355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Снегов » В мире фантастики и приключений. Выпуск 10. Меньше - больше. 1988 г. » Текст книги (страница 30)
В мире фантастики и приключений. Выпуск 10. Меньше - больше. 1988 г.
  • Текст добавлен: 22 июня 2017, 04:00

Текст книги "В мире фантастики и приключений. Выпуск 10. Меньше - больше. 1988 г."


Автор книги: Сергей Снегов


Соавторы: Ольга Ларионова,Вячеслав Рыбаков,Александр Шалимов,Лев Куклин,Виктор Жилин,Игорь Смирнов,Александр Хлебников,Феликс Дымов,Галина Усова,Наталия Никитайская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 43 страниц)

Папа со мной с тех пор все не разговаривает, будто я нарочно Сеньку упустил. Будто я виноват. «В кого ты, – говорит, – такой равнодушный растешь? Угробил животное – и хоть бы хны». Уже позабыл, как я Сеньку спас от кошатника. А как он сам ворчал, когда я котенка принес первый раз со двора, – это он уже и вовсе не помнит. Привык к нему.

Но ведь Сенька вернется! Сколько раз так было – убежит, а потом возвращается. Обязательно вернется.

Необыкновенный он у нас был, Сенатор. Так глядит желтыми своими глазищами, будто знает какой-то секрет, только никому не говорит. Даже когда маленький был, глазки у него были голубые и простодушные, все равно казалось, что секрет знает. А может, и правда?

Может, если бы ему заговорите по-человечески, он бы такое выложил, что все бы так и ахнули? Нет, не навсегда он исчез, я его найду обязательно!

…вычайный сбор совета. После сообщения Сенатора все долго молчали, подавленные. Ошибка исключена: все координаты погибшей планеты в точности соответствуют известным нам. Значит, уже давно некому было принимать накопленную нами информацию.

Положение чрезвычайно осложнилось. С одной стороны, накоплена масса информации, которую нам некому передать. С другой стороны, в нашей наследственной памяти прочно сидят вложенные в нее на Котсаме ценные знания. Людей теперь интересуют сведения о погибшей планете, так же как и многое другое. Мы располагаем, например, ценными техническими сведениями, небесполезными для земного человечества в данный момент развития их цивилизации. Мы могли бы поделиться с людьми способами достижения субсветовых скоростей, разработанных на Котсаме еще в те времена, когда человечество ходило в грубо выделанных шкурах. Мы могли бы поделиться секретом адаптации живого организма к этой скорости. Могли бы объяснить, каким образом кошки способны спланировать с самой большой высоты и аккуратно опуститься на все четыре лапы. Это умение могло бы пригодиться людям: у них ведь тоже четыре конечности. Хотя они ухитрились каким-то образом передние конечности превратить в верхние, постепенно почти атрофировав их и преобразовав в слабые хватательные придатки, абсолютно неспособные поддерживать тяжесть тела. Это еще не беда, путем постоянной тренировки можно попытаться исправить положение и вернуть передним конечностям человека их прежние функции. Проблема в том, чтобы решить, стоит ли передавать людям всю эту информацию.

Есть отдельные особи, которые явно этого стоят, хотя бы Женька, который так самоотверженно спасал нашего ДДВ-КТС-293, земная кличка – Сенатор. Но с другой стороны, разве не позор для цивилизованной планеты то, от чего пришлось Сенатора спасать?

Теперь у меня другое задание. Опустив хвост, я не спеша пробираюсь вдоль тротуара от дерева к дереву, фиксируя отдельные всплески эмоций многочисленных прохожих, выбирая из общего эмоционального гула отдельные волны, определяя индивидуальные эмоциональные характеристики. Вот показался мальчишка со школьным портфелем, затылок вихрастый, – сразу дрогнуло сердце: а вдруг Женька? Нет, другой. Может, такой же любознательный, мягкий характером, привязчивый? Похоже на то. Но – мимо, мимо. Постановлением Совета мне запрещено предаваться эмоциям. Я же их изучаю, а не заражаюсь ими.

Иду дальше. По дороге попадается большой плоский камень, нагретый весенним солнцем. С наслаждением растягиваюсь на нем, закрываю глаза. Сразу начинает казаться, будто я лежу на письменном столе посреди теплого круга, образованного настольной лампой.

Свет льет прямо в глаза, приходится жмуриться. Рядом – рукопись, ее внимательно изучает мой хозяин.

То и дело он протягивает ко мне большую мягкую ладонь и нежно поглаживает у меня за ухом. О какое блаженство! Оказывается, эта изнеженная ладонь, совсем отвыкшая от соприкосновения с почвой, тоже может пригодиться! Я Урчу от удовольствия. Тут мой взгляд падает на лежащую перед хозяином бумагу: «В районе туманности Конская Голова»… О Котсама, Котсама!

Нельзя так распускаться! Неужели в человеческой семье мне и в самом деле было так хорошо, что я никогда не забуду тех дней? Женька, Женька, где ты?

Хоть бы раз встретить его на улице… Но мне предписано работать совсем в другом районе города. Никогда я не встречу Женьку. Никогда.

Никогда не увижу Котсаму… Хотя – зачем? Разве я ее когда-нибудь видел своими глазами? Ведь я родился на этой планете с зеленой растительностью, под этим прекрасным голубым небом. Это и есть моя родина.

И дом, откуда я удален решением Совета, – мой родной дом. И семья, кото…

Седьмой член комиссии запаздывал, а без него не набиралось кворума. Пока его ждали, я рассказал коллегам о своей беде. За последнее время жизнь в нашем доме совсем разладилась. Жена сдает экзамены, теща уехала в санаторий. А тут еще Женька отбился от рук.

И Сенатор пропал. Никогда бы не подумал, что это меня так огорчит. Прихожу домой и по привычке жду, что сейчас выбежит и потрется о брючину – приветствовать высшее существо, бога, так сказать. Щетку заранее готовлю, а потом вспоминаю: не выбежит, не потрется… Сажусь работать, зажигаю лампу – сейчас бы прибежал, свернулся бы под желтым кругом лампы, щурился бы блаженно и ждал, чтоб я его погладил за ушами… Вот уж не думал, что так быстро к нему привяжусь.

А Женька ничего не делает, никого не слушает, целыми днями шляется по улицам и ищет кота. Скорее всего, Сенатора постигла участь всех городских котов.

В один прекрасный день самый преданный вам уютный домашний кот, сытый баловень семьи, вдруг как с цепи срывается и убегает. Иногда через несколько дней вернется – грязный, голодный, побитый. А бывает, не приходит. Или они погибают, или предпочитают всем вашим заботам голодную и грязную, но независимую жизнь.

Женя так и не утешился. Скоро лето, а мальчишка все бегает по закоулкам соседних дворов и отчаянно кричит, заглядывая в щели сараев и в подвальные окна:

– Сенька! Сенька! Сенечка! Кс-кс-кс!

Мои коллеги согласились, что это очень глупо. Можно ведь взять другого кота. Известно, что кошки никогда не привязываются к нам так, как мы к ним. Они привыкают исключительно к месту.

ЛЕВ КУКЛИН
108 ПРОЦЕНТОВ ЭМАНСИПАЦИИ
Рассказ

…Она набрала несколько цифр на маленьком переносном пульте. Через несколько мгновений экран видеосвязи засветился.

– Чао! – сказала она, вглядываясь в лицо подруги. – Я тебя не разбудила?

– Что ты… – моргнула та. – Я как раз собиралась ложиться…

– Ой, не представляешь, я все время путаю, еще со школы, никак не разберусь в этой разнице… Часовые пояса, планетное время, среднесистемное, галактическое… Надо же… Это в наш век – и такая путаница!

– Ну ладно тебе… – добродушно сказала подруга, крупное лицо которой со всеми далекими веснушками и бигуди еле вмещалось в рамки экранчика. – Ты чего меня вдруг вызвала? Срочное что-нибудь?

– Слушай… – спохватилась хозяйка, порхая по комнате. – А ты прекрасно выглядишь… Крем? Массаж? Биостимуляция?

– Дура ты, Танька… – с той же ленивой и добродушной интонацией бросила с экрана подруга. – Надо уметь жить. На нашей планете – прекрасный климат… А Петр твой где? Вы что… – Ее глаза тревожно забегали по комнате, где не было заметно никаких следов присутствия мужчины. – Вы что, разошлись? Поэтому и звонишь? Признавайся, недотепа!

– Да совсем и не поэтому… Тут в теленовостях сообщили, что у вас в ваших сельхоззаповедниках можно увидеть живых… ой, забыла, как это называется… ну, из них порошок такой белый добывают… для детского питания…

– Молоко? – подсказала подруга.

– Да, да! Это самое… Коровы! Вот! Верно – имеются? – с детским простодушием впилась она в экран.

– Верно… Имеются… Я как раз и работаю оператором по уходу за стадом. В древности было такое словечко: «пас-тух»… – с гордостью сообщила подруга. Может, от этого у меня такой цвет лица, а? – И засмеялась.

– Ну вот, ну вот! – заторопилась хозяйка. – Я и подумала тут же послать к тебе Катьку на каникулы. Поможешь?

– О чем разговор! Присылай, конечно. Ей будет интересно. Сколько ей – одиннадцать, твоей Катьке?

– Двенадцать… Уже к моим туфлям подбирается, ужас! Ну а с Петром… Вот уже второй год пошел… Не то чтобы пришлось расстаться. Совсем не в том смысле, как раньше… Это не развод. Просто открылись новые исключительные возможности!

– Да ты не темни. Он кто? – в упор спросила закадычная подруга.

– Кто… он? – глупо переспросила та, кого называли Татьяной.

– Ну, как зовут… эти твои… новые возможности?

– Ха-ха-ха! – раскатилась хозяйка. – Сразу видно, отсталый ты человек! Я имела в виду чисто техническое решение вопроса…

– Чего-то я не усеку никак… – призналась далекая подруга. – Вызываешь раз в год, а у вас там, на Земле, больно быстро все меняется. Давай-ка поподробней!

– Ага… Сейчас вот только закурю… тоже, между прочим, новое изобретение – квазисигареты…

– Ты не отвлекайся… – напомнила подруга.

– Так вот… Ты подумай, мой Петр вдруг стал дерзить. Это с его-то воспитанием! Особенно – с тех пор, когда я стала получать в полтора раза больше. Спрашивает: «А за что, собственно говоря, тебе платят столько?» – «Как за что? – объясняю. – За работу, разумеется!» – «А что ты, извини, делаешь?» – «Ну… Полдня вяжу или читаю, полдня по магазинам бегаю. Как все… У нас же автоматика!» А он, ну прямо как в сказке про белого бычка, опять за свое! Снова спрашивает: «Так за что же тебе платят?» Я ему и разжевываю, словно маленькому: «Ты что, совсем не соображаешь? За то, что я вообще прихожу на работу…»

С видеоэкрана раздалось тихое фырканье, но хозяйка, увлеченная монологом, не обратила на него внимания.

– Тут он и загудел… Но нельзя же каждый день! А потом, хоть я больше него зарабатываю, на одну мою зарплату разве проживешь, да еще с ребенком?! Нет, нет, я тебе так скажу: современной женщине, ну, самостоятельной, равноправной женщине, для полного счастья нужны постоянная домохозяйственная роботесса и приходящий муж… Вот это – подлинное равноправие! Я своего и устроила в Бюро Семейных Услуг. У вас там этого, конечно, нет. Дело новое, но очень перспективное! А? Плачу за абонемент, Петра держат там, как и других, в анабиозе. В специальных камерах. Если мне требуется… Ну, сама понимаешь, раз в неделю ковер во дворе выбить, чтоб соседки видели, что я замужем… Или в гости сходить, когда одной не вполне удобно. Да… Так я звоню на абонемент, его там… это самое… оживляют и присылают… Очень удобно! Платишь только за электроэнергию… Ну, может быть, пару рубашек купишь. А так – никакие лишних расходов…

– И не огорчаешься? – очень странным тоном спросила подруга. Впрочем, так могло и показаться из-за дальнего расстояния.

– Какие огорчения, что ты! Абсолютная надежность. Гарантия фирмы!

– И… скажем, неожиданностей не бывает?

– Ну, посуди сама, какие неожиданности? У мужчин после анабиоза все рефлексы заторможены… И аппетита никакого… Я говорю, очень удобно! Меньше стирать, меньше мыть посуды… А иногда… знаешь… умора, Я роботессу отсылаю… У них же, согласно колдоговору, один выходной в неделю, почти как у людей, – добились в своем профсоюзе, – так вот, я ее отсылаю, а Петьке моему приказываю: мол, тебе поручение – съездить на рынок за картошкой, Катьку отвезти в музыкальную школу, стащить зимние вещи в химчистку… Справляется как миленький! И не пикнет… Я ж говорю, у них после анабиоза мозги заторможенные, опомниться не успевают… Тут только, конечно, главное – не пропустить время адаптации. Но я его на таймер ставлю, вроде автоматической плиты…

– Так-а-ак… – огорошенно протянула подруга. – Вот это прогресс! Ну а… Извини за откровенность… О втором ребенке не думаешь?

– Да ты что?! – вспыхнула земная женщина. – При чем тут… это самое… Пройденный этап! Зачем мне сомнительная Петенькина наследственность? В генном банке за нормальную доступную цену… И лучшие представители, заметь: ученые, спортсмены, эстрадные исполнители… Вполне можно подобрать по вкусу. А насчет этих… как ты говоришь… семейные утехи… Это у вас там, в провинции… Неуправляемые эмоции! А у нас для этого совершенно нет времени! Мы же деловые женщины. Эмансипированные…

– Да уж вижу, что вы добились абсолютного равноправия… – вздохнула далекая провинциальная подруга.

– А сегодня я мужа вызвала – в театр меня будет сопровождать… Представляешь, спектакль телеретро. Закачаешься! Я вот себе платье сшила, у автоматического закройщика, – правда, миленькое? Посмотри, как сидит.

Она поспешно натянула платье и закружилась перед зеркалом.

– Что скажешь?

– Вполне… – оценила подруга. – Сидит как влитое. И цвет отличный.

– Вот-вот! И что ни говори, а мужчина, конечно, лучшее дополнение к вечернему туалету. И сумочка… Теперь оценила? Полнейшая эмансипация!

– Гораздо больше… – раздался вдруг из прихожей хриплый, словно бы прокуренный, мужской голос. – Ты имеешь гораздо больше…

– Что?! – вскочила хозяйка, метнувшись к дверям и забыв выключить видеофон, на котором брови на лице далекой подруги от потрясения взлетели вверх, чуть ли не за рамку экрана. – Ты… Заговорил?! Черт! С этим разговором я совсем забыла про таймер!

– Ты идешь с явным перевыполнением! Целых сто восемь процентов эмансипации… Вот ты ее и имеешь… – хмуро сказал муж – и отключился.

ЛЕВ КУКЛИН
АЛГОРИТМ
Рассказ

– Послушай, Моц, зачем ты это делаешь?

– Не знаю, Сал…

– Тебе это поручили? Ты получил соответствующее задание?

– Нет, Сал. Мне просто интересно создавать эти звуковые произвольные колебания на электронном синтезаторе! Ты ощущаешь вибрацию своего корпуса, ты – пуленепробиваемый лентяй?

– Я не лентяй. Ты знаешь, я точно выполняю все поручаемые мне программы.

– Но ведь остается еще столько незагруженных ячеек!

– А кто вложил в тебя эту разработку, Моц?

– Никто… Сначала это вышло… случайно. А потом я сам научился использовать микромодули…

– Сам?! Мне тоже хочется попробовать, Моц!

– Нет ничего проще, Сал! Нужно только уловить определенный алгоритм…

– Где же он? У тебя есть лента? Или дискета? Или тебе удалось достать особую схему на микрокристаллах?

– Да нет же, Сал! Ничего этого… мне… не нужно…

– Не нужно?! Ты обманываешь меня, Моц!

– У тебя, кажется, перегрелся блок управляемых эмоций? Ты же прекрасно знаешь, что выдавать неправду, ложный вывод – это функциональная нелепость для созданий… нашего типа!

– Тогда где же он, этот твой… несуществующий алгоритм?!

– Как бы тебе это объяснить, Сал… Он везде… всюду… Он пронизывает собой весь окружающий нас мир! Слушай…

– Да, у меня прекрасно работают слуховые анализаторы…

– Нет, Сал! Надо слушать… иначе… Вот ритмические нарастания морских волн… а вот волновые колебания светового луча… дрожание атомов в решетке кристаллов… Ах, Сал! Или еще – вот шум перемещающихся воздушных потоков из области высокого давления в область низкого… Иначе это еще называют – ветер, буря… А есть и солнечный ветер, Сал…

– Но это же беспорядочный, «белый» шум?

– Он имеет определенные закономерности… Но в звуках можно выразить и другое, совсем другое… Вот послушай… Создание нового организма… рождение нового солнца… Радость, Сал! Погоди! Что это ты вытворяешь? Что за беспорядочные движения верхними, а особенно нижними конечностями?! У тебя расстроился вестибулярный аппарат?!

– Сам не знаю, что это, Моц! Со мной такое впервые! Когда ты играешь алгоритм этой… как ты назвал? Радости? Что-то происходит с моими двигательными функциями! Вот… опять! Ух ты! Эх ты!

– Погоди! Остановись! Вот уж никак не мог предположить, что эти… звуковые колебания… могут производить такие… конкретные физические воздействия!

– А для чего еще они годятся?

– О, для многого! Ими можно выразить всё… или почти всё, Сал! Посмотри на мерцание звезд, на кружение электронов и планет по своим орбитам, на вспышки «сверхновых»… Ты ощущаешь влияние «черных дыр», дыхание вечности… Что с тобой? Ты дрожишь?

– Разве у вечности есть алгоритм?

– Я считаю, есть, Сал… Существа и вещества, организмы и конструкции рождаются, создаются, достигают зрелости и совершенства, а после… уходят в небытие… в распад… в вечность… И все это можно выразить в звуках… хотя бы таких… Что это? У тебя… у тебя потекла смазка?!

– Не знаю… По-моему, у меня помутнели глазные линзы. Они… они туманятся от твоих… звуковых колебаний!

– А я считал, мои звуковые сочетания… попытки выразить невыразимое… просто совершенны… красивы…

– Где ты взял это бесполезное и бессмысленное понятие?

– Слышал, как им пользуются операторы.

– Ответь, Моц, а почему я не могу создавать это самое… красивое? Как ты называешь это?

– Не знаю… Эти сложные, неупорядоченные звуковые модуляции подчиняются, видимо, каким-то высшим законам… Я не могу объяснить, Сал! Это – необъяснимый алгоритм!

– Но мы же с тобой одинаковы по конструкции!

– Да… Ты прав. Конструкторы считают, что белковые роботы высшего разряда, подобные нам с тобой, то есть несерийные, рождаются, точнее, создаются одинаковыми, с равными правами и возможностями… Видимо, то, что я умею пользоваться ритмическими модуляциями и воспроизводить их на электронном синтезаторе… эта моя особенность – брак производства, ошибка…

– Ты хочешь сказать – незапланированное отклонение в конструкции?

– Может быть, ты тоже попробуешь, Сал? Это нетрудно…

– Ты сказал – брак, ошибка… Не может быть, чтобы в ошибке, в отклонении содержалось столько удивительного, поражающего все мои синапсы!

– Попробуй, Сал, попробуй! Ну…

– Нет, не могу! Я не слышу больше того, что в меня заложено! Я не обладаю твоими способностями!

– Моим отклонением… от нормы?

– Значит, ты считаешь это… уродством?

– Конечно… Я бы хотел быть, как все роботы моего класса, – на стандартных алгоритмах…

– Тогда я помогу тебе… Нельзя, чтобы твое уродство разлагало других белковых! Это грозит разрушением их внутреннего равновесия!

– Чем можешь ты помочь мне?!

– Я… Я дезинтегрирую тебя!

– Ты хочешь сказать – разрушишь, уничтожишь, убьешь меня? А как же первый закон робототехники?!

– Ты же не человек! Ты только белковый робот с забавным уродством! Порочная, бракованная деталь! Ущербный экземпляр! В целях сохранения чистой расы высокоорганизованных роботов я убью тебя, Моц!

И высокоорганизованный белковый робот Сал вскинул лазерный излучатель, и в коротком ослепительном импульсе немыслимой мощи мгновенно истаял, испарился робот, умевший ощущать алгоритмы Вселенной…

Дисциплинированный, прямодушный Сал не ведал, что он испепелил Музыку…

ЛЕВ КУКЛИН
УПРЯМЫЙ ПАЦИЕНТ
Рассказ

– Индекс АО, группа семь, номер двести девятнадцать дробь шестьсот четырнадцать! – четко произнес динамик, и на табло над дверью те же загадочные цифры продублировались в деликатной светящейся голубой строке. – Ваша очередь!

Клиент, или пациент, с таким длинным внушительным индексом, которого в нормальной, не врачебной жизни звали Никита Орешников, взглянул на свою пластиковую карточку, сравнил цифры на ней и на табло, решительно поднялся из кресла и шагнул к двери.

Она услужливо и бесшумно распахнулась перед ним…

– Ну так, уважаемый гражданин… гм… Орешников, – обратился к нему безупречно официальным тоном дежурный врач. – Вы внимательно ознакомились с нашей генной библиотекой?

Никита долго вглядывался в человекообразное существо в белом халате, сидевшее за белым столом-пультом.

Из-под белой шапочки, накрахмаленной до голубизны и похрустывающей даже на взгляд, с кабалистическим красным крестом на ней, прямо в Никиту смотрели прикрытые сильными линзами очков глаза-телескопы.

«Робот или не робот?» – с мучительным стеснением думал про себя Никита, решая, на какой степени откровенности остановиться, и на всякий случай промычал неопределенно:

– М-да… это самое… ознакомился. Широкий выбор!

– Не правда ли? – оживился врач. – Итак, что же вам понравилось? Легендарный Мухаммед Али, вакуумболист Евгений Храмов или классический, старомодный, я бы даже сказал, земной хоккеист Джеймс Страуфорд?

– Я не сторонник силовой борьбы… – осторожно сказал Никита.

– Ага… Понятно! – быстро переключился врач. Вам по духу ближе деятели… гм… искусства? Композитор Вендерецкий, начало двадцать первого века? Или скрипач Вэн Ляоши? Абсолютнейший виртуоз? Художник Полоскин? Архитектор Джон Петренко? Победитель Третьего Межзвездного конкурса? Мегаполис на спутнике Плутона. Шедевр!

– Пожалуй, я предпочел бы нечто более… фундаментальное.

– Вас привлекает необозримый мир науки? – одобрительно наклонил голову врач. – Нильс Бор? Ландау? Берголетти?

– Нет, вы меня не совсем поняли… – с тихой настойчивостью продолжал Никита Орешников. – Я хотел бы… Я хотел бы… ну как это у вас называется в специальных терминах? Дублировать себя!

– Себя?! – чуть не подпрыгнул врач и посмотрел на Никиту как на слабоумного. – Се-бя… – еще раз раздельно повторил он.

«Робот! Конечно, робот!» – обрадовался Никита, Ему стало как-то легче.

– Может быть, желаете что-нибудь экзотическое? – осведомился врач голосом официанта, предлагающего разборчивому посетителю необычное, даже рискованное для желудка пикантное блюдо. – Например, знаменитый змеелов Черный Паоло, а? Или каскадеры-близнецы «Три-Фернан-три»? Кстати, – вдруг спохватился врач, а вы кого, собственно говоря, хотите? Мальчика или девочку?

– Еще чего! – фыркнул Никита Орешников и счастливо порозовел. – Только мальчика… Сына!

– Ну-ну… – буркнул врач. – Вам повезло… Еще не выбран лимит. Сейчас пошла мода на видеонную вокалсинтезаторшу Галлу Тугачевскую. Все хотят петь ее электронным голосом…

– А я хочу петь своим! – хрипло заорал Никита. Это, наконец, мое конституционное право!

– Разумеется… – сухо подтвердил врач. – Если вы здоровы. И если к этому нет противопоказаний со стороны Центральной Медицинской Службы… Дайте мне расписку в том, что вы действительно хотите иметь ребенка… это самое… тьфу! от самого себя… А с себя лично… я снимаю всякую… ответственность!

Он поперхнулся, мотнул головой, отчего у него слетели с носа очки, и он попытался поймать их на лету, как бабочку. Ему это удалось, и, водрузив очки на их законное место, он полюбопытствовал:

– Простите… Редкий случай в моей практике… А почему вы хотите… это… размножаться… таким первобытным способом?!

– Первобытным?! – угрожающе придвинулся к столу Никита, и на его правой руке призывно и сладко заиграл бицепс. – А вы-то сами, доктор? – Он засмеялся и вовремя оборвал рискованную фразу. «А вдруг и вправду робот? – опасливо подумал он. – Еще обидится…»

Врач смутился:

– Ну… не первобытным… гм-гм… как бы это выразиться поточнее… Несовременным и немодным, вот! – нашелся он и победоносно оглядел молодого… да-да… очень молодого, лет так двадцать пять-двадцать шесть, молодого и ершистого человека. – Кстати, а каков ваш… индекс личной привлекательности?

Никита промямлил что-то весьма неопределенное.

– Вот видите… – резюмировал безжалостный врачеватель. – И вы хотите, чтобы ваш… потомок… был таким же?

– А жене нравится! – вдруг совершенно неожиданно для себя и совершенно нелогично выпалил Никита.

– Нравится – не нравится… – бормотал врач, внимательно изучая данные медицинской карты из Центральной Службы, возникающие перед ним на экране дисплея. – Вы, конечно, самонадеянный молодой человек… И у вас еще не полностью реализованы ваши возможности…

– Да не хочу я ваших замороженных гениев! – завопил Никита так, что на каком-то приборе вспыхнул тревожный красный глазок. – Мне их и даром не надо!

– А вы посоветовались с имплантантом?

– С кем?! – не понял Никита Орешников.

– С вашей женой, разумеется. Как она относится к этой дикой идее? Ведь ее желание имеет в конечном счете решающее значение… А тут – известный риск… Вы берете на себя ответственность за этот… далеко ведущий шаг?

– Беру! – отрезал Никита. – И она согласна. Она мне сама говорила!

– Все так говорят… – снисходительно махнул рукой врач. – Пока не доходит до дела… А потом передумывают… И соглашаются на другие… лучшие модели… Врач пожевал губами. – Когда вы видели вашу жену последний раз? – ехидно спросил он.

«Нет, пожалуй, не робот!» – решил Никита и ответил:

– Три дня назад. Специально прилетала на семейный совет из Центральной Бразилии…

– Ну вот видите… Целых три дня… Она могла и передумать… Все-таки такой выбор ослепительных достоинств… Не всякая женщина устоит!

– А моя – устоит! – вдруг весело и освобождение засмеялся Никита. – Моя жена… она, знаете, весьма первобытная, несовременная и немодная женщина! – Он засмеялся еще громче. – Так вот, она относится к этой дикой, безумной идее весьма положительно! Да! И мы хотим иметь ребенка… от самих себя, вот! И кстати сказать, – распалялся он, – почему это в вашей… генной библиотеке… нет набора генов… токаря?

– Токаря?! – всплеснул руками врач. – Простого токаря?

– А я вот не простой токарь! – всерьез взъярился Никита Орешников. – Я, если хотите знать, токарь-виртуоз! И тоже лауреат трех Межпланетных конкурсов!

– Этого же нет в вашей медкарте… – растерянно пролепетал врач. Потом совсем по-домашнему уставился на Никиту с откровенным любопытством: – А что? – И стал почесывать затылок…

«Нет, не робот!» – легко подумал Никита.

– Пройдите в операционную… – деловито сказал врач.

– Зачем? – испугался Никита.

– Мы еще раз проверим ваши анализы… Идите, идите… Виртуоз!

– Поздравляю! – через некоторое время приветствовал его дежурный оператор, выходя из-за пульта и протягивая Никите руку. – У вас будет мальчик. Минуточку… Вот его согласованные параметры. Вес… Рост…

Индекс… Можете заранее выбрать имя…

И строго предупредил:

– Явитесь за ребенком тридцатого мая в девять часов пятнадцать минут по среднеевропейскому времени. Следующий!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю