Текст книги "Якут"
Автор книги: Сергей Калашников
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)
Э-э! Чуть не забыл. Когда легируешь плавку порошком восстановленной руды, или когда лепёшкой из этой уже не руды сплавленной – то результаты не каждый раз совпадают. Загадка скажете? Ага.
Ну да не это главное.
Во-первых, мы составили целый рецептурный справочник, учитывающий свойства руд известных нам месторождений и позволяющий получать стали с заранее заданными свойствами.
Во-вторых, как минимум еще четыре мастера не просто узнали эти рецепты. Они научились их сами находить.
В-третьих, Вы наверняка спросите о том моём помощнике, что переехал в устье Селенняха и гнал нам из угля солярку. Он же "пропустил занятия". Так вот, тут всё оказалось значительно хуже. Этот обормот, воспользовавшись своей полной бесконтрольностью, проверил, что получится, если вместо каменного угля затолкать в перегонный куб дрова.
Естественно, он поработал и с тем, что улетучилось вверх и прошло через змеевик, и с тем, что вытопилось и слилось вниз. Кроме скипидара из хвойников и дёгтя из берёзы, он сумел выделить уксус, который надёжно опознал, и ацетон, о котором понятия не имел. Этот парень ещё с Бытантая знал, как делаются стеклянные пузырьки, те, что мы вставляем в верхний венец наших домов. Вот в них-то он и налил свои "находки" перед отправкой мне, когда отгружал с эвенками очередные бочонки солярки. Естественно, с деревянными пробками.
Я упоминал уже, что не химик. Так вот, в области органических соединений мои познания значительно скромнее, чем в неорганической. Но в двадцать первом веке сталкиваться с самыми разными веществами мне приходилось – растворители, разбавители, очистители и прочая, прочая, прочая. Одним словом, сел я и пригорюнился. Это что тут у нас, технический прогресс разгулялся не на шутку? И что мне со всем этим делать? Нет, с кондачка такие вопросы не решаются. Надо бы подумать хорошенько.
Как раз Айтал родила девчонку и уже оправилась. Спрашивает, куда в отпуск нынче поедем? Вот о чём помыслить следует, а ацетоны со скипидарами – не к спеху. Нафиг они сдались здешнему насквозь феодальному и, отчасти, рабовладельческому обществу? Перебьется оно пока. Общество это. А мне мыслить нужно о том, чем порадовать лапулю мою славную.
Наверное – рыбалкой. Новой какой-нибудь для неё. Нет, выходить в Студёное Море на плоскодонке – не дело. Но в Якутии – тысячи озёр! И на левом берегу нашего Селенняха в его нижнем течении есть несколько очень больших.
Я побежал к Ивулу – он со своими оленями где только не бывал. Точно, знает он эти озёра. Рыбные, говорит. Отлично.
В озёрах обычно водятся карась, щука, окунь и... забыл, как зовётся. С ладошку. Так вот, охота на щуку со спиннингом как раз и должна быть гвоздём программы нашего отдохновения. Я принялся делать катушку. Про леску и блёсны не спрашивайте – рассказывал уже. А вот простая инерционная катушка – поверьте – это непросто. Тут нужна и лёгкость хода, и небольшая масса при изрядном диаметре. В общем, наплевал я на варки стали и технологии всякие, и с, не помню какой попытки, соорудил вполне приличную снасть для женской руки.
Представление о пользовании блеснами Айтал получила давненько – ловили мы так длинным удилищем с идущей лодки. Но тут, когда надо далеко и точно забросить – это совсем другое дело. В общем, я всё тщательно распланировал и подготовил. Даже лодочку с кожаным покрытием на каркасе из реек сделал и опробовал. Лёгкую – на одного. Как раз для транспортировки во вьюке. Не разборную, как Вы понимаете. Палатку проверил и подкрепил, другое немудрёное наше снаряжение привел в порядок. Одним словом, всем сердцем мы уже были на озере, но...
Вернулся наш человек, что ездил на Адычу. Соль, понимаешь, кончилась, ну не запаслись мы ею в достатке. Он и привёз весть, что сам атаман повсюду меня разыскивает. Добром разыскивает – оповестил всю округу, что приглашает для честной беседы. И куда деваться? Коли начнёт казаков во все стороны слать – хуже будет. Надо ехать. Может всего-то навсего попросит вместо пушнины опять шашки в качестве ясака ему отдавать? А другого ничего за собой не чую, чтобы было ему дело до меня.
Одвуконь пошёл, без сопровождения. И быстрее так, и не рискую никем. Реки-то вот-вот вскроются. Да и казаки во мне опаску вызывают. То – люди, как люди. То сына в заложники берут из-за каких-то дурацких шкурок.
***
Виданное ли дело – Никодим дома. На его обширном подворье происходит деловитое роение работного люда. Сани с грузом подходят и уходят, грузчики снуют через распахнутые двери амбаров, приказчики пересчитывают мешки. Лошадок моих принял малец, отвёл в загородку, а сам я направился прямиком в терем. Тут меня знают, хотя сам я в этом доме всего-то раз побывал и долго не задержался. Так что раскланивался направо и налево. А уж в сенях и сам хозяин повстречал. Сразу в горенку повёл и велел обед подавать. Осетринка хороша была, да и нельма приготовлена мастерски. Со свежего воздуха и чарка кстати оказалась, однако на водочку мы не налегали – всё никак не могли наговориться.
Вернее – купец не мог. Видно с другими собеседниками он опасается свои удачи да успехи во всей красе расписывать, а оно ведь рвётся изнутри. Против меня же у него осторожности нет. Понял, наверное, что не завелось в моей душе зависти. А мне послушать интересно было, так что я кивал да поддакивал. Искренне, кстати, потому, что испытывал удовольствие от того, что узнавал.
– До Красноярска от Байкальского магазина одна лодка туда и обратно три раза за лето легко оборачивается через Ангару. Оттуда пшеничку вожу по сорок мешков за рейс. Туда свёрла твои, напильники и эти, лерки. Берут – сколь ни привези. С Амуром тоже волок наладили. Хотя, это я по-старому так выразился – по магазину стоит у каждой реки, и товар на лошадях перебрасываем. Купец один тамошний нынче прислал гаоляновой муки и крупы на пробу. Сам-то я по Амуру не хожу, сын мой на том участке делами заправляет. Иглы уж очень твои ценятся.
Закусили.
– Слушай, Миха. Мне приказчиками в магазины сажать некого. Грамоту мало кто знает, – и смотрит вопросительно. Ждёт чего-то. Щас, из котомки достану.
– В Бытантайском наслеге поищи, это где Ким тойоном работает. У него многие грамоту разумеют.
– Ну да, ну да. Я уж по-якутски-то разбирать научился. А слушай, того самого Кима брат – толковый, однако, парень. Честно показывает, сколь барыша себе оставил, сколь чего подарил кому. И сам барыш выводит правильный. Да и каракули его всяко легче читаются, чем иных наших грамотеев, – Никодим призадумался. – На Эльги-реку нужно такого же разумника прям сейчас. Кажись, сообразил – помогает ведь содержателю человек из местных на Тенки. И каракули его я в учётной книге видел, – это купец уже вроде как про себя поразмышлял.
Так и сидели мы Никодимом, "расставляя" новые магазины, да соображая, кого в каком месте к присмотру за делом приставить. Кадровый голод ощущается, куда ни посмотри. И опять я оказался "на коне" – у меня-то в учениках, считай, почти два десятка грамотеев. По нашим местам – целая армия. И так уж выходит по традиции по нашей, что связь ученика с учителем обычно длится многие годы и сохраняется на всю жизнь. Как ни крути – мои это люди. И рассажу я их... ну, Вы меня понимаете. Русские-то больше к острогам тяготеют, а на удалённых факториях якуту куда как веселей живётся. С лошадками, с коровками.
Не скажу, что до конкретики мы договорились, однако по части намерений во мнениях сошлись. Тем более что когда речь зашла о формальном долге, который Никодим передо мной за собой полагает великим, я его успокоил. Сказал, что недостатка в средствах не испытываю, чего и ему желаю. А как понадобится мне чего – так он меня ведь завсегда выручает. Вроде как о дружбе и сотрудничестве на дальнейшее условились, хотя напрямую слов таких и не говорили.
Уж не знаю, за кого он меня считает, за умом скорбного или искусителя коварного, но держится уважительно, на равных. А, судя по характеру построек, дела его идут – лучше некуда. Показной роскоши не видать, но добротность и основательность впечатляют. Есть в человеке что-то нашенское, северное. Судя по всему, крепнет его "паутина", и немалые богатства в мошну стекаются.
Так и ко мне стекаются, только иные. Молодые-то люди не напрасно тянутся туда, где осваивают ремёсла. Вот и выходит, что сподвижники мы с Никодимом. Два эксплуататора якутского народа. Хе-хе. Нам друг за дружку надо крепко держаться.
Вечером, после баньки, заглянул я и сестрице моей Айтал, и с мужем её, Никодимовым приказчиком, познакомился. Что рассказать? Да всё у них ладно. Он делами торговыми занят, а супруга его – домом. Только бумаги она ведёт, потому что грамоту разумеет, а Васенька её любимый – не очень. То есть соображает быстро и человек деятельный, а только записи в книгах да реестрах вечером надиктовывает по памяти и с почеркушек своих. Семейный подряд у них выходит. Ну да, коли так обоим удобней, оно и ладно. Бывают семьи, где жена – шея, а муж – голова.
Тут у меня и новая идея проклюнулась, ну да о ней после.
Засиживаться я не стал – нам утром к воеводе с Никодимом ехать. Он посылал человека упредить атамана, чтобы не с бухты-барахты заявиться, а жданными.
***
– Здрав будь, атаман.
– И тебе поздорову быть. Садись, Миха-якут. И ты Никодим заходи да присаживайся.
Устроились мы на лавках вдоль стола, где находилось ещё несколько казаков и прошлогодний нелюбезный ко мне дьяк. Похоже на совещание наших времён. Или, если по-нынешнему, думу. Кстати и нашего брата якута тут тоже три человека присутствует. С Кимом мы обменялись кивками узнавания, как ведётся между старыми приятелями.
Первым делом на стол лёг арбалет:
– Твоя работа?
– Моей мастерской, что на Бытантае, – а чего отпираться. Модель – та же, что первый раз я для себя делал. Мелкие улучшения в ней, произошедшие за последние годы, ничего не меняют для стрелка.
– А знаешь ли ты, что она не хуже наших пищалей стреляет, только вчетверо чаще. И попасть из неё можно в полтора раза дальше?
– Охотнику не каждый день бывает нужно выстрелить, – это я сразу немножко "Ваньку валяю". – А что бой дальний и точный, это да. Без этого на промысле зверя никак.
– Так вот, – это снова атаман, – велено нам ясак не мягкой рухлядью отдавать, а самострелами. Сколь обещать можно?
Прямо пригвоздил меня к месту.
– Десяток или полтора в год обычно делалось. Людей-то в местах наших мало живёт, да и не многих землица здешняя прокормит. Мастеров среди них и того меньше. На одного работника, что по железу работает, десяток пастухов нужен, да охотников, а ко всему этому дети, да жёны, – это я так намекаю на структуру производительных сил общества.
Кажется, проняло. Во-первых, Ким потерял напряжённость в позе. Во-вторых, сам атаман чуток потускнел. А я продолжил:
– Знаешь, я спробую сперва, сколь выйдет. Сам видишь, работа тонкая, – это я продолжаю торговаться. – Ведь якутскому мастеру надо чтобы рядом лошадки паслись, коровки. Чтобы тунгусы оленей своих перегоняли с пастбища на пастбище, охотники приносили дичину, а рыбаки – рыбу ловили. Чтобы женщины шили удобную одежду и варили сытную еду, – продолжаю я доносить до собеседника положения, иллюстрирующие необходимость комплексного развития нашего края.
Атаман мрачнеет. Понимает, что не обманываю, но он ведь привык брать. То есть – отнимать. Тут же его явно подбивают принять на себя роль радетеля. А я усиливаю нажим:
– Никодим вот возит зерно, за то и воздаётся ему сторицей. Когда трудовой человек сыт, так и работу от него можно добрую ждать. Мы ведь ныне тоже людишки государя нашего, ему служим верно, и мощь страны рады приумножить, – что-то понесло меня. Не через край ли я плеснул елея?
– Оттого ты и затеял гербы по стойбищам раздавать? – взгляд уже стал тяжелым.
– Символы эти напоминают людям, кому они служат. Кого почитать должны. Народец наш неграмотный, но рисунки разбирает, – тут уж Ким откровенно разулыбался. Ну да, у него-то, почитай, каждый пятый пишет и читает уверенно. А я продолжаю "крутить": – Опять же, если вкопан столб, на котором символы защитников наших показаны, тогда чужого рода тойон на это посмотрит, да и не станет обиды чинить, чтобы не прогневить атамана – земли этой блюстителя, потому что за него, и могучие воеводы Сибирские, и Государь Московский силой великой стоят.
На стол легли кавалерийские шашки.
– Почему мало сковал?
– Так, атаман! У меня ж за них сына – чадо малое – чуть в поруб не посадили! Насилу откупился.
– Дерзкие речи ведёшь, холоп. В поруб его! В холодную!
Два казака, что у дверей стояли, не успели нагнуться, как я промеж них скользнул в открытый проём ногами вперёд. Считай, на заднице проехал, али на спине. Я ведь борьбой-то продолжаю заниматься, так что ловкость не растерял. А эти увальни, похоже, лбами стукнулись. Хе-хе. Но наверняка не скажу, не смотрел назад – с лестницы сразу метнулся к коновязи. Хорошо, что узел я на автомате завязал из тех, которым меня Айтал учила во второй день нашего знакомства. Сорвал одним движением, не останавливаясь, и пошел лошадку свою разгонять, подталкивая за сбрую.
На воротах часовые лицами наружу стояли, так что, поравнявшись с ними, я уже в седло вскакивал. Когда до ушей дошёл вопль: "Держи его!", догонять меня было бесполезно. А фитиль на пищали вздуть – на это тоже время нужно. Да и не стреляли мне в спину.
***
– Странные люди, эти русские... -
– ...однако, – продолжаю я слова Кима.
Улыбнулись.
Он легко разыскал меня по следам и привёл мою заводную лошадку с припасом на дорогу. Его "следопыты" сейчас уверенно ведут погоню по "моему" следу прямиком к Верхоянскому хребту, а мы устраиваемся у костра на берегу реки, готовящейся сбросить с себя зимнюю шубу. В это время, грозящее вспучиванием льда или образованием заломов, только безумец станет гулять там, откуда нас можно разглядеть.
– Знаешь, Миха, если бы ты не настаивал, я запросто мог бы всё это казачество в два счёта отсюда выставить. Мои стрелки их бы поодиночке перебили. Тебе не надо объяснять, что такое охотник в засаде. А сидеть в остроге за стеной вечно не будешь.
– Охотнику тоже не дело вокруг крепости бродить. Когда бы это было дело жизни и смерти, а то ведь не убивают они никого. Помучить, чтобы своего добиться ещё могут, да и то, не всегда у них это получается, – продолжаю я "гнуть" линию на мир и сотрудничество с пришлыми.
Мы снова улыбнулись.
– Эти русские – они ведь не угомонятся. Ну, перебоем мы этих – новые пожалуют. Каждый раз избавляться от них – это слишком трудоёмко и сопряжено с потерями. Тот же Никодим почувствует себя беззащитным, и перестанет торговать. А оно нам надо? – мне страшновато за судьбу торговой сети. Сколь трудов и выдумки положил для её создания. Только-только чай стали привозить...
– Да ладно, Миха. Не станем мы войну начинать. Ты, небось, опять навыдумывал чего. Я бы помог, – понятно, что самый молодой из здешних тойонов не прочь поучаствовать в чём угодно, потому что это постоянно приводит его к разного рода успехам. Наверное, я даже не обо всех догадываюсь. Но уже первая его громкая победа образовалась с участием тех же арбалетов. Ну и я ему помогал.
– Помощь твоя обязательно понадобится. Учеников к Тускулу приводить нужно, да смотри ж, не всех из своего наслега, а то быстро останешься без пастухов. Для сытной жизни, сам знаешь, разных умений люди требуются. Еще в магазин, что стоит в устье Туостаха, помощничков надо отправить – там муж сестры моей жены станет их на приказчиков обучать, потому что Никодиму потребуются грамотеи в новые фактории.
Ким посидел немного, улыбнулся и кивнул. Понял, что я на самом деле замыслил. То есть, коли мы ещё и купцов из своей среды подготовим, то даже по части подвоза растительной пищи сможем обойтись без русских. Если захотим. Государственный у него разум, не то, что у меня. Ну что же, коли ещё и воеводу над нами Государь Московский станет из нашего числа назначать, наверное, уживёмся мы с русскими по-доброму. Для этого ведь что нужно? Хм. А, рассудите! По-существу, просто всё было:
Пришел казачий атаман на новые земли, собрал богатую дань, да ею и поклонился государю – мол, прими от верного холопа твоего знак преданности и демонстрацию доходности нового приобретения. А что царь? Правильно. Дары принял и взамен грамотку на воеводство отослал, да повелел и впредь с той земли ему столь же привозить. Вот и приросло государство новыми землёй, данниками, воеводой. Всё просто. Так что нужно покумекать, да и провернуть нечто сходное, только момент выбрать правильно. Предыдущий-то случай упустили.
Давненько мы с Кимом не разговаривали толком, а тут проболтали всю ночь. Речь шла ни много ни мало, о создании государственности. Не в плане суверенитета, а об организации связей, позволяющих людям объединять свои усилия для решения общих задач. Каких? Да, немного их у нас, общих-то дел. Каждый род сам по себе живёт и не во многом нуждается. Однако, при таком разброде, не справишься, например, с эпидемией оспы. А ведь это страшный враг, опустошавший огромные пространства.
У товарища моего мысли бродили в другом направлении. Он грезил мечтой о создании объединённой армии, это если использовать терминологию двадцать первого века. На мой взгляд – затея бесполезная и даже наоборот – вредная. Потому что наличие силы вызывает желание её применить. А нам не врагов искать нужно, а о жизненных условиях хлопотать.
Где-то на самом краю сознания затеплилось воспоминание о стройбатах... если уж собирать народ на военные сборы, так хоть с пользой.
Глава 18 Вверх по Индигирке
Домой я добирался долго. Объезжал стороной встречные стойбища, чтобы весть обо мне не донеслась до казаков. Подолгу задерживался около рек, не решаясь форсировать их. По одним шел лёд, другие – вздувались, перегороженные плотинами заломов. Такое время лучше пересидеть у тёплого камелька в кругу родных или с друзьями. Или в мастерской хлопотать. Но, увы. Не в этот раз. А лезть с риском для жизни в холодную воду или на готовые в любой момент рухнуть перемычки – это занятие не для семейного человека.
Я немного побродил по обнажившимся откосам, но обнаружил только пласты меденосных песчаников. Довольно тощие, кстати, и, кажется, не слишком обширные. Весна вступала в свою бурную стадию, когда и травка вылезает, и листочки проклёвываются. Земля впитывает влагу тающих снегов и медведи выбираются из берлог.
На берегу озерца я устроил хижину, и приспособился ловить рыбу прямо с берега, обколов лёд над глубоким местом. Неплохо брали караси, но размер улова я чётко ограничивал вместимостью собственного желудка. Лошадки отъедались прошлогодней травой и держались неподалеку от костра.
Наверное – по привычке. Ведь гнуса ещё нет и, следовательно, надобности в дыме. Я же заготовил сучьев для арбалетных плеч. Их вечно не хватает. Если честно, то это и есть основной фактор, сдерживающий производство. Остальное можно тиражировать почти без ограничения в количестве.
Вопрос о том, как вооружить своих людей чем-то таким, могучим и ужасным постоянно шевелился в мозгах, но, с другой стороны, я осознавал ограниченность и местных ресурсов и своих возможностей. Никакой альтернативы механическим метателям у меня нет. А значит – придётся аккумулировать мышечную энергию стрелка и сообщать её снаряду. Ни пороха, ни взрывчатые вещества мне недоступны. А в качестве накопителей есть только пружины или сжатый воздух. Хотя... вспомнились самодельные воздушки из ружейной гильзы и медной трубки. Там воздух служил в качестве своеобразной "трансмиссии", переводя силу, накопленную растянутой резиной, в скорость пластилиновой пули.
В голове закопошились разные конструкции, позволяющие обойтись без тетивы. Я начал прикидывать и так и этак, но вспомнил, что ничего, кроме кожи, для уплотнений у меня в наличии нет. То есть добиваться плотности между поршнем и цилиндром придётся кропотливой подгонкой. Конструкция пневматического оружия, а я с ней знаком, требует высокой точности и чистоты обработки многих деталей. Словом – всё сложно. Однако по себе знаю, что если какая-то мысль в голову вступила – не будет мне покою ни днём, ни ночью. Проест она мне печёнки и, пока не наработаюсь, от затеи не отступлюсь. Правда, за успех не ручаюсь.
***
Домой я вернулся уже, когда не только завершилось вскрытие рек, но и пришло тепло. Затея с рыбалкой на озере по-прежнему меня волновала, и мы отправились в отпуск на лодке, рассчитывая начала приблизиться к цели по Индигирке, а уж потом, остаток пути, пройти пешком. По крайней мере, знаток этих мест Ивул рекомендовал мне такой вариант. В путь мы пустились не одни, в смысле, не одной семьёй. Тот мой помощник, что женился на дочке соседа-тунгуса, попросился с нами.
С одной стороны, меня это устраивало потому, что когда сразу две мамки с грудничками, то им веселее – где-то могут и подменить друг друга на время. С другой – познания свои в области геологии лучше передавать в дороге, показывая ландшафты и давая объяснения на реальных образцах. Разломы всякие, метаморфические породы, выходы и прочие моменты. Когда их глазами видишь, оно доходчивей получается. А то ведь рудознатцы-то когда ещё в наши края пожалуют? В одиночку же мне со всем не совладать.
Была ещё и третья сторона – эвенкийка бывала со своим родом во многих местах, в том числе и там, куда мы отправлялись. Подскажет дорогу в случае чего.
Неожиданность случилась уже когда мы вышли из Селенняха в Индигирку. Я в это время дремал, а Тургун ничтоже сумняшеся свернул из протока разветвлённой речной дельты не налево, а направо. Он у меня способный мальчишка, но иногда ошибается – путает руки. С кем не бывает. Собственно, проснулся я, когда Айтал, повизгивая от удовольствия, извлекала из воды ленка. Взял на блесну. Я подумал, и вместо того, чтобы разворачиваться вниз по течению, вообще ничего говорить не стал. В районе озёр местность ровная и для занятий геологией не слишком подходящая. А выше Индигирка огибает Момский хребет, где можно надеяться встретить весьма любопытные обнажения. Дальше течение нас, скорее всего не пропустит – там немало довольно бурных мест с водоворотами, из-за которых ходившие здесь казаки назвали эту реку Собачьей.
Но дотуда ещё далеко. А сынишка – молодец – аккуратно проводит лодку вдоль самого бережка, где и течение нам не мешает, и рыбка ловится. Главное – лапушка моя довольнёшенька.
***
Возрастание скорости встречного течения вызвало среди экипажа заметное оживление. Словно страсть преодоления поселилась во всех нас. Мы с помощником сели на вёсла, женщины на носу соорудили парус, а рулевой-кочегар подтопил. На солярке нынче идём, так что это не сопряжено с очень уж великими трудозатратами. Тем более что заметный северный ветер очень хорошо нам помогает. Прошли мы несколько узостей и поворотов, а потом река успокоилась и снова сделалась равнинной.
Вообще-то этот участок не считается сложным – по-настоящему свой норов река проявляет много выше. Тем не менее, и здесь встречается всякое. Например – юкагирские стойбища. Мы обнаружили чумы на левом берегу и спокойно пристали. Айтал – вот полиглотка – спокойно объяснялась с местными жителями. Нам друг от друга ничего не было нужно, как я думал. Визит вежливости, так сказать. Род как раз находился на марше – они направлялись на юг к озёрам, чтобы поохотиться на гусей. Но без поспешности.
Мы с помощником моим безбоязненно отлучились побродить по кручам и несколько подзадержались – прослеживали один из разломов и делали промывки шлихов. Так вот, вернувшись, я чуть не крякнул от огорчения. На лодке ступить было некуда от тюков с мехами. Принимающей стороне так понравился арбалет моей суженой, что они её "убедили" отдать им его. Охотники. М-м-дя! Конечно, и пуль и запасных тетив Айтал для них не пожалела. В общем, похоже, всем родом клянчили, хотя, не так уж трудно уговорить женщину.
Разумеется, после этого мы заторопились дальше и больше старались ни к кому не заезжать. По правде говоря, меня интересовал Зашиверск. Сведения об этом поселении несколько противоречивы. То есть сейчас он, скорее всего, присутствует в виде одной-двух избушек, оставленных сухопутными экспедициями казаков, прошедшими сюда от Верхоянска южнее Хребта Черского. А вот по-настоящему поселение должно возникнуть только после того, как русские сумеют подняться на своих кочах до того места, где стоят постройки, возведённые пешими казаками. Хотя, доберёмся ли дотуда мы? Не знаю. Судя по тому, что я слышал, для этого необходимо преодолеть шиверу – мелководный участок реки, усеянный торчащими из воды камнями. Обычно в таких местах ещё и течение очень сильное, так что не знаю, вытянем ли.
Так вот, про Зашиверск. После того, как казаки до него доберутся водным путём, он сделается центром этой земли и будет даже влиятельней Верхоянска. Русские станут собирать со здешних юкагиров богатый ясак, и ещё сухопутная дорога на Колыму пройдёт тут же. Несколько Якутских родов переселится в Момскую долину со своими табунами и стадами, создав традиционный для нашего народа комплекс по производству продуктов питания.
Крепкий городок простоит до тех пор, пока оспа не выкосит всех его обитателей. Немногочисленные выжившие, бросив всё, разъедутся, кто куда. Например, вниз по реке в селение Русское Устье, что основано, говорят, ещё новгородцами, бежавшими от гнева Ивана Грозного. Такая вот трагическая страничка истории.
Надо же, что память иногда добывает из своих закромов. А ещё я помню, что далеко в верховьях этой великой реки находятся богатейшие запасы золота. В том числе и рассыпного, удобного для добычи с использованием примитивнейшего оборудования. Но об этом я никому не скажу. Только разгула хмельных старателей нам тут не хватает... казаков более чем достаточно.
Нет, ну что за люди эти русские! Вот, скажем, юкагиры: я в их стойбище шёл без малейшей опаски, потому что они, хотя и все разные, но адекватные. Неважно даже, что знакомы мы не были. А в родном, можно сказать, Верхоянске лучшие по всем статьям предсавиели рода человеческого дважды мне свинью подложили. Вот чего они решили, что я им дерзю... то есть держу... тьфу на этот их великий и могучий, даже выразиться на нём как хочешь нельзя!
И чего это я расчувствовался? Наверное, из-за приближения шиверы. Ведь захочу её пройти, наверняка захочу. Но не лодкой же, в которой сидит вся моя семья. И не одна она, кстати, в этой лодке сидит. Поэтому я стараюсь не торопиться. Мы часто пристаём к берегу и занимаемся геологией. Основные породы, осадочные. Наслоения и напластования. Охота на горного барана (Айтал локти себе кусала, что осталась без арбалета), наблюдения с детьми за евражкой, слежка с прибрежной кручи за медведем, копающимся у самого уреза воды. Я думал, что косолапый станет рыбачить, но нет – что-то он другое делал. С такого расстояния не разобрали, а подходить ближе... сами понимаете. У нас ведь отпуск, а не экстремальный спорт.
Чего-то особенного наши геологические изыскания не принесли. Всего в меру, всего помаленьку. Несколько скромных линз лимонита и совсем тощие на медь песчаники. На полиметаллические руды никаких указаний приметить не удалось. Несколько юкагирских кочевий мы посещать не стали. Айтал заходила одна, обменяться словами вежливости и узнать, не слышно ли чего-нибудь худого. Арбалета-то теперь у неё нет, значит, больше не выклянчат. Хе-хе.
И больше не будет. Я придумал, как сделать пневматичку. У меня ведь теперь есть пружинная сталь. Как ни крути, а воздух значительно удобней, чем тетива, для передачи пуле энергии, запасённой в напряжённой пружине. По крайней мере, не изнашивается.
Мы исследовали несколько глин. Я как-то рассказывал о наших мучениях с заточкой свёрл. Так вот – с тех пор ничего не изменилось. С режущими кромками инструментов из твёрдых сплавов мы продолжали мучиться, как ни в чём ни бывало. Между тем в глинах обычно присутствует окись алюминия – та самая, что по химическому составу соответствует корунду – одному из самых популярных абразивных материалов. Проблема в том, что она там находится в виде мельчайших частиц – не крупнее, чем у пудры – и в смеси со столь же мелкими частицами множества других соединений – окислов или нерастворимых в воде солей.
Так вот! Мы наткнулись на глину, в которой содержались мелкие песчинки чего-то твёрдого. Этому твёрдому я смело дал наименование искомого – корунда. А потом мы этот корунд промывали в длинном лотке, похожем на золотоискательский, который построили в удобном месте. И чтобы глину носить недалеко, и чтобы вода сама поступала по жёлобу в верхнюю часть этого многометрового узкого корыта.
"Сырьё" наше в воде расходилось неохотно, отчего, после загрузки, требовалось приложить заметные усилия, чтобы его "размутить". Разделение на фракции тоже шло не так, как это бывает при промывке золота, отчего установку свою мы несколько раз переделывали. Стояли тёплые погожие деньки, и настроение оставалось устойчиво хорошим. Никто никуда не торопился, что наполняло мою душу довольством – мы оставались на одном месте и не приближались к шивере.
Корунда намыли четыре увесистых мешочка килограммов по сорок, если на глазок. Еще у нас образовалось втрое больше глины, плотность которой примерно вдвое больше, чем то, что вода согнала в нижний конец лотка. Я рассудил, что это тоже оксид алюминия, просто мелкий, и, когда она просохла, тоже "прибрал" в лодку. Если удастся сделать из этого добра хорошие тигли, есть надежда, что они будут не столь хрупкими, как те, что рассыпаются у нас после каждой плавки.
Женщины сварили клей и, смазав им кусочек кожи, я щедро припорошил липкий слой корундовым порошком. Излишки смёл пучком птичьих перьев, дождался высыхания и получил наждачную шкурку. Вот после её опробования на самых разных предметах и стало мне окончательно ясно, что трудился я не напрасно. Прямо тут мы и спекли первый точильный брусок – благо моя походная кузница была со мной, так что и с формой справились, и горн соорудили и даже подобрали нужный режим. Собственно, он сродни гончарному обжигу. Тут и посетила меня мысль о том, что если заготовки керамики подвергать перед обжигом воздействию давления, чтобы "отогнать" из них воду, то, может быть, они станут меньше трескаться? А может быть стоит пытаться прессовать заготовки из сухой глины? Или вообще вести прокаливание, воздействуя на будущее изделие внешним давлением?