Текст книги "Люди как боги (илл. С. Цылова)"

Автор книги: Сергей Снегов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

23

– Теперь ангелы с Гиад,– сказала Вера.– В этих крылатых обществах сохранились враждующие классы.

– Вздорный народец,– подтвердил Спыхальский.– Каждый день у них драки. Перья летят, как пух с тополей.

– И их много.Двадцать три обитаемые звездные системы в Гиадах, сто семь густо населенных планет. Ни одно из разумных племен не размножилось так – почти четыреста миллиардов…

– Разумное племя?– переспросил Спыхальский.– Что,конечно, считать разумом… Одно добавлю– голодное племя. Посмотрели бы вы, что происходит, когда звонят к столу.

Вера задумалась.Я был полон мыслей о Фиоле. Мы долетели до гостиницы «Гиады».В этом здании размером с город масса зелени и света, прямоугольники домов образуют улицы,на пересечении улиц разбиты амфитеатры с экранами – ангелы любят картины. Условия тут подобны земным. Крылатые легко приспосабливаются к любым параметрам гравитации, атмосферы и температур. Вероятно, этим и объясняется, что они широко расселились на планетах.

На нас сразу набросились,осатанело зашумев крыльями, три обрадованных ангела.Через минуту вокруг носилась, сталкиваясь и дерясь в воздухе, целая толпа крылатых.Я хлопал их по крыльям, приветствуя, но их было слишком много, чтоб со всеми здороваться.

В ангелах есть что-то внушающее неприязнь.Внешне они импозантны, даже величественны,– белое тело,золотые волосы, широкие мощные крылья, причудливо окрашенные: розовые, фиолетовые, оранжевые, даже черные, особенно среди четырехкрылых, чаще же всего– разноцветные. Зато лица ангелов грубы. Я не встретил ни в тот день,ни после ангела без морщин,морщинисты даже молодые, – каждый кажется состарившимся ребенком. Впечатление это усиливается еще и оттого. что они галдят и носятся,как расшалившиеся дети. К тому же ангелы редко моются. В вертепах ангелов вряд ли лучше, чем в конюшнях пегасов.

Когда мы продирались сквозь крылатую толпу,я увидел в стороне Андре с Лусином. Я наклонился к Ромеро.

– Павел, замените меня у дешифратора.

Выбравшись из толпы, я припустил к Андре. Какой-то шальной ангелочек, восторженно завизжав, ринулся на меня с распахнутыми крыльями, но я ускользнул от него.

– Молчи и слушай!– закричал Андре.– Новые данные о галактах. Говорю тебе, молчи! Мы получили великолепные записи у того четырехкрылого. Чего ты размахиваешь руками?

– Я молчу!– закричал я.– Покажи записи.

– Сперва выслушай, потом покажу.

Андре и Лусину повезло.Когда они пришли к изолированному четырехкрылому, тот спал и ему снились кошмары, мозг его усиленно излучал.

Андре,не дожидаясь пробуждения ангела, поспешил материализовать записанные излучения на большом дешифраторе.

Он тут же на улице при сиянии дневного солнца вызвал видеостолб.Я с усилием всматривался,внешний свет был сильнее внутреннего свечения видеостолба. Я увидел те же картины, что уже демонстрировались на Земле, – скалы,яркие звезды,черное озеро, спускающийся сигарообразный корабль. Нового не было и дальше – те же галакты, башня с вращающимся глазом…

– Ну?– спросил Андре.– Понимаешь ли ты, что это такое?

– Понимаю. Бледная копия старых записей Спыхальского.

– Правильно,– проговорил молчавший Лусин.– Копия. Уже видели.

– Вы дураки!– сказал Андре радостно.– Ну и что, если видели? Важно одно: звездные видения посещают нашего четырехкрылого очень часто, раз мы записали их в первом же обследованном сне. Только личные впечатления могут дать такую четкость образов. Короче, он видел галактов сам!– Андре с торжеством смотрел на нас. Я хладнокровно рассмеялся ему в лицо:

– И сейчас ты идешь выспрашивать своего ангела, правильно ли толкуешь его сновидения?

– Совершенно верно.

– Я пойду с тобой, чтобы присутствовать при оглушительном крушении твоей очередной теории.

Четырехкрылый буян был громадный,мужиковатый ангелище со свирепой мордой и могучими крыльями. Он уставился на нас мутными глазами и что-то проворчал. У ангелов тонкие,п исклявые голоса. Разговаривая, они захлебываются от торопливости– в любом их сборище трескотня и писк. У этого даже голос был мощный, он не пищал, а грохотал. Он мне понравился.

Андре настроил дешифратор и вежливо проговорил:

– Разрешите задать вам несколько вопросов.

– На колени!– рявкнул ангел.– На колени, не то– к чертовой матери!

Его ярость была так внезапна и буйна, что мы рассмеялись. Смех озлил его. Он грозно вздыбился, распахнув крылья и клокоча.

– У людей не принято становиться на колени,– сказал Андре.

Дешифратор перевел ответ ангела:

– Я– князь!

Я усомнился в правильности перевода.Слова «к чертовой матери»,«князь», «на колени» слишком отдавали старинными земными понятиями, чтобы быть правдоподобными.

– Не думаю, чтобы дешифратор врал,– возразил Андре.– Объем его памяти – четыреста тысяч слов и сто миллионов понятий. И если он выбрал князя и чертову мать, то, значит, наш узник имел в виду нечто, что больше всего подходит к понятиям «князь» и «к чертовой матери».

Тогда к ангелу обратился я:

– Почему вы считаете себя князем?

– Налечу и растопчу!– сварливо сказал ангел.

Я вспомнил,что охранное поле людей на Оре зависит от настроения.Я вызвал в себе гнев.Ангела отшвырнуло в сторону,он завопил от испуга. Я то увеличивал, то уменьшал поле. Крылатого «князя» беспощадно мотало в воздухе. Когда его особенно сильно встряхнуло, он заревел бычьим голосом:

– Спасите! Спасите!

Я сбросил поле, и ангел рухнул. От страха и бессилия он даже не пытался подняться и ползал, униженно расплескав широкие крылья. Лусин, засопев, отвернулся.Уверен,что в этот миг грубый ангел представлялся ему чем-то вроде его смирных драконов или диковатого бога Гора с головой сокола.

– Высшие силы!– потрясенно бормотал ангел.– Высшие силы!

– Поднимайся и перестань быть князем!– сказал я.– Терпеть не могу дураков. Тебя по-хорошему спрашивают, а ты грубишь!

– Спрашивайте!– поспешно сказал ангел. – Хотя не знаю, что я могу таким могущественным особам…

Андре рассказал ангелу о его сновидениях и спросил, не видал ли он сам галактов и их врагов.

– Это предания,– бормотал ангел.– Никто не видел галактов. Я слышал в детстве сказки о них.

Я выразительно посмотрел на Андре.Он постарался не заметить моего взгляда. Он не очень огорчается, когда его теории терпят крах. Он слишком легко их создает.

– А почему ты хвастался знатностью?– спросил я ангела.– Что означает этот вздор?

Ангел опустил голову и поник крыльями.

– У нас предание,что четырехкрылых привезли небесные скитальцы,двукрылые же– порода местная… Я не люблю двукрылых. Они презренные низшие существа, но вы, люди, не разрешаете бить их…

– И никогда не разрешим,– подтвердил я.– И считать их низшей породой тоже не разрешаем. Как тебя зовут?

– Труб. Я постараюсь… Я хочу, чтоб вы меня полюбили.

Он был так унижен, что я пожалел его. Я ласково потрепал его перья. Перья на крыльях у него отменные– шелковистые, крепкие, густой лиловой окраски. Собственно, настоящих крыльев у него два, вторая пара скорее подкрылки. На изгибе больших крыльев имеются руки, чуть покороче наших, без ладони, но с пятью крепкими черными пальцами с когтями.

Выйдя, мы подвели итоги тому, что узнали от Труба. Андре запоздало пытался оправдаться в неудаче теории:

– Все же кое-что новое есть. Я имею в виду предания о происхождении четырехкрылых.

– Нас интересуют галакты, а знаний о них не добавилось,– сказал я. – Такие предания имеются всюду,где работящие существа разрешают оседлать себя паразитам. Разве ты не знаешь, что лучший способ оправдать собственное тунеядство– объяснить его божественностью своей натуры? Все подлое издавна валят на божество.

– Труб хороший,– сказал огорченный Лусин.– Не паразит. Красивый. Очень сильный. Сильнее всех ангелов.

24

Впечатление от следующих гостиниц слилось в смутное ощущение чего-то утомительного.Я понимал, что человеческая двуногая одноголовая форма лишь одна из возможностей разумной жизни,и был готов к любым неожиданностям. Даже когда мы беседовали с существами,на три четверти состоящими из металлов, и студенистыми мыслящими кристаллами,погибающими от света, я не удивлялся. Можно и так, говорил я себе. В природе существует могучий позыв познавать себя. А каким способом она осуществляет самопознание– игра обстоятельств.

Вечером мы с Ромеро гуляли по Оре.

Недвижное солнце утратило дневной жар и потускнело, превращаясь в луну. Три четверти диска вовсе погасло, луна было на ущербе. Звонкий днем воздух, далеко разносивший звуки,глохнул,звуки преобразовывались в шумы и шорохи, зато густели ароматы. Цветы запахами хватали за душу, как руками. У меня немного кружилась голова. Ромеро помахивал тростью, я рассказывал, какие мысли явились мне при знакомстве со звездожителями.Ромеро возмутила моя покладистость.

– Чепуха, друг мой! Все эти ангельские образины,змеелики и полупрозрачные пауки не больше чем уродства. С уродствами я не помирюсь. Раньше я не очень восхищался людьми,теперь я их обожаю.Знакомство со звездожителями доказало, что человек– высшая форма разумной жизни. Только теперь я понял всю глубину критерия: «Все для блага человечества и человека».

– Разве против него кто спорит?

– Вы ошибаетесь,– сказал он сумрачно.– Мне не нравится настроение вашей сестры. Я хочу сделать вам одно предложение. Она нам обоим дорога. Давайте образуем дружеский союз против ее опасных фантазий. Вы удивлены– какой союз? Слушайте меня внимательно, мой друг!

Опершись на трость, он торжественно проговорил:

– Я не влеку вас в неизведанные дали,наоборот, отстаиваю то, что уже пять столетий считается величайшей из наших социальных истин.Хочу восстать против того, чтобы забывали о человеке ради полуживотных, моральных и физических уродцев…– Отвращение исказило его лицо. Мне многое не нравилось в звездожителях, но ненависти они не вызывали.

– По-вашему, реальна опасность забвения интересов человека?

– Да!– сказал он.– Они уже забываются. Верой, когда она планирует широкую помощь сотням звездных систем. Вами, когда вы так возмутительно равнодушно признаете, что мыслящая жизнь может быть равноправно прекрасной и безобразной. Андре, готовым все силы положить на возню с дурацкими мыслями примитивных,как идиотики, ангелочков. И тысячами, миллионами похожих на вас фантастов и безумцев.Скажите,по-честному скажите,разве не забвение интересов человечества то,что происходит на Оре?Богатства Земли обеспечивают идеальные условия паукам и бегемотам!Звездный Плуг,отправленный на Вегу, израсходовал все запасы активного вещества на создание искусственного солнца для милых змей.Такова наша забота о других. А человек? Человека отставляют на задний план. О человеке понемножку забывают. Но я не дам человека в обиду. Если еще недавно я молчал,то сейчас я молчать не буду. Я повторяю то, что уже говорил на Земле.Неожиданная опасность нависла над человечеством. Мы обязаны сегодня думать только о себе, только о себе! Никакого благотворительства за счет интересов человека!

Он выкрикнул последние слова, пристукнув тростью. Я сказал:

– Не понимаю, к чему этот пафос, Павел? Запросите МУМ, кто прав, ваши противники или вы, и все станет на место.

К Ромеро понемногу возвращался его обычный надменно-иронический вид. На лице его вызмеилась недобрая усмешка.

– Благодарю за дельный совет, мой юный друг, обязательно им воспользуюсь. Итак, насколько я понимаю, вам не подходит предлагаемый мной союз?

– Я вообще не нахожу нужды ни в каком подобном союзе.

– А вот уж это мое дело– есть нужда или нет. Покойной ночи, любезный Эли.

Он церемонно приподнял шляпу и удалился. Я с тяжелым сердцем смотрел ему вслед. Мне было грустно, что в считанные минуты наша многолетняя дружба развалилась. Опустив голову, я шагал по аллее пустынного бульвара.

25

Я собирался к Вере, но она сама вызвала меня. У входа в гостиницу вспыхнул видеостолб. Вера сидела за столом. Она казалась усталой.

– Я не спала. Дурацкая ночь– споры, ссоры… Как бессердечны иные люди!

Я сообразил, что она говорит о Ромеро. Я редко видел Веру такой измученной. Раньше в спорах она воодушевлялась. Дискуссии оживляли, а не подавляли ее. Что-то очень серьезное случилось у них с Ромеро.

– Прими радиационный душ, Вера. И не думай о чужом бессердечии.

– Не думать о бессердечии я не могу. Бессердечие, распространившееся на многие сердца, становится грозной силой. Я вызвала тебя, чтобы освободить на этот день.

Я пошел к Андре.У Андре сидел Лусин.Я предложил им отправиться на розыски сведений о галактах. Андре собирался сегодня готовить зал Галактических Совещаний к своему концерту.Я уверял его, что звездожители отнесутся к симфонии не лучше, чем люди, музыка должна радовать, а не терзать.

– Наш век трагичен!– закричал Андре.– Посмотри на небо – сколько горя! И еще эти чертовы человекообразные с их загадочными врагами! Наши предки могли дикарски радоваться неизвестно чему, а мы обязаны задуматься над смыслом существования.

Он готов был завязать запальчивый спор, но я отвернулся к Лусину. Лусина уговорить легче, чем Андре. Он потащил передвижной дешифратор. На улице мы взвалили прибор на воздушную тележку и поехали в гостиницу «Созвездие Орла».

Мысль о том,что надо поискать сведений о галактах у альтаирцев,явилась мне вчера.Я хотел также познакомиться с их живописью. В вестибюле мы облачились в скафандры и получили гамма-фонари для высвечивания невидимых жителей Альтаира.

В зале было пусто.Мы светили во все стороны,но никого не обнаружили. В конце зала открывался туннель,и мы прошли сквозь него на рабочую площадку. У меня защемило сердце, когда я увидел раскинувшуюся кругом страну. На темном небе висел синевато-белый шар, имитировавший жестокий Альтаир. Все вокруг разъяренно сверкало. Ни единой травинки не оживляло сожженную почву– до скрежета белый камень, до хруста белый песок, удушливая пыль, вздымавшаяся из-под ног…

– Пейзаж!– сказал я.– Жить не захочешь!

Лусин не изменил себе и тут.

– Неплохо! Здесь жить– искусство. Мастерство. Высокое.

Вскоре нам стали попадаться сооружения альтаирцев– каменные кубы без окон. Мы вошли в один и засветили фонарями. На окнах вспыхнули люминесцирующие картины. Рисунки меняли окраску и интенсивность, стоило повести фонарями, а когда мы тушили фонари, картины медленно погасали.

Живопись была странна– одни линии,хаотически переплетенные,резкие,мягкие, извилистые,– не штрихи,но контуры. Я вспомнил о математической кривой Пеано, не имевшей ширины и толщины, но заполнявшей любой объем. Линии, какими рисовали альтаирцы, заполняли объем, отчеркивали глубину, изображали воздух и предметы. Я видел все тот же беспощадный пейзаж– неистовое солнце, камни, песок, сооружения. И всюду были сами альтаирцы– нитеногие, паукообразные, проносящиеся между предметами.

На одной картине два альтаирца дрались, яростно переплетаясь отростками, сшибаясь туловищами. Художник великолепно передал обуревавшую их злобу, стремительность и энергию движений. Я двигался вдоль одной стены, Лусин вдоль другой. Он вдруг закричал:

– Эли! Скорей! Скорей!

Лусин показывал пальцем на картину. На картине были галакты.

И эта картина была рисована линиями– лишь контуры вещей заполняли пейзаж. На камне лежал умирающий бородатый галакт в красном плаще и коротких штанах. Одна рука бессильно отваливалась вбок,другая сжимала грудь, глаза умирающего были закрыты, рот перекошен.

Неподалеку стояли трое закованных галактов– на картине отчетливо виднелась цепь, стягивающая их руки,заложенные за спину. И с тем же жутким совершенством, с каким художник передал страдание в облике умирающего, он изобразил молчаливое отчаяние трех пленников. Они не смотрели на нас, головы их были опущены с безвольной покорностью… А над ними реяли альтаирцы. Каждая линия их тел кричала, альтаирцы метались, хотели что-то сделать, но не знали – что.

– Где же те,кто пленил галактов?-размышлял я.– Очевидно, это не альтаирцы, те сами в ужасе. Никакого намека на их врагов!

– Загадка. Надо искать. Может, еще картина?

– Надо поискать альтаирцев,-сказал я.– Только они смогут объяснить загадки своих рисунков.

Побродив по пустыне,мы увидели сборище усердно работающих альтаирцев. Шар, заменяющий Альтаир, накаливался по-полдневному, и паукообразные создания светились в видимых лучах, но слабее, чем в зале, где мы их впервые увидели. И если там они были полупрозрачны, то здесь их сходство с призраками еще увеличилось. Кругом были одни тускло мерцающие контуры тел, а не тела. «Вот откуда их странная живописная манера», – подумал я.

Альтаирцы побежали к нам. Они протискивались поближе, стремились дружески обнять ножками-волосиками– пришлось усилить охранное поле. Я настроил дешифратор и пожелал им здоровья. Эти добрые создания в ответ пожелали нам никогда не спать.Очевидно, сон у них– штука страшная, и они его побаиваются.

– Нам очень понравились ваши картины, друзья.

– Да, да!– загомонили они. – Мы рисуем. Мы всегда рисуем.

– И нам хочется знать, что за существа, похожие на нас, изображены на одной вашей картине?

Когда дешифратор преобразовал вопрос в гамма-излучение, альтаирцы словно окаменели. Если бы у них были глаза, я бы сказал, что они замерли, выпучив глаза. Потом по кольцу паукообразных пробежала судорога, и оно стало разваливаться. Передние отступали, кто-то из задних пустился наутек.

– Что с ними?– спросил я Лусина. – Они вроде испугались вопроса.

– Повтори!– посоветовал Лусин.– Не поняли.

Несколько секунд я молчал, обводя альтаирцев взглядом, и они молчали, ожидая, не скажу ли я еще чего-нибудь страшного. А когда я набрался духа и вторично поинтересовался, кто изображен на картине, их охватила паника. Они уносились с такой быстротой, что не прошло и секунды, как около нас никого не было. Я повернулся к Лусину:

– Вот так история! Ты что-нибудь понимаешь?

– Понимаю, – отозвался Лусин. – Загадка.

26

Лусин, выбравшись из гостиницы «Созвездие Орла», сразу затосковал по своим чудищам.

– Да что с ними случится?Пегасы дерутся,а драконы жуют траву. Кому на Оре нужны твои примитивные создания?

– Не говори,– бормотал он.– Не надо. Хорошие.

– Проваливай,– сказал я.– Надоел до смерти. Желаю пегасам попасть в пасть дракона.

Лусин, счастливый, долго хохотал– таким забавным показалось ему мое пожелание. Два пегаса даже из смирных, пусти их, загонят любого дракона.

Я завернул к себе и поспал часок за вчерашнюю бессонную ночь.Меня разбудил вызов Веры. Она требовала меня к себе.

Вера порывисто ходила по комнате, иногда что-нибудь брала со стола и, повертев, клала обратно. На столе у нее множество пустячков– кристаллики с записью, крохотные осветители,зеркальца,гребешки, духи, книги первого века. Когда Вера волнуется, у нее темнеют глаза. Сейчас они были почти черные. Она встряхивала волосами– волосы спадали ей на глаза, и она отбрасывала их. В гневе Вера только и делает,что взмахивает волосами. «Трясет головой как лошадь»,– мстительно думал я в детстве,когда она отчитывала меня. Разгневанная, она так хорошеет! Все неприятные минуты моего детства связаны с образом рассерженного, красивого лица. С той поры я недолюбливаю красивых женщин, и это уже навсегда. Красота для меня неотделима от резких слов. Сегодня Вера была красивей, чем когда-либо. Теперь я твердо знал, что у них с Ромеро разрыв.

– Ну что ты нашел нового, Эли?– Она делала усилие, чтоб слушать.

Она сразу поняла, что мы совершили открытие. До сих пор было известно, что галакты появлялись на одной отдаленной звезде Гиад, в 150 светогодах от Солнца.Теперь следы их обнаружены около Альтаира, в ближайших наших звездных окрестностях.

– Из твоей находки следует,что галакты со своими врагами могут появиться и в Солнечной системе,если уже не появлялись в ней,– сказала Вера.– То, о чем мы на Земле говорили лишь как о теоретической возможности, стало реальной угрозой.Но снова– кто такие разрушители,пленившие галактов? Почему их нет на картине? Не духи же они, в самом деле! Чем ты объясняешь бегство альтаирцев, брат?

Я развел руками, у меня не было объяснений.

– Еще одна загадка! А теперь поговорим о другом.

– О другом– это значит о Ромеро, сестра?

– Да, о Ромеро.Три часа назад мы с Ромеро запросили МУМ,кто из нас прав. И машина ответила, что я– не права. Помощь звездожителям она объявила несовместимой с принципом, что все совершается для блага человечества и человека.

– Машина соврала! На Земле запросим Большую.

– Нет,машине можно верить,Эли! Если она и не содержит всех знаний Большой, то принципы истолковывает правильно. Такой же ответ даст и Большая.

Я смотрел на Веру во все глаза. Раньше она не уступала, если чувствовала свою правоту.Меня охватила обида за прекрасных вегажителей, за добрых и смертоносных альтаирцев, даже за болтливых, дурно пахнущих, но по-своему симпатичных ангелов.

– Ромеро умело воспользовался последними данными… Он поднимает крик, что человечеству грозит чуть ли не гибель.А социальные наши машины, конечно, проштампуют его версию– раз над человечеством нависла опасность,нужно думать только о человеке. На то они и машины, чтоб мыслить по-машинному.

– Быстро же ты отступаешься, Вера. Быстро, быстро!…

– Я вспоминаю,– сказала она,– как менялись отношения между людьми. Человечество начало со свирепой взаимной ненависти. «Человек человеку– волк!», «Падающего толкни!», «Каждый за себя, один бог за всех»– таковы были жестокие символы веры тех далеких времен.Что заменило их, когда человечество достигло единства? Гордая формула: «Человек человеку– друг, товарищ и брат!» Почти пять столетий жили мы под сенью этой формулы, ибо никого не знали, кроме человека. А теперь пришло время расширить эту формулу: «Человек всему разумному и доброму во Вселенной– друг!»

И вот Ромеро объявляет, что она противоречит принципу «Общество живет для блага человека– каждому по его потребностям», и машина поддерживает его. Но я утверждаю: если примут мою формулу, принцип «Каждому по его потребностям» останется. Старое, из двадцатого века, понятие «потребности», заложенное в программу машин, стало узко. Тогда к потребностям относили создание обеспеченной благами,справедливой жизни человека среди людей – звездожителей мы не знали. А сейчас человек стал лицом к лицу с иными мирами.

Можем ли мы равнодушно пройти мимо разумных существ, томящихся без света, тепла и пищи?Повернется ли у нас язык бросить им «Вы сами по себе,мы сами по себе– прозябайте,коли лучшего не сумели…» А раз появились новые обязанности, то возникли и новые потребности– мы должны стать достойны самих себя! Мы вступаем в следующую стадию нашего развития– выход в широкий мир. А наши государственные машины застыли на уровне,когда человечество знало лишь себя. Они выражают наше младенчество,мы же стали взрослыми.Надо изменить их программу– вот мой план.Сомневаюсь, чтоб Ромеро удалось долго торжествовать!

Как меня ни захватили мысли Веры,я не мог не указать,что все опять упиралось в проблему галактов. Не скажут ли ей, что рискованно начинать космические преобразования, когда мы не знаем, что ждет нас завтра?

– Уже сказали– Ромеро! Но на их возражения у меня есть ответ. Разузнаем, какая реальность скрывается в известиях о галактах,– это первое.Второе – только не впадать в панику! Миллионы лет нашу систему не посещали эти таинственные существа лишь на отдельных звездах о них сохранились предания, – почему мы должны вести себя так,словно завтра ожидаем вторжения? И третье, самое важное,– если где-то в межзвездных пространствах бушуют жестокие войны и войны эти могут затронуть нас,почему нам заранее не объединиться со звездными соседями для отражения враждебных нашествий? Разве, объединенные, мы не станем сильнее? И кто доказал, что будут одни противники? Галакты так похожи на нас, неужели они станут врагами?

– Ресурсы,Вера! Человеческие ресурсы не безграничны. Ты понимаешь, я высказываю не свою мысль, но твоих противников…

– Наши ресурсы огромны, и в нашей воле их увеличить.

Я помолчал,прежде чем задать Вере новый вопрос. До сих пор мы никогда не беседовали о ее личных делах.

– А Ромеро, Вера? Неужели твои доказательства на него не подействовали? Мне всегда казалось, что у вас полное духовное единение.

– И мне так казалось,– сказала она с горечью.– Я думала, что нет человека ближе мне,чем он,– кроме тебя, конечно.Вероятно, я просто закрывала глаза на многие его недостатки. А вчера ночью он кричал, топал ногами, ругался…

– Ты просила его успокоиться?

– Я прогнала его. Я сказала, что он мне омерзителен.

– Ты всегда резка, сестра!

– Я права, Эли! Это единственно важное– я права! А когда он ушел, мне показалось,что у меня разваливается голова.Почему Ромеро? Нет, почему он? Ну, пусть бы другой, я бы пережила это, мало ли какие люди попадаются!. Но Павел! Я верила в него как в себя, гордилась им. Ты этого не поймешь, Эли, ты еще никого не любил!…

Воодушевление, охватившее ее, когда она излагала мне свои доказательства и предложения, угасло. Она казалась еще измученней, чем утром. Я молчал, не зная, что сказать.

Потом я спросил:

– Как ты мыслишь себе борьбу с Ромеро?

– По возвращении на Землю мы обратимся к людям с просьбой решить, кто прав. Коллективный человеческий разум и воля будут высшими судьями.