, не обращая внимания на порезы рук. Разбив телевизор, он, обессиленный, упал на пол и пролежал с полчаса. Затем поднялся, долго отмывал кровь с порезанных кистей рук, замазывал ранки йодом, потом вытащил с антресолей старую плащ-палатку, разостлал на полу и стал веником сметать туда осколки стекла и щепки от телевизора.

Позвонившая в дверь соседка, которая полмесяца назад уже один раз спасла его, заглянув в квартиру и обнаружив его лежащим на полу на кухне, нашла Коржа, наводящего порядок в единственной комнате. Корж был спокоен и невозмутим, и соседка удивилась, потому что слышала, что именно в квартире Павла полчаса назад была жуткая драка.

Корж собрал весь мусор в доме в плащ-палатку, туда же бросил разорванные в ярости вещи, свои и Любанины, связал все это в большой узел и отнес в мусорный ящик. Потом он взял тряпку и начал тщательную уборку: мыл двери, пол, потом вымылся сам, побрился и лег спать.

Через неделю группа Коржа арестовала Перепела. После обыска на квартире Перепела увезли, но не в СИЗО, а в ИВС управления внутренних дел, сделали это для того, чтобы возможные распоряжения Перепела относительно его дел и преемников распространились не так быстро, как из СИЗО, в котором существовали две власти. Одна – администрации, другая – авторитетов.

Но разве можно спрятать арест такого человека, как Перепел. Уже на следующий день Коржу позвонил начальник оперчасти следственного изолятора, которого все звали коротко и с долей уважения – Кумом.

– Дело есть, – сказал ему Кум, – приезжай.

Корж не стал спрашивать, какое дело. Если Кум говорит, приезжай, нужно ехать, по телефону такой вопрос решать нельзя, да и вряд ли можно решить.

На приходной следственного изолятора, который все называли просто тюрьмой, Корж предъявил свое удостоверение, прошел через двойную дверь внутрь.

„Поразительно, – думал он, – как отличаются друг от друга два слова: тюрьма и следственный изолятор. Одно страшное, а другое – почти нейтральное, что-то вроде медицинского изолятора“.

Он вспомнил, как однажды пришла в управление мать одного из арестованных и спросила, где находится сын. Дежурный сказал, что его поместили в следственный изолятор, и дал адрес. Женщина написала жалобу на дежурного, так как он ввел ее в заблуждение, ведь сына поместили в тюрьму, а не какой-то там изолятор.

Тюрьмы, морги – обычные для следователей и оперов заведения, такие, как банки для кассиров, их посещают часто и не обращают внимания на то, что бросается в глаза человеку, попавшему туда первый раз. После того ночного посещения морга Корж почему-то и к тюрьме стал относиться по-новому. У него появилось странное ощущение, что он когда-нибудь может попасть в тюрьму не в качестве сотрудника, раскрывающего или расследующего преступление, а в качестве арестованного. Такая мысль ему никогда в голову не приходила, как не приходит ребенку до поры мысль о смерти. Видимо, пришло то время, когда человек вдруг понимает мудрость народа, говорящего, что в России от сумы да от тюрьмы зарекаться нельзя.

Кум ждал его в своем кабинете. Это был мужчина в возрасте пятидесяти лет, внешне похожий на цыгана, но совершенно не похожий на цыгана внутренне. Это был настолько спокойный и флегматичный человек, что десять зэков-психопатов не могли вывести его из равновесия. Может, поэтому он так долго работал на довольно беспокойной должности тюремного кума.

– С тобой хотят встретиться, – сказал Коржу хозяин кабинета, крутя в руках фигурку коня от камерных шахмат, которые лепились из хлебного мякиша.